Он подошел к девчонкам и доверительным тоном предложил им новую игру == кататься в бочке. Пустая полурассохшаяся бочка стояла неподалеку от дома, у края рытвины. Повалили ее на бок. Девчонки залезли внутрь и выглядели в бочке, как царица с князем Гвидоном из "Сказки о царе Салтане". Колька хотел покатать их немного по проезжей части порядочка, пусть бы поверещали, перекатываясь в бочке... Пусть знают, как книги рвать. Он начал катить бочку. Девчонки действительно заверещали, запищали и, вероятно, сделали попытку вылезти из бочки, в результате чего она вдруг малость изменила направление и покатилась под углом в рытвину, все ускоряя ход и подпрыгивая на кочках. А в рытвине был вырыт запасной колодец для хранения там молока, сметаны, масла. Бочка прошла колодец стороной и, пркатившись еще метра три, остановилась в небольшой ямке. Девчонки орали так, что Колькина мать, занимавшаяся в это время в избе глажкой белья, испуганно выскочила со скалкой и рубелем в руках. За ней выбежала тетя Аня. Девчонки уже стояли около бочки и ревели от испуга. В таких случаях причина рева обычно не выясняется. И так все ясно: девчонки дружно ревели, испуганный "мститель" стоял в стороне, с опаской поглядывая на мать. Вот мать и побежала за ним, чтобы дать взбучку. Но виновник происшествия, интуитивно догадавшись, что взбучка будет не обычной, а особенной, стал убегать от рассерженной родительницы. Мать быстро отстала, пригрозила ему, приказав немедленно вернуться, в сердцах
   бросила вдогонку скалку, но скалка не долетела. Рубель она и бросать не стала, он был слишком тяжел.
   А Колька остановился, когда уже, сделав крюк, прибежал на зады своего огорода. Остановившись, стал обмозговывать, что же ему делать. На душе == сквернее не бывает. Домой решил было не возвращаться, но стоило представить, что он ночует, где придется, питается, чем придется... Он уже чувствовал свое одиночество и голод. Он ведь так и не доел свой мятник. Вот и ложка в руке осталась ложку он оставил в кустах, а сам босиком, в трусах и майке поплелся через луг в сторону Второго Маленького порядочка. Там, на его окраине росла старая дикая груша (дуля, как ее звали местные). Плодов на ней было много, но были они кислые и терпкие даже осенью, а было еще лето. "Голодному и такие будут вкусны," == подумал беглец и набрал в майку штук десять диких и неспелых плодов. Потом и их спрятал, как ложку, так как ходить с ними за пазухой было неудобно. Мальчишка ходил по лугу, ходил вдоль берега реки, пока ноги сами не понесли его за Нахаловку, где на колхозном току работал его дед.
   На току работа кипела. К двум большим горам зерна то и дело подъезжали машины с грузом и отъезжали уже пустые. Множество женщин перелопачивали на открытой площадке рожь. Неподалеку от тока, на краю начинающегося поля стояли скирды соломы, а чуть в стороне от них тарахтела веялка. Там провевали вику или чечевику, а может быть и горох. В риге под навесом было прохладней. И там все забито зерном. Оттуда его грузили в кузова машин и через весы везли в город == сдавать урожай государству. Через каждые полчаса отправлялась новая машина. Дед был весь в хлопотах. Он, увидев внука, обрадовался, махнул ему рукой, затем угостил яблоком... Колька лазал по зерну, зарывался в него с головой, зерно набивалось в рот и уши, застревало в трусах и майке... Выпачкался, как поросенок. А тут дед подошел, предложил ему приехать в город на машине, но когда он увидел, какой он грязный, передумал. А в город поехать хотелось. Колька мигом выскочил из-под навеса, снял майку, а затем и трусы, поочередно выбил их об угол риги, затем телешом (то есть, голым) пробежал несколько метров до пожарного водоема, где вымыл голову, ноги, руки и туловище по пояс. Через минуту он предстал перед дедом пай-мальчиком. Дед взял его с собой!..
   По пути к машине дедушка поинтересовался у внука, что его привело на ток. Внук ответил что-то неопределенное. Он, вообще-то, никогда не врал, но сейчас говорить правду, по его мнению, было несвоевременно, и он решил отложить исповедь до города.
   В городе оба Николая вышли из машины в центре, а машина поехала дальше. Условились, когда и где шофер остановится на обратном пути. Внука Николай Иванович направил в парикмахерскую, а сам пошел на почту и в книжный магазин, которые находились неподалеку друг от друга.
   У парикмахерской была большая очередь, но денег дед дал больше, чем на стрижку, поэтому Колька пошел на рынок, купил себе огромную, с детскую голову, антоновку и с наслаждением стал ее есть. На базаре видел бабушку Варю, но подходить не стал, и она его не видела. Она не знала, что произошло дома.
   Выйдя после подстрижки, он увидел возле парикмахерской шикарный мотоцикл и человек пять ребятишек, рассматривающих этого "вороного коня" и громко обсуждающих его достоинства. Колька тоже залюбовался мотоциклом, но близко не подходил. Вдруг ребятишки вспорхнули, как стайка воробьев. К мотоциклу подошел солидный мужчина в шлеме и больших, как у летчика, очках.
   == Что, нравится? == спросил он у Кольки.
   == Нравится.
   == Хочешь, прокачу?
   Колька замялся.
   == Ну, так как? == допытывался хозяин мотоцикла.
   == У меня дедушка здесь, в книжном магазине, должен скоро подойти
   сюда.
   == Ну, это мы уладим, == сказал мужчина и пошел к книжному магазину, оставив Кольку у мотоцикла. Снова собрались ребятишки.
   == Что это за дядька? Кто он тебе? А ты чей?.. = забросали Кольку вопросами. Он не успел ответить на все вопросы, как увидел, что из магазина вышел дедушка с мотоциклистом. Они о чем-то беседовали и улыбались. Дедушка махнул Кольке рукой, мол, покатайся с ним. Затем они с мужчиной пожали друг другу руки, и незнакомец направился к мотоциклу.
   == Дедушка разрешил, == сказал он Кольке, помогая ему усесться на заднее сиденье. == Ну, куда поедем?
   Он ловко сел на свое место, завел мотоцикл и... Поехали!.. Главную улицу и рыночную площадь проскочили за одну мингуту. А вот и чугунолитейный мост. Если сейчас ехать по Песочной улице (Заречье), то через три минуты будешь уже в Юсово, на Погореловке, а оттуда через пять минут == у родного дома. Кольку уже тянуло домой, а мотоциклист как будто читал его мысли.
   == Ты сам-то где живешь? == крикнул он через плечо.
   == В Юсово, == ответил Колька.
   Вот и Песочная.
   == Дома-то есть кто?
   == Мать и сестры, == не стал особенно распространяться Колька.
   == А бабушка где же?
   == Она на базаре, == прокричал Колька, недоумевая, откуда же тот знает про бабушку.
   == Вот досада... == незнакомец остановил мотоцикл посреди зареченской улицы, повернулся к юному пассажиру и снял очки.
   == Ты что ж, Колюнька, не узнал меня, что ли?
   Тут уж его Колька узнал сразу. Конечно же, это был его крестный Давыд, или, как его звали Колька с Юлькой, дядя Дося. Он == капитан первого ранга. Служит в Ленинграде, где проживает с женой, сыном Виктором и приемной дочкой Нонной. А в Кривополянье живет его мать Наталия с невесткой Матреной, вдовой другого, погибшего на войне сына...
   Ну, надо ж так опростоволоситься? Второй раз крестный его покупает. Года два назад Колька, собираясь в школу ранним утром, увидел под окном нищего. Много тогда ходило таких по домам. А этот был небритый, в чудной шапчонке, старой одежде, босиком, с подвернутыми до колен штанами. Он попросил у Кольки хлеба Христа ради. Колька подал ему черствый кусок, а нищий вдруг и говорит: "Что ж ты мне такой черствый кусочек подаешь, ты отрежь посвежее". Колька растерялся, покраснел и полез было за хлебом на полку, но нищий (крестный возвращался с утреннего клева) тогда сам, как и сейчас, признался, кто он такой. Колька даже расстроился.
   == Ну, ну, не журись... Не так-то часто видимся, чтобы сразу узнавать друг друга. Я-то тебя ведь тоже не узнал бы, если бы не увидел, проезжая на мотоцикле, как вы с дедом вылезали из кабины. Николая-то Ивановича я сразу узнал. В этом возрасте внешне не очень меняются. А вот Варюшку-то, кузину свою, я расчитывал увидеть дома, а она на рынке. Досадно, но назад возвращаться не будем. Дождусь ее дома.
   Доехали очень быстро. Но... Как крестный переживал, что поздно открылся крестнику, из-за чего не повидал свою двоюродную сестру, так и крестник стал переживать, что не рассказал крестному о своем побеге из дома. Крестный бы тогда придумал, как объявиться по-другому. Естественно, мать, услышав треск мотоцикла (тогда еще и у Ивана Похлебкина не было такой машины), подумала, что ее непутевого сыночка
   доставил на казенном транспорте милиционер. Она прибежала с огорода растерянная, руки в земле. Но увидев крестного и Кольку, как-то смягчилась и заплакала. А Колька обрадовался, что наказания не предвидится.
   Буйно зеленела перед взором приезжего мужика густая высокая трава на том самом месте, где проходил в былые годы Маленький порядочек. Теперь очень трудно определить даже места, где чей дом стоял. Почти незаметные бугорочки своего собственного родного дома определялись приблизительно, больше по кое-где пробивающемуся иван-чаю да глухой крапиве. Будто и рытвина несколько изменила свои очертания с тех пор. Да, временито прошло почти сорок лет. До отъезда Николая в Питер на юсовском погосте у него из близких была только его прабабушка Катя. Когда ее хоронили, он бежал за гробом и, отчаянно ругаясь на взрослых, кричал:
   == Куда понесли Катю? Верните ее сейчас же!.. == он тогда еще не понимал, что такое смерть. А теперь там, на погосте, покоится добрая половина тех, кого он хорошо знал. А в селе их все меньше с каждым годом. Причем, не только старики уходят. Давно нет любимого дружка Леньки, Калина и многих других товарищей Колькиного детства.
   Шишков живет на Селе. Сыновья закончили техникум, отслужили срочную службу. Старший женился, растят сынка. С младшим отец, классный сварщик, пасет сельских коров и овец. Время такое.
   Сигитовы живут в городе. Но Славка отвоевал у колхоза здание старого амбара и, надо сказать, уже его прекрасно отделал: домина, ну, просто рыцарский замок. Славка всегда был деловым человеком. Он просил у властей и здание неработавшей школы, чтобы использовать ее помещения под амбулаторию, отделение геникологии и зубопротезный кабинет. Но власти сказали: "А может тебе и церковь отдать?.." На церковь пока нет ни денег, ни сил, а были бы... Что ж ее не отдать в хорошие руки? Более полувека стоит, как памятник нашей дикости и нашему хамству.
   Старики рассказывают, что раньше жили намного лучше, хотя не было радио, электричества, автомобилей. Но почти у каждого был сад, у всякого, чьи огороды выходили к реке, имелась лодка. Дома и хозяйские пристройки были аккуратными, ухоженными, дырявых крыш не было. У каждого третьего во дворе == свой колодец, у каждого четвертого == своя баня. Безлошадных было только двое на все село: Каня-дурачок и Шавочка== активистка (ее родители страдали запоями). Каня ходил питаться по домам. Юродивых раньше привечали, как самых желанных гостей. Божий человек. Его не обижали. Он любил резать бумажки на мелкие кусочки и хворостиной стегать свою собственную тень, повторяя непонятное "Пуроста!" А Шавочка оставила о себе память сельчан в фольклоре как организатор колхоза в селе. На улице при переплясах пели:
   == Колхоз эРКаКа == Зарезали чушку. Колхозникам == по куску, Шавочке
   == пичужку.
   Да что говорить... Может быть кому покажется странным утверждение, что у каждого во дворе была уборная? Да как же без уборной-то? А вот как. Как жили при строительстве светлого будущего: уборная являлась признаком богатства семьи. Уборных в селе было не больше двадцати на двести пятьдесят дворов.
   Кольке было лет пять, когда , якобы по чьей-то жалобе, проходила проверка санитарного состояния жилых комплексов села. Из района прислали комиссию: санитарного инспектора и представителя райисполкома. Из местных в комиссию включили председателя сельсовета, одного из членов правления колхоза и сельского фельдшера. Кстати, у члена правления самого не было уборной. Решили ходить по домам выборочно. Председатель повел к первым трем, где были хорошие санитарные условия, затем, где варили самогон (избы четыре по очереди прошли), потом == где плохонькие уборные стояли. После еще нескольких изб с самогоном можно было показывать, что угодно. Акт о санитарном состоянии составляли в доме у Николая Ивановича, грамотного, бывалого человека. Колька с печи наблюдал, как они один за другим вваливались в избу и рассаживались у стола. Курили, икали... У фельдшера шапка была
   перевернута сзаду наперед и уши ее болтались, как птичьи крылья. Он стоял, склонившись над сидящим инспектором и пьяным голосом диктовал: "санитарное состояние нормальное". А на обоих подошвах Хромовых сапог инспектора, составляющего акт, налипло вместе с соломой по огромной лепешке человеческих испражнений. На галошах фельдшера испражнения были поменьше и без соломы. Остальные сидели с другой стороны стола, и ног их Кольке не было видно. Возможно, кто-то из них и впрямь считал такое состояние нормальным... Другого-то не видели.
   Сейчас-то уборные (скорее, правда, пародии на уборные) есть почти у каждого За личными домами следить стали лучше. Соломенные крыши со своими дырками сменились жестяными и черепичными. Но помои выплескивают на улицу прямо с крыльца или через забор палисадника. Даже на главной улице == лужи, утки плавают. От начала улицы до церкви == бурьян выше человеческого роста. И полуразрушенная церковь. Сейчас никто не рискнет селиться на Маленьком порядочке. Было бы куда, сбежали бы и с более высоких мест. Неужели им оставят этот единственный выход == сбегать?.. Ведь можно, наверное, навести порядок на своей земле, да и есть уже инициаторы... Почему же им не давать делать это хорошее дело == наводить порядок? Тогда никому бы и в голову не пришло убегать с Маленьких порядочков. На ошибках учатся. Их исправляют. Наведением большого порядка в своем селе. Время этому уже пришло.
   ТОНЬКИНА СВАДЬБА
   Тонька была Дементьева. Но Дементьевых в Юсово, почитай, четверть села. Родственники и просто однофамильцы. Чтобы не путать, их звали поуличному: Японцевы, Бирюковы, Носовы, Пистушкины и т.д. По-уличному Тонька была Японцева.
   Из всех двоюродных сестер и братьев после войны Тонька Японцева первая вышла замуж. Вышла за положительного парня Николая Чернавцева, род их почему-то звали попами. Может быть кто-то из предков был священником, или по какой другой причине == неизвестно. Однако, парень был самостоятельный, и женились они с Тонькой по любви.
   Для нас, стриженых босоногих мальчишек, это была вообще первая свадьба, которую мы видели. Свадьба на селе == всегда событие, тем более такая, как Тонькина. Народу набралось столько, что в обоих избах дяди Васиной пятистенки умещались с трудом. Только с Тонькиной стороны набиралось десятка четыре человек: по отцовой, японцевой линии, да по материнской (мать в девичестве была из Линьковых, хотя тоже Дементьева), да несколько подружек. Пили и гуляли, пели и плясали. Плясали так, что половицы гнулись, посуда будто тоже приплясывала на столе, соломенная крыша шаталась и вздрагивала так, что воробьи дружными стайками вспархивали и улетали прочь. Гармонисты сменяли один другого, нельзя же без отдыха, да и выпить тоже надо, закусить. Иногда гармонисту не давали и с лавки встать. Обступали его со стаканом, картофелиной, селедкой. Приглушал на немного гармонь, быстро выпивал, закусывал и продолжал наяривать, перекрывая заливистыми руладами дробный перестук каблуков и звонкие припевки пляшущих:
   == Отчего же не сплясать,
   Отчего не топнуть?
   Неужели в этом доме
   Переходы лопнуть? == Так в наших краях в разговоре
   произносят глаголы будущего и насто ящего времени: он идеть, они лопнуть, == в неопределенной форме. И далее:
   == Пошла плясать,
   Доски гнутся.
   Сарафан короток == Ребята смеются.
   Курить старались выходить на крыльцо, на улицу, а выходя на улицу, и плясали там. Гармонь было хорошо слышно через открытые двери. А потом и гармонисты вышли на свежий воздух, и свадьба продолжалась уже на улице. Сразу около дяди Васиного дома собралось множество любопытных односельчан, соседей. Все с интересом наблюдали за весельем, некоторые не выдерживали и сами пускались в пляс вместе с гуляющими. Родители молодых и сами молодожены угощали подошедших и подключившихся к свадьбе людей. Те выпивали, как водится, с пожеланием здоровья молодым и большого количества детей.
   Немного забегу вперед события, так как не могу не сказать, что все пожелания сбылись на сто процентов, что говорит об искренности чувств и гостеприимстве, в чем тоже особенность Тонькиной свадьбы. Они прожили счастливую жизнь. Конечно, все в работе, все горбом да пупком, но в любви, согласии и благополучии. Шестерых детей вырастили: трое девок да парней столько же. У каждого своя семья. Внуков у Тоньки с Колькой = куча.
   А свадьба только разгоралась, входила в силу. Перепляс у дома перешел в перепляс на улице и == дальше по селу. На каждой более-менее вытоптанной площадке у какого-либо дома останавливались и плясали. Выходящих полюбоваться на свадьбу хозяев угощали (графины с водкой и закуску несли с собой), а если в доме жили родственники молодоженов, те угощались и в свою очередь сами приглашали молодых в избу и угощали их вином и хлебом-солью, чем Бог послал. И снова плясали и пели и, что удивительно, не уставали. Причем, спетое ранее не повторялось. Откуда только что бралось. Тут были и камаринские, и семеновны, и мотани, но чаще звучали елецкие да рязанские частушки и страдания. Особенно красиво получалось, когда быстрого темпа частушка сменялась отчаянным и безутешным страданием. Сюжеты больше были свадебные, любовные, соответственно случаю. Были и с картинками, и менее откровенные. Один начинает в переплясе почти речитативом:
   == Она меня заразила
   На высоких каблуках.
   А я ее тоже, тоже == На огороде, в лопухах. =
   Другой протяжно и голосисто продолжает:
   == Эх, она меня
   Съесть хотела:
   Искусала
   Мое тело.
   И снова пляс.
   Мимо старинной полуразрушенной церкви прошли, не останавливаясь, но музыки и песен не прерывая. Один какой-то пьяненький с угреватым лицом мужик, не из гостей, все пытался пробраться в центр пляски, но его не пускали, и он, приплясывая среди зрителей, фальцетом пропел под мотаню:
   == Ой, мотаня, ты, мотаня,
   Ты, мотаня == глупая.
   Не ходи, мотаня, в церковь:
   Поп за сиськи щупая.
   Мужика сразу одернули, не из-за религиозного чувства, да и вольности, высказанные в частушке, сельской цензурой допускались. Многие помнили, как в тридцатые годы за перегибы в антирелигиозной пропаганде и агитации он, тогда молодой еще парень, был даже выведен из числа комсомольского актива. Его не любили и сторонились: знали, что некоторые неосторожные вынуждены были в свое время сменить родные
   места на весьма отдаленные и суровые районы северного Урала и Сибири не без помощи этого угреватого активиста. Едва избежал этой участи и Максим Зиновев, единственный мужик в селе, сохранивший крестьянский облик. Носил бороду, чем очень был интересен для сельской босоногой мелкоты. Мы его рисовали в тетрадках, на упаковках, на газетных полях == на всем, на чем можно было рисовать. Борода делала рисунки похожими на оригинал. По селу ходили разговоры, что за эту бороду ( вызов что ли какой видели в ней власть имущие), а не только за высказывания в защиту сохранения сельского храма, чуть не упекли деда Максима, куда Макар телят не гонял. Но все обошлось. Сейчас он стоял среди зрителей и слегка притоптывал правой ногой в такт музыке. Над густой, сросшейся с усами и бакенбардами, бородой улыбались серые с синевой хитрые дедовы глаза.
   А свадьба двигалась по главной улице села, которая по-местному так и называлась: Село.
   Заводилами на свадьбе были свидетели, то есть, дружки бывших жениха и невесты, а сегодня == мужа и жены. Дружками были Шурка Японка, двоюродная сестра невесты по отцу, и Минька Линьков (или просто Линек), двоюродный брат по ее же, Тонькиной, матери. Оба дружки были не простыми заводилами, а ряжеными. Минька был наряжен женщиной. Длинный, в женском нарядном сарафане, кокошнике, в туфлях на высоком (хорошо еще не шпилька) каблуке, он выглядел еще длиннее, и поэтому один вид его вызывал улыбку. Его длиннота и неуклюжесть особенно подчеркивались тем, что рядом с ним выплясывала низенькая росточком, подвижная Шурка, одетая под джигита, в костюме с газырями, с кинжалом. Они задавали тон всем, и свадьба шла, как на одном дыхании, без срывов и сбоев. Молодые первыми заражались примером дружек, но у них выходило все степеннее и солиднее, они как бы не бросались в пляс, а вступали. Тонька в подвенечном наряде белой уточкой кружилась в центре свадьбы. И сизым селезнем, водя ее за руку, грудь вперед, ходил вокруг возлюбленной ее молодой супруг.
   Ну, а дружки уж и выделывали кренделя. Линек превзошел самого себя: он крутился волчком, ходил петухом, делал, подобно запорожцу в гопаке, невероятные прыжки. А руки-то, руки без устали отбивали чечетку: по груди, по коленям, по голеням, по земле...
   == Все папаши собралися,
   А мово папаши нет.
   Мой папаша чрез мамашу
   Отправился на тот свет, == и сразу:
   == Ой, страданье страданцово,
   Теперь воля не отцова.
   Тетка Нотя Линькова, мать Минькина, тихонько улыбалась да с укоризной покачивала головой.
   С плясками и прибаутками добрались до дома жениха. Родители были уважаемые на селе люди, но несколько прижимистые. Поэтому все с интересом наблюдали, как будет встречена свадьба.
   Как водится, приняли по стопке из рук молодоженов, выпили за их здоровье, закусили хлебом и солью. Выпили и дружки, тоже закусили. Крякнули:
   == Ох, что-то горло дерет. Вот бы сала или масла, смазать его слегка, == это опять Линек.
   == Ой, хозяева, горло-то пересохло, помогите беде...
   Хозяин без лишней суеты вошел в сени и через минуту вынес оттуда ковшик колодезной воды == надежнейшее средство для восстановления пересохшего горла. Дружки: один и другая, по очереди выпили воду, поблагодарили, затем, отойдя поближе к толпе, переглянувшись, дружно спели:
   == Эх, что-то голосу не стало.
   У попа объелись сала.
   Кругом заржали, загыкали. Видно, заранее готовилась частушка-то.
   Свадьба продолжалась вот уже несколько часов, из них около трех == на улице. Надо было поворачивать к дому. И на обратном пути так же == с плясками и прибаутками.
   == Говорят, я == боевая.
   Я и правда == атаман:
   У начальника милиции
   Отрезала наган.
   == Она меня
   Шалью крыла.
   А под шалью == Что там было!..
   А Максим Зиновев, притоптывая ногой говорил соседу Петру Ивановичу Горохову, постарше себя года на три-четыре:
   == Вишь, как распелись-то, на душе радостно!.. Хотя вроде и радоваться-то особенно нечему. Хорошо, что любовь, свадьба, а жизнь-то == чертова. Вот уж пять лет, как война кончилась, а в колхозе == один мерин == Пегарь, да из техники == одна полуразвалившаяся полуторка.
   == Да-а... == поддержал дядя Петя.
   == И свадьба-то первая после войны на все село. Зато какая свадьба!.. Молодец Василий Иванович, хорошую свадьбу сделал.
   == Вот пляшут, и будто все боли и напасти забыты начисто. А ведь чего только народ не испытал...
   == И грабиловку, и принудиловку. Такую войну выстоял. В нищете прозябает, а веру в будущее не потерял.
   == В будущее, но не в газетную болтовню да по радио.
   == Тихо!.. Ты что, Зиновев, очумел?.. В момент загремишь. И я с тобой на пару.
   == Да накипело, Иваныч. Ну ладно. Все равно будем жить хорошо. Должны. Не мы с тобой, конечно, а вот внуки == точно. Я в этих плясках и песнях вижу веру людей в себя, не примирение с тем, что есть, а именно == веру. А что смахивает на примирение, то, наверное, потому, что до кондиции не дошло. Но дойдет. Кусок хлеба на всех поровну == это нормально, когда он = последний. А получше жить будем == так не пойдет. Труженику = тружениково, лодырю == лодырево. Можно и в колхоз объединяться, только работать там, а не клопом на шее сидеть. Время нужно. Еще не раз придется людям хлебнуть несправедливости, унижения, пройти через искушения, грех, ханжество. Вон как поют и пляшут! Значит, будут жить по-человечески. Дай, Бог.
   == Дай, Бог, дай, Бог, == закивал головой Петр Иванович. Два старика
   стояли и разговаривали. Не просто вели беседу, а фило софствовали, размышляли о крестьянской жизни, о будущем. Их размышления были им навеяны еще не отпевшей и не отплясавшей веселой свадьбой. Надолго она осталась в прамяти односельчан. Потом эту свадьбу не раз вспоминали в дни других свадеб, в дни различных праздников: советских и религиозных. Да иначе и быть не могло, Ведь это была первая послевоенная свадьба в селе = Тонькина свадьба.
   ШИШКОВ
   Надо же так случиться, что мой друг детства женился на моей дальней родственнице, а точнее == на моей троюродной тетке. Теперь мы с ним вроде как породнились. Его дети будут моими четвероюродными братьями или сестрами.
   Забегая вперед, скажу, что родилось у них двое сыновей: Валерий и Игорь, == первый больше на отца похож, а второй == на мать. Оба закончили сельскохозяйственный техникум, отслужили срочную службу. Валерий служил на флоте, побывал в разных морях и странах, работает в совхозе, воспитывает с молодой женой симпатичного мальчишку Павлуху, вылитого деда в детстве. Игорь после увольнения в запас помогает отцу, первоклассному сварщику, пасти крестьянских коров: в перходный период от застоя к рыночной экономике (переход этот оказался посложнее суворовских переходов) агрономы, выходит, не нужны; как ни странно, сварщики == тоже. Нет, где-то они очень требуются, но им-то надо не где== то, а поближе к дому. Вот они и взялись по-своему решать продовольственный вопрос.