все знали, кого он несет в своей объемистой кабине. Катер плавно повернул, и
хотелось верить, что и сам он слегка изогнулся в этом повороте, настолько
красивым было это движение, и замер, выбросив голубоватое облачко, - замер
напротив открытого люка. Тусклый борт катера раздвинулся, и несколько фигур
легко скользнули из возникшего провала в пространство.
Это были они, новые хозяева корабля, до последней минуты безраздельно
принадлежавшего еще людям Звездолетного пояса и в первую очередь
монтажникам. Теперь пришли пилоты. В ярких мягких скафандрах они
проскальзывали несколько метров пространства, что отделяло их от будущего
дома, и выстраивались на крыльце этого дома; и монтажникам были видны их
улыбающиеся лица и блестящие глаза.
Потом их командир - и Кедрин вспомнил пилота глайнера "Кузнечик", -
мягко ступая, подошел к неподвижному шеф-монтеру и обнял его, и Седов тоже
обнял нового капитана, а потом приглашающе протянул руку к освещенному зеву
люка.
Капитан направился к люку, а Седов, сделав два шага, с силой
оттолкнулся от края площадки и медленно поплыл в пространстве...
Звездолетчики замахали руками. В телефонах скваммера Кедрина зазвучали их
взволнованные, нерасчетливо громкие голоса. Потом они скрылись в выходной
камере. Крышка люка медленно поползла вверх, навстречу ей изнутри
выдвинулась вторая.
Светлое пятно закрылось, тотчас же раздалась команда. Монтажники
отхлынули в стороны, занимая заранее определенные позиции. Тело корабля еще
миг отблескивало в лучах осветителей, потом внезапно вспыхнули все
иллюминаторы и опознавательные огни, и корабль превратился в лучащуюся
драгоценность. И трудно было поверить, что это они, монтажники, создали
такое чудо. Проба огней была всего лишь началом испытания корабля: с
момента, когда зажглись ходовые огни, сооружение действительно стало
кораблем, самостоятельной единицей Звездолетного флота. Он не принадлежал
больше монтажникам, не принадлежал Поясу, хотя связь между ними и должна
была сохраниться еще надолго, навеки. Был хорош, но и труден этот момент,
когда уходил сын Пояса, и ему предстояло увидеть новые звезды, а здесь
оставалось старое пространство и память, память...
Кто-то скользнул и замер поодаль, и Кедрин узнал шеф-монтера. И снова
все сделалось неподвижным, только сам корабль, казалось, шевелился:
открывались и закрывались, проходя испытание, грузовые люки, выдвигались
смотровые площадки и мостики, шевелились, поворачивались, втягивались и
вытягивались антенны. И каждый раз кто-то из монтажников - тот, кто
монтировал этот мостик или антенну, горделиво взглядывал на соседей, хотя и
так все знали, что ничто не может отказать.
Корабль шевелился, как ребенок, двигающий руками и ногами просто
потому, кажется, что движение доставляет ему радость. Но ребенок встанет на
ноги не скоро, а этот был уже готов: челюсти люков закрылись, втянулись
лишние антенны; и казалось, еще тише стало в безмолвном пространстве.
Все ждали этого момента, и все же ни один, наверное, не уловил первого,
едва заметного издали содрогания корабля. Но он уже не висел на месте -
затемнилась одна звезда, вторая... И ключены лишь вдалеке от планеты. Корабль
уходил в испытательный однодневный полет, сверкая. как созвездие, равный
среди равных во вселенной, небесное тело галактического ранга... Он уходил,
и никто не взялся бы предсказать его звездолетную судьбу, но все знали, что
она будет прекрасна. Ход корабля резко убыстрился, корабль торопился в
вечный день черного пространства - день, ибо не может быть ночи там, где
сияют миллиарды солнц. Кедрин вздохнул и осмотрелся; Седов был рядом, с
рукой, поднятой к глазам, и не требовалось особого усилия, чтобы представить
себе, что было сейчас в глазах человека, который еще строил корабли, но не
мог летать. Кедрин снова вздохнул - сочувственно, но шеф-монтер уже отнял
руку, и голос его, произнесший команду, дрожал не больше, чем монолитные
основания земных космодромов.
А корабль скрылся, он стал слабой звездочкой, затерявшейся в бездне.
Монтажники медленно поплыли к спутнику. Кедрин занял место у входного люка.
Его окликали и приветствовали. Казалось, все поняли, какой он славный
парень. В другой раз он обрадовался бы этому, а сейчас просто кивал головой
- и ждал...
Он вошел в спутник вслед за последним монтажником. Входить пришлось
через корабль, там он оставил скваммер. Потом пошел в командную централь
спутника. Как бы ни было, в первую очередь надо было доложить о том, что
загадка запаха решена, а лишь потом узнать, где Ирэн. Кедрин был спокоен,
только нижняя челюсть выдвинулась вперед и взгляд стал тяжелее.
Шеф-монтер сидел в кресле, и на лице его не было совсем ничего от
бывшего пилота. Он был шеф-монтер - и все, и именно с таким выражением
смотрел он на Герна. Герн порывисто расхаживал по комнате и ожесточенно
полировал ладонями багровую лысину.
- Вот, - сказал Герн и схватил Кедрина за рукэв. - Даже он знает, кто
открыл Трансцербер. А?
- Знает, - сказал Седов. .
- И теперь корабль идет туда, а я должен сидеть здесь? У них есть
место. До завтра они еще будут висеть в пространстве Полигона. И одного
вашего слова достаточно, чтобы...
- Нет, - сказал Седов.
- То есть как "нет"? Как вам нравится! А то, что я...
- Нет. Они пойдут на пределе ускорений. А вы...
- Я! Ну и что? Со мной ничего не будет!
- Не будет, - сказал Седов, - потому что вы не полетите.
-Ха! А я хочу знать! Вот он, - Герн кивнул на Кедрина,- он тоже хочет
знать. Но не знает...
-Я, - сказал Кедрин, - знаю природу запаха.
Герн пожал плечами.
- Ноль информации, - сказал он. - Это уже все знают. Кто-то сообщил с
Земли, хотя, как он додумался, не имею понятия. А вот Трансцербер...
Дальше Кедрин не стал слушать. Он взглянул на Седова.
- Кто-то сообщил раньше меня?
- Нет.
- А костюмы? Как вы успели?..
- Просто, Кедрин. В мире все просто. Только простота эта, ох, как
сложна!.. Скваммеры и так доживали свой век: броненосная техника, наследие
прошлого. Пластик, из которого сделаны новые костюмы, был испытан заранее...
- Но ведь новое излучение...
- Да. Но Гур...
- Послушайте, - сказал Герн, который не мог так долго слушать не
вмешиваясь. - Излучения излучениями, и Гур - это Гур. Но, может быть, вы
мне, наконец, объясните, зачем он все время обстреливает Трансцербер
направленным син-полем? Может быть, он думает его разрушить? Не удастся,
поверьте мне, который что-нибудь понимает...
- Новое поле - мим, - сказал Седов, - на деле всего лишь один из
компонентов син-излучения, - сказал Седов. - Герн, Герн, это уже все знают!
Пока ты, - он повернулся к Кедрину, - шел к уяснению механики этого запаха,
Гур, не зная ее, все же искал излучение. Скорее интуитивно, чем... И он
нашел его. Теперь он рассчитывает на то, что тот, кто принимает мим, примет
и син-сигналы - хотя бы одну из их составляющих. Одним словом, новый пластик
проверен и на это поле. Бояться нечего, Кедрин.
- А раньше?
- Я никогда не боюсь, - сказал Седов. - Я разучился. Когда человек
делает себя, он многому учится, но должен и что-то забывать - то, что
досталось нам от предков.
- Как все это умно! - сказал Герн, переминаясь с ноги на ногу. - Но
интересно, кто это должен принимать сигналы Гура? Камни? Так им глубоко
безразлично, поверьте мне. У небесных тел есть один язык - язык астрономии.
У них нет второй сигнальной...
- У небесных тел есть люди! - сказал Кедрин.
- И этот молодой человек летел вместе с Велигаем! Стыд!.. - сказал
Герн. - И вообще я не знаю, что делается. Поля растут как грибы, а чтобы
пустить человека убедиться - так нет! Жизнь - ребус. Полно перевернутых
запятых...
Кедрин повернулся к выходу. Он шел по проспекту Бесконечных трасс.
Дверь в ее каюту он распахнул рывком.
Женщина вскрикнула. Затем улыбнулась.
- Вот мы встретились, - сказала она. - Вы тогда убежали. Но я все равно
здесь. Я сказала вам, что хочу на Пояс. И вот я...
- А она? - спросил Кедрин.
- Кто?
- Та, что жила здесь?
- Не знаю, мне дали эту каюту. Вы были на сдаче корабля? Как хорошо!
Что нового на планете? Вы так и будете стоять в дверях?
- Нет, - Сказал Кедрин.
Коридор был могильно тих. Монтажники, верно, уже собирались в
кают-компанчи. Там сегодня будет тесно и весело.
Он пошел к себе и лег. Каюта не была занята - ждала его. Каюта ждала...
А ведь когда-то люди думали, что в счастливом будущем все будет хорошо и
розово, верной будет всякая гипотеза, разделенной - каждая любовь. А может,
когда-нибудь так и будет? Хотя вряд ли... Значит, нечего лежать...
Он поднялся, хотя что-то упрямо старалось положить его на лопатки.
Принял душ и пошел в кают-компанию.
Там было действительно куда теснее, чем в пространстве. Говорил
Велигай, поднимая бокал:
- ...Вот какую проблему должно решить человечество. И оно решит ее.
Как? Самым простым образом.
Человек хочет остаться человеком. И, как ни странно, ему мало для этого
одной Земли. Люди знали это уже в двадцатом веке, когда делали только первые
шаги в Приземелье. Мудрец сказал: "Земля - колыбель человечества, но нельзя
все время жить в колыбели". Подчеркиваю: нельзя...
Он перевел дух, отпил. Все молчали.
- Нельзя. Человечество вырастает. И вот настает для него время выйти в
пространство по-настоящему. Не экспедициями, не научными станциями. Массой.
Жизнью.
Кедрин поднялся. Стараясь ступать бесшумно, подошел к сидевшему
неподалеку Гуру, поманил его к двери. В коридоре Гур сказал:
- Ты мог бы и потерпеть.
- Нет, - сказал Кедрин. - Скажи, откуда берется мим-поле?
- Никто не знает. Конечно, у каждого есть свое мнение...
- А твое?
- Мое? Ты же серьезный человек, зачем тебе мнение прогносеолога? Я ведь
такой...
- И в самом деле, - сердито сказал Кедрин. - Я смотрю, сегодня все
одеты по-человечески, и только ты в своей леопардовой кацавейке. Ты что, не
мог?
- Не мог, - грустно сказал Гур. - В том-то и. вся беда! Мой выходной
костюм несколько поврежден с тех пор, как я однажды лазил в нем в канал
стартового двигателя... - Он вздохнул и извиняющимся тоном добавил: - Это
было слишком срочно...
- Вот поэтому на тебя иногда и смотрят несерьезно!
- Ну, - усмехнулся Гур, - это еще как сказать...
Он сделал шаг вбок, входя в полосу света из кают-компании. Это был миг
тишины, и что-то чуть слышно звякнуло при его шаге и вспыхнуло на пестрой
кацавеечной груди... Шесть золотых эллипсов были на ней и три параболы -
шесть дальних исследовательских полетов и три похода Дальней разведки,
походов, отнимавших полжизни... И, значит, не менее полутора жизней уже
прожил Гур, если мерять жизни не продолжительностью, а количеством
свершений. Кедрин только глотнул и не сказал ничего.
- Так что, - сказал Гур, - дело не в этом. Хотя я и установил, что это
направленное излучение и направлено оно примерно в ту точку пространства,
где находится пресловутый Транс, но выводы показались многим .слишком
фантастичными.
- Но не Седову?
- Седов слишком много летал для этого, - сказал Гур. - Надо много
летать, чтобы всерьез относиться к фантастике... Но рано или поздно нам всем
придется примириться с тем, что так называемые фантастические события
происходят гораздо чаще, чем мы думаем. И чем дальше, тем будут происходить
чаще, потому что необъяснимые факты определяются примерно квадратом числа
фактов, уже известных и объясненных.
- И все же мне не ясно, в чем тут фантастика.
- Ах, не ясно?.. Итак, ты уже знаешь, что этот самый проклятый запах
возникал у нас в определенные моменты, когда Транс, мы и звезда Арвэ, около
которой, очевидно, находится что-то интересное, располагались на одной
прямой.
- Знаю. Герн...
- Старый гениальный болтун. При чем тут Герн? Важно, что направленное
излучение, как правило, в природе не встречается. Есть возможность
предположить его искусственный характер. Иными словами, предположить, что
Траис - это....
- Фантазия, Гур.
- Видишь? А почему, мой ортодоксальный...
- Потому... потому, что этого никогда не было. Никакие признаки...
- Вот, вот! Но тебе не кажется, что в таком случае фантастика и
Звездолетный пояс?
- Ну, знаешь!.. Хотя ладно. Зачем же ты посылаешь им сигналы?
- Чтобы они их приняли. Вернее, их автоматы... Да, скорее всего.
- Они не поймут.
- Неважно. Хозяева автоматов поймут хотя бы, что вблизи - авторы этих
сигналов. И этого будет достаточно, чтобы они сами разобрались в остальном,
и их автоматика не устраивала нам неприятностей вроде лобовской или той
нашей драки с экранами.
- Ты думаешь?
- Размышлять полезно всегда, только не в ущерб действиям. Одним словом,
скажу по секрету: я не удивлюсь, если...
- Ну?
- Да ничего... В общем, я думаю, Лобов вскоре расскажет все сам, и
гораздо более подробно. А пока я пойду ко всем. У меня мало времени...
- Очередной эксперимент?
- Нет, куда серьезнее и тяжелее. Предстоит вычистить этот мой
праздничный костюм.
- Возьми новый.
- Не позволяет совесть. Но он мне нужен. Уж ради тех, кому я сигналю, я
надену праздничный. В ближайшем будущем, друг мой, я предвижу много
необычных встреч.
- И все же не верится.
- А само собой, - сказал Гур рассеянно. - Так это ты для этого
соизволил вытащить меня с места, которое, я уверен, уже занял какой-нибудь
уставший корифей монтажа?
- Все зубоскалишь?
- Я серьезен, как академик Велигай, как тензорное исчисление, как
разочарованный влюбленный.
В следующий миг Гур оказался прижатым к стене. Кедрин яростно глотал
воздух.
- Где она? Или...
- Фу, как банально - душить человека!.. Разве ты ее не заметил?
- Где?
- В команде корабля. - Гур яростно схватил рукой воздух, перед ним была
пустота. - Да послушай...
Он смотрел вслед убегающему, пока тот не скрылся за углом поперечного
проспекта, ведшего к эллингам. Потом улыбнулся.
- Что ж, кричи, родившийся, - пробормотал он, - ибо дважды рождается
человек, и оба раза в любви. Первый раз его порождает любовь родителей, а
второй... Впрочем, я, кажется, становлюсь серьезным...
Молчание на орбите Трансцербера. Проникая через иллюминаторы,
голубоватый свет заливает рубку. Все молчат и, сами того не замечая,
принимают такие позы, чтобы удержаться, устоять. Но не устоять, потому что
Транс приближается со скоростью примерно километра три в секунду. Все
произойдет мгновенно и безболезненно.
Тишина. Потом, кто-то из исследователей произносит:
- А зря мы заставили ребят волноваться там, на Земле...
И снова молчание.
Космический разведчик, набитый материалами, ушел к Земле три минуты
тому назад. Он достаточно быстр, он уйдет. Но аппараты продолжают щелкать,
замерять, записывать. Может быть, что-нибудь уцелеет, и зкипаж Длинного
корабля найдет.
Тишина. Только слышен размеренный, будничный голос капитана Лобова:
- Двенадцать...
И пауза. Страшно долгая пауза...
- Одиннадцать...
Бескрайная пауза.
- Десять...
Другой исследователь говорит:
- Интересно, что это все-таки такое?
- Восемь... - вместо ответа говорит капитан Лобов.
- Ну, - смущаясь, говорит третий исследователь. - Давайте, что ли, по
обычаю...
Он неловко целует стоящего рядом пилота. Другие тоже целуются.
Это всегда выглядит немного смешно, когда целуются мужчины, хотя на
самом деле это иногда бывает страшно.
- Шесть... - говорит капитан Лобов.
- "Наверх вы, товарищи..." - запевает кто-то.
- Четыре... - говорит капитан Лобов.
Голубое сияние в рубке становится все ярче...
На орбите Трансцербера все спокойно.
- И запишите, - скучным голосом говорит капитан Лобов. - Тело,
именуемое Трансцербером и оказавшееся кораблем неизвестного происхождения -
межзвездным автоматическим разведчиком, - обогнуло корабль "Гончий Пес" и
ушло курсом сорок семь - двести двенадцать плюс... Установлена работа
двигателей, характер которых не ясен. Трансцербер больше не наблюдается. Ну,
и прочее, что надо. А я пойду спать. Да, работа двигателей сопровождается
излучением в световом диапазоне. Это не забудьте. И приведите все в порядок.
Думаю, скоро мы увидим и наш корабль...
Кедрин вышел из приемного шлюза в салон Длинного корабля и сощурился от
слепящего света. Перед ним стоял Седов. А позади него - Ирэн. Кедрин смотрел
через плечо шефа.
- Послушайте, Кедрин, тут, на корабле, нет Элмо.
- Но, шеф...
- Нет Элмо, такого как на Земле, - здесь он чуть меньше.
- Шеф!
- Говорить буду я, вы - слушать. Вы зачислены в экипаж Длинного
корабля.
Кедрин пытался открыть рот, но Седов предостерегающе поднял руку:
- Свяжитесь с Герном и возьмите необходимые исходные данные по расчетам
Трансцербера.
И тут Кедрин увидел, что каменное лицо Седова может улыбаться, а глаза
сверкать искринками веселья:
- Считайте, что вы сделали еще один шаг вперед.
хотелось верить, что и сам он слегка изогнулся в этом повороте, настолько
красивым было это движение, и замер, выбросив голубоватое облачко, - замер
напротив открытого люка. Тусклый борт катера раздвинулся, и несколько фигур
легко скользнули из возникшего провала в пространство.
Это были они, новые хозяева корабля, до последней минуты безраздельно
принадлежавшего еще людям Звездолетного пояса и в первую очередь
монтажникам. Теперь пришли пилоты. В ярких мягких скафандрах они
проскальзывали несколько метров пространства, что отделяло их от будущего
дома, и выстраивались на крыльце этого дома; и монтажникам были видны их
улыбающиеся лица и блестящие глаза.
Потом их командир - и Кедрин вспомнил пилота глайнера "Кузнечик", -
мягко ступая, подошел к неподвижному шеф-монтеру и обнял его, и Седов тоже
обнял нового капитана, а потом приглашающе протянул руку к освещенному зеву
люка.
Капитан направился к люку, а Седов, сделав два шага, с силой
оттолкнулся от края площадки и медленно поплыл в пространстве...
Звездолетчики замахали руками. В телефонах скваммера Кедрина зазвучали их
взволнованные, нерасчетливо громкие голоса. Потом они скрылись в выходной
камере. Крышка люка медленно поползла вверх, навстречу ей изнутри
выдвинулась вторая.
Светлое пятно закрылось, тотчас же раздалась команда. Монтажники
отхлынули в стороны, занимая заранее определенные позиции. Тело корабля еще
миг отблескивало в лучах осветителей, потом внезапно вспыхнули все
иллюминаторы и опознавательные огни, и корабль превратился в лучащуюся
драгоценность. И трудно было поверить, что это они, монтажники, создали
такое чудо. Проба огней была всего лишь началом испытания корабля: с
момента, когда зажглись ходовые огни, сооружение действительно стало
кораблем, самостоятельной единицей Звездолетного флота. Он не принадлежал
больше монтажникам, не принадлежал Поясу, хотя связь между ними и должна
была сохраниться еще надолго, навеки. Был хорош, но и труден этот момент,
когда уходил сын Пояса, и ему предстояло увидеть новые звезды, а здесь
оставалось старое пространство и память, память...
Кто-то скользнул и замер поодаль, и Кедрин узнал шеф-монтера. И снова
все сделалось неподвижным, только сам корабль, казалось, шевелился:
открывались и закрывались, проходя испытание, грузовые люки, выдвигались
смотровые площадки и мостики, шевелились, поворачивались, втягивались и
вытягивались антенны. И каждый раз кто-то из монтажников - тот, кто
монтировал этот мостик или антенну, горделиво взглядывал на соседей, хотя и
так все знали, что ничто не может отказать.
Корабль шевелился, как ребенок, двигающий руками и ногами просто
потому, кажется, что движение доставляет ему радость. Но ребенок встанет на
ноги не скоро, а этот был уже готов: челюсти люков закрылись, втянулись
лишние антенны; и казалось, еще тише стало в безмолвном пространстве.
Все ждали этого момента, и все же ни один, наверное, не уловил первого,
едва заметного издали содрогания корабля. Но он уже не висел на месте -
затемнилась одна звезда, вторая... И ключены лишь вдалеке от планеты. Корабль
уходил в испытательный однодневный полет, сверкая. как созвездие, равный
среди равных во вселенной, небесное тело галактического ранга... Он уходил,
и никто не взялся бы предсказать его звездолетную судьбу, но все знали, что
она будет прекрасна. Ход корабля резко убыстрился, корабль торопился в
вечный день черного пространства - день, ибо не может быть ночи там, где
сияют миллиарды солнц. Кедрин вздохнул и осмотрелся; Седов был рядом, с
рукой, поднятой к глазам, и не требовалось особого усилия, чтобы представить
себе, что было сейчас в глазах человека, который еще строил корабли, но не
мог летать. Кедрин снова вздохнул - сочувственно, но шеф-монтер уже отнял
руку, и голос его, произнесший команду, дрожал не больше, чем монолитные
основания земных космодромов.
А корабль скрылся, он стал слабой звездочкой, затерявшейся в бездне.
Монтажники медленно поплыли к спутнику. Кедрин занял место у входного люка.
Его окликали и приветствовали. Казалось, все поняли, какой он славный
парень. В другой раз он обрадовался бы этому, а сейчас просто кивал головой
- и ждал...
Он вошел в спутник вслед за последним монтажником. Входить пришлось
через корабль, там он оставил скваммер. Потом пошел в командную централь
спутника. Как бы ни было, в первую очередь надо было доложить о том, что
загадка запаха решена, а лишь потом узнать, где Ирэн. Кедрин был спокоен,
только нижняя челюсть выдвинулась вперед и взгляд стал тяжелее.
Шеф-монтер сидел в кресле, и на лице его не было совсем ничего от
бывшего пилота. Он был шеф-монтер - и все, и именно с таким выражением
смотрел он на Герна. Герн порывисто расхаживал по комнате и ожесточенно
полировал ладонями багровую лысину.
- Вот, - сказал Герн и схватил Кедрина за рукэв. - Даже он знает, кто
открыл Трансцербер. А?
- Знает, - сказал Седов. .
- И теперь корабль идет туда, а я должен сидеть здесь? У них есть
место. До завтра они еще будут висеть в пространстве Полигона. И одного
вашего слова достаточно, чтобы...
- Нет, - сказал Седов.
- То есть как "нет"? Как вам нравится! А то, что я...
- Нет. Они пойдут на пределе ускорений. А вы...
- Я! Ну и что? Со мной ничего не будет!
- Не будет, - сказал Седов, - потому что вы не полетите.
-Ха! А я хочу знать! Вот он, - Герн кивнул на Кедрина,- он тоже хочет
знать. Но не знает...
-Я, - сказал Кедрин, - знаю природу запаха.
Герн пожал плечами.
- Ноль информации, - сказал он. - Это уже все знают. Кто-то сообщил с
Земли, хотя, как он додумался, не имею понятия. А вот Трансцербер...
Дальше Кедрин не стал слушать. Он взглянул на Седова.
- Кто-то сообщил раньше меня?
- Нет.
- А костюмы? Как вы успели?..
- Просто, Кедрин. В мире все просто. Только простота эта, ох, как
сложна!.. Скваммеры и так доживали свой век: броненосная техника, наследие
прошлого. Пластик, из которого сделаны новые костюмы, был испытан заранее...
- Но ведь новое излучение...
- Да. Но Гур...
- Послушайте, - сказал Герн, который не мог так долго слушать не
вмешиваясь. - Излучения излучениями, и Гур - это Гур. Но, может быть, вы
мне, наконец, объясните, зачем он все время обстреливает Трансцербер
направленным син-полем? Может быть, он думает его разрушить? Не удастся,
поверьте мне, который что-нибудь понимает...
- Новое поле - мим, - сказал Седов, - на деле всего лишь один из
компонентов син-излучения, - сказал Седов. - Герн, Герн, это уже все знают!
Пока ты, - он повернулся к Кедрину, - шел к уяснению механики этого запаха,
Гур, не зная ее, все же искал излучение. Скорее интуитивно, чем... И он
нашел его. Теперь он рассчитывает на то, что тот, кто принимает мим, примет
и син-сигналы - хотя бы одну из их составляющих. Одним словом, новый пластик
проверен и на это поле. Бояться нечего, Кедрин.
- А раньше?
- Я никогда не боюсь, - сказал Седов. - Я разучился. Когда человек
делает себя, он многому учится, но должен и что-то забывать - то, что
досталось нам от предков.
- Как все это умно! - сказал Герн, переминаясь с ноги на ногу. - Но
интересно, кто это должен принимать сигналы Гура? Камни? Так им глубоко
безразлично, поверьте мне. У небесных тел есть один язык - язык астрономии.
У них нет второй сигнальной...
- У небесных тел есть люди! - сказал Кедрин.
- И этот молодой человек летел вместе с Велигаем! Стыд!.. - сказал
Герн. - И вообще я не знаю, что делается. Поля растут как грибы, а чтобы
пустить человека убедиться - так нет! Жизнь - ребус. Полно перевернутых
запятых...
Кедрин повернулся к выходу. Он шел по проспекту Бесконечных трасс.
Дверь в ее каюту он распахнул рывком.
Женщина вскрикнула. Затем улыбнулась.
- Вот мы встретились, - сказала она. - Вы тогда убежали. Но я все равно
здесь. Я сказала вам, что хочу на Пояс. И вот я...
- А она? - спросил Кедрин.
- Кто?
- Та, что жила здесь?
- Не знаю, мне дали эту каюту. Вы были на сдаче корабля? Как хорошо!
Что нового на планете? Вы так и будете стоять в дверях?
- Нет, - Сказал Кедрин.
Коридор был могильно тих. Монтажники, верно, уже собирались в
кают-компанчи. Там сегодня будет тесно и весело.
Он пошел к себе и лег. Каюта не была занята - ждала его. Каюта ждала...
А ведь когда-то люди думали, что в счастливом будущем все будет хорошо и
розово, верной будет всякая гипотеза, разделенной - каждая любовь. А может,
когда-нибудь так и будет? Хотя вряд ли... Значит, нечего лежать...
Он поднялся, хотя что-то упрямо старалось положить его на лопатки.
Принял душ и пошел в кают-компанию.
Там было действительно куда теснее, чем в пространстве. Говорил
Велигай, поднимая бокал:
- ...Вот какую проблему должно решить человечество. И оно решит ее.
Как? Самым простым образом.
Человек хочет остаться человеком. И, как ни странно, ему мало для этого
одной Земли. Люди знали это уже в двадцатом веке, когда делали только первые
шаги в Приземелье. Мудрец сказал: "Земля - колыбель человечества, но нельзя
все время жить в колыбели". Подчеркиваю: нельзя...
Он перевел дух, отпил. Все молчали.
- Нельзя. Человечество вырастает. И вот настает для него время выйти в
пространство по-настоящему. Не экспедициями, не научными станциями. Массой.
Жизнью.
Кедрин поднялся. Стараясь ступать бесшумно, подошел к сидевшему
неподалеку Гуру, поманил его к двери. В коридоре Гур сказал:
- Ты мог бы и потерпеть.
- Нет, - сказал Кедрин. - Скажи, откуда берется мим-поле?
- Никто не знает. Конечно, у каждого есть свое мнение...
- А твое?
- Мое? Ты же серьезный человек, зачем тебе мнение прогносеолога? Я ведь
такой...
- И в самом деле, - сердито сказал Кедрин. - Я смотрю, сегодня все
одеты по-человечески, и только ты в своей леопардовой кацавейке. Ты что, не
мог?
- Не мог, - грустно сказал Гур. - В том-то и. вся беда! Мой выходной
костюм несколько поврежден с тех пор, как я однажды лазил в нем в канал
стартового двигателя... - Он вздохнул и извиняющимся тоном добавил: - Это
было слишком срочно...
- Вот поэтому на тебя иногда и смотрят несерьезно!
- Ну, - усмехнулся Гур, - это еще как сказать...
Он сделал шаг вбок, входя в полосу света из кают-компании. Это был миг
тишины, и что-то чуть слышно звякнуло при его шаге и вспыхнуло на пестрой
кацавеечной груди... Шесть золотых эллипсов были на ней и три параболы -
шесть дальних исследовательских полетов и три похода Дальней разведки,
походов, отнимавших полжизни... И, значит, не менее полутора жизней уже
прожил Гур, если мерять жизни не продолжительностью, а количеством
свершений. Кедрин только глотнул и не сказал ничего.
- Так что, - сказал Гур, - дело не в этом. Хотя я и установил, что это
направленное излучение и направлено оно примерно в ту точку пространства,
где находится пресловутый Транс, но выводы показались многим .слишком
фантастичными.
- Но не Седову?
- Седов слишком много летал для этого, - сказал Гур. - Надо много
летать, чтобы всерьез относиться к фантастике... Но рано или поздно нам всем
придется примириться с тем, что так называемые фантастические события
происходят гораздо чаще, чем мы думаем. И чем дальше, тем будут происходить
чаще, потому что необъяснимые факты определяются примерно квадратом числа
фактов, уже известных и объясненных.
- И все же мне не ясно, в чем тут фантастика.
- Ах, не ясно?.. Итак, ты уже знаешь, что этот самый проклятый запах
возникал у нас в определенные моменты, когда Транс, мы и звезда Арвэ, около
которой, очевидно, находится что-то интересное, располагались на одной
прямой.
- Знаю. Герн...
- Старый гениальный болтун. При чем тут Герн? Важно, что направленное
излучение, как правило, в природе не встречается. Есть возможность
предположить его искусственный характер. Иными словами, предположить, что
Траис - это....
- Фантазия, Гур.
- Видишь? А почему, мой ортодоксальный...
- Потому... потому, что этого никогда не было. Никакие признаки...
- Вот, вот! Но тебе не кажется, что в таком случае фантастика и
Звездолетный пояс?
- Ну, знаешь!.. Хотя ладно. Зачем же ты посылаешь им сигналы?
- Чтобы они их приняли. Вернее, их автоматы... Да, скорее всего.
- Они не поймут.
- Неважно. Хозяева автоматов поймут хотя бы, что вблизи - авторы этих
сигналов. И этого будет достаточно, чтобы они сами разобрались в остальном,
и их автоматика не устраивала нам неприятностей вроде лобовской или той
нашей драки с экранами.
- Ты думаешь?
- Размышлять полезно всегда, только не в ущерб действиям. Одним словом,
скажу по секрету: я не удивлюсь, если...
- Ну?
- Да ничего... В общем, я думаю, Лобов вскоре расскажет все сам, и
гораздо более подробно. А пока я пойду ко всем. У меня мало времени...
- Очередной эксперимент?
- Нет, куда серьезнее и тяжелее. Предстоит вычистить этот мой
праздничный костюм.
- Возьми новый.
- Не позволяет совесть. Но он мне нужен. Уж ради тех, кому я сигналю, я
надену праздничный. В ближайшем будущем, друг мой, я предвижу много
необычных встреч.
- И все же не верится.
- А само собой, - сказал Гур рассеянно. - Так это ты для этого
соизволил вытащить меня с места, которое, я уверен, уже занял какой-нибудь
уставший корифей монтажа?
- Все зубоскалишь?
- Я серьезен, как академик Велигай, как тензорное исчисление, как
разочарованный влюбленный.
В следующий миг Гур оказался прижатым к стене. Кедрин яростно глотал
воздух.
- Где она? Или...
- Фу, как банально - душить человека!.. Разве ты ее не заметил?
- Где?
- В команде корабля. - Гур яростно схватил рукой воздух, перед ним была
пустота. - Да послушай...
Он смотрел вслед убегающему, пока тот не скрылся за углом поперечного
проспекта, ведшего к эллингам. Потом улыбнулся.
- Что ж, кричи, родившийся, - пробормотал он, - ибо дважды рождается
человек, и оба раза в любви. Первый раз его порождает любовь родителей, а
второй... Впрочем, я, кажется, становлюсь серьезным...
Молчание на орбите Трансцербера. Проникая через иллюминаторы,
голубоватый свет заливает рубку. Все молчат и, сами того не замечая,
принимают такие позы, чтобы удержаться, устоять. Но не устоять, потому что
Транс приближается со скоростью примерно километра три в секунду. Все
произойдет мгновенно и безболезненно.
Тишина. Потом, кто-то из исследователей произносит:
- А зря мы заставили ребят волноваться там, на Земле...
И снова молчание.
Космический разведчик, набитый материалами, ушел к Земле три минуты
тому назад. Он достаточно быстр, он уйдет. Но аппараты продолжают щелкать,
замерять, записывать. Может быть, что-нибудь уцелеет, и зкипаж Длинного
корабля найдет.
Тишина. Только слышен размеренный, будничный голос капитана Лобова:
- Двенадцать...
И пауза. Страшно долгая пауза...
- Одиннадцать...
Бескрайная пауза.
- Десять...
Другой исследователь говорит:
- Интересно, что это все-таки такое?
- Восемь... - вместо ответа говорит капитан Лобов.
- Ну, - смущаясь, говорит третий исследователь. - Давайте, что ли, по
обычаю...
Он неловко целует стоящего рядом пилота. Другие тоже целуются.
Это всегда выглядит немного смешно, когда целуются мужчины, хотя на
самом деле это иногда бывает страшно.
- Шесть... - говорит капитан Лобов.
- "Наверх вы, товарищи..." - запевает кто-то.
- Четыре... - говорит капитан Лобов.
Голубое сияние в рубке становится все ярче...
На орбите Трансцербера все спокойно.
- И запишите, - скучным голосом говорит капитан Лобов. - Тело,
именуемое Трансцербером и оказавшееся кораблем неизвестного происхождения -
межзвездным автоматическим разведчиком, - обогнуло корабль "Гончий Пес" и
ушло курсом сорок семь - двести двенадцать плюс... Установлена работа
двигателей, характер которых не ясен. Трансцербер больше не наблюдается. Ну,
и прочее, что надо. А я пойду спать. Да, работа двигателей сопровождается
излучением в световом диапазоне. Это не забудьте. И приведите все в порядок.
Думаю, скоро мы увидим и наш корабль...
Кедрин вышел из приемного шлюза в салон Длинного корабля и сощурился от
слепящего света. Перед ним стоял Седов. А позади него - Ирэн. Кедрин смотрел
через плечо шефа.
- Послушайте, Кедрин, тут, на корабле, нет Элмо.
- Но, шеф...
- Нет Элмо, такого как на Земле, - здесь он чуть меньше.
- Шеф!
- Говорить буду я, вы - слушать. Вы зачислены в экипаж Длинного
корабля.
Кедрин пытался открыть рот, но Седов предостерегающе поднял руку:
- Свяжитесь с Герном и возьмите необходимые исходные данные по расчетам
Трансцербера.
И тут Кедрин увидел, что каменное лицо Седова может улыбаться, а глаза
сверкать искринками веселья:
- Считайте, что вы сделали еще один шаг вперед.