Родственная Тенденция танцевала с Люсиль Картье; они составляли поразительную пару: лилмик с чеканным бронзовым лицом в щегольском южноамериканском костюме и миниатюрная женщина Земли, мать и бабушка Ремилардов, в сверкающей накидке из черных, зеленых и серебряных бус с метровой бахромой из тех же бус и эффектной шляпой с плюмажем из бус и множеством тонких нитей, которые изгибались над ее лбом, точно усики бабочки.
   - Могу ли я выразить восхищение вашим костюмом, профессор Картье? прожурчала Тенденция. - Ему, бесспорно, нет равных на этом балу.
   - И по тяжести - тоже, - сказала Люсиль, сияя улыбкой. - Платье из бус вместе с накидкой весит пятнадцать кило, а шляпа - почти пять. Если бы я не напрягала ежеминутно мой психокинез, то просто рухнула бы на пол. Не понимаю, почему я всегда выбираю именно такие туалеты! Но зато я просто наслаждаюсь этим балом!
   - Так чудесно, что вы на время отвлеклись от семейных забот.
   Люсиль посмотрела в бирюзовые глаза Надзирателя.
   - Вам, лилмикам, они все известны, не так ли?
   - Не все, мадам профессор. Но и этого достаточно. Вы, Ремиларды, крайне важны для будущности Галактического Содружества, и нас очень встревожили трагедии, недавно вас постигшие.
   - Вы так добры! - Люсиль экранировала свое сознание так отчаянно, будто от этого зависела ее жизнь, хотя и понимала, что лилмик, конечно, видит ее насквозь. - Ваше сочувствие так велико, что вы откроете мне, кто убил моего зятя и Маргарет Стрейхорн?
   - К несчастью, не могу. У меня нет полных сведений об этих преступлениях, но я могу рекомендовать выход из другой тягостной для вас ситуации.
   Люсиль подняла бровь.
   Родственная Тенденция увлекла ее в танце через зал и кивнула на полтроянца и полтроянку, беседовавших с Дени Ремилардом.
   - Так это же... - Люсиль нахмурилась. - Фред и Минни! Вот не думала увидеть их здесь. Ведь они оба не Магнаты.
   - Они получили особое приглашение. Но в отличие от Магнатов Консилиума, которым нужно закончить дела, прежде чем покинуть Орб, они отправятся на Землю завтра на своем личном космолете, чтобы свести к минимуму число лекций, которые они опоздают прочесть в Дартмуте. Их корабль движется с чрезвычайно высоким фактором смещения, так что на Землю они должны попасть через две недели. Я понимаю, что вы предпочтете остаться, чтобы присматривать за... э... осиротевшими детьми вашего сына Поля. Но если бы ваш муж Дени захотел вернуться домой с полтроянцами, они были бы в восторге. И у Дени будет случай убедиться, что и Фритисо-Пронтиналин и Минатипа-Пинакродин горячо сочувствуют трудностям, которые вынуждено терпеть человечество из-за Статутов Размножения, введенных Содружеством.
   Люсиль уставилась на своего лилмикского кавалера с неприкрытым изумлением.
   - Многие полтроянские корабли способны держать и суперлюминальные и сублюминальные скорости, - терпеливо продолжала Тенденция. - Они спокойно летают в планетарной атмосфере и могут без помех проникать сквозь относительно слабые силовые поля, генерируемые охранными человеческими приборами. Причем, если желательно, не оставляя никаких следов.
   Люсиль продолжала кружиться в объятиях лилмика, пытаясь собраться с мыслями. Наконец она прошептала:
   - И Фред с Минни согласятся рискнуть? Или вы хотите сказать, что дали им разрешение...
   - Вы, Ремиларды, очень важны для будущности Содружества, - еще раз сказала Тенденция. - Все до единого.
   Обычно Дэвид Макгрегор танцевал неуклюже, но сейчас, держа в объятиях гибкое, затянутое в шелка Бесконечное Приближение, он был неузнаваем. Естественно, оно проецировало на него психоцелительную силу, с неподражаемым мастерством смягчая томящую его горечь утраты, а он ощущал только гармоничные движения их тел, видел только ее ласковую улыбку и раскосые глаза, горящие огнем.
   Он улыбнулся Приближению.
   - Вы меня успокаиваете?
   - Вы против?
   Он отвел глаза и перестал улыбаться.
   - Я хочу помнить о том, что сделали с Маргарет. Хочу помнить ее. Я ее любил и намерен найти убийцу и добиться, чтобы он понес кару. И боль... Он умолк, и она договорила за него:
   - ...вы считаете, укрепляет вашу решимость. Но вы ошибаетесь. Она только лишает вас возможности судить здраво. Но это чисто академический момент, поскольку не вы изобличите убийцу вашей жены. Это сделает другой. А вас ждут иные обязанности, которым вы должны будете посвятить себя целиком.
   - Так, значит, вы признаете, что Маргарет убили! Что она не самоубийца!
   Энергия, излучаемая лилмиком, подавила его эмоции, остудила его жгучий гнев, отразила новый прилив боли. Сопротивляться Дэвид не мог. Значит, разговора об убийстве не будет. По крайней мере теперь.
   Они продолжали танцевать.
   Потом Бесконечное Приближение сказало:
   - Вы даже не спросили, какие обязанности вас ждут.
   - Все, что потребуется вам, лилмикам, - глухо ответил Дэвид.
   - Вы будете назначены Планетарным Дирижером Земли.
   - Господи!.. Мне такое и в голову не могло прийти... "Нет! Не хочу!"
   - По традиции на этот пост назначают не того, кто его хочет. А того, кого эта должность не развратит и не сломает.
   Дэвид горько усмехнулся.
   - Вы не понимаете, что вы делаете. Я никак не подхожу. Я же Макгрегор, да смилуется надо мной Бог! Наш род с незапамятных времен отличался необузданностью, и я меньше всего дипломат...
   - Вас избрали.
   - Я даже сомневаюсь, стоит ли человечеству входить в Галактическое Содружество и тем более в Единство. Я не понимаю, как моя раса может погрузиться в Сверхсознание и сохранить свою индивидуальность. И знаете, в этом я не одинок! Не все люди-операнты разделяют взгляды Поля Ремиларда, будто перманентное психосцепление с экзотическими расами есть величайшая идея всех веков и народов.
   - Их обращение на истинный путь должно последовать за вашим, - сказало Бесконечное Приближение.
   - Ну, а как я могу убедить себя, что Единство - наша судьба?
   - Для начала ознакомьтесь с трудами французского философа, который много лет назад исследовал основы этой концепции - еще в середине вашего двадцатого века. Его звали Пьер Тейар де Шарден. По профессии он был палеонтологом.
   - Никогда о нем не слышал.
   - В отличие от Поля Ремиларда. Но это, впрочем, к делу не относится.
   - В таком случае почему вы, лилмики, не назначили Дирижером Поля или кого-нибудь из его чертовой Династии?
   Восточная женщина покачала головой.
   - О нет! У Поля свои обязанности, у вас - свои.
   - И да поможет Бог нам обоим, - пробормотал Дэвид.
   - Мы, лилмики, поможем вам, насколько это возможно. А принудить Бога вы должны сами.
   Больше они не говорили, а когда музыка смолкла, Дэвид сухо поклонился и удалился.
   Лора Трамбле чуть не упала в обморок от волнения: лилмикский Надзиратель! Один из владык галактики! Танцует с ней!
   Что скажет Поль?
   Тут она случайно взглянула через глянцевое плечо Душевного Равновесия и увидела, с кем танцует лилмик, преобразившийся в статную африканку...
   С Полем!
   Внезапное радостное возбуждение исчезло. Лора поняла, что должно произойти, и ее охватил ужас. Лилмики намерены разлучить их! Теперь Поль стал Первым Магнатом, и конечно же эти нечеловеческие существа наметили ему в новые жены другую женщину - уж наверное, достойную интеллектуалку с выдающимися метаспособностями.
   Но из их гнусной интриги ничего не выйдет! Поль найдет способ не подчиниться им. Как только она разведется с Рори, они...
   - Это вам ничего не даст, - сказало Равновесие.
   Она остолбенело посмотрела на него. Лора Трамбле была очаровательной женщиной с матово-прозрачной кожей, синими глазами, опушенными темными ресницами, и гордо изогнутым кельтским носом. Белокурые волосы зачесаны от висков и заколоты парой золотых гребней. Платье из черного бархата украшала только приколотая к правому плечу бледно-желтая живая орхидея. Она сказала холодно:
   - Я не понимаю, о чем вы говорите.
   Сущность, которая не была ни человеком, ни мужчиной, только улыбнулась.
   - Возможно, вы считаете, что ваш брак с Рори Малдоуни - уже прошлое, что даже маленькие дети, которых вы оба нежно любите, не могут помешать вам расстаться...
   - Да! - ответила она яростно, тщетно пытаясь найти силы, чтобы вырваться из его рук. Но у нее ничего не получилось, и они продолжали танцевать под томную бразильскую музыку. - Рори знает, что между нами все кончено. Что я решила уйти к Полю. Он смирился с этим.
   - Поль на вас не женится, - очень серьезно возразил лилмик. - Наш пролепсис показывает, что он никогда не вступит в новый брак.
   - Пролепсис? Что... что это такое?
   - Мы способны видеть то, что вы называете будущим. Не все и не всегда ясно. Однако пролепсис, касающийся вас и Поля, абсолютно необратим.
   - Я люблю его, а он любит меня! Он сам мне сказал!
   - Первая половина вашего утверждения - бесспорная правда. Но вторая сомнительна, если под "любовью" вы понимаете чувство более сильное, чем собственное "я". Поль находит вас привлекательной, сексуально желанной, он находит в вас утешение в столь трудный период его жизни. Но он никогда не свяжет себя с вами, как и с другой женщиной.
   "Что ты знаешь о человеческой любви ты СУКИН СЫН? Ты... ВЕЩЬ!"
   - Что любовь таинственна, что она означает разное для разных человеческих сущностей. Что она может возвышать и давать силы, но также унижать и губить. Что ее нельзя принудить. Что иногда она спонтанна, а иногда ей учатся. Что она рождается, живет и иногда умирает. Что она является продолжением метасозидательной способности и реализуется, принося плоды. Что она сродни божеству. Вот что знает эта сущность. Нося человеческое тело, она открывает для себя все новые и поразительные вещи о любви почти каждую минуту.
   Лора Трамбле неожиданно успокоилась и теперь небрежно прислонялась к плечу лилмика. Музыка приближалась к финалу, и танцоры томно покачивались в такт ритму.
   - А вы знаете, какую боль способна причинить любовь? - вдруг спросила она.
   - Пока еще нет, - призналось Равновесие. - Но со временем, возможно, познаю и это.
   - Вы, лилмики, будете облекаться в человеческие фигуры и по другим поводам? - спросил Поль у Умственной Гармонии.
   - В этом облике вы увидите нас, только когда человеческая раса достигнет Единства. Если достигнет.
   - А! - сказал Поль. - Очень жаль. Вы танцуете как никто.
   - Вы мне льстите. Этим искусством я владею только теоретически. Я никогда раньше не танцевала. Но ощущение очень приятное.
   - Рад слышать. В распоряжении воплощенного есть много безобидных удовольствий. Как вы, возможно, уже убедились.
   Африканская красавица засмеялась грудным смехом.
   - По-моему, Первый Магнат, это уже похоже на дерзость.
   - С такой августейшей сущностью, как лилмикский Надзиратель? Я не посмел бы.
   - Полагаю, вы способны посметь очень многое и не всегда разумное... Но я здесь не для того, чтобы вас поучать. Я пришла вас поздравить. После вашего избрания вы произнесли перед Консилиумом вдохновенную речь. Ваши слова об обязательствах оперантов перед неоперантами были особенно впечатляющими.
   - Благодарю. Я говорил, что думаю.
   - Но разделяет ли большинство других человеческих Магнатов ваш идеализм и преданность Галактическому Содружеству?
   Он сверкнул своей обворожительной улыбкой.
   - Мы не слившаяся раса, но, по-моему, подавляющее большинство - да! Годы Попечительства были нелегкими. И люди - операнты и неоперанты - все еще до конца не избавились от возмущения той дорогой ценой, которую мы должны были заплатить за галактическое гражданство. Но почти все отдают себе отчет, что в момент Вторжения мы совершенно не годились для того, чтобы войти в ваше Содружество, как равные. Мы были социально и нравственно незрелы. Такими во многом мы и остались, но выглядим куда лучше, чем в тринадцатом году.
   Гармония засмеялась вместе с ним, а потом сказала серьезно:
   - Вам придется трудно в течение тысячи дней испытательного срока. Другие Конфедерации, особенно крондаки и симбы, выражали серьезные сомнения касательно ассимиляции Человеческого Сознания в Единстве.
   - А что думаете вы, лилмики? - спросил Поль.
   - Надзиратели согласны с тем, что человечество уникально. Ваш психопотенциал так высок, что это позволяет принять вас в Содружество до того, как вы достигнете социополитической зрелости. Но Вторжение было обдуманным риском. Не исключено, что вы можете нас уничтожить.
   - Какая нелепость! В сравнении с другими расами мы - метапсихические младенцы, а ваши научные достижения настолько превосходят наши...
   - С каждым уходящим годом общий человеческий психокоэффициент увеличивается, и все чаще у неоперантных родителей рождаются оперантные дети. А ваша наука развивается еще быстрее. К тому времени, когда ваша раса достигнет числа слияния, вы превзойдете другие Конфедерации буквально во всех аспектах технологии.
   - Но не вас.
   - Да... Но ведь лилмики вообще иные. Мы очень стары, статичны, стерильны. Наши сознания почти не скованы материей. Мы надзираем, руководим, но мы стоим на месте. Галактическое Содружество создано нами, но до его завершения мы не доживем. Победа достанется другим.
   - Не хотите ли вы сказать, что в ваши преемники избраны мы? Человечество? - Поль отказывался верить своим ушам.
   - Абсолютной гарантии нет. Пролепсис - скорее искусство, чем наука, и способность к нему проявляется хаотично. Сущность, зовущаяся Примиряющий Координатор, настояла на Вторжении и утверждает, что ваше конечное слияние... вероятно, но не безусловно. Одно несомненно: вне Содружества у человечества нет будущего. Теперь, став нашей частью, вы уже никогда не сможете отделиться и пойти своим путем. Если вы порвете с нами, то лишь истому, что вас исключат. И последствия будут ужаснее, чем вы способны вообразить.
   Они продолжали танцевать, тщательно оберегая свои мысли - как, впрочем, с самого начала. Затем музыка смолкла, и Поль сказал отрывисто:
   - Прежде чем мы попрощаемся, объясните мне одно, если можете. Кто-либо из лилмиков брал на себя когда-нибудь роль ангела-хранителя моего двоюродного деда Роги?
   Умственная Гармония изящно повела плечами.
   - Почему вы так думаете?
   - Мой отец как-то мимоходом упомянул об этом.
   - Тут я вам ничем помочь не могу. Но такая возможность представляется маловероятной, не так ли?
   - Очень! - ответил Поль, - Благодарю вас за танец.
   - Взаимно, - ответила Умственная Гармония. - Прощайте!
   Фурия следила за происходящим сверху. Дела шли превосходно, несмотря на то, что эти идиоты лилмики и сделали Дэвида Макгрегора Планетарным Дирижером. Величайший Враг! Получил полномочия!
   Ну, со временем это надо будет исправить.
   Координатор сказал: "Ты не победишь".
   Откуда тебе знать? Вашему пролепсису я недоступна!
   Что так, то так.
   И ты ничего не можешь мне сделать. Признай это! Великий манипулятор, оказывается, не так уж и всемогущ. Я буду делать что захочу. Я необходимый фактор космического уравнения. Негативный фактор!
   Не валяй дурака. Я не Бог, а ты не дьявол. Мы всего лишь противоборствующие сознания... Причем ты даже не знаешь, кто ты такая.
   Да. Но я знаю, что я хочу сделать. И что я сделаю!
   Ты не победишь. Твое орудие ущербно, а сама ты способна принуждать Реальность не больше, чем я.
   Это мы еще посмотрим. Что касается орудия, возможно, ты прав. При его создании я была кое в чем ограничена. Но в море водится и другая рыбка, выражаясь на языке людей.
   Но есть и другие рыбаки, кроме тебя и меня, Фурия. Помни об этом. Аи revoir [До свидания (фр.)].
   26
   ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
   Пятого января младенец "сполз" - опустился ниже в утробе Терезы, что предвещало роды. При первом признаке, что ему скоро предстоит покинуть свое уютное убежище, Джек перепугался, и его мать, стараясь его ободрить, час за часом словесно и телепатически вела с ним самый поразительный диалог, какой мне только доводилось слышать. Святой Джек Бестелесный был канонизирован не католической Церковью, но единодушным постановлением Галактического Консилиума. Однако, если бы Церковь предприняла официальное расследование его жизни и философии, и если бы я согласился, чтобы церковные специалисты извлекли мои хаотичные воспоминания, и если бы им удалось получить от меня заключительную беседу Джека с матерью перед его рождением, все это составило бы солидную часть его неповторимого досье.
   Я не в состоянии воспроизвести дословно этот диалог матери и нерожденного сына в моих мемуарах, как не могу и точно процитировать более поздние и более многозначительные разговоры Джека с Марком (а Сущность, помогающая мне писать мемуары, отказалась усилить мою способность вспоминать). Но суть в том, что еще до рождения Джек разобрался в понятиях боли и молитвы, а также в их потенциальной пользе для развития высших уровней сознания. Рождаясь в боли, Джек научился молиться.
   Тереза инстинктивно чувствовала, что процесс рождения будет сопряжен для младенца с физическими и психическими страданиями. Человеческая эволюция не достигла того совершенства, при котором мыслящий оперантный эмбрион сможет появляться на свет естественным путем без всяких травм. Никто из старших детей Терезы не был к моменту рождения настолько умственно развит, как Джек. И все равно они очень мучились. После рождения наступала естественная амнезия, и она вкупе с инстинктивным положительным воздействием матери, казалось, полностью их исцеляла.
   Но Тереза совсем не была уверена, что и Джек забудет. Он ведь очень отличался от других ее детей, а потому она решила по-особому помочь ему в надвигающемся испытании.
   Джек пока еще практически не испытывал боли. Но теперь, когда начался процесс "сползания", он почувствовал себя неуютно, и это ему не понравилось. Мысль, что дальше будет только хуже, его, естественно, напугала. Прежде он держал свой внутриматочный мирок под полным контролем, но теперь контроль перешел к тому органу, в котором он жил, то есть к матке. И она собиралась не только изгнать его из рая, но при том еще и причинить боль.
   Тереза точно описала, что его ожидает. И объяснила, что схватки помогают даже обычным младенцам в чисто физическом смысле. Сдавливание выжимает околоплодную жидкость из легких, чтобы они были готовы к первому вдоху. Потрясение от яркого света, внезапное охлаждение, непривычные прикасания к нему - все это стрессы, которые, как показал опыт, идут на пользу здоровым новорожденным. Возмущаясь, что их лишили внутриутробного уюта, они стимулировали свой мозг, что помогало им легче освоиться с жизнью во внешнем мире.
   Джек, поскольку он уже мыслил, должен был страдать еще и психически. Но Тереза объяснила ему, что нужно молиться с полной верой, и тогда боль придаст ему силы. Если он будет позитивно принуждать и себя и Бога - именно это подразумевает "молитва", - то испытание рождением обернется под конец победоносным торжеством, каким становились испытания болью для взрослых людей на всем протяжении истории. Если он будет переносить боль осознанно, она таинственным образом обогатит его жизнь.
   Рождение, объяснила она Джеку, - это великий переход, первый из многих, которые ему предстоят. Он навсегда расстанется с уютной тьмой, тихим удобством и полной безопасностью. Он войдет в мир света, где познает великую радость и удовлетворение от собственных достижений, недоступных эмбриону, всецело зависящему от матери. В этом новом мире страдания обычная вещь, но не потому, что Творец нарочно так сделал, а просто из-за ограничений физической Вселенной и несовершенства живых существ. Тереза предупредила сына, что он не только будет страдать, рождаясь, но и на протяжении предстоящей ему независимой жизни узнает еще много разных типов боли. Таков удел человека.
   Но боль, сказала она, явление очень своеобразное. Только высшие типы живых существ развили в себе способность страдать, и чем выше существо, тем болезненнее могут быть его страдания, и, значит, боль - важный фактор выживания. Она объяснила Джеку некоторые простейшие аспекты пользы от боли, а затем перешла к более сложным. Сильная боль может быть - и, видимо, нередко бывает - разрушителем духа мыслящих существ. Однако силой воли молитвой - ее можно преобразить в нечто безмерно ценное, в нечто, возвышающее личность, если страдать не из-за любви к себе, а во имя чего-то, возвышающего великое Сознание Вселенной, если страдать во имя любви к другим.
   С ее помощью Джек уже начал ассимилировать абстрактное понятие в воплощенном Боге. Теперь она попыталась познакомить его с понятием о Боге, добровольно согласившемся принять муки и смерть ради высшей цели.
   Тереза меньше всего богослов, но она (вопреки своим заверениям в обратном) была образованной женщиной, а также талантливой артисткой, которая многое терпела ради своего искусства. Ее любовь к мужу и детям понесла серьезный ущерб из-за требований и отвлечений ее оперной карьеры, но роли, которые она исполняла, показали ей, на что может любовь подвигнуть любящего - на убийство, на самоубийство, довести до безумия или дать силы на великодушное принесение в жертву собственного счастья и жизни.
   Тереза сказала Джеку, что страдание из любви к другим - это понятие, в котором он полнее разберется позже, когда станет более зрелым. А пока оно останется для него лишь абстракцией - за исключением, быть может, смутной идеи о том, что ради него вытерпели его мать и дядюшка Роги.
   С другой стороны, страдание из любви к себе - такого случая не представлялось ни одному нерожденному ребенку, за исключением Бога, когда он воплотился в человека. Оно научит его многому, укрепит его, необычайно расширит его сознание.
   - Носить ребенка и родить его - для матери тяжкое испытание, - сказала она своему нерожденному сыну. - Но если она следует зову природы, готовая ко всему, без страха, то это вовсе не ужас, а экстаз. Едва головка ребенка покажется на свет, как все тяготы беременности и родовые муки исчезают из памяти, и нервная система матери преисполняет ее блаженством... И я надеюсь, так будет и с тобой, мой милый сыночек.
   Джек ответил только: "Я подумаю над этим".
   Когда он заснул (даже и мыслящие эмбрионы спят), Тереза сообщила мне, что Джек особенно боится, как бы родовая травма не подействовала отрицательно на его интеллектуальные и метапсихические функции, которые он назвал своей высшей личностью. (Низшей личностью было животное начало в его менталитете.) Он опасался, что, если он будет "сильно травмирован" в процессе этого испытания, его низшая и высшая личности каким-то образом рассоединятся, и он окажется уязвимым для... для чего-то.
   - Бедняга, ведь он еще совсем младенец, - напомнил я. - Конечно, уговаривай Джека молиться, быть сильным, но что, если он не сумеет? Эти его высшая и низшая личности напомнили мне кое-что об инициации у исконных американцев. Я читал, что испытуемый, если он поддастся страху, может стать добычей злых духов. Конечно, злые духи Джека обитают только в его подсознании...
   - Я обещала, Роги, что мы будем его охранять, - сказала Тереза с полной серьезностью. - Что мы будем настороже и сбережем его сознание от внешних опасностей, если он станет уязвимым. - И она посмотрела на меня своим доверчивым взглядом. - Я не знаю, какой угрозы он боится. Наверное, чудовища, укрывшегося у него в подсознании. Ведь здесь Джека не могло коснуться враждебное метапсихическое воздействие извне... Правда?
   - Не вижу, каким образом. Принуждение не действует на большом расстоянии, как и вредоносные типы воздействия и созидания. Разве что кто-то из семьи захочет присутствовать при его рождении - ну, знаешь, бестелесное присутствие - но и только.
   - Я уверена, что страхи Джека иррациональны - ты же сам сказал, что он младенец! - но мы должны отнестись к ним с уважением. Если Дени или даже Поль свяжется с тобой, не проговорись, что роды вот-вот начнутся. Никто, кроме нас, не должен наблюдать, как мой маленький впервые испытает боль.
   Я обещал, но во мне шевельнулась смутная тревога.
   Небо прояснилось, и воцарился такой жуткий мороз, что с наступлением ночи мы все чаще слышали в лесу взрывы - замерзший сок разрывал древесину в стволах. "Взорвалась" и пара стропил, перепугав нас до смерти. Когда мы проснулись утром, входная дверь оказалась покрытой густым слоем мохнатого инея сверху донизу. До сих пор он нарастал только внизу. Много времени спустя я спросил у Билла Пармантье, какая температура могла быть в тот день, судя по таким вот признакам, но он только плечами пожал: "Ну, минус тридцать или сорок. Для этих краев не так уж холодно. Пощипывает немножко".
   Естественно, именно в такой день и приспичило родиться юному Ти-Жану, моему двоюродному внуку Джону Ремиларду.
   - Ты понимаешь, что сегодня Двенадцатый день Рождества, Крещенье, сказала Тереза, предупредив, что у нее начались схватки. - Крещение! Благоприятнейшая дата для явления Джека. Только вот волхвов заменят большеноги! - Она засмеялась. - Не забудь сообщить им благую весть, когда Джек родится.
   Едва начались схватки, как малыш прервал общение с матерью, предупредив ее, что он должен собрать воедино все свои психоресурсы, чтобы, если удастся, помешать разделению двух своих мистических половин. Терезу, казалось, не слишком беспокоило то, что он замкнулся. Ее переполняло радостное волнение, почти эйфория, потому что самая трудная ее беременность наконец завершается. Она сказала мне, что теперь ей не терпится увидеть своего новорожденного сына, взять его на руки, поцеловать, покормить, ощутить и тельце, а не только сознание.