Космонавт остановился и растерянно моргнул. Потом последовал неуверенный кивок.
– Да. Пожалуй, что так.
– Прекрасно. Эта как раз та мысль, к которой я и пытаюсь вас подвести. Итак, ряды этих несчастных множит в том числе и космическая деятельность человечества. И будет множить до тех пор, пока Лунный проект не завершится и не появится возможность снизить нагрузку на нашу планету вообще и ее биосферу в частности?
– Ну… да.
– Однако до этого срока, по самым оптимистическим оценкам, еще лет двадцать пять, не правда ли? – Космонавт согласно кивнул. – И в течение всего этого времени масса людей на Земле будет недоедать, недосыпать и перерабатывать, получая за это жалкие гроши?
– Да, наверное. Это, видимо, неизбежно.
Господин Барзани вскочил с места и почти забегал по тренажерному залу. Его речь убыстрилась, словно он обращался уже не к собеседнику, а разговаривал сам с собой.
– То есть у нас имеется такой языческий божок, на алтаре которого мы приносим в жертву таких же людей, как мы сами. Мы обречены делать это довольно долго. В лучшем случае лет двадцать, в худшем – дольше. – Он внезапно остановился и, в упор посмотрев на космонавта, спросил: – Как вы думаете, Омид, кто будет следующим?
Сбитый с толку космонавт медленно пожал плечами:
– Ну, я не знаю…
– Но вы же не хотите, чтобы это были люди, лично вам близкие? Ваша жена, дочери, ваш внук. Так?
– Не хочу.
– А единоверцы?
– Вы меня с толку сбили! – взревел космонавт, снова вскакивая на ноги. – Да, я мусульманин, но при чем тут…
– Сядьте господин Танвир, – резким и холодным голосом отчеканил Барзани. – Сядьте и слушайте. Обстановка в мире складывается таким образом, что в жертву этому жестокому божку скоро начнут приносить мусульман. Сомневаетесь? Умма – крупное и достаточно плотно населенное государство, не владеющее какими-либо ключевыми технологиями. Нас не жалко отправить под нож. Разумеется, ради блага всего человечества, но нам-то от этого не легче! Нас презирают и ненавидят, нас по-прежнему считают бородатыми талибами из горных пещер, хотя, Аллах свидетель, мы прошли этот этап много лет назад.
– Нечто подобное, – заметил космонавт, – мне говорили мои русские коллеги. Они тоже считают, что в мире их ненавидят и готовы отправить под нож именно их. Более того – они считают, что так уже случалось в прошлом.
– И они правы, – усмехнулся Барзани. – Может быть, они тоже под ударом. Но им всегда как-то удавалось выкрутиться, а удастся ли это нам?
– Думаете, нам не удастся?
– Мы пытаемся, Омид, – задумчиво произнес Барзани. – Охотимся за технологиями, покупаем, крадем, даже захватываем на поле битвы. Воспитываем людей вроде вас, которые смогут достичь вершин. И надеемся, что они нас не подведут… В общем, в этом рейсе на обратном пути к вам подойдет человек и назовет кодовое слово. Оно будет звучать так: «Салах-ад-Дин из Тикрита». Вы окажете этому человеку полное содействие и сделаете все, о чем он вас попросит. А основной его просьбой будет как раз посадка в Аравии. Поняли?
– Не понял, – честно признался космонавт. – Как может кто-то подойти ко мне в полете? Ваш человек, очевидно, не может быть членом моего экипажа. С пассажирами мы до посадки не контактируем. Командиру экипажа в принципе запрещено покидать рубку все время рейса. Да и что я скажу своим ребятам? Не забывайте, что для такой масштабной коррекции потребуется работа обоих постов управления!
– Пусть это вас не беспокоит, – посоветовал собеседник. – Ваш полет будет… не совсем обычным. Сохраняйте спокойствие и не удивляйтесь, если на борту вдруг обнаружатся посторонние.
Космонавт с усилием потер обеими руками лоб.
– Слушайте, Барзани, или как вас там? Дайте мне слово… Аллахом поклянитесь, что от задуманного вами никто не пострадает!
– А если я не мусульманин? – вдруг ухмыльнулся тот. – Никто не даст вам такой гарантии. Впрочем, я заверяю вас, что все задуманное не имеет целью кого-то убить или нанести кому-то физический вред. Просто делайте то, что попросят люди, назвавшие вам пароль, и никто не пострадает.
Он сдернул с крючка полотенце и, протянув руку к открывающему дверь сенсору, обернулся к космонавту:
– А теперь, господин Танвир, я вынужден просить вас побыть в этом помещении еще минут десять. Не нужно, чтобы нас видели вместе. Поверьте, это и в ваших интересах.
2 мая 2074 года.
– Да. Пожалуй, что так.
– Прекрасно. Эта как раз та мысль, к которой я и пытаюсь вас подвести. Итак, ряды этих несчастных множит в том числе и космическая деятельность человечества. И будет множить до тех пор, пока Лунный проект не завершится и не появится возможность снизить нагрузку на нашу планету вообще и ее биосферу в частности?
– Ну… да.
– Однако до этого срока, по самым оптимистическим оценкам, еще лет двадцать пять, не правда ли? – Космонавт согласно кивнул. – И в течение всего этого времени масса людей на Земле будет недоедать, недосыпать и перерабатывать, получая за это жалкие гроши?
– Да, наверное. Это, видимо, неизбежно.
Господин Барзани вскочил с места и почти забегал по тренажерному залу. Его речь убыстрилась, словно он обращался уже не к собеседнику, а разговаривал сам с собой.
– То есть у нас имеется такой языческий божок, на алтаре которого мы приносим в жертву таких же людей, как мы сами. Мы обречены делать это довольно долго. В лучшем случае лет двадцать, в худшем – дольше. – Он внезапно остановился и, в упор посмотрев на космонавта, спросил: – Как вы думаете, Омид, кто будет следующим?
Сбитый с толку космонавт медленно пожал плечами:
– Ну, я не знаю…
– Но вы же не хотите, чтобы это были люди, лично вам близкие? Ваша жена, дочери, ваш внук. Так?
– Не хочу.
– А единоверцы?
– Вы меня с толку сбили! – взревел космонавт, снова вскакивая на ноги. – Да, я мусульманин, но при чем тут…
– Сядьте господин Танвир, – резким и холодным голосом отчеканил Барзани. – Сядьте и слушайте. Обстановка в мире складывается таким образом, что в жертву этому жестокому божку скоро начнут приносить мусульман. Сомневаетесь? Умма – крупное и достаточно плотно населенное государство, не владеющее какими-либо ключевыми технологиями. Нас не жалко отправить под нож. Разумеется, ради блага всего человечества, но нам-то от этого не легче! Нас презирают и ненавидят, нас по-прежнему считают бородатыми талибами из горных пещер, хотя, Аллах свидетель, мы прошли этот этап много лет назад.
– Нечто подобное, – заметил космонавт, – мне говорили мои русские коллеги. Они тоже считают, что в мире их ненавидят и готовы отправить под нож именно их. Более того – они считают, что так уже случалось в прошлом.
– И они правы, – усмехнулся Барзани. – Может быть, они тоже под ударом. Но им всегда как-то удавалось выкрутиться, а удастся ли это нам?
– Думаете, нам не удастся?
– Мы пытаемся, Омид, – задумчиво произнес Барзани. – Охотимся за технологиями, покупаем, крадем, даже захватываем на поле битвы. Воспитываем людей вроде вас, которые смогут достичь вершин. И надеемся, что они нас не подведут… В общем, в этом рейсе на обратном пути к вам подойдет человек и назовет кодовое слово. Оно будет звучать так: «Салах-ад-Дин из Тикрита». Вы окажете этому человеку полное содействие и сделаете все, о чем он вас попросит. А основной его просьбой будет как раз посадка в Аравии. Поняли?
– Не понял, – честно признался космонавт. – Как может кто-то подойти ко мне в полете? Ваш человек, очевидно, не может быть членом моего экипажа. С пассажирами мы до посадки не контактируем. Командиру экипажа в принципе запрещено покидать рубку все время рейса. Да и что я скажу своим ребятам? Не забывайте, что для такой масштабной коррекции потребуется работа обоих постов управления!
– Пусть это вас не беспокоит, – посоветовал собеседник. – Ваш полет будет… не совсем обычным. Сохраняйте спокойствие и не удивляйтесь, если на борту вдруг обнаружатся посторонние.
Космонавт с усилием потер обеими руками лоб.
– Слушайте, Барзани, или как вас там? Дайте мне слово… Аллахом поклянитесь, что от задуманного вами никто не пострадает!
– А если я не мусульманин? – вдруг ухмыльнулся тот. – Никто не даст вам такой гарантии. Впрочем, я заверяю вас, что все задуманное не имеет целью кого-то убить или нанести кому-то физический вред. Просто делайте то, что попросят люди, назвавшие вам пароль, и никто не пострадает.
Он сдернул с крючка полотенце и, протянув руку к открывающему дверь сенсору, обернулся к космонавту:
– А теперь, господин Танвир, я вынужден просить вас побыть в этом помещении еще минут десять. Не нужно, чтобы нас видели вместе. Поверьте, это и в ваших интересах.
2 мая 2074 года.
Австралия, Международный космодром Кейп-Йорк
Несмотря на ранний час, стартовый сектор международного космодрома гудел, как потревоженный улей. Центром этой суеты, разумеется, являлся установленный на стартовом столе лунный паром «Валерий Быковский». Если смотреть с запада, то его огромный семидесятиметровый корпус больше всего походил на гигантскую трехмерную модель гиперболического сечения конуса. Белую с выпуклой стороны и покрытую черными теплоизолирующими плитами с плоской. По бокам закругленного на макушке корпуса прилепились две массивные решетчатые фермы стартовых конструкций, увенчанные массивными пламегасителями. На их ярусах синхронно вспыхивали багровые проблесковые маячки, показывая, что термоядерный реактор корабля уже запущен. Подножие стартовой площадки тонуло в белых клубах, блестевших в свете прожекторов, свидетельствуя о том, что предстартовые процедуры уже начались.
Четверо человек экипажа в мешковатых противоперегрузочных комбинезонах расположились на диванах в холле, отделенном стеклянной стеной от зала стартового расчета, где над мониторами, отражавшими тысячи параметров сложнейшей системы, которую представлял сейчас паром, следили десятка два операторов. Там царило оживление, как всегда бывает перед запуском, но звук сквозь толстое стекло не проходил, и Карл Рингхольм, координатор рейса и командир стартового расчета, одной рукой прижимающий к уху наушник и в совершенно несвойственной его шведской натуре манере жестикулирующий другой, объясняя что-то невидимому собеседнику, смотрелся несколько странно. Вот он закончил разговор, повернулся к стеклянной перегородке и встретился с четырьмя вопросительными взглядами. Кивнул и быстрым шагом направился к выходу из зала, чтобы через минуту появиться в холле, где ожидали космонавты.
– Простите, ребята, – поднял он руку, упреждая вопросы. – Я знаю, что мы уже на десять минут отстаем от графика, но возникла проблема с пассажирами. Арабы опаздывают.
Согласно отработанной за два десятилетия процедуре, экипаж поднимался на борт в самом конце, уже после того, как внутри оказывался груз и пассажиры. С последними и возникла сейчас заминка. Еще полгода назад Катарский университет выкупил четыре места на борту для своих нужд. Кажется, ему понадобилась квалифицированная бригада для настройки автономного телескопа с центробежным зеркалом. Однако два дня назад самолет, на котором эти люди летели в Австралию, из-за неполадок сел в Маскате, выкатился за пределы полосы и врезался в ограждающий барьер. Погибших, кажется, не было, но никому из пассажиров этого рейса в ближайшее время полет на Луну не грозил.
Катарцы пообещали в экстренном порядке подготовить замену, именно она-то сейчас и задерживалась. Если не успеет до появления на стартовом столе экипажа, у стартовой команды будут проблемы. При запуске с Земли важно учитывать каждый килограмм груза на борту.
– Так, может, уже того… – Евгений Родионов сопроводил свое предложение ударом ребром одной ладони по другой. – Пусть остаются, сколько можно их ждать?
Рингхольм, покосившись на второго пилота, отрицательно покачал головой.
– Они уже здесь, самолет двадцать минут назад сел. Сейчас на проверке. Только представьте, как ругается проводник!
Служба бортпроводников проходила на космодроме по другому ведомству, и ее сотрудники частью экипажа не считались, хотя летали в космос ничуть не реже, чем сами космонавты. С увеличением количества людей, отбывающих с Земли, специально готовить каждого, отправляющегося, к примеру, на Луну, к перегрузкам, невесомости и прочим факторам стало слишком накладно. Поэтому ограничивались отправкой с каждой партией пассажиров проводников, в чьи задачи входила помощь пассажирам в полете и контроль над ними. На пассажирских паромах, где число пассажиров превышало три сотни человек, обычно отправлялась бригада из четырех проводников. На грузопассажирских, к которым принадлежал и «Быковский», а пассажиров было около пятидесяти, ограничивались одним.
В противовес экипажам паромов, в большинстве состоящим из мужчин, Служба бортпроводников гораздо более охотно брала на работу девушек.
Четверо человек экипажа в мешковатых противоперегрузочных комбинезонах расположились на диванах в холле, отделенном стеклянной стеной от зала стартового расчета, где над мониторами, отражавшими тысячи параметров сложнейшей системы, которую представлял сейчас паром, следили десятка два операторов. Там царило оживление, как всегда бывает перед запуском, но звук сквозь толстое стекло не проходил, и Карл Рингхольм, координатор рейса и командир стартового расчета, одной рукой прижимающий к уху наушник и в совершенно несвойственной его шведской натуре манере жестикулирующий другой, объясняя что-то невидимому собеседнику, смотрелся несколько странно. Вот он закончил разговор, повернулся к стеклянной перегородке и встретился с четырьмя вопросительными взглядами. Кивнул и быстрым шагом направился к выходу из зала, чтобы через минуту появиться в холле, где ожидали космонавты.
– Простите, ребята, – поднял он руку, упреждая вопросы. – Я знаю, что мы уже на десять минут отстаем от графика, но возникла проблема с пассажирами. Арабы опаздывают.
Согласно отработанной за два десятилетия процедуре, экипаж поднимался на борт в самом конце, уже после того, как внутри оказывался груз и пассажиры. С последними и возникла сейчас заминка. Еще полгода назад Катарский университет выкупил четыре места на борту для своих нужд. Кажется, ему понадобилась квалифицированная бригада для настройки автономного телескопа с центробежным зеркалом. Однако два дня назад самолет, на котором эти люди летели в Австралию, из-за неполадок сел в Маскате, выкатился за пределы полосы и врезался в ограждающий барьер. Погибших, кажется, не было, но никому из пассажиров этого рейса в ближайшее время полет на Луну не грозил.
Катарцы пообещали в экстренном порядке подготовить замену, именно она-то сейчас и задерживалась. Если не успеет до появления на стартовом столе экипажа, у стартовой команды будут проблемы. При запуске с Земли важно учитывать каждый килограмм груза на борту.
– Так, может, уже того… – Евгений Родионов сопроводил свое предложение ударом ребром одной ладони по другой. – Пусть остаются, сколько можно их ждать?
Рингхольм, покосившись на второго пилота, отрицательно покачал головой.
– Они уже здесь, самолет двадцать минут назад сел. Сейчас на проверке. Только представьте, как ругается проводник!
Служба бортпроводников проходила на космодроме по другому ведомству, и ее сотрудники частью экипажа не считались, хотя летали в космос ничуть не реже, чем сами космонавты. С увеличением количества людей, отбывающих с Земли, специально готовить каждого, отправляющегося, к примеру, на Луну, к перегрузкам, невесомости и прочим факторам стало слишком накладно. Поэтому ограничивались отправкой с каждой партией пассажиров проводников, в чьи задачи входила помощь пассажирам в полете и контроль над ними. На пассажирских паромах, где число пассажиров превышало три сотни человек, обычно отправлялась бригада из четырех проводников. На грузопассажирских, к которым принадлежал и «Быковский», а пассажиров было около пятидесяти, ограничивались одним.
В противовес экипажам паромов, в большинстве состоящим из мужчин, Служба бортпроводников гораздо более охотно брала на работу девушек.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента