– Величайшее чудо в мире – это жизнь, – убежденно произнесла Зарика. – А главный человек – биолог.
– Ошибаешься: изобретатель.
– Ну, с этим мы еще поспорим!
Машина, послушная программе, пошла на снижение.
– Под нами плантации трабо, – сказал Борца.
Зарика присмотрелась. Кое-где можно было заметить оранжевые точки – плоды трабо.
– Трудно было привить трабо на Земле? – спросила Зарика.
– Долго не удавалось, – ответил Борца, – лет сто. Между прочим, именно в этих краях некогда произошло открытие, которое может тебя заинтересовать как биолога. С Венеры шла ракета-автомат с грузом трабо. По пути она попала в метеоритный поток и повредила свою систему управления. Над Австралией система отказала. Представь себе девятисоттонную громаду, которая каждую секунду может увеличить угол атаки и врезаться в землю. Дело, правда, обошлось благополучно. Выпустили перехватчик. Он пытался в воздухе поправить дело, но это оказалось невозможным.
– Корабль подорвали?
– Нет, просто разрезали на куски лазером, – сказал Борца. – А груз потом собрали. Часть трабо просыпалась над заповедником, который примыкает к космодрому. Через два года заметили, что на одном из участков заповедника количество зверья сильно возросло. Пошел туда лесничий. Видит
– ложбинка, а в ней настоящее столпотворение. Теснятся там животные, позабыв про свои обычные распри. Подходит он ближе, видит – низкорослый куст, синеватые листья, а на ветках висят странные оранжевые плоды. Животные их нюхают и лижут. Кенгуру для этого нагибается, полевая мышь – встает на задние лапы… Долго стоял лесничий, до самого вечера. Когда стемнело, плоды трабо – а это были они – начали светиться. В общем, оказалось, что один из множества затерявшихся плодов не погиб, а пророс и дал начало новому, земному трабо.
– Почему же он пророс? – с любопытством спросила Зарика. Рассказ Борцы заинтересовал ее.
– Этот вопрос долго обсуждался, – сказал Борца. – В конце концов биологи пришли к выводу, что причина – в лазерном облучении. Когда перехватчик разрезал грузовую ракету, тысячи и тысячи плодов трабо получили облучение в разных дозах, и только для одного-единственного из них доза оказалась благотворной, увеличив его жизнестойкость.
– Ну, а поведение животных?
– Кто его знает? – пожал плечами Борца. – Любят они трабо, и все. Разве любовь можно объяснить? Разве это необходимо?
– И что, животные до сих пор ходят к плодам трабо? – спросила Зарика.
– Регулярно, как туристы в Музей космонавтики.
– Я должна посмотреть все это, – сказала решительно Зарика. – Увидеть, как растет земное трабо, потрогать его плоды…
– И надкусить?
– И надкусить, – подтвердила Зарика.
– Вот и определился маршрут нашей лыжной вылазки, – сказал Борца.
Приземлившись, Зарика и Борца направились к дому, полузанесенному снегом. Вчерашний обильный снегопад постарался вовсю. То Зарика, то Борца по пояс проваливались в сугробы, поскольку Зарике вздумалось идти к дому не по аллее, а напрямую. Издали дом напоминал неподвижную полупрозрачную медузу.
– У нас в «Сигме» тоже был дом, стены которого меняли прозрачность, – сказала Зарика.
– Опять! – воскликнул Борца, воздев руки.
– Что – опять? – не поняла Зарика.
– Опять мы предаемся воспоминаниям!
Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
Взойдя на крыльцо, счистили снег, затем Зарика пошла бродить по комнатам первого этажа, а Борца занялся чаем – эту важную работу он никогда не передоверял робу.
– Отдых? – спросил Борца после чаепития.
– Лыжи, – сказала Зарика.
Они вышли. Борца помог Зарике застегнуть крепления.
– Делай, как я, – сказал он. – Спешить не надо.
Поначалу дело шло туго. Зарика, пытаясь вырваться вперед, часто падала, но постепенно она освоилась, так что Борца в конце концов был вынужден признать, что Зарика – способная ученица.
Мохнатый белый зверек вырвался из-под самых лыж девушки и крупными скачками умчался прочь.
– Эгей, косой! – крикнул Борца.
Снег под лыжами оседал, и идти было нелегко. Они вошли в рощу.
Зарика воткнула палки в снег.
– В воздухе пахнет весной, – сказала она. – Подумай, как время бежит.
– Время… А мы могли и не встретиться во времени, – сказал Борца. – Даже подумать страшно. Избери «Альберт» другой режим полета, другую скорость – и между нами пролегли бы десятилетия.
Зарика прислонилась к сосне.
– Постигнут ли когда-нибудь люди время? – вздохнула она.
– Люди оседлают время, – сказал Борца. – Они смогут плыть куда угодно по реке времени.
– Как это ты представляешь себе – плыть куда угодно по реке времени? – спросила Зарика.
– Не знаю, – признался Борца. – А разве могли себе, скажем, раньше представить, что такое электрон? Его мыслили то твердым шариком, то волной, то еще чем-нибудь. А теперь известно, что электрон ни то, ни другое, ни третье. Так, наверно, и со временем будет.
Побывав на плантации трабо, полюбовавшись паломничеством зверья к оранжевым плодам, они вернулись домой.
Внутри дом был более просторным, чем можно было судить по его внешнему виду.
– Так вот где ты проводишь свободное время, – сказала Зарика. – А где твоя лаборатория?
– Внизу.
Они отдохнули после лыж, и вечером Борца повел Зарику показывать свои сокровища. Спустившись по винтовой лестнице, они попали в узкий коридор. В него выходило несколько дверей. Лампочек не было – светились сами стены. К такому способу освещения Зарика уже успела привыкнуть.
– Многое из того, что ты сейчас увидишь, – обычное дело с точки зрения нынешних физиков, – предупредил Борца, останавливаясь. С этими словами он толкнул дальнюю дверь, в которую упирался коридор.
Посреди комнаты свободно висел ничем не поддерживаемый прозрачный шар, в центре которого пылала раскаленная точка. Она была настолько ярка, что Зарика невольно зажмурилась и сразу же отвела глаза.
Кроме шара, в комнате ничего не было.
Борца вынул из кармана две пары очков и одну из них протянул Зарике.
– У Бузивса были такие, – сказала Зарика.
– Не совсем. А ты надень их, – предложил Борца.
Когда Зарика надела очки, все вокруг преобразилось. Бетонные стены перестали быть непроницаемыми. Там, в их глубине – или за ними? – угадывались бесформенные облака разных тонов. Одни уплывали вдаль, другие двигались в сторону Зарики, третьи медленно вращались на месте, подобные галактическим туманностям.
– Что это? – только и сказала Зарика. – Это… далеко?
– Нет, – улыбнулся Борца. – Гораздо ближе, чем ты думаешь. Облачка, которые ты видишь, – это силовые поля атомов, образующих стены комнаты.
Зарика сняла очки.
– Значит, эти туманности движутся внутри стен? – спросила она.
– Конечно.
– Разве можно увидеть магнитное или электрическое поле? – удивилась Зарика.
– А почему бы и нет? Поле так же материально, как и частица, – ответил Борца.
Зарика обвела взглядом стены.
– А теперь надень очки и посмотри на шар, – предложил Борца.
Переведя взгляд на шар, Зарика едва не вскрикнула. В глубине его пульсировали какие-то разноцветные жилки, перебегали огоньки, вспыхивали и гасли искры. И в середине по-прежнему пылало маленькое солнце. Из него толчками изливалась ярко-алая струя, разбивавшаяся затем по спутанной системе капилляров.
– Словно сердце, – прошептала Зарика, не в силах отвести взгляда от пульсирующего шара.
– А это и есть сердце, – ответил Борца. – Сердце машины синтеза.
– Почему шар не падает?
– Его удерживает магнитное поле.
– Знаю, – кивнула Зарика. – На «Альберте» в таких магнитных ловушках содержались брикеты антивещества, чтобы они не вошли в соприкосновение с обычным веществом. А где же сама машина синтеза, о которой ты столько говорил?
– Сейчас покажу, – сказал Борца.
Они вошли в большую, почти темную комнату. Зарика остановилась у порога.
– Ничего, глаза сейчас привыкнут, – произнес Борца.
Из мглы стали проступать контуры чего-то огромного, высящегося посреди комнаты. Зарике показалось, будто невидимая птица слегка коснулась крылом ее лица. Инстинктивно она сделала шаг назад. Установка источала ветер. Или, может быть, таково было действие силового поля?
Глаза Зарики постепенно привыкли к слабому свету, струившемуся неизвестно откуда.
– Как она работает? – прошептала Зарика, протянув руку в сторону машины.
– Увы, пока она не работает, – вздохнул Борца. – И не знаю, будет ли.
– А как должна работать?
– Я же объяснял тебе, – сказал Борца. – Что нужно, чтобы собрать какую-нибудь машину? Прежде всего – чертеж. Затем – необходимые материалы. Человек вырезает, выплавляет, вытачивает на станке нужные детали, затем собирает их, пригоняет друг к другу – и машина готова. А я подумал: почему не посмотреть на вещи шире? Ведь любая машина – это не что иное, как разные количества разного материала, соответственно обработанного, и эти материалы распределены в пространстве так, как этого требует рабочий чертеж. Ну, а любое вещество – это сгусток соответствующих атомов и молекул, не так ли? Потом мне пришло в голову: а почему бы не распределять в пространстве эти атомы и молекулы с помощью силовых полей? И вот перед тобой воплощение моей идеи. Все вроде на месте, механизм ясен, только вот как запустить его, ума не приложу, – закончил Борца.
– Что ты хочешь получить в своей машине синтеза? – спросила Зарика.
– О, для начала хоть бы какой-нибудь пустячок, – сказал Борца. – Я пробовал с помощью силового поля получить из кусочка серебра вилку – ничего не вышло. Пытался собрать из молекул алюминия крохотный подъемный механизм – с тем же успехом. Я проводил тысячи опытов, без устали менял поля, варьировал рабочие вещества, но до сих пор не добился никаких результатов. Перед тобой типичный изобретатель-неудачник, – с горечью заключил Борца.
– Но я знаю, что ты изобретал и другие вещи, и они тебе удавались, – сказала Зарика.
Борца покачал головой.
– Все прочее, что я делал, связано с машиной синтеза, все ей посвящено,
– сказал он. – И логические цепи, и ячейки памяти… Но что в них толку, если машина синтеза все же не работает.
– А сейчас какое там рабочее вещество? – спросила Зарика, кивнув в сторону установки.
– Я задумал одну хитрую штуку. – Борца понизил голос. – В качестве рабочего вещества решил попробовать органические соединения, распыленные на молекулы. Главная составная часть этой смеси, которая находится в контейнере, – табак…
Зарика бросила на Борцу быстрый взгляд.
– Да, тот самый, – подтвердил Борца. – Не бойся, эти стенки ничего не пропускают.
Девушка присмотрелась к однородной зеленоватой массе, заполняющей огромный куб контейнера.
– Механизм действия установки ясен. Только вот как запустить его, не знаю, – донеслись до нее грустные слова Борцы.
Когда Борца упомянул про табак, на Зарику нахлынули воспоминания. Припомнился ей «Альберт», который без устали нес их экипаж столько лет, а теперь его готовят к тому, чтобы поставить на вечный прикол в Музее звездоплавания. Всегда есть что-то грустное в том, когда ветеран выходит в отставку…
Перед Зарикой в глубине контейнера начали медленно проступать размытые контуры какой-то продолговатой туманности. От туманности отходили щупальца, они подрагивали в такт какому-то ритму. «В таком ритме работает сердце установки», – припомнила Зарика. В туманности, которая меняла формы, Зарике вдруг почудились знакомые контуры. Подойдя вплотную к установке, она присмотрелась внимательнее. Вот строгие линии ракетных дюз… Сдавленный шар головного отсека… Переходные камеры… Да ведь перед ней «Альберт», только уменьшенный в несколько тысяч раз!
Зарика обернулась к Борце и хотела ему что-то сказать, но он схватил ее за руку с такой силой, что она чуть не вскрикнула, и прошептал:
– Тише! Ничего не говори, молчи, умоляю… И думай, думай…
– О чем?
– Ты ведь подумала сейчас об «Альберте», не правда ли? Вот и думай все время о нем.
Зарика добросовестно думала об «Альберте», и туманность внутри куба приобретала все более отчетливые очертания. Теперь уже не было никаких сомнений – машина синтеза воспроизвела модель корабля.
– Думай еще… еще… – просил, умолял, требовал Борца.
Но модель в контейнере начала таять, словно кусочек сахара, брошенный в горячий кофе. Сначала исчезла плоская чаша в корме – фотонный отражатель, или парус, как называли его альбертиане; затем растаяла груша оранжерейного отсека; после нее наступил черед астрономической обсерватории, расположенной сразу за головным отсеком. Еще несколько минут – и в контейнере снова была лишь однородная зеленоватая масса.
Как жалел Борца, что не захватил с собой кино– или хотя бы фотоаппарат!
Когда они вышли из комнаты, Борца остановился и произнес:
– Ты принесла мне счастье, Зарика.
Девушка улыбнулась.
– Хорошо, только отпусти мою руку, – попросила она.
Борца смешался.
– Извини, – пробормотал он. – Ты же знаешь, этой минуты я ждал всю жизнь. Сегодня машина синтеза впервые заработала… благодаря тебе.
– Что же все-таки произошло? – спросила Зарика, когда они поднялись наверх.
– Откровенно говоря, я пока ничего не понимаю, – развел Борца руками. – Все мои расчеты спутаны. Неужели поля можно вызывать не только индуцированием, но и простым напряжением мысли?! Нет, не верю.
В настроении Борцы произошла разительная перемена. Минуту назад он был счастлив, теперь рядом с Зарикой сидел разочарованный, какой-то растерянный человек.
– В машине синтеза бродят неизвестные мне силы, – сказал он. – Я собрал установку, которой не могу управлять. Джинн, который мне не подвластен.
– Но ведь модель «Альберта» возникла, как только я о ней подумала, – произнесла Зарика. – Значит, установлена новая закономерность.
– Не закономерность это, а простая случайность, – махнул рукой Борца.
– Случайность? – возмутилась Зарика. – Как только я подумала о корабле, он тут же…
– Совпадение, – перебил Борца. – И ничего тут странного нет. К «Альберту» ты, наверно, часто возвращаешься в мыслях. Разве не так?
Зарика кивнула.
– Ну, а что касается машины синтеза, то в ней, как я давно подозревал, время от времени возникают блуждающие поля, неподвластные мне. Они-то и вызвали перераспределение рабочего вещества в камере.
– Такое совпадение… – Зарика запнулась, подыскивая слово, – невероятно, – закончила она.
– Маловероятно, – поправил он, – так сказал бы Петр Брага, и это математически ближе к истине. Вероятность случайного совпадения есть, хотя она и чудовищно мала. Но если она не равна нулю, значит, событие может когда-нибудь произойти.
– Значит, по-твоему, и чайник на раскаленной плитке может замерзнуть?
– Может. Физики подсчитали и такую вероятность, – сказал Борца.
– А если права все же я? – упрямо сказала Зарика.
– В таком случае, мы должны воспроизвести опыт! – воскликнул Борца. Он вскочил и схватил Зарику за руку. – Пойдем к машине синтеза!..
…Увы, Борца оказался прав. Несмотря на все усилия, опыт повторить не удалось. Зарика добросовестно думала и о корабле, на котором вернулась на Землю, и о каплевидном автолете, и о простейших предметах, например о шаре, но зеленоватое вещество, наполняющее камеру синтеза, оставалось неподвижным.
Борца посмотрел на часы и ахнул.
– Последний наш свободный вечер убили! Прости, Зарика, – сказал он.
До отлета Зарики оставалось полтора часа.
– Ты хоть отдохнула немного? – спросил Борца.
– Конечно, милый. Вспомнила, как ходят на лыжах, которые я знала сто лет назад, видела плантации трабо. Что еще? Музей звездоплавания мы посмотрели, хотя жаль, что там нет пока «Альберта»… А главное – я везу на биостанцию этот трофей, – указала Зарика на пакет, в котором было несколько плодов трабо. – Недаром, видно, их так любит зверье.
Они помолчали.
– Послушай, Борца, а у тебя есть единомышленники? – неожиданно спросила Зарика.
– Единомышленники? – не понял Борца.
– Я имею в виду – те, кто разделяет твою идею машины синтеза, – пояснила Зарика.
– Я же говорил тебе – мои знакомые физики смотрят на мою работу скептически, – с раздражением произнес Борца. – Считают, что она преждевременна.
– Надеюсь, твоими знакомыми круг земных физиков не исчерпывается?
– Другие не знают о моей работе.
– Как! Ты не делаешь публикации? – удивилась Зарика.
Борца покачал головой.
– Но это же глупо! Ты должен, нет, просто обязан собрать все результаты и сделать статью.
– Какие там результаты…
– Какие есть, – сказала Зарика. – И сегодняшний случай с «Альбертом» упомяни обязательно.
– Ну, уж это ни к чему, – решительно возразил Борца. – Посмеются только, скажут – померещилось.
– Мы своими глазами видели модель корабля.
– Ну и что? Ведь повторить-то опыт не удалось. А в науке только то имеет ценность, что можно воспроизвести, – произнес Борца.
– Все равно, опиши этот случай, – настаивала Зарика. – Кому-нибудь он пригодится.
– Потомкам?
– Хотя бы.
– Хорошо, опишу, – с неохотой согласился Борца.
Над прозрачным потолком промелькнула большая тень.
– Ну, вот и все, – поднялся Борца. – Автолет прибыл. Пора ласточке возвращаться в свое гнездо.
Когда они садились в кабину, Борца спросил:
– Как ты считаешь, можно в принципе, полюбить неудачника?
– В принципе – можно, – засмеялась Зарика.
7. ВЕК XXXII
В этой части Вселенной Бывал я когда-то, А иначе – откуда Мне были б знакомы Невесомая алая кромка заката И стога золотистые Ломкой соломы, Скифский сумрак степей, Тучи в небе глубоком, На развилке – часовня, Глядящая слепо, Очертанья берез На пригорке далеком, Голубая полынь И омытое небо.
Здесь я был, вспоминаю, Бродил по дорогам, По увядшей траве, По серебряным росам, Небо пил я Луной – Запрокинутым рогом, И стоял над глухим Левитановым плесом.
О земная равнина, Судьбина без края, И тогда ты вокруг Бесконечно лежала.
Здесь я был, это точно, Но только не знаю, Сколько кануло зим, Сколько лет миновало.
Может, были тогда Здесь хвощи с плавунами И дымил океан Мезозойскою страстью, Грызли яростно берег Лихие цунами Да голодные чайки Кричали к ненастью.
Да, я был здесь – Песчинкой, Рябиною горькой Или, может, зеленым лучом Альтаира, Колоском у ручья Или ящеркой зоркой, – Собеседником вечным Беспечного мира.
– Подумать только, что эта крохотная звездочка и есть наше Солнце! – глубокомысленно заметил Эо, от нечего делать всматриваясь в экран.
– У тебя слабое воображение, друг мой, – откликнулся Ант Брага; склонившись над пультом, он готовил корабль к последней в этом дежурстве пульсации.
Корабль Службы патрулирования возвращался на Землю после двухнедельного полета по периферии Солнечной системы.
Дежурство выдалось спокойное – за все время им не встретился ни один корабль из тех, что возвращаются на Землю, что, в общем, было большой редкостью. Эо, молодой стажер из Ласточкина гнезда, изнывал от безделья. Хорошо хоть, что нудное патрулирование на исходе. По сути дела, оно уже закончилось. Минут через пятнадцать корабль наберет скорость, необходимую для пульсации, затем глубокий обморок прыжка – и Эо с Антом очнутся уже над Землей.
Эо посмотрел на суровое лицо командира, и ему захотелось сделать Анту что-нибудь приятное. Ант уже двадцать лет водит корабли службы. Эо узнал его недавно и сразу же успел пустить в оборот фразу, которую с улыбкой повторяет вся Служба патрулирования: «Суровый Ант не презирал сонета». Знает ли Ант об этой шутке? Если и знает, то виду не подает. Вот вернется он, Эо, к обязанностям биолога и навсегда расстанется с «суровым Антом»…
– Послушай, Ант… – начал Эо.
Командир корабля посмотрел на него.
– Поедем после полета ко мне, на Ласточкино гнездо? – предложил Эо.
– А что у вас там хорошего?
– В горах побродим, в море поплаваем, позагораем, отдохнем… Обещаю тебе солнце чуть побольше этой звездочки, – сказал Эо.
– Посмотрим.
– Увидишь места, где жила и работала Зарика Борца, – продолжал Эо.
– Зарика? – переспросил Ант. – Разве она работала в тех местах?
– С самого начала, когда вернулась на Землю. Говорят, это она назвала биостанцию близ Чертова пальца Ласточкиным гнездом, – сказал Ант.
– Может, это и выдумки, – скептически заметил Ант. – Знаешь, великие люди еще при жизни обрастают легендами. А давно это было?
– Тысячу лет назад.
– За тысячу лет и камень мохом обрастет, – сказал Ант.
Последние минуты перед входом в пульсацию были самыми томительными. Почему бы не заполнить их мало что значащим разговором?
– Послушай, Ант, – снова начал Эо, – есть у тебя кто-нибудь в космосе?
– Глубинном?
– Да.
– Есть у нас в семье предание, что какой-то предок улетел когда-то на корабле дальнего поиска. Но ни имени его, ни названия корабля никто не знает. Тоже, наверно, легенда, – произнес Ант.
– Как сказать… Может, ты его и встретишь когда-нибудь здесь, на границе Солнечной, когда он будет возвращаться домой.
Ант сделал жест, означающий, что реплика Эо не заслуживает ответа.
– Пора входить в пульсацию, – сказал Эо.
– Погоди, – ответил Ант.
Среди работников Службы патрулирования бытовало выражение: «вслушиваться в приборы». Ант и вслушивался в приборы, стараясь уловить то, чего еще нельзя было прочесть на языке стрелок и шкал. И хотя обзорный экран был девственно чист, интуиция не обманула Анта. Через несколько минут стало ясно, что к границам Солнечной системы приближается корабль. Приготовления к пульсации пришлось отменить.
– Твой предок летит! – ухмыльнулся Эо.
– Прибереги шутки, – оборвал его Ант. – Займись своим делом. Постарайся все сделать на ходу, чтобы мы их не задержали. Люди и так истосковались по Земле.
– Они-то, может, летели совсем недолго по ракетному времени… – произнес Эо.
– В космосе каждый год десятка стоит, – ответил Ант пословицей, популярной среди звездолетчиков.
Вскоре вся Служба патрулирования была оповещена о том, что из пространства возвращается на Землю древний космический корабль.
По форме фотонного отражателя Ант Брага прикинул век, в котором корабль мог стартовать с Земли. «Неужели двадцать второго столетия?» – с волнением подумал он.
Эо, пока дело не дошло до биологической проверки членов экипажа, помогал командиру корабля.
– Инфращуп определил какие-то выпуклости на борту звездолета, – доложил он.
– Ну-ка, покажи, – заинтересовался Ант и, глянув на электронную развертку, расхохотался.
Эо и сам понял свою оплошность.
– Это же буквы! – сказал Ант. – Буквы на борту.
– Странной формы, – оправдывался Эо.
– Мне знакомы такие письмена, – произнес Ант и медленно прочел название старинного корабля: «О-Р-И-О-Н».
Между тем автоматика выдавала данные замеров, собирая их на одной ленте дешифратора.
– Как посудина? Сильно пострадала? – спросил Эо, скрывая волнение: такие старые корабли он видел только в Музее звездоплавания.
– Не очень, – сказал Ант. – Механизмы устарели, но вполне надежны.
– Что ж, посмотрим, что там по моей части, – пробормотал Эо.
Нажатие кнопки – и перед ним возникла на экране капитанская рубка «Ориона». Несколько человек сидело перед огромным примитивным экраном, всматриваясь в нечеткие изображения, проплывающие в глубине его. Человек, сидевший ближе всех к пульту, – видимо, капитан – обе руки держал на рычагах. Время от времени он трогал свою рыжую бороду, в то время как глубоко запавшие глаза перебегали с прибора на прибор. Эо обратил внимание на его сильные, жилистые руки. Даже когда к нему обращались орионцы, капитан, отвечая, не отрывал взгляда от командного пульта.
«Орион» шел на средней тяге, и сила гравитации на борту корабля была близка к земной, так что позы, которые принимали орионцы, выглядели вполне естественно; только вот одежда их казалась Анту и Эо диковинной и неуклюжей.
– Приличная все-таки скорость для такой посудины, – заметил Ант.
– А что! Наши предки были, как видно, тоже не промах, – сказал Эо.
Ему пришлось пустить в ход все свое умение, всю сноровку, приобретенную в Ласточкином гнезде. Глаза его пробегали все новые и новые данные биологического анализа, доставляемые автоматическими приборами. А когда выдавалась свободная секунда, он жадно приникал к экрану, наблюдая чужую диковинную жизнь.
Рядом с рыжебородым капитаном стоял, облокотившись на пульт, штурман. Тонкое, узкое лицо его подергивалось от волнения. Он что-то быстро говорил капитану, время от времени показывая на какой-то прибор, расположенный на пульте. Капитан изредка кивал, соглашаясь. В ответ на его реплику штурман вдруг весело оскалился, отчего его лицо помолодело.
Люк отворился, и в капитанский отсек, чуть пригнувшись, вошел еще один человек.
– Погляди, Ант! – крикнул Эо, указывая на вошедшего. – Он похож на тебя, честное слово!
Оба внимательно рассматривали высокого, чуть сутуловатого, широкоскулого человека. Не подозревая, что за ним наблюдают, он о чем-то доложил капитану. Орионцы, находившиеся в отсеке, смотрели на вошедшего с почтением. Сам капитан оторвался от пульта и выжидающе смотрел на него. Должность, исполняемая этим человеком на «Орионе», была не очень понятна. Во всяком случае, ни Эо, ни даже Ант не смогли определить ее с первого взгляда.