Милевская Людмила. Фанера над Парижем

   — Так это ты и есть та чокнутая, полоумная, душевнобольная баба, которая все узнала? — прозрела Роза, хватаясь за голову.
   — Да, — воскликнула я. Наполняясь трагизмом.
   — Ах они сволочи! — взревела Маруся. — Да я сама прямо вся их уберу!

ГЛАВА 22

   После моего сообщения время полетело незаметно. Роза и особенно Маруся с азартом перебирали все существующие на этом свете виды убийств и примеряли их ко мне.
   — В общем, старушка, Равиль порешит тебя ножиком, — удовлетворенно заключила Маруся. — В ту же бильярдную заманит и пришьет. Думаю, сегодня же и пришьет.
   — Иии! — тоненько взвизгнула побледневшая Роза.
   Я тоже была не в восторге.
   — Мы с тобой, старушка, — успокоила меня Маруся, — и в обиду не дадим. Уж я прямо вся с тебя глаз не спущу.
   — И я, и я, — запищала Роза, нервно теребя висящий на груди фонендоскоп.
   Было решено, что мне достаточно избегать малолюдных мест, поскольку вряд ли Равиль начнет палить из пистолета. Скорей всего он прибегнет к хитрости. Оставшееся до сеанса Коровина время мы тренировали свое воображение, предполагая, каким образом произойдет покушение на меня. Особенно усердствовала Маруся, и, должна сказать, ей удалось меня застращать. К Коровину я ехала не без внутреннего трепета.

* * *

   У него нас поджидала неожиданность — толпа народу в приемной. Как говорится, яблоку упасть было негде.
   — Просто нашествие какое-то, — изумленно прошептала Роза.
   — Я прямо вся такого не припомню, — согласилась Маруся.
   — У меня тоже сложилось впечатление, что Коровин отнюдь не эстрадная звезда, сегодня же у него полный аншлаг, — заметила я.
   Впрочем, меня это радовало. Мы с Розой скромно остановились в сторонке и глазели на то, как любители спиритизма внемлют Коровину.
   «В обстановке, когда к маэстро не пробиться, он вряд ли станет обвинять меня в равнодушии к его персоне», — удовлетворенно подумала я, не без содрогания вспоминая его кровать в кабинете.
   И действительно, минутой позже Коровин, заметив меня, извинился взглядом и бессильно пожал плечами, мол, поделать ничего не могу, атаковали. Я осталась довольна, но взглядом выразила печаль.
   — Кто на него натравил эту толпу? — не переставая изумляться, шептала мне на ухо Роза.
   — Кто угодно, только не я.
   Кстати, Маруся мгновенно присоединилась к толпе, благо ее габариты сильно способствовали продвижению непосредственно к Коровину. О своем обещании не спускать с меня глаз она, похоже, давно забыла. Равиля поблизости не было, но кто знает, что они там с Перцовым удумали? Вдруг поручат меня убрать кому-то третьему.
   Пока я безрадостно размышляла на заданную судьбой тему, жаждущие общения с духами поклонники Коровина во главе с ним же начали перемещаться на второй этаж в зал для спиритических сеансов. Мы с Розой последовали их примеру.
   Должна сказать, что там тоже все было не как обычно. Большую часть огромного зала занимали ряды кресел, разделенных широкими проходами, на которые помощники Коровина и приглашали сесть гостей, сам же Коровин скрылся за ширмой.
   Мы с Розой тоже сели, то и дело обмениваясь удивленными взглядами.
   — Так бывало здесь раньше? — украдкой спросила я.
   — Не припомню, — удивленно ответила Роза. Удивляться было чему: от знакомой обстановки мало что осталось: комната была задрапирована черным бархатом. Черный цвет преобладал во всем, даже роскошный паркет прикрывал черный ковер, на котором по-прежнему стоял стол, накрытый черной скатертью.
   Коровин же, стоит отметить, в противоположность траурной обстановке, вышел из-за ширмы в белом фраке. На этот раз все обошлось без свечей. Золоченая хрустальная люстра под потолком мигнула, погасла на мгновение и вновь зажглась рубиновым светом. Я непроизвольно ахнула — перед нами стоял Равиль. В белых перчатках и черном облегающем костюме он больше походил на циркового гимнаста, чем на медиума.
   — Я с тобой, — сжав мой локоть, шепнула Роза.
   Коровин приблизился к рядам и царственным жестом начал приглашать к столу избранных. Маруся. Роза и я попали в их число.
   Последним место за столом занял Равиль. Коровин остановился за его спиной. Я приготовилась к тому, что он, как и в прошлый раз, начнет совершать над головой Равиля пасы, но ошиблась. Коровин сложил руки на груди и забормотал: «Всемогущий боже, дозволь благим духам содействовать мне в общении, коего я настойчиво добиваюсь. Сохрани меня от самообольщения, дабы я не думал, что нахожусь в полной безопасности от духов злых. Избавь меня от гордыни…»
   Роза наклонилась к Марусе, сидящей рядом, и изумленно прошептала:
   — Что он делает?
   — Молитву медиума читает, — тоном, предназначенным для бестолковых, прошипела Маруся.
   — А раньше что ж не читал? — не могла не поинтересоваться я.
   — У великого магистра вчера одержание было, — с пафосом сообщила Маруся.
   — Что это за недержание? — бестолково переспросила Роза. — Энурез, что ли?
   — Одержание, — возмущенно зашипела Маруся, — знать бы пора. Это когда дух выходит из воли медиума и мешает ему общаться с другими духами. Так и до омрачения недалеко…
   Невыносимый шепот Маруси заглушал все более и более громкий голос Коровина.
   «…Если я поддался искушению как-либо злоупотребить или кичиться способностью, которую Тебе угодно было даровать мне, то я молю тебя, господи, забрать ее у меня…»
   Вдруг я почувствовала на себе тяжелый взгляд, повернула голову и наткнулась на глаза Равиля. Взор его был злобен и мутен, но, встретившись с моим, мгновенно превратился в ласковый и просветленный. Меня охватил озноб.
   «…Провидением, каково я есть благо всех, и также мое собственное нравственное продвижение», — возвышенно подвывая, закончил, наконец, молиться Коровин.
   Равиль отвел от меня свои ласковые глаза и с почтением взглянул на великого магистра. Коровин же сделал многозначительную паузу и буднично сказал:
   — Сегодня, милостивые государи и государыни, мы попытаемся вызвать дух императора Петра Великого. Надеюсь, нет возражений? — он обвел окружающих невидящим взглядом.
   Возражений не последовало. Коровин назидательно продолжил:
   — Однако учитывая, что дух царя Петра — дух мятежный и нетерпимый, каковым был и сам император при жизни, мы будем общаться с этим духом при помощи пневмографии. Прошу запомнить, господа, что для достижения нашей цели следует предельно сосредоточиться.
   Я наклонилась к Розе и шепнула:
   — Ты умеешь это делать?
   — Конечно, — ответила Роза.
   — Так сделай это и за меня, — попросила я. Роза изумленно пожала, плечами, выражая сомнение, удастся ли ей справиться с поставленной задачей.
   — Я за тебя, — гаркнула Маруся, которую сомнения вообще редко посещают.
   Коровин строгим взглядом призвал ее к тишине и театральным жестом тронул плечо Равиля. Тот поднялся со стула и, двигаясь по кругу, раздал сидящим за столом белые плотные листки бумаги и ручки. Лист бумаги и ручка достались и мне вместе с внезапным комплиментом.
   — Сегодня вы неотразимы, — шепнул мне на ухо Равиль.
   Я вздрогнула от неожиданности, но он уже что-то шептал Марусе.
   — Что он сказал тебе? — спросила я, когда Равиль вернулся на свое место.
   — Чтобы я ручку не ломала, — буркнула Маруся.
   — Она в прошлый раз во время пневмографии ручку поломала, — пояснила Роза и тут же поинтересовалась:
   — А тебе он что сказал?
   — Что я неотразима, — вынуждена была признаться я.
   — Врет, — успокоила меня Маруся.
   Коровин тем временем начал делать пасы над головой Равиля, противно подвывая:
   — Вызыва-а-а-а-ю-ю…. Вызыва-а-а-а-ю-ю…
   Так продолжалось до тех пор, пока Равиль не побледнел, вздрогнул и глухим, с хрипотцой, голосом ответил:
   — Пошто звал, холоп?
   — Он здесь! — торжественно заявил Коровин. — Пишите свои вопросы.
   Все присутствующие деловито бросились писать послания царю Петру. Я последовала их примеру и вывела на своем листочке традиционное «Где он?», на этот раз имея в виду уже Турянского, а не веник.
   Когда все вопросы были заданы, Коровин, вновь делая пасы над головой Равиля, возопил:
   — Ответь нам, о великий дух!
   Бедный Равиль вновь вздрогнул, словно его плетью хлестнули, и, еще больше побледнев (какое мастерство!), произнес:
   — Да.
   Он как сомнамбула поднялся и пошел вокруг стола, останавливаясь за спиной каждого из сидящих. Его рука на миг застывала над листочком, делая сложные движения. Переходя к следующему клиенту, Равиль переворачивал листок чистой стороной вверх и двигался дальше, пока не обошел всех. Когда же он уселся на свое место, красное свечение исчезло, и люстра вспыхнула слепящим светом, который плавно перешел в обычное мягкое сияние.
   — Переверните листки, — приказал Коровин. Все бросились переворачивать, всматриваясь в собственные вопросы, которые ничуть не изменились.
   — О великий дух, — возопил Коровин, воздев руки к потолку, — ответь нам, недостойным!
   Затем он буднично, расслабленно бросив вниз воздетые руки, сказал:
   — Если дух соизволил ответить нам, то вы прочтете его откровения на обратной стороне.
   Я мигом, опередив всех присутствующих (вот так реакция!), перевернула свой лист и обнаружила на нем надпись: «В этом доме».
   Обычная надпись безо всякой там старославянской грамматики и ятей. Что за фокус?
   Я подняла глаза к люстре и поняла.
   Нет, не смысл дурацкой фразы на моем листке поняла я, а то, как ее сделали. Это была фотография. На бумажку нанесли известный мне химический состав, который позже и проявился, когда зажгли яркий свет, а до того освещение было красным, и текст был невидим. То же мне, фокусники!
   Однако же не все оказались такими умными и образованными, как я. Публика пришла в восторженное оживление. Те обездоленные, которые остались в креслах и не приняли участия в спиритическом действе, ломанулись к столу, жаждая взглянуть на чудо.
   Пользуясь суматохой, я незаметно выскользнула из зала, по ступеням спустилась в пустынную приемную и выбежала из дома. Огляделась и никого не обнаружила.
   Убедившись, что никто за мной не наблюдает, я поспешно обогнула коровинскую виллу, недобрым словом поминая ее размеры. Дверь, ведущая в бильярдную, оказалась именно там, где я и предполагала. К тому же (о, чудо!) она была не заперта.
   Позже я узнала, что это не чудо, а западня, но тогда, радуясь удаче, вошла и…

ГЛАВА 23

   Я погрузилась во тьму. Все попытки ощупью обнаружить выключатель потерпели неудачу. Я отважно шагнула вперед и тут же споткнулась, больно врезавшись коленкой в некий «анонимный» предмет.
   — Че-ерт!!! — взвыла я, оглядываясь назад в сторону опрометчиво покинутого мною дверного проема.
   Обнаружив в кромешной тьме его светлый контур, я поспешила обратно. Прихрамывая, охая и в мыслях страшно ругаясь, я добралась до Марусиного «жигуля», скромно стоящего рядом с роскошными «Мерседесами», «Бентли», «Ролсами» и «Ягуарами», на которых главным образом и ездят поклонники сомнительного таланта Коровина.
   Отыскав в бардачке «жигуля» фонарик, я поспешила в бильярдную.
   Яркий луч фонаря выхватывал из темноты различные предметы — обстановка явно тяготела к роскоши, но я пришла не на экскурсию.
   — Турянский, — прошептала я и прислушалась.
   Мне ответила тишина.
   — Александр Эдуардович! — чуть громче позвала я, энергично обшаривая фонариком бильярдную. — Это Софья! Мархалева!
   Луч выхватил из темноты распахнутую настежь дверь и ведущие вниз ступени.
   «Вход в подвал, как я и предполагала», — удовлетворенно подумала я, двигаясь к этой двери.
   Признаюсь, мне было страшно. Особенно от мысли, что придется спускаться вниз. И все же я спустилась.
   Должна отметить, что подвальчик отличался комфортом, совсем не свойственным помещениям подобного рода: мягкая мебель, журнальный столик, небольшой холодильник и даже бар.
   Однако Турянского там не было. Комфортабельная тюрьма оказалась пуста, хотя и носила следы пребывания человека, чашка с присохшими остатками кофе и липкая рюмочка для ликера недвусмысленно это подтверждали. К сожалению, не было никакой уверенности, что эти следы оставил именно Турянский.
   Я чертыхнулась и уже собралась вылезать из подвальчика, но до меня донеслись чьи-то шаги. Легкие, крадущиеся, они приближались, отчего становилось неуютно. Я погасила фонарик и притаилась, удобно расположившись в кресле.
   — Эй! Кто там? Выходи! — услышала я знакомый мужской голос.
   «Щас!» — нервно хихикнула я и сочла за благо не отвечать.
   — Выходи! Ты там, я тебя видел! — совсем уже близко прогремел мужской голос.
   «Ха! Он меня видел, а как обстоит дело с Розой и Марусей? Ведь это они обещали глаз с меня не спускать!»
   — Выходи, или законопачу здесь на всю оставшуюся жизнь, — вновь грозно прогремело сверху.
   Больше я молчать не могла. В этом виноваты мои родители — ведь это они меня родили такой неуемной.
   — Законопачивай, — оптимистично согласилась я. — Пока милиция приедет, я здесь, в тишине уединения, успею со всеми подругами поболтать. Аккумуляторы в мобильнике заряжены до отказа. Одна беда, со мной рядом остывшее тело Турянского, а я трупов боюсь.
   — Остывшее? Уже? — радостно удивился голос, но тут же утратил хорошее настроение. Боже, что я услышала в ответ!
   — Вот же сука! — услышала я и была немало возмущена. — Ну я тебе сейчас, — пообещал голос, и раздались звуки шагов.
   Мужчина энергично спускался в подвал, я же, не теряя времени, занялась выбором выгодной для битвы позиции. В том, что битва неизбежна, сомнений не было, впрочем, как и в том, что победу одержу я. Почему обязательно я одержу победу? Почему, без всяких на то оснований, я так думала?
   Не знаю, многие говорят, что исключительно из-за моей глупости.
   «Но как бы там ни было, с верой в победу я родилась, с этой верой, похоже, и умру. Прямо здесь, в этом подвале», — подумала я и, улучив подходящий момент, использовала единственное свое оружие: изо всех сил саданула фонариком (прости, Маруся!) в то место, где предполагалась голова. И попала!
   — Е.. твою мать! — взвыл голос. Но слушать плохое про свою покойную матушку я не стала, а шустро устремилась вверх по лестнице.
   Однако невидимый собеседник не оплошал и мертвой хваткой вцепился в мою левую ногу. Вообще-то я левша, но пришлось колотить по его голове правой ногой, обутой в модную туфлю, снабженную вполне смертоносным каблуком. И получалось у меня, вроде, совсем неплохо, я даже чувствовала себя уже почти победительницей, но…
   Ни с того ни с сего вдруг полетела вниз, сдернутая с лестницы сильной мужской рукой. Дальше — хуже: на моем горле сошлись крепкие пальцы, на грудь навалился страшный груз…
   Я начала задыхаться и не стыжусь этого, — на моем месте так поступил бы любой… Оставалось одно: молиться за легкую смерть и благодарить всевышнего. Именно так я и сделала: молилась, благодарила, но больше господу предъявляла справедливые претензии, мало веря, что они дойдут до адресата, поскольку вряд ли существует этот адресат.
   Но есть бог на свете! Теперь я знаю: бог есть!
   Когда сознание начало уплывать, я услышала человеческие голоса, даже лучше — женские.
   — Равиль! Равиль! — взволнованно взывали сверху.
   Хватка на моей шее ослабла, и я (впервые в жизни) с радостью констатировала, что мужчина уже не обременяет меня тяжестью своего тела.
   — Где тут включается свет? — услышала я возмущенный писк Розы.
   Видимо, тот, кто был с ней, знал это, потому что яркий электрический свет вспыхнул сначала в бильярдной, а затем и в подвале.
   Признаться, я к этому не была готова, поскольку мужественная борьба с противником нанесла серьезный ущерб моей женственности. Радовало лишь одно: каким-то чудом я обнаружила себя в кресле. Вполне осознавая внешнюю свою непривлекательность, вызванную чрезвычайными обстоятельствами, я поспешила придать себе выгодную позу, мысленно сожалея о том, что времени поправить макияж не остается…
   Ха! Но что там я! Передо мной стоял Равиль, черный облегающий костюм которого смертельно пострадал. Тут же выяснилось, что душил меня Равиль не голыми руками — руки были в белых перчатках. То есть перчатки, конечно же, белыми были когда-то, а теперь их украшали пятна крови и грязные разводы. Кроме шеи, у меня ничего не болело, следовательно, кровь была не моя, а Равиля. Здесь я не ошибалась, поскольку его левое ухо сильно напоминало кровавый бифштекс.
   «Это тебе за гибель Марусиного фонарика», — злорадно подумала я и вежливо спросила:
   — Вам не больно?
   Равилю было не до меня. Он растерянно озирал подвал, и его восточные очи источали сумасшествие. Мне стало очевидно, что парню очень нехорошо.
   — Где? — прохрипел он. Я поежилась и спросила:
   — Кто где?
   — Куда он делся? — злобно повторил Равиль, прямо на глазах ввергаясь в панику. — Где?! Где он?!
   — У меня в желудке, — прислушиваясь к голосам наверху, бодро ответила я и издевательски пояснила:
   — Поджарила и съела за те пять минут, которые тебе понадобились, чтобы вломиться сюда вслед за мной.
   Как жертва хронической диеты, я вполне была способна на такое, дай мне волю, однако Равиль не поверил. На его лице отразилась мучительная работа мысли. Несложно было предположить, о чем он думал, оставив открытой дверь бильярдной специально для меня, так сказать, в качестве ловушки.
   «Как смогла эта стерва открыть дверь подвала? — наверняка думал он. — И когда успела? Выбежал я за ней почти сразу. Видел даже, как она за фонариком в машину лазила и вернулась в бильярдную, и никто оттуда не выходил… Так где же Турянский?»
   Предполагаю, что мысли Равиля были менее цензурны, но смысл от этого не пострадал. Смысл был тот же.
   «Ага, — подумала я, — следовательно, Турянский все же сидел в подвале и как-то из него исчез. Но как? И куда?» — присоединилась я к вопросам Равиля, который, очевидно, Турянского из заточения уж никак не выпускал.
   Тем временем Роза и Маруся шумно приступили к спуску в подвал. Маруся всячески не одобряла крутизну лестницы, по ходу красочно и непристойно поясняя, что именно в связи с этим может произойти.
   — Я прямо вся сейчас на…сь! — громогласно сообщала Маруся.
   — Тише! Тише! — смущенно пищала Роза.
   — Я слишком большая. Тише не получится. На…сь с большим шумом, — возражала Маруся.
   Следующий за ними охранник Коровина сохранял ленивую невозмутимость, так свойственную людям этой профессии. «Ну вы лохи, в натуре», — было написано на его лице. Надпись эта не исчезла даже тогда, когда он увидел меня, растрепанную и возмущенную.
   Зато Роза и Маруся, компенсируя молчание охранника, не сходя с лестницы, с истеричной радостью завопили:
   — Вот она где!
   Почувствовав себя на сцене амфитеатра, я постаралась произвести на публику наиболее выгодное впечатление и голосом несостоявшейся Дездемоны оповестила собравшихся:
   — Он пытался меня удушить.
   Мой обвиняющий перст нацелился в грудь злодея, который с удивительной скоростью начал приходить в себя.
   Непостоянное все же существо человек: только что этот Равиль всей душой стремился обнаружить в подвале банкира, но не прошло и пяти минут, как все изменилось. Теперь он был счастлив, что Турянского в подвале нет.
   — Софья Адамовна, — ожил вдруг Равиль, стараясь повернуться к зрителям здоровым своим ухом. — Софья Адамовна! Виноват, да, неловко все получилось…
   — Почему же неловко? — возразила я. — Вполне ловко меня душили.
   — Но… не хочу скрывать, — не обращая внимания на мою реплику, с пафосом продолжил Равиль, — вы будоражите мою кровь, мое воображение… Я от вас без ума, я просто зверь!
   — Он меня душил, — гневно повторила я свое обвинение. — Вот, на моей шее следы его лап. Синяков наставил, скотина.
   Синяки не синяки, а следы действительно имелись, и Равиль это видел. Отпираться было бессмысленно. Он потупился, демонстрируя смятение чувств, и залепетал:
   — Я не душил, я ласкал, это меня заводит, я полагал, что это заводит и вас…
   — Скотина! — зверея, рявкнула я, но никого уже мое возмущение не волновало.
   Охранник, игриво хмыкнув, удалился. Роза и Маруся открыли рты.
   — Я так ее люблю, — горестно сообщил оставшимся зрителям Равиль, даже не глядя на меня.
   И что бы вы думали? Ему поверили! Во всяком I случае Марусино «е-пэ-рэ-сэ-тэ» было произнесено с оттенком дикой зависти, а Роза излучила осуждение.
   — Вы слишком молоды, Равиль, — с материнской нежностью пропищала она.
   «Нет в этом мире справедливости, и не мне тягаться с лицедеем», — решила я и сообщила подругам:
   — Мы покидаем этот вертеп! Срочно уезжаем!

ГЛАВА 24

   Когда Маруся вырулила за ворота коровинского особняка, я воскликнула:
   — До чего же хитер этот мошенник Равиль!
   — Да ладно, не оправдывайся, старушка, — успокоила меня Маруся.
   Роза смущенно хмыкнула и промолчала.
   — Что значит — не оправдывайся? — возмутилась я. — Этот Равиль заманил меня в ловушку. Специальным составом он написал на бумажке ответ на вопрос, который чрезвычайно меня волнует. Я спросила у духа, где Турянский, и получила ответ: «В этом доме».
   — Ха! — театрально произнесла Маруся.
   — Не «ха!», а именно так и было. Именно так я думала и сама. Равиль только масла в огонь подлил. Как могла я себя повести, прочитав послание лжедуха? Конечно же, я отправилась на поиски Турянского в бильярдную. Только так! Равиль и дверь заботливо не закрыл. Говорю вам, он собирался заманить меня в ловушку, а вы что подумали?
   — Именно это мы и подумали, — заверила Маруся и похабно заржала. Роза же смущенно потупилась.
   — Вы глупые! — начала раздражаться я. — Мне грозит серьезнейшая опасность!
   — Эта опасность грозит всем женщинам, — игриво подмигнула Маруся и добавила:
   — Если, конечно, они не уроды.
   Я начала нешуточно выходить из себя:
   — Да что вы за подруги, черт вас возьми! Только что Равиль хотел меня задушить, а у вас на уме одни только глупости! Неужели не очевидно, что он хитростью заманил меня в подвал?
   Маруся сделала циничный жест, а на лице Розы отразился девичий испуг.
   — Он хотел меня законопатить в подвале вместе с Турянским, — страшно психуя, закричала я. — Понимаете? Законопатить хотел! Чтобы я игру им с Перцевым не ломала. Уверяю, если бы вы не пришли, он сгноил бы меня в подвале!
   Крик моей души был громким, но неубедительным. Во всяком случае, на Розу и Марусю он должного впечатления не произвел.
   — Турянского не было в подвале, — робко напомнила Роза.
   — Сейчас не об этом речь, — окончательно озлобилась я. — Речь о той опасности, которая мне грозила.
   — Но опасность грозила тебе вместе со старым мертвым Турянским, — совсем уж непристойно заржала Маруся, — но вместо него почему-то подвернулся юный живой Равиль.
   На слове «живой» она и жестом, и мимикой поставила весьма пикантный акцент, который меня особенно оскорбил. Захотелось пылко возразить, но Маруся сердито гаркнула:
   — Слушай, старушка, не морочь нам голову. Я прямо вся вижу, что у тебя с Равилем зверский роман.
   Я опешила и растерянным взглядом обратилась за помощью к Розе.
   — Да, выходит именно так, — виновато подтвердила та.
   — Да ты и сама мне про роман говорила, — продолжила Маруся. — Голову, старушка, потеряла совсем: бегаешь, шпионишь, выслеживаешь молодого мужика, прохода ему не даешь, в конце концов заводишь, доводишь до зверского экстаза, до белого каления и, пойманная с поличным, тут же начинаешь изображать из себя невинность. Одного не пойму, зачем ты эту сказочку про Турянского сочинила?
   — И я не пойму, — пропищала Роза.
   — Зато я понимаю! — гаркнула Маруся. — Чтобы мы, как дуры, поперлись в подвал! В этом же вся она, старушка! Ей и на фиг не нужен Равиль, а чтоб нос нам утереть, старается. Не удивлюсь, если и столик в ресторане заказала она сама и под маркой выигрыша подсунула мне. Уж больно узнаваемо обрисовали мне ее портрет, когда рекомендовали взять с собой в ресторан подругу.
   — Да зачем это мне нужно? — изумилась я. — Учитывая твой аппетит, даже совсем не нужно, если только я не собралась разориться.
   — Да, зачем? — поддержала меня Роза. — Ей не нужно, слишком дорого.
   У Маруси и здесь нашелся ответ.
   — Дорого, зато эффективно. Ей это было нужно затем, чтобы я Равиля в соседней кабинке увидела, а она могла бы мне рассказать про свой зверский роман, — заявила Маруся и снова заржала. Вот же вредное создание.
   Мне, кстати, тоже стало смешно. От ее глупого предположения. Зачем такие сложные ходы? Будто я не рассказывала никогда Марусе про свои страшенные романы. И без всяких хитростей и окольных путей рассказывала. Будто были когда-нибудь у меня от подруг секреты. Будто…
   И тут меня осенило. А ведь Маруся права: не случайно я в ресторан попала. Кому-то очень хотелось, чтобы я Перцева и Равиля за беседой увидела.
   Кому?
   Ну уж никак не Перцеву и не Равилю, Следовательно, есть у меня незримый помощник…
   — Ты и про Турянского нам из-за Равиля наврала, — тем временем продолжала изобличать меня Маруся. — Отродясь в том подвале Турянский не бывал, зато Равиль там тебя неоднократно раскладывал.