Одна из вершин, возвышавшаяся среди других и особенно густо поросшая лесом, привлекла внимание Тилона, и он спросил у случайного спутника, как она называется.
– Ты, видно, издалека? – спросил тот.
– Издалека, – согласился Тилон.
– Знай; это и есть священный Олимп, жилище богов, – произнёс торжественно путник. – А вон там, правее, – это холм Крона…
Тилон долго стоял, вглядываясь в Олимп, но ни одного бога, хотя бы самого завалящего, второстепенного, не обнаружил. «Боги попрятались от жары», – подумал он, снова пускаясь в путь. Спутник его семенил рядом.
Они миновали перевал, и перед ними открылась олимпийская долина – неправильный четырехугольник, весь видный сверху как на ладони. У самого края долины возвышался храм. Словоохотливый спутник пояснил Тилону, что храм посвящён супруге Зевса – Гере, матери олимпийских небожителей.
– Близ этого храма проводятся Героиды – женские спортивные игры наподобие Олимпиад. Ведь на Олимпиадах женщинам запрещено появляться – я имею в виду стадион и ипподромы.
– А если женщина рискнёт и появится там, что ей грозит? спросил машинально Тилон, мысли которого были заняты другим.
– Смертная казнь!
Бурный Алфей казался отсюда прихотливо извивающейся серебристой змейкой. А вон и Кладей – широкий ручей, впадающий в олимпийскую реку и щедро питающий её своими водами.
Они спустились в долину, миновали богатый храм, посвящённый Гере, и взяли влево. Вдоль дороги потянулись небольшие, но исключительно пышные строения, непохожие одно на другое, – каждый дом был на своё лицо.
– В каждом из этих строений хранятся дары Олимпиаде от определённого города или государства, – сказал всезнающий спутник Тилона. – А дальше, за строениями, ты видишь портик Эхо…
– Тот самый? – переспросил Тилон, и у него от волнения перехватило на миг дыхание.
– Ну да, – кивнул собеседник. – В этом портике главный судья Олимпиады или глашатай будет провозглашать победителя в каждом виде состязаний, и эхо повторит его имя семь раз, даря бессмертие на века!..
Тилон остановился, разглядывая портик, о котором столько слышал. Толпа их обминала, толкала, задевала краями одежды, поругивала – стали, мол, посреди дороги, словно ослы!
– Что с тобой, парень? – забеспокоился наконец спутник Тилона. – Голову напекло? Пойдём в тень, к фонтану. Попьём немного, умоемся.
Тилон что-то пробормотал.
– Что, что? – не расслышал спутник.
– Здесь, в портике, через несколько дней глашатай провозгласит и моё имя, – тихо, словно обращаясь к самому себе, произнёс Тилон.
– Идём, – потянул его за рукав спутник. – Я же говорю ты перегрелся на солнце. Хорошо хоть, в дороге не свалился.
– И эхо повторит моё имя семь раз! – продолжал, не слушая, Тилон.
– Повторит, повторит, – проворчал спутник. – И не семь, а двадцать семь раз. От чего-чего, а уж от скромности ты, парень, не умрёшь! А может, ты того?… Винцом перед нашей встречей побаловался, а оно теперь и вступило в голову?
Тилон и впрямь походил на пьяного: глаза его горели, волосы растрепались. Они без всякой цели бродили по долине Алфея, и все привлекало его внимание, на все смотрел он как заворожённый.
– Сознайся всё-таки: что там у тебя в свёртке? – в который раз спрашивал спутник.
– Говорю же тебе – сокровище! – буркнул Тилон и отвёл его руку.
– Вот-вот. Я и говорю: перегрелся малость, – покачал головой спутник.
Внимание Тилона привлекло огромное двухэтажное здание, украшенное мраморными колоннами. Их было столько, что зарябило в глазах.
– Леонидион? – догадался Тилон.
– Верно. Чего-то ты, парень, знаешь. Эта гостиница Леонидион, больше которой нет в Греции, а значит, и во всём мире! Одних колонн сто тридцать восемь, – добавил спутник с гордостью, будто самолично обтёсывал и устанавливал эти колонны.
– Сколько там комнат? – спросил Тилон, надеясь поставить спутника в тупик.
– Представь себе – целых восемьдесят! – без запинки отвечал тот. – Такое и представить себе трудно. В Леонидионе живут самые почётные гости Олимпиады. Но, коль скоро ты участник Олимпиады и даже её будущий победитель, зайди попытай счастья, – с ехидной улыбкой произнёс спутник, но Тилон пропустил его слова мимо ушей. Вообще он находился в каком-то странном полусне, когда явь трудно отделима от фантастических грёз.
Болтливый спутник что-то говорил и говорил не смолкая, но до Тилона, без устали озирающегося по сторонам, долетали только отдельные слова:
– Вон палестра – там тренируются атлеты… Гимнасиум… Священная роща…
Священная роща – Альтис – встретила их таинственным шелестом листвы и благодатной тенью. Здесь стояли бронзовые статуи победителей предыдущих Олимпиад, отлитые лучшими мастерами Греции.
– Значит, думаешь, и для твоей скульптуры здесь местечко найдётся? – не упустил случая подпустить шпильку спутник Тилона.
Близ алтаря Зевса-громовержца они замешкались – их обошла торжественная процессия. Белые одежды людей были богато расшиты золотом, пурпурные ленты вились на ветру – одна из них задела Тилона по лицу. За процессией тянулись опрятно прибранные рабы: одни тащили на плечах, сгибаясь от тяжести, подарки верховному божеству, другие подгоняли животных, предназначенных для жертвенного заклания.
Пройдя через священную рощу, Тилон и его спутник вышли к самому величественному строению долины Алфея – храму Зевса Олимпийского. У входа толпились люди, желавшие проникнуть внутрь храма.
В храме было прохладно. Неизвестно откуда струился ветерок, обвевая разгорячённые лица. Сводчатые стены уходили ввысь, теряясь в полумраке. Мимо них прошёл служитель, размахивая кадильницей с тлеющими благовониями. Кучки посетителей либо застыли в благоговейном молчании, либо переговаривались еле слышным шёпотом – настолько подавляла торжественность величественного помещения.
Немного привыкнув к обстановке, молодой атлет и его спутник – Тилон так и не спросил, как его зовут, – двинулись в глубину храма. Здесь на троне из чистого золота восседал сам Зевс. Благородный металл тускло сверкал под узким лучом света, который падал откуда-то сверху – быть может, с помощью сложной системы зеркал. Сам Зевс был изваян из слоновой кости. Глаза божества были сделаны из драгоценных камней. На голове покоился золотой венок, в точности воспроизводящий венок из ветвей дикой оливы, которым увенчивался победитель Олимпийских игр. На правой ладони Зевса стояла, словно устремлённая вперёд и ввысь, статуя Ники – Победы. В левой руке Зевс держал скипетр, увенчанный когтистым орлом.
– Зевс на троне, работа Фидия… Одно из семи чудес света, – благоговейно прошептал Тилон, поймав взгляд своего спутника, и тот впервые с уважением посмотрел на него.
«Он точно похож на Пелопа», – подумал Тилон, глядя на сидящего Зевса. Лицо божества было добрым, задумчивым. Курчавые жёсткие волосы низко спускались на лоб, разрезанный вертикальной складкой.
Затем они долго бродили среди бесчисленных палаток и шалашей, которые стихийно выросли на берегах Алфея.
Тилон жадно всматривался в лица встречных. Он и жаждал встретить кого-нибудь из Спарты, и в то же время опасался этой встречи. Из одной палатки им призывно помахали рукой, и спутник Тилона устремился туда, донельзя довольный тем, что повстречал земляков.
– Прощай, парень! – крикнул он Тилону с улыбкой. – Желаю тебе поменьше хвастаться!..
Тилон рад был одиночеству: признаться, словоохотливый спутник уже давно тяготил его, хотя и сообщил много интересного.
Внимание юноши привлёк огромный камень, стоящий на высоком пьедестале. Камень сверху был снабжён ручкой, отчего напоминал колоссальную гирю. С одной стороны на камне была выбита надпись, уже слегка подпорченная непогодой, но ещё достаточно чёткая, чтобы её можно было разобрать. Напрягая память, Тилон припомнил уроки, которые тайком давал ему в агеле Филлион, единственный грамотный человек во всём военно-спортивном лагере: он прутиком чертил на песке буквы и объяснял Тилону их значение, едва выдавалась свободная минутка. Однажды, застав их за этим занятием, ирен жестоко избил обоих своим ореховым посохом. Но уроки Филлиона не прошли даром… С огромным трудом, складывая буквы в слова, Тилон прочёл вслух выбитую на камне надпись: «Би-бон под-нял ме-ня над го-ло-вой од-ной ру-кой…» Далее шла дата установления олимпийского рекорда.
Юноша настолько был ошеломлён новыми впечатлениями, что только к вечеру вспомнил строжайшее напутствие Пелопа: «Как только прибудешь в Олимпию, разыщи главного элладоника и представься ему. Скажешь, что ты занесён в списки соревнующихся».
Главный элладоник – спортивный судья Олимпиады – долго и придирчиво разглядывал худощавого юношу. Уж больно тонка его талия и бледны щеки. Но широкие плечи и мощные мышцы ног изобличают неплохого атлета. Элладоник глянул в свои записи.
– Тилон из Спарты, говоришь? Да, ты записан год назад Пелопом, гражданином Афин… Где же ты бродишь так долго? Все участники нынешних Олимпийских состязаний уже явились.
– Я… бродил долиной Алфея… – смущённо потупившись, пробормотал Тилон.
– Это другое дело. Человеку, впервые попавшему в Олимпию, действительно есть что посмотреть, – смягчился главный элладоник. – Ты весь год тренировался в прыжках?
– Весь год, – поднял голову Тилон.
– Почтенный Пелоп за тебя поручился, – сказал главный элладоник. – Я знал его немного по Афинам… И всегда уважал. Так и передай ему, когда возвратишься.
После паузы элладоник окинул взглядом запылённый плащ и усталое лицо Тилона и произнёс:
– А теперь ступай в бани и гимнасиум, раб укажет тебе дорогу. Отдохни, приведи себя и одежду в порядок и готовься к олимпийской клятве. А вещи, – кивнул элладоник на свёрток, который Тилон крепко держал под мышкой, – можешь оставить в гимнасиуме. Их никто не украдёт.
…Но вот все позади – и торжественный ритуал, предшествующий спортивным состязаниям, и олимпийская клятва. Наступил миг, к которому Тилон шёл всю свою сознательную жизнь.
Повинуясь распорядителю Олимпиады, Тилон вместе со своими соперниками-прыгунами покинул зал, предназначенный для атлетов, ждущих начала состязаний, и нестройная процессия по специальному проходу вышла на поле стадиона. Только теперь, при виде своих мускулистых, ловких и уверенных в себе соперников, сомнение закралось в душу Тилона. Общие насмешки вызвал пакет, с которым Тилон ни за что не хотел расстаться, несмотря на неудовольствие распорядителя.
Рёв толпы на стадионе в первую минуту оглушил Тилона. Сорок тысяч человек заполнили трибуны до отказа. Выкрики, топанье ног, подбадривающие возгласы слились в единый гул так шумит море в непогоду.
Шагая под звуки флейты вместе с другими спортсменами к скамме, Тилон немного замешкался и приотстал от остальных, жадно озирая трибуны. Но отыскать кого-либо в этом море оживлённых лиц было, конечно, невозможно.
– Не робей, юноша! – шепнул ему распорядитель, неверно истолковавший поведение Тилона. – На Олимпиаде и проиграть не стыдно… Да брось ты свой свёрток, в который раз говорю! Упрямец! – прошипел распорядитель, подобно рассерженной змее, и сделал попытку выбить свёрток из рук Тилона, но тот ловко увернулся.
ПОБЕДА
Все резче, все пронзительнее звучит флейта, мелодия её проникает в самое существо Тилона, вызывая в памяти образ Гидоны.
Юноша так волновался, что прыжки в длину своих соперников наблюдал как бы в тумане. Каждый прыжок вызывал на трибунах бурю восторга. После этого помощники главного элладоника замеряли длину прыжка и спортивный судья объявлял результат.
Тилон окончательно пришёл в себя, только когда над стадионом прогремело его имя, выкрикнутое глашатаем, чей голос был самым сильным в Греции.
Прижимая к груди бесценный свёрток, Тилон сделал несколько шагов к главному элладонику. Развернул пакет, достал два голыша и громко произнёс:
– Благородный судья Олимпиады! Разреши мне совершить прыжок с этими камнями!
С этими словами Тилон поднял камни высоко над головой, чтобы их все видели. Стадион замер в предчувствии необычного.
– Ты желаешь, Тилон, прыгать с дополнительным грузом? – недоуменно сощурился главный элладоник. – Я правильно понял тебя?
– Правильно, благородный судья.
Элладоник коротко посовещался со своими помощниками.
– Что же, это твоё право, Тилон, прыгать любым способом, – объявил он на весь стадион решение судей. – Олимпийских правил ты не нарушаешь. Поэтому можешь прыгать, хоть быка взвалив на плечи, как Геракл!
Гомерический хохот потряс стадион. Мир ещё не видывал подобного глупца, который для прыжка в длину нагружает себя дополнительными тяжестями.
Зажав в руках голыши так, как учил его Пелоп, Тилон направился к скамме.
Элладоник подал сигнал, зазвучали примолкшие было флейты, и очередная группа прыгунов резво рванулась с места, беря разбег для прыжка.
Перед тем как оттолкнуться от края скаммы, Тилон резко выбросил вперёд руки с голышами. Оттолкнулся под нужным углом в сорок пять градусов, как учил его Пелоп. И, едва оторвавшись от земли, почувствовал – прыжок удался. Руки с грузом уже в полёте он перевёл назад, и груз из извечного врага превратился в друга. Неведомая, но мощная сила словно подтолкнула его в спину, и Тилон полетел, как на крыльях. Он совершал волнообразные движения всем телом, снова и снова перемещая свой груз вперёд и опять – за спину. Преодолев высшую точку полёта – вершину параболы, Тилон начал снижаться. Он бросил взгляд вниз… Скамма под ногами исчезла! Только потом он узнал, что длины её попросту не хватило скамма не была рассчитана на столь огромный прыжок! И Тилон приземлился на утрамбованную почву стадиона.
Он упал и, ещё не поднимаясь, быстро покосился на соседние дорожки. Сомнений нет: он опередил соперников – лучших прыгунов Греции – больше чем вдвое! И это именно его приветствуют трибуны. Люди в едином порыве вскочили и размахивали руками, что-то крича, – слов было не разобрать.
Тилон поднялся и, прихрамывая, сделал несколько шагов, превозмогая острую боль. Видимо, он растянул связки. Но какое это теперь имело значение?
Он всё ещё стоял недалеко от скаммы, прижимая к груди два морских голыша, когда увидел, что к нему через весь стадион бежит небольшая кучка людей. Один из них вырвался вперёд, и Тилон узнал в нём Филлиона.
Друзья сдержанно обнялись, как и подобает спартанцам, словно не было между ними долгих лет разлуки, насыщенных смертельными опасностями. «Вот и привели Парки свидеться вновь», – мелькнуло у Тилона.
– Как ты спасся, когда выпустил меня из лагеря спартанцев? – спросил он.
– Об этом потом, потом! – махнул рукой Филлион. – А сначала я хочу поздравить Тилона из Спарты, победителя Олимпиады! – Он снова обнял Тилона и неожиданно расцеловал его.
К ним подбежали остальные спартанцы, окружив Тилона возбуждённой группой.
– Вот мой отец, глава нашей делегации, познакомься! сказал Филлион и указал на седовласого представительного человека. Тот шагнул к Тилону и дружески протянул руку.
– Спарта приветствует тебя, Тилон, – сказал он, – и с нетерпением будет ждать твоего триумфального возвращения. Она встретит тебя как одного из своих величайших героев!
Взгляд Тилона затуманился слезами. Столько лет он ждал этого момента, надеясь и в то же время не веря, что такой момент наступит. Он вытер глаза и оглядел окруживших его спартанцев. Но все, кроме Филлиона, были ему незнакомы.
– Как мои родители? – тихо спросил он Филлиона. – Живы ли?
– Они живы.
– Их нет в Олимпии?…
– Они слишком бедны, Тилон, чтобы приехать в долину Алфея, – сказал Филлион.
– Отныне, Тилон, все переменится в их судьбе! – торжественно произнёс отец Филлиона, и вся спартанская делегация поддержала его одобрительными репликами.
– Послушай, Тилон, а кто тебя надоумил прыгать с дополнительным грузом? – задал кто-то из спартанцев вопрос, который мучил всех, и потрогал пальцем голыши, которые молодой атлет так и не выпустил из рук.
Остальные потеснились поближе, чтобы услышать ответ.
– Тут заслуга не моя. Один мой друг придумал этот способ прыжка. Он и обучил меня, – глухо произнёс Тилон. Он только теперь почувствовал огромную усталость, которая накапливалась долго, изо дня в день, из месяца в месяц, в течение бесконечных изнурительных тренировок, и вдруг теперь навалилась на него. К тому же сильно саднила нога, ушибленная во время рекордного прыжка, хотя Тилон и превозмогал боль, не подавая виду.
– Когда ты вернёшься в Спарту, мы назначим тебя в агелу почётным иреном, – решил отец Филлиона. – Ты преподашь этот способ прыжка нашим будущим воинам, и спартанская армия станет ещё сильнее!
– Прыжок с грузом не может составлять чьей бы то ни было тайны, – сказал Филлион. – Отныне он принадлежит всем спортсменам, всем, кто только захочет прыгать с дополнительным грузом. Неважно, будет ли это спартанец, афинянин или кто-либо ещё. Ведь любой новый олимпийский рекорд послужит славе Греции!
Спартанцы зашумели. Лицо руководителя делегации помрачнело.
– Ладно, Филлион, об этом у нас будет ещё возможность поговорить, – произнёс он, властным жестом восстанавливая тишину.
Состязания на стадионе между тем прервались на время дневной жары, и их окружила огромная толпа, состоящая из зрителей и других участников соревнований.
– Пока, Тилон, отдыхай и готовься к дальней дороге, сказал отец Филлиона. – Через четыре дня Олимпиада завершится, и мы двинемся в путь. Вся Спарта, твоя родина; ждёт тебя! Мы проводим тебя в Леонидион, я уступлю тебе своё помещение… А вечером, после того как тебя увенчают оливковым венком с белыми лентами – высшей наградой олимпийскому победителю, – мы приглашаем тебя на пиршество в твою честь!..
– Вечером меня здесь не будет, – сказал Тилон и пошатнулся. Филлион поддержал его.
– Как понимать тебя, Тилон? – нахмурился вновь руководитель спартанской делегации.
– Мне надо отлучиться.
– Надолго?
– Суток на трое.
– Куда?
– Меня ждут друзья.
– Так… – Отец Филлиона помолчал, что-то соображая. Хорошо, съезди. Я дам тебе свой экипаж с возницей.
– В таком случае я обернусь быстрее! – радостно произнёс Тилон.
– Договорились, – кивнул руководитель делегации. – Смотри не задержись. Мы все будем с нетерпением ждать тебя. Ты едешь один?
– Нет.
– А с кем?
– Вот с ним, если согласен, – указал Тилон на Филлиона.
– Я еду с ним, отец, – не раздумывая, подтвердил Филлион.
ДЕНЬ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
Тилон назвал вознице место назначения, пояснил, как ехать, и шестёрка резвых коней весело поскакала по накатанной дороге.
Встречный люд, из тех, кто припоздал в пути на Олимпиаду, то и дело оглядывался на пышный экипаж.
Долгое время оба молодых человека молчали: Тилон был погружён в свои думы, а Филлион, верный обычаю, не вдавался в расспросы. Наконец Тилон заговорил и вкратце рассказал другу о Гидоне и её отце.
– Эта девушка для меня дороже жизни, – заключил Тилон свой рассказ.
– И она согласна поехать с тобой в Спарту?
– Хоть на край света.
– А её отец?
– С Пелопом дело сложнее. Я долго разговаривал с ним перед тем, как отправиться на Олимпийские игры. Он, понимаешь, колеблется. Наконец-то, говорит, я нашёл для себя пристань. Здесь и умереть хочу. Я, говорит, как старый корабль на приколе – поздно, мол, мне пускаться в дальнее плавание.
– Ничего себе пристань! – возразил Филлион. – Ты же говоришь, на него и Гидону все близлежащее селение зубы точит. Они знают об этом?
– Знают, конечно, – задумчиво произнёс Тилон. – Но и Пелопа понять можно. Сам понимаешь, с нашей Спартой у него связаны не самые приятные воспоминания.
– Что было – то прошло.
– Верно, – согласился Тилон. – Прошлым жить нельзя. Что ж, может, и уговорим Пелопа уехать вместе с нами.
– Конечно, уговорим. Зевсом клянусь! – горячо заверил Филлион.
Экипаж свернул с накатанного тракта и покатил по просёлочной дороге. Перед холмом Тилон велел вознице остановиться.
– Дальше пойдём пешком. Жди нас здесь, – велел Тилон вознице.
Когда они перевалили холм, в воздухе запахло гарью. Вскоре послышался шум потока, бегущего по дну оврага. Молодые люди перешли по стволу, переброшенному через ручей, и поднялись наверх. Тилон шёл впереди, все ускоряя шаг. Он совсем позабыл о боли в ушибленной ноге. Остановился, протёр глаза… Знакомой ограды не было. Не было ни дома, ни беседки, обвитой диким виноградом и плющом. Место, где обитали Пелоп с дочерью, представляло собой пепелище. Видно, беда случилась совсем недавно – в воздухе ещё носились хлопья жирной сажи. Быть может, огонь вспыхнул в тот самый момент, когда он после фантастического прыжка упивался своим триумфом… Вместо того чтобы поспешить своим друзьям на помощь. Нет, не нужно было уезжать отсюда. Будь они прокляты, состязания и все на свете прыжки!
На пожарище Тилон и Филлион обнаружили отпечатки множества ног. Они тщательно исследовали весь участок, но обнаружили только несколько изувеченных до неузнаваемости приборов, с помощью которых Пелоп тренировал своего юного друга, будущего победителя Олимпиады. Каких-либо следов Пелопа и Гидоны они не нашли. Исчез и пёс – из собачьей будки торчал лишь обрывок цепи. Что-то блеснуло под последним лучом заходящего солнца. Тилон с усилием, превозмогая боль в ноге, нагнулся, подобрал помятый транспортир, с помощью которого Пелоп замерял угол прыжка – кажется, вчера это было. Тилон стёр со стрелки пыль, кое-как распрямил её и спрятал прибор.
– Найти бы, кто это сделал, – сказал он. – Кто убил их.
– Я думаю, они живы, – сказал Филлион, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Мы найдём их!
Лишь когда солнце опустилось за вершину холма, они двинулись в обратный путь. Бойко стрекотали цикады, словно стремились рассказать Тилону о случившемся. Рядом с прихрамывающим Тилоном, поддерживая его, шагал Филлион, и за обоими тянулись огромные вечерние тени.
– Постоим немного, – сказал Тилон и сошёл с дороги на обочину. Тени от деревьев и кустарника, вытягиваясь, слились в одно серое полотнище. Свежее морское дыхание доносило сюда запах йода, гниющих водорослей.
А может, все это приснилось ему: и далёкая родина – Спарта, и безжалостный ирен, и олимпийский триумф, и тоненькая молчаливая девушка, и её отец?
Тилон уронил тяжёлый свёрток и долго стоял, глядя в небо, на котором начали проступать первые звезды.