Ядерном центре он успел нахвататься кое-каких познаний.
- Машина? Странно... Ленц обращается к ней, как к женщине, - сказала
Ора Дерви.
- Странно, - согласился Барк.
- Мы можем теперь только строить догадки о тогдашнем психическом
состоянии доктора Ленца, - заметила Ора.
Барк промолчал, ограничившись утвердительным кивком.


Имант Ардонис любил геологию. Ему вообще нравились науки о Земле.
Толстые фолианты, посвященные отчетам какой-нибудь исследовательской
геологической или археологической экспедиции, он мог перечитывать, как
увлекательный роман.
Впрочем, романов Имант Ардонис никогда не читал.
Изучение геологических отчетов доставляло отдых мозгу, измученному
бесконечными формулами.
Если физика была всепоглощающей страстью Иманта Ардониса, то науки о
Земле можно было назвать его хобби. Но и в геологии, регулярно
просматривая интересующую его литературу, Имант Ардонис сумел приобрести
немалые познания.
Акватаунский проект заинтересовал Ардониса. Его привлекла смелость
замысла, сочетавшаяся с размахом. Шутка ли - пробив твердую оболочку
планеты, на сотни миль устремиться вниз, пронзив слои бушующей лавы!
В космосе человек давно уже чувствовал себя, как дома, в то время как
глубь собственной планеты все еще оставалась для него недоступной.
Ардонис знал, что идея использования глубоководной морской впадины в
качестве отправной точки для глубинной скважины не нова. Но раньше
осуществить ее не могли: проблема упиралась в несовершенство техники.
Ардонис был аккуратен в своих увлечениях: выискивая повсюду, где только
можно, материалы об Акватауне, он складывал их вместе. Правда, писали об
Акватауне немного.
Проглотив очередную заметку, Ардонис приходил в восхищение от темпов,
которыми велась проходка. Ив Соич, похоже, знает свое дело.
Когда ствол шахты, миновав твердую оболочку Земли, углубился в расплав
магмы, Имант Ардонис наново проштудировал работы о глубинных слоях почвы и
структуре морского дна в районе Атлантического побережья. И червь сомнения
впервые шевельнулся в его душе.
Давление и температура лавы там, на глубине, ему как физику говорили
многое. В опытах по расщеплению кварков Ардонис имел дало со звездными
температурами и колоссальными давлениями, у него было представление об
опасностях, которые подстерегают в подобном случае исследователя.
При огромных давлениях жидкость может превратиться в камень, а сталь -
потечь, как вода.
На что рассчитывает Ив Соич? Как он собирается взнуздать огненную
стихию земных недр? Надо полагать, он произвел необходимые расчеты. Они
должны быть абсолютно точными. Иначе... у Иманта Ардониса дух захватило,
когда он представил, что может получиться, если на большой глубине магма
ворвется в ствол шахты. Вода соединится с огнем! А в Акватауне три тысячи
человек. Не говоря уже о рыбацком поселке, который расположен на
побережье, близ впадины.
Люсинда - хорошая машина, хотя и капризная, как женщина. То, что машина
хорошая, не нуждалось в особых доказательствах. На Люсинде Гуго Ленц и
другие сотрудники Ядерного центра производили тонкие расчеты, перед
которыми пасовали другие счетные машины.
На заре машинной индустрии люди считали, что все счетные машины одного
класса одинаковы. С годами пришлось отказаться от подобной мысли. Счетные
машины усложнялись, накапливали "память" и "опыт", и каждая из них
приобретала то, что у живого существа называют индивидуальностью. Так,
одна машина, например, отдавала явное предпочтение дифференциальным
уравнениям, другая - задачам, связанным с небесной механикой, третья -
интегралам. Симпатии и антипатии машины могли выражаться в том, что
"любимую" задачу машина решала быстро и изящно, если же попадалась задача
"нелюбимая", машина могла возиться с ней долго, а решение предложить такое
длинное и запутанное, что математик, поставивший задачу, хватался за
голову.
В том, что Люсинда - машина не только хорошая, но и капризная, с
норовом, лишний раз убедился Имант Ардонис, когда решил просчитать, каким
запасом прочности обладает ствол гигантской шахты, нисходящей от
подводного города Акватауна в глубь Земли.
Введя задачу в кодирующее устройство, Имант Ардонис присел к столу.
Мимо несколько раз прошел Артур Барк, неприятный молодой человек с
оловянными глазами.
Нового сотрудника Имант недолюбливал. Неприязнь зародилась в первый же
день, когда доктор Ленц привел к нему в кабинет черноволосого крепыша и
отрекомендовал его как специалиста по нейтринным пучкам. Было это вскоре
после взрыва в лаборатории, случившегося ночью, когда установки
обслуживались автоматами.
Со времени появления Артура Барка в Ядерном центре прошло больше трех
месяцев, и Ардонис имел несколько раз возможность убедиться, что при
обсуждении сложных проблем, связанных с фокусировкой нейтринных пучков,
Барк предпочитает многозначительно отмалчиваться. Ардонис не вмешивался -
с него было достаточно рекомендации Гуго Ленца.
Правда, после одного случая, продемонстрировавшего вопиющую
безграмотность Барка, Имант Ардонис совсем было решился раскрыть глаза
доктору Ленцу на бездарность нового сотрудника, но тут случилась нелепая
история с кошельком, закончившаяся арестом Ардониса и на время совершенно
выбившая его из колеи. А после умер Ленц, и Ардонис махнул рукой на Барка.
Мало ли на свете бездарностей, занимающих места, им не предназначенные?
Он, Имант Ардонис, не собирается переделать мир. Кажется, переделкой
мира хотел заняться его шеф доктор Ленц, о чем он и твердил сбивчиво и
туманно в последние месяцы перед смертью.
Задача Ардониса гораздо скромнее: расщепить кварки, разрушить последнее
прибежище тайны мироздания, зажать материю в железные объятия уравнений
Единой теории поля. Переделкой общества пусть занимаются другие. Он не
уверен, что подобная задача имеет решение.
Мимо снова прошел Артур Барк, подозрительно посмотрев на Ардониса.
Имант глянул на часы: Люсинде давно уж пора бы дать ответ на
поставленную задачу. Однако машина хранила молчание.
- Где ответ? - спросил Ардонис, нагнувшись к переговорной мембране.
Тотчас из щели дешифратора вылезла лента.
"Дважды одну задачу Люсинда не решает", - прочел Ардонис.
- Люсинда, ты что-то путаешь, - попытался разъяснить Ардонис. - Задачу
о глубинной шахте никто тут не мог решать, кроме меня.
"Люсинда никогда не путает", - лаконично сообщила лента.
- Кто же в таком случае решал задачу до меня? - спросил Ардонис,
начиная терять терпение.
Люсинда молчала: ответ принадлежал к разряду необязательных, и она
использовала свое право.
В течение дня Имант Ардонис пытался узнать у сотрудников, кто до него
занимался этим вопросом, но одни вообще ничего не слыхали об Акватауне, а
другие были равнодушны к проблемам сверхглубинного бурения.
Тогда Иманту Ардонису пришлось чуть не на коленях умолять Люсинду
выдать повторное решение.
Ответ машины поразил Ардониса: все гигантское подводное сооружение
висело на волоске.
Несмотря на свой "скверный" характер, Люсинда не могла солгать в
расчетах, выдать не те цифры.
Прихватив с собой ленту, Ардонис решил немедленно отправиться в
редакцию самой крупной газеты. О том, что угрожает Акватауну, должен
узнать весь мир. Подводники обязаны принять срочные меры. Либо должен быть
увеличен запас прочности защитных конструкций, либо работы следует сразу
прекратить. Первое решение, конечно, влетит в копеечку, но разве можно
считаться с копеечками, когда дело идет о жизни тысяч людей?
Выходя из лаборатории, Имант Ардонис столкнулся с доном Базилио.
После смерти Гуго Ленца кот поскучнел. Он бродил из комнаты в комнату,
разыскивая прежнего хозяина, и всех сотрудников обходил стороной. Блюдце с
молоком оставалось нетронутым. Чем питался кот, было неизвестно. Артур
Барк уверял, что дон Базилио глотает кварки.


Последним человеком, который видел Ленца, была его жена. Арно Камп
многократно допрашивал Рину, но то, что она рассказывала, никак не
проливало свет на уход из жизни первого физика страны.
Ответы Рины тщательно сопоставлялись с данными экспертизы, но уличить
женщину во лжи шеф полиции не мог.
Сегодня она должна была по его вызову явиться к одиннадцати часам. Она
пришла чуть раньше, и Жюль тотчас доложил о ее приходе Кампу.
- Пусть войдет, - сказал Камп.
Она присела на краешек кресла, того самого, в котором не так давно
сидел Гуго Ленц, принесший в полицию письмо, сулившее ему смерть.
- Когда доктор Ленц прилетел вечером домой, вы не заметили в его
поведении чего-либо необычного?
- Нет, Гуго вел себя как всегда, - вздохнула Рина. - Шутил, что мы, как
мухи под стеклянным колпаком: за каждым нашим шагом наблюдает охрана, а
улететь из-под колпака невозможно. Несколько раз повторял, что выполнил
дело жизни, а потому может умереть спокойно... Вообще Гуго шутил в тот
вечер. Я уже говорила об этом.
- Мы навели справки. Работа у доктора Ленца в Ядерном центре в
последнее время не ладилась, опыты по расщеплению срывались, да еще взрыв
2 апреля... Как можно говорить, что дело жизни выполнено?
Рина пожала плечами.
- Я же говорила вам, что Гуго в последние дни не делился со мной
рабочими тайнами.
- Расскажите еще раз, когда и как вы обнаружили, что ваш муж мертв?
Ровным голосом, будто повторяя заученную роль, Рина произнесла:
- Я проснулась вскоре после полуночи. Не знаю отчего. На сердце было
неспокойно. Гуго, как всегда, сидел у раскрытого секретера: "Разберу одну
задачку". А я, не знаю как, снова задремала - так намучилась в последние
дни... Очнулась - Гуго на прежнем месте, уснул, голову опустил на
недописанный лист бумаги. Позвала - не откликается. А сон Гуго чуток.
Вскочила я, подошла к нему... - Рина перевела дыхание. Только по
судорожным движениям пальцев видно было, чего стоит ей рассказ. - На губах
Гуго застыла усмешка. Он был мертв.
- Почему вы так решили?
- Глаза... глаза Гуго были широко раскрыты. Правая рука лежала на
калькуляторе. Но дальше, наверно, не нужно? - перебила себя Рина. - Когда
я закричала, в комнату сразу хлынула охрана, и у вас имеются подробные
протоколы, фотографии...
- Протоколы и фотографии есть, - согласился Камп. - Но вы уклоняетесь
от ответа на вопрос. Меня интересует, повторяю, то, что не попало в
протоколы.
Рина еле заметно пожала плечами.
- Но я ничего не могу добавить.
Домой Рина возвращалась опустошенной. В хвост ее орнитоптера
пристроился аппарат мышиного цвета, но Рина едва обратила на него
внимание. И дома, и вокруг, она знала, полно теперь и электронных и прочих
ищеек. Что толку? Все равно никто не вернет Гуго.
Комнаты зияли пустотой. Робин куда-то запропастился, оставив включенным
телевизор.
Рима присела к секретеру, который так и остался открытым с той роковой
ночи. После нашествия полиции тут осталось немного - несколько
разрозненных книг, тщательно перелистанных привычными пальцами детективов.
Говорят, в комиссию по расследованию, которую возглавляет ненавистная
Ора Дерви, были уже вызваны и опрошены сотни людей. Пусть! А она ни за что
не пойдет туда, разве что потащат силой.
Рина долго сидела. В уши лезла назойливая музыка, с экрана кривлялась
певица, похожая на Ору Дерви. Затем пошла серия рекламных фильмов, но Рина
почти не смотрела на экран. Она даже забыла сделать замечание Робину за
самовольное включение телевизора.
В дверь постучали. На пороге появился Имант Ардонис.
- Вас не задержали? - спросила Рина.
- Я не преступник, - пожал плечами Имант.
Они помолчали, оба чувствуя неловкость.
- Рина, я хочу пригласить вас в театр, - сказал Имант, вертя в руках
шляпу.
- Нет, Имант, - покачала она головой.
- "Отелло".
- Нет.
- Раньше вы не отказывали мне в своем обществе.
- Раньше - да, а теперь - нет. На имя Гуго не должна упасть никакая,
даже самая маленькая тень.
- Наверное, вы правы. Что ж, прощайте, - Ардонис тяжело шагнул к двери.
- Погодите, чаю выпьем, Робин! - громко позвала Рина.
- Нет, спасибо. Я пойду!
- Робин в последнее время стал несносным, - пожаловалась Рина.
- С некоторых пор я перестал доверять автоматам, - обернулся Имант. -
Люсинда словно взбеленилась. Отладить ее никому не под силу. Мало того,
печатающее устройство с нее куда-то запропастилось.
Оставшись одна, Рина обошла все закоулки, заглянула даже в ванную -
Робина в доме не было.
...Он появился в двери, неуклюжий, приземистый, с четырехугольным
регистрационным номером на груди.
- Где ты был? - спросила Рина тоном, не предвещавшим ничего доброго.
Робин замялся. Видимо, ему очень хотелось солгать, но лгать он не умел.


Незаметно прозвище "фиалочник" приобрело среди журналистов права
гражданства.
Список "фиалочников" - людей, получивших послание с этим цветком, -
перевалил уже за сотню. Причем это были все люди уважаемые: военные,
финансисты, литераторы, ученые... Особенно много ученых.
Получение фиалки стало предметом своеобразной гордости, как бы
признанием заслуг со стороны неведомого врага государства.
Возникла даже идея - организовать "Клуб фиалочников", но президент
наложил на эту идею вето. Злые языки связывали запрещение с тем, что сам
президент фиалки до сих пор не получил.
Если свести все письма в одно, получалась интересная картина:
требования автора, подкрепляемые недвусмысленной угрозой, сводились к
одной мысли, выраженной еще в первом письме, полученном Гуго Ленцем.
"Назад к природе!", "Идя по пути разума, человечество погибнет", "Нужно
зашвырнуть ключи от тайн природы", - требовали анонимные письма.
На одном из первых "фиалочных" совещаний Джон Варвар высказал мнение,
что письма печатает и рассылает не один автор, а целая группа ловко
организованных мошенников и шантажистов. Цель - посеять в государстве
смуту, дабы половить рыбку в мутной воде. Машинку, на которой печатались
тексты, обнаружить не удалось, и это, по мнению Джона Варвара,
подтверждало его гипотезу: очевидно, машинка хранилась в глухом подполье,
куда не могли проникнуть щупальца полиции.
По распоряжению Кампа была проведена текстологическая экспертиза писем.
В основу экспертизы положили старую программу, с помощью которой
некогда было установлено, что автором "Короля Лира", "Отелло", "Гамлета" и
прочих гениальных творений является не группа авторов, как утверждали иные
критики и литературоведы, а одно лицо - небезызвестный Вильям Шекспир.
Спустя много времени история повторилась: экспертиза опровергла
предположение Джона Варвара. Электронная машина, исследовав тончайшие
нюансы стиля, а также среднюю длину слов, употребляющихся в текстах писем,
установила, что автором всех фиалочных посланий является одно лицо.
Сроки жизни в письмах были отмечены самые разные: кому месяц, кому -
год, но большинству адресатов, как Арно Кампу, срок не указывался.
Для того, чтобы установить, насколько "серьезны намерения" автора
писем, надо было проследить, в какой мере сбывались угрозы. Но Арно Камп
лучше, чем кто-либо другой, понимал, что очень трудно, а подчас и
невозможно отличить несчастный случай от покушения. Если взять
значительную группу людей, то в силу вступает закон больших чисел. Шеф
полиции знал, что статистика - хитрая штука. По ней, по статистике,
несчастья случаются столь же неизбежно, как допустим, свадьбы.
За этими невеселыми размышлениями и застала Кампа Ора Дерви.
- Чем порадуете? - спросил Камп, выходя навстречу Оре.
- Расследование завершено.
- Значит, убийство?
Ора Дерви покачала головой.
Помолчав, она сказала:
- Я видела его перед кончиной.
- Он появился у вас после получения письма?
- Да.
- Простите, бога ради, за вопросы... - улыбнулся Камп. - Это
разумеется, не допрос, а просто беседа.
- Понимаю.
- Ленц говорил с вами по поводу полученной им анонимки?
- Говорил, и много.
- Как он относился к угрозе смерти?
- Считал, что обречен, и жить ему осталось ровно столько, сколько
отмерено в письме. Потому-то он и отказался лечь в клинику: времени
оставалось мало, чтобы завершить все дела.
Камп пожевал губами и неожиданно спросил:
- А вы не допускаете мысли о самоубийстве?
- Я думала об этом, - сразу ответила Ора Дерви. - Однако самоубийство,
по сути, то же убийство. Оно оставило бы какие-нибудь следы. Вам-то это
известно лучше, чем мне. Между тем экспертиза таких следов не обнаружила.
- Результаты экспертизы я знаю. Но, кроме объективных данных,
существует еще интуиция. Послушайте, Ора. Что вы думаете обо всей этой
истории?
Ора задумалась. Вынула сигарету - Камп услужливо щелкнул зажигалкой.
- Каждому ясно, что автор анонимок задумал переделать наша общество.
Требования его недвусмысленны. Джон Вильнертон должен прекратить выпуск
оружия смерти, Гуго Ленц - закрыть исследования кварков и "зашвырнуть
ключи" от тайны природы, Из Соич - законсервировать глубинную проходку в
Акватауне и так далее. Я не знаю многих писем, но они, наверно, в таком же
роде?
- Примерно.
- Во всяком случае, все это выглядит ужасно наивно. В чем-то напоминает
детскую игру.
- Детскую игру! - взорвался Арно Камп. - Что же, и Гуго Ленца убили
играючи?
- Факт убийства доктора Ленца не доказан, - возразила Ора Дерви. -
Наоборот, я как медик убеждена, что он умер своей смертью.
- Точно в назначенный срок! Да это же м...мистика, черт возьми!
- Не знаю.
- Вам, между прочим, тоже грозят смертью. Вас это не смущает?
- Я фаталистка. И потом, я верю в ваших агентов, - улыбнулась Ора.
- Я жду в... вас завтра. С членами комиссии. Нужно выработать единую
точку з...зрения, - сказал Арно Камп, прощаясь.
После ухода Оры Дерви он долго ходил по кабинету, стараясь успокоиться.
Размышления Арно Кампа прервало появление Джона Варвара - он теперь
ведал наблюдением за коттеджем покойного доктора Ленца.
- Есть новости? - спросил Камп.
- Вот пленка, шеф.
- Целая бобина? - удивился Камп. - Она что же, сама с собой
разговаривает, эта Рина Ленц?
Воспроизводитель захрипел, из него послышались голоса - Рины и
неизвестный мужской.
"- Где ты был? - строго спросила Рина.
- В городе, - пророкотал мужчина.
- Зачем?
- Тайна."
- Это еще что за идиот? - быстро спросил Камп.
- Робин. Робот, - пояснил Варвар.
Услышав, что тайна Робина принадлежит не кому иному, как доктору Ленцу,
Камп изменился в лице. Варвар окаменел.
- Сколько ты летел сюда? - спросил Камп, когда отзвучала последняя
реплика Робина: "Именем доктора Ленца - не делай этого!", обращенная к
Рине, - и воспроизводитель автоматически выключился.
- Десять минут.
- Бери оперативный отряд - и в коттедж Ленца. Доставь сюда этого
Робина. Бегом! Только не повреди его, - крикнул Камп вдогонку.
Оставшись один, шеф полиции посмотрел на часы. Ровно в полдень по
мудрым канонам востока у него было "пять минут расслабления". Однако
заняться гимнастикой по системе йогов ему не пришлось.
На пульте пискнул зуммер радиовызова.
- Д...докладывает Джон Варвар, - прохрипело в наушниках.
С каких пор Варвар заикается?
- П-п-приказ не выполнен. Робин исчез, - доложил Джон варвар.
- Все обыскать!
- Уже обыскали, шеф.
- Допросить Рину Ленц.
- Допросили. Она ничего не знает. Говорит, Робин перестал ей
подчиняться. Разладился, и потому по закону она за него не отвечает.
- Перекрыть все дороги! Оцепить район! - не сдержавшись, закричал Арно
Камп, понимая, что все эти меры едва ли принесут нужный эффект.
Разладившийся робот - сущее бедствие, поймать его практически невозможно.
Достаточно человекоподобной фигуре сорвать порядковый номер - и она
затеряется в многомиллионном городе, как капля в море. Попробуй-ка без
светящегося нагрудного номера отличить робота от человека!


С погружением в глубь Земли давление и температура возрастали, и все
труднее становилось обуздывать грозный напор расплавленной магмы,
омывающей ствол шахты.
Чем глубже погружались проходчики, тем больше удлинялись коммуникации,
что также вносило дополнительные трудности.
Любые контакты с побережьем Соич запретил, и акватаунцы роптали: они
привыкли к свежей рыбе, покупаемой у рыбаков прибрежного поселка.
Приходилось довольствоваться пищей, доставляемой в Акватаун сверху в
контейнерах.
Три тысячи акватаунцев трудились денно и нощно, сцементированные волей
"Железного Ива". Связываться по радио сквозь толщу воды с внешним миром
было невозможно. Письма туда и обратно доставлялись все в тех же
контейнерах.
По-прежнему масса добровольцев предлагала Соичу свои услуги,
прельщенная как романтикой глубинной проходки, так и системой оплаты,
предусматривающей премию за каждый новый шаг в глубь Земли.
С последней почтой Ив Соич получил, как обычно, несколько десятков
писем. Пренебрежительно отодвинув их в сторону, он вскрыл пакет от Арно
Кампа. Шеф полиции настоятельно требовал, чтобы Ив Соич покинул Акватаун и
поднялся на поверхность.
"Подходит критический срок, - писал Арно Камп. - Если забыли, то могу
напомнить, что скоро будет полтора года, как на ваше имя пришло письмо..."
- "Забыли"... Шутник этот Камп, - пробормотал Соич, покачав головой.
"Вы должны переждать критическое время под надежной охраной, Мы
поместим вас в башню из слоновой кости, а точнее - из стали и бронебойного
стекла. Знаю, как вы преданы работе и как нелегко вам сейчас покинуть
Акватаун. Но проходка ствола рассчитана на два года, так что, побыв на
поверхности недели две, вы сможете вернуться к своим обязанностям..."
Оторвавшись от письма, Ив Соич живо представил себе, как Арно Камп в
этом месте погладил своего бронзового любимца и произнес что-то вроде:
- Главное - чтобы ты пережил срок, названный в письме. А дальше - мне
до тебя дела нет, голубчик!
"Главное - пережить срок, указанный в письме, - улыбнувшись своей
догадливости, прочел Ив Соич. - Нельзя допустить, чтобы из-за нашей или
вашей небрежности осуществилась угроза. Представляете, какое это вызовет
смятение в умах?"
Соич опустил письмо на пульт, задумался. Требование Кампа выглядит
разумным. Но он не сможет выполнить его. Кампу неизвестно - Соич держит
это пока в секрете, - что скорость проходки увеличена против проектной.
Нужная глубина будет достигнута не через два года, а на шесть месяцев
раньше, то есть на днях. Может ли он, начальник Геологического центра,
организатор и вдохновитель акватаунской эпопеи, покинуть объект в такое
напряженное время? Еще несколько сот метров - и все акватаунцы поднимутся
на поверхность - триумфаторы, покорившие подземную стихию. Тот, кто
опустился сюда бедняком, поднимется достаточно богатым, на зависть тем,
кого отборочная придирчивая комиссия, комплектовавшая Акватаун,
забраковала по каким-либо признакам. Тогда и Ив Соич вместо со всеми
поднимется к солнцу и вольному воздуху. Ждать осталось недолго.
Пульт, на который облокотился Соич, жил обычной своей беспокойной
жизнью, каждую минуту требуя к себе внимания.
- Температура внизу ствола продолжает повышаться, - сообщила мембрана.
Соич распорядился увеличить подачу жидкого гелия.
Шахтный ствол продолжал нагреваться.
- Невыносимо! - прохрипела мембрана. Соич узнал голос старшего
оператора.
- Включите вентиляторы.
- Они гонят раскаленный воздух. Мы остановим проходку.
- Не сметь! Остался один взрыв, только один взрыв.
- Мы здесь погибнем.
- Я лишу вашу смену премии, - пригрозил Соич.
- Можете забрать ее себе, - ответила мембрана. - Мы поднимаемся.
- Трусы! Я еду к вам, - закричал Ив Соич и бросился к манипулятору,
чтобы спуститься вниз. Но прежде он хлопнул ладонью по зеленой кнопке,
расположенной в центре пульта, тем самым заклинив подъемный транспортер.
Отныне ни одна душа не могла покинуть ствол шахты.
Манипулятор смерчем пронесся по пустынной улице Акватауна - те, кто был
свободен от смены, отсыпались после адского труда. Позади вздымался ил,
голубоватый в прожекторном луче.
Промелькнуло кладбище акульих зубов конусовидный холм конкреций - глыб
железомарганцевой руды, проплыла сопка с оторванной вершиной - подводный
вулкан, погасший миллионы лет назад.
Вдали показались конструкции, подсвеченные снизу. Не сбавляя скорости,
Соич влетел в шлюзовую камеру.
По мере того как транспортер двигался вниз, температура в стволе шахты
возрастала. Липкий пот заливал глаза.
Соича ждали. Большая площадка в основании шахты была полна народу,
гудела, как улей. Скудное освещение к краям площадки сходило на нет.
Спрыгивая с ленты транспортера, Соич вспомнил картины Дантова ада. Увидя
Соича, проходчики притихли. Физики, геологи, электронщики, термоядерщики
ждали, что скажет "Железный Ив".
Соич вышел на середину, подошел к агрегату, щупальца которого сквозь
толстые плиты защиты тянулись вниз, в глубину. Отсюда производились
направленные взрывы, после чего автоматы наращивали новый участок ствола.
- Почему не работает подъемник? - выкрикнул кто-то из толпы.
- Я выключил, - спокойно ответил Соич. Горячий воздух обжигал легкие,
он казался плотным, почти осязаемым. Соич поднял руку - ропот утих. В
наступившей тишине слышалось лишь, как захлебывается в трубах,
пронизывающих стенки шахтного ствола, жидкий гелий.
- Через три, от силы четыре дня мы достигнем проектной глубины, -
сказал Ив Соич, - и тогда ваша миссия закончена. Вы подниметесь богатыми
людьми...
- Включите подъемник! - перебил чей-то голос.
- Я удваиваю премию! - сказал Соич. Фраза прозвучала гулко - воздух был
насыщен испарениями и сильно резонировал.