Страница:
– Несомненно, – промолвил он, поглаживая бороду, – к нему поступает информация, иначе он не был бы сэром Френсисом Уолсингемом.
– Она поступает из Флоренции.
– Из Флоренции? – удивленно переспросил сэр Роберт Бэннет.
Какое участие могло принимать крошечное итальянское герцогство в великих событиях, сотрясающих мир? Рим, Мадрид, Амстердам, Париж, Вена – другое дело. В калейдоскопе политических комбинаций новости из этих городов могли занимать важное место. Но почему великого герцога Тосканского должно заботить положение в Англии?
– Не думаю, мистер Воуд, что нам следует не спать ночами из-за сведений из Флоренции.
Однако, мистер Воуд продолжал настаивать.
– Сэр, посол герцога Тосканского в большой милости у короля Филиппа.
– Следовательно, он едва ли станет посылать информацию сэру Френсису Уолсингему, – ответил сэр Роберт.
– Как знать, – улыбнулся Кристофер Воуд.
Разве он сам не работал на обе стороны, подобно половине дворянства в Шотландии и значительной его части в Англии?
Сэр Роберт прочитал его мысли.
– Возможно, вы и правы. В наши дни общество утратило понятие о честности, – нравоучительно заметил он.
– Совершенно верно, сэр Роберт. Тем более, что, как сообщил мне лорд Пейджет, тосканский посол сейчас в Лиссабоне.
Сэр Роберт Бэннет выпрямился на стуле.
– В самом деле? Сведения из Лиссабона могут оказаться ценными.
– А те, о которых я говорю, возможно, особенно ценными.
– Почему вы так думаете, мистер Воуд?
– Они получены с необычайными предосторожностями.
Сэр Роберт нетерпеливо побарабанил по столу пальцами.
– Знаете, мистер Воуд, вы облекаете ваши слова в слишком непроницаемую оболочку. А в большом орехе не всегда большое ядро.
Однако мистер Кристофер Воуд не намеревался сбивать цену за свои труды, зная, что реклама улучшает сбыт товара. Глотнув вина, он ответил:
– Прежде всего, предпринимаются усилия, чтобы сведения поступали незаметно. Они адресованы не сэру Френсису.
– А кому же?
– Грегори.
– Грегори из Лайма? – переспросил сэр Роберт и, сжав губы, внимательно посмотрел на Воуда.
Известия о деятельности мистера Грегори достигли ушей членов папистской партии в Англии благодаря Воуду. Роберт Бэннет теперь не мог слышать имени Грегори, не вспоминая о нем в связи с глупым заговором Болларда и Бейбингтона, который был взлелеян и освящен в этом доме, когда здесь гостил Грегори из Лайма. Тогда он удержал себя и Хамфри от открытого участия в заговоре, но до сих пор приходил в ужас при мысли о риске, которому они подверглись.
– Я никак не связан с Грегори из Лайма, – заявил сэр Роберт, поглаживая бороду.
– В этом нет нужды, сэр.
– Но ведь эти сведения адресуются ему.
– Адресуются, но не вручаются.
– То есть как?
– Они сразу же передаются мистеру Фелиппесу.[128]
При упоминании этого имени сэр Роберт Бэннет сразу же утратил свою невозмутимость. Его лицо исказил гнев, глаза засверкали, а голос дрогнул.
– Этому негодяю! Как только Господь позволяет ему жить, когда его уже давно поджидают в аду! – воскликнул он, разрывая пальцами кружево манжета.
Именно Фелиппес расшифровал роковое письмо Марии Стюарт, где выражалось согласие на убийство Елизаветы. После суда над шотландской королевой это стало известно всему миру. Без Фелиппеса никогда бы не разыгралась трагедия в замке Фозерингей.[129] Мария Шотландская осталась бы в живых, и, возможно, вернула бы себе трон. За исключением, быть может, одного Уолсингема, не было имени, которое возбуждало бы большую ненависть у врагов Елизаветы, чем имя Фелиппеса. Бэннету понадобилось время, чтобы взять себя в руки и вернуться к обсуждаемой теме.
– Значит, письма передаются Фелиппесу, – заметил он. – Следовательно, они зашифрованы?
Воуд воздел руки к небу.
– Полагаю, что да.
– А вы сами их не видели?
– Только надписи сверху.
Ознакомившись с письмом из Парижа, сэр Роберт Бэннет не сомневался, что приближается великий кризис. Бесконечные хитрости и уловки Елизаветы, ее обещания вступить в брак, которые никогда не выполнялись, и просьбы о долгах, которые не выплачивались, тридцать лет удерживали се от гибели, но этому наступил конец. Зверь не мог больше изворачиваться – он был загнан в угол и прижат к стене. Настало время честной схватки.
– Хорошо бы узнать содержание этих писем, – заметил сэр Роберт.
– Но каким образом? – воскликнул Воуд голосом, полным отчаяния, устремив при этом косой взгляд на хозяина дома.
– Давайте подумаем, – продолжал сэр Роберт. – Когда этот негодяй – его имя жжет мне язык – кончает расшифровку, что с ними происходит?
– Они сразу же передаются сэру Френсису.
– Где бы он ни находился?
– Если он дома, Фелиппес сам вручает ему письма, а если при дворе, то их доставляет туда верхом преданный слуга.
– А если он в Сидлинг Сент-Николас?
Мистер Воуд сразу же понял предложение, скрывавшееся за этим простым вопросом.
– Несомненно; в этом случае можно что-нибудь предпринять. Лошадь может споткнуться, а всадник – удариться головой о камень. Но Уолсингем уже много месяцев не уезжает дальше Барн-Элмс. Ему приходится постоянно участвовать в заседаниях Тайного совета,[130] встречаться с Берли, Хокинсом и агентами лорда Лестера,[131] поэтому у бедняги не остается ни минуты свободного времени.
– А этот преданный слуга? Его преданность нельзя несколько умерить?
Бэннет приблизился к моменту, непосредственно касающемуся мистера Воуда. Последний поднял брови и развел руками.
– Откуда мне знать? У меня нет средств для подкупа преданных слуг.
– Средства могут быть найдены, – осторожно заметил сэр Роберт, – если результат окажется достойным цены.
– Но это невозможно узнать, пока деньги не будут уплачены, – резонно возразил Воуд.
– Это верно, – согласился Роберт.
Казалось, на данной стадии дело могло быть отложено. Но сэр Роберт снова подумал о письме из Парижа. Теперь нельзя упускать удобный случай. Ясно, что долго откладываемое испанское вторжение вот-вот начнется. Что же делать ему? Сохранять нейтралитет? Сидеть тихо и избегать риска? Да, но тогда все почести и обширные владения, обещанные тем, кто будет стоять за Филиппа и истинную веру, достанутся другим. Склонившись вперед, он похлопал Кристофера Воуда по колену.
– Привезите мне эти сведения, и можете сами назначить за них цену. Но я не хочу ничего о них знать, пока они не окажутся на столе передо мной. Я не стану участвовать ни в каких попытках их приобретения и не появлюсь в роли богача который хочет соблазнить преданного слугу на измену долгу. Я не говорю вам, что вы получите деньги, если сделаете то или это. У нас в графстве существуют слова: «бридпортский кинжал». Знаете, что это такое, мистер Воуд?
Мистер Воуд был явно смущен недоверием, которое, по-видимому, испытывал к нему Бэннет.
– Нет, сэр. Никогда об этом не слышал.
– Это пеньковая веревка, мистер Воуд. Многие хорошие люди окончили на ней жизнь, и я опасаюсь оказаться в их достойной компании.
Поднявшись, сэр Роберт улыбнулся.
– Но вы, очевидно, спешите уехать, чтобы сэр Френсис не стал интересоваться о причинах вашей задержки.
Бэннет проводил гостя до конюшен и видел, как он поскакал по газону вдоль подъездной аллеи, чтобы по ней не стучали лошадиные копыта. Воуд поступил так же при своем приезде. Он не стремился произвести на хозяина впечатление соблюдением строгой секретности. Но подобное поведение стало частью его натуры, и отказаться от него ему было не легче, чем сменить кожу.
– Фигляр, – усмехнулся сэр Роберт, – но по-своему полезен.
Выехав за ворота парка, Воуд пустил лошадь рысью и направился в Пул, где устроился в удобной постели лучшей гостиницы, ничуть не заботясь о подозрениях Уолсингема. Тем не менее он долго не мог заснуть, несмотря на усталость. В этой стране с близкой угрозой войны и множеством знатных семейств, погрязших в изменах и заговорах, умный человек может достичь огромных успехов, если будет хорошо вести свою игру. Но для начала игры нужны хорошие карты. Необходимо располагать важными тайнами для их продажи, и мистер Кристофер Воуд полагал, что напал на след одной из них. Конечно, ему бы хотелось заполучить от сэра Роберта письменное обещание, которое, в случае если бы он не раздобыл требуемых сведений, помогло бы ему завоевать большую благосклонность сэра Френсиса Уолсингема. Но овладение этой тайной открывало перед ним великие возможности. Он искал их годы, а теперь они под носом у Фелиппеса. Однако, для Воуда оставалось нерешенной проблемой то, как ему самому оказаться в той же позиции по отношению к носу шифровальщика Уолсингема. Конечно, эту проблему, как и многие другие, мог решить случай, если только успеть вовремя за него ухватиться. Письма адресовались мистеру Грегори из Лайма, вручались непосредственно Фелиппесу, а от него переходили к Уолсингему!.. Внезапно мистер Кристофер Воуд увидел сэра Френсиса, протягивающего ему их на серебряном подносе, и услышал его слова: «Обратите их себе на пользу, друг мой, ибо ваши заслуги никогда не вознаграждались должным образом». Однако, мистер Воуд видел и слышал это во сне.
Глава 20. Интриги и заговоры
– Она поступает из Флоренции.
– Из Флоренции? – удивленно переспросил сэр Роберт Бэннет.
Какое участие могло принимать крошечное итальянское герцогство в великих событиях, сотрясающих мир? Рим, Мадрид, Амстердам, Париж, Вена – другое дело. В калейдоскопе политических комбинаций новости из этих городов могли занимать важное место. Но почему великого герцога Тосканского должно заботить положение в Англии?
– Не думаю, мистер Воуд, что нам следует не спать ночами из-за сведений из Флоренции.
Однако, мистер Воуд продолжал настаивать.
– Сэр, посол герцога Тосканского в большой милости у короля Филиппа.
– Следовательно, он едва ли станет посылать информацию сэру Френсису Уолсингему, – ответил сэр Роберт.
– Как знать, – улыбнулся Кристофер Воуд.
Разве он сам не работал на обе стороны, подобно половине дворянства в Шотландии и значительной его части в Англии?
Сэр Роберт прочитал его мысли.
– Возможно, вы и правы. В наши дни общество утратило понятие о честности, – нравоучительно заметил он.
– Совершенно верно, сэр Роберт. Тем более, что, как сообщил мне лорд Пейджет, тосканский посол сейчас в Лиссабоне.
Сэр Роберт Бэннет выпрямился на стуле.
– В самом деле? Сведения из Лиссабона могут оказаться ценными.
– А те, о которых я говорю, возможно, особенно ценными.
– Почему вы так думаете, мистер Воуд?
– Они получены с необычайными предосторожностями.
Сэр Роберт нетерпеливо побарабанил по столу пальцами.
– Знаете, мистер Воуд, вы облекаете ваши слова в слишком непроницаемую оболочку. А в большом орехе не всегда большое ядро.
Однако мистер Кристофер Воуд не намеревался сбивать цену за свои труды, зная, что реклама улучшает сбыт товара. Глотнув вина, он ответил:
– Прежде всего, предпринимаются усилия, чтобы сведения поступали незаметно. Они адресованы не сэру Френсису.
– А кому же?
– Грегори.
– Грегори из Лайма? – переспросил сэр Роберт и, сжав губы, внимательно посмотрел на Воуда.
Известия о деятельности мистера Грегори достигли ушей членов папистской партии в Англии благодаря Воуду. Роберт Бэннет теперь не мог слышать имени Грегори, не вспоминая о нем в связи с глупым заговором Болларда и Бейбингтона, который был взлелеян и освящен в этом доме, когда здесь гостил Грегори из Лайма. Тогда он удержал себя и Хамфри от открытого участия в заговоре, но до сих пор приходил в ужас при мысли о риске, которому они подверглись.
– Я никак не связан с Грегори из Лайма, – заявил сэр Роберт, поглаживая бороду.
– В этом нет нужды, сэр.
– Но ведь эти сведения адресуются ему.
– Адресуются, но не вручаются.
– То есть как?
– Они сразу же передаются мистеру Фелиппесу.[128]
При упоминании этого имени сэр Роберт Бэннет сразу же утратил свою невозмутимость. Его лицо исказил гнев, глаза засверкали, а голос дрогнул.
– Этому негодяю! Как только Господь позволяет ему жить, когда его уже давно поджидают в аду! – воскликнул он, разрывая пальцами кружево манжета.
Именно Фелиппес расшифровал роковое письмо Марии Стюарт, где выражалось согласие на убийство Елизаветы. После суда над шотландской королевой это стало известно всему миру. Без Фелиппеса никогда бы не разыгралась трагедия в замке Фозерингей.[129] Мария Шотландская осталась бы в живых, и, возможно, вернула бы себе трон. За исключением, быть может, одного Уолсингема, не было имени, которое возбуждало бы большую ненависть у врагов Елизаветы, чем имя Фелиппеса. Бэннету понадобилось время, чтобы взять себя в руки и вернуться к обсуждаемой теме.
– Значит, письма передаются Фелиппесу, – заметил он. – Следовательно, они зашифрованы?
Воуд воздел руки к небу.
– Полагаю, что да.
– А вы сами их не видели?
– Только надписи сверху.
Ознакомившись с письмом из Парижа, сэр Роберт Бэннет не сомневался, что приближается великий кризис. Бесконечные хитрости и уловки Елизаветы, ее обещания вступить в брак, которые никогда не выполнялись, и просьбы о долгах, которые не выплачивались, тридцать лет удерживали се от гибели, но этому наступил конец. Зверь не мог больше изворачиваться – он был загнан в угол и прижат к стене. Настало время честной схватки.
– Хорошо бы узнать содержание этих писем, – заметил сэр Роберт.
– Но каким образом? – воскликнул Воуд голосом, полным отчаяния, устремив при этом косой взгляд на хозяина дома.
– Давайте подумаем, – продолжал сэр Роберт. – Когда этот негодяй – его имя жжет мне язык – кончает расшифровку, что с ними происходит?
– Они сразу же передаются сэру Френсису.
– Где бы он ни находился?
– Если он дома, Фелиппес сам вручает ему письма, а если при дворе, то их доставляет туда верхом преданный слуга.
– А если он в Сидлинг Сент-Николас?
Мистер Воуд сразу же понял предложение, скрывавшееся за этим простым вопросом.
– Несомненно; в этом случае можно что-нибудь предпринять. Лошадь может споткнуться, а всадник – удариться головой о камень. Но Уолсингем уже много месяцев не уезжает дальше Барн-Элмс. Ему приходится постоянно участвовать в заседаниях Тайного совета,[130] встречаться с Берли, Хокинсом и агентами лорда Лестера,[131] поэтому у бедняги не остается ни минуты свободного времени.
– А этот преданный слуга? Его преданность нельзя несколько умерить?
Бэннет приблизился к моменту, непосредственно касающемуся мистера Воуда. Последний поднял брови и развел руками.
– Откуда мне знать? У меня нет средств для подкупа преданных слуг.
– Средства могут быть найдены, – осторожно заметил сэр Роберт, – если результат окажется достойным цены.
– Но это невозможно узнать, пока деньги не будут уплачены, – резонно возразил Воуд.
– Это верно, – согласился Роберт.
Казалось, на данной стадии дело могло быть отложено. Но сэр Роберт снова подумал о письме из Парижа. Теперь нельзя упускать удобный случай. Ясно, что долго откладываемое испанское вторжение вот-вот начнется. Что же делать ему? Сохранять нейтралитет? Сидеть тихо и избегать риска? Да, но тогда все почести и обширные владения, обещанные тем, кто будет стоять за Филиппа и истинную веру, достанутся другим. Склонившись вперед, он похлопал Кристофера Воуда по колену.
– Привезите мне эти сведения, и можете сами назначить за них цену. Но я не хочу ничего о них знать, пока они не окажутся на столе передо мной. Я не стану участвовать ни в каких попытках их приобретения и не появлюсь в роли богача который хочет соблазнить преданного слугу на измену долгу. Я не говорю вам, что вы получите деньги, если сделаете то или это. У нас в графстве существуют слова: «бридпортский кинжал». Знаете, что это такое, мистер Воуд?
Мистер Воуд был явно смущен недоверием, которое, по-видимому, испытывал к нему Бэннет.
– Нет, сэр. Никогда об этом не слышал.
– Это пеньковая веревка, мистер Воуд. Многие хорошие люди окончили на ней жизнь, и я опасаюсь оказаться в их достойной компании.
Поднявшись, сэр Роберт улыбнулся.
– Но вы, очевидно, спешите уехать, чтобы сэр Френсис не стал интересоваться о причинах вашей задержки.
Бэннет проводил гостя до конюшен и видел, как он поскакал по газону вдоль подъездной аллеи, чтобы по ней не стучали лошадиные копыта. Воуд поступил так же при своем приезде. Он не стремился произвести на хозяина впечатление соблюдением строгой секретности. Но подобное поведение стало частью его натуры, и отказаться от него ему было не легче, чем сменить кожу.
– Фигляр, – усмехнулся сэр Роберт, – но по-своему полезен.
Выехав за ворота парка, Воуд пустил лошадь рысью и направился в Пул, где устроился в удобной постели лучшей гостиницы, ничуть не заботясь о подозрениях Уолсингема. Тем не менее он долго не мог заснуть, несмотря на усталость. В этой стране с близкой угрозой войны и множеством знатных семейств, погрязших в изменах и заговорах, умный человек может достичь огромных успехов, если будет хорошо вести свою игру. Но для начала игры нужны хорошие карты. Необходимо располагать важными тайнами для их продажи, и мистер Кристофер Воуд полагал, что напал на след одной из них. Конечно, ему бы хотелось заполучить от сэра Роберта письменное обещание, которое, в случае если бы он не раздобыл требуемых сведений, помогло бы ему завоевать большую благосклонность сэра Френсиса Уолсингема. Но овладение этой тайной открывало перед ним великие возможности. Он искал их годы, а теперь они под носом у Фелиппеса. Однако, для Воуда оставалось нерешенной проблемой то, как ему самому оказаться в той же позиции по отношению к носу шифровальщика Уолсингема. Конечно, эту проблему, как и многие другие, мог решить случай, если только успеть вовремя за него ухватиться. Письма адресовались мистеру Грегори из Лайма, вручались непосредственно Фелиппесу, а от него переходили к Уолсингему!.. Внезапно мистер Кристофер Воуд увидел сэра Френсиса, протягивающего ему их на серебряном подносе, и услышал его слова: «Обратите их себе на пользу, друг мой, ибо ваши заслуги никогда не вознаграждались должным образом». Однако, мистер Воуд видел и слышал это во сне.
Глава 20. Интриги и заговоры
Сэр Роберт Бэннет вернулся в комнату, где он принимал Кристофера Воуда, и задумчиво опустился на стул. Мысли об истории Воуда он пока отложил в сторону. Великая тайна, возможно, существует в самом деле, а быть может, и нет, но это его в данный момент не занимало. Сэр Роберт обладал холодным и ясным умом. Если он будет играть в открытую, то лишь в тот момент, когда оставаться в тени станет небезопасным. Но этот момент приближался.
В письме из Парижа было слишком много подробных указаний, чтобы ему не верить. Значит, придется выбирать, на чьей стороне стоять, а если выбор окажется неудачным, то ни сэр Роберт, ни его сын, ни его дом долго не протянут. Его и Хамфри ждет «бридпортский кинжал», а дом послужит наградой для чужих людей. После долгих раздумий сэр Роберт решил придерживаться плана, который позволит ему оттянуть окончательное решение до того момента, когда в его принятии уже не будет никакого риска.
Ударив в гонг, он сказал явившемуся на вызов слуге:
– Попросите мистера Хамфри и мистера Стаффорда зайти ко мне в библиотеку, и пусть нам не мешают.
Мистер Хамфри в этот момент играл в биллиард с мистером Стаффордом, слегка покраснев от выпитого вина и от того, что проигрывал, а проигрывать он не любил. Поэтому Хамфри очень обрадовался перерыву в партии. Мистер Стаффорд обрадовался этому не менее, ибо выигрывал и считал это неприличным. Но он был в том состоянии, когда манипуляции шарами, словно одушевленными существами, доставляли ему физическое удовольствие. Если намеренно позволить этому шару пролететь мимо, он сделает карамболь, а если ударить им шар противника с такой силой, что оба соскочат со стола, то потеряет очко. Но оба шара отпрыгивали от борта к борту до тех пор, пока, не устав от этого бесполезного занятия, не скользили в лузы на противоположных краях стола.
В библиотеке сэр Роберт предложил сыну и Стаффорду сесть и продемонстрировал им письмо лорда Пейджета из Парижа.
– Колебаниям и сомнениям приходит конец. Папа Сикст[132] готов раскошелиться. Он платит миллион фунтов, когда армада выйдет в море, и еще миллион, когда испанские солдаты высадятся на наших берегах. Этого и ждал Филипп. Флот собрался в Лиссабоне. В июле с маяка Крич мы увидим его в Ла-Манше.
Сэр Роберт, несомненно, подбадривал самого себя, делая самые лучшие выводы из письма лорда Пейджета. Он так вошел в раж, что объявил хорошие новости с дрожью в голосе и блеском в глазах.
Мистер Стаффорд довольно хихикнул.
– Да, но это самые отличные новости, которые мы когда-либо слышали.
Он схватил письмо и, быстро прочитав его, радостно воскликнул:
– Да, но они высадятся в Саутэмптоне!
– Неужели? – вмешался Хамфри Бэннет, в свою очередь выхватывая письмо у мистера Стаффорда. Монотонность сельской жизни утомила его донельзя. Он тосковал по городским развлечениям, красочному и галантному времяпрепровождению при дворе. А вместо этого ему приходится торчать в деревенской глуши, никем не замеченным, до тех пор, пока страной будут управлять Елизавета и ее советники! Католикам в те дни не приходилось рассчитывать на выгодные должности.
– Мы живем хуже собак, – с горечью промолвил он. – Но теперь, кажется, приближается время доказать, что мы – истинные джентльмены!
Однако Хамфри в значительной степени унаследовал от отца его осторожность. Прочитав письмо, он заметил:
– Здесь только предполагается, что испанцы высадятся в Саутэмптоне.
– Это будет решать Медина-Сидония, их главнокомандующий, – откликнулся сэр Роберт. – Он может подойти к Кале, чтобы соединиться там с армией герцога Пармского на его плоскодонных судах. Ясно одно: после всех задержек и колебаний выбор, наконец, сделан.
– А английские корабли в это время будут охранять Четем-Черч![133] – воскликнул мистер Стаффорд.
Никто не стал охлаждать его восторги. Елизавета один день готовила свои корабли к отплытию, а на следующий расснащала их, вечно раздираемая надвое скупостью и страхом. Бог позаботится о том, чтобы ее застигли врасплох!
– Да, но проклятая еретичка скоро лишится головы! – радостно потирал руки мистер Стаффорд. – Церковные колокола будут звонить вовсю, а мистер Хорек сам будет дергать веревку. О, да, моя прекрасная леди, мистер Хорек обязательно будет при этом присутствовать! Кровь за кровь, голова за голову, Тауэр-Хилл за Фозерингей! Мистер Хорек будет стоять достаточно близко, чтобы швырнуть свою шапку вам в физиономию, когда вас поставят на колени у плахи!
Охваченный приступом ненависти мистер Стаффорд злобно брызгал слюной.
Даже молодого Хамфри покоробило это зрелище, а старику оно показалось просто отвратительным.
– Нам нужно обдумать собственные действия, – холодно произнес он, и при этом на лице Хамфри появилось выражение беспокойства. – Решить, как мы будем поступать здесь, на краю Дорсетшира, когда знамя Испании взовьется над Ла-Маншем.
– Два дня назад я слышал на рынке в Уореме, что пятьсот жителей Дорсета предложили себя королеве в качестве телохранителей, – заявил с тревогой Хамфри.
– Значит, у нее останется меньше защитников в Дорсетшире! – воскликнул мистер Стаффорд.
– Я думал о настроениях в графстве, – объяснил Хамфри и повернулся к отцу. – Полагаю, сэр, у вас имеется какой-нибудь план?
Сэр Роберт улыбнулся и похлопал сына по руке.
– Мы должны сохранять сдержанность. Мы успеем приготовить шапки для того, чтобы бросить их в лицо Елизавете, когда ее вторично проведут через Ворота Предателей.[134] А пока не будем спешить – побережем дыхание для быстрого бега вблизи финиша.
Усмехнувшись, он погладил бороду.
– А тем временем не нужно забывать: сейчас тридцатый год царствования ее величества, что нам следует отпраздновать.
– Нам?! – воскликнул мистер Стаффорд.
– Мы должны поблагодарить ее за любезное разрешение не посещать приходскую церковь, пока мы платим штраф, за терпимость к пиратам, грабящим и убивающим тех, кто исповедует нашу веру, и делящихся с ней своими прибылями, за жестокие преследования католических священников и тех, кто дает им приют. О, мы можем выразить ей признательность за множество милостей! Поэтому думаю, что в июле мы соберем в этом доме наших друзей, дабы отпраздновать тридцатилетие этого великого царствования.
Хамфри задохнулся от изумления, а мистер Стаффорд выпучил глаза.
– Мы попросим наших друзей, – невозмутимо продолжал старый джентльмен, – прибыть со свитой, подобающей торжественному событию, – привести с собой слуг и вассалов – разумеется, вооруженных на случай дорожных происшествий. Мы заполним все коттеджи, расставим в парке палатки и неделю, а может, две или три посвятим себя увеселению гостей. Для дворян будут устроены турниры, для слуг – футбол и другие игры, а также, думаю, следует организовать состязания в стрельбе за отличные призы.
Изобретательный план привел в восторг мистера Стаффорда.
– Да, но… – хихикнув, начал он, хлопнув кулаком по столу.
– Вы, кажется, собираетесь возразить? – вежливо и язвительно осведомился сэр Роберт.
Мистер Стаффорд застыл на своем стуле. Возражать менее всего входило в его намерения.
– Я хотел только поддержать вас, сэр Роберт.
– Вижу, – кивнул сэр Роберт Бэннет. – Меня уже в который раз ввела в заблуждение ваша привычка начинать фразу с «Да, но…»и затем, когда мы уже готовы к возражениям, повторять сказанное нами, разумеется, в более изысканных выражениях. Рад слышать, что мой план встретил ваше одобрение. А что скажешь ты, Хамфри?
– Ну, сэр, если Медина-Сидония высадится в Саутэмптоне, мы все окажемся на своем месте. А если он отправится в проливы, то все протестанты устремятся на восток, чтобы противостоять ему, и у нас будут развязаны руки.
– А если Бог, карающий нас уже тридцать лет, вновь сделает наши надежды тщетными, мы отпразднуем благодетельное царствование ее величества и разъедемся по домам. – И здесь впервые за долгие годы старик, охваченный волной страсти, отбросил обычную сдержанность и потряс сжатыми кулаками.
– Но я не верю, что нас постигнет неудача! Каким образом Дрейк и его пираты смогут противостоять испанским солдатам? Предсказания сбудутся, и в этом году унижение истинной веры будет отомщено до последней капли крови! Эту нарумяненную Иезавель[135] выбросят из окна, и псы слижут ее кровь! Мы поможем в этом богоугодном деле!
Сэр Роберт встал и ударил в гонг. Он приказал слуге принести шампанское, и они молча выпили за тот день, когда Непобедимая армада с развевающимися флагами и надутыми парусами устремится в пролив между Хэмпширом[136] и скалами.
– Завтра начнем готовить списки, – сказал сэр Роберт, – и на сей раз не станем включать в них мистера Грегори из Лайма.
– Однако нескольких протестантов следует включить, – возразил Хамфри.
– Да, простофиль, – улыбнулся сэр Роберт.
На следующий день они приступили к работе над списком гостей, после длительных обсуждений отбирая своих единоверцев в Дорсетшире и Уилтшире,[137] Глостершире и Шропшире.[138] После этого перечень был подвергнут тщательной ревизии, так как некоторые католики были и оставались лояльными подданными королевства, другие стали таковыми, видя, как гонения на их религию сменяются терпимостью, а банкротство нации – ее процветанием и уважением к ней, наконец, третьи, хотя их семьи и состояния пострадали за веру, ставили национальные интересы превыше всего и были готовы стать под знамена Англии, чтобы сопротивляться не папистам, а чужестранцам.
Затем они перешли к протестантам.
– Семейство Норрис, – предложил мистер Стаффорд, подняв перо.
Чело Хамфри омрачилось. Сэр Роберт, искоса взглянув на сына, прищемил губу пальцами.
– Родителей мисс Норрис мы, безусловно, можем причислить к честным простакам, – заметил он. – Полковник Норрис был ранен в Нидерландах, и это, по-моему, его единственная заслуга. В остальном он обычный деревенский сквайр, который не глядит дальше ограды своего поместья, а в политике руководствуется наставлениями с церковной кафедры. Его жена довольствуется тем, что держит дом в чистоте и опекает жителей деревни Уинтерборн-Хайд. По-моему, если мы повесим у себя над домом знамя Испании, то они этого не заметят.
– Синтия заметит, – сердито буркнул Хамфри, – и тут же побежит сообщать об этом шерифу.
– Несомненно, – согласился сэр Роберт, – Синтия обладает более ярким умом и чувством юмора, нежели ее родители. Уверен, что им это отлично известно. Я видел, как они в смущении смотрят на нее, словно спрашивая себя, каким образом этот цыпленок мог вылезти из их гнезда. Но мы едва ли можем пригласить славного полковника и его супругу без их любимой дочери.
Лицо Хамфри мрачнело с каждой секундой.
– Она дважды отказала мне, – проворчал он. – Ее присутствие не причинит мне ничего, кроме неудобства!
– Некоторые утопающие трижды пробуют спастись, Хамфри, – ответил ему отец. – Так что если ты попытаешь счастья в третий раз, тебе может повезти.
В глазах Хамфри блеснул огонек надежды, но тут же погас. Юноша уныло покачал головой.
– Мне не нравится получать отказ дважды за три месяца, в то время как я, по-моему, составляю вполне выгодную партию, – высокомерно заявил он. – Не сомневаюсь, что то же произойдет и в третий раз. Потому что причина отказов мне хорошо известна!
– Мы все имеем некоторые подозрения на этот счет, – согласился сэр Роберт. – Но это был бы отличный брак. Полковник Норрис – весьма любезный человек, Хамфри, и к тому же его карманы полны деньгами.
– Я думаю о девушке, – прервал Хамфри.
– Девушка, безусловно, достойна восхищения, – как всегда невозмутимо продолжал сэр Роберт. – И поэтому, так как причина ее отказа близка к исчезновению, стоит сделать третью попытку даже с риском опозориться.
– Я не понимаю вас, сэр, – сказал Хамфри.
– Придется назвать вещи своими именами. Робин Обри отбыл со своими кораблями. Наш любезный мистер Грегори из Лайма случайно выдал эту тайну.
Мистер Грегори и в самом деле сделал это, но не случайно, а вполне сознательно. Если будут считать, что Робин рыщет в Атлантике в поисках Золотого флота Филиппа, уменьшится риск его обнаружения в доме Санта-Круса.
– Так что, если вторжение в Англию пройдет, как мы рассчитываем, он поплатится жизнью, а девушки, в конце концов, редко умирают от любви. Поэтому не падай духом, Хамфри! Кроме того, – улыбка сэра Роберта стала менее приятной, – когда Филипп станет королем Англии, родители мисс Синтии будут подвергаться немалой опасности. Являясь преданной дочерью, она окажется вынужденной купить их свободу, а мы, занимая более важное положение, чем сегодня, сможем предложить за нее свою цену!
– Да, но… – начал мистер Стаффорд, однако, увидев устремленный на него холодный взгляд сэра Роберта, поспешно оборвал фразу. – Я имею в виду, что это весьма мудрое замечание.
К Хамфри также вернулась надежда.
– Спустя некоторое время Синтия может изменить ко мне отношение. Я нс так уж некрасив, могу за себя постоять и… Клянусь душой, я люблю ее!
Сэр Роберт предпочитал ковать железо, покуда оно горячо.
– Ну и отлично, Хамфри! Тогда давайте пригласим наших добрых друзей из Уинтерборн-Хайд принять участие в разработке программы праздника. На нем должно быть много веселья, развлечений, спортивных состязаний, пения и музыки на воздухе. А мы тем временем будем потихоньку формировать отряды, назначать офицеров, уточнять расположение войск. Разумеется, нам легко удастся утаить это от наших тупоголовых соседей.
Мистер Стаффорд покачал головой.
– А от мисс Синтии? – осведомился он.
Сэр Роберт пожал плечами.
– Придется пойти на риск, и Хамфри должен будет проследить, чтобы он оказался минимальным. С другой стороны, присутствие Норрисов пойдет нам на пользу. Мы ведь не вполне свободны от подозрений. Кое-где в нашей преданности испытывают некоторые сомнения. Поэтому к цели нашего собрания могут отнестись с недоверием. Но если в составлении планов торжества мы объединимся с известным своей честностью семейством Норрис, то все плохие мнения о нас сочтут несправедливыми.
Так и было решено. Список был составлен, а сэр Роберт и Хамфри самолично развозили приглашения. В середине июля в Хилбери-Мелкум должно собраться около пятисот вооруженных людей, не считая простаков-протестантов, а семейство Норрис попросили помочь проследить за тем, чтобы праздник прошел с подобающей пышностью.
– Это благородное намерение! – воскликнул полковник Норрис. – Отметить торжеством тридцатилетие царствования ее величества! Боже благослови мою душу! Не стану больше слушать никакую клевету на Бэннетов!
– А мы живем неподалеку, так что в случае нужды я всегда смогу вернуться домой, – добавила миссис Норрис.
В письме из Парижа было слишком много подробных указаний, чтобы ему не верить. Значит, придется выбирать, на чьей стороне стоять, а если выбор окажется неудачным, то ни сэр Роберт, ни его сын, ни его дом долго не протянут. Его и Хамфри ждет «бридпортский кинжал», а дом послужит наградой для чужих людей. После долгих раздумий сэр Роберт решил придерживаться плана, который позволит ему оттянуть окончательное решение до того момента, когда в его принятии уже не будет никакого риска.
Ударив в гонг, он сказал явившемуся на вызов слуге:
– Попросите мистера Хамфри и мистера Стаффорда зайти ко мне в библиотеку, и пусть нам не мешают.
Мистер Хамфри в этот момент играл в биллиард с мистером Стаффордом, слегка покраснев от выпитого вина и от того, что проигрывал, а проигрывать он не любил. Поэтому Хамфри очень обрадовался перерыву в партии. Мистер Стаффорд обрадовался этому не менее, ибо выигрывал и считал это неприличным. Но он был в том состоянии, когда манипуляции шарами, словно одушевленными существами, доставляли ему физическое удовольствие. Если намеренно позволить этому шару пролететь мимо, он сделает карамболь, а если ударить им шар противника с такой силой, что оба соскочат со стола, то потеряет очко. Но оба шара отпрыгивали от борта к борту до тех пор, пока, не устав от этого бесполезного занятия, не скользили в лузы на противоположных краях стола.
В библиотеке сэр Роберт предложил сыну и Стаффорду сесть и продемонстрировал им письмо лорда Пейджета из Парижа.
– Колебаниям и сомнениям приходит конец. Папа Сикст[132] готов раскошелиться. Он платит миллион фунтов, когда армада выйдет в море, и еще миллион, когда испанские солдаты высадятся на наших берегах. Этого и ждал Филипп. Флот собрался в Лиссабоне. В июле с маяка Крич мы увидим его в Ла-Манше.
Сэр Роберт, несомненно, подбадривал самого себя, делая самые лучшие выводы из письма лорда Пейджета. Он так вошел в раж, что объявил хорошие новости с дрожью в голосе и блеском в глазах.
Мистер Стаффорд довольно хихикнул.
– Да, но это самые отличные новости, которые мы когда-либо слышали.
Он схватил письмо и, быстро прочитав его, радостно воскликнул:
– Да, но они высадятся в Саутэмптоне!
– Неужели? – вмешался Хамфри Бэннет, в свою очередь выхватывая письмо у мистера Стаффорда. Монотонность сельской жизни утомила его донельзя. Он тосковал по городским развлечениям, красочному и галантному времяпрепровождению при дворе. А вместо этого ему приходится торчать в деревенской глуши, никем не замеченным, до тех пор, пока страной будут управлять Елизавета и ее советники! Католикам в те дни не приходилось рассчитывать на выгодные должности.
– Мы живем хуже собак, – с горечью промолвил он. – Но теперь, кажется, приближается время доказать, что мы – истинные джентльмены!
Однако Хамфри в значительной степени унаследовал от отца его осторожность. Прочитав письмо, он заметил:
– Здесь только предполагается, что испанцы высадятся в Саутэмптоне.
– Это будет решать Медина-Сидония, их главнокомандующий, – откликнулся сэр Роберт. – Он может подойти к Кале, чтобы соединиться там с армией герцога Пармского на его плоскодонных судах. Ясно одно: после всех задержек и колебаний выбор, наконец, сделан.
– А английские корабли в это время будут охранять Четем-Черч![133] – воскликнул мистер Стаффорд.
Никто не стал охлаждать его восторги. Елизавета один день готовила свои корабли к отплытию, а на следующий расснащала их, вечно раздираемая надвое скупостью и страхом. Бог позаботится о том, чтобы ее застигли врасплох!
– Да, но проклятая еретичка скоро лишится головы! – радостно потирал руки мистер Стаффорд. – Церковные колокола будут звонить вовсю, а мистер Хорек сам будет дергать веревку. О, да, моя прекрасная леди, мистер Хорек обязательно будет при этом присутствовать! Кровь за кровь, голова за голову, Тауэр-Хилл за Фозерингей! Мистер Хорек будет стоять достаточно близко, чтобы швырнуть свою шапку вам в физиономию, когда вас поставят на колени у плахи!
Охваченный приступом ненависти мистер Стаффорд злобно брызгал слюной.
Даже молодого Хамфри покоробило это зрелище, а старику оно показалось просто отвратительным.
– Нам нужно обдумать собственные действия, – холодно произнес он, и при этом на лице Хамфри появилось выражение беспокойства. – Решить, как мы будем поступать здесь, на краю Дорсетшира, когда знамя Испании взовьется над Ла-Маншем.
– Два дня назад я слышал на рынке в Уореме, что пятьсот жителей Дорсета предложили себя королеве в качестве телохранителей, – заявил с тревогой Хамфри.
– Значит, у нее останется меньше защитников в Дорсетшире! – воскликнул мистер Стаффорд.
– Я думал о настроениях в графстве, – объяснил Хамфри и повернулся к отцу. – Полагаю, сэр, у вас имеется какой-нибудь план?
Сэр Роберт улыбнулся и похлопал сына по руке.
– Мы должны сохранять сдержанность. Мы успеем приготовить шапки для того, чтобы бросить их в лицо Елизавете, когда ее вторично проведут через Ворота Предателей.[134] А пока не будем спешить – побережем дыхание для быстрого бега вблизи финиша.
Усмехнувшись, он погладил бороду.
– А тем временем не нужно забывать: сейчас тридцатый год царствования ее величества, что нам следует отпраздновать.
– Нам?! – воскликнул мистер Стаффорд.
– Мы должны поблагодарить ее за любезное разрешение не посещать приходскую церковь, пока мы платим штраф, за терпимость к пиратам, грабящим и убивающим тех, кто исповедует нашу веру, и делящихся с ней своими прибылями, за жестокие преследования католических священников и тех, кто дает им приют. О, мы можем выразить ей признательность за множество милостей! Поэтому думаю, что в июле мы соберем в этом доме наших друзей, дабы отпраздновать тридцатилетие этого великого царствования.
Хамфри задохнулся от изумления, а мистер Стаффорд выпучил глаза.
– Мы попросим наших друзей, – невозмутимо продолжал старый джентльмен, – прибыть со свитой, подобающей торжественному событию, – привести с собой слуг и вассалов – разумеется, вооруженных на случай дорожных происшествий. Мы заполним все коттеджи, расставим в парке палатки и неделю, а может, две или три посвятим себя увеселению гостей. Для дворян будут устроены турниры, для слуг – футбол и другие игры, а также, думаю, следует организовать состязания в стрельбе за отличные призы.
Изобретательный план привел в восторг мистера Стаффорда.
– Да, но… – хихикнув, начал он, хлопнув кулаком по столу.
– Вы, кажется, собираетесь возразить? – вежливо и язвительно осведомился сэр Роберт.
Мистер Стаффорд застыл на своем стуле. Возражать менее всего входило в его намерения.
– Я хотел только поддержать вас, сэр Роберт.
– Вижу, – кивнул сэр Роберт Бэннет. – Меня уже в который раз ввела в заблуждение ваша привычка начинать фразу с «Да, но…»и затем, когда мы уже готовы к возражениям, повторять сказанное нами, разумеется, в более изысканных выражениях. Рад слышать, что мой план встретил ваше одобрение. А что скажешь ты, Хамфри?
– Ну, сэр, если Медина-Сидония высадится в Саутэмптоне, мы все окажемся на своем месте. А если он отправится в проливы, то все протестанты устремятся на восток, чтобы противостоять ему, и у нас будут развязаны руки.
– А если Бог, карающий нас уже тридцать лет, вновь сделает наши надежды тщетными, мы отпразднуем благодетельное царствование ее величества и разъедемся по домам. – И здесь впервые за долгие годы старик, охваченный волной страсти, отбросил обычную сдержанность и потряс сжатыми кулаками.
– Но я не верю, что нас постигнет неудача! Каким образом Дрейк и его пираты смогут противостоять испанским солдатам? Предсказания сбудутся, и в этом году унижение истинной веры будет отомщено до последней капли крови! Эту нарумяненную Иезавель[135] выбросят из окна, и псы слижут ее кровь! Мы поможем в этом богоугодном деле!
Сэр Роберт встал и ударил в гонг. Он приказал слуге принести шампанское, и они молча выпили за тот день, когда Непобедимая армада с развевающимися флагами и надутыми парусами устремится в пролив между Хэмпширом[136] и скалами.
– Завтра начнем готовить списки, – сказал сэр Роберт, – и на сей раз не станем включать в них мистера Грегори из Лайма.
– Однако нескольких протестантов следует включить, – возразил Хамфри.
– Да, простофиль, – улыбнулся сэр Роберт.
На следующий день они приступили к работе над списком гостей, после длительных обсуждений отбирая своих единоверцев в Дорсетшире и Уилтшире,[137] Глостершире и Шропшире.[138] После этого перечень был подвергнут тщательной ревизии, так как некоторые католики были и оставались лояльными подданными королевства, другие стали таковыми, видя, как гонения на их религию сменяются терпимостью, а банкротство нации – ее процветанием и уважением к ней, наконец, третьи, хотя их семьи и состояния пострадали за веру, ставили национальные интересы превыше всего и были готовы стать под знамена Англии, чтобы сопротивляться не папистам, а чужестранцам.
Затем они перешли к протестантам.
– Семейство Норрис, – предложил мистер Стаффорд, подняв перо.
Чело Хамфри омрачилось. Сэр Роберт, искоса взглянув на сына, прищемил губу пальцами.
– Родителей мисс Норрис мы, безусловно, можем причислить к честным простакам, – заметил он. – Полковник Норрис был ранен в Нидерландах, и это, по-моему, его единственная заслуга. В остальном он обычный деревенский сквайр, который не глядит дальше ограды своего поместья, а в политике руководствуется наставлениями с церковной кафедры. Его жена довольствуется тем, что держит дом в чистоте и опекает жителей деревни Уинтерборн-Хайд. По-моему, если мы повесим у себя над домом знамя Испании, то они этого не заметят.
– Синтия заметит, – сердито буркнул Хамфри, – и тут же побежит сообщать об этом шерифу.
– Несомненно, – согласился сэр Роберт, – Синтия обладает более ярким умом и чувством юмора, нежели ее родители. Уверен, что им это отлично известно. Я видел, как они в смущении смотрят на нее, словно спрашивая себя, каким образом этот цыпленок мог вылезти из их гнезда. Но мы едва ли можем пригласить славного полковника и его супругу без их любимой дочери.
Лицо Хамфри мрачнело с каждой секундой.
– Она дважды отказала мне, – проворчал он. – Ее присутствие не причинит мне ничего, кроме неудобства!
– Некоторые утопающие трижды пробуют спастись, Хамфри, – ответил ему отец. – Так что если ты попытаешь счастья в третий раз, тебе может повезти.
В глазах Хамфри блеснул огонек надежды, но тут же погас. Юноша уныло покачал головой.
– Мне не нравится получать отказ дважды за три месяца, в то время как я, по-моему, составляю вполне выгодную партию, – высокомерно заявил он. – Не сомневаюсь, что то же произойдет и в третий раз. Потому что причина отказов мне хорошо известна!
– Мы все имеем некоторые подозрения на этот счет, – согласился сэр Роберт. – Но это был бы отличный брак. Полковник Норрис – весьма любезный человек, Хамфри, и к тому же его карманы полны деньгами.
– Я думаю о девушке, – прервал Хамфри.
– Девушка, безусловно, достойна восхищения, – как всегда невозмутимо продолжал сэр Роберт. – И поэтому, так как причина ее отказа близка к исчезновению, стоит сделать третью попытку даже с риском опозориться.
– Я не понимаю вас, сэр, – сказал Хамфри.
– Придется назвать вещи своими именами. Робин Обри отбыл со своими кораблями. Наш любезный мистер Грегори из Лайма случайно выдал эту тайну.
Мистер Грегори и в самом деле сделал это, но не случайно, а вполне сознательно. Если будут считать, что Робин рыщет в Атлантике в поисках Золотого флота Филиппа, уменьшится риск его обнаружения в доме Санта-Круса.
– Так что, если вторжение в Англию пройдет, как мы рассчитываем, он поплатится жизнью, а девушки, в конце концов, редко умирают от любви. Поэтому не падай духом, Хамфри! Кроме того, – улыбка сэра Роберта стала менее приятной, – когда Филипп станет королем Англии, родители мисс Синтии будут подвергаться немалой опасности. Являясь преданной дочерью, она окажется вынужденной купить их свободу, а мы, занимая более важное положение, чем сегодня, сможем предложить за нее свою цену!
– Да, но… – начал мистер Стаффорд, однако, увидев устремленный на него холодный взгляд сэра Роберта, поспешно оборвал фразу. – Я имею в виду, что это весьма мудрое замечание.
К Хамфри также вернулась надежда.
– Спустя некоторое время Синтия может изменить ко мне отношение. Я нс так уж некрасив, могу за себя постоять и… Клянусь душой, я люблю ее!
Сэр Роберт предпочитал ковать железо, покуда оно горячо.
– Ну и отлично, Хамфри! Тогда давайте пригласим наших добрых друзей из Уинтерборн-Хайд принять участие в разработке программы праздника. На нем должно быть много веселья, развлечений, спортивных состязаний, пения и музыки на воздухе. А мы тем временем будем потихоньку формировать отряды, назначать офицеров, уточнять расположение войск. Разумеется, нам легко удастся утаить это от наших тупоголовых соседей.
Мистер Стаффорд покачал головой.
– А от мисс Синтии? – осведомился он.
Сэр Роберт пожал плечами.
– Придется пойти на риск, и Хамфри должен будет проследить, чтобы он оказался минимальным. С другой стороны, присутствие Норрисов пойдет нам на пользу. Мы ведь не вполне свободны от подозрений. Кое-где в нашей преданности испытывают некоторые сомнения. Поэтому к цели нашего собрания могут отнестись с недоверием. Но если в составлении планов торжества мы объединимся с известным своей честностью семейством Норрис, то все плохие мнения о нас сочтут несправедливыми.
Так и было решено. Список был составлен, а сэр Роберт и Хамфри самолично развозили приглашения. В середине июля в Хилбери-Мелкум должно собраться около пятисот вооруженных людей, не считая простаков-протестантов, а семейство Норрис попросили помочь проследить за тем, чтобы праздник прошел с подобающей пышностью.
– Это благородное намерение! – воскликнул полковник Норрис. – Отметить торжеством тридцатилетие царствования ее величества! Боже благослови мою душу! Не стану больше слушать никакую клевету на Бэннетов!
– А мы живем неподалеку, так что в случае нужды я всегда смогу вернуться домой, – добавила миссис Норрис.