Михановский Вадим. Фиалка

земной коры и глубинных слоев нашей планеты, а также освоить новый
источник полезных ископаемых.
Решено было начать бурение с морского дна, тем самым сильно сэкономив
на проходке значительной толщи породы.
В распоряжении Ива Соича было несколько проектов. Однако все они
предлагали начинать бурение в местах, слишком удаленных от берега, что
очень удорожало работы. Лишь одно место Ив Соич счел относительно
подходящим - глубокую впадину, расположенную близ Атлантического
побережья. Однако неподалеку на берегу располагался рыбацкий поселок.
Иву Соичу пришлось приложить титанические усилия, чтобы настоять на
своем. Он сумел убедить президента, что глубинная скважина не представляет
опасности для жителей поселка.
- Я сам буду безотлучно находиться на переднем крае проходки, - заявил
Соич, и его слова послужили аргументом в пользу последнего проекта.
Компании-подрядчики выстроили на дне впадины целый город - Акватаун. Не
обошлось и без вездесущего Уэстерна, выполнившего по особому заказу Соича
бур-гигант с ядерным взрывателем.
Об Акватауне пресса писала, но немного. Газетам требовались
оглушительные сенсации, пусть недолго живущие, зато яркие, как
бабочки-однодневки.
Внимание одно время привлекала фигура Ива Соича, человека, который
вслед за доктором Гуго Ленцем получил грозное предупреждение.
Но шли дни, миновал апрель, и новость вытеснилась другими, тем более
что срок жизни Иву Соичу преступник отмерил довольно солидный - полтора
года. Одна газета даже сочла нужным поместить по поводу этого срока
ядовитую притчу о том, как восточный мудрец Ходжа Насреддин подрядился для
одного муллы научить Корану его ишака. Ходжа взял с муллы крупную сумму,
испросив для своего многотрудного дела десятилетний срок. "За это время, -
рассудил мудрец, - умру либо я, либо мулла, либо ишак. В любом случае мне
нечего бояться". "Не так ли рассуждает наш дорогой директор?" - вопрошала
газета в конце.
Ив Соич возлагал на свое детище - Акватаун - большие надежды.
Игрок по натуре, Ив Соич знал, что иногда бывают в жизни, как и покере,
моменты, когда надо поставить на карту все и идти ва-банк.
Письмо на некоторое время выбило его из колеи. Автору письма нельзя
было отказать в знании дела. Он даже каким-то обрезом сумел пронюхать, что
наиболее опасный момент в подземных работах наступит примерно через два
года. А ведь это теина, которую, как надеялся Ив Соич, не знает никто.
Быть может, письмо - дело рук конкурирующих фирм? Или ему прислали
письмо те рыбаки с побережья? Как бы там ни было, он доведет дело до
конца.
А потом, когда гигантская скважина вступит в действие и ее примут
заказчики, можно и на покой.
Хорошо бы купить спутник, где-нибудь на отдаленной орбите, подальше от
суеты. Большой спутник, со всеми удобствами, включая причал для
ракет-одиночек.
И непременно с оранжереей.
Выращивать тюльпаны в невесомости было давнишней мечтой Ива Соича.
Вот и теперь, сидя в крохотной комнате с металлическими стенами,
которые непрерывно сотрясались работающими вокруг автоматическими
механизмами, погребенный многомильной толщей воды и земли, Ив Соич, улучив
свободную минуту, когда на проходке скважины все шло гладко и его никто не
беспокоил, отдался излюбленным мечтам.


В Скалистых горах весна наступает рано.
Пациенты клиники святого Варфоломея, спеша воспользоваться первым
по-настоящему теплым днем, покинули палаты и разбрелись по территории.
Двое, облюбовав скамейку у въезда на территорию, вели неторопливый спор
о том, какое сердце лучше - атомное или же мышечное, обычное.
- Что-то Оры Дерви сегодня не видно, - сказал один, щурясь на
апрельское солнце.
- Будет еще, не торопись. Да вот и она, легка на помине, - заметил
второй.
На зеленую лужайку опустилась машина. Из люка легко выпрыгнула Ора
Дерви. К ней торопливо, размахивая руками, подбежал старший хирург
клиники.
Двое на скамейке умолкли. Они вытянули шеи, напряженно стараясь
уловить, о чем разговаривают начальник Медицинского центра и хирург.
Однако Ора Дерви и хирург говорили негромко, и до скамейки долетели лишь
отдельные слова.
- Красива как богиня, - вздохнул один, когда Ора Дерви скрылась из
виду.
- Как манекен, - уточнил другой.
Ора Дерви знала, что ее за глаза называют полуроботом. Она не
показывала вида, но кличка больно ранила ее.
Ора росла болезненной девочкой. Кажется, не было болезни, которой она
не переболела бы в детстве - от кори и скарлатины до редкой формы
тропической лихорадки, хотя жила она тогда с родителями на Севере.
Отец ее был весьма состоятельным, родители души не чаяли в единственном
ребенке и не жалели денег на любое лечение. Так и случилось, что у
маленькой Оры появилось сначала "атомное" сердце, затем искусственные
почки, легкие... Сознавая теперь, что, называя ее полуроботом, люди
отчасти правы, она испытывала еще большую боль - чем она хуже других
женщин?
Под ее началом находилась огромная сеть медицинских учреждений страны.
Но она питала слабость к одной клинике, расположенной здесь, в Скалистых
горах. Дерви часто навещала маленький клинический городок, помогала
советами врачам, нередко и сама оперировала, если попадался особо
"интересный" случай.
Клиника святого Варфоломея была учреждением со страшной славой: здесь
производилась замена пораженных недугом органов - сердца, легких, почек -
чаще всего искусственными. Говоря короче - она занималась киборгизацией.
Правда, говорили, что у Дерви золотые руки. "Не руки, а
киборгизированные рычаги", - добавляли злые языки.
Однажды на испытаниях разбилась военная машина. Весь экипаж из шести
человек погиб. Когда вскрыли покореженную кабину, перед взором Дерви
предстала жуткая кровавая мешанина. Дерви сумела, как говорится, "по
деталям" собрать погибших, прибегнув к вживлению искусственных органов.
После этого случая Ора Дерви получила благодарность от военного
ведомства, а противники киборгиэации приутихли.
Гуго Ленц волновался, подлетая к Скалистым горам. Когда показались
белые кубики в долине и автопилот произнес: "Внизу по курсу - клиника
святого Варфоломея", - сердце Ленца учащенно забилось.
Он много был наслышан об Оре Дерви. Толки об этой необыкновенной
женщине были противоречивы. Впрочем, успокаивал он себя, всякого
выдающегося человека еще при жизни окутывает туман легенд. Глядя вниз, на
теснящиеся пики, Ленц неотступно думал о той ночи, когда у него созрело
решение познакомиться с Дерви.
Не без удивления смотрела Ора на бледного человека, с улыбкой идущего
ей навстречу. Явно не пациент - всех больных, когда-либо прошедших через
ее руки, она хорошо помнила.
- Добрый день, Ора Дерви, - сказал человек, приблизившись.
- Добрый день, - остановилась и Ора. Где видела она эту ассирийскую
бородку и горящие глаза?
- Вы, вероятно, по поводу трансплантации? - сказала Ора, когда молчание
затянулось. - Обратитесь к старшему хирургу.
- Мне нужны вы, - сказал Гуго Ленц, представившись.
...Вечерело. За необычным разговором собеседники; не заметили, как
стало совсем темно, и Ора включила свет.
- Все, что вы мне говорите, очень интересно, - сказала Оре Дерви. - И
очень странно. Неужели вы искренне считаете, что люди должны отказаться от
киборгизации? Мне кажется, киборгизация - путь к бессмертию человека.
- Бессмертие... А зачем оно?
- Не мне вам объяснять, - проговорила Ора Дерви. - Разве достичь
бессмертия - не сокровеннейшая мечта человечества?
- Суть не в том, чтобы достичь бессмертия, а в том, какой ценой оно
будет достигнуто, - сказал Ленц, закуривая очередную сигарету. - В конце
концов анабиоз - тоже жизнь. Но вы, например, согласились бы провести в
анабиотической ванне тысячу лет ради сомнительного удовольствия дотянуть
до следующего тысячелетия?
- Вы рассуждаете несколько односторонне, - возразила Ора Дерви. - Разве
можно сбрасывать со счетов такую вещь, как аккумуляция драгоценного
человеческого опыта? Разве не обидно бывает, когда человек уходит из жизни
в расцвете сил, унося в могилу опыт и знания, которые другим придется
собирать по крупицам в течение, быть может, десятилетий?
- Я хочу напомнить вам об одной книге, - сказал Гуго Ленц, стряхивая
пепел с сигареты. - Там рассказывается о стране, в которой изредка
рождались бессмертные. Кажется, их называли струльдбругами. Струльдбруг
уже при рождении был отмечен пятном на лбу, по которому каждый мог понять,
что перед ним - человек, обреченный на бесконечную жизнь, на бессмертие.
Прекрасно, казалось бы? Разве не должны были бы такие бессмертные стать
украшением государства, опорой и нравственным мерилом общества? Разве не
хранили они в памяти знания, накопленные человечеством? Разве не являлись
они живым воплощением истории? Но на деле все оказалось иначе. Старинный
писатель, автор книги, рассказывает, что бессмертные были самыми
неавторитетными, самыми презираемыми в стране людьми. С годами они
становились несносно сварливыми, нудными, теряли память, и их отстраняли
от всяких дел... Таким образом, бессмертие на самом деле превращалось в
бесконечную старость.
- Сюда приезжают те, кто нуждается в чуде. Здешнюю клинику так и
называют - чудеса... - Она запнулась.
- Чудеса Оры Дерви, - закончил Ленц.
- Так что же вас привело сюда? - спросила Ора Дерви, делая ударение на
слове "вас". - Неужели только...
- Только одно: желание, чтобы вы отказались от чудес, - медленно
произнес Гуго Ленц.
- Невозможно, - покачала головой Ора. - Я уже объяснила вам.
- Вы начальник Медцентра.
- Дело не в этом. Киборгизация - знамение нашего времени.
- Слова, - махнул рукой Ленц.
- Остановить колесо прогресса никто не в состоянии.
- Но можно попытаться, - упрямо произнес Ленц.
Здесь у Оры мелькнула мысль, что знаменитый физик немного не в себе.
Быть может, анонимка с угрозой, о которой все говорят, вывела его из
равновесия?
- Хорошо, я подумаю над вашими словами, доктор Ленц, - сказала Ора
Дерви. - Но у меня есть к вам встречное предложение: останьтесь у нас,
познакомьтесь поближе с теми чудесами, которые вы отметаете с порога.
Говорят, даже воздух у нас в горах целебен.
- Понимаю вас, Ора Дерви, - улыбнулся Ленц. - Мое необычное предложение
навело вас на мысль, что я не в себе. Уверяю вас, я психически здоров.
- Видите ли, доктор Ленц, - начала Ора Дерви.
- Разрешите считать наш спор неоконченным, - перебил Ленц. - Я надеюсь
еще вернуться к нему и переубедить вас.


Тщательно выбрившись, Артур Барк долго и придирчиво выбирал галстук.
Представьте себе, сегодня он пригласил Шеллу пойти с ним в театр, и она
согласилась.
Влечение сердца или служебная обязанность? Артур усмехнулся, задав
такой вопрос своему отражению в зеркале.
Верно, Шелла ему нравилась. Но не менее важно было разобраться в
обстановке, которая сложилась в Ядерном центре. Мог ли кто-либо из
сотрудников написать письмо Гуго Ленцу? И если мог, то кто?
Артур Барк до сих пор не имел никаких не то что оснований, а даже
намеков на ответ, и это начинало не на шутку беспокоить его. Он понимал,
что дальнейшая затяжка с расследованием может для него плохо кончиться.
Ему ничего не оставалось, как упрямо подозревать в авторе письма Иманта
Ардониса, первого помощника Ленца.
Барк несколько раз пытался ставить Ардонису хитроумные ловушки, но
невозмутимый Имант без труда избегал их.
"Скользкий тип", - подумал Артур об Ардонисе, завязывая галстук, и тут
же одернул себя: объективность прежде всего!
Но антипатия - антипатией, нужны факты. "Агент не имеет права строить
версию на песке, хотя бы и на песке интуиции", - вспомнил он одно из
любимых изречений Арно Кампа.
Кстати, шеф в последнее время ведет себя странно. Прежде всего, удвоил
в Управлении охранные наряды. Далее, хотя и не отказался от своих
демократических замашек - пользоваться общественным транспортом, чтобы
узнавать "из первых рук", чем "дышит" народ, - теперь уже не ездил а
одиночку. Жюль рассказывал, что старина Камп распорядился, чтобы его
повсюду - на улице, в подземке - сопровождали переодетые агенты.
Жюль уверял, что и шеф получил пресловутую фиалку.
А что? Вполне возможно. В конце концов полиция не хуже других, а любят
ее немного меньше.
Артур предполагал, что в неслужебной обстановке Шелла станет
разговорчивей.
Общаясь со всеми сотрудниками как секретарь Гуго Ленца, Шелла, конечно,
должна была знать многое. Она, возможно, слышала обрывки разговоров,
которые могли бы дать Артуру Барку путеводную нить или хотя бы какую-то
зацепку для расследования.
Молодые люди встретились, как было условлено, у входа в театр.
До начала спектакля осталось немного времени. Артур усадил Шеллу на пуф
в укромном уголке фойе.
Шелла против обыкновения без умолку болтала. Артур осторожно старался
направить поток ее красноречия в нужную сторону, в русло Ядерного центра.
Однако его усилия привели только к тому, что Шелла вдруг начала с
увлечением расписывать дона Базилио: какой это умный, воспитанный,
потешный кот, как он обожает доктора Ленца, ест только из его рук и
свысока относится к остальным сотрудникам.
- А что если дон Базилио не кот, а кибернетическое устройство? -
неожиданно для себя выпалил Артур. - Знаете, запрограммировать простейшие
рефлексы совсем не трудно.
- Вы занимались биокибернетикой?
- Мм... немного, - сказал Артур. - Представьте себе, что кибернетики
слепили устройство, которое умеет мяукать, лакать молоко и отличать своим
вниманием одного определенного человека. Затем устройству придали нужную
кошачью форму, расцветку - и, наконец, пожалуйста: Шелла этого кота
обожает не меньше, чем он доктора Ленца.
- Вот и видно, что вы у нас работаете без году неделю, - сказала Шелла.
- Неужели вы думаете, что охрана Ядерного на предусмотрела такой
возможности? На территорию центра не проникнет ни один робот. Вы же
видели, какие там фильтры...
Фойе постепенно заполнялось. Публика прохаживалась а ожидании начала
спектакля.
- По-моему, Имант Ардонис знает свое дело, - сказал Артур после паузы.
- Свое - не знаю, но чужое - это точно, - откликнулась Шелла и
поправила сумочку на коленях.
- Чужое? - безразличным тоном поинтересовался Артур.
- Ардонис вечно лезет не в свое дело, - пояснила Шелла. - В любой
эксперимент сует нос, не считаясь даже с тем, кто руководит опытом.
- Но если опыт проводит доктор Ленц, я думаю, Ардонис вряд ли себе
позволит...
- Позволит! - перебила Шелла. - Вы не знаете Ардониса. Для него нет
авторитетов, нет ничего святого. Он признает только физику и ничего, кроме
физики. А ведет себя так, словно знает больше самого доктора Ленца.
- А может, оно так и есть? - бросил Артур.
Шелла посмотрела на Артура как на человека, сказавшего явную нелепицу.
- Имант Ардонис - фанатик науки, верно, - сказала она в раздумье. - Он
может по три дня не выходить из лаборатории, не спать, питаться одним
только кофе, - если ставится важный опыт. Я слышала, он мечтает совершить
переворот в физике, первым расщепив кварки. А почему, собственно, вас
интересует Имант Ардонис?
- Ардонис мне ни к чему, - пожал плечами Артур. - Если уж на то пошло,
я хотел бы побольше узнать о Гуго Ленце.
- Лучше доктора Ленца никого нет! - убежденно произнесла Шелла. -
Поработаете у нас еще немного - сами убедитесь.
Протяжно прозвучал аккорд, и переливающийся занавес - переплетение
световых лучей - исчез мгновенно, словно испарившись.
На сцене возник замок на берегу моря. Тяжелые волны били в скалистый
берег так правдиво, что Шелла поежилась, будто на нее впрямь дохнуло
свежим ветром, пахнущим солью и йодом.
От замка к морю сбегала тропинка. Вверху показался человек а
развевающемся плаще. Знаменитого трагика встретили рукоплесканиями.
- Обожаю Гамлета, - шепнула Шелла, не отрывая от глаз бинокль.
Артур рассеянно глядел на сцену. Началом вечера он был доволен. Пока
все шло по намеченному плану. Во всяком случае, Шелла выложит ему все, что
знает о каждом из сотрудников доктора Ленца, а там будет видно.
Когда появилась тень отца Гамлета, с Шеллой произошло непонятное.
Вздыхая, она затолкала бинокль в сумочку, и глаза ее в темноте влажно
заблестели.
- Что с вами? - спросил Артур в антракте.
- Тень напомнила мне одну грустную историю, - сказала Шелла.
- Расскажите, - попросил Артур.
- В другой раз, - ответила Шелла.
В антрактах Шелла была неразговорчивой. В ее хорошенькой головке,
видимо, теснились какие-то не очень приятные воспоминания.
В общем надежды Артура лопнули, как мыльный пузырь.
- Надеюсь, мы будем дружить, Шелла? - сказал он, прощаясь.
- Вы самоуверенны, как дон Базилио, - усмехнулась Шелла.
Первым, кого Артур встретил, приехав утром в Ядерный центр, был Имант
Ардонис. Барк поздоровался, Ардонис в ответ высокомерно кивнул, не
протянув руки. Помощник доктора Ленца выглядел озабоченным.
"Погоди, голубчик, дай срок. Выведу тебя на чистую воду", - подумал
Барк, глядя вслед удаляющемуся Ардонису. Имант шагал прямо, руками не
размахивал - верный признак скрытности характера. "Мечтает совершить
переворот в науке", - вспомнил Барк вчерашние слова Шеллы. И, наверное,
дворец своей мечты хочет воздвигнуть на костях шефа. Все они таковы -
чистоплюи, красавчики, белоручки. Для них другие должны таскать каштаны из
огня, делать черную работу. Если говорить начистоту, то Барк немного
завидовал Ардонису.
В сущности, что может быть гнуснее слежки, сыщицкого дела? Но из
полиции теперь так просто не уйдешь. А из него мог бы выйти неплохой
физик. Это сказал не кто-нибудь, а сам доктор Ленц. Слова Гуго Ленца
поразили агента, и он часто вспоминал их.
"Нет на свете справедливости", - так подытожил Артур Барк свои
размышления и, вздохнув, отправился в нейтринную лабораторию.
Сегодня Барк решил после рабочею дня переждать всех. Он опасался, что
Ленц засидится эаполночь или, чего доброго, останется в Ядерном до утра,
как иногда случалось, особенно в последнее время. Но этого не случилось.
Последним ушел Имант Ардонис.
Артур бродил по пустынным лабораториям. Ровно гудели генераторы, по
экранам осциллографов струились голубые ручейки, автоматы делали привычное
дело, и Артур подумал, что присутствие человека здесь, пожалуй, ни к чему.
Впрочем, будучи парнем неглупым, он понимал, что это - мнение профана,
ничего не смыслящего в ядерной физике.
При входе в зал, где располагался ускоритель, дорогу Варку преградили
две скрещенные штанги автоматической защиты.
- Сотрудники должны удалиться, - пророкотал низкий голос.
- У меня разрешение доктора Ленца, - сказал Артур и вынул жетон, по
которому мгновенно скользнул луч фотоэлемента. Штанги втянулись в гнезда,
и Артур вошел в зал.
Он оглядел рабочие места сотрудников, тщательно просмотрел записи,
перерыл содержимое мусорной корзины, разглаживая каждую бумажку.
Затем направился в кабинет Иманта Ардониса. Осмотр не дал ничего. Артур
смутно надеялся обнаружить какую-нибудь улику вроде черновика анонимки,
адресованной Гуго Ленцу, или что-то в этом роде. Однако Ардонис, видимо,
уничтожал все, что могло бы скомпрометировать его.
Перекладывая содержимое письменного стола, принадлежащего Ардонису,
Барк наткнулся на валик биозаписи - подобные стерженьки заменяли прежние
записные книжки.
Недолго думая, Барк сунул валик в карман.
Позже, по пути домой, Барк неотступно думал о Шелле. Было в ней что-то,
привлекавшее Барка. Может быть, какая-то загадочность? Барк вздохнул. Для
Шеллы, похоже, в целом свете существует только доктор Ленц. А тот,
кажется, совсем не замечает свою секретаршу.
Барк выяснил, что Шелла прежде работала в Уэстерне, а затем, по
непонятным причинам, перешла в Ядерный центр. Возможно, чтобы быть поближе
к Гуго Ленцу?..
Дома Артур вспомнил про валик Иманта Ардониса и сунул шестигранный
стерженек в воспроизводитель.
Агент ожидал услышать разные цифры, формулы, расчеты кривых,
бесконечные иксы-игреки, успевшие уже навязнуть в ушах за четыре дня
работы в Ядерном центре. Но первые же слова, слетевшие с мембраны,
заставили его насторожиться.
"Не могу понять поведение Гуго. Похоже, он решил остановиться на
полпути, - громко звучал в комнате ненавистный голос Иманта Ардониса. -
Прямо гугенот об этом не говорит, но я привык расшифровывать его затаенные
мысли".
Барк уменьшил громкость.
"Остановиться на полпути? Свернуть, перечеркнуть опыты, когда до цели
рукой подать? Чудовищно, - скороговоркой вещала мембрана. - Бомбардировка
кварков, которую мы почти подготовили, должна разрушить последнюю
цитадель, сооруженную природой на пути познания материи.
Человек, меньше, чем я, знающий Ленца, мог бы подумать, что гугенот
испугался последнего шага. Цепная реакция, которая может вспыхнуть?
Сказки.
Нет, дело здесь в другом. Но в чем же тогда? А, к черту Ленца. Кварки
нужно расщепить, все остальное не имеет значения.
Я сам доведу дело до конца..."
Голос умолк. Затем послышалось пение - отчаянно фальшивя, Ардонис
напевал модную песенку "Я пришлю тебе фиалку".
- Меня ничто не остановит, - процедил сквозь зубы Барк, тщательно пряча
валик. - Остановим тебя, голубчик!
Теперь - срочно к шефу. Неважно, что скоро рассвет. Новости, связанные
с делом о фиалке, Арно Камп велел доносить в любое время суток.
Прослушивание велика привело Кампа в хорошее настроение.
- Важная улика, - несколько раз повторил он, поглаживая стержень. -
Тонко, тонко задумано...
Барк впервые видел грозного шефа в домашней пижаме и туфлях на босу
ногу.
- Продолжать за Ардонисом наблюдение? - спросил Барк, деликатно отводя
взгляд от волосатой груди Кампа.
Шеф подумал.
- Его опасно оставлять на свободе. Но действовать нужно чрезвычайно
деликатно.
- Возможно, у Ардониса есть сообщники...
- Не исключено. Потому каша акция не должна спугнуть их, - сказал Камп.
- План действий для меня начинает проясняться. Заполучим Ардониса, а там
уже он расколется, как миленький. И дело о фиалке будет сдано в архив.


С некоторых пор Имант Ардонис заметил, что пользуется чьим-то неусыпным
вниманием, причем не очень приятного свойства.
Впрочем, Ардонис допускал, что это могло оказаться простой
мнительностью, игрой расстроенного воображения: работал Имант в последнее
время больше, чем обычно. Он перестал доверять Ленцу, и все рекомендации
шефа проверял наново, на счетной машине Люсинде, а то и с карандашом в
руке.
Не нужно терять спокойствие. Имант Ардонис старался держать нервы в
кулаке. Во всех мелких передрягах он оставался выдержанным, корректным и
холодным.
Однажды в воскресенье, прогуливаясь в сквере, Ардонис стал в длинную
очередь, тянувшуюся к автомату с водой - солнце палило немилосердно.
Впереди внезапно вскрикнула женщина, произошло какое-то движение. Ардонис
не успел даже сообразить, что случилось, как мимо прошмыгнул какой-то
субъект, незаметно сунув ему в руки дамскую сумочку. Ардонис машинально
придержал ее, и в ту же минуту плотная дама в шляпке вцепилась в Аманта.
- Вор! Вор! Моя сумочка! - заверещала она.
Вокруг них мгновенно сомкнулась толпа. В городе всегда найдутся
праздношатающиеся, падкие до любого зрелища. Тем более в воскресенье.
Напрасно оторопевший Ардонис пытался доказать, что произошло
недоразумение.
Неподкупный полицейский робот невозмутимо выслушал обе стороны, записал
на пленку показания добровольных свидетелей, бегло осмотрел содержимое
сумочки, убедился, что она действительно принадлежит крикливой даме.
Затем, вежливо козырнув, сдал Ардониса с рук на руки двум другим роботам,
которые браво выпрыгнули из подъехавшей по его вызову машины.
Гуго Ленц пытался вызволить своего помощника, попавшего в неприятную
историю. Он несколько раз объяснялся с Арно Кампом, доказывая, что
произошло явное недоразумение.
- Разберемся, дорогой Ленц, - неизменно отвечал шеф полиции, и тут же
игриво спрашивал: - Ну, а как наше самочувствие? Что-то мы сегодня бледней
обычного. Никто нас не беспокоит?
- Да пока нет, - усмехнулся Ленц.
- Сколько у вас там остается сроку? - спросил Камп в одно из посещений.
- Еще месяц.
- Ого! Целая вечность.
- Чуточку меньше, - уточнил Ленц.
- Ничего, - перешел Камп на серьезный тон. - Кажется, кое-какие нити мы
уже нащупали.
- Неужели! - оживился Ленц. - Какие же нити?
- Пока тайна.
- Даже для меня?
- Даже для вас, дорогой доктор, - развел руками шеф полиции.
- Но ведь я, можно сказать, заинтересованное лицо! - воскликнул Ленц.
- Тем более, - сказал Камп. - А за помощника своего не беспокойтесь. Он
в хороших руках.


- Что случилось, доктор Ленц? - спросила Ора Дерви, едва Гуго
переступил порог ее кабинета.
- А что? - не понял Ленц.
- Посмотрите в зеркало.
Ленц дернул бородку.
- Вы сами поставили в прошлый раз диагноз: переутомление, - сказал он,
рассеянно садясь на свое место - стул в углу.
Ора Дерви покачала головой.
- Неужели вы всерьез относитесь к истории с фиалкой? - спросила она.
Вопрос Оры Дерви почему-то вывел Ленца из себя.
- Да, я отношусь ко всему этому слишком серьезно, - резко сказал Ленц.
- Если хотите знать, мне остается жить ровно три недели.
Ора Дерви не нашлась что ответить.
Гуго потер пальцем лоб.
- А что бы сказали вы, милая Ора, получив подобную анонимку? -
неожиданно спросил он.
- Поместила бы в печати благодарность автору письма, - сказала Ора
Дерви.
- За что?
- За цветок, разумеется.
- А если серьезно?