Мэй Джулиан. Золотой торквес (Изгнанники в плиоцен - 2)

   - Бреда, ты сама не знаешь о чем просишь!
   - Знаю! Наконец-то я нашла изящное, логичное решение! Теперь я знаю, чего не хватает моим ненаглядным питомцам. Взгляни на них во всей их разобщенности!.. Бедные фирвулаги - активные, но слабые, ограниченные, растрачивающие свою психическую энергию на недоступные, ничтожные цели. Их сородичи ревуны - неприкаянные, уродливые, отчаявшиеся... Да и тану едва ли будут сильно отличаться от них, когда в свою очередь достигнут настоящей метаактивности и освободятся от своих торквесов! Человеческая раса третьего тысячелетия тоже могла бы погибнуть, если б мудрые умы не направляли ее, не удерживали от крайностей. Помоги же и нам - мне и моему народу. Когда они будут едины, я сочту свою миссию выполненной.
   - Ты предвидишь... такой исход? - с сомнением спросила Элизабет.
   Бреда тоже заколебалась. У нее из груди снова вырывалось натужное, болезненное дыхание.
   - Я всегда была для них наставницей... Даже в те времена, когда они не сознавали этого. Откуда к ним придет Единство, как не от меня? И у кого мне учиться, как не у тебя?
   - А ты представляешь, какие трудности тебя ожидают? Мало того, что ум твой чужд моему пониманию, ты к тому же психически зрелая личность, на протяжении тысячелетий не расстававшаяся с торквесом. Я работала только с человеческими умами, причем с неразвитыми, подвижными, гибкими. Обучение происходило для них почти безболезненно. Данный процесс я бы сравнила с восприятием языка детским сознанием. От ребенка он не требует больших усилий. Когда же взрослый начинает учить новый язык, для него это порой мучительно. А выведение латентных метафункций на уровень оптимальной активности - задача гораздо более трудоемкая. Сперва надо приобрести активность, затем соответствующим образом ее направить, и только тогда можно будет перейти к усвоению навыков высшего класса. Пойми, ты обречешь себя на неизбежные страдания.
   - Я выдержу.
   - Даже если выдержишь без ущерба для своего здоровья, то ведь нет никакой гарантии, что ты достигнешь настоящей, направленной активности. Если на каком-либо из трех этапов силы тебе изменят, ты почти наверняка умрешь. И что тогда будет с твоим народом?
   - Не умру.
   - Допустим. Но есть и чисто технические сложности. К примеру, страдания, о которых я упомянула. В твоей комнате без дверей трудно найти достаточно интенсивный источник боли.
   - Боли? Значит, духовное обогащение дается не иначе как через боль?
   - Ну, есть и другие способы, но болевой - самый надежный. В моем мире латентные достигали активности, преодолевая психические барьеры путем сублимации, стремления к космическому Единству. Но мне подобные подходы неизвестны. Мои знания уходят корнями в дописьменную культуру человеческой эры. Первобытные люди более поздних периодов эволюции на Земле отдавали себе отчет в том, что боль, перенесенная стойко, с достоинством, играет роль психического катализатора, сообщающего разуму ранее недоступную мудрость. То же самое можно сказать и об индивидуальном спектре метафункций.
   Перед мысленным взором Бреды открылась целая панорама первобытных метаносителей. Элизабет показала ей монахов и монахинь, пророков, йогов, шаманов, воинов, святых и вождей, целителей-аборигенов и ясновидящих из самых диких уголков Земли и самых разных эпох, до Вторжения и Галактического Содружества. Все они обрекли себя на муки во имя веры в стремлении выйти из них очищенными, обновленными.
   - На соответствующем уровне развития технологий, - продолжала Элизабет, - творческое использование страданий было в основном утрачено. Высокоразвитые цивилизации упорно искореняют боль, как физическую, так и нравственную. После Вторжения наша интеллигенция вообще перестала придавать ей какую-либо ценность, полностью отринув учение ранних философов, данные антропологических исследований, саму эволюцию психологии.
   - Тут наши расы сходятся, - заметила Бреда. - Я говорю о моей родной планете, а не о тану и фирвулагах, чьи миры были несколько иными. Но лучшие представители диморфного племени до сих пор отмечают важнейшие жизненные этапы муками. Сами Великие Битвы уходят корнями в эту традицию.
   - Да нет же, все не то! У вас извращенные, незрелые представления! Среди передовых человеческих культур, существовавших до Галактического Содружества, тоже наблюдались подобные аномалии. Единственной формой физических страданий, имевших право на существование, были спортивные ритуалы. Здесь действительно есть какое-то сходство. Но в целом человеческая раса не приемлет никакой психической боли. Боль, что сопутствовала нормальному процессу обучения, воспринимали как необходимое зло, однако постоянно стремились облегчить ее или вовсе устранить. Нашим примитивным педагогам и в голову не приходило, что страдание как таковое может оказать положительное воздействие на формирующуюся психику. Лишь немногие религиозные секты утверждали, что боль является инструментом духовного обогащения. Моя же церковь проповедовала весьма расплывчатую концепцию болевой терапии, приводящей к смирению, послушанию, дисциплине. Но истинно верующие воспринимали боль только под духовным углом зрения. Когда в прошлом практикующие метапсихологи вторгались в чужие мысли или выполняли другие подобные операции, всем становилось не по себе.
   - Да... да, - закивал усыпанный бриллиантами тюрбан. Экзотические воспоминания охватили Бреду. - У нас на Лине тоже придерживались той точки зрения, что страдание есть зло. А несогласных объявляли садомазохистами, ненормальными. Возьмем, к примеру, моих дорогих наивных изгнанников... До сих пор я не понимаю, что заставило меня взять их под свое крыло, помочь им бежать из нашей галактики. А теперь мне стало ясно, что мой провидческий ум отметил именно это крохотное зернышко их психической самоценности. Особенно фирвулаги, которые терпели ужасные лишения в своих суровых естественных условиях... Именно они знали цену страданию, и тем не менее остановились в своем развитии, как и тану, поддавшиеся соблазну торквесов, и большинство других обитателей нашей федерации... Кажется, я тебе уже говорила: по завершении последней войны все, кроме нескольких несовместимых, с восторгом приняли уморасширитель. - Бреда помедлила, прикоснулась к золотому торквесу, почти невидимому под опущенным респиратором. - Прибор, некогда казавшийся высшим благом, завел нас в умственный тупик по всей галактике. И если здесь не продолжится эволюция... Она не должна прерваться, Элизабет! Но почему, почему видение мое столь расплывчато?
   - Временное измерение может оказаться гораздо шире, чем вы предполагали, - сказала Элизабет. - У нас в Галактическом Содружестве настоящее воспринимают как преемственность прошлого, будущее как преемственность настоящего...
   - О всемогущая Тана! - воскликнула Бреда. - Шесть миллионов лет!.. Не может быть!
   - Может. Сохранились легенды... И сравнительные исследования.
   - И Корабль! - прошептала Бреда. - Я велела моему возлюбленному избрать наилучший выход.
   Она чуть приподняла сверкающую маску. Слезинки закапали на красную металлизированную ткань, теряясь в тончайших узорах. Молчание длилось долго. На столе между ними поблескивала изящная модель межзвездного организма - покойного Супруга Бреды. Вот с такими организмами давным-давно несколько инопланетянок вступили в духовный союз, являвший собой при всей видимой нелепости подлинное единение душ, которое Элизабет знала по собственному опыту. А ныне обе они остались в одиночестве, без своих Кораблей...
   - Как бы ни был велик риск, - донесся голос из-под маски, - ты должна меня научить. Я знаю, что судьбы тану, фирвулагов и людей переплетены. Рано или поздно ум моего народа созреет для Единства. Но без наставника его не достичь... Может быть, все-таки ты...
   Элизабет вспыхнула от гнева.
   - Да нет же, черт побери! Пойми, я из другого теста и не желаю жертвовать собой ни ради твоего, ни ради своего собственного народа! Можешь ты наконец усвоить, что метаактивность не имеет ничего общего со святостью?
   - Но среди вас были святые.
   Лицо под маской изменилось, словно бы оттаяло. Элизабет стиснула зубы с досады на эту целеустремленность, которую она инстинктивно отвергала.
   - Нет! Тебе меня не облапошить. Мы обе не святые. Я обычная женщина, со всеми женскими недостатками. И если я занималась необычной работой, то лишь потому, что меня этому обучили, взяв на вооружение мой природный дар. Но никакого... посвящения не было, понятно? Когда я на время утратила метаактивность, то не только не переживала, но даже находила в том свои преимущества. Я избрала для себя изгнание и не раскаиваюсь. То, что здесь, в плиоцене, меня поймали, оторвали от Единства, восстановили мои метафункции и теперь чудовища травят мой мозг, кажется мне какой-то космической нелепостью!.. А ты тоже... лишь то, что ты есть!.. И я снова требую вернуть мне мой воздушный шар!
   "Значит, тебе не нужна ничья любовь и сама ты не хочешь любить, о высоко летающая беглянка Элизабет?"
   - Когда-то я любила и в полной мере испытала горечь утраты. Одного раза с меня хватит. За любовь надо расплачиваться слишком дорогой ценой... И не надейся, я не буду ни физической, ни духовной матерью твоему народу.
   Теперь в зеркальной поверхности маски и в мозгу Бреды отражалось только одно лицо - Элизабет.
   Горько усмехаясь, женщина продолжала:
   - Да, в уме тебе не откажешь, двуликая! Но твой крик не сработал. Я не хуже тебя знаю про свой грех олимпийского эгоизма. Но никогда тебе меня не убедить в том, что мой долг - служить твоему народу, или изгнанному человечеству, или какому-либо гипотетическому симбиозу рас.
   Бреда с мольбой подняла руки. Маска свалилась; на ее месте осталась грустная, всепрощающая улыбка.
   - Тогда помоги мне выполнить мой долг, который состоит в служении моему народу. Научи меня.
   - Но я же сказала... у нас нет достаточно сильного источника боли.
   - Есть, - с непоколебимой решимостью ответила Бреда. - Есть гиперкосмическая трансляция. При необходимости мое тело можно вывести на звездную орбиту. Мне не нужен никакой механизм для преодоления галактических просторов. Достаточно полномочий, переданных мне моим Супругом. До сих пор мне не приходило в голову ими воспользоваться просто не было нужды покидать мой народ. Разумеется, я и теперь его не покину. Я вернусь.
   - Да, если попытка духовного обогащения не убьет тебя.
   - Я готова рискнуть.
   - За что ты так любишь этих безмозглых дикарей?! - воскликнула Элизабет. - Ведь они никогда не оценят того, на что ты идешь ради них!
   Ответом ей были все та же всепрощающая улыбка и приглашение проникнуть в мозг.
   - Еще одно, - устало проговорила Элизабет. - Учитель... разделяет муки.
   "О Элизабет, я не поняла! Прости мне мою самонадеянность! Конечно, я не имею права..."
   Элизабет резко прервала поток покаянных мыслей.
   - Мне все равно суждено умереть. Даже если я вырвусь отсюда, столь нежно любимый тобой народ рано или поздно выследит меня и прикончит. А коли так... почему бы и нет? Если у нас что-нибудь получится, пусть это будет моей эпитафией, моим оправданием в случае осуществления твоего пророчества совместной расовой судьбы. Раз ты обрекаешь себя на муки, то и я готова. Ты будешь моей последней ученицей.
   - Я не хотела причинить тебе лишнюю боль и очень сочувствую, поверь...
   - Не трудись, - сухо откликнулась Элизабет. - Каждая капля страданий драгоценна!.. Ты уверена, что сумеешь наладить трансляцию?
   Мозг Бреды наглядно продемонстрировал ей такую возможность. Физически Элизабет, безусловно, не станет сопровождать отстраненную путешественницу, но умы их будут неразрывны, с тем чтобы Элизабет могла направлять нервные волокна Бреды.
   - Начнем по твоей команде, - заявила Супруга Корабля.
   Потолок комнаты без дверей разверзся. В вышине Галактическую равнину пересекала Млечная река. Среди клубящихся над ней облаков вставал центр мироздания. А за ним был скрыт другой виток спирали на отдалении в сто тысяч световых лет.
   - Ты должна проделать весь этот путь! - сказала Элизабет. Немедленно!
   В одно мгновение их втянуло в звездный круговорот; они повисли над черным преддверием ада, посреди искореженного, взбаламученного пространства. Атомы физического тела Бреды стали еще менее связанными, чем разреженный атомный туман, что плывет в звездной пустоте и вибрирует, всякий раз криком боли возвещая о рождении Вселенной. Ум Супруги Корабля вопил на тех же частотах, что и агонизирующие телесные частицы. Так началось духовное обогащение.
   Оно произойдет тяжелее, чем обычно, из-за высокой латентности Бреды. Все изношенные психоэнергетические цепи, ведущие от торквеса, должны быть переориентированы в лабиринтах коры правого полушария; их возродит для активности очистительный огонь самой страшной боли, какую только мироздание способно вселить в мыслящее, чувствующее существо. Но зато в своей стойкости Бреда в короткое время минует этап, обычно занимающий многие годы. Сама по себе боль не имеет цены, если не соблюдать дисциплину, не держать разветвленную умственную деятельность под строгим контролем. И тут все решает руководство опытного наставника. Огромная корректирующая сила Элизабет обволакивала трепещущую душу, предохраняя ее от распада, направляла пламенные устремления Бреды, точно бесчисленные метапсихические факелы, готовые сжечь накопленный в подкорке опыт жизни длиной в четырнадцать тысяч лет.
   Активный ум заботливо поддерживал "аспирантку". Слившись, они парили над бездной ада, имеющей единственное измерение - центростремительную силу, воспринимаемую разумными существами всех рас только как боль...
   Процесс развивался в синхронном вечном движении раздвоенных субъективных сознаний. В агонии Бреда сознавала глубинные изменения в своей душе, но не могла побороть дьявольского жжения и взглянуть на себя со стороны. Она могла только страдать и терпеть в надежде, что, когда ее муки кончатся, ум по-прежнему будет жить в физической Вселенной.
   Наконец боль уменьшилась. Бреда почувствовала, как ослепляющая энергия Элизабет сменилась слабым свечением. А еще она ощутила другие жизненные силы, помимо своих и Элизабет: казалось, они поют в затухающем пламени. Как странно! Что это? Так далеко, за серым и черным дымом, за массой невидимого затухающего огня... мурлыкающая мегатональная мелодия, подобная яркой вспышке, будто приближалась. Чем четче Бреда ощущала ее, тем заманчивее становился напев. Она позабыла о дисциплине, о своем "я" во внезапном стремлении достичь, увидеть, соединиться с нею - теперь, когда познала Единство...
   "Вернись".
   "О нет, Элизабет, не теперь, позволь мне..."
   "Мы достигли предела. Возвращайся ко мне".
   "Нет, нет, мы, изгнанники, последуем за ним до конца и соединимся за гранью боли, там, где он ждет нас с любовью..."
   "Пора возвращаться. Ты пойдешь со мной. Не упорствуй".
   "Нет, нет, нет, нет..."
   Оставь. Не смотри туда. Ты не можешь овладеть им и продолжать жить. Вернись сейчас же, подчинись моей воле, летим обратно сквозь пространство, не сопротивляйся, Sancta Illusio Persona Adamantis [святая иллюзия стойкой личности (лат.)], где бы ты ни была, подчинись, Бреда, подчинись приказу, оставайся во мне, мы уже почти там... там..."
   Супруга Корабля без маски сидела за столом напротив Элизабет.
   "Ушел. Он ушел. Ты увела меня от него".
   - Это было необходимо для нас обеих. Ты достигла кульминации боли. Опыт прошел успешно.
   По щекам Бреды текли слезы. Почти потухший огонь души медленно возгорался вместе с сожалением, которое теперь будет жить в ней всегда, до самой смерти. В тишине комнаты без дверей Бреда с трудом приходила в себя.
   Затем последовало открытие и приглашение. Бреда осмелилась войти и громко вскрикнула, впервые познав настоящее единение с земным умом.
   "Так вот как... это бывает".
   - Да. Обнимаю тебя, сестра.
   Супруга Корабля приложила пальцы к безжизненному куску золота у себя на шее и расстегнула замок. Мгновение она подержала его на вытянутой руке, прежде чем положить рядом с изваянием Супруга.
   "Я живу. Я активна, хотя и понимаю, что похожа на беспомощного ребенка, впервые вставшего на подгибающиеся ножки. Но метафункции высвободились; какое богатство - единение двух в одной, уже теперь, а что будет потом, когда я познаю любящий ум?.."
   - Будет стихийный рост, и радость взамен боли, и ощущение своей силы. Последняя, правда, ограничена твоим физическим телом и развитием местного ума. Но поскольку ты уже любишь разум, то способна делиться им без ущерба для себя. Вот у меня никогда так не получалось.
   "А то, что я видела..."
   - Ты видела то, что большинство из нас, независимо от активности, увидит и завоюет только в конце пути. Немногим "аспирантам" удается заметить это с первого раза. К счастью.
   Они снова умолкли.
   - Память о тоске исчезла, - наконец произнесла вслух Бреда. - Она не вернется, я знаю. Теперь я поняла: лишь неукоснительное подчинение наставнику положит грань между непродуктивным отчаянием и творческим очищением, после которого приходит радость. Этого надо было ожидать. Не просто отсутствия боли, а экстаза.
   - Почти все зрелые умы чувствуют тончайшую грань, разделяющую то и другое, хотя и не знают, что с ней делать. Если хочешь, для углубления программы я поделюсь с тобой несколькими концепциями сути Галактического Содружества, столь упорно оспариваемыми нашей философией и теологией.
   - Да. Ты должна поделиться со мной всем, что знаешь. Прежде чем... покинешь нас.
   Элизабет не клюнула на эту приманку.
   - Каждая разумная раса воспринимает теосферу своим индивидуальным психологическим путем. Мы можем обследовать нишу, которую в перспективе займет твое племя. Теперь, когда мы вместе, мы в состоянии совершить то, на что одинокий активный ум неспособен - познать суть до определенного предела. Она будет разжижена, поскольку ум плиоцена еще очень инфантилен, но тебе она покажется восхитительной.
   - Она уже восхитительна, - заметила Бреда. - И вот что мне хотелось бы сделать с вновь обретенным богатством - пересмотреть все вероятности в поиске наиболее приемлемой модели, до сих пор неясной мне. Ты присоединишься?
   Наставница и сестра отшатнулась. Умственные дверцы захлопнулись.
   - Я должна была это предвидеть! Бреда, ты беспросветная дура!
   Ум Супруги Корабля был раскрыт настежь, но Элизабет не вошла в него и даже не взглянула.
   - Я ухожу из твоей комнаты без дверей, - заявила она. - Пойду к вашему королю и выскажу ему твое суждение касательно моей судьбы. Твое новое суждение. А потом разыщу свой шар и, улучив момент, навсегда покину вашу страну.
   Бреда наклонила голову.
   - Я отдам тебе твой шар. И сама займусь потомством Нантусвель. Только, пожалуйста, позволь мне пойти с тобой к королю.
   - Ладно.
   Обе вышли и немного постояли на утесе над Серебристо-Белой равниной. Соляные россыпи были покрыты сетью крошечных огней. Близилась Великая Битва, и в долине разрастался палаточный город фирвулагов. Даже в полночь можно было обнаружить на дальнем расстоянии, как караваны с продовольствием, сопровождаемые рамапитеками, ползут по южному склону горы. Баржи, стоящие на причале у побережья лагуны, были освещены, поэтому водная гладь тоже вся была в огнях.
   Из-под своей маски Бреда невозмутимо глядела на великолепное зрелище.
   - Только три недели до Великой Битвы - и все решится.
   - Три недели, - повторила женщина. - И шесть миллионов лет.
   7
   Во время Перемирия все дороги с севера Многоцветной Земли вели к Ронии. Через этот город тану и фирвулаги следовали на игры: знать обеих рас путешествовала по реке, а простая масса двигалась по Большой Южной дороге, параллельно западному берегу Роны, к Провансальскому озеру и Великолепной Глиссаде.
   Большинство северян прерывали свое путешествие на ярмарке Ронии. Древние враги свободно общались во время ежегодной торговой оргии, которая продолжалась две недели Перемирия, день и ночь напролет. Прилавки и палатки стояли вдоль всей столбовой дороги и в окружающих открытых садах прибрежного города. Одним словом, округа превращалась в огромную рыночную площадь, где предприимчивые люди и фирвулаги устраивали постоялые дворы и закусочные для обслуживания туристов.
   В нынешнем году самыми рьяными покупателями на ярмарке были беженцы из Финии, лишившиеся всего имущества. Чтобы хоть как-то морально поддержать себя, они не жалели денег на изделия искусных ремесленников-фирвулагов: украшения из бриллиантов, янтаря, слоновой кости, золотые и серебряные безделушки, дорогие головные уборы, кружево и тесьму, красивую сбрую для халикотериев, пояса, ножны и прочую военную амуницию, духи и кремы, мыло, напоенное ароматами полевых цветов и трав, терпкие ликеры, волшебные крылатые чепчики, такие деликатесы, как дикий мед, конфеты с ликерной начинкой, трюфели, чеснок, специи, изысканные соусы и самое экзотическое лакомство - земляничное варенье. Более насущные товары поставляли торговцы Ронии и других поселений тану: ткани тончайшей выделки, готовое платье, красители и прочую бытовую химию, стеклянный инвентарь разнообразного назначения, посуду и утварь, доспехи и оружие. Из огромных бочек текли рекой вина, пиво и крепкие напитки, разлитые в деревянные фляги и кожаные бутылки; в изобилии было копченое и консервированное мясо, сушеные и маринованные овощи и фрукты, а также непортящиеся злаковые продукты: мука, дрожжи, простые и ароматизированные сухари. Пища продавалась не только в розницу, но и оптом, для обеспечения Великой Битвы.
   К вечеру четырнадцатого октября в толпе беженцев, заполонивших Южную дорогу, на ярмарку прибыл отряд всадников. Группа, не теряя времени, направилась к частным стоянкам, где мелкой аристократии тану и фирвулагов разрешалось возводить собственные павильоны, отдельно от общественных. Отряд возглавляли две дамы в золотых торквесах - по возрасту мать и дочь. На старшей было кисейное платье изумрудного цвета и экстравагантная, усыпанная драгоценными камнями шляпа. Младшая, выступавшая в полном облачении рыцарей Гильдии Принудителей, держала в руке копье, украшенное золотым знаменем с траурной каймой. Свиту дам составляли пятеро солдат в бронзовых доспехах под предводительством гиганта капитана, старый дворецкий, две служанки и низкорослый одноногий угрюмец, чей вид почему-то очень нервировал коней.
   - Мы всего лишились в бедствии, постигшем Финию, - рассказывала гранд-дама сочувственно кивавшему хозяину постоялого двора. - Буквально всего, кроме кое-каких драгоценностей и своих верных серых. Так что мы с дочерью теперь совсем нищие. Но... быть может, нам удастся вернуть наше состояние в ходе Битвы: леди Филлис Моригель усердно тренировалась и подает большие надежды в воинском искусстве. Если Тана будет к нам благосклонна, то на Серебристо-Белой равнине мы не только отвоюем наши богатства, но и отомстим за поруганную честь.
   Человек почтительно поклонился. Миловидная леди Филлис Моригель улыбнулась ему из-под приподнятого забрала.
   - Уверен, что вас ждет удача, юная леди. Я чувствую вашу могучую силу, как бы вы ее ни скрывали.
   - Филлис, дорогая, - упрекнула ее старшая, - ну как тебе не стыдно?
   Девушка виновато заморгала, и насильственная волна схлынула.
   - Простите великодушно, господин! Я и не думала на вас давить. Просто это моя первая Битва, и я, наверное, слишком взволнована.
   - Неудивительно, - отозвался хозяин. - Но не тревожьтесь, юная леди. Главное - сохранять хладнокровие, и вы, без сомнения, отличитесь на Отборочном. Я буду за вас болеть.
   - Как мило с вашей стороны. Мне кажется, я всю жизнь мечтала принять участие в играх.
   - Милостивые дамы, уже поздно, - вмешался престарелый дворецкий, нетерпеливо ерзавший в седле во время обмена любезностями. - Вам необходимо отдохнуть.
   - Почтенный Клавдий прав, - подхватил капитан эскорта. - Прошу вас, хозяин, выделите место, где мы могли бы дать отдых нашим старым костям. Мы уже шесть дней в дороге и валимся с ног.
   - Шесть дней?! - удивился хозяин постоялого двора. - Так вы, стало быть, не укрылись в Надвратном Замке?
   - Нет-нет, - разуверил его дюжий капитан, - мы не успели примкнуть к каравану лорда Велтейна. На севере все еще царит полнейшая неразбериха.
   Хозяин постоялого двора уткнулся в карту размещения.
   - Большинство ваших сограждан поселилось в прибрежной зоне - это самые удобные места. За небольшую доплату я мог бы и вас туда поместить.
   Но пожилая леди решительно замотала головой.
   - Как бы ни хотелось быть поближе к землякам, мы должны экономить, не то нам может не хватить денег до Битвы. И потом, боюсь, мы будем чувствовать себя неловко, так как не сможем разделить их увеселений. Поэтому, добрый хозяин, дайте нам что-нибудь поскромнее, место, где мы могли бы поставить две палатки и привязать халиков. Ну, например, вон там, на холме.
   Слегка разочарованный, хозяин опять принялся изучать карту.
   - Что ж, извольте. Квадрат номер четыреста семьдесят восемь, сектор Е - высоко, прохладно; правда, вам придется самим носить воду.
   - Прекрасно! Моя талантливая дочь будет доставлять нам воду силой своего психокинеза. И сколько?.. А-а... sa y est [подойдет (франц.)]. Желаю вам доброй ночи.