— Да, это так, — ответил я, покачав головой. — Нелегко будет отправить его за границу. Надо представить дело так, будто он едет туда по собственной воле.
— Как же это устроить?
— Пусть думает, что идет по следам профессора Мориарти, а наведем его на этот след мы.
Жена с изумлением посмотрела на меня.
— Мы наведем его на след?
— Да, — я смотрел на нее не отводя глаз. — Мы должны подсунуть Холмсу ложные улики, которые и приведут его в Вену.
— Он все поймет, — немедленно возразила она. — Никто не знает об уликах столько, сколько знает Холмс.
— Весьма возможно, — отвечал я, — но ведь никто не знает Холмса лучше меня. — Я весь подался вперед. — Я пущу в ход все известные мне средства, чтобы привлечь его, чтобы он, что называется, взял след. Изощренность и изобретательность — не моя сильная сторона, а его. Но я перевоплощусь на время. Я позаимствую его образ мыслей; я просмотрю свои записи о делах, которыми нам приходилось когда-то заниматься вместе; ты мне поможешь в этом, и тогда, — заключил я тоном, скорее бодряческим, нежели бодрым, — и вот тогда мы заставим его играть по нашим правилам. Если потребуется, — добавил я запинаясь, — я буду тратить деньги не считая.
Жена наклонилась ко мне и, нежно взяв мое лицо в ладони, с обожанием посмотрела мне в глаза.
— Ты сделаешь все это — ради него?
— Я был бы последним негодяем, если бы поступил по-другому после того, что он для меня сделал, — ответил я.
— Я помогу тебе, — просто сказала жена.
— Прекрасно. — Я взял ее руки в свои и слегка сжал в восхищении. — Я знал, что смогу на тебя положиться. Но прежде мы должны заручиться согласием этого врача.
Это препятствие на пути наших планов, однако, исчезло незамедлительно. В парадную дверь постучали, и через некоторое время в комнату вошла служанка, неся телеграмму. Дрожащими руками я сломал печать и прочел послание, составленное на ломаном английском. В нем говорилось, что услуги врача «есть в распоряжение великий английский сыщик без всякая плата» и что сам врач с нетерпением ждет ответа. Я нацарапал записку и попросил служанку отдать ее посыльному, ждавшему у двери.
Теперь оставалось заманить Шерлока Холмса в Вену.
Интерлюдия на Пэлл Мэлл
Путешествие в тумане
— Как же это устроить?
— Пусть думает, что идет по следам профессора Мориарти, а наведем его на этот след мы.
Жена с изумлением посмотрела на меня.
— Мы наведем его на след?
— Да, — я смотрел на нее не отводя глаз. — Мы должны подсунуть Холмсу ложные улики, которые и приведут его в Вену.
— Он все поймет, — немедленно возразила она. — Никто не знает об уликах столько, сколько знает Холмс.
— Весьма возможно, — отвечал я, — но ведь никто не знает Холмса лучше меня. — Я весь подался вперед. — Я пущу в ход все известные мне средства, чтобы привлечь его, чтобы он, что называется, взял след. Изощренность и изобретательность — не моя сильная сторона, а его. Но я перевоплощусь на время. Я позаимствую его образ мыслей; я просмотрю свои записи о делах, которыми нам приходилось когда-то заниматься вместе; ты мне поможешь в этом, и тогда, — заключил я тоном, скорее бодряческим, нежели бодрым, — и вот тогда мы заставим его играть по нашим правилам. Если потребуется, — добавил я запинаясь, — я буду тратить деньги не считая.
Жена наклонилась ко мне и, нежно взяв мое лицо в ладони, с обожанием посмотрела мне в глаза.
— Ты сделаешь все это — ради него?
— Я был бы последним негодяем, если бы поступил по-другому после того, что он для меня сделал, — ответил я.
— Я помогу тебе, — просто сказала жена.
— Прекрасно. — Я взял ее руки в свои и слегка сжал в восхищении. — Я знал, что смогу на тебя положиться. Но прежде мы должны заручиться согласием этого врача.
Это препятствие на пути наших планов, однако, исчезло незамедлительно. В парадную дверь постучали, и через некоторое время в комнату вошла служанка, неся телеграмму. Дрожащими руками я сломал печать и прочел послание, составленное на ломаном английском. В нем говорилось, что услуги врача «есть в распоряжение великий английский сыщик без всякая плата» и что сам врач с нетерпением ждет ответа. Я нацарапал записку и попросил служанку отдать ее посыльному, ждавшему у двери.
Теперь оставалось заманить Шерлока Холмса в Вену.
Интерлюдия на Пэлл Мэлл
Конечно, одно дело — пообещать перевоплотиться в Шерлока Холмса, позаимствовать его образ мыслей и совсем другое — сделать это.
Вдохновленные телеграммой, мы сдвинули кресла, я достал с полок свои записи и мы стали обдумывать, что может послужить ложным следом.
Увы, задача оказалась гораздо более сложной, чем я мог представить. Все знатоки моих заметок склонны считать, что их автор тугодум, безнадежный тупица, человек доверчивый и совершенно лишенный воображения, если не хуже. Я отвергаю эти обвинения по всем пунктам, хотя и признаю, что пользовался некоторыми художественными приемами. Так, описывая наши с Холмсом приключения, я, естественно, иногда представлял себя несообразительным по сравнению со своим другом, что, видимо, было с моей стороны ошибкой. Должен заметить, что прибегал я к такого рода преувеличениям не для того, чтобы усилить впечатление от способностей Холмса. Причина скорее в том, что само его присутствие заставляло чувствовать умственную неполноценность не одного меня, а и других людей, обладавших совершенно нормальным интеллектом.
Когда же заурядный ум, пусть движимый самыми добрыми намерениями, берется переиграть превосходящего соперника, сразу становится ясно, что дело это почти безнадежно.
В тот вечер мы с женой перебрали в уме с десяток неудачных способов. Все наши хитрости имели какой-нибудь изъян, были неубедительны или просто лишены чего-то такого, без чего — я знал наперед — не стоит и пытаться привлечь внимание Холмса. Жена, выступая в роли беспощадного критика, раз за разом не оставляла камня на камне от того, что еще секунду назад казалось великолепным замыслом.
Сколько так просидел я перед очагом, ломая голову и снова и снова листая свои заметки, — не знаю точно. Помню только, что в моем воображении времени прошло гораздо больше, чем на самом деле, о чем бесспорно свидетельствовали часы над камином.
— Джон — вдруг воскликнула жена, — мы все делаем не так.
— То есть? — поинтересовался я, несколько уязвленный, ибо знал, что делаю все, что в моих силах. Мне не доставило никакого удовольствия вдруг услышать от своей собственной супруги, что все, что я предпринимаю для спасения дорогого друга, «не так».
— Ну не сердись, — поспешно добавила жена, увидев, что я покраснел. — Я только хотела сказать, что, если мы намерены перехитрить мистера Холмса, нам надо обратиться за помощью к его брату.
Ну почему эта мысль не пришла мне сразу? Я наклонился и чмокнул жену в щечку.
— Ты права, — сказал я, поднимаясь. — Майкрофт — тот человек, который сможет подсказать, на какую приманку лучше всего ловить. Даже сам Холмс признает, что Майкрофт превосходит его по уму.
Я заторопился к двери.
— Ну куда ты пойдешь на ночь глядя? — возразила жена. — Уже почти десять. В самом деле, Джон, на сегодня хватит.
— Я же говорил тебе, что нельзя терять ни минуты, — ответил я, натягивая сюртук, висевший перед огнем. — Успеть бы в клуб «Диоген» до одиннадцати, может быть, еще застану Майкрофта. Не жди меня, ложись спать, — добавил я, нежно поцеловав ее еще раз.
На улице я подозвал экипаж и попросил отвезти меня к «Диогену». В этом клубе Майкрофт обычно проводил свободное время. Откинувшись на подушки и прислушиваясь к цокоту копыт лошади, катившей кэб по улицам, залитым светом газовых фонарей, я изо всех сил старался не уснуть. По правде говоря, ужасно устал. Но тут я вспомнил, что Холмс, когда занимался каким-нибудь делом, был способен поистине на нечеловеческие усилия. Если уж я не могу тягаться с ним по уму, то должен хотя бы не уступать ему в выносливости.
Я не слишком хорошо знал Майкрофта Холмса. Раз или два мы виделись с ним года три тому назад, когда наши пути пересеклись во время расследования ужасного происшествия с греческим переводчиком. Подумать только, мы прожили с Холмсом бок о бок более семи лет, прежде чем он впервые упомянул о своем брате. Эта новость поразила меня так же, как ошеломило бы сообщение о том, что Земля все-таки плоская. Еще большей новостью для меня было то, что Холмс признавал за своим братом умственное превосходство.
— В таком случае он, несомненно, куда более известный сыщик, чём вы, — сказал я тогда. — Но если так, то почему я о нем никогда не слыхал? — Мне показалось совершенно невероятным, что в наше время в Англии живет человек равный Холмсу по уму, но о нем никто и никогда не упоминает.
— А-а, что там говорить, — отмахнулся Холмс. — Майкрофт из тех, что зарывают талант в землю. Он просто очень ленив, — добавил он, увидев, что я не совсем понимаю, в чем, собственно, дело. — Он бы с удовольствием разгадывал загадки, если бы это можно было делать, не покидая своего кресла даже на время. К сожалению, от сыщика требуется не только это, — усмехнулся Холмс, — а Майкрофту претит малейшее физическое усилие.
Холмс поведал мне, что его брат проводит большую часть времени в клубе «Диоген», как раз напротив своего дома на Пэлл Мэлл. Клуб этот был создан специально для тех людей, что терпеть не могут клубы. В нем состояли наистраннейшие и наинелюдимейшие личности Лондона; ни один из членов не имел права обращать ни малейшего внимания на других. Разговаривать в этом клубе разрешалось только в комнате для посетителей.
Я уже дремал, когда возница откинул ступеньки и, не заглядывая внутрь, как бы между прочим сообщил, что мы прибыли на место.
Скорым шагом я пересек улицу, у входа в клуб вручил привратнику свою карточку и попросил мистера Майкрофта Холмса в комнату для посетителей. Тот сдержанно поклонился и отправился исполнять поручение. Лишь по легкому блеску надменных, всегда полуприкрытых глаз я понял, что, по его мнению, одет самым неподобающим образом. Я предпринял тщетную попытку поправить воротничок и с сожалением провел рукой по небритому подбородку. К счастью, мне не нужно было снимать шляпу и причесываться. В те годы еще существовал обычай, по которому мужчины не снимали шляп в помещении, особенно в клубах.
Минут через пять привратник вернулся мягкой, неслышной походкой и, грациозным движением затянутой в перчатку руки пригласив следовать за ним, провел в комнату для посетителей, где я и нашел Майкрофта Холмса.
— Доктор Ватсон, если не ошибаюсь? Не думал, что сразу узнаю вас, — он вразвалку подошел ко мне и пожал руку своими толстыми пальцами. Я неоднократно упоминал, что, в противоположность худощавому Шерлоку, брат его был человеком весьма тучным. Годы не изменили его телосложения. Пока я рассматривал его, Майкрофт Холмс в свою очередь внимательно изучал меня своими маленькими, глубоко посаженными глазками.
— Вы пришли по срочному делу, касающемуся моего брата, я полагаю, — продолжал он. — Весь день вы провели в разъездах, занимаясь его делами, пользовались главным образом экипажами, насколько я могу судить; вы остановились ненадолго на вокзале Ватерлоо, чтобы забрать что-то. Нет-нет, — поправился он, — чтобы встретить кого-то. Вы очень устали, — добавил он, приглашая меня сесть. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, что стряслось с моим братом.
— Откуда вы узнали, что с ним что-то случилось? — спросил я, опускаясь в кресло в изумлении. Не было никаких сомнений, что передо мной действительно единоутробный брат Холмса.
— Проще простого, — сказал Майкрофт, небрежно взмахнув ручищей. — Я не вижу вас уже года три, все это время вы находитесь в обществе Шерлока и, насколько мне известно, описываете его приключения. Потом вы неожиданно являетесь ко мне в то время, когда все женатые джентльмены дома со своими женами; более того, вы приезжаете ко мне без своей прекрасной половины. Легко предположить, что что-то случилось с моим братом и вы приехали просить помощи. Судя по вашему подбородку, вы весь день провели в разъездах, у вас даже не было времени побриться. Саквояж с инструментами не при вас, однако мне известно из ваших объявлений в газетах, что вы возобновили практику. Из всего этого я заключаю, что ваше срочное дело связано с приездом ко мне. Дата на перронном билете, торчащем у вас из кармана пальто, свидетельствует, что вы сегодня были на вокзале Ватерлоо. Если бы вы были там для того, чтобы забрать посылку, вам не потребовалось бы идти дальше багажного отделения — я полагаю, для этого не нужен перронный билет; следовательно, вы встречали кого-то. Что касается экипажей, в которых вы разъезжали целый день, могу сказать вам следующее: ваша щетина и измученный вид свидетельствуют, что вы целый день не были дома; однако ваше пальто сухое и ботинки чистые, несмотря на ненастье. Какой еще способ передвижения может объяснить эту странность, как не тот, который наш мистер Дизраэли называл гондолами Лондона? Видите, все очень просто. А теперь выкладывайте, что произошло.
Майкрофт пододвинул стул, сел напротив меняв, дал мне время справиться с изумлением, по-доброму улыбнулся и предложил что-нибудь выпить. Я отказался, покачав головой.
— Вы давно не виделись с братом? — спросил я.
— Примерно с год.
Это не показалось мне странным, хотя многих может удивить, что два брата, живущие в одним городе и не находящиеся в ссоре, так редко встречаются. Мне-то было доподлинно известно, что братья Холмсы скорее исключение, чем правило.
Предупредив Майкрофта, что вести мои не из приятных, я рассказал ему, в каком состоянии находится его брат и как я предлагаю вылечить его. Он слушал меня молча и бесстрастно; по мере того как я говорил, голова его опускалась все ниже и ниже. Когда я закончил, наступила пауза, настолько долгая, что я подумал, а не заснул ли он. Звук, похожий на храп, убедил меня, что так оно и есть на самом деле, как вдруг Майкрофт медленно поднял голову. Глаза его вновь встретились с моими, и я увидел в них боль.
— Мориарти, вы говорите? — хрипло промолвил он наконец.
Я кивнул.
Он вяло взмахнул рукой, прося не перебивать.
— Да-да, конечно, — пробормотал он и снова погрузился в молчание, уставившись на кончики пальцев. Наконец, Майкрофт вздохнул еще раз, поднялся и заговорил с оживлением, как бы пытаясь совладать с потрясением от принесенной мною вести.
— Заманить Шерлока в Вену будет нелегко, — согласился он, подойдя к двери и подергав шнурок звонка, — но и не совсем невозможно. Для этого нам всего лишь придется дать ему повод думать, что Мориарти там и ждет его.
— В том-то и штука, что мы не знаем, как это сделать.
— Не знаете? Проще всего будет устроить так, чтобы профессор Мориарти отправился в Вену собственной персоной. Дженкинс, нам понадобится кэб, позаботьтесь об этом, — сказал Майкрофт Холмс слуге за моей спиной, явившемуся на звон колокольчика.
Майкрофт Холмс хранил молчание на протяжении почти всего пути к дому номер 114 по Мунро-Роуд (адрес в Хаммерсмите, указанный в визитной карточке профессора); лишь однажды он нарушил его, чтобы осведомиться об австрийском враче, и спросил, не знаю ли я, кто он такой. Я объяснил, что прочитал о нем в журнале «Ланцет». В ответ Майкрофт усмехнулся.
— Судя по имени, он еврей, — заметил он.
Я почувствовал, что обретаю второе дыхание, — мысль о том, что на моей стороне Майкрофт Холмс и его ум, сильно приободрила меня. Подмывало расспросить его о профессоре Мориарти и трагедии, о которой тот упомянул, но потом я все же решил попридержать язык. Майкрофт был всецело поглощен судьбой своего несчастного брата; в характере обоих братьев было что-то такое, что исключало такую вольность даже со стороны близкого друга. Я же ни в коей мере не был достаточно хорошо знаком с Майкрофтом.
Вместо этого я стал размышлять о том, как нам уговорить профессора Мориарти согласиться принять наше весьма странное предложение. Несомненно, думал я, нам ни за что не удастся убедить скромного, робкого учителя бросить все и немедленно отправиться на континент. Он станет возражать; хуже того, он будет ныть. Я повернулся к своему спутнику, чтобы поделиться своими опасениями, но тот уже высунулся в окно.
— Останови-ка здесь, приятель, — сказал он негромко, хотя мы были еще далеко от места.
— Если профессор не преувеличивает, — пояснил Майкрофт, с трудом вынося свое грузное тело из экипажа, — мы должны быть настороже. Нам чрезвычайно важно поговорить с ним, но не менее важно сохранить наш визит в тайне от Шерлока, приняв меры на случай, если он и в эту ночь решил стоять на посту.
Я кивнул и сказал вознице ждать нас столько, сколько понадобится. Для верности я сунул ему шиллинг и пообещал еще один по возвращении. После этого Майкрофт и я тихо двинулись по пустынным улицам в направлении дома профессора.
Мунро-Роуд — ничем не примечательный район: двухэтажные домишки с оштукатуренными фасадами и крохотными садиками. В конце улицы я увидел белый дымок, медленно клубящийся в ночном воздухе, и судорожно дёрнул моего тучного спутника за рукав. Он взглянул, куда я ему показал, и кивнул. Мы притаились в тени ближайшего дома.
Под единственным фонарем на улице стоял Шерлок Холмс и курил трубку.
Оставаясь все время в тени, мы подкрались ближе и затаились. Положение было совершенно безнадежным. До тех пор пока Холмс торчит перед профессорской дверью, нечего и думать, чтобы войти незамеченными, разве что попытаться отвлечь его — но как? Мы пошептались. Сначала нам пришла мысль попробовать проникнуть в дом с соседней улицы через черный ход, однако этот план наткнулся на несколько возражений. Не было никаких сомнений, что нам пришлось бы перелезать через забор, Майкрофт же был совершенно не подготовлен к такого рода гимнастическим упражнениям, хотя мне-то они были бы по силам. Но даже если бы нам и удалось преодолеть это препятствие, даже если бы мы правильно угадали в темноте нужный дом, нам пришлось бы еще ломать запертую дверь черного хода; произведенный нами шум, несомненно, привлек бы внимание Холмса.
Неожиданно все уладилось само собой. Я увидел, что мой друг, стоящий в желтом конусе света фонаря, выбил пепел из трубки о каблук и направился восвояси.
— Он уходит! — воскликнул я вполголоса.
— Будем надеяться, что он не собирается вернуться и продолжить бдение, — пропыхтел Майкрофт, поднимаясь и пытаясь стряхнуть грязь с колен, что при его телосложении было довольно непросто. — Надо торопиться, — сказал он, наконец бросив это безнадежное занятие, — больше ждать нельзя, дело есть дело.
Он направился к дому. Я продолжал стоять не шелохнувшись и смотрел вслед своему другу, уходившему в темноту; его фигура, облаченная в плащ-накидку — высокая и стройная, — выглядела одинокой и несчастной.
— Ватсон, ну где же вы, — прошептал Майкрофт, и я последовал за ним.
Поднять на ноги обитателей дома оказалось проще, чем мы предполагали; профессор Мориарти бодрствовал, его попытка заснуть была тщетной — в который уже раз — от одной мысли, что Холмс стоит у него под окнами.
Должно быть, он видел наше приближение: дверь распахнулась, как только Майкрофт взялся за дверной молоток. Мориарти, в ночном колпаке, рубашке и накинутом сверху выцветшем красном халате, смотрел на нас близорукими, покрасневшими от бессонницы глазами.
— Это вы, доктор Ватсон?
— Да, а это мистер Майкрофт Холмс. Вы разрешите нам войти?
— Мистер Майкрофт, мальчик мой, — воскликнул он в изумлении. — Но почему...
— Время дорого, — перебил его Майкрофт осторожно, но твердо. — Мы хотим помочь вам и моему брату.
— Да-да, конечно, — поспешно согласился Мориарти. — Пожалуйста, проходите, только осторожно. Моя квартирная хозяйка и служанки уже спят. Будет неловко, если мы их разбудим.
Когда мы вошли, Мориарти притворил за нами дверь и запер ее на засов.
— Сюда, пожалуйста. — Он взял лампу, поставил ее на столик в прихожей и повел нас наверх по лестнице в свои покои. Они чем-то напоминали его халат — в них было все необходимое, но слегка поношенное.
— Прошу вас, не прибавляйте света, — попросил Майкрофт, увидев, что профессор собирается повернуть рычажок газового рожка. — Мой брат может вернуться, и надо сделать так, чтобы он не заметил никаких перемен в вашем окне.
Мориарти кивнул и сел, рассеянным жестом предложив последовать его примеру.
— Что вы от меня хотите? — спросил он в нетерпении, увидев по нашим суровым лицам, что дело это, по меньшей мере, настолько серьезно, насколько он и предполагал.
— Мы были бы весьма вам признательны, если бы вы соблаговолили утром отбыть в Вену, — начал Майкрофт.
Вдохновленные телеграммой, мы сдвинули кресла, я достал с полок свои записи и мы стали обдумывать, что может послужить ложным следом.
Увы, задача оказалась гораздо более сложной, чем я мог представить. Все знатоки моих заметок склонны считать, что их автор тугодум, безнадежный тупица, человек доверчивый и совершенно лишенный воображения, если не хуже. Я отвергаю эти обвинения по всем пунктам, хотя и признаю, что пользовался некоторыми художественными приемами. Так, описывая наши с Холмсом приключения, я, естественно, иногда представлял себя несообразительным по сравнению со своим другом, что, видимо, было с моей стороны ошибкой. Должен заметить, что прибегал я к такого рода преувеличениям не для того, чтобы усилить впечатление от способностей Холмса. Причина скорее в том, что само его присутствие заставляло чувствовать умственную неполноценность не одного меня, а и других людей, обладавших совершенно нормальным интеллектом.
Когда же заурядный ум, пусть движимый самыми добрыми намерениями, берется переиграть превосходящего соперника, сразу становится ясно, что дело это почти безнадежно.
В тот вечер мы с женой перебрали в уме с десяток неудачных способов. Все наши хитрости имели какой-нибудь изъян, были неубедительны или просто лишены чего-то такого, без чего — я знал наперед — не стоит и пытаться привлечь внимание Холмса. Жена, выступая в роли беспощадного критика, раз за разом не оставляла камня на камне от того, что еще секунду назад казалось великолепным замыслом.
Сколько так просидел я перед очагом, ломая голову и снова и снова листая свои заметки, — не знаю точно. Помню только, что в моем воображении времени прошло гораздо больше, чем на самом деле, о чем бесспорно свидетельствовали часы над камином.
— Джон — вдруг воскликнула жена, — мы все делаем не так.
— То есть? — поинтересовался я, несколько уязвленный, ибо знал, что делаю все, что в моих силах. Мне не доставило никакого удовольствия вдруг услышать от своей собственной супруги, что все, что я предпринимаю для спасения дорогого друга, «не так».
— Ну не сердись, — поспешно добавила жена, увидев, что я покраснел. — Я только хотела сказать, что, если мы намерены перехитрить мистера Холмса, нам надо обратиться за помощью к его брату.
Ну почему эта мысль не пришла мне сразу? Я наклонился и чмокнул жену в щечку.
— Ты права, — сказал я, поднимаясь. — Майкрофт — тот человек, который сможет подсказать, на какую приманку лучше всего ловить. Даже сам Холмс признает, что Майкрофт превосходит его по уму.
Я заторопился к двери.
— Ну куда ты пойдешь на ночь глядя? — возразила жена. — Уже почти десять. В самом деле, Джон, на сегодня хватит.
— Я же говорил тебе, что нельзя терять ни минуты, — ответил я, натягивая сюртук, висевший перед огнем. — Успеть бы в клуб «Диоген» до одиннадцати, может быть, еще застану Майкрофта. Не жди меня, ложись спать, — добавил я, нежно поцеловав ее еще раз.
На улице я подозвал экипаж и попросил отвезти меня к «Диогену». В этом клубе Майкрофт обычно проводил свободное время. Откинувшись на подушки и прислушиваясь к цокоту копыт лошади, катившей кэб по улицам, залитым светом газовых фонарей, я изо всех сил старался не уснуть. По правде говоря, ужасно устал. Но тут я вспомнил, что Холмс, когда занимался каким-нибудь делом, был способен поистине на нечеловеческие усилия. Если уж я не могу тягаться с ним по уму, то должен хотя бы не уступать ему в выносливости.
Я не слишком хорошо знал Майкрофта Холмса. Раз или два мы виделись с ним года три тому назад, когда наши пути пересеклись во время расследования ужасного происшествия с греческим переводчиком. Подумать только, мы прожили с Холмсом бок о бок более семи лет, прежде чем он впервые упомянул о своем брате. Эта новость поразила меня так же, как ошеломило бы сообщение о том, что Земля все-таки плоская. Еще большей новостью для меня было то, что Холмс признавал за своим братом умственное превосходство.
— В таком случае он, несомненно, куда более известный сыщик, чём вы, — сказал я тогда. — Но если так, то почему я о нем никогда не слыхал? — Мне показалось совершенно невероятным, что в наше время в Англии живет человек равный Холмсу по уму, но о нем никто и никогда не упоминает.
— А-а, что там говорить, — отмахнулся Холмс. — Майкрофт из тех, что зарывают талант в землю. Он просто очень ленив, — добавил он, увидев, что я не совсем понимаю, в чем, собственно, дело. — Он бы с удовольствием разгадывал загадки, если бы это можно было делать, не покидая своего кресла даже на время. К сожалению, от сыщика требуется не только это, — усмехнулся Холмс, — а Майкрофту претит малейшее физическое усилие.
Холмс поведал мне, что его брат проводит большую часть времени в клубе «Диоген», как раз напротив своего дома на Пэлл Мэлл. Клуб этот был создан специально для тех людей, что терпеть не могут клубы. В нем состояли наистраннейшие и наинелюдимейшие личности Лондона; ни один из членов не имел права обращать ни малейшего внимания на других. Разговаривать в этом клубе разрешалось только в комнате для посетителей.
Я уже дремал, когда возница откинул ступеньки и, не заглядывая внутрь, как бы между прочим сообщил, что мы прибыли на место.
Скорым шагом я пересек улицу, у входа в клуб вручил привратнику свою карточку и попросил мистера Майкрофта Холмса в комнату для посетителей. Тот сдержанно поклонился и отправился исполнять поручение. Лишь по легкому блеску надменных, всегда полуприкрытых глаз я понял, что, по его мнению, одет самым неподобающим образом. Я предпринял тщетную попытку поправить воротничок и с сожалением провел рукой по небритому подбородку. К счастью, мне не нужно было снимать шляпу и причесываться. В те годы еще существовал обычай, по которому мужчины не снимали шляп в помещении, особенно в клубах.
Минут через пять привратник вернулся мягкой, неслышной походкой и, грациозным движением затянутой в перчатку руки пригласив следовать за ним, провел в комнату для посетителей, где я и нашел Майкрофта Холмса.
— Доктор Ватсон, если не ошибаюсь? Не думал, что сразу узнаю вас, — он вразвалку подошел ко мне и пожал руку своими толстыми пальцами. Я неоднократно упоминал, что, в противоположность худощавому Шерлоку, брат его был человеком весьма тучным. Годы не изменили его телосложения. Пока я рассматривал его, Майкрофт Холмс в свою очередь внимательно изучал меня своими маленькими, глубоко посаженными глазками.
— Вы пришли по срочному делу, касающемуся моего брата, я полагаю, — продолжал он. — Весь день вы провели в разъездах, занимаясь его делами, пользовались главным образом экипажами, насколько я могу судить; вы остановились ненадолго на вокзале Ватерлоо, чтобы забрать что-то. Нет-нет, — поправился он, — чтобы встретить кого-то. Вы очень устали, — добавил он, приглашая меня сесть. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, что стряслось с моим братом.
— Откуда вы узнали, что с ним что-то случилось? — спросил я, опускаясь в кресло в изумлении. Не было никаких сомнений, что передо мной действительно единоутробный брат Холмса.
— Проще простого, — сказал Майкрофт, небрежно взмахнув ручищей. — Я не вижу вас уже года три, все это время вы находитесь в обществе Шерлока и, насколько мне известно, описываете его приключения. Потом вы неожиданно являетесь ко мне в то время, когда все женатые джентльмены дома со своими женами; более того, вы приезжаете ко мне без своей прекрасной половины. Легко предположить, что что-то случилось с моим братом и вы приехали просить помощи. Судя по вашему подбородку, вы весь день провели в разъездах, у вас даже не было времени побриться. Саквояж с инструментами не при вас, однако мне известно из ваших объявлений в газетах, что вы возобновили практику. Из всего этого я заключаю, что ваше срочное дело связано с приездом ко мне. Дата на перронном билете, торчащем у вас из кармана пальто, свидетельствует, что вы сегодня были на вокзале Ватерлоо. Если бы вы были там для того, чтобы забрать посылку, вам не потребовалось бы идти дальше багажного отделения — я полагаю, для этого не нужен перронный билет; следовательно, вы встречали кого-то. Что касается экипажей, в которых вы разъезжали целый день, могу сказать вам следующее: ваша щетина и измученный вид свидетельствуют, что вы целый день не были дома; однако ваше пальто сухое и ботинки чистые, несмотря на ненастье. Какой еще способ передвижения может объяснить эту странность, как не тот, который наш мистер Дизраэли называл гондолами Лондона? Видите, все очень просто. А теперь выкладывайте, что произошло.
Майкрофт пододвинул стул, сел напротив меняв, дал мне время справиться с изумлением, по-доброму улыбнулся и предложил что-нибудь выпить. Я отказался, покачав головой.
— Вы давно не виделись с братом? — спросил я.
— Примерно с год.
Это не показалось мне странным, хотя многих может удивить, что два брата, живущие в одним городе и не находящиеся в ссоре, так редко встречаются. Мне-то было доподлинно известно, что братья Холмсы скорее исключение, чем правило.
Предупредив Майкрофта, что вести мои не из приятных, я рассказал ему, в каком состоянии находится его брат и как я предлагаю вылечить его. Он слушал меня молча и бесстрастно; по мере того как я говорил, голова его опускалась все ниже и ниже. Когда я закончил, наступила пауза, настолько долгая, что я подумал, а не заснул ли он. Звук, похожий на храп, убедил меня, что так оно и есть на самом деле, как вдруг Майкрофт медленно поднял голову. Глаза его вновь встретились с моими, и я увидел в них боль.
— Мориарти, вы говорите? — хрипло промолвил он наконец.
Я кивнул.
Он вяло взмахнул рукой, прося не перебивать.
— Да-да, конечно, — пробормотал он и снова погрузился в молчание, уставившись на кончики пальцев. Наконец, Майкрофт вздохнул еще раз, поднялся и заговорил с оживлением, как бы пытаясь совладать с потрясением от принесенной мною вести.
— Заманить Шерлока в Вену будет нелегко, — согласился он, подойдя к двери и подергав шнурок звонка, — но и не совсем невозможно. Для этого нам всего лишь придется дать ему повод думать, что Мориарти там и ждет его.
— В том-то и штука, что мы не знаем, как это сделать.
— Не знаете? Проще всего будет устроить так, чтобы профессор Мориарти отправился в Вену собственной персоной. Дженкинс, нам понадобится кэб, позаботьтесь об этом, — сказал Майкрофт Холмс слуге за моей спиной, явившемуся на звон колокольчика.
Майкрофт Холмс хранил молчание на протяжении почти всего пути к дому номер 114 по Мунро-Роуд (адрес в Хаммерсмите, указанный в визитной карточке профессора); лишь однажды он нарушил его, чтобы осведомиться об австрийском враче, и спросил, не знаю ли я, кто он такой. Я объяснил, что прочитал о нем в журнале «Ланцет». В ответ Майкрофт усмехнулся.
— Судя по имени, он еврей, — заметил он.
Я почувствовал, что обретаю второе дыхание, — мысль о том, что на моей стороне Майкрофт Холмс и его ум, сильно приободрила меня. Подмывало расспросить его о профессоре Мориарти и трагедии, о которой тот упомянул, но потом я все же решил попридержать язык. Майкрофт был всецело поглощен судьбой своего несчастного брата; в характере обоих братьев было что-то такое, что исключало такую вольность даже со стороны близкого друга. Я же ни в коей мере не был достаточно хорошо знаком с Майкрофтом.
Вместо этого я стал размышлять о том, как нам уговорить профессора Мориарти согласиться принять наше весьма странное предложение. Несомненно, думал я, нам ни за что не удастся убедить скромного, робкого учителя бросить все и немедленно отправиться на континент. Он станет возражать; хуже того, он будет ныть. Я повернулся к своему спутнику, чтобы поделиться своими опасениями, но тот уже высунулся в окно.
— Останови-ка здесь, приятель, — сказал он негромко, хотя мы были еще далеко от места.
— Если профессор не преувеличивает, — пояснил Майкрофт, с трудом вынося свое грузное тело из экипажа, — мы должны быть настороже. Нам чрезвычайно важно поговорить с ним, но не менее важно сохранить наш визит в тайне от Шерлока, приняв меры на случай, если он и в эту ночь решил стоять на посту.
Я кивнул и сказал вознице ждать нас столько, сколько понадобится. Для верности я сунул ему шиллинг и пообещал еще один по возвращении. После этого Майкрофт и я тихо двинулись по пустынным улицам в направлении дома профессора.
Мунро-Роуд — ничем не примечательный район: двухэтажные домишки с оштукатуренными фасадами и крохотными садиками. В конце улицы я увидел белый дымок, медленно клубящийся в ночном воздухе, и судорожно дёрнул моего тучного спутника за рукав. Он взглянул, куда я ему показал, и кивнул. Мы притаились в тени ближайшего дома.
Под единственным фонарем на улице стоял Шерлок Холмс и курил трубку.
Оставаясь все время в тени, мы подкрались ближе и затаились. Положение было совершенно безнадежным. До тех пор пока Холмс торчит перед профессорской дверью, нечего и думать, чтобы войти незамеченными, разве что попытаться отвлечь его — но как? Мы пошептались. Сначала нам пришла мысль попробовать проникнуть в дом с соседней улицы через черный ход, однако этот план наткнулся на несколько возражений. Не было никаких сомнений, что нам пришлось бы перелезать через забор, Майкрофт же был совершенно не подготовлен к такого рода гимнастическим упражнениям, хотя мне-то они были бы по силам. Но даже если бы нам и удалось преодолеть это препятствие, даже если бы мы правильно угадали в темноте нужный дом, нам пришлось бы еще ломать запертую дверь черного хода; произведенный нами шум, несомненно, привлек бы внимание Холмса.
Неожиданно все уладилось само собой. Я увидел, что мой друг, стоящий в желтом конусе света фонаря, выбил пепел из трубки о каблук и направился восвояси.
— Он уходит! — воскликнул я вполголоса.
— Будем надеяться, что он не собирается вернуться и продолжить бдение, — пропыхтел Майкрофт, поднимаясь и пытаясь стряхнуть грязь с колен, что при его телосложении было довольно непросто. — Надо торопиться, — сказал он, наконец бросив это безнадежное занятие, — больше ждать нельзя, дело есть дело.
Он направился к дому. Я продолжал стоять не шелохнувшись и смотрел вслед своему другу, уходившему в темноту; его фигура, облаченная в плащ-накидку — высокая и стройная, — выглядела одинокой и несчастной.
— Ватсон, ну где же вы, — прошептал Майкрофт, и я последовал за ним.
Поднять на ноги обитателей дома оказалось проще, чем мы предполагали; профессор Мориарти бодрствовал, его попытка заснуть была тщетной — в который уже раз — от одной мысли, что Холмс стоит у него под окнами.
Должно быть, он видел наше приближение: дверь распахнулась, как только Майкрофт взялся за дверной молоток. Мориарти, в ночном колпаке, рубашке и накинутом сверху выцветшем красном халате, смотрел на нас близорукими, покрасневшими от бессонницы глазами.
— Это вы, доктор Ватсон?
— Да, а это мистер Майкрофт Холмс. Вы разрешите нам войти?
— Мистер Майкрофт, мальчик мой, — воскликнул он в изумлении. — Но почему...
— Время дорого, — перебил его Майкрофт осторожно, но твердо. — Мы хотим помочь вам и моему брату.
— Да-да, конечно, — поспешно согласился Мориарти. — Пожалуйста, проходите, только осторожно. Моя квартирная хозяйка и служанки уже спят. Будет неловко, если мы их разбудим.
Когда мы вошли, Мориарти притворил за нами дверь и запер ее на засов.
— Сюда, пожалуйста. — Он взял лампу, поставил ее на столик в прихожей и повел нас наверх по лестнице в свои покои. Они чем-то напоминали его халат — в них было все необходимое, но слегка поношенное.
— Прошу вас, не прибавляйте света, — попросил Майкрофт, увидев, что профессор собирается повернуть рычажок газового рожка. — Мой брат может вернуться, и надо сделать так, чтобы он не заметил никаких перемен в вашем окне.
Мориарти кивнул и сел, рассеянным жестом предложив последовать его примеру.
— Что вы от меня хотите? — спросил он в нетерпении, увидев по нашим суровым лицам, что дело это, по меньшей мере, настолько серьезно, насколько он и предполагал.
— Мы были бы весьма вам признательны, если бы вы соблаговолили утром отбыть в Вену, — начал Майкрофт.
Путешествие в тумане
Нет необходимости рассказывать здесь, что мы только ни предлагали той ночью несчастному учителю математики, какие только деньги, угрозы, насмешки и льстивые увещевания ни пускали в ход, чтобы заставить его принять участие в нашем предприятии, Я никогда не предполагал, что Майкрофт Холмс способен на то красноречие, что он проявил в тех странных обстоятельствах. Сначала Мориарти отнекивался, поглядывая, как затравленный хорек, то на Майкрофта, то на меня; в тусклом свете одного-единственного притушенного светильника его голубые глаза казались бесцветными. Однако Майкрофт сумел убедить его. Я не знал, какой такой властью обладал этот тучный гигант над похожим на воронье пугало человечком, но он в конце концов уступил именно уговорам Майкрофта. Когда же мы пообещали оплатить все расходы, Мориарти сдался окончательно, но с жаром напомнил нам еще раз, что мы должны объяснить все директору Прайсу-Джонсу, чтобы карьера учителя в школе Рой-лотт не пострадала по причине его отсутствия.
После того как мы обо всем договорились, я подошел к окну и, осторожно выглянув из-за занавески, посмотрел на улицу. Холмса нигде не было видно. Я подал знак его брату, и оба мы ушли тем же путем, каким пришли, и вернулись к нашему кэбу.
На обратном пути я снова боролся с соблазном расспросить Майкрофта о прошлом семьи Холмсов. Желание разгадать эту тайну стало даже еще сильнее, чем раньше; было совершенно ясно, что профессор согласился выполнить весьма необычную просьбу Майкрофта лишь потому, что тот имел над ним какую-то власть, настолько сильную, что не было даже необходимости упоминать о ней. Задним числом я понял, что весь этот спор устроен скорее ради меня, так как исход его был предрешен.
И все же соблазн оставался, и с ним приходилось бороться; однако это было не так уж трудно, как может показаться, потому что я задремал в углу экипажа и проснулся лишь тогда, когда мы остановились перед дверью моего дома и Майкрофт осторожно растолкал меня. Негромко мы пожелали друг другу спокойной ночи.
— Теперь слово за Шерлоком, — сказал Майкрофт.
— Я боюсь, не переусердствовали ли мы?
С трудом я сдерживал зевоту.
Внутри экипажа Майкрофт усмехнулся.
— Не думаю. Судя по вашим рассказам, его ум так же остер, как и раньше; другое дело, что некоторые представления в нем искажены. Он следит за Мориарти и найдет его след в любом случае. Я думаю, нам об этом не следует беспокоиться. Остальное в руках вашего знакомого врача. Спокойной ночи, Ватсон, — он слегка ткнул тростью в крышу экипажа, тот тронулся и исчез в стелющемся ночном тумане.
Не помню, как я добрался до постели. Помню только, что рядом со мной стоит жена и с беспокойством заглядывает мне в лицо.
— Как ты себя чувствуешь, дорогой? — Она заботливо положила руку мне на лоб, пробуя, нет ли у меня жара. Я сказал, что просто устал, а в остальном чувствую себя нормально, и сел.
— Что это такое? — воскликнул я в изумлении, увидев накрытый поднос на стуле у двери. — Завтрак в постели? Я же говорю тебе, что я...
— У меня такое предчувствие, что тебе сейчас самое время подкрепиться, — грустно сказала она, поставив поднос передо мной.
Я собирался уже спросить ее, что она имеет в виду, как вдруг заметил желтый конверт рядом с сахарницей.
В нерешительности я взглянул на жену. Она ободряюще кивнула. Я схватил конверт и распечатал его. В записке было следующее:
НЕ МОЖЕТ ЛИ ВАША ПРАКТИКА ОБОЙТИСЬ БЕЗ ВАС НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ? ИГРА НАЧАЛАСЬ, И ВАША ПОМОЩЬ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ НЕОЦЕНИМОЙ.
ПРИВЕЗИТЕ ТОБИ К ДОМУ НОМЕР 114 ПО МУНРО-РОУД В ХАММЕРСМИТЕ. ПРИМИТЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ. ХОЛМС.
Тоби!
Я поднял глаза на жену.
— Ну вот, началось, — сказала она.
— Да, — ответил я, стараясь справиться с волнением.
Погоня началась, и только время могло дать ответ на вопрос, чем она закончится.
Забыв об усталости, я наспех завтракал и одевался, пока жена собирала вещи. Делала она это быстро и споро — ведь она была дочерью одного старого армейского служаки и замужем за другим. Как только я был готов к отъезду, мой саквояж был уже собран. Улучив минуту, когда жена отвернулась, я быстро сунул туда мой старый армейский револьвер. Именно это Холмс подразумевал под мерами предосторожности. Хотя я и знал, что он мне не понадобится, было бы неразумным допустить, чтобы Холмс вдруг обнаружил, что я пренебрег его указаниями, а жена увидела, что последовал им. Перед уходом я поцеловал ее и напомнил еще раз, чтобы она договорилась с Кэллингуортом принять моих пациентов.
Мне же предстояло забрать Тоби и встретиться с Холмсом у дома профессора. С этим я и отправился в путь...
Улицы не было видно. Туман, который еще несколько часов назад клубился у щиколоток, теперь поднялся выше человеческого роста. Не составляло большого труда определить его плотность. Он был непроницаем. Меня окружала стена ядовитого желтого тумана, резавшего глаза и разъедавшего легкие. Всего за несколько часов Лондон превратился в наводящий ужас город-призрак, где слух целиком заменял зрение.
Со всех сторон до меня доносились стук подков по булыжной мостовой и голоса уличных торговцев, выкликающих на все лады свой товар перед дверьми невидимых домов. Где-то во мраке шарманка выводила заунывную мелодию песенки «Бедный маленький лютик», что делало обстановку еще более зловещей.
Ощупывая дорогу тростью, я медленно пробирался к углу улицы; пешеходы, попадавшиеся мне навстречу, становились видимыми в самый последний момент, когда с ними нужно было разминуться; то там, то сям я с трудом различал расплывчатые пятна света. Приезжему не так-то просто догадаться, что это всего лишь фонари, оставленные гореть средь бела дня (впрочем, проку от них никакого). Мне же происхождение этих световых пятен было ясно сразу.
Стоит сказать, что эти ужасные смертоносные туманы в Лондоне, где я провел дни молодости, были обычным явлением. Но даже для того времени туман, в котором мне довелось пробираться в тот день, был совершенно невиданным.
Когда наконец я нашел кэб, обнаружилось, что езда по направлению к дому номер три по Пинчин-Лейн, в Ламбете, — сущее мучение. Я неотрывно вглядывался в разлившуюся за окном желчь, и иногда мне удавалось различать какую-нибудь достопримечательность, говорящую о том, что, по крайней мере, мы едем куда надо. Ганновер-сквер, Гросвенор-сквер, Уайтхолл, Вестминстер и, наконец, Вестминстерский мост, окутанные туманом, проплывали мимо на пути к негостеприимной улице, где обитал мистер Шерман, натуралист, чей необыкновенный пес Тоби так часто помогал Шерлоку Холмсу в расследованиях.
Если бы у Тоби была родословная, он мог бы сойти за борзую. Кроме этого отдаленного сходства нельзя было сказать ничего определенного — даже сам мистер Шерман, которого я однажды расспрашивал на сей счет, затруднился с ответом на вопрос, кто же Тоби на самом деле. Мистер Шерман высказал предположение о помеси спаниеля, шотландской овчарки и борзой, но я нашел это объяснение малоубедительным. Бело-коричневый окрас, вислоухость и походка вразвалку — этого было достаточно, чтобы совершенно поставить меня в тупик.
После того как мы обо всем договорились, я подошел к окну и, осторожно выглянув из-за занавески, посмотрел на улицу. Холмса нигде не было видно. Я подал знак его брату, и оба мы ушли тем же путем, каким пришли, и вернулись к нашему кэбу.
На обратном пути я снова боролся с соблазном расспросить Майкрофта о прошлом семьи Холмсов. Желание разгадать эту тайну стало даже еще сильнее, чем раньше; было совершенно ясно, что профессор согласился выполнить весьма необычную просьбу Майкрофта лишь потому, что тот имел над ним какую-то власть, настолько сильную, что не было даже необходимости упоминать о ней. Задним числом я понял, что весь этот спор устроен скорее ради меня, так как исход его был предрешен.
И все же соблазн оставался, и с ним приходилось бороться; однако это было не так уж трудно, как может показаться, потому что я задремал в углу экипажа и проснулся лишь тогда, когда мы остановились перед дверью моего дома и Майкрофт осторожно растолкал меня. Негромко мы пожелали друг другу спокойной ночи.
— Теперь слово за Шерлоком, — сказал Майкрофт.
— Я боюсь, не переусердствовали ли мы?
С трудом я сдерживал зевоту.
Внутри экипажа Майкрофт усмехнулся.
— Не думаю. Судя по вашим рассказам, его ум так же остер, как и раньше; другое дело, что некоторые представления в нем искажены. Он следит за Мориарти и найдет его след в любом случае. Я думаю, нам об этом не следует беспокоиться. Остальное в руках вашего знакомого врача. Спокойной ночи, Ватсон, — он слегка ткнул тростью в крышу экипажа, тот тронулся и исчез в стелющемся ночном тумане.
Не помню, как я добрался до постели. Помню только, что рядом со мной стоит жена и с беспокойством заглядывает мне в лицо.
— Как ты себя чувствуешь, дорогой? — Она заботливо положила руку мне на лоб, пробуя, нет ли у меня жара. Я сказал, что просто устал, а в остальном чувствую себя нормально, и сел.
— Что это такое? — воскликнул я в изумлении, увидев накрытый поднос на стуле у двери. — Завтрак в постели? Я же говорю тебе, что я...
— У меня такое предчувствие, что тебе сейчас самое время подкрепиться, — грустно сказала она, поставив поднос передо мной.
Я собирался уже спросить ее, что она имеет в виду, как вдруг заметил желтый конверт рядом с сахарницей.
В нерешительности я взглянул на жену. Она ободряюще кивнула. Я схватил конверт и распечатал его. В записке было следующее:
НЕ МОЖЕТ ЛИ ВАША ПРАКТИКА ОБОЙТИСЬ БЕЗ ВАС НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ? ИГРА НАЧАЛАСЬ, И ВАША ПОМОЩЬ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ НЕОЦЕНИМОЙ.
ПРИВЕЗИТЕ ТОБИ К ДОМУ НОМЕР 114 ПО МУНРО-РОУД В ХАММЕРСМИТЕ. ПРИМИТЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ. ХОЛМС.
Тоби!
Я поднял глаза на жену.
— Ну вот, началось, — сказала она.
— Да, — ответил я, стараясь справиться с волнением.
Погоня началась, и только время могло дать ответ на вопрос, чем она закончится.
Забыв об усталости, я наспех завтракал и одевался, пока жена собирала вещи. Делала она это быстро и споро — ведь она была дочерью одного старого армейского служаки и замужем за другим. Как только я был готов к отъезду, мой саквояж был уже собран. Улучив минуту, когда жена отвернулась, я быстро сунул туда мой старый армейский револьвер. Именно это Холмс подразумевал под мерами предосторожности. Хотя я и знал, что он мне не понадобится, было бы неразумным допустить, чтобы Холмс вдруг обнаружил, что я пренебрег его указаниями, а жена увидела, что последовал им. Перед уходом я поцеловал ее и напомнил еще раз, чтобы она договорилась с Кэллингуортом принять моих пациентов.
Мне же предстояло забрать Тоби и встретиться с Холмсом у дома профессора. С этим я и отправился в путь...
Улицы не было видно. Туман, который еще несколько часов назад клубился у щиколоток, теперь поднялся выше человеческого роста. Не составляло большого труда определить его плотность. Он был непроницаем. Меня окружала стена ядовитого желтого тумана, резавшего глаза и разъедавшего легкие. Всего за несколько часов Лондон превратился в наводящий ужас город-призрак, где слух целиком заменял зрение.
Со всех сторон до меня доносились стук подков по булыжной мостовой и голоса уличных торговцев, выкликающих на все лады свой товар перед дверьми невидимых домов. Где-то во мраке шарманка выводила заунывную мелодию песенки «Бедный маленький лютик», что делало обстановку еще более зловещей.
Ощупывая дорогу тростью, я медленно пробирался к углу улицы; пешеходы, попадавшиеся мне навстречу, становились видимыми в самый последний момент, когда с ними нужно было разминуться; то там, то сям я с трудом различал расплывчатые пятна света. Приезжему не так-то просто догадаться, что это всего лишь фонари, оставленные гореть средь бела дня (впрочем, проку от них никакого). Мне же происхождение этих световых пятен было ясно сразу.
Стоит сказать, что эти ужасные смертоносные туманы в Лондоне, где я провел дни молодости, были обычным явлением. Но даже для того времени туман, в котором мне довелось пробираться в тот день, был совершенно невиданным.
Когда наконец я нашел кэб, обнаружилось, что езда по направлению к дому номер три по Пинчин-Лейн, в Ламбете, — сущее мучение. Я неотрывно вглядывался в разлившуюся за окном желчь, и иногда мне удавалось различать какую-нибудь достопримечательность, говорящую о том, что, по крайней мере, мы едем куда надо. Ганновер-сквер, Гросвенор-сквер, Уайтхолл, Вестминстер и, наконец, Вестминстерский мост, окутанные туманом, проплывали мимо на пути к негостеприимной улице, где обитал мистер Шерман, натуралист, чей необыкновенный пес Тоби так часто помогал Шерлоку Холмсу в расследованиях.
Если бы у Тоби была родословная, он мог бы сойти за борзую. Кроме этого отдаленного сходства нельзя было сказать ничего определенного — даже сам мистер Шерман, которого я однажды расспрашивал на сей счет, затруднился с ответом на вопрос, кто же Тоби на самом деле. Мистер Шерман высказал предположение о помеси спаниеля, шотландской овчарки и борзой, но я нашел это объяснение малоубедительным. Бело-коричневый окрас, вислоухость и походка вразвалку — этого было достаточно, чтобы совершенно поставить меня в тупик.