— Надеюсь, обошлось без столкновения?
   — Что вы! Он предложил встретиться попозже.
   — Побежал зализывать раны.
   — Скорее всего. Ну а вы? — В его глазах засветилось участие. — Вы в порядке?
   — Подождите… — Маша задумалась. — Вы прождали меня на холоде два часа?!
   — Из короткого разговора с Сержем я понял, что он оставил вас в студии, — извиняясь, сообщил аристократ.
   — И вы не зашли?! Даже из любопытства?!
   Он глянул в сторону, потом улыбнулся:
   — Вы обедали? По вашему виду я склонен предположить, что вы умираете с голоду. Я не столь долго в Москве, но, представьте себе, уже успел открыть одно неплохое местечко. Во всяком случае, устрицы там подают свежими.
   Он закрыл тему ее провала так легко, словно ни на секунду не усомнился, что это всего лишь небольшое недоразумение. Мало ли что случается на работе? Бывают удачи, бывают и мелкие неприятности. Все образуется.
   Александр поймал такси, посадил Машу в машину, не переставая болтать о разительных переменах погоды за последние недели, о том, как его такие перемены удивляют, о том, что он никогда не видел такого мелкого и колючего снега, хотя бывал в разных частях мира, и в Канаде, к примеру, можно нарваться на настоящий снежный ураган, а на острове Гренландия белые медведи закрывают черный нос, чтобы их не заметили…
   Маша слушала его вполуха, удивляясь дару этого человека: в одну минуту, не произнеся ни слова утешения, он заставил ее поверить в себя. Он показал ей, что он в нее верит, и это почему-то было для нее особенно важно. Сидя в теплой машине бок об бок с этим веселым молодым человеком, который прикатил из самой Англии, а говорил по-русски лишь с легким акцентом, она чувствовала себя очень хорошо. На мгновение ей показалось, что он самый близкий для нее человек в этом мире. Он ее ангел-хранитель, который может помочь во всем. Ну абсолютно во всем. Он никогда не причинит ей ни боли, ни страданий. Он всецело на ее стороне.
   В ресторане Александр заказал устрицы и белое вино.
   Причем с выбором вина вышла заминка. Он долго мучил официанта, прежде чем остановиться на какой-то марке.
   И это соглашение для него скорее было сомнительного рода компромиссом.
   — Н-да… Вином, разумеется, лучше наслаждаться во Франции, — извиняющимся тоном проговорил он, когда официант удалился.
   Машу же в данный момент занимало совсем другое.
   Она понятия не имела, как выглядят устрицы, как их есть и стоит ли их есть вообще. И она не могла разделить энтузиазм англичанина, который весь подобрался и подался вперед, когда тарелки с открытыми ракушками поставили на стол.
   Когда певица увидела содержимое этих ракушек, аппетит ее покинул. Скорее всего, навсегда. На тарелке она узрела желтоватую слизь. Она опасливо покосилась на сэра Доудсена. Тот выжал лимон на дрянь в своей тарелке и, к великому ужасу девушки, подцепив одну из ракушек, быстро ее выпил. Машу невольно передернуло.
   Он этого, слава богу, не заметил. Она взяла бокал и глотнула вина — кислятина, брр! Далее так себя вести было бы неприлично. Она покосилась на свою тарелку и… отвела глаза в сторону. Нет, она никогда не сможет это съесть. На секунду ей показалось, что желтая слизь еще и шевельнулась. Фу!
   Он вдруг замер, так и не донеся до рта очередную ракушку. Потом побледнел, подозвал официанта и попросил меню.
   — Мария, мне нет прощения, — глухо пробормотал он. — Видите ли, для меня само собой разумеется, что если в ресторане подают приличные устрицы, то все их и заказывают. Мне даже в голову не пришло, что вам может не понравиться этот заказ. Разумеется, будь мы в другом месте, где не было бы этих устриц, я предоставил бы вам право сделать заказ. Простите меня. Простите, хотя я болван.
   — Уберите блюдо от дамы! — попросил он официанта.
   Маша облегченно вздохнула, когда тарелка исчезла у нее из-под носа, и улыбнулась аристократу, глянув на него поверх меню:
   — Вы напрасно себя терзаете. Перестаньте.
   — Нет-нет, я поступил просто ужасно.
   — Я вас отведу в блинную на Сретенке, и мы будем квиты. Договорились?
   — Это хорошее место?
   — Отвратительное! — рассмеялась она.
   Когда с обедом было покончено, Маша поняла, что пора заговорить о причине, по которой она звонила ему утром. Иначе будет неприлично, словно она выманила его на свидание. Аристократ рассказывал ей о приключившемся с ним забавном эпизоде. О том, как однажды в его квартиру забежал огромный кот. О том, как он разыскал его хозяина и что хозяин этот оказался рьяным кошатником. Все это было очень весело, но Машу стала точить неловкость ее положения. Александр замолчал на минуту, отпил вина и, словно угадав ее мысли, посмотрел на нее серьезно.
   — Теперь ваша очередь, — проговорил он с дружеской теплотой. — Что вы хотели мне рассказать?
   — Трудно начать… — Она покраснела. — Не знаю, с чего…
   — Попробую подсказать. Вам было страшно. Вы вспомнили о Боброве. Именно с Сержем были связаны ваши страхи?
   Она подумала, вздохнула и ответила:
   — И да и нет. Видите ли, мне бы хотелось узнать о нем побольше. По понятным причинам. Он — мой продюсер.
   А Ирма Бонд…
   — Насколько я понимаю, он не был ее продюсером в прямом смысле этого слова.
   — А не в прямом — был, — настояла Маша. — Он ее нашел, он ее раскрутил. Как и меня. Вернее, нашел, как меня. Но пока дальше этого дело не продвинулось.
   — Обязательно продвинется, — заверил ее сэр Доудсен. — Серж, по-моему, не тот человек, который останавливается на полпути.
   — Вам не кажется, что история с Ирмой повторяется? — Она опасливо замерла, понимая, что требует от собеседника невозможного — определить, убийца его друг или нет. Это для такого-то деликатного человека!
   — Вы хотите сказать, «повторится»? — Лицо его осунулось как-то в одночасье. — Маша, мне трудно ответить вам на этот вопрос. Серж очень непростой человек. Я знаю его совсем недолго, но из моих наблюдений уже могу сделать кое-какие выводы. Я присутствовал, когда он увидел вас впервые. Это было похоже на.., на… — Он задумался, а потом тихо произнес:
   — На чувство. Он увидел в вас то, чего больше никто не смог бы разглядеть. Он почувствовал вас и потянулся к вам всем своим существом. Он забыл обо всем на свете.
   Маша с трудом переваривала эту информацию.
   — Вы говорите о вере в артиста, как о романтическом чувстве. — В ушах у нее шумело, голова кружилась, хотя, вполне возможно, виновато в том было выпитое вино. — Я для него — увлечение. Знаете, одни собирают марки, другие — талантливых артистов. Он верит в меня, он видит во мне талант, который, кстати сказать, я пока не наблюдаю. Его страсть — страсть Пигмалиона, желающего сотворить из глины прекрасную скульптуру. Он сам мне говорил.
   — Может быть, вы и правы, — как-то нехотя согласился аристократ. — Но в любом случае у него нет причин вас убивать. Он нормальный человек, а нормальному человеку не придет в голову стрелять в женщину без достаточных на то оснований. А у Сержа нет оснований стрелять в вас.
   «Еще как есть», — подумала она, вспомнив о кулоне, хотя о нем она еще утром решила Александру не рассказывать.
   — Он вам рассказывал, как Ирму застрелили? — вместо этого спросила она.
   — Я был вместе с ним, когда ее нашли. Я не могу забыть ее глаз. Такие надменные.., и такие… — Он вдруг оборвал себя на полуслове и, кашлянув, закончил:
   — Но это уже пустые сантименты.
   — Вовсе нет, — горячо запротестовала Маша. — Ведь Бобров тоже там был. Расскажите, как он себя вел? Мне важно это знать. Ну, пожалуйста.
   — Видите ли… — осторожно начал Александр, стараясь не глядеть ей в глаза. — Я не могу рассказать вам всей истории. Это не моя тайна, а потому… Серж, разумеется, очень расстроился. Кроме того, Ирма не успела передать ему какую-то очень для него важную вещь.., это осложнило дело…
   Бокал в руке Маши дрогнул. Александр замолчал, внимательно посмотрел на нее и вдруг хлопнул себя по лбу:
   — Боже мой! Я только сейчас вспомнил, где я вас видел! В ночь гибели Ирмы, у концертного зала, на улице.
   Помните?
   Теперь и Маше наконец стало понятно, почему он всегда казался ей знакомым. Хотя их встречу вряд ли можно было таковой назвать. Они столкнулись в прямом смысле этого слова и увидели друг друга лишь мельком. Она медленно кивнула.
   — Я была на концерте. Меня Ася пригласила. — Она поперхнулась и зачем-то поправилась:
   — Анастасия.
   А потом случилось совсем уж странное. Словно невидимая рука развязала удавку на ее шее, и чувства, мучившие ее со вчерашнего вечера, хлынули из нее потоком слов:
   — Поймите меня, пожалуйста! Хотя я и сама себя понять не могу. Все так перепуталось в голове. Я сейчас скажу странную вещь, но мне кажется, что два эти убийства связаны! Я не могу объяснить, почему… Не могу. Я не могу сказать, знала ли вообще Ася Ирму, но то, что Бобров прямо или косвенно причастен к этим убийствам, я почти уверена! Я случайно услышала его разговор с каким-то мужчиной. Вот почему я испугалась. Они говорили обо мне. Вернее, мне так показалось, хотя имя мое и не произносили. Они спорили, кому я достанусь. Вернее, кто меня подчинит… Это было ужасно!
   — Почему же вы подумали, что говорят про вас? — Александр нахмурился. — Я уверяю вас, у этих людей много партнеров по бизнесу, среди которых встречаются и женщины. Они могли говорить об одной из них.
   Он успокаивал ее, хотя сам разволновался ужасно. Но разволновался он не из-за Маши.
   — И Ася… — Она прерывисто вздохнула. — Ася была на приеме в посольстве. В английском посольстве.
   — Да? — Он смотрел на нее не отрываясь, но словно не видел, думая о своем. — Я помню Анастасию на приеме в посольстве. На ней был, знаете ли, такой кулон. Очень красивый. Сначала я не придал этому значения, но… Она вам рассказывала, как он у нее очутился?
   Бокал снова дрогнул в ее руке. Она заставила себя держать спину прямо, как у станка. С предельной осторожностью поставила бокал на стол и медленно убрала дрожащие руки на колени. Язык ее одеревенел.
   — Т-то есть как.., очутился?
   Благодарение небесам, Александр расценил это замешательство как всякий аристократ. Он ужаснулся собственным словам:
   — Простите! Я вовсе не имел в виду ничего плохого!
   Я хотел спросить, может быть, она рассказывала, где она купила это прелестное украшение, или, может быть, это чей-то подарок? Девушки любят обсуждать такие темы.
   — А-а-а… — протянула Маша, пытаясь унять дрожь в голосе. — Я-я н-не знаю… Кажется, ей кто-то его подарил. Но она не особенно распространялась о таких вещах.
   Я вообще не видела того украшения, о котором вы говорите.
* * *
   Распрощавшись с Машей, сэр Доудсен направился в другой ресторан на встречу с Сержем.
   «У них рестораны как у нас клубы», — подумалось ему.
   Впрочем, эта было лишь одна мимолетная мысль, вклинившаяся в его размышления о только что закончившемся разговоре с Марией. Разговор этот оставил в душе Александра неприятный осадок. Девушка знала о кулоне.
   Как? Это другой вопрос. Вполне возможно, сама Анастасия ей и рассказала. Но тот ли это кулон, который с таким энтузиазмом разыскивал Серж?
   «Это очень плохая история, — сказал себе Александр, приближаясь к дверям ресторана. — Отвратительная, грязная и недостойная игра мужчин, по вине которых уже не одна, а две женщины погибли. Это нужно прекратить».
   Но как? Разве может он в одиночку противостоять двоим? И не в открытой борьбе, что было бы несложно, а на задворках, в сущности, чужой ему страны. Страны с незнакомыми ему, дикими правилами. Страны, где он совершенно лишен какой-либо поддержки, а один из его противников столь силен и наделен такой большой властью, что даже местные органы правопорядка перед ним пасуют. А о втором он вообще ничего не знает. Только его описание, данное Марией. Высокий, худой, темноволосый с проседью. Еще он басит. А лица его она не видела. Это, конечно, лучше, чем ничего, но мало ли в Москве мужчин с подобными приметами.
   «There's the rub…» [1] — сказал себе сэр Доудсен, входя в просторный холл.
   Судя по внешнему виду Сержа, он уже часа три пил.
   Он раскраснелся, глаза его стали совсем маленькими, а нос, наоборот, огромным, с лиловым оттенком. Александр сел за столик и улыбнулся ему как можно приветливее. Тот же посмотрел на него с хмурой неприязнью.
   — Что она? — вопросил меценат и, опрокинув в себя очередную стопку водки, подозвал официанта.
   — Кто? — Молодой аристократ сделал над собой усилие и заинтересованно вчитался в меню. Есть ему не хотелось. Еще бы, он же только от стола.
   — Кто?! — неожиданно злобно взревел Серж и накинулся на ни в чем не повинного официанта:
   — Не видишь, графин пустой! Ну, чего пялишься на меня, как баран на новые ворота!
   — Будет исполнено! — От испуга официант присел и, склонив голову в подобострастном поклоне, взял пустой графин в намерении умчаться прочь.
   Бобров схватил его за рукав форменной куртки:
   — И этих захвати, как их.., черт, зеленых таких…
   — 0-оливок?
   — Нет! — прогрохотал Бобров на весь зал. — Нет! Мать твою! Этих, Ягодин зеленых. Тьфу ты черт, как их…
   — Полагаю, господин желает виноград, — со спокойной язвительностью заметил Александр, не отрывая глаз от меню горячих закусок.
   — Вот именно, — на шумном вздохе согласился Серж, сверля глазками потомка Доудсенов. — Их…
   Тот даже бровью не повел. И на сей раз итонское воспитание оказалось на высоте.
   Официант бежал, не оглядываясь.
   — Так я спросил, как она?
   — Нет, первый раз вы спросили: «Что она?» — равнодушно заметил Александр. — В сущности, это одно и то же, но…
   — Я тебя сейчас убью! — рыкнул меценат.
   — Возможно, вы попробуете это сделать, но довести попытку до логического финала вам будет весьма затруднительно. — Сэр Доудсен уперся в него холодным взглядом поверх меню.
   Так они сидели молча и пялились друг на друга, не мигая, довольно долго. Официант успел принести полный графин водки, блюдо с виноградом и замер у столика в ожидании, когда второй посетитель все-таки сделает заказ. Первым сдался Серж. Это было вполне закономерно, ведь он же не заканчивал Итон.
   — Я обидел ее. Страшно! Повел себя как последний дурак, — с горечью произнес он.
   Молодой аристократ отложил меню в сторону и обратился к официанту:
   — Чай, пожалуйста. И кейк. Лимонный.
   — И все?! — округлил глаза Бобров. — Нет, ты должен со мной выпить.
   — Слово «должен» тут неуместно, — ответил ему Александр и отпустил официанта.
   Странные произошли в нем перемены за последний день. Теперь он мог, совершенно не напрягаясь, оказывать достойное сопротивление этому человеку.
   — Когда это ты успел стать филологом? — хмыкнул тот.
   — Two wrong do not make a right [2], — вместо ответа заметил аристократ. — Вы злитесь на меня совершенно напрасно. К тому же, разругавшись со мной, вы вряд ли исправите ошибку, которую совершили утром.
   — Черта с два, ошибку! — горячо запротестовал меценат. — Девчонка должна знать, кто хозяин. Если показать им слабинку вначале, потом они сядут тебе на голову и будут лупить пятками по переносице. Я все это уже проходил!
   — Мария не станет.
   — Еще как станет.
   — Но вы ее совсем не знаете.
   — Я знал Ирму. И я скажу тебе, — он деловито налил в стопку водки, — Машка — та еще штучка. Гордая, хоть и кажется простушкой. Это хорошо для сцены, но именно такие потом жилы и вытягивают.
   — Тогда почему же вы злитесь?
   Бобров залпом осушил стопку и, кинув в рот огромную виноградину, пожал плечами:
   — Сам не знаю. Чувство такое, будто бы этот твой… ну, ирис растоптал. Или плюнул мимо урны, ай, один хрен.
   Гадостно на душе. Как она там?
   — Она сожалеет, что подвела вас.
   — Плакала?
   — Нет.
   — Ах, она сожалеет, — недовольно проворчал менат, — сожалеет она, видите ли!
   — Не понимаю, что вас не устраивает. Если бы я не был представлен мадам Касальской, я бы подумал, что вас мучает иное чувство, нежели профессиональный интерес по отношению к Марии. — Сэр Доудсен кивнул официанту и, взяв чашку, с наслаждением сделал глоток горячего чая.
   — Ха! — Бобров немного повеселел. — Каждый продюсер влюблен в свою подопечную. Без этого невозможно. Но это профессиональная любовь. Это любовь к своему творению, к своему будущему успеху. И это никакого отношения не имеет к любви.
   — Ирму Бонд вы тоже так любили?
   Серж, наливавший в этот момент очередную стопку, замер. Медленно поставил графин на место.
   — А почему ты спросил?
   — Она же была вашим творением.
   Меценат задумался на минуту, потом тихо проговорил:
   — Нет. Она была совсем другой. Гордячкой. Долго я с ней работать не мог. Нервы не выдержали. Скинул ее Аркашке Нестерову. Мой человек, мои деньги крутил. Договор-то она подписала со мной. Но я всегда знал: как только ей надоест или что не понравится — уйдет, не раздумывая. Никакими договорами ее не удержишь. Обидно, конечно, черт! Как ни крути, но что ее богатые ухажеры могли сделать, пока она в кабаке пела? Денег на клип дать? Все пустое! В музыкальную тусовку просто так не влезешь. Тут монополия почище нефтяной, чужих не пускают. Она бы со своим клипом дальше дециметрового канала не пролезла. Ну, и концерты там, хиты — абы с кем никто работать не станет. Так что я ей просто как манна небесная на голову свалился.
   — Я все думаю, кто мог ее убить… — как бы невзначай пробормотал сэр Доудсен.
   И Бобров заглотил наживку. Он пожевал пухлыми, алыми от выпитого губищами:
   — Думаю, было кому.
   — Не могу забыть ее глаз. В них застыла такая надменность…
   — Да она так на всех смотрела, — хмыкнул меценат.
   — Думаете, это была развязка какой-то любовной истории?
   — Считаешь, я спустил это дело? — прищурился Серж. — Считаешь, что мне плевать? Черта с два! Расследование затянулось. Никаких концов. Я Аркашку только утюгом не пытал, когда расспрашивал. А он все одно твердит: мол, вышла в уборную, парней-охранников от себя отогнала.
   Ну, Аркашка и послал их выход на сцену обеспечивать.
   От туалета до гримерки полкоридора, не больше. Нестеров видел — он в конце бокового коридора тусовался, с приятелем. Видел, как она возвращается. Он охранника под дверь направил, чтобы стерег, значит.
   — И что же, охранник не заглядывал к ней больше в гримерку?
   — Что ты! — испуганно замахал на него руками Серж. — Она этого на дух не переносила. Даже стучать к себе не позволяла. На выход Нестеров ее выскуливал под дверью.
   Тогда перерыв был, антракт получасовой. Она в первом отделении выступила, а потом должна была, по режиссерской задумке, вместе со всеми выйти на финал. Она там куплет общей песни пела. Так что до выхода у нее еще больше полутора часов было. Поди к ней сунься. А если она прилегла? Она ж прямо из аэропорта на концерт приехала. К тому же она дверь на ключ заперла, чтобы, не дай бог, кто ее отдых не потревожил.
   — В этой истории есть странность… — задумчиво проговорил сэр Доудсен.
   — Какая?
   Но Александр лишь плечами пожал:
   — Пока не знаю, но что-то точно не сходится. Во всяком случае, сейчас я это понял.
* * *
   Еще издали Маша увидела знакомую фигуру у подъезда.
   — Ты что, работаешь раз в неделю в своем баре? — спросила она и нахмурилась, чтобы Егор ни в коем случае не заметил ее отчаянную радость.
   Она надеялась увидеть его еще раз. Но не думала, что это произойдет так скоро и так романтично. Он такой милый, такой красивый, дежурит у ее подъезда. Как же это здорово — иметь преданного любовника!
   — Сегодня у меня выходной по причине вчерашней ночи. — Он извлек из-под куртки маленький букетик чахлых роз. Оглядел и сморщился:
   — Прости, но мы тут уже достаточно долго. Цветы не сдюжили. Да и я едва держусь на ногах.
   — Замерз?
   Он широко улыбнулся и кивнул:
   — Мечтаю о кофе, который из принципа с утра не пью.
   Решил выпить у тебя на кухне и не отступлюсь.
   В квартире Маша поступила совершенно не по-хозяйски: юркнула в ванную, предоставив гостю хозяйничать.
   Хотелось смыть с себя все заботы и тревоги этого проклятущего дня. Под теплыми струями вспомнился Бобров и как он рявкнул на нее в студии. По телу пробежали мурашки, а сердце защемило.
   «Какой же он гад! — со злостью выговорила своему отражению певица. — Каждый имеет право на ошибку. Почему же он мне этого права не дает?!»
   Но обида ее никуда не делась. Все равно точила изнутри, как червяк яблоко.
   А Александр очень хороший. С каждой новой встречей он нравится ей все больше и больше. Он знает, как поддержать, когда вовремя закончить разговор, как уберечь человека от слов, о которых он потом будет долго сожалеть. И какой у него мужественный вид, даром что с виду он такой щуплый. Взгляд у него прямой и смелый.
   И за ним угадывается сила. Добрая сила, готовая прийти на помощь. А его вечная спутница — трость! Он с ней смотрится куда значительнее, чем гангстер с пистолетом.
   И как она испугалась его с этой вот тростью, когда они впервые столкнулись у «России». Маша тихонько хихикнула и покраснела. Она старалась не вспоминать тот вечер. Но теперь он вдруг приобрел новую, теплую окраску.
   И Александр очень умный. Удивительно, как ему удалось догадаться о кулоне. Прощаясь с ним. Маша была почти уверена в том, что он знает, где украшение. Уж очень внимательно он посмотрел ей в глаза, когда проговорил напоследок: «Мария, я готов помочь вам в любой час дня и ночи, когда бы вы меня ни попросили. И если вы хотите мне что-то рассказать еще, я выслушаю вас и сохраню вашу тайну».
   То, что Александр действительно сохранит ее тайну, Маша не сомневалась. Какой бы она ни была, сколько бы судеб людских от нее ни зависело, включая и его собственную, он промолчит. Разве что замучает советами, но не проболтается. Нет, в этом она уверена на все сто. Такой он человек. Честь для него дороже всего. А держать данное слово — первое, к чему обязывает кодекс чести.
   «Нужно все ему рассказать, — неожиданно для себя решила, она. — И попросить совета».
   — Эй, далеко не заплывай! — Егор осторожно постучал в дверь. — Кофе такая штука, которую нельзя разогреть в микроволновке.
   Она вздохнула и нацепила огромный махровый халат.
   Егор ей нравился, но сейчас ей очень хотелось, чтобы он исчез из квартиры. А может быть, и из ее жизни вовсе.
   Странное дело, но еще полчаса назад она так радовалась ему. Сейчас же с ней произошло что-то странное. Едва она осталась наедине со своими мыслями, как стала думать о других мужчинах. И теперь Егор, симпатичный, простоватый малый, уже не казался ей таким желанным.
   Однако, выйдя из ванной, она вновь переменила свое мнение. И сама себе удивилась: в который раз за вечер.
   Егор сварил замечательный кофе, соорудил бутерброды.
   На кухне с ним стало уютно, можно сказать, что он вдохнул жизнь в это гиблое в ее квартире место. Сама она кухню не любила. Еще бы, ведь диета — это ее образ жизни.
   Ничего лишнего, только низкокалорийные продукты, хлеб по праздникам, конфеты — на Новый год.
   — У тебя не холодильник, а камера пыток, — сообщил он. — Смотреть на то, что ты ешь, уже мучение. Давай я свожу тебя завтра в магазин и покажу массу вкусных продуктов.
   Маша опустилась за стол и грустно улыбнулась:
   — И методы борьбы с лишним весом заодно покажешь?
   Он удивленно воззрился на нее:
   — Слушай, только убогий скажет, что ты толстуха. Какой идиот вбил в твою голову, что тебе нужно еще худеть?
   — Его зовут Серж Бобров.
   — Да ну?! — округлил глаза Егор. — Ты с ним…
   — Работаю, — закончила за него она, — я же говорила, что я певица.
   — Черт! — Он взъерошил волосы. — Надо же было так нарваться. Так я вчера занимался любовью со звездой? Е!
   Его искреннее удивление Машу изрядно позабавило.
   Впрочем, она сочла своим долгом его слегка разочаровать:
   — Не со звездой, успокойся. Я еще ни одной песни не записала.
   — Фигня! — не унимался он. — Бобров свое дело знает. Так это что, значит… Значит, у меня звездный роман?
   Круто! Мария.., гм… — Он вопросительно глянул на нее.
   — Иванова, — Маша рассмеялась. — Обычно такие подробности выясняют на первом свидании.
   — У нас особый случай. Итак, Мария Иванова сегодня пришла на вечеринку со своим бойфрендом.
   Он подскочил к ней, схватил за руку, выдернул со стула и поволок в комнату. Там расправил плечи, взял ее под руку и чинно зашагал вокруг журнального столика, оглашая квартиру «репортажем со светского раута»:
   — Итак, Мария Иванова с новым бойфрендом. Вы только посмотрите, у нее замечательный вкус! Боже, как он хорош. Такому парню позавидуют все девушки. Бедные поклонники звезды, у них нет ни единого шанса!
   — А у тебя начисто отсутствует скромность. — Маша шла с ним рука об руку, задевая халатом за мебель. — Бесстыдник.
   — Вы посмотрите, как сияют ее глаза! — не обратил внимание на ее замечание бойфренд. — Это ли не начало большой любви?!
   Он вдруг замер, схватил ее за плечи и, развернув к себе, выдохнул в лицо:
   — А?
   Она замерла, перестав смеяться. Что он имеет в виду?
   Маша смутилась и опустила глаза.
   — Вот! — торжественно изрек Егор, глядя на нее в упор. — Она краснеет, она явно влюблена! Но в этом нет ничего удивительного. Ведь они прекрасная пара. Как они эффектно смотрятся вместе!