Страница:
– Да. Новосильский постарался выловить всех турок, что плескались в Черном море после разгрома, но англичанина упустил. Он раненым смог доплыть до берега. Просто герой.
– Хм. Да уж. Лучше бы утонул и получил награду посмертно.
– Нас такой сценарий устроил бы, безусловно. Но он выжил. И, по всей видимости, поведал очень много неприятных новостей нашим «друзьям».
– Снаряды?
– Да. Я убежден, что теперь они попытаются украсть снаряд от нашей корабельной или пехотной пушки. Им нужно узнать, чем мы их начиняем. По крайней мере, я на их месте приложил бы к этому все усилия.
– Я тоже, – задумчиво произнес Путятин. – Это ведь все точки утечки и не закроешь. Особенно на позициях. На Балканском фронте сейчас кипят бои, расход боеприпасов очень приличный. Пропажу одного никто и не заметит. Кроме того, есть некоторое количество неразорвавшихся снарядов, которые они смогут найти. Из земли они их, конечно, вряд ли выкопают. А вот застрявший где-нибудь – вполне.
– Я думаю, англичане под пули не полезут.
– А зачем им самим лезть? Просто наймут несколько десятков банд из числа местных жителей, чтобы отыскать на месте боев неразорвавшиеся снаряды. Кое-кто, безусловно, подорвется. Но результаты будут получены довольно скоро. Я бы так и поступил, – пожал плечами Путятин. – В конце концов, даже если этих собирателей поймают, то можно будет сказать, что они сами по себе.
– Тогда вам следует англичан спровоцировать.
– Зачем? Вы хотите передать им снаряд?
– Помните лондонский фейерверк, когда мы хитростью взорвали их лабораторию?
– Думаете, они клюнут на одну и ту же уловку?
– Так можно работать гибче. Вы помните, в перечне взрывчатых веществ, которые доступны сейчас нашей лаборатории, имеется пикриновая кислота?
– Да. Хорошо помню. Ее не рекомендуют для использования в снарядах, так как она при реакции со сталью образует очень чувствительные и взрывоопасные соли.
– Все верно. Однако там же было указано, что единственный способ – покрывать внутреннюю поверхность снаряда каким-либо изолятором. Например, лаком, или обклеивать тонкой бумагой.
– И вы хотите передать англичанам снаряд, начиненный не тротилом, а пикриновой кислотой?
– Именно. В принципе работает. И взрывы хорошие. Но количество несчастных случаев с этими снарядами будет весьма приличным. Ведь брак в производстве допустим, а это значит, что если какой-нибудь криворукий рабочий неудачно нанес лаковое покрытие, то корабль, на который поставили этот снаряд, может взлететь на воздух.
– Хорошая идея, – почесал щеку Путятин. – Однако она все равно передает англичанам мощную взрывчатку.
– Передает. А вы думаете, они успокоятся?
– Не думаю, – усмехнулся Путятин.
– Вот и я о том же. Так что их нужно провоцировать и вручать подарок.
– И как вы предлагаете это сделать?
Спустя два дня в газете местного значения в Николаеве на второй полосе вышла небольшая осуждающая заметка о стычке солдат из охраны артиллерийских складов, напившихся до изумления в увольнении с полицией, пытавшейся их образумить. Причем особенно упоминалось имя одного участника, который уже не первый раз был в этом замечен. В заметке в облегченной форме повторяли классический советский прием публичного бичевания – «как он может подводить товарищей, когда те…». Наживка была заброшена, и теперь оставалось только ждать поклевки.
Глава 9
Спустя пять минут, на той же позиции
Глава 10
12 сентября 1870 года. Москва. Кремль. Николаевский дворец
Глава 11
2 октября 1870 года. Стамбул
– Хм. Да уж. Лучше бы утонул и получил награду посмертно.
– Нас такой сценарий устроил бы, безусловно. Но он выжил. И, по всей видимости, поведал очень много неприятных новостей нашим «друзьям».
– Снаряды?
– Да. Я убежден, что теперь они попытаются украсть снаряд от нашей корабельной или пехотной пушки. Им нужно узнать, чем мы их начиняем. По крайней мере, я на их месте приложил бы к этому все усилия.
– Я тоже, – задумчиво произнес Путятин. – Это ведь все точки утечки и не закроешь. Особенно на позициях. На Балканском фронте сейчас кипят бои, расход боеприпасов очень приличный. Пропажу одного никто и не заметит. Кроме того, есть некоторое количество неразорвавшихся снарядов, которые они смогут найти. Из земли они их, конечно, вряд ли выкопают. А вот застрявший где-нибудь – вполне.
– Я думаю, англичане под пули не полезут.
– А зачем им самим лезть? Просто наймут несколько десятков банд из числа местных жителей, чтобы отыскать на месте боев неразорвавшиеся снаряды. Кое-кто, безусловно, подорвется. Но результаты будут получены довольно скоро. Я бы так и поступил, – пожал плечами Путятин. – В конце концов, даже если этих собирателей поймают, то можно будет сказать, что они сами по себе.
– Тогда вам следует англичан спровоцировать.
– Зачем? Вы хотите передать им снаряд?
– Помните лондонский фейерверк, когда мы хитростью взорвали их лабораторию?
– Думаете, они клюнут на одну и ту же уловку?
– Так можно работать гибче. Вы помните, в перечне взрывчатых веществ, которые доступны сейчас нашей лаборатории, имеется пикриновая кислота?
– Да. Хорошо помню. Ее не рекомендуют для использования в снарядах, так как она при реакции со сталью образует очень чувствительные и взрывоопасные соли.
– Все верно. Однако там же было указано, что единственный способ – покрывать внутреннюю поверхность снаряда каким-либо изолятором. Например, лаком, или обклеивать тонкой бумагой.
– И вы хотите передать англичанам снаряд, начиненный не тротилом, а пикриновой кислотой?
– Именно. В принципе работает. И взрывы хорошие. Но количество несчастных случаев с этими снарядами будет весьма приличным. Ведь брак в производстве допустим, а это значит, что если какой-нибудь криворукий рабочий неудачно нанес лаковое покрытие, то корабль, на который поставили этот снаряд, может взлететь на воздух.
– Хорошая идея, – почесал щеку Путятин. – Однако она все равно передает англичанам мощную взрывчатку.
– Передает. А вы думаете, они успокоятся?
– Не думаю, – усмехнулся Путятин.
– Вот и я о том же. Так что их нужно провоцировать и вручать подарок.
– И как вы предлагаете это сделать?
Спустя два дня в газете местного значения в Николаеве на второй полосе вышла небольшая осуждающая заметка о стычке солдат из охраны артиллерийских складов, напившихся до изумления в увольнении с полицией, пытавшейся их образумить. Причем особенно упоминалось имя одного участника, который уже не первый раз был в этом замечен. В заметке в облегченной форме повторяли классический советский прием публичного бичевания – «как он может подводить товарищей, когда те…». Наживка была заброшена, и теперь оставалось только ждать поклевки.
Глава 9
Николай Федорович Бардовский[37] внимательно изучал в бинокль окрестности города Русе с окраины населенного пункта Червена-Воды. Джурджу был уже обложен осадой с севера двумя полками, так что Бардовскому теперь предстояло заблокировать южную сторону этой крепости. Ради чего пришлось переправляться на плотах в десяти километрах севернее и обходить противника по большой дуге, заходя от деревни Гагаля. Благо что местные жители оказывали посильную помощь наступающим русским войскам.
Подобный маневр столь незначительными силами был бы чрезвычайно опасен, если бы не данные разведки, согласно которым Осман-паша стягивал все доступные войска к Стамбулу, куда небезуспешно рвались Скобелев[38] с Радецким[39]. Исключением становились только вот такие оборонительные районы, призванные максимально сковать силы русских и замедлить их наступление.
– Иван Степанович, – подозвал Добровольского Бардовский, – что думаете делать? Фронт уж больно приличный. Если турок попрет на прорыв всеми силами, то не удержим.
– Не удержим, Николай Федорович. Но выбора у нас нет. Приказ есть приказ. Предлагаю развернуть полк не сплошной линией, а опорными пунктами. Поставим по батальону в населенных пунктах Басарбово, Червена-Вода и Гагаля. Артиллерийский дивизион оставим в Червена-Вода, чтобы иметь маневр на случай необходимости для поддержки любого из флангов.
– Пулеметы[40] концентрировать не будем?
– Не стоит. Пусть так по батальонам равномерно и стоят. Мы ведь не знаем направление прорыва.
– А эскадрон охранения?
– Тоже в Червена-Вода оставим. Будет нашим оперативным резервом.
– Добро. Так и поступим. Пригласите мне комбатов.
Подобный маневр столь незначительными силами был бы чрезвычайно опасен, если бы не данные разведки, согласно которым Осман-паша стягивал все доступные войска к Стамбулу, куда небезуспешно рвались Скобелев[38] с Радецким[39]. Исключением становились только вот такие оборонительные районы, призванные максимально сковать силы русских и замедлить их наступление.
– Иван Степанович, – подозвал Добровольского Бардовский, – что думаете делать? Фронт уж больно приличный. Если турок попрет на прорыв всеми силами, то не удержим.
– Не удержим, Николай Федорович. Но выбора у нас нет. Приказ есть приказ. Предлагаю развернуть полк не сплошной линией, а опорными пунктами. Поставим по батальону в населенных пунктах Басарбово, Червена-Вода и Гагаля. Артиллерийский дивизион оставим в Червена-Вода, чтобы иметь маневр на случай необходимости для поддержки любого из флангов.
– Пулеметы[40] концентрировать не будем?
– Не стоит. Пусть так по батальонам равномерно и стоят. Мы ведь не знаем направление прорыва.
– А эскадрон охранения?
– Тоже в Червена-Вода оставим. Будет нашим оперативным резервом.
– Добро. Так и поступим. Пригласите мне комбатов.
Спустя пять минут, на той же позиции
– Товарищи офицеры, – Бардовский внимательно посмотрел на трех майоров, стоявших перед ним. – Перед нами поставлена задача – заблокировать турецкий гарнизон с юга. В крепости Джурджу-Русе у противника около десяти тысяч солдат и офицеров. Это очень серьезные силы. Продержаться нужно три дня, за это время Платон Петрович[41] обещал нам прислать подкрепление. Поэтому перед нами с вами стоит задача – окопаться. Основательно и качественно. Чтобы облегчить и ускорить труд солдат, я распоряжусь выдать из обоза нормальные лопаты, чтобы не малыми пехотными в земле ковыряться. Вы уже не первый месяц на войне и отлично понимаете, что от того, насколько качественно окопаются ваши бойцы, зависит их жизнь.
– Товарищ полковник, – спросил командир второго батальона Борисоглебский, – а как окапываться? Временные траншеи делать или полноценный оборонительный рубеж, как на учениях?
– Как на учениях. И не забывайте про маскировку. Лично все проверю.
Последующие трое суток солдаты как проклятые работали лопатами на южных и восточных подступах к городу Русе, выстраивая довольно сложную линию обороны. Можно сказать, что каждый населенный пункт, занятый русскими, превратился в небольшую крепость, только не возносящуюся стенами ввысь, а врытую в землю. Три эшелона траншей, соединенных между собой проходами, и в каждой имелись стрелковые гнезда, ниши укрытий от шрапнели, наблюдательные пункты и прочее. Кроме того, на позициях каждого батальона выросли по шестнадцать пулеметных гнезд, представлявших собой фактически дзоты[42]. Они прикрывали не только фронт обороны, но и фланги. Недурно окопалась и артиллерия.
Если не считать некоторых деталей, то можно сказать, что спустя три дня город Русе с юга и востока блокировали три весьма неплохо оборудованные оборонительные позиции уровня Второй мировой войны. Само собой, с поправкой на наличное вооружение и снаряжение. Но это мелочи на фоне проведенных работ. Да что там говорить, бойцы даже полевую телефонную линию проложили, соединив штаб полка, находящийся в Червена-Вода, с батальонами и артиллерийским дивизионом.
Надо сказать, что примитивные полевые телефоны только незадолго до войны стали поступать в войска, так что были далеко не в каждом полку. На то имелись самые разные причины, от недостатка самих аппаратов и изолированного медного провода до нехватки специалистов, умеющих их ремонтировать и обслуживать. Впрочем, полку Бардовского в этом плане повезло – он был один из счастливых обладателей полного штатного расписания как по техническому оснащению, так и по личному составу. На начало боевых действий, разумеется.
На третий день пришло обещанное Платоном Петровичем подкрепление. Целых три казачьи сотни. Бардовский даже мата не смог правильного подобрать, чтобы выразить всю глубину своей «радости». Особенно в свете того, что турки стали проявлять активность и на позициях время от времени происходили короткие перестрелки, идущие больше для шума. Было совершенно очевидно, что противник прощупывает оборону. А тут такое смешное подкрепление.
Переживания Николая Федоровича оказались не напрасными.
– Иван Петрович, – обратился к задремавшему прямо на командном пункте майору Севастьянову дежурный офицер, – проснитесь.
– Что такое? – слегка щурясь, спросил Севастьянов.
– Похоже, что началось. Со стороны Русе замечены колонны противника.
– Какая дистанция?
– Свыше пяти миль. Их только в бинокль и заметили наблюдатели.
– Боевая тревога. Только тихо! Чтобы без суеты. – Иван Петрович встал и размял слегка затекшие плечи. Подошел к брустверу, минуты две рассматривал что-то в бинокль. – Дежурный!
– Я!
– Передать в штаб полка, что противник атакует. Наблюдаю два батальона пехоты.
– Есть, – козырнул связист спустя пять секунд после завершения реплики командира и отправился в свою нишу с установленным полевым телефоном.
– Сколько же их? – с нескрываемым страхом спросил весьма немолодой ефрейтор Сундуков, когда командир третьего батальона Иван Петрович Севастьянов проходил по траншее, проверяя состояние боеготовности. Комбат ничего ему не сказал и прошел дальше. Ему и самому было страшно. За первыми двумя батальонами вышли еще два. Потом еще. Еще. И теперь в направлении позиций третьего батальона, что стоял подле населенного пункта Басарабово, двигалось, по меньшей мере, два полновесных полка турецкой армии.
– Иван Петрович, – козырнул дежурный связист. – Донесение из штаба полка.
– Что еще?
– Запрашивают уточнение численности противника.
– Ясно наблюдаем до пяти тысяч пехоты… – хотел было продолжить майор, но его перебил поручик, дежуривший у наблюдательного пункта.
– Товарищ майор! Турки продолжают выдвигаться. Вижу еще один батальон. – Севастьянов замолчал секунд на двадцать.
– Передавай в штаб полка: противник продолжает наращивать наступающую группировку. Наблюдаю свыше двух полков пехоты. Ожидаю попытку прорыва. Все понял? – Майор с совершенно невыразительным взглядом посмотрел на дежурного связиста.
– Так точно! – вытянулся по стойке смирно и взял под козырек сержант.
– Исполняй. – После чего Севастьянов подошел на пункт наблюдения и тихо спросил поручика: – Какая дистанция?
– Прошли отметку две мили.
– Хорошо. Петька! – Крикнул он ординарца.
– Я!
– Пройди по всем позициям. Передай мой приказ. Цинки распечатать. Патронов не жалеть. Огонь открывать по готовности с отметки четыреста[43]. Все понял?
– Так точно!
– Бегом марш!
Ординарец побежал так быстро, как мог. А майор сел на лавочку перед столом с картой, откинулся назад и закрыл глаза. Конечно, Иван Петрович прекрасно понимал, что турки отвратительно воюют, что их подготовка ниже допустимых пределов, а командование совершенно не знакомо с оперативным искусством и совершенно недееспособно. Но такого численного превосходства в одной-единой атаке Севастьянов еще никогда не наблюдал и серьезно опасался того, что его бойцы дрогнут, не выдержав психической нагрузки.
Так прошло некоторое время. Из практически забытья его выдернул рокот пулемета, расположенного в ближайшем к туркам дзоте. Спустя несколько секунд к нему присоединился буквально шквал выстрелов, причем нарастающий. Шестнадцать механических пулеметов, бьющих со скорострельностью двести пятьдесят выстрелов в минуту, и без малого тысяча винтовок, выдающих по пять-шесть прицельных выстрелов в минуту, создали на направление главного удара турок дикую плотность огня. По местным меркам, разумеется. На те два километра фронта обрушивалось каждую минуту по девять тысяч пуль, которые не щадили ничего живого.
Услышав звуки начала заградительного огня, Севастьянов быстро встал и подошел к наблюдательному пункту. Взглянул в бинокль и через минуту развернулся и пошел обратно к карте.
Смотреть там было не на что. Плотные батальонные колонны турецкой пехоты натыкались на очень плотный огонь и таяли на глазах, буквально за минуты превращаясь в весьма разреженную субстанцию. Но турецкие солдаты продолжали наступать, несмотря на совершенно дикие потери. Батальоны испарялись один за другим. Как позже узнали, Исмаил-бей решил использовать стимулирующие средства – а точнее, пропагандистские речи религиозного характера, благотворно легшие на серьезные порции опиума. Это и определило довольно высокий уровень психологической стойкости наступающих турецких частей под столь губительным огнем неприятеля.
Спустя час стрельба прекратилась – все турки, принявшие участие в наступлении, были либо убиты, либо ранены, либо обращены в бегство, несмотря ни на что. Даже опьянение опиумом не помогло.
– Иван Петрович, – на командный пункт зашел командир первой роты, козырнув. – Ваше задание выполнено. Атака противника отбита.
– Доложите о потерях.
– Потерь в живой силе нет. Материальная часть исправна.
– Как с патронами?
– На второй такой шквал не хватит.
– Ясно. Приведите в порядок оборонительный рубеж. Поправьте маскировку. Соберите стреляные гильзы, но без фанатизма. Рыть землю носом не нужно. Как все будет готово, доложитесь. Все ясно?
– Так точно.
– Исполняйте.
После подошли и остальные командиры рот.
Итог боя был просто неописуемый. С одной стороны, весь личный состав понимал, что они остановили ораву противника. Причем без потерь со своей стороны. Все живы-здоровы, а противник вон в поле лежит штабелями. С другой стороны, парням было очень тяжело осознавать то, сколько они сегодня перемололи людей. У многих солдат наблюдалась сложнейшая психологически неустойчивая реакция, сочетающая в себе восторг с ужасом.
Да и что говорить о рядовом составе. Сам командир батальона – майор Севастьянов не смог наблюдать этот фактически расстрел турок. Психика у него была хоть и крепкая, но внутри все равно что-то неприятно ворочалось.
– Дежурный! – Рядом возник дежурный связист.
– Передайте в полк, что атаку противника отразили. Потерь не имеем. Нуждаемся в патронах.
Впрочем, второго нападения не произошло. Исмаил-бей спустя три часа после завершения неудачной атаки на населенный пункт Басарабово капитулировал. Слишком ужасающими были потери гарнизона. Да и на северном берегу Дуная ситуация была критической. Русские не наступали, но легче от этого туркам не становилось – методичный обстрел шрапнелями по корректировке с вызывающих у коменданта крепости зубовный скрежет воздушных шаров буквально выкашивал обороняющихся. Сражаться дальше было бессмысленно.
– Товарищ полковник, – спросил командир второго батальона Борисоглебский, – а как окапываться? Временные траншеи делать или полноценный оборонительный рубеж, как на учениях?
– Как на учениях. И не забывайте про маскировку. Лично все проверю.
Последующие трое суток солдаты как проклятые работали лопатами на южных и восточных подступах к городу Русе, выстраивая довольно сложную линию обороны. Можно сказать, что каждый населенный пункт, занятый русскими, превратился в небольшую крепость, только не возносящуюся стенами ввысь, а врытую в землю. Три эшелона траншей, соединенных между собой проходами, и в каждой имелись стрелковые гнезда, ниши укрытий от шрапнели, наблюдательные пункты и прочее. Кроме того, на позициях каждого батальона выросли по шестнадцать пулеметных гнезд, представлявших собой фактически дзоты[42]. Они прикрывали не только фронт обороны, но и фланги. Недурно окопалась и артиллерия.
Если не считать некоторых деталей, то можно сказать, что спустя три дня город Русе с юга и востока блокировали три весьма неплохо оборудованные оборонительные позиции уровня Второй мировой войны. Само собой, с поправкой на наличное вооружение и снаряжение. Но это мелочи на фоне проведенных работ. Да что там говорить, бойцы даже полевую телефонную линию проложили, соединив штаб полка, находящийся в Червена-Вода, с батальонами и артиллерийским дивизионом.
Надо сказать, что примитивные полевые телефоны только незадолго до войны стали поступать в войска, так что были далеко не в каждом полку. На то имелись самые разные причины, от недостатка самих аппаратов и изолированного медного провода до нехватки специалистов, умеющих их ремонтировать и обслуживать. Впрочем, полку Бардовского в этом плане повезло – он был один из счастливых обладателей полного штатного расписания как по техническому оснащению, так и по личному составу. На начало боевых действий, разумеется.
На третий день пришло обещанное Платоном Петровичем подкрепление. Целых три казачьи сотни. Бардовский даже мата не смог правильного подобрать, чтобы выразить всю глубину своей «радости». Особенно в свете того, что турки стали проявлять активность и на позициях время от времени происходили короткие перестрелки, идущие больше для шума. Было совершенно очевидно, что противник прощупывает оборону. А тут такое смешное подкрепление.
Переживания Николая Федоровича оказались не напрасными.
– Иван Петрович, – обратился к задремавшему прямо на командном пункте майору Севастьянову дежурный офицер, – проснитесь.
– Что такое? – слегка щурясь, спросил Севастьянов.
– Похоже, что началось. Со стороны Русе замечены колонны противника.
– Какая дистанция?
– Свыше пяти миль. Их только в бинокль и заметили наблюдатели.
– Боевая тревога. Только тихо! Чтобы без суеты. – Иван Петрович встал и размял слегка затекшие плечи. Подошел к брустверу, минуты две рассматривал что-то в бинокль. – Дежурный!
– Я!
– Передать в штаб полка, что противник атакует. Наблюдаю два батальона пехоты.
– Есть, – козырнул связист спустя пять секунд после завершения реплики командира и отправился в свою нишу с установленным полевым телефоном.
– Сколько же их? – с нескрываемым страхом спросил весьма немолодой ефрейтор Сундуков, когда командир третьего батальона Иван Петрович Севастьянов проходил по траншее, проверяя состояние боеготовности. Комбат ничего ему не сказал и прошел дальше. Ему и самому было страшно. За первыми двумя батальонами вышли еще два. Потом еще. Еще. И теперь в направлении позиций третьего батальона, что стоял подле населенного пункта Басарабово, двигалось, по меньшей мере, два полновесных полка турецкой армии.
– Иван Петрович, – козырнул дежурный связист. – Донесение из штаба полка.
– Что еще?
– Запрашивают уточнение численности противника.
– Ясно наблюдаем до пяти тысяч пехоты… – хотел было продолжить майор, но его перебил поручик, дежуривший у наблюдательного пункта.
– Товарищ майор! Турки продолжают выдвигаться. Вижу еще один батальон. – Севастьянов замолчал секунд на двадцать.
– Передавай в штаб полка: противник продолжает наращивать наступающую группировку. Наблюдаю свыше двух полков пехоты. Ожидаю попытку прорыва. Все понял? – Майор с совершенно невыразительным взглядом посмотрел на дежурного связиста.
– Так точно! – вытянулся по стойке смирно и взял под козырек сержант.
– Исполняй. – После чего Севастьянов подошел на пункт наблюдения и тихо спросил поручика: – Какая дистанция?
– Прошли отметку две мили.
– Хорошо. Петька! – Крикнул он ординарца.
– Я!
– Пройди по всем позициям. Передай мой приказ. Цинки распечатать. Патронов не жалеть. Огонь открывать по готовности с отметки четыреста[43]. Все понял?
– Так точно!
– Бегом марш!
Ординарец побежал так быстро, как мог. А майор сел на лавочку перед столом с картой, откинулся назад и закрыл глаза. Конечно, Иван Петрович прекрасно понимал, что турки отвратительно воюют, что их подготовка ниже допустимых пределов, а командование совершенно не знакомо с оперативным искусством и совершенно недееспособно. Но такого численного превосходства в одной-единой атаке Севастьянов еще никогда не наблюдал и серьезно опасался того, что его бойцы дрогнут, не выдержав психической нагрузки.
Так прошло некоторое время. Из практически забытья его выдернул рокот пулемета, расположенного в ближайшем к туркам дзоте. Спустя несколько секунд к нему присоединился буквально шквал выстрелов, причем нарастающий. Шестнадцать механических пулеметов, бьющих со скорострельностью двести пятьдесят выстрелов в минуту, и без малого тысяча винтовок, выдающих по пять-шесть прицельных выстрелов в минуту, создали на направление главного удара турок дикую плотность огня. По местным меркам, разумеется. На те два километра фронта обрушивалось каждую минуту по девять тысяч пуль, которые не щадили ничего живого.
Услышав звуки начала заградительного огня, Севастьянов быстро встал и подошел к наблюдательному пункту. Взглянул в бинокль и через минуту развернулся и пошел обратно к карте.
Смотреть там было не на что. Плотные батальонные колонны турецкой пехоты натыкались на очень плотный огонь и таяли на глазах, буквально за минуты превращаясь в весьма разреженную субстанцию. Но турецкие солдаты продолжали наступать, несмотря на совершенно дикие потери. Батальоны испарялись один за другим. Как позже узнали, Исмаил-бей решил использовать стимулирующие средства – а точнее, пропагандистские речи религиозного характера, благотворно легшие на серьезные порции опиума. Это и определило довольно высокий уровень психологической стойкости наступающих турецких частей под столь губительным огнем неприятеля.
Спустя час стрельба прекратилась – все турки, принявшие участие в наступлении, были либо убиты, либо ранены, либо обращены в бегство, несмотря ни на что. Даже опьянение опиумом не помогло.
– Иван Петрович, – на командный пункт зашел командир первой роты, козырнув. – Ваше задание выполнено. Атака противника отбита.
– Доложите о потерях.
– Потерь в живой силе нет. Материальная часть исправна.
– Как с патронами?
– На второй такой шквал не хватит.
– Ясно. Приведите в порядок оборонительный рубеж. Поправьте маскировку. Соберите стреляные гильзы, но без фанатизма. Рыть землю носом не нужно. Как все будет готово, доложитесь. Все ясно?
– Так точно.
– Исполняйте.
После подошли и остальные командиры рот.
Итог боя был просто неописуемый. С одной стороны, весь личный состав понимал, что они остановили ораву противника. Причем без потерь со своей стороны. Все живы-здоровы, а противник вон в поле лежит штабелями. С другой стороны, парням было очень тяжело осознавать то, сколько они сегодня перемололи людей. У многих солдат наблюдалась сложнейшая психологически неустойчивая реакция, сочетающая в себе восторг с ужасом.
Да и что говорить о рядовом составе. Сам командир батальона – майор Севастьянов не смог наблюдать этот фактически расстрел турок. Психика у него была хоть и крепкая, но внутри все равно что-то неприятно ворочалось.
– Дежурный! – Рядом возник дежурный связист.
– Передайте в полк, что атаку противника отразили. Потерь не имеем. Нуждаемся в патронах.
Впрочем, второго нападения не произошло. Исмаил-бей спустя три часа после завершения неудачной атаки на населенный пункт Басарабово капитулировал. Слишком ужасающими были потери гарнизона. Да и на северном берегу Дуная ситуация была критической. Русские не наступали, но легче от этого туркам не становилось – методичный обстрел шрапнелями по корректировке с вызывающих у коменданта крепости зубовный скрежет воздушных шаров буквально выкашивал обороняющихся. Сражаться дальше было бессмысленно.
Глава 10
12 сентября 1870 года. Москва. Кремль. Николаевский дворец
– Я вас внимательно слушаю, – совершенно спокойно сказал Александр, глядя на мнущуюся в дверях компанию из Милютина, Путятина и Киселева. – Что-то случилось? Присаживайтесь, что вы в дверях стоите?
– На Кавказе, в тылу нашей армии, началось восстание, – несколько отрешенно сказал Киселев. – Крупное восстание.
– Что? – Александр удивленно поднял бровь. – Алексей Петрович, – обратился он к главе имперской разведки, – не проясните ситуацию?
– Признаться, пояснять пока особенно нечего, – смущенно пожал плечами Путятин. – Южнее реки Терек началось организованное восстание мусульман. Довольно крупное. По крайней мере, от терских казаков поступают тревожные сведения.
– Есть какие-то конкретные числа?
– По последним сводкам, южнее Терека действует свыше двадцати тысяч повстанцев.
– Каков характер вооружения?
– Я не уверен, но по предварительным сведениям, вооружение повстанцев довольно приличное. Пушек нет, но вот с ручным огнестрельным оружием все не так плохо.
– Говорите яснее, – Александр начинал злиться. – И хватит мяться! Появилась проблема, и мы должны ее решить. Вы меня поняли?
– Да, Ваше Императорское Величество, – хором ответили все трое.
– Итак. Что не так со стрелковым вооружением повстанцев?
– У них дульнозарядные винтовки. Английские.
– Канал поставки и поставщик известен?
– С поставщиком не разобрались, все очень путанно. А поступили они из Османской Империи. По донесениям казаков, винтовки новые. Мы предполагаем, что это кто-то из европейских игроков.
– Очень на то похоже.
– Эм… – снова замялся Путятин. – Мы считаем, что вероятнее всего это английские поставки. Они себя именно так и проявили в прошлую Кавказскую войну.
– Зачем им так себя подставлять? – задумчиво произнес Киселев.
– Винтовки мог купить кто угодно, – продолжил мысль Путятина Александр. – Их осознанное участие в этом деле совершенно недоказуемо. Это могли быть и французы, и пруссаки. Да кто угодно. Даже Норвегия или Дания, в отместку на нашу возню со Швецией. Ладно. Что еще известно?
Когда делегация ушла, Александр откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, и на него нахлынули воспоминания о том, как он воевал там, на Кавказе, в своей прошлой жизни. За каких-то несколько минут в голове проплыли все эпизоды, десятки, сотни лиц, идущих одним сплошным потоком.
Алексей Петрович Путятин был в глубокой задумчивости. Восстание, охватившее часть земель к югу от Терека, пока находилось в локализованной форме, но приличная численность инсургентов заставляла серьезно опасаться их прорыва на железную дорогу и перекрытия ими основного канала поставок нашей военной группировке в Малой Азии.
– Алексей Петрович, – Путятина практически из транса вырвал знакомый голос.
– А, Дмитрий Алексеевич, – сдавленно улыбнулся начальник имперской контрразведки.
– Что делать будем? Вижу, вы тоже про причерноморскую железнодорожную магистраль думаете?
– Снимать резервные бригады с турецкого фронта, я думаю, нам никто не позволит, не говоря уже о полноценных частях. А казаков может не хватить. А те, что нормально вооружены, находятся либо в отдельных сотнях на фронтах, либо в двух полках резерва. Мы же тогда под эти части выгребли буквально все лучшее, что имелось в Донском, Кубанском и Терском войске. Даже несколько устаревшие пушки Армстронга – и те забрали. Как быть? Чем их останавливать? А если промедлить, то восстание может разгореться подобно предыдущей Кавказской войне. – Взгляд Путятина был совершенно покрыт своего рода завесой некоего отчаяния, которая отчетливо читалась Дмитрием Алексеевичем.
– Допустим, не все так плохо. С вооружением мы можем помочь. Под Оренбургом формируется кавалерийский корпус, у которого в наличии свыше десяти тысяч магазинных винтовок под револьверный патрон и столько же полновесных пехотных образцов.
– Состав с этим оружием будет идти слишком долго. В казачьи части винтовки попадут лишь недели через три, если не позже.
– Первый и второй казачьи полки стоят сейчас в тылу действующей армии, являясь стратегическим резервом…
– Их нельзя забирать, так как они обеспечивают наступление в Малой Азии. А если мы прекратим наступать, то дадим противнику возможность отдохнуть, окопаться, подтянуть резервы и… – Алексей Петрович махнул рукой. – Если мы упустим стратегическую инициативу, то нашим войскам придется весьма несладко. Безусловно, они взломают оборону турок, но это лишние потери, причем не столько в материальной части, сколько в прекрасно обученном личном составе. А нам сейчас каждый солдат обходится в весьма солидную копеечку в плане подготовки и содержания, да и найти ему замену непросто. Нет, казаков с Кавказского фронта совершенно нельзя снимать.
– Тогда у нас просто не остается вариантов, – улыбнулся Милютин. – Либо задействовать часть резервных бригад, либо ждать, пока повстанцы перережут нам поставки на фронт.
– Так ведь они так же используются для поддержки наступления…
– Нам нужно подавить восстание! – перебил его Дмитрий Алексеевич. – И чем быстрее, тем лучше. Сейчас нам хватит трех-четырех резервных бригад, снятых с Кавказского фронта, завтра нам уже потребуется усиливать резервные части ударными.
– Таким образом, мы решили, что надлежит снять восемнадцатую, девятнадцатую и двадцатую резервные пехотные бригады. И, усилив их восемнадцатой, девятнадцатой, двадцать первой и двадцать второй казачьими сотнями и обоими армянскими ополченскими батальонами, отправить воевать с повстанцами под командованием Драгомирова Михаила Ивановича. Кроме того, в усиление этого сводного пехотного корпуса мы рекомендуем выдвинуть легкие конные полки кавалерийского корпуса[44], стоящего под Оренбургом.
– А снятие резервных бригад необходимо? Как я понимаю, это замедлит наступление наших войск.
– Да, но нам все равно требуется остановиться, потому как в противном случае мы сможем оказаться в очень сложной ситуации. В пустынях Аравии у турок около пятидесяти тысяч солдат и офицеров. Они легко могут ударить нам во фланг. Поэтому Генеральный штаб считает целесообразным остановить наше продвижение на запад и ударить в направлении озера Ван с той целью, чтобы помочь персидским союзникам.
– А захваченные территории, кто их будет охранять?
– Нам должно хватить войск. – Дмитрий Алексеевич был совершенно невозмутим. – Я убежден в этом.
– Хм. Вы так стремитесь снять войска с фронта, потому как считаете, что повстанцы в состоянии перерезать причерноморскую железнодорожную магистраль, ведущую на Кавказ?
– У них для этого есть все возможные ресурсы, – смотря куда-то в стену, сказал Милютин.
– Хорошо. Отправляйте Драгомирова. Правда, предварительно пусть его Евдокимов проинструктирует.
– Как ему действовать?
– По ситуации, разумеется. Однако если горцы будут упорствовать, то я разрешаю применить силу в той мере, в которой она потребуется.
– Михаилу Ивановичу желательно указать пределы.
– Всех, кто оказывает вооруженное сопротивление, он вправе уничтожать, равно и тех, кто оказывает им поддержку. Впрочем, я оставляю за ним право помилования. Однако в этом случае он будет обязан их выселить с территории куда-нибудь в глубь страны, причем Павлу Дмитриевичу, – Александр кивнул на Киселева, – надлежит озаботиться тем, чтобы расселение производилось очень аккуратно – не более одной семьи на деревню или село.
– А как поступать с поселениями, оказавшими неповиновение властям?
– Разве не ясно выразился?
– Не с людьми, а с самими селениями.
– Хм. Да ничего не делать – пускай сносит и устанавливает запрет на поселение в этом месте в течение ближайших пятидесяти лет под страхом смертной казни. Кстати, не забудьте о подобных условиях известить жителей. Заливать кровью Северный Кавказ я не желаю, если, конечно, они сами не пойдут на это. Все-таки там живут мои подданные, хоть и восставшие в силу определенных причин против своей законной власти.
– Боюсь, что малой кровью этот вопрос не разрешить, – траурным голосом сказал Милютин.
– На Кавказе, в тылу нашей армии, началось восстание, – несколько отрешенно сказал Киселев. – Крупное восстание.
– Что? – Александр удивленно поднял бровь. – Алексей Петрович, – обратился он к главе имперской разведки, – не проясните ситуацию?
– Признаться, пояснять пока особенно нечего, – смущенно пожал плечами Путятин. – Южнее реки Терек началось организованное восстание мусульман. Довольно крупное. По крайней мере, от терских казаков поступают тревожные сведения.
– Есть какие-то конкретные числа?
– По последним сводкам, южнее Терека действует свыше двадцати тысяч повстанцев.
– Каков характер вооружения?
– Я не уверен, но по предварительным сведениям, вооружение повстанцев довольно приличное. Пушек нет, но вот с ручным огнестрельным оружием все не так плохо.
– Говорите яснее, – Александр начинал злиться. – И хватит мяться! Появилась проблема, и мы должны ее решить. Вы меня поняли?
– Да, Ваше Императорское Величество, – хором ответили все трое.
– Итак. Что не так со стрелковым вооружением повстанцев?
– У них дульнозарядные винтовки. Английские.
– Канал поставки и поставщик известен?
– С поставщиком не разобрались, все очень путанно. А поступили они из Османской Империи. По донесениям казаков, винтовки новые. Мы предполагаем, что это кто-то из европейских игроков.
– Очень на то похоже.
– Эм… – снова замялся Путятин. – Мы считаем, что вероятнее всего это английские поставки. Они себя именно так и проявили в прошлую Кавказскую войну.
– Зачем им так себя подставлять? – задумчиво произнес Киселев.
– Винтовки мог купить кто угодно, – продолжил мысль Путятина Александр. – Их осознанное участие в этом деле совершенно недоказуемо. Это могли быть и французы, и пруссаки. Да кто угодно. Даже Норвегия или Дания, в отместку на нашу возню со Швецией. Ладно. Что еще известно?
Когда делегация ушла, Александр откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, и на него нахлынули воспоминания о том, как он воевал там, на Кавказе, в своей прошлой жизни. За каких-то несколько минут в голове проплыли все эпизоды, десятки, сотни лиц, идущих одним сплошным потоком.
Алексей Петрович Путятин был в глубокой задумчивости. Восстание, охватившее часть земель к югу от Терека, пока находилось в локализованной форме, но приличная численность инсургентов заставляла серьезно опасаться их прорыва на железную дорогу и перекрытия ими основного канала поставок нашей военной группировке в Малой Азии.
– Алексей Петрович, – Путятина практически из транса вырвал знакомый голос.
– А, Дмитрий Алексеевич, – сдавленно улыбнулся начальник имперской контрразведки.
– Что делать будем? Вижу, вы тоже про причерноморскую железнодорожную магистраль думаете?
– Снимать резервные бригады с турецкого фронта, я думаю, нам никто не позволит, не говоря уже о полноценных частях. А казаков может не хватить. А те, что нормально вооружены, находятся либо в отдельных сотнях на фронтах, либо в двух полках резерва. Мы же тогда под эти части выгребли буквально все лучшее, что имелось в Донском, Кубанском и Терском войске. Даже несколько устаревшие пушки Армстронга – и те забрали. Как быть? Чем их останавливать? А если промедлить, то восстание может разгореться подобно предыдущей Кавказской войне. – Взгляд Путятина был совершенно покрыт своего рода завесой некоего отчаяния, которая отчетливо читалась Дмитрием Алексеевичем.
– Допустим, не все так плохо. С вооружением мы можем помочь. Под Оренбургом формируется кавалерийский корпус, у которого в наличии свыше десяти тысяч магазинных винтовок под револьверный патрон и столько же полновесных пехотных образцов.
– Состав с этим оружием будет идти слишком долго. В казачьи части винтовки попадут лишь недели через три, если не позже.
– Первый и второй казачьи полки стоят сейчас в тылу действующей армии, являясь стратегическим резервом…
– Их нельзя забирать, так как они обеспечивают наступление в Малой Азии. А если мы прекратим наступать, то дадим противнику возможность отдохнуть, окопаться, подтянуть резервы и… – Алексей Петрович махнул рукой. – Если мы упустим стратегическую инициативу, то нашим войскам придется весьма несладко. Безусловно, они взломают оборону турок, но это лишние потери, причем не столько в материальной части, сколько в прекрасно обученном личном составе. А нам сейчас каждый солдат обходится в весьма солидную копеечку в плане подготовки и содержания, да и найти ему замену непросто. Нет, казаков с Кавказского фронта совершенно нельзя снимать.
– Тогда у нас просто не остается вариантов, – улыбнулся Милютин. – Либо задействовать часть резервных бригад, либо ждать, пока повстанцы перережут нам поставки на фронт.
– Так ведь они так же используются для поддержки наступления…
– Нам нужно подавить восстание! – перебил его Дмитрий Алексеевич. – И чем быстрее, тем лучше. Сейчас нам хватит трех-четырех резервных бригад, снятых с Кавказского фронта, завтра нам уже потребуется усиливать резервные части ударными.
– Таким образом, мы решили, что надлежит снять восемнадцатую, девятнадцатую и двадцатую резервные пехотные бригады. И, усилив их восемнадцатой, девятнадцатой, двадцать первой и двадцать второй казачьими сотнями и обоими армянскими ополченскими батальонами, отправить воевать с повстанцами под командованием Драгомирова Михаила Ивановича. Кроме того, в усиление этого сводного пехотного корпуса мы рекомендуем выдвинуть легкие конные полки кавалерийского корпуса[44], стоящего под Оренбургом.
– А снятие резервных бригад необходимо? Как я понимаю, это замедлит наступление наших войск.
– Да, но нам все равно требуется остановиться, потому как в противном случае мы сможем оказаться в очень сложной ситуации. В пустынях Аравии у турок около пятидесяти тысяч солдат и офицеров. Они легко могут ударить нам во фланг. Поэтому Генеральный штаб считает целесообразным остановить наше продвижение на запад и ударить в направлении озера Ван с той целью, чтобы помочь персидским союзникам.
– А захваченные территории, кто их будет охранять?
– Нам должно хватить войск. – Дмитрий Алексеевич был совершенно невозмутим. – Я убежден в этом.
– Хм. Вы так стремитесь снять войска с фронта, потому как считаете, что повстанцы в состоянии перерезать причерноморскую железнодорожную магистраль, ведущую на Кавказ?
– У них для этого есть все возможные ресурсы, – смотря куда-то в стену, сказал Милютин.
– Хорошо. Отправляйте Драгомирова. Правда, предварительно пусть его Евдокимов проинструктирует.
– Как ему действовать?
– По ситуации, разумеется. Однако если горцы будут упорствовать, то я разрешаю применить силу в той мере, в которой она потребуется.
– Михаилу Ивановичу желательно указать пределы.
– Всех, кто оказывает вооруженное сопротивление, он вправе уничтожать, равно и тех, кто оказывает им поддержку. Впрочем, я оставляю за ним право помилования. Однако в этом случае он будет обязан их выселить с территории куда-нибудь в глубь страны, причем Павлу Дмитриевичу, – Александр кивнул на Киселева, – надлежит озаботиться тем, чтобы расселение производилось очень аккуратно – не более одной семьи на деревню или село.
– А как поступать с поселениями, оказавшими неповиновение властям?
– Разве не ясно выразился?
– Не с людьми, а с самими селениями.
– Хм. Да ничего не делать – пускай сносит и устанавливает запрет на поселение в этом месте в течение ближайших пятидесяти лет под страхом смертной казни. Кстати, не забудьте о подобных условиях известить жителей. Заливать кровью Северный Кавказ я не желаю, если, конечно, они сами не пойдут на это. Все-таки там живут мои подданные, хоть и восставшие в силу определенных причин против своей законной власти.
– Боюсь, что малой кровью этот вопрос не разрешить, – траурным голосом сказал Милютин.
Глава 11
2 октября 1870 года. Стамбул
– Итак, джентльмены, – глава британской миссии в Османской Империи начал заседание своего представительства, – мы получили тревожные известия. – Он выдержал небольшую паузу. – Войска Великой Порты разбиты в генеральном сражении. Их остатки отступают к Стамбулу. А первый и второй пехотные корпуса русских идут за ними по пятам, не давая туркам оправиться от поражения и подготовиться к обороне. У нас с вами есть максимум десять дней до того, как начнутся бои за столицу Османской Империи. И шансов на ее удержание нет никаких.
– А что, неужели нельзя ударить русским частям в тыл? Ведь в Румелии у турок еще есть хоть и потрепанная, но армия.
– Она связана третьим пехотным корпусом русских и рядом их резервных бригад. Причем так, что у турок бока трещат. Все вы хорошо помните провал оборонительной операции в Русе. Думаете, вне крепости османы покажут себя лучше? Я в этом сильно сомневаюсь.
– А что, неужели нельзя ударить русским частям в тыл? Ведь в Румелии у турок еще есть хоть и потрепанная, но армия.
– Она связана третьим пехотным корпусом русских и рядом их резервных бригад. Причем так, что у турок бока трещат. Все вы хорошо помните провал оборонительной операции в Русе. Думаете, вне крепости османы покажут себя лучше? Я в этом сильно сомневаюсь.