Страница:
Он пробормотал подобающие случаю условности, умело вытянул из меня источник моих скромных доходов и в конце концов, видимо, решил, что меня нечего опасаться.
— Может, встретимся как-нибудь, пообедаем… или, скажем, проведем вместе уик-энд…
— Неплохая идея. Сговоримся, — ответил я с таким же липовым энтузиазмом и одновременно показал Элен, что ничего подобного у меня и в мыслях нет. Кто он такой? — спросил я ее. Главный управляющий? Биржевик?
Вице-президент и главный юрисконсульт одной акционерной компании.
Ага, тогда понятно, почему он выбрал такую маску.
Я прикинулся, будто увидел знакомого в другом конце переполненного зала, и раскланялся с ними. Уходя, я напутствовал Элен:
Ты еще красивее, чем прежде, будь счастлива, chйrie, и постарайся никогда не иметь дела с оперантами…
Несчастнее самой побитой собаки, я пошел искать себе укромный уголок, представший мне в виде маленькой полупустой гостиной с коктейль-баром. Скрючился на табурете у стойки, заказал себе двойную водку со льдом, а когда прикончил ее, мой ум был уже далек от оперантного статуса.
Поэтому, чтобы привлечь мое внимание, ему пришлось похлопать меня по плечу.
Я исподлобья глянул на того, кто осмелился меня побеспокоить. Высокий молодой человек в полосатом пиджаке. Темноволосая голова окружена ярким красным нимбом.
— Так и я знал, что ты сидишь где-нибудь и надираешься, как свинья, — сказал Виктор. — On y va! note 103
Он взял меня под локоть и точно удавкой скрутил мой ум. Искры посыпались из глаз, череп раскалывался, я стоял перед ним и слова не мог вымолвить. Он что-то настойчиво шептал мне по-французски, пытаясь выволочь из бара, но меня ноги не слушались. Потом что-то треснуло в голове, я громко застонал, все-таки сдвинулся с места и последовал за ним — чистый зомби!
— Так-то лучше. — Виктор потащил меня к лифту. — За номер я уже рассчитался, пошли соберем вещи.
— Что?.. — пробормотал я. — Какого черта?
Лифт был переполнен гомонящими участниками симпозиума. Виктор нажал кнопку моего этажа. Не знаю, что за трюк он применил, но я почувствовал, что быстро трезвею и вновь способен понимать умственную речь. Только головная боль не проходила.
Поедешь со мной в Берлин, дядя Роги, ты нужен Maman.
Солнышку?.. Dieu, с ней что-то серьезное, ты сообщил Дени?..
Не суетись, дядя Роги. Ничего страшного. Ты нужен Maman для того, чтобы она наконец очухалась, а я освободился от преследований Дени.
Мы вышли из лифта. Голова налилась свинцом, и меня шатало от стены к стене, словно утлую лодчонку в шторм. Виктор вставил в прорезь пластиковую дощечку с кодом и бесцеремонно втолкнул меня в номер. Я дотащился до кровати и рухнул на нее. Бормоча проклятия, племянник отпустил умственную хватку и направился в ванную собирать мои туалетные принадлежности.
Горизонтальное положение обеспечило приток крови к мозгам, и я немного пришел в себя. Чего ему от меня надо?
Он вышел, держа в одной руке пижаму, в другой — целлофановый пакет.
— Все очень просто. Maman утратила чувство реальности. У нее какие-то странные фантазии насчет меня. — Он открыл шкаф, поснимал с плечиков мою одежду и принялся запихивать ее в чемодан. — Она дурно влияет на братьев и сестер. У меня совершенно определенные виды на их будущее, a Maman делает все, чтобы мне помешать. Пока они были маленькие, я терпел, но больше я не позволю подрывать мой авторитет. Как будто ей мало того, что случилось с девочками.
Я медленно сел на постели. Повернувшись ко мне спиной, Виктор вытряхивал из ящика письменного стола книги и журналы, приготовленные мною на продажу, и складывал их в дорожную сумку.
— Я уговаривал ее поехать в Хановер и подлечиться. Это было бы идеальное решение проблемы. Но Maman категорически отказывается оставить на меня младших. Она что-то подозревает — как в случае с Papa.
— Так это ты убил Дона?
Он рывком застегнул молнию на чемодане, достал из шкафа мою куртку и швырнул ее мне.
— Papa сам наложил на себя руки — никто в этом не сомневается. Он совсем опустился и уже не хотел жить. С тобой, дядя Роги, происходит нечто подобное, но ты намного умнее. К тому же ты бесхребетная тварь, и думаю, у тебя никогда не хватит духу. — Он открыл дверь. — Пошли.
У меня не было выбора. Принуждение словно гвоздодером сорвало с кровати. Я семенил за ним, содрогаясь от страшных догадок.
— А за что ты убил девочек? — спросил я, когда мы остановились у лифта.
Он пожал плечами.
— Ces garces, elles йtaient chaux lapins note 104. Их дерзость переходила всякие границы. Противно даже. Я хотел их выдать замуж за своих сотрудников. Знаешь, это лучшее средство укреплять деловые связи. А сестренки принимали мои подарки, обещали слушаться, но в решительный момент заартачились. Как известно, всякое принуждение имеет границы. Возможно, в детстве я с ними переусердствовал, и от страха они стали безрассудными. Вели себя просто вызывающе, позорили всю семью. Этого я не допущу.
— Mon zob! note 105 — усмехнулся я и едва не завизжал от боли: он провел ослепляющий апперкот мне в мозг.
Выбирай выражения, дядя Роги… По-твоему, заботиться о своем добром имени смешно? Боюсь, ты не отдаешь себе отчета, насколько высоко я поднялся в деловом мире. Впрочем, неудивительно, ведь мы с тобой видимся только на похоронах. Но теперь все изменится.
Подошел лифт. Я находился под таким жестким контролем, что моргнуть не мог без ведома этого мерзавца. Однако же он сам сказал, что не в силах вечно принуждать меня…
Ты прав, подтвердил он, в том-то и дело. Вся семья против меня — и ты, и Maman, и мой знаменитый братец. А я, в отличие от тебя, озабочен своей карьерой и нуждаюсь в некоторой поддержке. Одна Ивонн мне не перечит. Правда, она далеко не так привлекательна, как ее покойные сестры, но молодость — ходовой товар, и надеюсь, мне удастся выдать ее за моего помощника Робера Фортье. Полин, к сожалению, еще мала, но как только она созреет…
Ах ты, ублюдок, династию решил создать…
Tu l'as dit bouffi note 106.
Лифт остановился на первом этаже. Виктор велел мне взять багаж, сдал в рецепцию кодовую карточку, расплатился за парковку машины, оставив клерку не слишком щедрые чаевые. Затем потащил меня в подземный гараж. Я лишь теперь начал понимать, что мое положение почти безвыходно, хотя никак не мог взять толк, зачем я ему понадобился. Так или иначе, он может принудить меня к чему угодно, а Дени даже ничего не узнает. Он теперь занят глобальными проблемами и давно махнул рукой на своего взбалмошного дядюшку.
Мы спустились в чрево огромного отеля. Виктору пришлось оставить свой «порше» на самом нижнем уровне, поскольку гараж был забит машинами участников симпозиума. Там было тихо и безлюдно. Шагая к своей спортивной машине, он буквально тянул меня за собой.
Поедем по окружной, минуя Хановер. Завтра же начнем необходимые приготовления. Когда новости дойдут до моего братца, ты уже обоснуешься в Берлине и будет сделано оглашение в церкви Святой Анны.
Оглашение?..
Ну да, ты что, до сих пор не понял? Ты женишься на Maman и тем самым успокоишь Дени. Будешь жить с нами., поможешь мне держать в узде братьев и сестер. А со временем я найду тебе и другое применение.
— Не-ет! — взвыл я и откуда-то из глубин сознания вызвал силу, чтобы оборвать связующую нас нить; после чего запустил ему в голову чемоданом.
Он пригнулся, и чемодан врезался в белый, до блеска отполированный кузов. Виктор нанес ответный удар: мне в мозг впились ледяные осколки. Я споткнулся, но чудом устоял на ногах и бросился бежать. Мощный разряд ударил меня промеж лопаток; я решил, что он сломал мне позвоночник, но все еще полз вперед, не переставая вопить.
— Ferme зa, vieux dindon! Arrкte de deconner! note 107
Он в три прыжка настиг меня, опрокинул на спину, уперся коленом в грудь. Глаза его сверкали как два электрода дуговой сварки, и при желании он мог превратить меня в полного идиота, спалив дотла мое серое вещество. Но, судя по всему, это не входило в его планы. Значит, я действительно ему нужен, раз он колеблется. Быть может, у меня еще есть шанс. Внутри моей грудной клетки скопился огненный сгусток, и я, твердя заклинания, стал выводить его на внешнюю спираль, виток за витком. Глаза Виктора затуманило сперва удивление, потом тревога. Он отшатнулся, поэтому снаряд не поразил его в лицо, а лишь пропахал неглубокую борозду на черепе.
Он взревел и опрокинулся навзничь. В страхе я забился под ближайшую машину. После психокреативного всплеска нервы были накалены, а мышцы размякли до студенистой массы. Я услышал, как Виктор, кряхтя, поднимается на ноги, поливая меня по-французски и по-английски. Ну все, теперь мне конец!
Но вдруг он опять шмякнулся оземь, точно кто-то ударил его сзади кувалдой.
Я лежал в полутьме, вдыхая вонь бензина и машинного масла. Виктор почти не подавал признаков жизни, только грудь едва заметно вздымалась.
Послышался размеренный перестук шагов, эхом отдающийся от бетонных стен подземного гаража — оплота городской жизни. Волосы стали дыбом у меня на голове, кишки связались в тугой узел. Я не видел ауры приближающегося операнта, потому что она была намеренно притушена, но ощущал ее каждой клеткой.
Ряды машин заслоняли его от меня, пока он не вышел на площадку, где лежал Виктор. Тогда я разглядел тяжелые ботинки, красные шерстяные гетры и заправленные в них брюки. Из рукавов макинтоша высунулись две лапищи, одна схватила Виктора за пояс, другая — за шиворот. Тело моего племянника подскочило вверх и скрылось из поля зрения. Башмаки протопали к «порше». Я услышал, как открылась и вновь с щелчком захлопнулась дверца.
Ноги незнакомца приблизились к моему убежищу; он поставил на асфальт мой чемодан и дорожную сумку. Напряжение воздуха рассеялось, и на меня накатили волны благостного облегчения.
Твое психическое усилие выше всяких, похвал. Во всяком случае, ты обеспечил надежное прикрытие моему необходимому вмешательству.
Это ты?..
А кто же?.. Теперь несколько лет можешь не беспокоиться о Викторе. Впредь он поостережется связываться с тобой и постарается найти иные способы решения своих семейных проблем.
Значит, Солнышко…
Да, по-видимому, ты спас ей жизнь. Не говоря уже о своей собственной. Если б вы поженились, Виктор в конце концов реализовал бы свой подсознательный Эдипов комплекс и устранил бы исходящую от матери угрозу своим амбициям.
Не понимаю.
Почитай «Гамлета». Но только не в ненастную ночь… Au'voir, cher Rogi. До новых встреч.
Я начал выбираться из-под машины. Тяжелые башмаки удалялись. Когда я наконец выпрямился во весь рост, в гараже было пусто. Виктор сидел, уткнувшись в рулевое колесо «Порше».
Ну, прохвост Роги, опять вывернулся! Быть может, твое творчество еще более изобретательно, чем ты до сих пор полагал?
Я поднял чемодан и сумку. Мой костюм был весь в грязи, насчет лица сомневаться не приходилось. Однако на симпозиумах по научной фантастике бывает много странных происшествий, и едва ли привычный ко всему персонал отеля станет требовать от меня объяснений.
Лифта пришлось ждать черт знает сколько.
— Может, встретимся как-нибудь, пообедаем… или, скажем, проведем вместе уик-энд…
— Неплохая идея. Сговоримся, — ответил я с таким же липовым энтузиазмом и одновременно показал Элен, что ничего подобного у меня и в мыслях нет. Кто он такой? — спросил я ее. Главный управляющий? Биржевик?
Вице-президент и главный юрисконсульт одной акционерной компании.
Ага, тогда понятно, почему он выбрал такую маску.
Я прикинулся, будто увидел знакомого в другом конце переполненного зала, и раскланялся с ними. Уходя, я напутствовал Элен:
Ты еще красивее, чем прежде, будь счастлива, chйrie, и постарайся никогда не иметь дела с оперантами…
Несчастнее самой побитой собаки, я пошел искать себе укромный уголок, представший мне в виде маленькой полупустой гостиной с коктейль-баром. Скрючился на табурете у стойки, заказал себе двойную водку со льдом, а когда прикончил ее, мой ум был уже далек от оперантного статуса.
Поэтому, чтобы привлечь мое внимание, ему пришлось похлопать меня по плечу.
Я исподлобья глянул на того, кто осмелился меня побеспокоить. Высокий молодой человек в полосатом пиджаке. Темноволосая голова окружена ярким красным нимбом.
— Так и я знал, что ты сидишь где-нибудь и надираешься, как свинья, — сказал Виктор. — On y va! note 103
Он взял меня под локоть и точно удавкой скрутил мой ум. Искры посыпались из глаз, череп раскалывался, я стоял перед ним и слова не мог вымолвить. Он что-то настойчиво шептал мне по-французски, пытаясь выволочь из бара, но меня ноги не слушались. Потом что-то треснуло в голове, я громко застонал, все-таки сдвинулся с места и последовал за ним — чистый зомби!
— Так-то лучше. — Виктор потащил меня к лифту. — За номер я уже рассчитался, пошли соберем вещи.
— Что?.. — пробормотал я. — Какого черта?
Лифт был переполнен гомонящими участниками симпозиума. Виктор нажал кнопку моего этажа. Не знаю, что за трюк он применил, но я почувствовал, что быстро трезвею и вновь способен понимать умственную речь. Только головная боль не проходила.
Поедешь со мной в Берлин, дядя Роги, ты нужен Maman.
Солнышку?.. Dieu, с ней что-то серьезное, ты сообщил Дени?..
Не суетись, дядя Роги. Ничего страшного. Ты нужен Maman для того, чтобы она наконец очухалась, а я освободился от преследований Дени.
Мы вышли из лифта. Голова налилась свинцом, и меня шатало от стены к стене, словно утлую лодчонку в шторм. Виктор вставил в прорезь пластиковую дощечку с кодом и бесцеремонно втолкнул меня в номер. Я дотащился до кровати и рухнул на нее. Бормоча проклятия, племянник отпустил умственную хватку и направился в ванную собирать мои туалетные принадлежности.
Горизонтальное положение обеспечило приток крови к мозгам, и я немного пришел в себя. Чего ему от меня надо?
Он вышел, держа в одной руке пижаму, в другой — целлофановый пакет.
— Все очень просто. Maman утратила чувство реальности. У нее какие-то странные фантазии насчет меня. — Он открыл шкаф, поснимал с плечиков мою одежду и принялся запихивать ее в чемодан. — Она дурно влияет на братьев и сестер. У меня совершенно определенные виды на их будущее, a Maman делает все, чтобы мне помешать. Пока они были маленькие, я терпел, но больше я не позволю подрывать мой авторитет. Как будто ей мало того, что случилось с девочками.
Я медленно сел на постели. Повернувшись ко мне спиной, Виктор вытряхивал из ящика письменного стола книги и журналы, приготовленные мною на продажу, и складывал их в дорожную сумку.
— Я уговаривал ее поехать в Хановер и подлечиться. Это было бы идеальное решение проблемы. Но Maman категорически отказывается оставить на меня младших. Она что-то подозревает — как в случае с Papa.
— Так это ты убил Дона?
Он рывком застегнул молнию на чемодане, достал из шкафа мою куртку и швырнул ее мне.
— Papa сам наложил на себя руки — никто в этом не сомневается. Он совсем опустился и уже не хотел жить. С тобой, дядя Роги, происходит нечто подобное, но ты намного умнее. К тому же ты бесхребетная тварь, и думаю, у тебя никогда не хватит духу. — Он открыл дверь. — Пошли.
У меня не было выбора. Принуждение словно гвоздодером сорвало с кровати. Я семенил за ним, содрогаясь от страшных догадок.
— А за что ты убил девочек? — спросил я, когда мы остановились у лифта.
Он пожал плечами.
— Ces garces, elles йtaient chaux lapins note 104. Их дерзость переходила всякие границы. Противно даже. Я хотел их выдать замуж за своих сотрудников. Знаешь, это лучшее средство укреплять деловые связи. А сестренки принимали мои подарки, обещали слушаться, но в решительный момент заартачились. Как известно, всякое принуждение имеет границы. Возможно, в детстве я с ними переусердствовал, и от страха они стали безрассудными. Вели себя просто вызывающе, позорили всю семью. Этого я не допущу.
— Mon zob! note 105 — усмехнулся я и едва не завизжал от боли: он провел ослепляющий апперкот мне в мозг.
Выбирай выражения, дядя Роги… По-твоему, заботиться о своем добром имени смешно? Боюсь, ты не отдаешь себе отчета, насколько высоко я поднялся в деловом мире. Впрочем, неудивительно, ведь мы с тобой видимся только на похоронах. Но теперь все изменится.
Подошел лифт. Я находился под таким жестким контролем, что моргнуть не мог без ведома этого мерзавца. Однако же он сам сказал, что не в силах вечно принуждать меня…
Ты прав, подтвердил он, в том-то и дело. Вся семья против меня — и ты, и Maman, и мой знаменитый братец. А я, в отличие от тебя, озабочен своей карьерой и нуждаюсь в некоторой поддержке. Одна Ивонн мне не перечит. Правда, она далеко не так привлекательна, как ее покойные сестры, но молодость — ходовой товар, и надеюсь, мне удастся выдать ее за моего помощника Робера Фортье. Полин, к сожалению, еще мала, но как только она созреет…
Ах ты, ублюдок, династию решил создать…
Tu l'as dit bouffi note 106.
Лифт остановился на первом этаже. Виктор велел мне взять багаж, сдал в рецепцию кодовую карточку, расплатился за парковку машины, оставив клерку не слишком щедрые чаевые. Затем потащил меня в подземный гараж. Я лишь теперь начал понимать, что мое положение почти безвыходно, хотя никак не мог взять толк, зачем я ему понадобился. Так или иначе, он может принудить меня к чему угодно, а Дени даже ничего не узнает. Он теперь занят глобальными проблемами и давно махнул рукой на своего взбалмошного дядюшку.
Мы спустились в чрево огромного отеля. Виктору пришлось оставить свой «порше» на самом нижнем уровне, поскольку гараж был забит машинами участников симпозиума. Там было тихо и безлюдно. Шагая к своей спортивной машине, он буквально тянул меня за собой.
Поедем по окружной, минуя Хановер. Завтра же начнем необходимые приготовления. Когда новости дойдут до моего братца, ты уже обоснуешься в Берлине и будет сделано оглашение в церкви Святой Анны.
Оглашение?..
Ну да, ты что, до сих пор не понял? Ты женишься на Maman и тем самым успокоишь Дени. Будешь жить с нами., поможешь мне держать в узде братьев и сестер. А со временем я найду тебе и другое применение.
— Не-ет! — взвыл я и откуда-то из глубин сознания вызвал силу, чтобы оборвать связующую нас нить; после чего запустил ему в голову чемоданом.
Он пригнулся, и чемодан врезался в белый, до блеска отполированный кузов. Виктор нанес ответный удар: мне в мозг впились ледяные осколки. Я споткнулся, но чудом устоял на ногах и бросился бежать. Мощный разряд ударил меня промеж лопаток; я решил, что он сломал мне позвоночник, но все еще полз вперед, не переставая вопить.
— Ferme зa, vieux dindon! Arrкte de deconner! note 107
Он в три прыжка настиг меня, опрокинул на спину, уперся коленом в грудь. Глаза его сверкали как два электрода дуговой сварки, и при желании он мог превратить меня в полного идиота, спалив дотла мое серое вещество. Но, судя по всему, это не входило в его планы. Значит, я действительно ему нужен, раз он колеблется. Быть может, у меня еще есть шанс. Внутри моей грудной клетки скопился огненный сгусток, и я, твердя заклинания, стал выводить его на внешнюю спираль, виток за витком. Глаза Виктора затуманило сперва удивление, потом тревога. Он отшатнулся, поэтому снаряд не поразил его в лицо, а лишь пропахал неглубокую борозду на черепе.
Он взревел и опрокинулся навзничь. В страхе я забился под ближайшую машину. После психокреативного всплеска нервы были накалены, а мышцы размякли до студенистой массы. Я услышал, как Виктор, кряхтя, поднимается на ноги, поливая меня по-французски и по-английски. Ну все, теперь мне конец!
Но вдруг он опять шмякнулся оземь, точно кто-то ударил его сзади кувалдой.
Я лежал в полутьме, вдыхая вонь бензина и машинного масла. Виктор почти не подавал признаков жизни, только грудь едва заметно вздымалась.
Послышался размеренный перестук шагов, эхом отдающийся от бетонных стен подземного гаража — оплота городской жизни. Волосы стали дыбом у меня на голове, кишки связались в тугой узел. Я не видел ауры приближающегося операнта, потому что она была намеренно притушена, но ощущал ее каждой клеткой.
Ряды машин заслоняли его от меня, пока он не вышел на площадку, где лежал Виктор. Тогда я разглядел тяжелые ботинки, красные шерстяные гетры и заправленные в них брюки. Из рукавов макинтоша высунулись две лапищи, одна схватила Виктора за пояс, другая — за шиворот. Тело моего племянника подскочило вверх и скрылось из поля зрения. Башмаки протопали к «порше». Я услышал, как открылась и вновь с щелчком захлопнулась дверца.
Ноги незнакомца приблизились к моему убежищу; он поставил на асфальт мой чемодан и дорожную сумку. Напряжение воздуха рассеялось, и на меня накатили волны благостного облегчения.
Твое психическое усилие выше всяких, похвал. Во всяком случае, ты обеспечил надежное прикрытие моему необходимому вмешательству.
Это ты?..
А кто же?.. Теперь несколько лет можешь не беспокоиться о Викторе. Впредь он поостережется связываться с тобой и постарается найти иные способы решения своих семейных проблем.
Значит, Солнышко…
Да, по-видимому, ты спас ей жизнь. Не говоря уже о своей собственной. Если б вы поженились, Виктор в конце концов реализовал бы свой подсознательный Эдипов комплекс и устранил бы исходящую от матери угрозу своим амбициям.
Не понимаю.
Почитай «Гамлета». Но только не в ненастную ночь… Au'voir, cher Rogi. До новых встреч.
Я начал выбираться из-под машины. Тяжелые башмаки удалялись. Когда я наконец выпрямился во весь рост, в гараже было пусто. Виктор сидел, уткнувшись в рулевое колесо «Порше».
Ну, прохвост Роги, опять вывернулся! Быть может, твое творчество еще более изобретательно, чем ты до сих пор полагал?
Я поднял чемодан и сумку. Мой костюм был весь в грязи, насчет лица сомневаться не приходилось. Однако на симпозиумах по научной фантастике бывает много странных происшествий, и едва ли привычный ко всему персонал отеля станет требовать от меня объяснений.
Лифта пришлось ждать черт знает сколько.
7
Конкорд, Нью-Гемпшир, Земля
13 мая 1995
Джерет Элсворт. Дени! Какая встреча! Ну садись, садись! Сколько ж мы не виделись? Лет десять?
Дени Ремилард. Двенадцать. С тех пор как я получил доктора медицины.
Элсворт. Да-а, много воды утекло. Бребефская академия очень гордится своим выпускником. Стыдно признаться, но, пожалуй, мы не раз козыряли твоим именем, пытаясь выбить субсидии.
Ремилард. Ну и правильно. По крайней мере, сброшу часть вины оттого, что сам ничем не помог родной школе.
Элсворт. Скажешь тоже — ничем! Мы весьма признательны за твою щедрость. Тебе наверняка приятно будет услышать, что теперь в мире около десятка бесплатных школ для особо одаренных детей из малообеспеченных семейств. Правда, они пока не могут похвастаться титаном вроде тебя. В лучшем случае парочкой гениев. (Смеется .)
Ремилард. Не удивляйтесь, святой отец, у оперантов коэффициент «ай-кью» ничуть не выше, чем у обычных людей. Среди нас тоже полно болванов.
Элсворт. Боюсь, это повлечет за собой серьезные осложнения.
Ремилард. Уже повлекло. Но мы стараемся этого не афишировать. Немецкая группа только что закончила мета-психическое обследование заключенных и содержащихся под стражей невменяемых преступников. Страшно сказать, у скольких обнаружились задатки принуждения и телепатии. У психопатов содержание оперантных черт также выше, чем ожидалось.
Элсворт (качая головой ). У тебя есть научная гипотеза по этому поводу?
Ремилард. Возможно, они бы не сдвинулись по фазе, если б не дополнительная нагрузка на психику. Умственная эволюция неизбежно оставляет на обочине плохо адаптирующихся. А проходимцы, хотя и приспособились, но избрали ложный путь. Соблазну употребить свои силы во зло подвержены даже умы высшего порядка. Метапреступники, не осознающие своих сил, считающие телепатию простой проницательностью, а принуждение — силой воли, быстро попадаются. Но те, кто похитрей, безнаказанно разгуливают на свободе и находят себе могущественных покровителей. А в народе они слывут колдунами…
Элсворт. Поневоле приходят на ум проповедники порочных культов и наделенные даром магнетизма политические извращенцы ранга Сталина и Гитлера.
Ремилард. Впереди у нас еще много великих открытий. Когда-нибудь мы будем знать намного больше об оперантном генотипе. Но сегодня — из чисто практических соображений — нас прежде всего заботит низший слой оперантов.
Элсворт. Могу себе представить. Подонки встречаются среди всех групп населения, однако нормальным подобная мысль и в голову не приходила до процесса над доктором Вайнштейном, которого, разумеется, нельзя причислить к разряду обычных преступников. (Достает трубку и начинает ее набивать. ) Преступные операнты неминуемо станут серьезной правовой проблемой. Думаю, многие из них смогут оказывать принуждение на присяжных и свидетелей или же читать мысли обвинителей.
Ремилард. Не исключено. Но основная проблема лежит вне зала суда. У судебных властей всегда есть возможность последовать примеру верховного судьи Шотландии на процессе Вайнштейна: привести служебную собаку-операнта в качестве amicus curiae note 108. Нет, настоящая сложность состоит в том, чтобы уличить их. Метапреступники умеют ловко заметать следы. Для этого у них в арсенале немало изощренных способов, к примеру, постгипнотическая суггестия. Конечно, она имеет свои ограничения и, вероятно, не сработает при совершении убийства в присутствии множества свидетелей, зато в менее эмоциональной сфере очень действенна. Воровство, мошенничество, тайные заговоры — вот где операнту полное раздолье. Слышали, банковский мир до сих пор бурлит из-за утраты права на конспирацию. Объективно финансисты понимают, что шанс операнта-мошенника вклиниться в их деятельность практически равен нулю. Пока… Но что будет потом, когда оперантов станет больше? Мировая экономика в критическом состоянии, не все даже отдают себе отчет, насколько глубок этот кризис. Экономисты держат язык за зубами — боятся усугубить положение. До сей поры единственной заботой швейцарских банкиров была охрана секретных счетов КГБ и ЦРУ. А теперь потенциальная оперантная преступность повергла их в настоящий шок, и противоядие пока не найдено. Для надзора нужны целые отряды оперантов, и еще не факт, что юные умы будут в восторге от такой карьеры.
Элсворт. Умственная полиция! Я и не думал, что доживу до такого.
Ремилард (с натянутым смешком ). Поглядели бы вы мою ежедневную почту. Простые люди уже не склонны считать нас героями. А телевизионные проповеди брата Эрнеста, евангелиста из Алабамы!.. Послушать его, так мы вестники анархии, творцы зла и до Страшного Суда осталось не более пяти лет. И ведь у этого человека огромная аудитория. Антиоперантное движение повсюду набирает силу. Взять хотя бы испанских los Hijos de la Tierra, Сыновей Земли, или исламских фундаменталистов, объявивших нас посланцами шайтана. Я глубоко убежден, что оперантность в третьем тысячелетии станет основой величайших социальных изменений — если нам удастся выжить во втором. Однако не исключено, что воинствующее нормальное население изберет самый простой способ разрешить поставленную нами дилемму…
Элсворт (затушив спичку и разгоняя рукой дым .) Опять эсхатологические прогнозы! Пораженчество! И у кого?! У того, кто воспитан па высоких принципах иезуитской морали! (Указывает на фотографический портрет Тейяра де Шарденаnote 109.) У того, кто с молодых ногтей впитал ностальгию отца Пьера по единству и глобальному сознанию, его оптимистические надежды на пришествие Омеги! Чтобы я больше этого не слышал! Умники вроде тебя, бесспорно, бросили вызов нам, обычным людям, но мы как-нибудь справимся. В конце концов, теперь не средние века и нами не управляют мракобесы.
Ремилард. Да, слава Богу. Будьте снисходительны ко мне, отец Джарет. Вы ведь знаете, я, сталкиваясь со сложностями бытия, всегда грешил нигилизмом и сомнениями. Собственно, и теперь из-за этого к вам пожаловал.
Элсворт. А я полагал, тебе попросту стыдно стало оттого, что ты забыл старого учителя!
Ремилард. Мне нужен совет особого нравственного свойства. Ни один из философов и моралистов Дартмута не смог меня понять.
Элсворт. Да ну? Ох уж это юное нахальство интеллектуальной элиты! Ничьи проблемы не сравнятся с вашими! Я часто думаю — что заставило Джона фон Неймана обратиться к вере на смертном одре? Он хотел примириться с этим миром? Страшился величия Бесконечности? Нет. Он попросил: «Приведите мне умного священника».
Ремилард (с улыбкой ). И ему, разумеется, привели иезуита.
Элсворт (вздыхает ). Бьюсь об заклад, это стоило бедняге лишнего часа в чистилище… Ну так что тебя мучит?
Ремилард. Две вещи, отец Джарет. И обе имеют значение как во всеобщем, так и в личном плане. Первая будет проходить у нас под маркой исповеди.
Элсворт. Гм.
Ремилард. Этот вопрос мы до некоторой степени уже затронули. Предположим, мне известно имя метапреступника. Но я установил его путем умственного вторжения, прочтя тайные мысли мерзавца. Иными словами, пошел на сознательное нарушение прав личности.
Элсворт. Стало быть, вся великая нравственная дилемма нечто вроде кражи обличительного письма. Ну что я могу сказать?.. Красть грешно.
Ремилард. Признаюсь, грешен. Но не в том дело. Если бы я украл письмо, то можно было бы передать его компетентным властям. А как быть, когда воруешь мысли?
Элсворт. Н-да…
Ремилард. Кроме моей телепатии, иных доказательств вины нет. Но я ее не выдумал, поскольку результаты злодеяний налицо. Человек умеет здорово ставить экраны — понимаете, что это значит?.. Даже оперант не в силах за них проникнуть и уличить его. Короче, суду представить абсолютно нечего. А кое-какие из его преступлений даже не оговорены в современном уголовном кодексе. Скажем, нет закона против нанесения умственных увечий, поскольку ущерб недоказуем. Так что же мне делать?
Элсворт (медленно выпуская дым ). Любопытная задача.
Ремилард. Я знал, что она вас заинтересует. Объективно все так и есть. Изнутри его мозг — сплошная куча дерьма.
Элсворт. Так. А этот метапсихический монстр, он что, лично тебе знаком? Я имею в виду, ты достаточно близко его знаешь, чтобы избежать недоразумения?
Ремилард. Он мой родственник.
Элсворт. Ясно. И речь идет о серьезных нравственных злоупотреблениях?
Ремилард. Более чем серьезных.
Элсворт. И ты, конечно, не можешь притащить этого человека в полицейский участок и вывернуть Наизнанку его мозг.
Ремилард. Не могу. Во-первых, он попросту убил бы меня при первой же попытке. Во-вторых, даже если бы мне удалось вытряхнуть из него признание, скажем, с помощью друзей-оперантов, все равно такие улики неприемлемы. В Соединенных Штатах никто не вправе вынуждать человека свидетельствовать против самого себя.
Элсворт. Тогда единственный выход — добыть вещественные доказательства. Уподобиться правительственной ищейке и всеми правдами и неправдами раскопать улики для предъявления суду. Ты, разумеется, понимаешь… я не собираюсь толкать тебя на путь греха.
Ремилард. Но я… не могу.
Элсворт. Не можешь или не хочешь?.. Ты, вероятно, слишком занят, чтобы добиваться торжества справедливости. У тебя другие дела.
Ремилард (хмурясь ). Да, у меня дела. Долг перед мета-психическим сообществом, перед всем развивающимся человечеством. Скорее всего, мне вовсе не удастся получить компромат на одного-единственного преступника, а поиски могут насторожить его и поставить под угрозу мою жизнь… Мою работу.
Элсворт. Он вправду способен тебя убить?
Ремилард. Или нанести мне тяжелую умственную травму.
Элсворт. Ну, в общем, ты не обязан подвергать себя опасности во имя чьего-то блага. Caritas non obligat cum tanto incomodo note 110. Такой долг налагают на себя лишь служители закона, но никак не частное лицо.
Ремилард (со вздохом ). Да, безусловно.
Элсворт. С другой стороны, Христос учит нас: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» note 111. В этом истинное величие любви. Он, конечно, имел в виду нравственный идеал… Доблесть не всегда сопряжена с доводами рассудка. Твоя работа, несомненно, очень важна.
Ремилард. Так-то оно так, но я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как ему все сходит с рук! Сам он не откажется от своей гнусности.
Элсворт. Наберись терпения. Время лучший советчик.
Ремилард. Я отвлекаюсь на другое. А это… воистину мелочь по сравнению с прочими моими проблемами. Я устранился прежде, когда у меня были только смутные подозрения, и моя непричастность стоила многим жизни. Теперь же, когда я совершенно уверен, у меня связаны руки.
Элсворт. Думаешь, ты единственный, кто сталкивается с подобными проблемами? Они вечны, Дени! Вечны, как племя человеческое. Внемли царю Давиду: «Не завидуй делающим беззаконие… Уповай на Господа и делай добро… Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит и выведет, как свет, правду твою и справедливость твою, как полдень» note 112.
Ремилард. Но если «делающий беззаконие» — твой родной брат?
Элсворт. Ох, сынок!
Ремилард. Быть может, именно я виноват в том, что он стал таким. Я с детства не любил его и никогда не пытался убедить в том, что он… «делает беззаконие». Напротив, я радовался, что уехал из дома сюда, к вам, подальше от него. Я всегда избегал его, даже когда понял, что он обдуманно подавил умственные силы моих младших братьев и сестер. Знаете почему? Я боялся. И до сих пор боюсь.
Элсворт. Но ты должен хотя бы избавить их от его влияния.
Ремилард. Я пытался. Но из них только одна совершеннолетняя, и она не желает. Он ее околдовал. А другие… Я уговаривал мать переехать ко мне вместе с ними. Я знаю, ей бы хотелось, но она тоже отказывается. Он и на нее влияет. Я не могу их заставить.
Элсворт. Тогда на сегодняшний день ты сделал все, что мог. Продолжай убеждать мать и старшую сестру, так чтобы не навлечь на них беды. Ведь твой брат и для них представляет опасность?
Ремилард. Я подозреваю, что он виновен в смерти нескольких человек, угрожавших его бизнесу. И наверняка знаю, что он убил трех моих сестер, когда те осмелились не подчиниться ему.
Элсворт. Боже Всемогущий! Я бы на твоем месте взял револьвер и пристрелил его как собаку!
Ремилард. Ничего бы вы не взяли. И я не возьму — вот в чем весь ужас… Ладно, отец Джерет, отложим этот разговор до лучших времен. Пока я могу лишь следовать вашему совету и вооружиться терпением… Вторая проблема не столь тяжела, поэтому давайте обсудим ее ex confissio note 113.
Элсворт. А грехи тебе не отпустить?
Ремилард. Собственно, я и первый разговор не назвал бы в полном смысле исповедью. Я так сказал, только чтобы не накладывать на вас рискованных обязательств.
Элсворт. Упоминание о милости Божией смущает великого ученого! Как миллионам образованных католиков, тебе и в голову не приходит испросить у Бога прощения. Ты сохранил чувство вины, но не чувство греха, и отпущение без искупления кажется тебе компромиссом…
Ремилард. М-м, возможно.
Элсворт. Но милость Господня — это дар и таинство. Она дается нам, даже когда мы не в силах исправить зло, но покаялись в содеянном. Если бы ты обратился к психологу, он бы попытался снять твое чувство вины, но в твоем случае, как и во многих других, это едва ли удалось бы. Вот где у нас, духовных лиц, перед вами преимущество. Мы можем дать отпущение и тому, кто его не заслужил.
13 мая 1995
Джерет Элсворт. Дени! Какая встреча! Ну садись, садись! Сколько ж мы не виделись? Лет десять?
Дени Ремилард. Двенадцать. С тех пор как я получил доктора медицины.
Элсворт. Да-а, много воды утекло. Бребефская академия очень гордится своим выпускником. Стыдно признаться, но, пожалуй, мы не раз козыряли твоим именем, пытаясь выбить субсидии.
Ремилард. Ну и правильно. По крайней мере, сброшу часть вины оттого, что сам ничем не помог родной школе.
Элсворт. Скажешь тоже — ничем! Мы весьма признательны за твою щедрость. Тебе наверняка приятно будет услышать, что теперь в мире около десятка бесплатных школ для особо одаренных детей из малообеспеченных семейств. Правда, они пока не могут похвастаться титаном вроде тебя. В лучшем случае парочкой гениев. (Смеется .)
Ремилард. Не удивляйтесь, святой отец, у оперантов коэффициент «ай-кью» ничуть не выше, чем у обычных людей. Среди нас тоже полно болванов.
Элсворт. Боюсь, это повлечет за собой серьезные осложнения.
Ремилард. Уже повлекло. Но мы стараемся этого не афишировать. Немецкая группа только что закончила мета-психическое обследование заключенных и содержащихся под стражей невменяемых преступников. Страшно сказать, у скольких обнаружились задатки принуждения и телепатии. У психопатов содержание оперантных черт также выше, чем ожидалось.
Элсворт (качая головой ). У тебя есть научная гипотеза по этому поводу?
Ремилард. Возможно, они бы не сдвинулись по фазе, если б не дополнительная нагрузка на психику. Умственная эволюция неизбежно оставляет на обочине плохо адаптирующихся. А проходимцы, хотя и приспособились, но избрали ложный путь. Соблазну употребить свои силы во зло подвержены даже умы высшего порядка. Метапреступники, не осознающие своих сил, считающие телепатию простой проницательностью, а принуждение — силой воли, быстро попадаются. Но те, кто похитрей, безнаказанно разгуливают на свободе и находят себе могущественных покровителей. А в народе они слывут колдунами…
Элсворт. Поневоле приходят на ум проповедники порочных культов и наделенные даром магнетизма политические извращенцы ранга Сталина и Гитлера.
Ремилард. Впереди у нас еще много великих открытий. Когда-нибудь мы будем знать намного больше об оперантном генотипе. Но сегодня — из чисто практических соображений — нас прежде всего заботит низший слой оперантов.
Элсворт. Могу себе представить. Подонки встречаются среди всех групп населения, однако нормальным подобная мысль и в голову не приходила до процесса над доктором Вайнштейном, которого, разумеется, нельзя причислить к разряду обычных преступников. (Достает трубку и начинает ее набивать. ) Преступные операнты неминуемо станут серьезной правовой проблемой. Думаю, многие из них смогут оказывать принуждение на присяжных и свидетелей или же читать мысли обвинителей.
Ремилард. Не исключено. Но основная проблема лежит вне зала суда. У судебных властей всегда есть возможность последовать примеру верховного судьи Шотландии на процессе Вайнштейна: привести служебную собаку-операнта в качестве amicus curiae note 108. Нет, настоящая сложность состоит в том, чтобы уличить их. Метапреступники умеют ловко заметать следы. Для этого у них в арсенале немало изощренных способов, к примеру, постгипнотическая суггестия. Конечно, она имеет свои ограничения и, вероятно, не сработает при совершении убийства в присутствии множества свидетелей, зато в менее эмоциональной сфере очень действенна. Воровство, мошенничество, тайные заговоры — вот где операнту полное раздолье. Слышали, банковский мир до сих пор бурлит из-за утраты права на конспирацию. Объективно финансисты понимают, что шанс операнта-мошенника вклиниться в их деятельность практически равен нулю. Пока… Но что будет потом, когда оперантов станет больше? Мировая экономика в критическом состоянии, не все даже отдают себе отчет, насколько глубок этот кризис. Экономисты держат язык за зубами — боятся усугубить положение. До сей поры единственной заботой швейцарских банкиров была охрана секретных счетов КГБ и ЦРУ. А теперь потенциальная оперантная преступность повергла их в настоящий шок, и противоядие пока не найдено. Для надзора нужны целые отряды оперантов, и еще не факт, что юные умы будут в восторге от такой карьеры.
Элсворт. Умственная полиция! Я и не думал, что доживу до такого.
Ремилард (с натянутым смешком ). Поглядели бы вы мою ежедневную почту. Простые люди уже не склонны считать нас героями. А телевизионные проповеди брата Эрнеста, евангелиста из Алабамы!.. Послушать его, так мы вестники анархии, творцы зла и до Страшного Суда осталось не более пяти лет. И ведь у этого человека огромная аудитория. Антиоперантное движение повсюду набирает силу. Взять хотя бы испанских los Hijos de la Tierra, Сыновей Земли, или исламских фундаменталистов, объявивших нас посланцами шайтана. Я глубоко убежден, что оперантность в третьем тысячелетии станет основой величайших социальных изменений — если нам удастся выжить во втором. Однако не исключено, что воинствующее нормальное население изберет самый простой способ разрешить поставленную нами дилемму…
Элсворт (затушив спичку и разгоняя рукой дым .) Опять эсхатологические прогнозы! Пораженчество! И у кого?! У того, кто воспитан па высоких принципах иезуитской морали! (Указывает на фотографический портрет Тейяра де Шарденаnote 109.) У того, кто с молодых ногтей впитал ностальгию отца Пьера по единству и глобальному сознанию, его оптимистические надежды на пришествие Омеги! Чтобы я больше этого не слышал! Умники вроде тебя, бесспорно, бросили вызов нам, обычным людям, но мы как-нибудь справимся. В конце концов, теперь не средние века и нами не управляют мракобесы.
Ремилард. Да, слава Богу. Будьте снисходительны ко мне, отец Джарет. Вы ведь знаете, я, сталкиваясь со сложностями бытия, всегда грешил нигилизмом и сомнениями. Собственно, и теперь из-за этого к вам пожаловал.
Элсворт. А я полагал, тебе попросту стыдно стало оттого, что ты забыл старого учителя!
Ремилард. Мне нужен совет особого нравственного свойства. Ни один из философов и моралистов Дартмута не смог меня понять.
Элсворт. Да ну? Ох уж это юное нахальство интеллектуальной элиты! Ничьи проблемы не сравнятся с вашими! Я часто думаю — что заставило Джона фон Неймана обратиться к вере на смертном одре? Он хотел примириться с этим миром? Страшился величия Бесконечности? Нет. Он попросил: «Приведите мне умного священника».
Ремилард (с улыбкой ). И ему, разумеется, привели иезуита.
Элсворт (вздыхает ). Бьюсь об заклад, это стоило бедняге лишнего часа в чистилище… Ну так что тебя мучит?
Ремилард. Две вещи, отец Джарет. И обе имеют значение как во всеобщем, так и в личном плане. Первая будет проходить у нас под маркой исповеди.
Элсворт. Гм.
Ремилард. Этот вопрос мы до некоторой степени уже затронули. Предположим, мне известно имя метапреступника. Но я установил его путем умственного вторжения, прочтя тайные мысли мерзавца. Иными словами, пошел на сознательное нарушение прав личности.
Элсворт. Стало быть, вся великая нравственная дилемма нечто вроде кражи обличительного письма. Ну что я могу сказать?.. Красть грешно.
Ремилард. Признаюсь, грешен. Но не в том дело. Если бы я украл письмо, то можно было бы передать его компетентным властям. А как быть, когда воруешь мысли?
Элсворт. Н-да…
Ремилард. Кроме моей телепатии, иных доказательств вины нет. Но я ее не выдумал, поскольку результаты злодеяний налицо. Человек умеет здорово ставить экраны — понимаете, что это значит?.. Даже оперант не в силах за них проникнуть и уличить его. Короче, суду представить абсолютно нечего. А кое-какие из его преступлений даже не оговорены в современном уголовном кодексе. Скажем, нет закона против нанесения умственных увечий, поскольку ущерб недоказуем. Так что же мне делать?
Элсворт (медленно выпуская дым ). Любопытная задача.
Ремилард. Я знал, что она вас заинтересует. Объективно все так и есть. Изнутри его мозг — сплошная куча дерьма.
Элсворт. Так. А этот метапсихический монстр, он что, лично тебе знаком? Я имею в виду, ты достаточно близко его знаешь, чтобы избежать недоразумения?
Ремилард. Он мой родственник.
Элсворт. Ясно. И речь идет о серьезных нравственных злоупотреблениях?
Ремилард. Более чем серьезных.
Элсворт. И ты, конечно, не можешь притащить этого человека в полицейский участок и вывернуть Наизнанку его мозг.
Ремилард. Не могу. Во-первых, он попросту убил бы меня при первой же попытке. Во-вторых, даже если бы мне удалось вытряхнуть из него признание, скажем, с помощью друзей-оперантов, все равно такие улики неприемлемы. В Соединенных Штатах никто не вправе вынуждать человека свидетельствовать против самого себя.
Элсворт. Тогда единственный выход — добыть вещественные доказательства. Уподобиться правительственной ищейке и всеми правдами и неправдами раскопать улики для предъявления суду. Ты, разумеется, понимаешь… я не собираюсь толкать тебя на путь греха.
Ремилард. Но я… не могу.
Элсворт. Не можешь или не хочешь?.. Ты, вероятно, слишком занят, чтобы добиваться торжества справедливости. У тебя другие дела.
Ремилард (хмурясь ). Да, у меня дела. Долг перед мета-психическим сообществом, перед всем развивающимся человечеством. Скорее всего, мне вовсе не удастся получить компромат на одного-единственного преступника, а поиски могут насторожить его и поставить под угрозу мою жизнь… Мою работу.
Элсворт. Он вправду способен тебя убить?
Ремилард. Или нанести мне тяжелую умственную травму.
Элсворт. Ну, в общем, ты не обязан подвергать себя опасности во имя чьего-то блага. Caritas non obligat cum tanto incomodo note 110. Такой долг налагают на себя лишь служители закона, но никак не частное лицо.
Ремилард (со вздохом ). Да, безусловно.
Элсворт. С другой стороны, Христос учит нас: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» note 111. В этом истинное величие любви. Он, конечно, имел в виду нравственный идеал… Доблесть не всегда сопряжена с доводами рассудка. Твоя работа, несомненно, очень важна.
Ремилард. Так-то оно так, но я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как ему все сходит с рук! Сам он не откажется от своей гнусности.
Элсворт. Наберись терпения. Время лучший советчик.
Ремилард. Я отвлекаюсь на другое. А это… воистину мелочь по сравнению с прочими моими проблемами. Я устранился прежде, когда у меня были только смутные подозрения, и моя непричастность стоила многим жизни. Теперь же, когда я совершенно уверен, у меня связаны руки.
Элсворт. Думаешь, ты единственный, кто сталкивается с подобными проблемами? Они вечны, Дени! Вечны, как племя человеческое. Внемли царю Давиду: «Не завидуй делающим беззаконие… Уповай на Господа и делай добро… Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит и выведет, как свет, правду твою и справедливость твою, как полдень» note 112.
Ремилард. Но если «делающий беззаконие» — твой родной брат?
Элсворт. Ох, сынок!
Ремилард. Быть может, именно я виноват в том, что он стал таким. Я с детства не любил его и никогда не пытался убедить в том, что он… «делает беззаконие». Напротив, я радовался, что уехал из дома сюда, к вам, подальше от него. Я всегда избегал его, даже когда понял, что он обдуманно подавил умственные силы моих младших братьев и сестер. Знаете почему? Я боялся. И до сих пор боюсь.
Элсворт. Но ты должен хотя бы избавить их от его влияния.
Ремилард. Я пытался. Но из них только одна совершеннолетняя, и она не желает. Он ее околдовал. А другие… Я уговаривал мать переехать ко мне вместе с ними. Я знаю, ей бы хотелось, но она тоже отказывается. Он и на нее влияет. Я не могу их заставить.
Элсворт. Тогда на сегодняшний день ты сделал все, что мог. Продолжай убеждать мать и старшую сестру, так чтобы не навлечь на них беды. Ведь твой брат и для них представляет опасность?
Ремилард. Я подозреваю, что он виновен в смерти нескольких человек, угрожавших его бизнесу. И наверняка знаю, что он убил трех моих сестер, когда те осмелились не подчиниться ему.
Элсворт. Боже Всемогущий! Я бы на твоем месте взял револьвер и пристрелил его как собаку!
Ремилард. Ничего бы вы не взяли. И я не возьму — вот в чем весь ужас… Ладно, отец Джерет, отложим этот разговор до лучших времен. Пока я могу лишь следовать вашему совету и вооружиться терпением… Вторая проблема не столь тяжела, поэтому давайте обсудим ее ex confissio note 113.
Элсворт. А грехи тебе не отпустить?
Ремилард. Собственно, я и первый разговор не назвал бы в полном смысле исповедью. Я так сказал, только чтобы не накладывать на вас рискованных обязательств.
Элсворт. Упоминание о милости Божией смущает великого ученого! Как миллионам образованных католиков, тебе и в голову не приходит испросить у Бога прощения. Ты сохранил чувство вины, но не чувство греха, и отпущение без искупления кажется тебе компромиссом…
Ремилард. М-м, возможно.
Элсворт. Но милость Господня — это дар и таинство. Она дается нам, даже когда мы не в силах исправить зло, но покаялись в содеянном. Если бы ты обратился к психологу, он бы попытался снять твое чувство вины, но в твоем случае, как и во многих других, это едва ли удалось бы. Вот где у нас, духовных лиц, перед вами преимущество. Мы можем дать отпущение и тому, кто его не заслужил.