Но к делу Плоткин как раз не хотел, поэтому начал подробно рассказывать Светику, как долго он сомневался идти — не идти, как долго мучился сомнениями, как, узнав о смерти Кабанова, решил, что раз уж у него теперь репутация трупа, то надо как раз идти, потому что ловить труп в казино скорее всего не будут. И, нарядившись хасидом…
— Лажанулся, — закончил я.
— Да если бы ты, Боря, меня не узнал, ничего бы я не лажанулся!
— Да не узнавал я тебя! — неприязненно сказал я, ежась под взглядами коллег.
— Во! Ахха! — вспомнила Светик. — А мы ж еще тебя, Мутант, не разъяснили. С чего ты на Плоткина бросился? Ты ж его не знал?
— Вырядился он по-идиотски! — занервничал я. — Ну кто надевает литовский галстук и хасидские пейсы? И пиджак на нормальную сторону. Ну как не израильтянин, честное слово…
Плоткин заволок глазки пеленой грусти, как умирающая птица. И тоном еврейской мамы, терпеливой лишь от осознания, что все равно «смерть моя пришла», ответствовал:
— Ой, да господи, Боря! Что ты выдумываешь. Да так весь Бней-Брак ходит.
— Да нормально он был одет, — поддержал Санька, — я тоже таких у вас видел. Один к одному!
— Ну конечно! — мне стало обидно, что и тут мне нет веры. Да что же это такое, в самом деле? Санька будет меня учить, как одевались мои предки, даже если я их в глаза никогда не видел! — Где ты в своем Бней-Браке литвака с такими пейсами видел, Эфраим?
Плоткин задумался.
— Литвак — это фамилия? — уточнил Санька.
— Литвак — это образ жизни, — сказал я. — Это религиозное направление.
— Фанатик? — прояснила Светик.
— Не без того.
— Да, пожалуй… литвака с большими пейсами пожалуй что и не видел, — вдруг пробудился от воспоминаний Плоткин, растягивая узел своего галстука. — А вот хасида… видел, между прочим, хасида в галстуке. Точно. Видел. Эка невидаль, хасид в галстуке.
— Вот видишь, Мутант, — Санька закурил и развалился на стуле, — дуришь ты нас зачем-то. Как, Света, думаешь? Дурит?
Светик, не оборачиваясь на него, пожала плечами:
— Кста, могу в Сетке порыскать, если нада.
— Порыскай, — поддержал я, — много интересного узнаешь. Есть даже такой хасидский анекдот. Хасиды во время молитвы подпоясываются, чтобы отделить «высокое» от «низкого». А литваки — нет. Вот в хасидской ешиве ученик и спрашивает у ребе, чем же отделяют «высокое» от «низкого» литваки. А тот отвечает: «Галстуком». — Я принужденно рассмеялся, но меня никто не поддержал. Пришлось объяснять: — Хасиды верят еще и сердцем, а литваки только головой.
Молчание.
— Вот и намекают, что у литваков сердце осталось в «низком», — все-таки закончил я.
Светик, Санька и примкнувший к ним Плоткин мрачно на меня смотрели. Наконец, Санька разжал губы:
— Ха. Ха. Ха. Никому еще, Боренька, не удавалось вот так, с ходу, придумать анекдот. Во всяком случае смешной. Трудный это жанр. Так, Света?
— Там еще было, что у литваков — галстук, а у арабов, вообще… как это… — продолжил я зачем-то. — Ну забыл я, как эти кольца на куфие вокруг головы называются.
На этот раз хоть Плоткин слабо улыбнулся.
— Нимб они называюцца, — сказала Светик неприязненно. — Иссяк бы уже, а? — она вскочила и, колеблясь в утреннем размытом свете, поднялась на второй этаж. На лестнице она обернулась и сипло сказала:
— Мутант. Я тебя предупреждала, ахха?
— Све… — начал было я, да это существо уже вознеслось.
Санька переводил взгляд с меня на Плоткина, с Плоткина на меня, словно пытался выбрать, кто ему больше не нравится. Наконец, он решил, что не может работать в такой недружественной обстановке и махнул рукой:
— Пауза нужна. Кофе хочу.
— Я бы тоже… — осторожно пискнул Плоткин.
Ну и я кивнул.
Кофе пили в тишине, медленно. Каждый по своим причинам. Но и кофе когда-то кончается.
— Все! Хэрэ балдеть! — Санька осторожно отставил чашку, как-то облегченно вздохнул и решительно припечатал ладонями столешницу, словно там как раз пробегала пара гнедых тараканов. — Дамы нет, кофе тоже, так что пришло время по-мужски поговорить. Плоткин! Ты мне должен. Из-за тебя меня… ну, в общем все проблемы. Убивать тебя не будем. Незачем. А мучить будем. Пока не поймешь, что лучшей гарантии, чем мое честное слово, у тебя не будет. Так, Боренька?
— Вроде так, — согласился я.
— Вот. И Боре ты тоже должен. Так что давай бабло, Эфраим. Мы с Борей пока еще добрые. Мы тебе знаешь что… Мы тебе тоже несколько лимонов оставим, на старость и на рулетку. Так, Боренька?
Я машинально кивнул.
Плоткин задумался глубже обычного, заморгал и вдруг изумился:
— Я что-то… я что-то не понял… Кто мне несколько лимонов оставит? Кто вам это позволит? А вы что… А вы вообще… от Наума???
— От Наума? — хмыкнул Санька. — Ну разве что Боренька, да и тот в смысле, что от Наума смылся.
Плоткин замер, как человек, оглушенный счастьем большого выигрыша:
— Я… Боря!!! Так и ты с Роненом?! Отстегните меня! Я — свой!
— Свой ты будешь, когда деньги отстегнешь, — сурово сказал Санька. — Сдавай бабло, короче.
— Конечно сдам. Почти уже сдал.
Мы трое посмотрели друг на друга с удивлением.
— Кста, — вдруг пробасила сверху Светик, — неграмотно ты, Мутант, Плоткина опознал.
Теперь мы все трое смотрели вверх, не менее изумленно.
— Че зависли? — как-то зловеще захохотала она. — Он просто из ружинских хасидов. Этта, они в геринге и в пейсах колбасятся.
— Какой Геринг? — не понял Санька.
— Нет таких хасидов! — возмутился я.
— Конечно неграмотно! — взвыл Плоткин.
— Ignorantia non est argumentum, — заявила Светик. — Александыр, переведешь? Не? Ну и не морщи лобок. Геринг — этта селедка и обзывалка для галстука.
Плоткин с готовностью кивнул:
— Идиш.
— Иди ш твою мать! — вдруг заорал Санька. — Мы тут делом занимаемся или где?! Корифеи языкознания гребаные!.. Извини, Света. Утро. Нервы. Мля.
Светик медленно и величественно подплыла к столу, кивнула, принимая извинение и добавила:
— Есть такие хасиды, Мутант. Просто не раскрученные. Мне дежурный раввин тока что разъяснил, на форуме. Ацтой ты, Плоткин, какую отмазку упустил. И этта, тебе еще гет надо подписать.
Плоткин вздрогнул и глубоко задумался. Потом осторожно уточнил:
— Кому?
— А ты как сам думаешь, кому? — заржала Светик в голос. — У тебя че, многа вариантов?
Плоткин молчал.
— Этта, — вдруг предложила Светик. — А желаешь — подпиши кому сам хочешь.
Светику почему-то было очень весело. Нюхнула она что-то там наверху, что ли? Хотя, скорее, просто решила получить с Умницы оговоренные 90 штук. Наверняка общнулась с ним только что. Умница, конечно, должен был тянуть время, объяснять, что заплатит только после подписания Плоткиным гета, вот Светик и хочет сообщить ему, что развод подписан, и поверхность бочки для денег освобождена. Вполне по-женски. Пока Санька, размахивая дубинкой, выбивает миллионы, она аккуратно подберет колоски и коренья.
— Вот той подпиши, которая мне по яйцам вмазала, — посоветовал Санька. — Прости, Света, конечно.
— Да лана.
— Той не могу, — вздохнул вдруг Плоткин жалостно и, кажется, искренне.
— Че, лубофф или за убитых енотов?
— Светлана! — с места в карьер возопил Плоткин. — Мужики! Я больше с ней не могу! Это же провокатор!
— Че, так плющит? — участливо поинтересовалась Светик. — Тада ты должен сделать свой выбор. Родину ты один раз уже выбрал. Теперь нада женщину, ахха.
— Все, — сказал Плоткин. — Я все понял. Светлана не может работать ни с Наумом, ни с Роненом. Я даже не понимаю с кем из вас она может работать. Значит, вы не от Наума и не от Ронена. А от КОГО вы, ребята?
— От серого козлика, — развеселился Санька, почувствовавший себя «третьей силой». — Тебе-то какая разница? Дэньги, дэньги давай!
Светик недоуменно помотала головой, а потом постучала по ней трубкой:
— Этта, Мутант, а кто у нас Ронен? Че ты про него знаешь?
— О-о, — обрадовался я. — Про Ронена я знаю много. Он еще в детстве выбил зуб Баруху.
Мы с Плоткиным обменялись взглядами посвященных. Санька со Светиком обменялись подозрительными взглядами непосвященных.
— Боря, ты идиот, — сказал Плоткин.
— Почему? — светски поинтересовался я.
— Потому что тебя убьют.
Тут я стал смеяться. И что-то никак не мог остановиться. Долго. Все терпеливо ждали. А я не мог остановиться — и все. Ну никак. Я вскочил и вышел на крыльцо — дышать. И споткнулся о что-то мягкое.
На крыльце лежал О'Лай. От моего случайного пинка он даже не пошевелился. А если пес не шевелится от пинка, значит он мертв. А собачий труп — это моя персональная дурная примета, бьющая без осечек.
Смех иссяк разом. Я огляделся. Никого. Враждебное утро. И противное ощущение, что я у кого-то на прицеле. Курить я даже не пытался. А просто вернулся, проверив хорошо ли заперта дверь. И не стал ничего говорить Светику. И так она мне не доверяет, поэтому на раз в убийстве любимого шарпея заподозрит.
17. Шаги Командора
18. Отцы и дети
— Лажанулся, — закончил я.
— Да если бы ты, Боря, меня не узнал, ничего бы я не лажанулся!
— Да не узнавал я тебя! — неприязненно сказал я, ежась под взглядами коллег.
— Во! Ахха! — вспомнила Светик. — А мы ж еще тебя, Мутант, не разъяснили. С чего ты на Плоткина бросился? Ты ж его не знал?
— Вырядился он по-идиотски! — занервничал я. — Ну кто надевает литовский галстук и хасидские пейсы? И пиджак на нормальную сторону. Ну как не израильтянин, честное слово…
Плоткин заволок глазки пеленой грусти, как умирающая птица. И тоном еврейской мамы, терпеливой лишь от осознания, что все равно «смерть моя пришла», ответствовал:
— Ой, да господи, Боря! Что ты выдумываешь. Да так весь Бней-Брак ходит.
— Да нормально он был одет, — поддержал Санька, — я тоже таких у вас видел. Один к одному!
— Ну конечно! — мне стало обидно, что и тут мне нет веры. Да что же это такое, в самом деле? Санька будет меня учить, как одевались мои предки, даже если я их в глаза никогда не видел! — Где ты в своем Бней-Браке литвака с такими пейсами видел, Эфраим?
Плоткин задумался.
— Литвак — это фамилия? — уточнил Санька.
— Литвак — это образ жизни, — сказал я. — Это религиозное направление.
— Фанатик? — прояснила Светик.
— Не без того.
— Да, пожалуй… литвака с большими пейсами пожалуй что и не видел, — вдруг пробудился от воспоминаний Плоткин, растягивая узел своего галстука. — А вот хасида… видел, между прочим, хасида в галстуке. Точно. Видел. Эка невидаль, хасид в галстуке.
— Вот видишь, Мутант, — Санька закурил и развалился на стуле, — дуришь ты нас зачем-то. Как, Света, думаешь? Дурит?
Светик, не оборачиваясь на него, пожала плечами:
— Кста, могу в Сетке порыскать, если нада.
— Порыскай, — поддержал я, — много интересного узнаешь. Есть даже такой хасидский анекдот. Хасиды во время молитвы подпоясываются, чтобы отделить «высокое» от «низкого». А литваки — нет. Вот в хасидской ешиве ученик и спрашивает у ребе, чем же отделяют «высокое» от «низкого» литваки. А тот отвечает: «Галстуком». — Я принужденно рассмеялся, но меня никто не поддержал. Пришлось объяснять: — Хасиды верят еще и сердцем, а литваки только головой.
Молчание.
— Вот и намекают, что у литваков сердце осталось в «низком», — все-таки закончил я.
Светик, Санька и примкнувший к ним Плоткин мрачно на меня смотрели. Наконец, Санька разжал губы:
— Ха. Ха. Ха. Никому еще, Боренька, не удавалось вот так, с ходу, придумать анекдот. Во всяком случае смешной. Трудный это жанр. Так, Света?
— Там еще было, что у литваков — галстук, а у арабов, вообще… как это… — продолжил я зачем-то. — Ну забыл я, как эти кольца на куфие вокруг головы называются.
На этот раз хоть Плоткин слабо улыбнулся.
— Нимб они называюцца, — сказала Светик неприязненно. — Иссяк бы уже, а? — она вскочила и, колеблясь в утреннем размытом свете, поднялась на второй этаж. На лестнице она обернулась и сипло сказала:
— Мутант. Я тебя предупреждала, ахха?
— Све… — начал было я, да это существо уже вознеслось.
Санька переводил взгляд с меня на Плоткина, с Плоткина на меня, словно пытался выбрать, кто ему больше не нравится. Наконец, он решил, что не может работать в такой недружественной обстановке и махнул рукой:
— Пауза нужна. Кофе хочу.
— Я бы тоже… — осторожно пискнул Плоткин.
Ну и я кивнул.
Кофе пили в тишине, медленно. Каждый по своим причинам. Но и кофе когда-то кончается.
— Все! Хэрэ балдеть! — Санька осторожно отставил чашку, как-то облегченно вздохнул и решительно припечатал ладонями столешницу, словно там как раз пробегала пара гнедых тараканов. — Дамы нет, кофе тоже, так что пришло время по-мужски поговорить. Плоткин! Ты мне должен. Из-за тебя меня… ну, в общем все проблемы. Убивать тебя не будем. Незачем. А мучить будем. Пока не поймешь, что лучшей гарантии, чем мое честное слово, у тебя не будет. Так, Боренька?
— Вроде так, — согласился я.
— Вот. И Боре ты тоже должен. Так что давай бабло, Эфраим. Мы с Борей пока еще добрые. Мы тебе знаешь что… Мы тебе тоже несколько лимонов оставим, на старость и на рулетку. Так, Боренька?
Я машинально кивнул.
Плоткин задумался глубже обычного, заморгал и вдруг изумился:
— Я что-то… я что-то не понял… Кто мне несколько лимонов оставит? Кто вам это позволит? А вы что… А вы вообще… от Наума???
— От Наума? — хмыкнул Санька. — Ну разве что Боренька, да и тот в смысле, что от Наума смылся.
Плоткин замер, как человек, оглушенный счастьем большого выигрыша:
— Я… Боря!!! Так и ты с Роненом?! Отстегните меня! Я — свой!
— Свой ты будешь, когда деньги отстегнешь, — сурово сказал Санька. — Сдавай бабло, короче.
— Конечно сдам. Почти уже сдал.
Мы трое посмотрели друг на друга с удивлением.
— Кста, — вдруг пробасила сверху Светик, — неграмотно ты, Мутант, Плоткина опознал.
Теперь мы все трое смотрели вверх, не менее изумленно.
— Че зависли? — как-то зловеще захохотала она. — Он просто из ружинских хасидов. Этта, они в геринге и в пейсах колбасятся.
— Какой Геринг? — не понял Санька.
— Нет таких хасидов! — возмутился я.
— Конечно неграмотно! — взвыл Плоткин.
— Ignorantia non est argumentum, — заявила Светик. — Александыр, переведешь? Не? Ну и не морщи лобок. Геринг — этта селедка и обзывалка для галстука.
Плоткин с готовностью кивнул:
— Идиш.
— Иди ш твою мать! — вдруг заорал Санька. — Мы тут делом занимаемся или где?! Корифеи языкознания гребаные!.. Извини, Света. Утро. Нервы. Мля.
Светик медленно и величественно подплыла к столу, кивнула, принимая извинение и добавила:
— Есть такие хасиды, Мутант. Просто не раскрученные. Мне дежурный раввин тока что разъяснил, на форуме. Ацтой ты, Плоткин, какую отмазку упустил. И этта, тебе еще гет надо подписать.
Плоткин вздрогнул и глубоко задумался. Потом осторожно уточнил:
— Кому?
— А ты как сам думаешь, кому? — заржала Светик в голос. — У тебя че, многа вариантов?
Плоткин молчал.
— Этта, — вдруг предложила Светик. — А желаешь — подпиши кому сам хочешь.
Светику почему-то было очень весело. Нюхнула она что-то там наверху, что ли? Хотя, скорее, просто решила получить с Умницы оговоренные 90 штук. Наверняка общнулась с ним только что. Умница, конечно, должен был тянуть время, объяснять, что заплатит только после подписания Плоткиным гета, вот Светик и хочет сообщить ему, что развод подписан, и поверхность бочки для денег освобождена. Вполне по-женски. Пока Санька, размахивая дубинкой, выбивает миллионы, она аккуратно подберет колоски и коренья.
— Вот той подпиши, которая мне по яйцам вмазала, — посоветовал Санька. — Прости, Света, конечно.
— Да лана.
— Той не могу, — вздохнул вдруг Плоткин жалостно и, кажется, искренне.
— Че, лубофф или за убитых енотов?
— Светлана! — с места в карьер возопил Плоткин. — Мужики! Я больше с ней не могу! Это же провокатор!
— Че, так плющит? — участливо поинтересовалась Светик. — Тада ты должен сделать свой выбор. Родину ты один раз уже выбрал. Теперь нада женщину, ахха.
— Все, — сказал Плоткин. — Я все понял. Светлана не может работать ни с Наумом, ни с Роненом. Я даже не понимаю с кем из вас она может работать. Значит, вы не от Наума и не от Ронена. А от КОГО вы, ребята?
— От серого козлика, — развеселился Санька, почувствовавший себя «третьей силой». — Тебе-то какая разница? Дэньги, дэньги давай!
Светик недоуменно помотала головой, а потом постучала по ней трубкой:
— Этта, Мутант, а кто у нас Ронен? Че ты про него знаешь?
— О-о, — обрадовался я. — Про Ронена я знаю много. Он еще в детстве выбил зуб Баруху.
Мы с Плоткиным обменялись взглядами посвященных. Санька со Светиком обменялись подозрительными взглядами непосвященных.
— Боря, ты идиот, — сказал Плоткин.
— Почему? — светски поинтересовался я.
— Потому что тебя убьют.
Тут я стал смеяться. И что-то никак не мог остановиться. Долго. Все терпеливо ждали. А я не мог остановиться — и все. Ну никак. Я вскочил и вышел на крыльцо — дышать. И споткнулся о что-то мягкое.
На крыльце лежал О'Лай. От моего случайного пинка он даже не пошевелился. А если пес не шевелится от пинка, значит он мертв. А собачий труп — это моя персональная дурная примета, бьющая без осечек.
Смех иссяк разом. Я огляделся. Никого. Враждебное утро. И противное ощущение, что я у кого-то на прицеле. Курить я даже не пытался. А просто вернулся, проверив хорошо ли заперта дверь. И не стал ничего говорить Светику. И так она мне не доверяет, поэтому на раз в убийстве любимого шарпея заподозрит.
17. Шаги Командора
Вернувшись, я почувствовал себя выключателем. То есть, включателем. Возникло полное ощущение, что пока я хватал кислород и опасность на крыльце, они тут предавались индивидуальным размышлениям о странностях моего поведения. И вот я вошел — и они ожили. Светик деловито кивнула и предложила сделать перерыв, поскольку все устали и не ловят логику, а демонстрируют полный формат на автопилоте. И посмотрела на Саньку.
Санька пожал плечами.
Плоткин вообще отвернулся и пообещал, что вот-вот вырубится.
Я бодро сказал, что готов продолжать брать или давать показания — мне уже практически все равно.
— Подожди, Света, — сказал Санька. — Давай дадим Эфраиму поспать сразу же после чистосердечного признания. Это будет ему лучшей наградой. В смысле, что не вечным сном, так? — он встал и навис над Плоткиным. — Где деньги, Зин?
— Сгружаюцца, — ответила Светик. — Ты че, не вкликался?
— Нет, — вздохнул Санька. — Я не вкликался. И даже просто не понял. Где?
— Сгружаюцца с драйвера А на драйвер Цэ, Александыр. Что для тебя означает, что вышло бабло из пункта А и еще не прибыло в пункт Б. Ы?
Плоткин потыкал указательным пальцем в сторону Светика и состроил уважительную гримасу.
— И как этот почтовый поезд грабануть лучше? — нервно спросил Санька. — На какой станции он набирает воду?
— Он нелюдь, Александыр, — грустно ответствовала Светик. — Он не пьет ваще. Его надо хакать.
— Как? — преданно спросил Санька.
— Чистыми руками и ясными мозгами, — объяснила Светик. — Выспацца нада. Дать процессору сто минут милосердия и промыть фсю конфигурацию душем.
— Но может он сначала назовет хотя бы пункт А и пункт Б по-человечески, с привязкой к географии? — упорствовал Санька. — Я же не усну!
— Да лана. Оксюморон, тебе срочно нада перегрузицца. Пункт А называецца Эфраим Плоткин. А пункт Б — Ронен-выбиватель зубов. — Светик как-то странно посмотрела сквозь меня. — Че тут гадать. А вот в каком звене хакнуть коннектящую их бухгалтерскую цепь, этто нада мыслить. Фсе, фсем спать! Заипали.
Мы все даже заулыбались, предвкушая отдых. Но тут в дверь заколотили. Наверное у тех, кто сидел в засаде в лесочке, кончилось терпение.
— Че так тиха подползли? — возмутилась Светик. — Где пес, блянах?! Уволю кобеля!
Эфраима Плоткина словно подменили. Он победоносно нас обсмотрел, усмехнулся и посоветовал:
— В погреб залезьте, что ли. А то пристрелят сгоряча. Ребята матерые, профессионалы. Не то, что некоторые. Подкрадываются тихо, а вламываются — громко.
— Вот же сука! — возмутился Санька. — Это он, значит, время так тянул!
— За суку будешь долго извиняться, — пообещал торжествующий Плоткин.
Значит, предчувствия меня не обманули. Я как-то резко ощутил, что абсолютно вымотан. Настолько, что почти одинаково тоскую и по несостоявшейся контригре, и по отмененному сну. Еще мне стало стыдно за собственный непрофессионализм. Одинокий подпольный миллионер, гуляющий без охраны, просто обязан иметь при себе кнопку аварийного вызова спасателей. Почему же я об этом не подумал раньше? Да потому, что эти идиоты меня допрашивали. А Санька про радиомаячок не догадался потому, что остатки его интеллектуальных сил ушли на тот же допрос.
В дверь продолжали ломиться. С монотонным упорством. Как лбом.
— Четта тупые у тебя ребята, — усомнилась Светик. — Ритмический строй убогий. Не лесорубы?
— Свет-ка!!! — заорали дурным голосом из-за двери. — Отопри!!! Иль я для тя хужее собаки!!!
— Это еще что такое?! — взвыл Санька голосом обманутого мужа и бросился отпирать.
На пороге, словно раздумывая туда или сюда, качался типичный почтальон Печкин с тушкой О'Лая на руках. Он смотрел мутно, сквозь Саньку, на Светика. И причитал:
— Сморю… все… кончилось. А мне ж на… смену. Я ж не смогу. Дай похмелиться, Светлана! Извиняюсь, конечно, если чего, если… помешал… Поднеси и сразу удалюсь. Ни-ни, никаких… разговоров заводить ни-ни, чессс…ну, не тяни душу.
— Дядьколя, — простонала Светик, — иди нахреф, служи так. Нету у меня ничего. Все выпито. И отпусти собаку, блянах!
— А-а, — укоризненно провыл Дядьколя и определился с выбором — шагнул в дом, уткнувшись лбом в плечо Саньки. — Не-ету, гришь? Кобеля напоить… в усмерть — это у тя, значит, есть. А соседа… похмелить, это у нее, значит, нету! Мужики! — в доказательство своих слов Дядьколя исполнил требование Светика и отпустил собаку.
Складчатая бархатная тушка О'Лая грузно свалилась на пол. Морда его оставалась спокойной, лишь слюни свисали из приотрытой пасти. От тушки несло перегаром. Светик метнулась к псу, потрепала его по шкуре, оттянула кожу на щеках, подняла веки, в сердцах дернула за хвост:
— Фигассе! Ужрался! Хомяк клонированный!
А я вдруг приободрился. Никогда не поверил бы, что жизнь сделает меня суеверным. Впрочем, я совсем не суеверный. Но без «черной метки» дохлой собаки, рыскающие по поселку «быки» почему-то сразу стали казаться не столь грозными.
— Эвакуируемся! — объявил мне Санька и быстро налил Дядьколе дозу. Тот принял и, как обещал, ушел без лишних разговоров, по-военному развернувшись через левое плечо.
Светик отвлеклась от О'Лая и пробасила:
— Че, фсем баяцца?.. — и, взглянув на наши суровые физиономии, трагически подытожила, — «В пышной спальне страшно в час рассвета. Слуги спят, и ночь бледна.»
— А? — молвил Санька.
— Ф смысле — Командор подкрался незаметно.
— Ну ты, казнокрад, — заорал Санька Плоткину, — сдавай маяк!
— Ну на, — усмехнулся тот, отстегивая часы. — Все равно уже поздно. Поселок они не могли не засечь, так что вопрос времени. Наверняка уже большую часть домов проверили. Вот-вот вас найдут. Вы еще слинять успеете, если повезет, конечно.
— Хомяка тошнить буддет в джипе, — тоскливо сообщила Светик, чуть не плача.
Вообще-то долговато нас ищут, — удивился я, собирая вещи.
Плоткин нетерпеливо ерзал на стуле. Санька подозрительно рассматривал подлые часы:
— А ты, что ли, в Америку линять решил? Прямо из казино, так?
— Почему? — нагловато ответствовал пленник. — Я предпочитаю Швейцарию. А что?
— Какая же Швейцария, если часы уже на американском времени. Темнишь?
— А, — поскучнел вдруг Плоткин, — ну да… ну да… на американском…
Я не удержался:
— Полоткина с собой или замочим?
Плоткин вздохнул и обозначил полное мрачное безразличие.
— Плоткину штраф выпишем, — вдруг сказал Санька. — Немалый. За моральный ущерб и невосстанавливающиеся нервные клетки. Часы-то у него стали. Понял, Плоткин? 22–15. Видишь, Боренька? Света, смотри! Вот же сволочь, маяк он включил! Х-ха. Он включил, так? А батарейка села! Где-то в районе… где мы в 22:15 были? Вот там и села. Там сейчас землю и роют, профессионалы, мля. Что же ты, Плоткин, на батарейках экономишь? Учили же вас не жалеть заварки, — он рассмеялся, встретился со мной взглядом и развел руками.
Пока Светик реанимировала и вытрезвляла шарпея, возбужденный Санька инспектировал сохранность алкогольных запасов и сокрушенно крякал.
Истошно замяукал Светикин телефон. О'Лай отреагировал на него точно как похмельный мужик на утренний звонок будильника в понедельник. Попытался на расстоянии уничтожить взглядом, потом закатил глаза и заскулил.
— Во! — назидательно сказала Светик. — Патамушта не ацтоем надо быть, а псоем работать! Ахха? — сказала она в трубку, — Че? Доброе утро? А хыто этта??? Ахха… Ахха… Рядом. Да не тебе, хомяк похмельный, лежи уже… Алё-алё, не, этта не ему. А он тоже рядом. Ща. — она как-то странно на меня посмотрела и протянула трубку. — Тебя, Мутант.
Санька пожал плечами.
Плоткин вообще отвернулся и пообещал, что вот-вот вырубится.
Я бодро сказал, что готов продолжать брать или давать показания — мне уже практически все равно.
— Подожди, Света, — сказал Санька. — Давай дадим Эфраиму поспать сразу же после чистосердечного признания. Это будет ему лучшей наградой. В смысле, что не вечным сном, так? — он встал и навис над Плоткиным. — Где деньги, Зин?
— Сгружаюцца, — ответила Светик. — Ты че, не вкликался?
— Нет, — вздохнул Санька. — Я не вкликался. И даже просто не понял. Где?
— Сгружаюцца с драйвера А на драйвер Цэ, Александыр. Что для тебя означает, что вышло бабло из пункта А и еще не прибыло в пункт Б. Ы?
Плоткин потыкал указательным пальцем в сторону Светика и состроил уважительную гримасу.
— И как этот почтовый поезд грабануть лучше? — нервно спросил Санька. — На какой станции он набирает воду?
— Он нелюдь, Александыр, — грустно ответствовала Светик. — Он не пьет ваще. Его надо хакать.
— Как? — преданно спросил Санька.
— Чистыми руками и ясными мозгами, — объяснила Светик. — Выспацца нада. Дать процессору сто минут милосердия и промыть фсю конфигурацию душем.
— Но может он сначала назовет хотя бы пункт А и пункт Б по-человечески, с привязкой к географии? — упорствовал Санька. — Я же не усну!
— Да лана. Оксюморон, тебе срочно нада перегрузицца. Пункт А называецца Эфраим Плоткин. А пункт Б — Ронен-выбиватель зубов. — Светик как-то странно посмотрела сквозь меня. — Че тут гадать. А вот в каком звене хакнуть коннектящую их бухгалтерскую цепь, этто нада мыслить. Фсе, фсем спать! Заипали.
Мы все даже заулыбались, предвкушая отдых. Но тут в дверь заколотили. Наверное у тех, кто сидел в засаде в лесочке, кончилось терпение.
— Че так тиха подползли? — возмутилась Светик. — Где пес, блянах?! Уволю кобеля!
Эфраима Плоткина словно подменили. Он победоносно нас обсмотрел, усмехнулся и посоветовал:
— В погреб залезьте, что ли. А то пристрелят сгоряча. Ребята матерые, профессионалы. Не то, что некоторые. Подкрадываются тихо, а вламываются — громко.
— Вот же сука! — возмутился Санька. — Это он, значит, время так тянул!
— За суку будешь долго извиняться, — пообещал торжествующий Плоткин.
Значит, предчувствия меня не обманули. Я как-то резко ощутил, что абсолютно вымотан. Настолько, что почти одинаково тоскую и по несостоявшейся контригре, и по отмененному сну. Еще мне стало стыдно за собственный непрофессионализм. Одинокий подпольный миллионер, гуляющий без охраны, просто обязан иметь при себе кнопку аварийного вызова спасателей. Почему же я об этом не подумал раньше? Да потому, что эти идиоты меня допрашивали. А Санька про радиомаячок не догадался потому, что остатки его интеллектуальных сил ушли на тот же допрос.
В дверь продолжали ломиться. С монотонным упорством. Как лбом.
— Четта тупые у тебя ребята, — усомнилась Светик. — Ритмический строй убогий. Не лесорубы?
— Свет-ка!!! — заорали дурным голосом из-за двери. — Отопри!!! Иль я для тя хужее собаки!!!
— Это еще что такое?! — взвыл Санька голосом обманутого мужа и бросился отпирать.
На пороге, словно раздумывая туда или сюда, качался типичный почтальон Печкин с тушкой О'Лая на руках. Он смотрел мутно, сквозь Саньку, на Светика. И причитал:
— Сморю… все… кончилось. А мне ж на… смену. Я ж не смогу. Дай похмелиться, Светлана! Извиняюсь, конечно, если чего, если… помешал… Поднеси и сразу удалюсь. Ни-ни, никаких… разговоров заводить ни-ни, чессс…ну, не тяни душу.
— Дядьколя, — простонала Светик, — иди нахреф, служи так. Нету у меня ничего. Все выпито. И отпусти собаку, блянах!
— А-а, — укоризненно провыл Дядьколя и определился с выбором — шагнул в дом, уткнувшись лбом в плечо Саньки. — Не-ету, гришь? Кобеля напоить… в усмерть — это у тя, значит, есть. А соседа… похмелить, это у нее, значит, нету! Мужики! — в доказательство своих слов Дядьколя исполнил требование Светика и отпустил собаку.
Складчатая бархатная тушка О'Лая грузно свалилась на пол. Морда его оставалась спокойной, лишь слюни свисали из приотрытой пасти. От тушки несло перегаром. Светик метнулась к псу, потрепала его по шкуре, оттянула кожу на щеках, подняла веки, в сердцах дернула за хвост:
— Фигассе! Ужрался! Хомяк клонированный!
А я вдруг приободрился. Никогда не поверил бы, что жизнь сделает меня суеверным. Впрочем, я совсем не суеверный. Но без «черной метки» дохлой собаки, рыскающие по поселку «быки» почему-то сразу стали казаться не столь грозными.
— Эвакуируемся! — объявил мне Санька и быстро налил Дядьколе дозу. Тот принял и, как обещал, ушел без лишних разговоров, по-военному развернувшись через левое плечо.
Светик отвлеклась от О'Лая и пробасила:
— Че, фсем баяцца?.. — и, взглянув на наши суровые физиономии, трагически подытожила, — «В пышной спальне страшно в час рассвета. Слуги спят, и ночь бледна.»
— А? — молвил Санька.
— Ф смысле — Командор подкрался незаметно.
— Ну ты, казнокрад, — заорал Санька Плоткину, — сдавай маяк!
— Ну на, — усмехнулся тот, отстегивая часы. — Все равно уже поздно. Поселок они не могли не засечь, так что вопрос времени. Наверняка уже большую часть домов проверили. Вот-вот вас найдут. Вы еще слинять успеете, если повезет, конечно.
— Хомяка тошнить буддет в джипе, — тоскливо сообщила Светик, чуть не плача.
Вообще-то долговато нас ищут, — удивился я, собирая вещи.
Плоткин нетерпеливо ерзал на стуле. Санька подозрительно рассматривал подлые часы:
— А ты, что ли, в Америку линять решил? Прямо из казино, так?
— Почему? — нагловато ответствовал пленник. — Я предпочитаю Швейцарию. А что?
— Какая же Швейцария, если часы уже на американском времени. Темнишь?
— А, — поскучнел вдруг Плоткин, — ну да… ну да… на американском…
Я не удержался:
— Полоткина с собой или замочим?
Плоткин вздохнул и обозначил полное мрачное безразличие.
— Плоткину штраф выпишем, — вдруг сказал Санька. — Немалый. За моральный ущерб и невосстанавливающиеся нервные клетки. Часы-то у него стали. Понял, Плоткин? 22–15. Видишь, Боренька? Света, смотри! Вот же сволочь, маяк он включил! Х-ха. Он включил, так? А батарейка села! Где-то в районе… где мы в 22:15 были? Вот там и села. Там сейчас землю и роют, профессионалы, мля. Что же ты, Плоткин, на батарейках экономишь? Учили же вас не жалеть заварки, — он рассмеялся, встретился со мной взглядом и развел руками.
Пока Светик реанимировала и вытрезвляла шарпея, возбужденный Санька инспектировал сохранность алкогольных запасов и сокрушенно крякал.
Истошно замяукал Светикин телефон. О'Лай отреагировал на него точно как похмельный мужик на утренний звонок будильника в понедельник. Попытался на расстоянии уничтожить взглядом, потом закатил глаза и заскулил.
— Во! — назидательно сказала Светик. — Патамушта не ацтоем надо быть, а псоем работать! Ахха? — сказала она в трубку, — Че? Доброе утро? А хыто этта??? Ахха… Ахха… Рядом. Да не тебе, хомяк похмельный, лежи уже… Алё-алё, не, этта не ему. А он тоже рядом. Ща. — она как-то странно на меня посмотрела и протянула трубку. — Тебя, Мутант.
18. Отцы и дети
— Боря? А что это за женщина рядом с тобой? — спросила теща, не здороваясь. — У нее такой неприятный голос! Сколько ей лет?
— Ы… — сказал я, практически как Светик. И сел.
— Боря! — заорала трубка. — Ты почему молчишь? Аллоу! Аллоу! Боря!
Санька, Светик и даже Плоткин уставились на меня с беспокойством.
— Воды? — предложила Светик страшным шепотом.
— Водки? — с готовностью спросил Санька. — Так?
— Да, — сказал я всем сразу.
— Боря! Я всё знаю! — торжественно объявила теща и взяла паузу. Потом прокашлялась и добавила: — Так что можешь не врать.
— Могу, — согласился я. — Не могли бы и вы поделиться со мной вашим знанием, Софья Моисеевна?
— Все, приехали… — выдавил Плоткин и зажмурился.
Пока я запивал то ли водку водой, то ли воду водкой, Софья Моисеевна, откровенно наслаждаясь собственным интеллектуальным превосходством, со старческой обстоятельностью рассказывала мне, как она сначала решила, что я бросил Леночку, но потом узнала, вернее поняла, что произошло на самом деле. Она сообразила, что последним меня видел Наум и сопоставила это с почти одновременной загадочной гибелью Ривки на территориях, куда, по версии Наума, как раз и поехал пропавший зять. А когда к ним зачастил Фима, причем не к ней, как прежде, а к Науму, она поначалу было даже обиделась, но потом сразу же выяснила, что это неспроста. Потому что у Наума плохой слух и он так громко разговаривает с людьми, особенно по телефону, а она сохранила не только прекрасный слух, но и присущую ей способность выстраивать обрывочные факты в единую картину, складывать, как сейчас говорят, «пазлы»…
— Кто это ему позвонил? — строго спросил Санька у Плоткина.
Эфраим обреченно махнул рукой:
— Генеральша. Жена Наума. Я же говорил, что он на него работает, а вы: «убить хотел».
Санька подозрительно всмотрелся в меня и вынес вердикт:
— С таким цветом лица? Нет, не работает он на него.
— Теща? Фигассе! — громко восхитилась Светик. — Этта, Мутант! А скока ей лет?
— Боря, ты потом, как-нибудь, объясни своей приятельнице, или кто она там тебе, что интересоваться возрастом дамы — неприлично, — отчеканила теща. — Так вот, Фима пообещал Науму найти тебя за большие, даже очень большие деньги, особенно если учесть, кого он должен был искать. А так как Фимочка даже второй носок не всегда может найти, то это могло означать только, что он уже знает, куда ты убежал, не предупредив даже свою дуру-жену, которая убивается вместо того, чтобы радоваться…
Я показал Светику тещин возраст на пальцах, и восторг Светика перелился через край:
— Мутант! А как? А как старуха нас нарыла, как?! Чё, сама? Спроси!!!
Я покрутил пальцем у виска и скорчил рожу.
— Старуха? — переспросила теща. — Тебя что, до сих пор влечет к вульгарным женщинам, Боря?
— Это, скорее, Фимина женщина, — ответствовал я и попытался знаками успокоить наливающегося кровью Саньку.
— О! Это интересно! — сказала Софья Моисеевна. — Ладно, дома разберемся. Так вот. Старуха нарыла вас именно что сама. Без посторонней помощи. Прибегнув лишь к услугам собственного внука. Я немножечко подумала, как вы должны с Фимой сношаться, чтобы Наум не смог вас прослушать. И поняла, что такой идущий в ногу со временем человек, как Фимочка, обязательно воспользуется компьютером. Ты наверное не знаешь, поскольку ничем не интересуешься, что даже я в последнее время пристрастилась к игре в бридж по Интернету. Так вот, я узнала от Леночки, что пока Левик был в армии, Фимочка брал его переносной компьютер, тот, который ему мы с Наумом подарили, когда моего внука приняли в отдел компьютерной разведки, хотя тебе это знать не положено, это секрет, но ты это все равно знаешь. Какие у нас в стране могут быть такие уж секреты в семье. Когда Левик пришел на выходные, я дала ему задание. Левик ужасно рассердился, что Леночка подпустила к его компьютеру чужого человека, Фиму, которого он почему-то давно не любит. И Левик применил к своему компьютеру свои военные навыки. Потом мы с Левиком почитали странные разговоры, которые вел Фима с некой Поэткой, я теперь вполне догадываюсь кто это. Ну а кто такой Мутант я, как ты понимаешь, догадалась мгновенно и сразу так и сказала Левику: «Мутант — это твой отец.»
— А какого… — обрел я дар нецензурной речи.
— Не перебивай меня, Боря! Вопросы потом! В конце концов Левик добыл мне номер телефона этой Поэтки, как я его и просила. Левику, кстати, пришлось для этого превозмочь немалые трудности, а все из-за того, что этот интернет — ворованый. Не знаю уж с кем ты там связался, но осторожнее с деньгами. Впрочем, это уже не мое дело. Можешь передать все это вашей с Фимой вульгарной женщине с цыганским голосом.
Теща сделала паузу, явно желая насладиться эффектом. Я тоже не без удовольствия сообщил Светику:
— Софья Моисеевна тебя хакнула.
— Беспесды?! — не поверила Светик всем своим естеством и басом. — Фигасе! Не бывает!
— А еще она считает, что у тебя интернет ворованый, — продолжил я.
В трубке билось клокочущее дыхание стервы.
Светик повалилась на пол и стала ржать:
— Тырнет? Канешшна! Концептуально ворованый! Че я, троян ацтойный — сеть проплачивать?! За этта хакеры отфрендят нахреф! Этта… 286-я у тебя — супер просто, кайфы! Как скрипит! Как скрипит! Ёппп!
— Боря! Боря! — потребовала трубка. — Что она сказала?!
— Непереводимая игра слов, — сообщил я.
— Боря! Ты опять мне врешь?! Я прекрасно помню, что 286-я статья — это превышение должностных полномочий, еще с тех пор помню, как тебя по ней чуть не посадили! Так вот, мой внук никаких должностных полномочий не превышал! Это был его собственный компьютер, и занимался он этим расследованием в свое личное время.
— Софья Моисеевна, — почти развеселился я, — это не статья. Это модель компьютера.
— Ладно, — с сомнением сказала теща. — Спрошу у Левика. А вот теперь слушай внимательно. Этого подлеца Эфраима ты, конечно, уже нашел?
— Да, — сознался я, скептически оглядывая впавшего в ступор Плоткина.
— Так вот, не надо отдавать этого подлеца Науму. Боря, это серьезно! Наум его убьет. Ты разве хочешь быть соучастником убийства? Вот и я не хочу, чтобы мой муж стал убийцей, а мой пока еще зять — его соучастником.
Ну конечно, чтобы я был жертвой Наума всех устраивало. А чтобы соучастником — уже нет.
— Минуточку, Софья Моисеевна, — притормозил я тещу и зачем-то внушительно произнес, — я всегда слышу от вас чего вы не хотите, но еще ни разу внятно не услышал чего же вы все-таки хотите. Чего вы хотите, Софья Моисеевна? В частности, сейчас и от меня?
— Хорошо спросил, — одобрил Санька. — Так их!
— Я хочу, — сказала теща вполне четко и вполне обдуманно, — чтобы этот подлец убрался с Наумовыми деньгами куда ему угодно, а лучше к черту в ад. Но эти деньги не должны попасть ни к Ронену, ни вернуться к Науму. В идеале… Боря, заметь, я не требую, а говорю «в идеале» — эти деньги могли бы полностью или частично вернуться в нашу семью, но не к Науму. Вот, Левику, например, было бы неплохо купить к окончанию армии серьезную компьютерную фирму. Но это программа-максимум. А программа-минимум — ни Науму, ни Ронену. Потому что если Ронен получит эти деньги, Наум этого не переживет, он гордый. А если Наум получит все назад, то он просто продолжит эту идиотскую деятельность, которая никому уже не нужна. Ты понял, Боря? Наконец-то тебе предоставилась возможность проявиться! Скажи Эфраиму, что если деньги не попадут к Ронену, то Наум не станет убивать его жену и детей. Это он мне сказал, а мне он никогда не врет, потому что это бесполезно. Ну ты сам знаешь.
— Софья Моисеевна, — спросил я вдруг, — а с какого телефона вы со мной говорите?
— Боря, ну не всем же в нашей семье быть идиотами, — обиделась теща. — Я специально купила мобильный телефон. Как для детей, который как бы без владельца. И запасную карточку к нему. Вот, первая уже заканчивается. Сейчас я прервусь, поменяю ее и перезвоню. Никуда не уходи, жди.
Теща отключилась. Вид у меня был, наверное, глупый. Чтобы избежать ненужных вопросов, я начал задавать их сам:
— Эфраим! Почему ты переметнулся от Наума к Ронену?
Плоткин вздохнул:
— Потому что на дворе двадцать первый век, Боря!
— А почему… — вскинулся Санька, но Светик дернула его за пиджак и усадила рядом:
— Пусть Мутант интервьюирует. Он инфу скачал. Внемли!
Светик с Санькой блистали глазами из угла, как студенты с галерки. А я, понимая, что времени мало — теща вот-вот разберется с заменой карточки в мобильнике, напирал:
— То есть ты считаешь, что методы Наума устарели?
Эфраим обозначил усмешку:
— Ы… — сказал я, практически как Светик. И сел.
— Боря! — заорала трубка. — Ты почему молчишь? Аллоу! Аллоу! Боря!
Санька, Светик и даже Плоткин уставились на меня с беспокойством.
— Воды? — предложила Светик страшным шепотом.
— Водки? — с готовностью спросил Санька. — Так?
— Да, — сказал я всем сразу.
— Боря! Я всё знаю! — торжественно объявила теща и взяла паузу. Потом прокашлялась и добавила: — Так что можешь не врать.
— Могу, — согласился я. — Не могли бы и вы поделиться со мной вашим знанием, Софья Моисеевна?
— Все, приехали… — выдавил Плоткин и зажмурился.
Пока я запивал то ли водку водой, то ли воду водкой, Софья Моисеевна, откровенно наслаждаясь собственным интеллектуальным превосходством, со старческой обстоятельностью рассказывала мне, как она сначала решила, что я бросил Леночку, но потом узнала, вернее поняла, что произошло на самом деле. Она сообразила, что последним меня видел Наум и сопоставила это с почти одновременной загадочной гибелью Ривки на территориях, куда, по версии Наума, как раз и поехал пропавший зять. А когда к ним зачастил Фима, причем не к ней, как прежде, а к Науму, она поначалу было даже обиделась, но потом сразу же выяснила, что это неспроста. Потому что у Наума плохой слух и он так громко разговаривает с людьми, особенно по телефону, а она сохранила не только прекрасный слух, но и присущую ей способность выстраивать обрывочные факты в единую картину, складывать, как сейчас говорят, «пазлы»…
— Кто это ему позвонил? — строго спросил Санька у Плоткина.
Эфраим обреченно махнул рукой:
— Генеральша. Жена Наума. Я же говорил, что он на него работает, а вы: «убить хотел».
Санька подозрительно всмотрелся в меня и вынес вердикт:
— С таким цветом лица? Нет, не работает он на него.
— Теща? Фигассе! — громко восхитилась Светик. — Этта, Мутант! А скока ей лет?
— Боря, ты потом, как-нибудь, объясни своей приятельнице, или кто она там тебе, что интересоваться возрастом дамы — неприлично, — отчеканила теща. — Так вот, Фима пообещал Науму найти тебя за большие, даже очень большие деньги, особенно если учесть, кого он должен был искать. А так как Фимочка даже второй носок не всегда может найти, то это могло означать только, что он уже знает, куда ты убежал, не предупредив даже свою дуру-жену, которая убивается вместо того, чтобы радоваться…
Я показал Светику тещин возраст на пальцах, и восторг Светика перелился через край:
— Мутант! А как? А как старуха нас нарыла, как?! Чё, сама? Спроси!!!
Я покрутил пальцем у виска и скорчил рожу.
— Старуха? — переспросила теща. — Тебя что, до сих пор влечет к вульгарным женщинам, Боря?
— Это, скорее, Фимина женщина, — ответствовал я и попытался знаками успокоить наливающегося кровью Саньку.
— О! Это интересно! — сказала Софья Моисеевна. — Ладно, дома разберемся. Так вот. Старуха нарыла вас именно что сама. Без посторонней помощи. Прибегнув лишь к услугам собственного внука. Я немножечко подумала, как вы должны с Фимой сношаться, чтобы Наум не смог вас прослушать. И поняла, что такой идущий в ногу со временем человек, как Фимочка, обязательно воспользуется компьютером. Ты наверное не знаешь, поскольку ничем не интересуешься, что даже я в последнее время пристрастилась к игре в бридж по Интернету. Так вот, я узнала от Леночки, что пока Левик был в армии, Фимочка брал его переносной компьютер, тот, который ему мы с Наумом подарили, когда моего внука приняли в отдел компьютерной разведки, хотя тебе это знать не положено, это секрет, но ты это все равно знаешь. Какие у нас в стране могут быть такие уж секреты в семье. Когда Левик пришел на выходные, я дала ему задание. Левик ужасно рассердился, что Леночка подпустила к его компьютеру чужого человека, Фиму, которого он почему-то давно не любит. И Левик применил к своему компьютеру свои военные навыки. Потом мы с Левиком почитали странные разговоры, которые вел Фима с некой Поэткой, я теперь вполне догадываюсь кто это. Ну а кто такой Мутант я, как ты понимаешь, догадалась мгновенно и сразу так и сказала Левику: «Мутант — это твой отец.»
— А какого… — обрел я дар нецензурной речи.
— Не перебивай меня, Боря! Вопросы потом! В конце концов Левик добыл мне номер телефона этой Поэтки, как я его и просила. Левику, кстати, пришлось для этого превозмочь немалые трудности, а все из-за того, что этот интернет — ворованый. Не знаю уж с кем ты там связался, но осторожнее с деньгами. Впрочем, это уже не мое дело. Можешь передать все это вашей с Фимой вульгарной женщине с цыганским голосом.
Теща сделала паузу, явно желая насладиться эффектом. Я тоже не без удовольствия сообщил Светику:
— Софья Моисеевна тебя хакнула.
— Беспесды?! — не поверила Светик всем своим естеством и басом. — Фигасе! Не бывает!
— А еще она считает, что у тебя интернет ворованый, — продолжил я.
В трубке билось клокочущее дыхание стервы.
Светик повалилась на пол и стала ржать:
— Тырнет? Канешшна! Концептуально ворованый! Че я, троян ацтойный — сеть проплачивать?! За этта хакеры отфрендят нахреф! Этта… 286-я у тебя — супер просто, кайфы! Как скрипит! Как скрипит! Ёппп!
— Боря! Боря! — потребовала трубка. — Что она сказала?!
— Непереводимая игра слов, — сообщил я.
— Боря! Ты опять мне врешь?! Я прекрасно помню, что 286-я статья — это превышение должностных полномочий, еще с тех пор помню, как тебя по ней чуть не посадили! Так вот, мой внук никаких должностных полномочий не превышал! Это был его собственный компьютер, и занимался он этим расследованием в свое личное время.
— Софья Моисеевна, — почти развеселился я, — это не статья. Это модель компьютера.
— Ладно, — с сомнением сказала теща. — Спрошу у Левика. А вот теперь слушай внимательно. Этого подлеца Эфраима ты, конечно, уже нашел?
— Да, — сознался я, скептически оглядывая впавшего в ступор Плоткина.
— Так вот, не надо отдавать этого подлеца Науму. Боря, это серьезно! Наум его убьет. Ты разве хочешь быть соучастником убийства? Вот и я не хочу, чтобы мой муж стал убийцей, а мой пока еще зять — его соучастником.
Ну конечно, чтобы я был жертвой Наума всех устраивало. А чтобы соучастником — уже нет.
— Минуточку, Софья Моисеевна, — притормозил я тещу и зачем-то внушительно произнес, — я всегда слышу от вас чего вы не хотите, но еще ни разу внятно не услышал чего же вы все-таки хотите. Чего вы хотите, Софья Моисеевна? В частности, сейчас и от меня?
— Хорошо спросил, — одобрил Санька. — Так их!
— Я хочу, — сказала теща вполне четко и вполне обдуманно, — чтобы этот подлец убрался с Наумовыми деньгами куда ему угодно, а лучше к черту в ад. Но эти деньги не должны попасть ни к Ронену, ни вернуться к Науму. В идеале… Боря, заметь, я не требую, а говорю «в идеале» — эти деньги могли бы полностью или частично вернуться в нашу семью, но не к Науму. Вот, Левику, например, было бы неплохо купить к окончанию армии серьезную компьютерную фирму. Но это программа-максимум. А программа-минимум — ни Науму, ни Ронену. Потому что если Ронен получит эти деньги, Наум этого не переживет, он гордый. А если Наум получит все назад, то он просто продолжит эту идиотскую деятельность, которая никому уже не нужна. Ты понял, Боря? Наконец-то тебе предоставилась возможность проявиться! Скажи Эфраиму, что если деньги не попадут к Ронену, то Наум не станет убивать его жену и детей. Это он мне сказал, а мне он никогда не врет, потому что это бесполезно. Ну ты сам знаешь.
— Софья Моисеевна, — спросил я вдруг, — а с какого телефона вы со мной говорите?
— Боря, ну не всем же в нашей семье быть идиотами, — обиделась теща. — Я специально купила мобильный телефон. Как для детей, который как бы без владельца. И запасную карточку к нему. Вот, первая уже заканчивается. Сейчас я прервусь, поменяю ее и перезвоню. Никуда не уходи, жди.
Теща отключилась. Вид у меня был, наверное, глупый. Чтобы избежать ненужных вопросов, я начал задавать их сам:
— Эфраим! Почему ты переметнулся от Наума к Ронену?
Плоткин вздохнул:
— Потому что на дворе двадцать первый век, Боря!
— А почему… — вскинулся Санька, но Светик дернула его за пиджак и усадила рядом:
— Пусть Мутант интервьюирует. Он инфу скачал. Внемли!
Светик с Санькой блистали глазами из угла, как студенты с галерки. А я, понимая, что времени мало — теща вот-вот разберется с заменой карточки в мобильнике, напирал:
— То есть ты считаешь, что методы Наума устарели?
Эфраим обозначил усмешку: