описано все имущество, кредиторы захватили все мои земли до последнего акра,
- вот почему я на ней женился. А ты думал, по любви? Леди Крэбс - женщина
хоть куда, но она не дура - она вышла за мой титул, а я женился на ее
деньгах.
- В таком случае, милорд, незачем спрашивать меня, почему я женился на
ее падчерице.
- Вот так незачем! Я спрашиваю, на что вы будете жить? Пяти тысяч
фунтов Докинса навек не хватит, а что потом?
- Как же так?.. Да нет, не может быть! - Тут Дьюсэйс теряет терпение и
вскакивает. - Не станете же вы утверждать, что у мисс Гриффон нет состояния,
нет десяти тысяч фунтов годового дохода!
Милорд вложил в рот новую сигару. Закурив ее, он спокойно сказал:
- Да, конечно, у мисс Гриффон было десять тысяч годовых.
- Было, значит, есть. Не истратила же она их за неделю!
- Сейчас у нее нет ни пенса: она вышла замуж без согласия мачехи.
Дьюсэйс опустился на стул. Никогда я не видел такого отчаяния, какое
выразилось на лице несчастного. Он корчился, скрипел зубами, рвал ворот у
сюртука и бешено размахивал обрубком руки, а потом закрыл им бледное как мел
лицо и заплакал в голос.
Страшно, когда мужчина плачет! Ведь прежде, чем прорвутся наружу слезы,
надо рвануть его прямо за сердце. Милорд между тем курил сигару и продолжал:
- Милый мой, у нее нет ни шиллинга. Я думал оставить тебе твои четыре
тысячи. На них ты мог бы как-нибудь прожить, скажем, в Германии - там дают
из пяти процентов, и кредиторы тебя не нашли бы. Там тебе с женой хватило бы
и двухсот фунтов в год. Но леди Крэбс и слышать об этом не хотела. Ты ее
оскорбил, она попыталась тебя убить, но не сумела; тогда она решила пустить
тебя по миру - и это ей удалось. Должен признаться, что арест устроил я; я
же подал ей мысль купить твои опротестованные векселя. Она их скупила за
бесценок, а когда ты по ним заплатил, нажила на этом две тысячи фунтов.
Конечно, отцу больно, когда арестовывают сына, но que voulez-vous? {Что вы
хотите? (франц.).} Я оставался в стороне, это она хотела тебя разорить. А
так как надо было непременно женить тебя прежде, чем мог жениться я, то я
хлопотал за тебя перед мисс Гриффон и, видишь, - устроил твое счастье. Ах,
пострел! Думал провести старика отца? Но ничего. Сейчас подадут завтрак. А
пока кури и вот выпей сотерна.
Дьюсэйс, выслушав все это, вскочил как ужаленный.
- Не верю! - закричал он. - Это дьявольская ложь! Все это твои лживые
выдумки, старый мерзавец, и кровожадной шлюхи, на которой ты женился. Не
верю! Покажите мне завещание. Матильда, Матильда! - хрипло закричал он,
распахивая дверь, в которую она вышла.
- Спокойней, мой мальчик. Ты раздражен, и я тебе сочувствую. Только не
ругайся; поверь мне, это бесполезно.
- Матильда! - снова крикнул Дьюсэйс, и бедная горбунья появилась,
дрожа, а за ней - мисс Кикси.
- Скажи, это правда? - спросил он, схватив ее за руку.
- О чем ты, милый?
- О чем? - вскричал Дьюсэйс. - О чем? Да о том, что ты - нищая, из-за
того, что обошлась без согласия мачехи, о том, что ты подло обманула меня,
лишь бы только выйти замуж! О том, что ты мошенница, под стать этому старому
дьяволу и его дьяволице!
- Это правда, - сказала бедняжка, рыдая, - что у меня ничего нет, но
ведь...
- Что "но ведь"? Да говори же, идиотка!
- У меня ничего нет. Но у тебя, милый, есть две тысячи в год. Разве нам
этого не хватит? Ведь ты же меня любишь не ради денег, правда, Элджернон? Ты
мне столько раз говорил это! Скажи же теперь, любимый, и не сердись, о, не
сердись!
Она упала на колени, прижимаясь к нему, и ловила его руку, чтобы
поцеловать.
- Сколько у него, вы сказали? - спрашивает милорд.
- Две тысячи в год, сэр. Он нам это много раз говорил.
- Две тысячи? Две... хо, хо, хо! Ха, ха, ха! - залился милорд. - В
жизни не слыхал ничего лучше! Милая моя, да у него нет ни шиллинга, ни
единого мараведи, клянусь всеми богами! - И старый джентльмен захохотал еще
пуще; добросердечный был джентльмен, что и говорить.
Наступило молчание; но миссис Дьюсэйс не стала клясть мужа, как только
что делал он. Она лишь сказала:
- Ах, Элджернон, неужели правда? - Отошла, села в кресло и тихо
заплакала.
Милорд открыл зеленую шкатулку.
- Если ты или твои поверенные пожелают ознакомиться с завещанием сэра
Джорджа, оно к вашим услугам. Вот условие, о котором я говорил; в этом
случае все состояние переходит к леди Гриффон, то бишь леди Крэбс. Видишь,
милый мальчик, сколь опасны поспешные заключения. Миледи показала тебе
только первую страницу завещания - она хотела тебя испытать. Ты тут же
попросил руки мисс Гриффон и думал, что всех обошел, - не плачьте, милочка,
сейчас он вас искренне любит! - а лучше было бы дочитать до конца. И вот ты
побит - положен на обе лопатки, - да, да, побит твоим стариком отцом,
проказник ты этакий! Ведь я предупреждал тебя, помнишь, когда ты не захотел
поделиться деньгами Докинса. А у меня что сказано, то сделано. Пусть это
будет тебе уроком, Перси. Не тягайся с опытными людьми. Семь раз отмерь,
один раз отрежь. Audi alteram partem {Выслушай и другую сторону (лат.).}, то
есть: читай обе стороны завещаний. Ну, кажется, завтрак подан. И ты что-то
не куришь. Пойдем в столовую?
- Подождите, милорд, - говорит смиренно Дьюсэйс. - Я не хочу
злоупотреблять вашим гостеприимством, но... но войдите в мое положение - у
меня нет денег, - а вы знаете, что жена моя привыкла...
- Миссис Дьюсэйс всегда найдет здесь приют, так, словно ничто не
нарушало добрых отношений между ней и ее мачехой.
- Ну, а я, сэр, - тихо произносит Дьюсэйс, - я надеюсь... я верю... что
ваша светлость не забудете и обо мне?
- Забыть? Нет, как можно!
- И как-то обеспечите?..
- Элджернон Дьюсэйс! - говорит милорд, подымаясь с софы и глядя на сына
со злорадством, какого я отродясь не видал. - Заявляю перед богом, что не
дам тебе ни одного пенни!
А миссис Дьюсэйс он протягивает руку и говорит:
- Что ж, пойдемте со мной к вашей маме, милочка? Я уже сказал, что наш
дом всегда для вас открыт.
- Милорд, - отвечает бедняжка с низким реверансом, - мой дом - там, где
он.
* * *
Месяца три спустя, когда стали падать листья, а в Париже начался сезон,
милорд, миледи и мы с Мортимером гуляли в Буа-де-Баллон. Экипаж медленно
ехал позади, а мы любовались лесом и золотым закатом.
Милорд распространялся насчет красот окружающей природы, высказывая при
этом самые возвышенные мысли. Слушать его было одно удовольствие.
- Ах, - сказал он, - жестокое надо иметь сердце, - не правда ли,
душенька? - чтобы не проникнуться таким зрелищем. Сияющая высь словно
изливает на нас неземное золото; и мы приобщаемся небесам с каждым глотком
этого чистого, сладостного воздуха.
Леди Крэбс молчала и только пожимала ему руку, возводя при этом глаза
кверху. Даже мы с Мортимером что-то почувствовали и стояли молча, опершись о
наши золоченые трости. Подъехал экипаж; милорд и миледи медленно направились
к нему.
Поблизости стояла скамейка. На ней сидела бедно одетая женщина, а подле
нее, прислонясь к дереву, стоял мужчина, который показался мне знакомым. На
нем был потрепанный и побелевший на швах синий сюртук с медными пуговицами.
На голове была рваная шляпа; волосы и бакенбарды свалялись так, что страшно
было смотреть. Он был небрит и бледен как мертвец.
Милорд и миледи не обратили на него никакого внимания и пошли к
экипажу. Мы с Мортимером также заняли свои места. Мужчина стиснул плечо
женщины, а она опустила голову, горько плача.
Усевшись в экипаж, милорд и миледи, с редкой добротою и деликатностью,
разразились громким смехом - ну прямо так и залились, пугая вечернюю тишину.
Дьюсэйс обернулся. Как сейчас, вижу его лицо - сущий дьявол в аду! Он
взглянул на экипаж и указал на него своей искалеченной рукой, а другой рукой
замахнулся и ударил женщину. Та вскрикнула и упала.
Ах, бедная, бедная!
Ранние повести Теккерея
В этот том включены избранные рассказы и повести, написанные Теккереем
в 1838-1841 годах. Печатались они главным образом в "Журнале Фрэзера"
("Eraser's Magazine"). Этот ежемесячник, основанный в 1830 году,
просуществовал до 1882 года. До 1837 года главным редактором его бил Уильям
Мэганн (1793-1842), один из самых образованных и блестящих журналистов
своего времени. Он и привлек к сотрудничеству в журнале Тедкерея, которого
знал лично уже несколько лег. После 1837 года его сменил Джеймс Фрэвер
(однофамилец основателя журнала), издатель и книгопродавец, человек
малообразованный, но не притеснявший особенно своих сотрудников. Помимо
политических статей, свидетельствующих о весьма консервативной нотации
журнала, там печатались повести и рассказы, мемуары (например, воспоминания
писателя Пикока о Шелли), биографии, путевые записки и в огромном количестве
- рецензии на новые книги и отчеты о выставках картин. В журнале
сотрудничали такие; видные писатели и поэты, как Кардейль, Локхарт, Мэгинн,
Барри Корнуолл, Кольридж, такие художники, как Маклив, поместивший там в
1830-1838 годах серию из восьмидесяти портретов, я др. Для Теккерея "Журнал
Фрэзера" был главной трибуной до 1844 года, когда он стал печататься по
большей части в "Панче", однако и позже он продолжал помещать у "Фразера"
статьи и рецензии.
Конец 1830-х и начало 1840-х годов были для Тенкерея трудным временем,
когда он искал свое место в жизни и свое истинное призвание. Оставшись без
средств и вынужденный зарабатывать своим трудом, Теккерей долго колебался,
стать ли ему писателем или художником-гравером. Что у вето были данные и для
того, и для другого, - это было ясно. Писать (стихи, пародии, статейки в
студенческом журнале) он начал с юношеских лет, тогда же успешно рисовал
карикатуры, а в бытность свою во Франции серьезно учился рисованию и
живописи. И позднее, определившись как писатель, Теккерей много лет сам
иллюстрировал свои произведения. Однако профессиональным художником он не
стал. Возможно, некоторую роль в этом решении сыграло его знакомство с
Диккенсом, которому он в 1836 году предложил свои услуги как иллюстратор
"Записок Пиквикского клуба", но был отвергнут.
Наряду с беллетристикой Теккерей с начала 30-х годов писал статьи и
рецензии в различных газетах и журналах (включая тот же "Журнал Фрэзера").
Все они, как было принято в то время, печатались без подписи. Повести же
свои Теккерей печатал под разными псевдонимами - вплоть до 1847 года, когда
начала выходить месячными выпусками "Ярмарка тщеславия", подписанная его
настоящим именем. Объяснялось это отчасти тем, что Теккерей боялся открыто
признать себя членом пишущей братии - очень уж незавидно было положение
писателя в обществе. В 1840 году, в своем "Парижском альбоме", он с горечью
отмечал, что в Англии "сочинитель (что бы ни говорили в его оправдание)
стоит ниже того общественного круга, в который входят аптекарь, стряпчий,
виноторговец, а их положение, по крайней мере, в провинции, достаточно
двусмысленно". Итак, на страницах "Журнала Фрэзера", а позднее - "Панча"
Теккерей выступает то как лакей Желтоплюш, то как майор Гагаган, этакий
ирландский Мюнхгаузен, то как мрачный мизантроп Фиц-Будл, то как скромный
писатель и художник Майкл Анджело Титмарш и т. д.
В жанровом отношении ранние повести Теккерея представляют большое
разнообразие, но все их роднит то более, то менее острая сатирическая
направленность. Записки лакея - удобная форма для разоблачения как самой
лакейской психологии, так и представителей общества, пользующегося его
услугами. Две повести, написанные в сотрудничестве с художником Крукшенком,
- дань распространенному в то время жанру: серии рисунков, лишь связанных
между собою текстом. Однако под пером настоящих писателей такой
соединительный текст приобретает самостоятельное литературное значение. Как
известно, из таких вот текстов, призванных сопровождать картинки, родился
"Пиквикский клуб" Диккенса. И у Теккерея две повести, сделанные таким
способом, не одинаковы ни по форме, ни по достоинству. "Дневник Кокса" - не
более чем анекдот на достаточно избитую тему о неожиданно разбогатевших
"маленьких людях"; "Роковые сапоги" интересны позицией персонажа, от лица
которого ведется рассказ, - позицией негодяя и жулика, выставляющего себя
несчастной жертвой. Идет эта традиция из XVIII века, в частности от
Фильдинга, и блестяще выдержана самим Теккереем в позднейших "Записках Барри
Линдона".
Повесть "Кэтрин" уже гораздо серьезнее по замыслу. Теккерей написал ее
как протест против определенной и вредной на его взгляд тенденции в
литературе тех лет - тенденции идеализировать преступников и преступный мир,
особенно ярко проявившейся в романах двух чрезвычайно популярных в свое
время писателей - Бульвера и Эйнсворта. Мысль эта занимала Теккерея давно,
он высказал ее еще в 1834 году, в своей рецензии на книгу Уайтхеда
"Размышления по поводу истории разбойников" (см. т. 2 наст. собр. соч.). И
теперь, взяв в основу сюжета подлинную историю некой Кэтрин Хэйс, сожженной
на костре в 1726 году за убийство мужа, Теккерей идет к своей цели
одновременно разными путями: он пытается создать образы злодеев, лишенные
какой бы то ни было привлекательности и романтического ореола; он пародирует
стиль и приемы Бульвера и Эйнсворта; наконец, он непосредственно обращается
к читателю со своими рассуждениями и, таким образом, уже откровенно
выступает как моралист и исправитель нравов. Написана повесть неровно.
Наряду с блестящими страницами в ней есть и срывы. Не удалось автору и
удержаться на своей позиции обличителя, но это скорее пошло на пользу, а не
во вред его произведению: увлекшись созданием характеров, он поневоле
наделил их какими-то привлекательными чертами, то есть сделал их живыми, а
живые характеры обусловили и живое, динамичное развитие сюжета, особенно в
первой половине повести. В письме к матери от марта 1840 года Теккерей
пишет: "...она (повесть) недостаточно отвратительна, вот в чем беда... и Вы
сами видите, что автор в глубине души сочувствует своей героине и ему не
захотелось сделать ее совсем уж дрянью". "Кэтрин" высоко оценил Карлейль и
другие литераторы, но публика приняла ее холодно.
Повесть "В благородном семействе" проникнута презрением к потугам
пошленьких, ограниченных людей быть "не хуже других". В ней интересна
характеристика "образования джентльмена" в привилегированной закрытой школе
- более резкая, чем все, что Теккерей писал на эту тему впоследствии;
интересен образ негодяя "из благородных", намеченный уже в фигуре Дьюсэйса и
появляющийся на страницах Теккерея на протяжении всего его творчества;
интересно неприкрыто сочувственное отношение автора к своей героине. Но и
этой вещи недостает жанрового единства: автор сбивается с сатиры на
мелодраму, с мелодрамы на фарс.
Наконец, "История знаменитого бриллианта Хоггарти" - наиболее
законченное из ранних произведений Теккерея. Здесь налицо и ровный,
выдержанный с начала до конца тон, и четко задуманный и стройно развитый
сюжет. В предисловии к изданию этой повести отдельной книжкой в 1849 году
Теккерей, уже признанный автор "Ярмарки тщеславия" и "Пенденниса", писал:
"Повесть эта... была написана в пору, когда автора постигло тягчайшее
несчастье (смерть ребенка, - М. Л.), которое повергло его в глубокую скорбь.
Те, кого занимают такого рода подробности "биографии литератора, смогут
именно этим объяснить известную сдержанность тона и печаль, которыми
окрашены страницы повести. Перечитывая ее теперь, семь лет спустя, я
вспоминаю обстоятельства, при которых она писалась, и мысли - совсем не те,
что попали на бумагу, которые неотступно преследовали автора в ту пору".
Некоторые персонажи этих ранних повестей впоследствии появятся и в
других произведениях Теккерея. Стабз - герой повести "Роковые сапоги",
мелькает уже на страницах "Дневника Кокса", а Дьюсэйс из "Записок
Желтоплюша" упомянут в числе узников Флитской тюрьмы в "Бриллианте
Хоггарти". Встретим мы в более поздних повестях или в романах и Тафтханта, и
Каролину, и ученого доктора Порки. Этот расчет на "узнавание" персонажей
читателем - один из приемов, с помощью которых Теккерей создает единый мир
своих героев, некую модель того реального мира, который он видел вокруг себя
и, преобразив как художник, запечатлел в своем творчестве.
В ранних повестях Теккерея много незрелого - он пробует, ищет, он еще
отдает дань предрассудкам своего возраста и своего времени. Его комические
эффекты нередко дешевы, это особенно относится к изображению иностранцев с
их непомерно исковерканным говором, это же можно сказать о всех записках
Желтоплюша, назойливо выдержанных в оригинале в ужасающей, не поддающейся
переводу орфографии, с неправильным употреблением "ученых" слов.
Однако уже 6 этих ранних произведениях есть все, что сделало
впоследствии Теккерея великим писателем: не только острая наблюдательность и
способность претворить собственный жизненный опыт в литературные образы,
одновременно живые и типические; не только умение создать картину прошедшей
эпохи, которое позднее проявилось в полной мере в его исторических романах;
не только юмор и сатирическое заострение, которое достигло своей вершины в
"Ярмарке тщеславия". В этих ранних вещах Теккерей уже дает образцы блестящей
лепки характеров, образцы великолепной прозы. И в этих же вещах он
вырабатывает свои взгляды на жизнь и нащупывает свою авторскую позицию -
позицию сатирика и моралиста, пребывающего в постоянном общении со своим
читателем.
M. Лорие
Из "Записок Желтоплюша"
Желтошшш - первый псевдоним Теккерея и первый созданный им персонаж, от
имени которого он обращался к публике. Желтошшш - лакей. Отца он яе зная.
Мать дала ему имя Чарльз Джеймс Харрингтон Фицрой Желтошшш - "в честь
нескольких знатных семейств, а также одного кучера, своего знакомого,
который носил желтую ливрею...". Воспитанный в приюте, Желтоплюш с
двенадцати лет пошел я услужение и, достигнув к тридцати семи годам высокого
положения лакея в аристократическом доме, решил заняться литературой.
"Записки Желтоплюша" ("The Yellowplush Papers") печатались в "Журнале
Фрэзера" с ноября 1837 по январь 1840 года. В настоящее издание включены два
рассказа Желтоплюша, повествующие о похождениях одного из его хозяев -
Дьюсэйса (по-английски Дьюсэйс значит "Двойка-туз").
"Нашла коса на камень" ("Dimond cut Dimond") - впервые напечатано в
"Журнале Фрэзера", 1838, февраль. "Мистер Дьюсэйс в Париже" ("Mr. Deuceace
at Paris") - там же, май-июль, 1838.
Темпл - комплекс зданий, дворов и садов в лондонском Сити, на берегу
Темзы, когда-то - владение ордена рыцарей-темплиеров (храмовников). С XV в.
Темпл стал средоточием английской юриспруденции. Там обосновались главные
юридические корпорации, там находятся конторы та квартиры юристов, а также
проживают молодые люди, изучающие право и готовящиеся к сдаче адвокатского
экзамена. Теккерей жил в Темпле в 1831-1832 гг.
В залах Олмэка в начале XIX века процветали азартные игры; позже там
устраивались платные балы и лекции; Крокфорд - фешенебельный игорный дом.
Тэттерсол - первый владелец поныне существующих лондонских конюшен, где
лошадь можно купить или нанять.
Ньюмаркет - город в графстве Кембриджшир, где издавна устраиваются
скачки.
Излингтон - густо населенный район Лондона.
Тэртел Джон, убил и ограбил своего друга Уильяма Уира, которому
проиграл крупную сумму в карты; повешен в 1823 г.
...да еще тысячу фунтов у Лафита... - В рассказе "Чужие края" Желтоплюш
упоминает, что по пути в Париж Дьюсэйс перевел из Булони в парижский банк
тысячу фунтов.
Докторс-Коммонс - ныне упраздненная система судов, ведавших, между
прочим, и делами о наследствах.
Читатель, "быть может, помнит трогательное письмо... - В рассказе
"Чужие края" Дьюсэйс пишет отцу с просьбой прислать эму рекомендательное
письмо к английскому посланнику в Париже. Выполнив эту просьбу, лорд Крэбс в
свою очередь просит сына прислать ему пятьсот фунтов, однако никакого ответа
не получает.
Гримальди Джозеф (1779-1837) - знаменитый английский клоун. В 1838 г.
Диккенс издал под своей редакцией его воспоминания.
Трисмегист - в греч. мифологии - покровитель магии; отсюда значение
"алхимик".
Мистер Типпи Кук в трагедии "Франкенштейн". - "Типпи" (Томас Поттер)
Кук - известный актер; трагедия "Франкенштейн" - инсценировка одноименного
романа Мэри Шелли.
Паста Джудитта (1798-1865) - итальянская певица.
Биллингсгет - рыбный рынок на берегу Темзы в Лондоне.
"Страдания Мак-Виртера". - Желтоплюш имеет в виду "Страдания молодого
Вертера" Гете, но по незнанию употребил распространенную шотландскую
фамилию.
"Вестник Галиньяни" - английская газета, основанная в 1814 г. в Париже
итальянцем Антони
- вот почему я на ней женился. А ты думал, по любви? Леди Крэбс - женщина
хоть куда, но она не дура - она вышла за мой титул, а я женился на ее
деньгах.
- В таком случае, милорд, незачем спрашивать меня, почему я женился на
ее падчерице.
- Вот так незачем! Я спрашиваю, на что вы будете жить? Пяти тысяч
фунтов Докинса навек не хватит, а что потом?
- Как же так?.. Да нет, не может быть! - Тут Дьюсэйс теряет терпение и
вскакивает. - Не станете же вы утверждать, что у мисс Гриффон нет состояния,
нет десяти тысяч фунтов годового дохода!
Милорд вложил в рот новую сигару. Закурив ее, он спокойно сказал:
- Да, конечно, у мисс Гриффон было десять тысяч годовых.
- Было, значит, есть. Не истратила же она их за неделю!
- Сейчас у нее нет ни пенса: она вышла замуж без согласия мачехи.
Дьюсэйс опустился на стул. Никогда я не видел такого отчаяния, какое
выразилось на лице несчастного. Он корчился, скрипел зубами, рвал ворот у
сюртука и бешено размахивал обрубком руки, а потом закрыл им бледное как мел
лицо и заплакал в голос.
Страшно, когда мужчина плачет! Ведь прежде, чем прорвутся наружу слезы,
надо рвануть его прямо за сердце. Милорд между тем курил сигару и продолжал:
- Милый мой, у нее нет ни шиллинга. Я думал оставить тебе твои четыре
тысячи. На них ты мог бы как-нибудь прожить, скажем, в Германии - там дают
из пяти процентов, и кредиторы тебя не нашли бы. Там тебе с женой хватило бы
и двухсот фунтов в год. Но леди Крэбс и слышать об этом не хотела. Ты ее
оскорбил, она попыталась тебя убить, но не сумела; тогда она решила пустить
тебя по миру - и это ей удалось. Должен признаться, что арест устроил я; я
же подал ей мысль купить твои опротестованные векселя. Она их скупила за
бесценок, а когда ты по ним заплатил, нажила на этом две тысячи фунтов.
Конечно, отцу больно, когда арестовывают сына, но que voulez-vous? {Что вы
хотите? (франц.).} Я оставался в стороне, это она хотела тебя разорить. А
так как надо было непременно женить тебя прежде, чем мог жениться я, то я
хлопотал за тебя перед мисс Гриффон и, видишь, - устроил твое счастье. Ах,
пострел! Думал провести старика отца? Но ничего. Сейчас подадут завтрак. А
пока кури и вот выпей сотерна.
Дьюсэйс, выслушав все это, вскочил как ужаленный.
- Не верю! - закричал он. - Это дьявольская ложь! Все это твои лживые
выдумки, старый мерзавец, и кровожадной шлюхи, на которой ты женился. Не
верю! Покажите мне завещание. Матильда, Матильда! - хрипло закричал он,
распахивая дверь, в которую она вышла.
- Спокойней, мой мальчик. Ты раздражен, и я тебе сочувствую. Только не
ругайся; поверь мне, это бесполезно.
- Матильда! - снова крикнул Дьюсэйс, и бедная горбунья появилась,
дрожа, а за ней - мисс Кикси.
- Скажи, это правда? - спросил он, схватив ее за руку.
- О чем ты, милый?
- О чем? - вскричал Дьюсэйс. - О чем? Да о том, что ты - нищая, из-за
того, что обошлась без согласия мачехи, о том, что ты подло обманула меня,
лишь бы только выйти замуж! О том, что ты мошенница, под стать этому старому
дьяволу и его дьяволице!
- Это правда, - сказала бедняжка, рыдая, - что у меня ничего нет, но
ведь...
- Что "но ведь"? Да говори же, идиотка!
- У меня ничего нет. Но у тебя, милый, есть две тысячи в год. Разве нам
этого не хватит? Ведь ты же меня любишь не ради денег, правда, Элджернон? Ты
мне столько раз говорил это! Скажи же теперь, любимый, и не сердись, о, не
сердись!
Она упала на колени, прижимаясь к нему, и ловила его руку, чтобы
поцеловать.
- Сколько у него, вы сказали? - спрашивает милорд.
- Две тысячи в год, сэр. Он нам это много раз говорил.
- Две тысячи? Две... хо, хо, хо! Ха, ха, ха! - залился милорд. - В
жизни не слыхал ничего лучше! Милая моя, да у него нет ни шиллинга, ни
единого мараведи, клянусь всеми богами! - И старый джентльмен захохотал еще
пуще; добросердечный был джентльмен, что и говорить.
Наступило молчание; но миссис Дьюсэйс не стала клясть мужа, как только
что делал он. Она лишь сказала:
- Ах, Элджернон, неужели правда? - Отошла, села в кресло и тихо
заплакала.
Милорд открыл зеленую шкатулку.
- Если ты или твои поверенные пожелают ознакомиться с завещанием сэра
Джорджа, оно к вашим услугам. Вот условие, о котором я говорил; в этом
случае все состояние переходит к леди Гриффон, то бишь леди Крэбс. Видишь,
милый мальчик, сколь опасны поспешные заключения. Миледи показала тебе
только первую страницу завещания - она хотела тебя испытать. Ты тут же
попросил руки мисс Гриффон и думал, что всех обошел, - не плачьте, милочка,
сейчас он вас искренне любит! - а лучше было бы дочитать до конца. И вот ты
побит - положен на обе лопатки, - да, да, побит твоим стариком отцом,
проказник ты этакий! Ведь я предупреждал тебя, помнишь, когда ты не захотел
поделиться деньгами Докинса. А у меня что сказано, то сделано. Пусть это
будет тебе уроком, Перси. Не тягайся с опытными людьми. Семь раз отмерь,
один раз отрежь. Audi alteram partem {Выслушай и другую сторону (лат.).}, то
есть: читай обе стороны завещаний. Ну, кажется, завтрак подан. И ты что-то
не куришь. Пойдем в столовую?
- Подождите, милорд, - говорит смиренно Дьюсэйс. - Я не хочу
злоупотреблять вашим гостеприимством, но... но войдите в мое положение - у
меня нет денег, - а вы знаете, что жена моя привыкла...
- Миссис Дьюсэйс всегда найдет здесь приют, так, словно ничто не
нарушало добрых отношений между ней и ее мачехой.
- Ну, а я, сэр, - тихо произносит Дьюсэйс, - я надеюсь... я верю... что
ваша светлость не забудете и обо мне?
- Забыть? Нет, как можно!
- И как-то обеспечите?..
- Элджернон Дьюсэйс! - говорит милорд, подымаясь с софы и глядя на сына
со злорадством, какого я отродясь не видал. - Заявляю перед богом, что не
дам тебе ни одного пенни!
А миссис Дьюсэйс он протягивает руку и говорит:
- Что ж, пойдемте со мной к вашей маме, милочка? Я уже сказал, что наш
дом всегда для вас открыт.
- Милорд, - отвечает бедняжка с низким реверансом, - мой дом - там, где
он.
* * *
Месяца три спустя, когда стали падать листья, а в Париже начался сезон,
милорд, миледи и мы с Мортимером гуляли в Буа-де-Баллон. Экипаж медленно
ехал позади, а мы любовались лесом и золотым закатом.
Милорд распространялся насчет красот окружающей природы, высказывая при
этом самые возвышенные мысли. Слушать его было одно удовольствие.
- Ах, - сказал он, - жестокое надо иметь сердце, - не правда ли,
душенька? - чтобы не проникнуться таким зрелищем. Сияющая высь словно
изливает на нас неземное золото; и мы приобщаемся небесам с каждым глотком
этого чистого, сладостного воздуха.
Леди Крэбс молчала и только пожимала ему руку, возводя при этом глаза
кверху. Даже мы с Мортимером что-то почувствовали и стояли молча, опершись о
наши золоченые трости. Подъехал экипаж; милорд и миледи медленно направились
к нему.
Поблизости стояла скамейка. На ней сидела бедно одетая женщина, а подле
нее, прислонясь к дереву, стоял мужчина, который показался мне знакомым. На
нем был потрепанный и побелевший на швах синий сюртук с медными пуговицами.
На голове была рваная шляпа; волосы и бакенбарды свалялись так, что страшно
было смотреть. Он был небрит и бледен как мертвец.
Милорд и миледи не обратили на него никакого внимания и пошли к
экипажу. Мы с Мортимером также заняли свои места. Мужчина стиснул плечо
женщины, а она опустила голову, горько плача.
Усевшись в экипаж, милорд и миледи, с редкой добротою и деликатностью,
разразились громким смехом - ну прямо так и залились, пугая вечернюю тишину.
Дьюсэйс обернулся. Как сейчас, вижу его лицо - сущий дьявол в аду! Он
взглянул на экипаж и указал на него своей искалеченной рукой, а другой рукой
замахнулся и ударил женщину. Та вскрикнула и упала.
Ах, бедная, бедная!
Ранние повести Теккерея
В этот том включены избранные рассказы и повести, написанные Теккереем
в 1838-1841 годах. Печатались они главным образом в "Журнале Фрэзера"
("Eraser's Magazine"). Этот ежемесячник, основанный в 1830 году,
просуществовал до 1882 года. До 1837 года главным редактором его бил Уильям
Мэганн (1793-1842), один из самых образованных и блестящих журналистов
своего времени. Он и привлек к сотрудничеству в журнале Тедкерея, которого
знал лично уже несколько лег. После 1837 года его сменил Джеймс Фрэвер
(однофамилец основателя журнала), издатель и книгопродавец, человек
малообразованный, но не притеснявший особенно своих сотрудников. Помимо
политических статей, свидетельствующих о весьма консервативной нотации
журнала, там печатались повести и рассказы, мемуары (например, воспоминания
писателя Пикока о Шелли), биографии, путевые записки и в огромном количестве
- рецензии на новые книги и отчеты о выставках картин. В журнале
сотрудничали такие; видные писатели и поэты, как Кардейль, Локхарт, Мэгинн,
Барри Корнуолл, Кольридж, такие художники, как Маклив, поместивший там в
1830-1838 годах серию из восьмидесяти портретов, я др. Для Теккерея "Журнал
Фрэзера" был главной трибуной до 1844 года, когда он стал печататься по
большей части в "Панче", однако и позже он продолжал помещать у "Фразера"
статьи и рецензии.
Конец 1830-х и начало 1840-х годов были для Тенкерея трудным временем,
когда он искал свое место в жизни и свое истинное призвание. Оставшись без
средств и вынужденный зарабатывать своим трудом, Теккерей долго колебался,
стать ли ему писателем или художником-гравером. Что у вето были данные и для
того, и для другого, - это было ясно. Писать (стихи, пародии, статейки в
студенческом журнале) он начал с юношеских лет, тогда же успешно рисовал
карикатуры, а в бытность свою во Франции серьезно учился рисованию и
живописи. И позднее, определившись как писатель, Теккерей много лет сам
иллюстрировал свои произведения. Однако профессиональным художником он не
стал. Возможно, некоторую роль в этом решении сыграло его знакомство с
Диккенсом, которому он в 1836 году предложил свои услуги как иллюстратор
"Записок Пиквикского клуба", но был отвергнут.
Наряду с беллетристикой Теккерей с начала 30-х годов писал статьи и
рецензии в различных газетах и журналах (включая тот же "Журнал Фрэзера").
Все они, как было принято в то время, печатались без подписи. Повести же
свои Теккерей печатал под разными псевдонимами - вплоть до 1847 года, когда
начала выходить месячными выпусками "Ярмарка тщеславия", подписанная его
настоящим именем. Объяснялось это отчасти тем, что Теккерей боялся открыто
признать себя членом пишущей братии - очень уж незавидно было положение
писателя в обществе. В 1840 году, в своем "Парижском альбоме", он с горечью
отмечал, что в Англии "сочинитель (что бы ни говорили в его оправдание)
стоит ниже того общественного круга, в который входят аптекарь, стряпчий,
виноторговец, а их положение, по крайней мере, в провинции, достаточно
двусмысленно". Итак, на страницах "Журнала Фрэзера", а позднее - "Панча"
Теккерей выступает то как лакей Желтоплюш, то как майор Гагаган, этакий
ирландский Мюнхгаузен, то как мрачный мизантроп Фиц-Будл, то как скромный
писатель и художник Майкл Анджело Титмарш и т. д.
В жанровом отношении ранние повести Теккерея представляют большое
разнообразие, но все их роднит то более, то менее острая сатирическая
направленность. Записки лакея - удобная форма для разоблачения как самой
лакейской психологии, так и представителей общества, пользующегося его
услугами. Две повести, написанные в сотрудничестве с художником Крукшенком,
- дань распространенному в то время жанру: серии рисунков, лишь связанных
между собою текстом. Однако под пером настоящих писателей такой
соединительный текст приобретает самостоятельное литературное значение. Как
известно, из таких вот текстов, призванных сопровождать картинки, родился
"Пиквикский клуб" Диккенса. И у Теккерея две повести, сделанные таким
способом, не одинаковы ни по форме, ни по достоинству. "Дневник Кокса" - не
более чем анекдот на достаточно избитую тему о неожиданно разбогатевших
"маленьких людях"; "Роковые сапоги" интересны позицией персонажа, от лица
которого ведется рассказ, - позицией негодяя и жулика, выставляющего себя
несчастной жертвой. Идет эта традиция из XVIII века, в частности от
Фильдинга, и блестяще выдержана самим Теккереем в позднейших "Записках Барри
Линдона".
Повесть "Кэтрин" уже гораздо серьезнее по замыслу. Теккерей написал ее
как протест против определенной и вредной на его взгляд тенденции в
литературе тех лет - тенденции идеализировать преступников и преступный мир,
особенно ярко проявившейся в романах двух чрезвычайно популярных в свое
время писателей - Бульвера и Эйнсворта. Мысль эта занимала Теккерея давно,
он высказал ее еще в 1834 году, в своей рецензии на книгу Уайтхеда
"Размышления по поводу истории разбойников" (см. т. 2 наст. собр. соч.). И
теперь, взяв в основу сюжета подлинную историю некой Кэтрин Хэйс, сожженной
на костре в 1726 году за убийство мужа, Теккерей идет к своей цели
одновременно разными путями: он пытается создать образы злодеев, лишенные
какой бы то ни было привлекательности и романтического ореола; он пародирует
стиль и приемы Бульвера и Эйнсворта; наконец, он непосредственно обращается
к читателю со своими рассуждениями и, таким образом, уже откровенно
выступает как моралист и исправитель нравов. Написана повесть неровно.
Наряду с блестящими страницами в ней есть и срывы. Не удалось автору и
удержаться на своей позиции обличителя, но это скорее пошло на пользу, а не
во вред его произведению: увлекшись созданием характеров, он поневоле
наделил их какими-то привлекательными чертами, то есть сделал их живыми, а
живые характеры обусловили и живое, динамичное развитие сюжета, особенно в
первой половине повести. В письме к матери от марта 1840 года Теккерей
пишет: "...она (повесть) недостаточно отвратительна, вот в чем беда... и Вы
сами видите, что автор в глубине души сочувствует своей героине и ему не
захотелось сделать ее совсем уж дрянью". "Кэтрин" высоко оценил Карлейль и
другие литераторы, но публика приняла ее холодно.
Повесть "В благородном семействе" проникнута презрением к потугам
пошленьких, ограниченных людей быть "не хуже других". В ней интересна
характеристика "образования джентльмена" в привилегированной закрытой школе
- более резкая, чем все, что Теккерей писал на эту тему впоследствии;
интересен образ негодяя "из благородных", намеченный уже в фигуре Дьюсэйса и
появляющийся на страницах Теккерея на протяжении всего его творчества;
интересно неприкрыто сочувственное отношение автора к своей героине. Но и
этой вещи недостает жанрового единства: автор сбивается с сатиры на
мелодраму, с мелодрамы на фарс.
Наконец, "История знаменитого бриллианта Хоггарти" - наиболее
законченное из ранних произведений Теккерея. Здесь налицо и ровный,
выдержанный с начала до конца тон, и четко задуманный и стройно развитый
сюжет. В предисловии к изданию этой повести отдельной книжкой в 1849 году
Теккерей, уже признанный автор "Ярмарки тщеславия" и "Пенденниса", писал:
"Повесть эта... была написана в пору, когда автора постигло тягчайшее
несчастье (смерть ребенка, - М. Л.), которое повергло его в глубокую скорбь.
Те, кого занимают такого рода подробности "биографии литератора, смогут
именно этим объяснить известную сдержанность тона и печаль, которыми
окрашены страницы повести. Перечитывая ее теперь, семь лет спустя, я
вспоминаю обстоятельства, при которых она писалась, и мысли - совсем не те,
что попали на бумагу, которые неотступно преследовали автора в ту пору".
Некоторые персонажи этих ранних повестей впоследствии появятся и в
других произведениях Теккерея. Стабз - герой повести "Роковые сапоги",
мелькает уже на страницах "Дневника Кокса", а Дьюсэйс из "Записок
Желтоплюша" упомянут в числе узников Флитской тюрьмы в "Бриллианте
Хоггарти". Встретим мы в более поздних повестях или в романах и Тафтханта, и
Каролину, и ученого доктора Порки. Этот расчет на "узнавание" персонажей
читателем - один из приемов, с помощью которых Теккерей создает единый мир
своих героев, некую модель того реального мира, который он видел вокруг себя
и, преобразив как художник, запечатлел в своем творчестве.
В ранних повестях Теккерея много незрелого - он пробует, ищет, он еще
отдает дань предрассудкам своего возраста и своего времени. Его комические
эффекты нередко дешевы, это особенно относится к изображению иностранцев с
их непомерно исковерканным говором, это же можно сказать о всех записках
Желтоплюша, назойливо выдержанных в оригинале в ужасающей, не поддающейся
переводу орфографии, с неправильным употреблением "ученых" слов.
Однако уже 6 этих ранних произведениях есть все, что сделало
впоследствии Теккерея великим писателем: не только острая наблюдательность и
способность претворить собственный жизненный опыт в литературные образы,
одновременно живые и типические; не только умение создать картину прошедшей
эпохи, которое позднее проявилось в полной мере в его исторических романах;
не только юмор и сатирическое заострение, которое достигло своей вершины в
"Ярмарке тщеславия". В этих ранних вещах Теккерей уже дает образцы блестящей
лепки характеров, образцы великолепной прозы. И в этих же вещах он
вырабатывает свои взгляды на жизнь и нащупывает свою авторскую позицию -
позицию сатирика и моралиста, пребывающего в постоянном общении со своим
читателем.
M. Лорие
Из "Записок Желтоплюша"
Желтошшш - первый псевдоним Теккерея и первый созданный им персонаж, от
имени которого он обращался к публике. Желтошшш - лакей. Отца он яе зная.
Мать дала ему имя Чарльз Джеймс Харрингтон Фицрой Желтошшш - "в честь
нескольких знатных семейств, а также одного кучера, своего знакомого,
который носил желтую ливрею...". Воспитанный в приюте, Желтоплюш с
двенадцати лет пошел я услужение и, достигнув к тридцати семи годам высокого
положения лакея в аристократическом доме, решил заняться литературой.
"Записки Желтоплюша" ("The Yellowplush Papers") печатались в "Журнале
Фрэзера" с ноября 1837 по январь 1840 года. В настоящее издание включены два
рассказа Желтоплюша, повествующие о похождениях одного из его хозяев -
Дьюсэйса (по-английски Дьюсэйс значит "Двойка-туз").
"Нашла коса на камень" ("Dimond cut Dimond") - впервые напечатано в
"Журнале Фрэзера", 1838, февраль. "Мистер Дьюсэйс в Париже" ("Mr. Deuceace
at Paris") - там же, май-июль, 1838.
Темпл - комплекс зданий, дворов и садов в лондонском Сити, на берегу
Темзы, когда-то - владение ордена рыцарей-темплиеров (храмовников). С XV в.
Темпл стал средоточием английской юриспруденции. Там обосновались главные
юридические корпорации, там находятся конторы та квартиры юристов, а также
проживают молодые люди, изучающие право и готовящиеся к сдаче адвокатского
экзамена. Теккерей жил в Темпле в 1831-1832 гг.
В залах Олмэка в начале XIX века процветали азартные игры; позже там
устраивались платные балы и лекции; Крокфорд - фешенебельный игорный дом.
Тэттерсол - первый владелец поныне существующих лондонских конюшен, где
лошадь можно купить или нанять.
Ньюмаркет - город в графстве Кембриджшир, где издавна устраиваются
скачки.
Излингтон - густо населенный район Лондона.
Тэртел Джон, убил и ограбил своего друга Уильяма Уира, которому
проиграл крупную сумму в карты; повешен в 1823 г.
...да еще тысячу фунтов у Лафита... - В рассказе "Чужие края" Желтоплюш
упоминает, что по пути в Париж Дьюсэйс перевел из Булони в парижский банк
тысячу фунтов.
Докторс-Коммонс - ныне упраздненная система судов, ведавших, между
прочим, и делами о наследствах.
Читатель, "быть может, помнит трогательное письмо... - В рассказе
"Чужие края" Дьюсэйс пишет отцу с просьбой прислать эму рекомендательное
письмо к английскому посланнику в Париже. Выполнив эту просьбу, лорд Крэбс в
свою очередь просит сына прислать ему пятьсот фунтов, однако никакого ответа
не получает.
Гримальди Джозеф (1779-1837) - знаменитый английский клоун. В 1838 г.
Диккенс издал под своей редакцией его воспоминания.
Трисмегист - в греч. мифологии - покровитель магии; отсюда значение
"алхимик".
Мистер Типпи Кук в трагедии "Франкенштейн". - "Типпи" (Томас Поттер)
Кук - известный актер; трагедия "Франкенштейн" - инсценировка одноименного
романа Мэри Шелли.
Паста Джудитта (1798-1865) - итальянская певица.
Биллингсгет - рыбный рынок на берегу Темзы в Лондоне.
"Страдания Мак-Виртера". - Желтоплюш имеет в виду "Страдания молодого
Вертера" Гете, но по незнанию употребил распространенную шотландскую
фамилию.
"Вестник Галиньяни" - английская газета, основанная в 1814 г. в Париже
итальянцем Антони