Владимир Михановский
Эстафета
Поверхность Эльдары – планеты, затерявшейся в центре Галактики, – была резко пересечённой, гористой. Ущелья и пропасти пересекали её во всех направлениях: с юга на север, с востока на запад. Быть может, именно по этой причине главным способом передвижения для существ, населяющих Эльдару, издревле стали прыжки. Попади сюда люди, они назвали бы Эльдару, вероятнее всего, планетой кузнечиков. Но людям до космических перелётов было ещё очень и очень далеко. Жесткокрылые эльдаряне, отталкиваясь от почвы мощными задними конечностями, прыгали на расстояния, огромные по сравнению с их собственным телом. Эволюция не подарила этим существам крыльев, пригодных для полётов. Эльдаряне могли лишь, раскрывая их в прыжке, регулировать его направление.
Гармонично сложенные, стремительные эльдаряне каждую минуту, свободную от дел, отдавали любимой утехе – прыжкам. Каждую луну устраивались состязания в прыжках на дальность, и победитель удостаивался высших почестей. Поселение, в котором он жил, полностью освобождалось от налогов, а статуя прыгуна, вытесанная из горного камня лучшими мастерами, устанавливалась на главной площади селения.
После того как эльдаряне открыли принцип реактивного движения, они приступили к освоению окрестного пространства. Их цивилизация быстро набирала силу, космические корабли становились все более совершенными.
Однако по своей планете они передвигались, как и тысячи лун назад, самостоятельно, без помощи самодвижущихся экипажей и других технических приспособлений. Среди многоярусных куполообразных зданий, среди замысловатых строений, окутанных паутиной антенн, эльдаряне по-прежнему перемещались с помощью огромных и точных прыжков.
Жизнь на Эльдаре шла своим чередом. Строились новые жилища, все более высокие и совершенные, возделывались поля крохотные клочки среди скал, стартовали в пространство корабли.
Эльдаряне, однако, понимали, что в центре цивилизации должны находиться они сами, а не машины, не корабли, не технические новшества. Потому и старались они пребывать в нерасторжимом единстве с природой. Стартовые площадки для космических кораблей были вынесены далеко за пределы атмосферы, чтобы не загрязнять её выхлопными газами. Там же, на спутниках, располагались фабрики и заводы.
Нужно ли удивляться тому, что главным способом передвижения эльдарян по родной планете по-прежнему оставались прыжки?
Как всегда, каждую луну устраивались состязания на дальность прыжка, но с течением времени рекордов в этой области становилось все меньше. Наступил момент, когда они и вовсе иссякли.
Эльдарские учёные пришли к выводу, что дальше определённого предела, который уже достигнут, никто, как ни старайся, прыгнуть не сумеет. Для каждого живого существа, рассуждали они, существуют некие определённые рамки, поставленные самой природой.
Но тут во время одного из состязаний произошло событие, которое опрокинуло все их расчёты и теории. Дата этого события вошла в историю Эльдары, как одна из величайших вех…
Да, в жизни планеты это было событие, равное по значению, как считали сами эльдаряне, созданию первого космического корабля.
Во время очередного ежелунного состязания один из эльдарян, доселе безвестный, сумел прыгнуть на расстояние, более чем вдвое превышающее самый последний рекорд дальности!
Счастливый прыгун сразу же стал самым знаменитым среди всех эльдарян на планете. Для своего прыжка ему удалось придумать способ, которому он тут же и обучил всех остальных. Изобретённый им метод прыжка был прост, как и все гениальное. И научиться прыгать вдвое дальше, чем обычно, мог любой – от малыша, который только осваивает под присмотром мамаши первые прыжки, до глубокого старца, доживающего последнюю луну.
Прыгун-изобретатель был увенчан почётным венком и навсегда вошёл в историю планеты.
Его именем эльдаряне решили назвать самый большой космический корабль, который только что был заложен на дальних стапелях. На этом корабле предполагалось совершить путешествие к окраине Галактики.
Так далеко эльдаряне ещё не залетали. Имя корабля и должно было символизировать смелый прыжок в ещё не изведанные глубины космоса.
Подготовка к сверхдальней экспедиции шла успешно. Эльдаряне замыслили добраться до Жёлтой звезды, расположенной на окраине их Галактики. Учёным планеты удалось определить, что температура поверхности звезды составляет пять тысяч градусов. Предполагалось, что Жёлтая звезда имеет планетную систему, которая и заинтересовала эльдарских учёных.
Наконец корабль был собран на монтажной площадке, обращающейся вокруг Эльдары.
Наступил день старта.
Возбуждённые толпы эльдарян глазели на небо., на узкое тело остроносого серебристого корабля. В оптических приборах местные жители не нуждались – их фасеточное зрение было достаточно острым.
Когда стемнело и зажглись первые звезды, высоко в небе вспыхнуло новое продолговатое светило. Из хвоста его вырывался ослепительный шлейф. Немного помедлив, новая звёздочка двинулась в путь, наращивая скорость, и вскоре утонула в пучинах пространства.
Достигнет ли корабль цели? Что встретит его в пути? Возвратится ли он на Эльдару? Не было на планете провидца, который сумел бы ответить на эти вопросы,
Откуда было знать эльдарянам, что тех, кто отправился в полет, включая и капитана, знаменитого прыгуна, чьим именем – неслыханная честь! – назван корабль, – что всех их без исключения ждёт высокая судьба?…
…Это была необычная ночь.
Пелопоннесские пастухи, выпасавшие стадо на высокогорном плато, увидели в небе звезду, которая внезапно вспыхнула, словно появившись из небытия, и начала быстро приближаться к земле.
Пастухи расположились вокруг жарко пылавшего костра ночью в горах бывает прохладно. Кто-то пустил по кругу козий мех с вином, фалернское развязало языки, послышались шутки, смех.
Поодаль лежали овчарки и не мигая глядели на языки пламени.
Тут-то и заметил кто-то, глянув ввысь, крохотное солнце, вынырнувшее из небесных глубин.
– Чья-то душа неприкаянная мается, – вздохнул старым пастух.
– А может, это Гелиос на колеснице? – добавил кто-то.
Невежду подняли на смех. Кто же не знает, что Гелиос-Солнце мчится по небу только днём, отчего и бывает светло!
Самый юный пастух, который пристальнее всех всматривался в небо, сказал:
– Звезда летит к земле так быстро, как олимпийский чемпион!..
– У тебя, Пелоп, только одно на уме, – строго оборвал его старый пастух. – Только бег да прыжки, да рекорды. Возьми лучше посох, кликни псов да проверь стадо, как бы козы не разбрелись.
Юноша резво вскочил, словно лист, поднятый порывом ветра. Остальные против воли залюбовались тонким широкоплечим Пелопом.
– Клянусь Зевсом, Пелоп станет великим атлетом. Вся Греция будет им гордиться, – сказал негромко старый пастух, глядя вослед бегущему юноше.
Корабль эльдарян финишировал удачно. Пролетев в опасной близости от огромного горного пика, он мягко приземлился в ущелье. Взяв предварительные пробы атмосферы и убедившись, что она не ядовита, эльдаряне высыпали из люков на землю. От радости, что долгий перелёт остался позади, что под ногами наконец твёрдая почва, они совершили огромные прыжки, которым научил их капитан. А капитан, плотно прижав зелёные надкрылья, медленно прохаживался вокруг корабля, напряжённо изучая обстановку. Ведь он отвечал за целость и сохранность экипажа и корабля, за то, чтобы все они, исследовав планету, возвратились домой, на далёкую Эльдару…
Внимание капитана привлёк пронзительный стрекот какого-то существа. Сделав несколько ловких прицельных прыжков, капитан поймал его. Это была цикада, по размерам почти равная ему. Убедившись, что существо не обладает признаками разума, эльдарянин отпустил его.
Капитан заглянул за выступ горы. Глубоко внизу, на наклонном плато, он увидел пылающую неровно точку. Это был костёр, вокруг которого грелись пастухи.
Короткой телепатемой капитан подозвал к себе остальных. Эльдаряне, обладающие отличным зрением, долго наблюдали сверху за неуклюжими и беспечными двуногими созданиями, которые попеременно пили какую-то жидкость из бесформенного сосуда и веселились.
– Они умеют поддерживать огонь. Следовательно, они не лишены разума, – сделал вывод капитан.
Пользуясь густой травой, эльдаряне незаметно приблизились к костру. Какое-то время прислушивались к звукам разной высоты, которыми обменивались пастухи. затем капитан сказал:
– Возвращаемся на место высадки. Замаскируем корабль, и все отдыхаем. Завтра приступим к делу.
Команды капитана никто из людей, конечно, не услыхал, поскольку она отдана была телепатемой.
Эльдаряне быстро освоились на новой планете. Прыгая как кузнечики, они расселились по всей территории Южной Греции. Тщательно замаскированный корабль, спрятанный в ущелье, служил им базой.
Прошло несколько земных лет. Эльдаряне накопили достаточно информации о планете и подумывали о том, чтобы двинуться в обратный путь.
Однажды, капитан возвращался с морского побережья в горы. Вечерело, и по земле протянулись долгие косые тени. Он двигался не по просёлочной дороге, а параллельно ей, чтобы не попасть невзначай под копыто осла или сандалию крестьянина. В траве без умолку стрекотали цикады, к которым эльдаряне давно уже успели привыкнуть. «На Эльдаре нам будет недоставать этих существ, столь похожих на нас», – подумал капитан, делая очередной прыжок – свой знаменитый прыжок с грузом. Когда он приземлился, ему почудилось, что почва под ногами дрогнула. Издали, из той стороны, где располагались горы, донёсся еле слышный низкий гул. «Кое-что в природе этой планеты ещё не понято», – отметил в памяти капитан, не прерывая движения.
Видимо, что-то случилось. Двуногие, чем-то обеспокоенные. быстрее обычного двигались по дороге. Часть из них перемещалась на животных, но большинство – пешком. «Насколько эффективнее было бы, если б они умели перемещаться прыжками, как мы», – подумал эльдарянин.
Капитан прыжками двигался в горы. Вот и знакомое ущелье. Капитан сделал ещё прыжок и замер: перед ним лежал корабль, разбитый и сплющенный каменной лавиной. Её вызвало небольшое землетрясение, обычное для Южной Греции. Капитану понадобилось немного времени, чтобы убедиться, что починить корабль не представляется никакой возможности.
Эльдаряне обречены были жить и умереть на этой планете.
После гибели корабля дела эльдарян пошли неважно. Эльдаряне мёрли один за другим.
Наступил день, когда капитан остался один. Ослабевший, вялый, он еле перемещался, и прыжки его становились все короче.
«Неужели тайна сверхдальнего прыжка умрёт вместе с ним, думал капитан? – Неуклюжие двуногие, населяющие эту планету, – неужели они до скончания века обречены перемещаться, переставляя конечности?» Правда, один раз капитан наблюдал, как молодой пастух по имени Пелоп, думая, что его никто не видит, прыгал в длину на поляне. Результаты были довольно приличны для его роста и веса, но, боже, как безграмотно, как неумело он прыгал! И конечно, главного секрета дальнего прыжка он we знал.
Мысль, поначалу неясная, созрела в уме капитана. Теперь он знал, что нужно делать. Оставалось только дождаться вечера.
…Пастухи, как обычно, собрались на вечернюю трапезу у костра. Разговор зашёл о недавнем землетрясении: хорошо, что оно случилось в горах, Плутон был милостив, и окрестные селения не пострадали, хотя страху натерпелись предостаточно.
– Смотрите, цикада к костру подошла! – воскликнул старый пастух, посмотрев в сторону.
– Совсем огня не боится.
– Замёрзла!
Кто-то потянулся, чтобы раздавить странного кузнечика.
– Не трогай! – толкнул его старый пастух. – Не ты дал цикаде жизнь, не ты эту жизнь и отнимешь.
Пелоп, полулёжа у жарко пылавшего костра, смотрел, как и все, на необычно большую цикаду, безбоязненно подошедшую к огню. Внезапно он почувствовал, что мысли его начали мешаться. Словно некто посторонний, бесконечно чужой, проник ему в голову и пытается что-то внушить. В голове вспыхивали странные картины никогда не виданного многокрасочного мира. Это было так удивительно, что Пелоп не заметил, как кузнечик исчез.
…Осуществляя свой последний замысел, отважный эльдарянин подошёл как можно ближе к костру, вокруг которого расположились двуногие. Он чувствовал, что силы его на исходе, и хотел, чтобы телепатемы, адресованные Пелопу, не рассеялись в пространстве, достигли адресата. В эти мгновения капитан не думал, что рискует собственной жизнью. Когда жар костра стал нестерпимым, эльдарянин спрятался за валун, расположенный рядом с костром, и продолжал настойчиво воздействовать на мозг молодого пастуха.
– Что с тобой, Пелоп? – спросил старый пастух. – Голова болит?
– Ничего, – ответил Пелоп, с трудом ворочая непослушными губами.
– Может, на, солнце перегрелся? Ты бледен как смерть.
– Устал немного, – сказал Пелоп. В эту минуту он хотел только одного: чтобы никто не мешал ему.
… Горы, горы, горы… Пелоп один, а вокруг него горы, перемежаемые пропастями. Ходить тут немыслимо, летать он не умеет. Остаётся лишь одно – прыгать с вершины на вершину. Именно это и заставляет его делать чья-то посторонняя воля. Каждый прыжок у Пелопа оказывается удачнее предыдущего. Оказывается, прыжки – это целая наука, тонкая и сложная. И он постигает её!
Неожиданно перед Пелопом разверзлась пропасть. Он оказался на небольшом плато, со всех сторон окружённом пустотой. Чтобы спастись, нужно перепрыгнуть пропасть.
Странное состояние Пелопа продолжалось. Он вроде сидел у костра в окружении пастухов и в то же время находился за тридевять земель от них, в непонятном царстве пропастей и скал.
Очутившись на плато, маленькой площадке, со всех сторон окружённой пустотой, Пелоп в первое мгновенье растерялся. Выбраться отсюда невозможно. Прыгать? Но в лучшем случае он долетит только до середины и рухнет вниз, на острые пики, поблёскивающие внизу сквозь туман.
Эльдарянин напрягся из последних сил, стараясь, чтобы телепатемы получались как можно чётче.
Пелоп застонал, словно в мозг его впилась раскалённая игла. Мысль, невозможная, вдруг вспыхнувшая в уме, мучила его.
– Выпей фалернского, – сказал кто-то, протягивая Пелопу козий мех с вином.
– Лучше молока выпей, – сказал старый пастух Пелопу.
Холодное козье молоко на миг возвратило Пелопа на землю. Он услышал оживлённые разговоры о давешнем землетрясении, о предстоящей олимпиаде, о видах на урожай. Но тут же оживлённые лица пастухов как бы потускнели, подёрнулись пеленой, костёр исчез, и он снова очутился на каменистой площадке.
Прыгать? Прыгать, взяв в обе руки груз?! Но ведь он будет тяжелее?… Однако внутренний голос убеждал его, что другого выхода нет.
Пелоп сделал несколько шагов, нагнулся, подобрал с земли два каменных обломка. Нет, эти слишком тяжелы. Эти? Слишком легки. А вот эти, пожалуй, в самый раз.
Зажав что есть силы камни в руках, Пелоп попятился от пропасти, чтобы выиграть пространство для разгона. Разбежался и прыгнул, выбросив руки с грузом вперёд. Он летел, делая волнообразные движения, а в середине траектории отбросил прочь камни и в тот же миг высоко вознёсся над пропастью… Перелетел её и очутился там, на другом краю.
ИРЕН
Стоял ничем не замутнённый солнечный день, обычный для Спарты, когда во двор их дома вошёл незнакомый человек. Тилон в это время, наскоро перекусив куском козьего сыра и лепёшкой, резвился в углу двора, в тени невысокой обветшавшей ограды. Мальчик был занят обычным для себя делом: отчертив прутом дорожку для разбега, он старался, разогнавшись, прыгнуть как можно дальше, так, как это делают настоящие атлеты.
Молодой незнакомец, скользнув по нему неласковым взглядом, принялся неспешно подниматься на крыльцо. Сердце мальчика внезапно сжалось от дурного предчувствия.
Из дверей выбежала мать, заметившая гостя в окно.
– Заходи, ирен! Жаркий день сегодня, а в комнатах прохладно, – начала она, жестом приглашая пришельца в комнаты.
– Времени мало, – оборвал её гость. – Я пришёл сказать тебе, что подошёл его срок, – кивнул он в сторону Тилона.
Мальчик оставил прыжки и подошёл поближе.
– Неужели срок подошёл?… – пробормотала мать, и Тилон с удивлением отметил про себя, что голос её слегка дрожит.
Гость в задумчивости побарабанил пальцами по глыбе желтоватого мрамора, лежавшей слева от входа. Отец Тилона собирался вытесать из неё несколько межевых столбов.
Мать смотрела на гостя умоляющими глазами.
– Что ж, – произнёс пришелец, словно приняв какое-то решение, и резко повернулся к матери. – Если ты настаиваешь на том, что мы ошиблись, и…
– Но ты посмотри, ирен, – перебила мать и указала на Тилона. – Ведь он совсем ребёнок, даром что так подрос. И он тяжело болел прошлым летом, мы ведь сказали об этом совету старейшин…
– Не лей пустопорожние разговоры, особенно с женщинами, бросил незнакомец.
Тилон начал уже догадываться, зачем тот пожаловал к ним.
– Что ж, если тебя, женщина, не устраивают законы Спарты… – Не докончив фразы, гость безжалостно точным щелчком сшиб со своего рукава зеленокрылого кузнечика.
Мать потупилась.
– Полно тебе, ирен, – пробормотала она. – Можешь забирать его.
– Что значит – можешь забирать? – возвысил голос гость. Ты что, одолжение Спарте делаешь?
Мать промолчала.
– Или ты считаешь, что я с арифметикой незнаком? – про– должал, распаляясь, пришелец. – Конечно, я не Пифагор и не Евклид, но до семи сосчитать умею. А спартанцу больше и не нужно. Между прочим, в совете записаны даты рождения всех граждан, которые…
– Ты считаешь как надо, ирен, – примирительно промолвила мать. – Все сходится. Если кто и ошибся, так это я.
– Это другое дело.
– Зайди, ирен, в дом, выпей холодного молока, – предложила мать. – Или вина.
– Некогда мне. Нужно успеть до захода солнца обойти ещё с полтора десятка домов, таких же, как твой… И если в каждом придётся мне вести пустые разговоры… Тебя как зовут? – неожиданно обратился гость к Тилону.
Мальчик промолчал, только сильнее сжал ивовый прут, которым расчерчивал дорожку для прыжков.
– Его зовут Тилон, – сказала мать.
– Тилон, – повторил тот, кого мать называла странным словом «ирен». – Ишь какой зверёныш! Ну, ничего, я научу тебя почтительности к старшим.
– Он ещё слаб после болезни… – сказала мать.
– Вот мы и сделаем его сильным. Сильным и отважным, как лев, – с важностью произнёс ирен, видимо, чужую фразу. – Готовь его в дорогу. Завтра на рассвете я приду за ним.
– Я испеку свежих лепёшек…
– С собой можешь дать ему только одну.
– А козью шкуру можно дать ему в дорогу?
– Нет. Тилон все получит на месте. – С этими словами незнакомец удалился.
Когда калитка за иреном захлопнулась, Тилон вихрем взлетел по каменным ступеням и прижался к матери.
– Вот и кончилось твоё детство, сынок, – грустно произнесла она, погладив мальчика по жёстким курчавым волосам, почти не знавшим гребня.
Эту ночь, последнюю ночь в родительском доме, Тилон спал плохо. Сон всё время рвался, словно худой мешок. А когда удавалось забыться, перед глазами проплывали бесформенные клубящиеся химеры – одна страшнее другой.
Под утро Тилона свалил тревожный сон. Его разбудил пронзительный звук трещотки, раздавшийся под самым окном. Мальчик с трудом оторвал от свалявшейся шкуры тяжёлую после сна голову. Первое, что поразило Тилона, был отец. Он стоял на коленях близ ложа. Острые, как у рыси, глаза мальчика разобрали, что губы у отца трясутся.
– Прощай, сынок, – негромко проговорил отец и поцеловал мальчика. Оглянувшись на мать, которая возилась близ двери с тяжёлым козьим мехом, он еле слышно добавил: – Храни тебя все олимпийские небожители. Один Зевс ведает, свидимся ли когда-нибудь…
– Эй, пошевеливайтесь! – донёсся с улицы нетерпеливый крик.
Тилон узнал голос вчерашнего гостя.
– Мы готовы, ирен! – крикнула мать, которая справилась наконец с мехом.
Отец сказал:
– Ступай, сынок.
Тилон выбежал со двора. Близ их дома стояло больше десятка мальчишек примерно его возраста. Стоя кучкой, они не без робости поглядывали на ирена, вооружённого палкой. «Словно пастух со стадом», – мелькнуло у Тилона.
Выйдя из калитки, мальчик замешкался. Холодный утренний воздух, напоённый запахами трав, переполнял лёгкие, остывшие за ночь камни обжигали холодом босые ноги – Тилон от волнения позабыл обуться.
Следом за мальчиком вышла мать. В одной руке она держала битком набитый козий мех, в другой – сандалии Тилона.
– Доброе утро, – сказала мать.
– Плох тот птенец, которого слишком опекают, – в ответ протянул насмешливо ирен. – Ступай к нам, Тилон, – протянул он руку мальчику, и тот нерешительно шагнул в сторону мальчиков.
В этот момент мать уронила мех, тот развязался, и на землю выкатились три-четыре лепёшки.
– Хлеб… На дорогу… – пролепетала мать в растерянности, глядя на ирена. – Ведь путь у вас неблизкий и нелёгкий, я думаю…
Ирен не спеша подошёл к матери.
– Плохо ты выучила законы Спарты, женщина, – процедил он. Затем взял у неё из рук сандалии и быстрым движением перебросил их через забор – сначала одну, затем другую.
– Мальчик бос, – сказала мать.
– А чем он лучше других, твой сын? – кивнул ирен в сторону кучки мальчишек. Только теперь Тилон увидел, что все они были босыми.
Глаза матери засверкали. Казалось, ещё мгновение – и она вцепится в ирена.
– А теперь забирай хлеб и ступай в дом, – сказал ирен и приподнял посох. – И радуйся: отныне твой сын будет есть хлеб государственный!
Глаза матери погасли. Плечи сгорбились, будто на них навалилась непосильная тяжесть. Отец так и не вышел проводить его. Возможно, боялся проявить слабость, постыдную для свободного гражданина Спарты.
Ирен легонько толкнул Тилона в затылок, и мальчик очутился среди сверстников.
– Двинулись! – сказал ирен, хлопнув в ладоши, и кучка детей, разбившись попарно, двинулась вдоль улицы.
До самого поворота Тилон оглядывался, но отчётливо разглядеть мать ему мешали слезы, застилавшие глаза. Он только видел её тонкую фигуру, стоявшую у ворот неподвижно, словно изваяние из паросского мрамора, которое возвышается на главной городской площади.
Маленькая группа вскоре миновала селение и вышла на открытую дорогу. Ирен шагал быстро, мальчики за ним еле поспевали. Руководитель группы шёл, беспечно насвистывая и опираясь на длинную, в полтора его роста, суковатую палку, вырезанную из молодого орешника.
Вскоре после того, как они вышли из селения, Тилон немного освоился. Кровь разогрелась от быстрой ходьбы, озноб пропал. Идти босиком было даже приятно: прохладная бархатная пыль слегка холодила ноги.
Рядом с Тилоном в паре шагал худой остролицый мальчик. Тилон незаметно толкнул локтем соседа. Тот ответил.
– Как ты думаешь, а сколько ему лет? – тихонько спросил Тилон.
– Кому? – не понял остролицый.
– Ирену, старшему нашему, – чуть погромче пояснил Тилон.
Остролицый несколько мгновений смотрел на широкую спину и мерно, в такт шагам пошевеливающиеся лопатки ирена, который шагал во главе маленького отряда. Лёгкий рассветный ветерок перебирал иссиня-чёрные непокорные кудри ирена, схваченные узким кожаным ремешком.
– Думаю, ему лет двадцать, – шепнул наконец остролицый.
– Пожалуй, – громко согласился Тилон. – И я думаю, что нашему ирену не больше двадцати.
– Тише, – прошептал остролицый. На них испуганно оглядывались: ведь перед тем как двинуться в путь, ирен настрого приказал соблюдать молчание и «военную дисциплину», как он выразился. Тогда же он пояснил, что «ирен» означает «начальник группы» и все они должны ему беспрекословно подчиняться.
– А чего бояться? – громко сказал Тилон.
Он шёл в самом конце колонны, и ирен, по-видимому, не слышал этих слов. Ведь утро уже властно вступало в свои права, и обычный лёгкий шум и суматоха, характерные для лучезарного начала летнего дня, могли заглушить слова Тилона: в кустах возились и на все лады распевали пичужки, стрекотали цикады, откуда-то из полей доносилась протяжная жалоба осла.
Так или иначе, ирен продолжал шагать, не оглядываясь. Это придало Тилону смелости.
– Нашему ирену только двадцать лет, а он шагает с палкой, как древний дед! – выкрикнул в рифму Тилон и первый громко засмеялся.
Ирен внезапно остановился и резко обернулся. Колонна, ребят замерла, и потревоженная пыль принялась медленно оседать на просёлочную дорогу. Испуганные мальчики инстинктивно сбились в кучу, словно овцы перед грозой.
Ирен опёрся на палку.
– Кто это крикнул? – спросил он.
Мальчики молчали.
– Кто первый крикнул? – повторил вопрос ирен и медленно прошёлся вдоль рядов, вглядываясь в лица. Встречая его взгляд, мальчики опускали глаза.
– Значит, один трус среди вас уже имеется, – голосом, не предвещавшим ничего доброго, произнёс Ирен. – Нечего сказать, хорошо начинает свой путь новая агела! Ладно, посмотрим, каковы остальные. Пусть тот, кто заметил крикнувшего, укажет его.
Ирен выждал ещё несколько минут. Мальчики по-прежнему молчали.
– И это называется агела?! – воскликнул ирен. – Да вы знаете, что такое агела?