Страница:
Если Пупс решил организовать похищение Турянского, я, пожалуй, не стала бы его за это осуждать. Человек, у которого две такие страшные болячки, как порок сердца и клаустрофобия, все равно не жилец на этом свете.
Но я-то умница какая, такой тайник нашла.
«Прав был Турянский, — подумала я, — когда скрывал тайник от Лели. Наивная Леля доверила мне все эти долги. Будь я непорядочным человеком, сейчас же Марусины расписки порвала бы. И Тамаркины, не говоря о Пупсе, ведь Роза вообще ни в чем не виновата».
Однако, расписки я не порвала. Не могла же я ответить подлостью на доверие Лели. Все вернула на место и закрыла тайник.
ГЛАВА 12
ГЛАВА 13
Но я-то умница какая, такой тайник нашла.
«Прав был Турянский, — подумала я, — когда скрывал тайник от Лели. Наивная Леля доверила мне все эти долги. Будь я непорядочным человеком, сейчас же Марусины расписки порвала бы. И Тамаркины, не говоря о Пупсе, ведь Роза вообще ни в чем не виновата».
Однако, расписки я не порвала. Не могла же я ответить подлостью на доверие Лели. Все вернула на место и закрыла тайник.
ГЛАВА 12
Опасно напичканная информацией, я рвалась в бой. Подозреваемых пока было не так уж много — всего четыре человека: Перцев, Тамарка, Маруся и Пупс. Опыт говорил мне, что я справлюсь. И потрудней задачи решала.
Конечно же, моя кипучая натура требовала действий — как тут усидишь на месте, когда столько работы. Ехать к Коровину было рано, но я не знала, куда себя деть. Леля вернулась, однако мне с ней было неинтересно. Она слишком мало могла рассказать о делах своего мужа. Мне, конечно, никто не мешал отправиться домой и провести оставшееся до сеанса время за лаем с бабой Раей, но я рождена для великих дел.
Поразмыслив, я решила все же ехать к Коровину, уж очень не терпелось вцепиться в Тамарку. Да и с Марусей было о чем поговорить.
«Приеду на час раньше, не убьет же Коровин меня за это и уж, конечно, не выгонит», — рассудила я.
Прямо от Лели заказала такси и отправилась в загородную резиденцию мага. Какую глупость совершила, я поняла лишь тогда, когда отпустила такси и осталась топтаться под высоким каменным забором — на стук в калитку никто не вышел, звонка же и в помине не было. Поскольку ни в воротах, ни в калитке не наблюдалось ни одной щели, то установить, есть ли кто за забором вообще, я не могла. Не кричать же «ay, ay». Положение усугублялось тем, что приехала я не на час раньше, как предполагала, а на два. В общем, не рассчитала.
В пяти метрах от дороги был пригорок, на который я и залезла, настырно пытаясь увидеть, что происходит во дворе, но увидела лишь верхний этаж особняка. Я помахала рукой, вдруг меня заметят, постояла на пригорке минут десять и побрела, сопровождаемая лаем собак, на прогулку по поселку.
Поселок был небольшой; я обошла его за полчаса и вновь вернулась под заветный забор, уже не зная, как скоротать время.
Когда я уже была близка к отчаянию, на дороге показался шикарный «Ягуар». Автомобиль ехал не со стороны шоссе, а из поселка. Я собралась сигнализировать водителю рукой и запросить помощи у него, судя по всему, у местного жителя, но, к моей радости, автомобиль притормозил сам. Стекло опустилось, и красивая элегантная дама средних лет улыбнулась мне и приветливо поздоровалась.
— Есть проблемы? — спросила она.
— Проблемой это не назову, но некоторым затруднением, пожалуй, — ответила я и пояснила:
— Не могу попасть к маэстро. Никогда не бывала здесь одна, а потому совершенно не знаю, как проникнуть в дом. В прошлый раз ворота были раскрыты, и в них мог заходить любой.
— Любых в нашем поселке не бывает, — рассмеялась дама, распахнула дверцу автомобиля и любезно пригласила:
— Садитесь, я тоже к Альфреду Гаврииловичу.
Тронув «Ягуар» с места, она затормозила у ворот, достала мобильный, набрала номер, назвала свое имя, и ворота открылись.
Мне оставалось лишь ругать себя за несообразительность, мой-то мобильный был тоже при мне.
Дама оставила «Ягуар» на площадке метрах в десяти от ворот, и мы по широкой, украшенной тропическими цветами аллее неспешно направились к особняку Коровина.
Роскошный, должна сказать, у Коровина особняк — трехэтажный, на высоком фундаменте. Красивый, даже не лишенный некоторого изящества, он располагался перед дивным сосновым парком. Кстати, это настоящий особняк: он возвышался несколько вдали от поселка.
— В этот понедельник со мной произошла такая же история, — пожаловалась дама. — Приехала к Альфреду Гаврииловичу и, как сирота, долго топталась у ворот, но мне никто не открыл, хотя буквально перед самым моим носом въехал в ворота автомобиль Равиля, медиума, с которым сотрудничает Коровин. Вы его знаете, Равиля?
— Лично не знакома, но видела, — ответила я. — Немыслимо красивый молодой человек.
— Да, Равиль настоящий красавец. Кстати, в понедельник был назначен сеанс на десять утра. Бодрствующие духи! Думаю, вы слышали о них. Какая жалость. Я так ждала этого дня, и вот меня не пускают, впервые, раньше такого не было.
— И как вы поступили? — лишь из вежливости, чтобы поддержать разговор, спросила я.
— Позвонила по сотовому, мне ответили, что Альфред Гавриилович все сеансы еще в воскресенье отменил и тогда же уехал в город по спешному делу.
— Что вы говорите?
— Да, тогда я решила поговорить с Равилем, но мне сказали, что его нет, хотя я-то точно видела, как его машина въехала в ворота.
— И что вы предприняли?
— Рассердилась и вернулась к себе на дачу, здесь рядом — мы с Альфредом Гаврииловичем соседи. Позже позвонила ему, он действительно был в Москве, но вас я хорошо понимаю — остался неприятный осадок. Стоять под воротами! И возраст, и положение уже не те. Кстати, что произошло сегодня? Коровин что, сегодня назначил на час раньше и забыл?
— Нет-нет, это я поспешила.
Мы подошли к парадному подъезду. Дама с нарочитой учтивостью пропустила меня в дверь, с пониманием улыбнулась и сказала:
— Я тоже все время спешу. Прихожу всегда первая. Все уже привыкли… Впрочем, так многие поступают. Никогда не бываю одна, всегда находится мне компания. Вот вы, к примеру, сегодня мне встретились.
Учитывая разговорчивость дамы, я была этому совсем не рада, потому что предпочитаю говорить сама. Мы вошли в просторный холл, использующийся в качестве приемной. В прошлый раз я проскочила его бегом, на этот же раз, чтобы отвязаться от дамы, демонстративно заинтересовалась решительно всем: изучала все предметы без разбору, трогала, щупала и пристально рассматривала.
Таким образом добралась и до диплома Коровина, висящего на самом видном месте на стене в багетной золоченной раме. "ПАРИЖСКОЕ СПИРИТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО Основано в 1858 году маркизом Ипполитом Леоном Денизаром Ривайлем с высочайшего соизволения г-на префекта полиции г. Парижа.
ДИПЛОМ
Сим удостоверяется, что бессменный и бессмертный глава Парижского Спиритического общества АЛЛАН КАРДЕК удостоил КОРОВИНА АЛЬФРЕДА ГАВРИИЛОВИЧА высочайшего звания ВЕЛИКОГО МАГА и ученой степени МАГИСТРА философии спиритизма, о чем свидетельствуют его собственноручная подпись и личная печать". Под текстом располагалась неразборчивая и витиеватая подпись, исполненная обычным фломастером. Имелась и печать, накладная, золотистая, с причудливым тиснением.
«Круто!» — присвистнула я и в тот же миг почувствовала за своей спиной чье-то присутствие. Обернулась и… увидела Коровина. Собственной персоной. Одет он был не в чародейскую мантию, а в элегантный светский костюм.
— Софья Адамовна, есть вопросы? — вместо приветствия спросил он.
В одно мгновение мой взгляд, уже устремленный на диплом, преисполнился благоговением.
— О да! — воскликнула я. — Рискую показаться невеждой, но все же хотелось бы знать, кто он — Аллан Кардек?
Коровин обласкал меня своими кошачьими глазами и с почтительным поклоном сообщил:
— Это маркиз Ипполит Леон Денизар Ривайль.
Я уставилась в диплом и, не справившись с недоумением, спросила:
— Маркиз Ипполит Леон Денизар Ривайль? Основатель общества?
— Да, именно он, — заверил меня Коровин.
Я окончательно растерялась:
— Но, если верить написанному, общество основано им в 1858 году. Следовательно, маркиз давно умер.
— Умер, безусловно умер, — вполне буднично согласился со мной Коровин.
Теперь я изумленно уставилась на него, давая понять, что жду разъяснений. Альфред Гавриилович со значительным видом поднял указательный палец вверх и спросил:
— Какое общество организовал Аллан Кардек? Спи-ри-ти-чес-кое! — тут же ответил он сам себе.
— Так вы хотите сказать…
— Правильно, — перебил меня Коровин, — великий магистр и после кончины продолжает руководить Парижским Спиритическим обществом из мира духов.
— Простите, но под дипломом я вижу подпись. Она что же, из мира духов? — с плохо скрытой иронией поинтересовалась я.
— Безусловно, — без всякого смущения подтвердил Коровин и уточнил:
— Получена методом пневмографии.
— Этот метод мне незнаком.
— Что легко исправимо, — с почтительным поклоном заметил Коровин. — Приятно видеть вас здесь уже за полтора часа до сеанса. Из этого следует, Софья Адамовна, что в вас проснулся интерес к спиритизму?
По его взгляду легко можно было понять, что ничто человеческое ему не чуждо: к примеру, он любит красивых женщин.
А кто их не любит?
Сама люблю, потому и смотрюсь так часто в зеркало.
— Этот интерес проснулся во мне давно, — заверила я его, еще не кокетничая, но уже внутренне отмечая, что Коровин — мужчина вполне в моем вкусе.
— Тогда, может, пройдем в мой кабинет? Он наверху, на втором этаже. Угощу вас вкуснейшим кофе.
— С удовольствием, — воскликнула я. Коровин изящным движением предложил мне свою руку, на которую я тут же и оперлась.
По широкой мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж. Кабинет Коровина (а он занимал половину этажа) меня потряс: это было нечто среднее между библиотекой, спортивным залом, ванной и спальней. Бескрайняя комната, в одном углу которой находились широкий письменный стол, высокие, украшенные резьбой по дереву шкафы, забитые оккультной литературой, и длинный ряд кожаных диванов. В противоположном углу рядом с окнами, среди фикусов и пальм притаилось нечто среднее между ванной и бассейном. Напротив — кровать непристойных размеров. Человек десять легко могли расположиться там и, уж конечно, не для сна.
«Зачем приличному человеку такой сексодром?» — подумала я, нарочито сосредоточивая внимание на тренажерах, занимающих всю оставшуюся от кровати площадь этой части комнаты.
— Стараюсь поддерживать себя в форме, — пояснил Коровин, заметив мой интерес. — Присядем на диваны?
— Присядем, — согласилась я, — хотя мне хватит и одного.
— Кофе я люблю варить сам, — рекламно сообщил Коровин, явно стараясь мне понравиться.
Он ушел в ту часть комнаты, которая выполняла роль спальни, — там была стойка с баром. Я, чтобы не скучать, занялась изучением портретов, которых и на столе, и на стенах было великое множество. В разных позах один и тот же человек. Под одними портретами было написано: Аллан Кардек, под другими: маркиз Ипполит Леон Денизар Ривайль.
— Скажите, пожалуйста, — спросила я, — почему это ваш отец-основатель и великий магистр зовется то Алланом Кардеком, то маркизом Ипполитом Леоном Денизаром Ривайлем?
— У маркиза был творческий псевдоним, — из глубины комнаты откликнулся Коровин. — В земной жизни он был писателем — вашим коллегой.
— Приятно слышать. Кстати, хотела спросить вас: в прошлый раз вы представили своего помощника Равиля как медиума гибкого и опытного. Не могли бы пояснить, что это значит?
Коровин вернулся ко мне с подносом, на котором стояли две крохотные золотые чашечки, источающие дивный аромат.
— Ваш кофе, — сказал он.
— Вы метеор, — с легким кокетством воскликнула я, тоже желая ему понравиться.
Коровин не присел на диван. Стоя напротив меня, он сделал глоток кофе, выразил удовольствие и, пристально глядя в мои глаза, ответил:
— Медиум — это человек, способный к сверхчувственному восприятию. Теперь таких людей называют экстрасенсами. А гибкий медиум может воспринимать духов различными способами: писать от их имени и иногда их почерком, говорить, видеть духов, впадать в сомнамбулическое состояние, предсказывать, лечить, исцелять, использовать пневмографию…
— Пневмографию? — услышала я уже знакомое слово.
— О да, — с энтузиазмом подтвердил Коровин. — Пневмография — это способ написания желаемой информации непосредственно духом без участия руки медиума и лишь при его посредничестве. Медиум вызывает духа. Дух при этом может писать о чем угодно и на чем угодно. К примеру, на стене, на бумаге, на мебели, даже на предметах одежды. Общение с духами при помощи пневмографии достигается молитвами, сосредоточением мысли и вызыванием особого состояния. Пневмографией, к примеру, можно объяснить начертание трех слов в зале пира Валтасара.
Пока я пыталась припомнить эти три слова, о которых когда-то, безусловно, знала, Коровин перечислил мне всех медиумов, которые только существуют, после чего решил приступить к их способностям.
— Вот, к примеру, грубые медиумы, — с энтузиазмом воскликнул он.
— А что такое медиумы грубые? — спросила я.
— У нас таких нет, — с притворным смущением ответил Коровин. — Это медиумы, общающиеся с низшими духами. Духами грубыми и необузданными. Речь этих духов оскорбляет слух воспитанных людей, особенно дам.
— Так они что же, ругаются, эти духи? — изумилась я, уже сожалея, что их у нас нет.
— Увы, — сокрушенно признался Коровин. — И говорят непристойности.
«Забавно», — подумала я, сделала глоток кофе и переключилась на личность самого великого магистра.
— А вы какой медиум? — спросила я, думая, что уж себя-то Коровин и вовсе возведет в невиданные феномены.
Однако ошиблась.
— Я медиум инициирующий, — скромно ответил он. — Это значит, что в моем присутствии обычные люди становятся медиумами, а опытные медиумы приобретают невиданную силу.
«Недурно устроился, — подумала я, — все на других взвалил».
Коровин приблизился ко мне вплотную и застыл с чашкой в руках, гипнотизируя меня призывным взглядом.
«Сейчас опустится на диван и начнет приставать, не зря же он заманил меня в эту комнату», — подумала я и занервничала.
Глянула на часы, до сеанса времени еще было достаточно. Общество Коровина устраивало меня и даже развлекало, но во всем хороша мера.
— Ax, — воскликнула я, вскакивая с дивана и устремляясь к бассейну, — у вас такой дом! Я восхищена вашим вкусом. Долго вы его строили?
— Не строил вообще, — ответил Коровин, следуя за мной. — Может, выпьем шампанского?
— Сначала кофе, потом шампанское? — рассмеялась я. — Нет, спасибо, хочу на трезвую голову пообщаться с духами. Если этот особняк вы не строили, следовательно — вы его купили?
— Да, и почти ничего здесь не переделывал, — слегка морщась, ответил Коровин, пытаясь вновь вплотную приблизиться ко мне.
Я не теряла бдительности, порхнула к тренажерам и воскликнула:
— То, что вы купили именно этот особняк, тоже говорит о вашем вкусе. Вы сказали «почти не переделывал», следовательно, что-то переделали?
— Лишь на первом этаже закрыл лестницу, ведущую вниз в полуподвал.
— И что там?
— Бильярдная. На первом этаже мне понадобилась приемная, а лестница занимала значительную площадь, — стремительно приближаясь ко мне, пояснил Коровин.
— А как же вы теперь ходите в бильярдную? — ускользая, поинтересовалась я.
— Совсем не хожу, — ответил Коровин, настойчиво тесня меня к кровати. — Терпеть не могу бильярда, к тому же катастрофически не хватает времени. На бильярд находит время Равиль — часами пропадает в бильярдной.
— Как же он туда попадает? — удивилась я.
— Из гаража, к тому же с тыльной стороны дома есть отдельный вход, — воскликнул Коровин, делая неожиданный выпад и пытаясь меня поцеловать.
— Ах, любопытно осмотреть первый этаж, — ловко отпрыгивая в сторону и отчаянно пытаясь вернуться к диванам, воскликнула я и с лукавой улыбкой спросила:
— Это возможно?
Коровин, изумляя своим проворством, преградил мне путь и, сильной рукой обвив мою талию и увлекая меня к кровати, прошептал:
— Там нет ничего интересного: помещение для охраны и гардеробная. Все интересное здесь.
Я же в пароксизме любопытства упорно рвалась из этого будуара, а потому возразила:
— И все же хотелось бы посмотреть другие комнаты. Раз на первом этаже неинтересно, давайте осмотрим второй этаж.
— Второй этаж вам хорошо знаком, — прижимая меня к себе и дрожа, задыхаясь, сообщил Коровин. — Здесь всего две комнаты: эта, в которой мы находимся, и салон для спиритических сеансов. Отстраняясь от него из последних сил, я спросила:
— А что же на третьем этаже?
— Третий этаж составляет жилую, интимную часть дома. Туда я приглашаю лишь очень близких людей. Вы хотите туда попасть? — Коровин сжал меня в объятиях и с пристальной многозначительностью заглянул в мои глаза.
Черт знает почему, я, видавшая виды, смутилась и пролепетала:
— Может быть, позже, после сеанса…
Коровин со сладким вздохом отпустил меня и сказал:
— Очень рад. Смотрите, не обманите.
Я пришла в ужас, хотела объяснить, что он не правильно все истолковал, хотела дать ему понять, что то, на что он рассчитывает, невозможно, но вместо этого, удивляясь себе, лишь спросила:
— А почему вы не устроили спиритический салон на первом этаже?
— Потому что салон не должен располагаться над подвальным помещением, — нежно целуя мои руки, пояснил Коровин. — Светлые духи не терпят этого. Софья Адамовна, вы вдохновляете меня! Чувствую, сегодняшний сеанс нас всех потрясет! Я в ударе!
«Черт бы тебя побрал», — подумала я, немного страдая оттого, что отношусь к тем нравственным женщинам (совершенно неспособным на измену), коих в русском обществе большинство.
На мою радость в дверь постучали.
— Альфред Гавриилович, пора готовиться к сеансу, — услышала я незнакомый мужской голос.
Коровин с горестным сожалением воззрился на меня, вздохнул и пояснил:
— Это мой помощник.
— Жаль, он очень не вовремя, — сразу осмелев, притворно опечалилась я.
— Как вы правы, очень не вовремя, — просветлев, согласился Коровин. — Но, увы, вынужден вас покинуть. Встретимся позже.
Он послал мне воздушный поцелуй.
Конечно же, моя кипучая натура требовала действий — как тут усидишь на месте, когда столько работы. Ехать к Коровину было рано, но я не знала, куда себя деть. Леля вернулась, однако мне с ней было неинтересно. Она слишком мало могла рассказать о делах своего мужа. Мне, конечно, никто не мешал отправиться домой и провести оставшееся до сеанса время за лаем с бабой Раей, но я рождена для великих дел.
Поразмыслив, я решила все же ехать к Коровину, уж очень не терпелось вцепиться в Тамарку. Да и с Марусей было о чем поговорить.
«Приеду на час раньше, не убьет же Коровин меня за это и уж, конечно, не выгонит», — рассудила я.
Прямо от Лели заказала такси и отправилась в загородную резиденцию мага. Какую глупость совершила, я поняла лишь тогда, когда отпустила такси и осталась топтаться под высоким каменным забором — на стук в калитку никто не вышел, звонка же и в помине не было. Поскольку ни в воротах, ни в калитке не наблюдалось ни одной щели, то установить, есть ли кто за забором вообще, я не могла. Не кричать же «ay, ay». Положение усугублялось тем, что приехала я не на час раньше, как предполагала, а на два. В общем, не рассчитала.
В пяти метрах от дороги был пригорок, на который я и залезла, настырно пытаясь увидеть, что происходит во дворе, но увидела лишь верхний этаж особняка. Я помахала рукой, вдруг меня заметят, постояла на пригорке минут десять и побрела, сопровождаемая лаем собак, на прогулку по поселку.
Поселок был небольшой; я обошла его за полчаса и вновь вернулась под заветный забор, уже не зная, как скоротать время.
Когда я уже была близка к отчаянию, на дороге показался шикарный «Ягуар». Автомобиль ехал не со стороны шоссе, а из поселка. Я собралась сигнализировать водителю рукой и запросить помощи у него, судя по всему, у местного жителя, но, к моей радости, автомобиль притормозил сам. Стекло опустилось, и красивая элегантная дама средних лет улыбнулась мне и приветливо поздоровалась.
— Есть проблемы? — спросила она.
— Проблемой это не назову, но некоторым затруднением, пожалуй, — ответила я и пояснила:
— Не могу попасть к маэстро. Никогда не бывала здесь одна, а потому совершенно не знаю, как проникнуть в дом. В прошлый раз ворота были раскрыты, и в них мог заходить любой.
— Любых в нашем поселке не бывает, — рассмеялась дама, распахнула дверцу автомобиля и любезно пригласила:
— Садитесь, я тоже к Альфреду Гаврииловичу.
Тронув «Ягуар» с места, она затормозила у ворот, достала мобильный, набрала номер, назвала свое имя, и ворота открылись.
Мне оставалось лишь ругать себя за несообразительность, мой-то мобильный был тоже при мне.
Дама оставила «Ягуар» на площадке метрах в десяти от ворот, и мы по широкой, украшенной тропическими цветами аллее неспешно направились к особняку Коровина.
Роскошный, должна сказать, у Коровина особняк — трехэтажный, на высоком фундаменте. Красивый, даже не лишенный некоторого изящества, он располагался перед дивным сосновым парком. Кстати, это настоящий особняк: он возвышался несколько вдали от поселка.
— В этот понедельник со мной произошла такая же история, — пожаловалась дама. — Приехала к Альфреду Гаврииловичу и, как сирота, долго топталась у ворот, но мне никто не открыл, хотя буквально перед самым моим носом въехал в ворота автомобиль Равиля, медиума, с которым сотрудничает Коровин. Вы его знаете, Равиля?
— Лично не знакома, но видела, — ответила я. — Немыслимо красивый молодой человек.
— Да, Равиль настоящий красавец. Кстати, в понедельник был назначен сеанс на десять утра. Бодрствующие духи! Думаю, вы слышали о них. Какая жалость. Я так ждала этого дня, и вот меня не пускают, впервые, раньше такого не было.
— И как вы поступили? — лишь из вежливости, чтобы поддержать разговор, спросила я.
— Позвонила по сотовому, мне ответили, что Альфред Гавриилович все сеансы еще в воскресенье отменил и тогда же уехал в город по спешному делу.
— Что вы говорите?
— Да, тогда я решила поговорить с Равилем, но мне сказали, что его нет, хотя я-то точно видела, как его машина въехала в ворота.
— И что вы предприняли?
— Рассердилась и вернулась к себе на дачу, здесь рядом — мы с Альфредом Гаврииловичем соседи. Позже позвонила ему, он действительно был в Москве, но вас я хорошо понимаю — остался неприятный осадок. Стоять под воротами! И возраст, и положение уже не те. Кстати, что произошло сегодня? Коровин что, сегодня назначил на час раньше и забыл?
— Нет-нет, это я поспешила.
Мы подошли к парадному подъезду. Дама с нарочитой учтивостью пропустила меня в дверь, с пониманием улыбнулась и сказала:
— Я тоже все время спешу. Прихожу всегда первая. Все уже привыкли… Впрочем, так многие поступают. Никогда не бываю одна, всегда находится мне компания. Вот вы, к примеру, сегодня мне встретились.
Учитывая разговорчивость дамы, я была этому совсем не рада, потому что предпочитаю говорить сама. Мы вошли в просторный холл, использующийся в качестве приемной. В прошлый раз я проскочила его бегом, на этот же раз, чтобы отвязаться от дамы, демонстративно заинтересовалась решительно всем: изучала все предметы без разбору, трогала, щупала и пристально рассматривала.
Таким образом добралась и до диплома Коровина, висящего на самом видном месте на стене в багетной золоченной раме. "ПАРИЖСКОЕ СПИРИТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО Основано в 1858 году маркизом Ипполитом Леоном Денизаром Ривайлем с высочайшего соизволения г-на префекта полиции г. Парижа.
ДИПЛОМ
Сим удостоверяется, что бессменный и бессмертный глава Парижского Спиритического общества АЛЛАН КАРДЕК удостоил КОРОВИНА АЛЬФРЕДА ГАВРИИЛОВИЧА высочайшего звания ВЕЛИКОГО МАГА и ученой степени МАГИСТРА философии спиритизма, о чем свидетельствуют его собственноручная подпись и личная печать". Под текстом располагалась неразборчивая и витиеватая подпись, исполненная обычным фломастером. Имелась и печать, накладная, золотистая, с причудливым тиснением.
«Круто!» — присвистнула я и в тот же миг почувствовала за своей спиной чье-то присутствие. Обернулась и… увидела Коровина. Собственной персоной. Одет он был не в чародейскую мантию, а в элегантный светский костюм.
— Софья Адамовна, есть вопросы? — вместо приветствия спросил он.
В одно мгновение мой взгляд, уже устремленный на диплом, преисполнился благоговением.
— О да! — воскликнула я. — Рискую показаться невеждой, но все же хотелось бы знать, кто он — Аллан Кардек?
Коровин обласкал меня своими кошачьими глазами и с почтительным поклоном сообщил:
— Это маркиз Ипполит Леон Денизар Ривайль.
Я уставилась в диплом и, не справившись с недоумением, спросила:
— Маркиз Ипполит Леон Денизар Ривайль? Основатель общества?
— Да, именно он, — заверил меня Коровин.
Я окончательно растерялась:
— Но, если верить написанному, общество основано им в 1858 году. Следовательно, маркиз давно умер.
— Умер, безусловно умер, — вполне буднично согласился со мной Коровин.
Теперь я изумленно уставилась на него, давая понять, что жду разъяснений. Альфред Гавриилович со значительным видом поднял указательный палец вверх и спросил:
— Какое общество организовал Аллан Кардек? Спи-ри-ти-чес-кое! — тут же ответил он сам себе.
— Так вы хотите сказать…
— Правильно, — перебил меня Коровин, — великий магистр и после кончины продолжает руководить Парижским Спиритическим обществом из мира духов.
— Простите, но под дипломом я вижу подпись. Она что же, из мира духов? — с плохо скрытой иронией поинтересовалась я.
— Безусловно, — без всякого смущения подтвердил Коровин и уточнил:
— Получена методом пневмографии.
— Этот метод мне незнаком.
— Что легко исправимо, — с почтительным поклоном заметил Коровин. — Приятно видеть вас здесь уже за полтора часа до сеанса. Из этого следует, Софья Адамовна, что в вас проснулся интерес к спиритизму?
По его взгляду легко можно было понять, что ничто человеческое ему не чуждо: к примеру, он любит красивых женщин.
А кто их не любит?
Сама люблю, потому и смотрюсь так часто в зеркало.
— Этот интерес проснулся во мне давно, — заверила я его, еще не кокетничая, но уже внутренне отмечая, что Коровин — мужчина вполне в моем вкусе.
— Тогда, может, пройдем в мой кабинет? Он наверху, на втором этаже. Угощу вас вкуснейшим кофе.
— С удовольствием, — воскликнула я. Коровин изящным движением предложил мне свою руку, на которую я тут же и оперлась.
По широкой мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж. Кабинет Коровина (а он занимал половину этажа) меня потряс: это было нечто среднее между библиотекой, спортивным залом, ванной и спальней. Бескрайняя комната, в одном углу которой находились широкий письменный стол, высокие, украшенные резьбой по дереву шкафы, забитые оккультной литературой, и длинный ряд кожаных диванов. В противоположном углу рядом с окнами, среди фикусов и пальм притаилось нечто среднее между ванной и бассейном. Напротив — кровать непристойных размеров. Человек десять легко могли расположиться там и, уж конечно, не для сна.
«Зачем приличному человеку такой сексодром?» — подумала я, нарочито сосредоточивая внимание на тренажерах, занимающих всю оставшуюся от кровати площадь этой части комнаты.
— Стараюсь поддерживать себя в форме, — пояснил Коровин, заметив мой интерес. — Присядем на диваны?
— Присядем, — согласилась я, — хотя мне хватит и одного.
— Кофе я люблю варить сам, — рекламно сообщил Коровин, явно стараясь мне понравиться.
Он ушел в ту часть комнаты, которая выполняла роль спальни, — там была стойка с баром. Я, чтобы не скучать, занялась изучением портретов, которых и на столе, и на стенах было великое множество. В разных позах один и тот же человек. Под одними портретами было написано: Аллан Кардек, под другими: маркиз Ипполит Леон Денизар Ривайль.
— Скажите, пожалуйста, — спросила я, — почему это ваш отец-основатель и великий магистр зовется то Алланом Кардеком, то маркизом Ипполитом Леоном Денизаром Ривайлем?
— У маркиза был творческий псевдоним, — из глубины комнаты откликнулся Коровин. — В земной жизни он был писателем — вашим коллегой.
— Приятно слышать. Кстати, хотела спросить вас: в прошлый раз вы представили своего помощника Равиля как медиума гибкого и опытного. Не могли бы пояснить, что это значит?
Коровин вернулся ко мне с подносом, на котором стояли две крохотные золотые чашечки, источающие дивный аромат.
— Ваш кофе, — сказал он.
— Вы метеор, — с легким кокетством воскликнула я, тоже желая ему понравиться.
Коровин не присел на диван. Стоя напротив меня, он сделал глоток кофе, выразил удовольствие и, пристально глядя в мои глаза, ответил:
— Медиум — это человек, способный к сверхчувственному восприятию. Теперь таких людей называют экстрасенсами. А гибкий медиум может воспринимать духов различными способами: писать от их имени и иногда их почерком, говорить, видеть духов, впадать в сомнамбулическое состояние, предсказывать, лечить, исцелять, использовать пневмографию…
— Пневмографию? — услышала я уже знакомое слово.
— О да, — с энтузиазмом подтвердил Коровин. — Пневмография — это способ написания желаемой информации непосредственно духом без участия руки медиума и лишь при его посредничестве. Медиум вызывает духа. Дух при этом может писать о чем угодно и на чем угодно. К примеру, на стене, на бумаге, на мебели, даже на предметах одежды. Общение с духами при помощи пневмографии достигается молитвами, сосредоточением мысли и вызыванием особого состояния. Пневмографией, к примеру, можно объяснить начертание трех слов в зале пира Валтасара.
Пока я пыталась припомнить эти три слова, о которых когда-то, безусловно, знала, Коровин перечислил мне всех медиумов, которые только существуют, после чего решил приступить к их способностям.
— Вот, к примеру, грубые медиумы, — с энтузиазмом воскликнул он.
— А что такое медиумы грубые? — спросила я.
— У нас таких нет, — с притворным смущением ответил Коровин. — Это медиумы, общающиеся с низшими духами. Духами грубыми и необузданными. Речь этих духов оскорбляет слух воспитанных людей, особенно дам.
— Так они что же, ругаются, эти духи? — изумилась я, уже сожалея, что их у нас нет.
— Увы, — сокрушенно признался Коровин. — И говорят непристойности.
«Забавно», — подумала я, сделала глоток кофе и переключилась на личность самого великого магистра.
— А вы какой медиум? — спросила я, думая, что уж себя-то Коровин и вовсе возведет в невиданные феномены.
Однако ошиблась.
— Я медиум инициирующий, — скромно ответил он. — Это значит, что в моем присутствии обычные люди становятся медиумами, а опытные медиумы приобретают невиданную силу.
«Недурно устроился, — подумала я, — все на других взвалил».
Коровин приблизился ко мне вплотную и застыл с чашкой в руках, гипнотизируя меня призывным взглядом.
«Сейчас опустится на диван и начнет приставать, не зря же он заманил меня в эту комнату», — подумала я и занервничала.
Глянула на часы, до сеанса времени еще было достаточно. Общество Коровина устраивало меня и даже развлекало, но во всем хороша мера.
— Ax, — воскликнула я, вскакивая с дивана и устремляясь к бассейну, — у вас такой дом! Я восхищена вашим вкусом. Долго вы его строили?
— Не строил вообще, — ответил Коровин, следуя за мной. — Может, выпьем шампанского?
— Сначала кофе, потом шампанское? — рассмеялась я. — Нет, спасибо, хочу на трезвую голову пообщаться с духами. Если этот особняк вы не строили, следовательно — вы его купили?
— Да, и почти ничего здесь не переделывал, — слегка морщась, ответил Коровин, пытаясь вновь вплотную приблизиться ко мне.
Я не теряла бдительности, порхнула к тренажерам и воскликнула:
— То, что вы купили именно этот особняк, тоже говорит о вашем вкусе. Вы сказали «почти не переделывал», следовательно, что-то переделали?
— Лишь на первом этаже закрыл лестницу, ведущую вниз в полуподвал.
— И что там?
— Бильярдная. На первом этаже мне понадобилась приемная, а лестница занимала значительную площадь, — стремительно приближаясь ко мне, пояснил Коровин.
— А как же вы теперь ходите в бильярдную? — ускользая, поинтересовалась я.
— Совсем не хожу, — ответил Коровин, настойчиво тесня меня к кровати. — Терпеть не могу бильярда, к тому же катастрофически не хватает времени. На бильярд находит время Равиль — часами пропадает в бильярдной.
— Как же он туда попадает? — удивилась я.
— Из гаража, к тому же с тыльной стороны дома есть отдельный вход, — воскликнул Коровин, делая неожиданный выпад и пытаясь меня поцеловать.
— Ах, любопытно осмотреть первый этаж, — ловко отпрыгивая в сторону и отчаянно пытаясь вернуться к диванам, воскликнула я и с лукавой улыбкой спросила:
— Это возможно?
Коровин, изумляя своим проворством, преградил мне путь и, сильной рукой обвив мою талию и увлекая меня к кровати, прошептал:
— Там нет ничего интересного: помещение для охраны и гардеробная. Все интересное здесь.
Я же в пароксизме любопытства упорно рвалась из этого будуара, а потому возразила:
— И все же хотелось бы посмотреть другие комнаты. Раз на первом этаже неинтересно, давайте осмотрим второй этаж.
— Второй этаж вам хорошо знаком, — прижимая меня к себе и дрожа, задыхаясь, сообщил Коровин. — Здесь всего две комнаты: эта, в которой мы находимся, и салон для спиритических сеансов. Отстраняясь от него из последних сил, я спросила:
— А что же на третьем этаже?
— Третий этаж составляет жилую, интимную часть дома. Туда я приглашаю лишь очень близких людей. Вы хотите туда попасть? — Коровин сжал меня в объятиях и с пристальной многозначительностью заглянул в мои глаза.
Черт знает почему, я, видавшая виды, смутилась и пролепетала:
— Может быть, позже, после сеанса…
Коровин со сладким вздохом отпустил меня и сказал:
— Очень рад. Смотрите, не обманите.
Я пришла в ужас, хотела объяснить, что он не правильно все истолковал, хотела дать ему понять, что то, на что он рассчитывает, невозможно, но вместо этого, удивляясь себе, лишь спросила:
— А почему вы не устроили спиритический салон на первом этаже?
— Потому что салон не должен располагаться над подвальным помещением, — нежно целуя мои руки, пояснил Коровин. — Светлые духи не терпят этого. Софья Адамовна, вы вдохновляете меня! Чувствую, сегодняшний сеанс нас всех потрясет! Я в ударе!
«Черт бы тебя побрал», — подумала я, немного страдая оттого, что отношусь к тем нравственным женщинам (совершенно неспособным на измену), коих в русском обществе большинство.
На мою радость в дверь постучали.
— Альфред Гавриилович, пора готовиться к сеансу, — услышала я незнакомый мужской голос.
Коровин с горестным сожалением воззрился на меня, вздохнул и пояснил:
— Это мой помощник.
— Жаль, он очень не вовремя, — сразу осмелев, притворно опечалилась я.
— Как вы правы, очень не вовремя, — просветлев, согласился Коровин. — Но, увы, вынужден вас покинуть. Встретимся позже.
Он послал мне воздушный поцелуй.
ГЛАВА 13
Вдохновленный мною Коровин не обманул, спиритический сеанс действительно прошел чрезвычайно интересно: прояснились все, волновавшие публику, вопросы.
На этот раз стол вертеть не стали, а красавчик Равиль, все так же выступающий в роли медиума, вооружился изящным плетеным предметом, похожим на крошечную корзинку, насквозь проколотую огромным карандашом.
Коровин встал за спиной Равиля и, сделав несколько сложных пасов над его головой, дурным голосом взвыл:
— Вызываю-ю-ю дух вели-и-и-ко-о-о-го им-пера-а-а-тора На-а-а-а-полео-о-о-о-о-на!
Равиль вздрогнул, словно его полоснули плетью, побледнел и судорожно вцепился в корзинку. Карандаш уперся в чистый лист бумаги, корзинка забалансировала, подрагивая в руках Равиля.
Коровин, совершавший странные пасы, внезапно застыл, лицо его стало спокойно и непроницаемо.
— Здесь ли ты, о великий дух? — тоном строгим и безмятежным вопросил он.
Даже не верилось, что секунду назад он так страшно выл.
Как только Коровин задал свой вопрос, на лбу Равиля выступили бисеринки пота, руки его судорожно задергались, следуя за ожившей вдруг корзинкой, и черный грифель карандаша вычертил на бумаге вполне приличным почерком по-французски: «OUI».
— Он с нами! — возликовал Коровин, я же с удивлением мысленно констатировала, что теперь Равиль корзинки почти не касался и не воздействовал на грифель карандаша.
Пальцы его висели над этим странным сооружением, со скоростью таракана бегающим по столу и складно пишущим по-французски.
«Что за фокус?» — изумилась я.
Тем временем Коровин продолжил сеанс и вполне буднично сообщил:
— Все желающие поочередно, слева направо, начиная от медиума, могут задать императору свой вопрос.
Первой оказалась уже знакомая мне дама, прибывшая на «Ягуаре».
— Кто завтра выиграет тендер на поставку продуктов питания Московскому военному округу? — дрожащим голосом спросила она.
Вопрос нисколько Коровина не смутил. Он продублировал его своим звучным голосом, одновременно делая пасы над головой Равиля. Корзинка запрыгала, карандаш застрочил по бумаге:
«La rout de Paris a Strasbourg passe par Chalons».
— Это по-французски? — растерянно спросила дама из «Ягуара», тщательно перенося запись в свой блокнотик изящной золотой ручкой.
— Вероятно, — пожал плечами Коровин.
— Дорога из Парижа на Страсбург проходит через Шалон, — перевел даме откровения духа один из гостей — мужчина с черной чеховской бородкой.
— О Шалон! О император! — возликовала дама, вскочив со своего места. — Я все, все поняла!
Она вихрем пронеслась к выходу и с воплем «победит мой Шалонов!» исчезла. Даже невозмутимого Коровина проняло: он обвел присутствующих взволнованным взглядом.
— Шарман! Шарман! — радостно закричала я и захлопала в ладоши.
Побейте меня камнями, если я знаю, что такое «шарман». Думаю, что-нибудь хорошее, потому что Коровин обласкал меня своими добрыми глазами.
— Это не театр, — как и в прошлый раз, гаркнула увешанная бриллиантами тучная дама, и я снова стушевалась.
Коровин строго посмотрел на даму и сердито воскликнул:
— Следующий. Император ждет!
Клиенты встрепенулись и один за другим бросились задавать вопросы, которые знаток французского тут же и переводил, нервно теребя свою чеховскую бородку. Из-под карандаша корзинки появлялись все новые откровения духа Наполеона.
Надо отдать ему должное, он не мелочился и не задавался, а одинаково добросовестно отвечал и на важные, и на пустяковые вопросы. Наконец очередь дошла и до меня. Я решила, что разнообразие мне ни к чему, и спросила:
— Где он? — имея в виду, конечно же, свой веник.
«A trois pas», — ответил император.
— В трех шагах, — перевел знаток французского.
Я завертела головой, пытаясь обнаружить пропажу в радиусе трех шагов от себя, но тщетно — моего веника у Коровина не было. И я впала в сомнения относительно правдивости императора.
Однако долго предаваться сомнениям не могла — подошла очередь Розы, мне было интересно, что ей скажет дух.
— Где он? — бодро пискнула Роза. И дух великого полководца начертал:
«II meurt de tenebres».
Знаток французского ущипнул бородку, важно кивнул головой и перевел:
— Он умирает от тьмы.
Мы с Розой ахнули и переглянулись.
— Где он? — дрожа от нетерпения, воскликнула Тамарка.
«Ne vous attirez pas des ennuis» — ответствовал император.
— He нарывайтесь на неприятности, — перевел все тот же знаток французского и противно хихикнул.
Тамарка побледнела.
«Что, не нравится, голубушка?» — подумала я.
— Можно еще один вопрос задать духу? — сильно нервничая, спросила Тамарка.
Коровин кивнул и сделал сложный пас над головой Равиля. Бедняга Равиль задергался, как под электрическим током, вскрикнул и потерял сознание. Корзинка опрокинулась на бок и лежала теперь, безвольно упираясь грифелем в лист бумаги.
Все переполошились, повскакивали с мест.
— Дух императора взбунтовался, — пояснил Коровин. — Воды! Подайте воды!
Мгновенно появился помощник со стаканом воды на подносе. Коровин опустил пальцы в воду и какими-то сложными движениями начал окроплять бесчувственного Равиля. Публика охала и стонала. Всем было очевидно, что сеанс окончен, но уходить никто не собирался.
Воспользовавшись тем, что Маруся и Роза в числе самых любопытных бросились атаковать Коровина, я подала знак Тамарке, и мы с ней торопливо покинули салон.
— Тома, — прошептала я, бегом спускаясь по мраморным ступеням роскошной лестницы, — у меня к тебе чрезвычайно важное дело.
Тамарка, с трудом поспевая за мной и психуя, взмолилась:
— Мама, блин! Да не несись ты так, дорогая, у меня каблуки сейчас отлетят.
— Мне бы твои проблемы, — посетовала я, доставая из сумки папку. — Срочно нужна консультация в бизнес-вопросах.
Тамарка хищно воззрилась на папку и прошипела:
— Что там?
— Об этом не здесь.
— А где?
— В машине, — нервно оглядываясь по сторонам, прошептала я.
— Мама, ты невозможная! — закричала Тамарка. — Снова куда-то сунула свой длинный нос. Смотри, прищемят, не жалуйся.
— Еще неизвестно, кому из нас раньше придется жаловаться. Кстати, Перцев дал тебе кредит?
— Мама, об этом поговорим в машине, — испуганно прошипела Тамарка.
Мы вышли из дома Коровина и устремились к ее «Мерседесу».
— Перцев, сволочь, кредита не дал, — шепотом сообщила Тамарка, нервно открывая дверцу автомобиля.
— Ты его шантажировала? — деловито осведомилась я.
— Конечно, Мама, конечно, шантажировала, но он напомнил мне несколько эпизодов из моей же жизни. После этого у любого охота шантажировать отпадет. У Перцева на меня компромат, так что неизвестно еще, кто кого шантажировал.
— Слушала бы, Тома, меня, жила бы, как я, честно…
— Мама, ты невозможная! — взвизгнула Тамарка, приседая от возмущения. — Давай помолчим.
Предложение не устраивало меня. Не для того же я выманивала ее от Коровина, чтобы молчать. Я вообще не умею молчать. Это мне чуждо.
Как только мы уселись в «Мерседес», я протянула Тамарке раскрытую папку с бумагами Турянского и спросила:
— Ты можешь хоть в общих чертах рассказать мне, что здесь почем?
На этот раз стол вертеть не стали, а красавчик Равиль, все так же выступающий в роли медиума, вооружился изящным плетеным предметом, похожим на крошечную корзинку, насквозь проколотую огромным карандашом.
Коровин встал за спиной Равиля и, сделав несколько сложных пасов над его головой, дурным голосом взвыл:
— Вызываю-ю-ю дух вели-и-и-ко-о-о-го им-пера-а-а-тора На-а-а-а-полео-о-о-о-о-на!
Равиль вздрогнул, словно его полоснули плетью, побледнел и судорожно вцепился в корзинку. Карандаш уперся в чистый лист бумаги, корзинка забалансировала, подрагивая в руках Равиля.
Коровин, совершавший странные пасы, внезапно застыл, лицо его стало спокойно и непроницаемо.
— Здесь ли ты, о великий дух? — тоном строгим и безмятежным вопросил он.
Даже не верилось, что секунду назад он так страшно выл.
Как только Коровин задал свой вопрос, на лбу Равиля выступили бисеринки пота, руки его судорожно задергались, следуя за ожившей вдруг корзинкой, и черный грифель карандаша вычертил на бумаге вполне приличным почерком по-французски: «OUI».
— Он с нами! — возликовал Коровин, я же с удивлением мысленно констатировала, что теперь Равиль корзинки почти не касался и не воздействовал на грифель карандаша.
Пальцы его висели над этим странным сооружением, со скоростью таракана бегающим по столу и складно пишущим по-французски.
«Что за фокус?» — изумилась я.
Тем временем Коровин продолжил сеанс и вполне буднично сообщил:
— Все желающие поочередно, слева направо, начиная от медиума, могут задать императору свой вопрос.
Первой оказалась уже знакомая мне дама, прибывшая на «Ягуаре».
— Кто завтра выиграет тендер на поставку продуктов питания Московскому военному округу? — дрожащим голосом спросила она.
Вопрос нисколько Коровина не смутил. Он продублировал его своим звучным голосом, одновременно делая пасы над головой Равиля. Корзинка запрыгала, карандаш застрочил по бумаге:
«La rout de Paris a Strasbourg passe par Chalons».
— Это по-французски? — растерянно спросила дама из «Ягуара», тщательно перенося запись в свой блокнотик изящной золотой ручкой.
— Вероятно, — пожал плечами Коровин.
— Дорога из Парижа на Страсбург проходит через Шалон, — перевел даме откровения духа один из гостей — мужчина с черной чеховской бородкой.
— О Шалон! О император! — возликовала дама, вскочив со своего места. — Я все, все поняла!
Она вихрем пронеслась к выходу и с воплем «победит мой Шалонов!» исчезла. Даже невозмутимого Коровина проняло: он обвел присутствующих взволнованным взглядом.
— Шарман! Шарман! — радостно закричала я и захлопала в ладоши.
Побейте меня камнями, если я знаю, что такое «шарман». Думаю, что-нибудь хорошее, потому что Коровин обласкал меня своими добрыми глазами.
— Это не театр, — как и в прошлый раз, гаркнула увешанная бриллиантами тучная дама, и я снова стушевалась.
Коровин строго посмотрел на даму и сердито воскликнул:
— Следующий. Император ждет!
Клиенты встрепенулись и один за другим бросились задавать вопросы, которые знаток французского тут же и переводил, нервно теребя свою чеховскую бородку. Из-под карандаша корзинки появлялись все новые откровения духа Наполеона.
Надо отдать ему должное, он не мелочился и не задавался, а одинаково добросовестно отвечал и на важные, и на пустяковые вопросы. Наконец очередь дошла и до меня. Я решила, что разнообразие мне ни к чему, и спросила:
— Где он? — имея в виду, конечно же, свой веник.
«A trois pas», — ответил император.
— В трех шагах, — перевел знаток французского.
Я завертела головой, пытаясь обнаружить пропажу в радиусе трех шагов от себя, но тщетно — моего веника у Коровина не было. И я впала в сомнения относительно правдивости императора.
Однако долго предаваться сомнениям не могла — подошла очередь Розы, мне было интересно, что ей скажет дух.
— Где он? — бодро пискнула Роза. И дух великого полководца начертал:
«II meurt de tenebres».
Знаток французского ущипнул бородку, важно кивнул головой и перевел:
— Он умирает от тьмы.
Мы с Розой ахнули и переглянулись.
— Где он? — дрожа от нетерпения, воскликнула Тамарка.
«Ne vous attirez pas des ennuis» — ответствовал император.
— He нарывайтесь на неприятности, — перевел все тот же знаток французского и противно хихикнул.
Тамарка побледнела.
«Что, не нравится, голубушка?» — подумала я.
— Можно еще один вопрос задать духу? — сильно нервничая, спросила Тамарка.
Коровин кивнул и сделал сложный пас над головой Равиля. Бедняга Равиль задергался, как под электрическим током, вскрикнул и потерял сознание. Корзинка опрокинулась на бок и лежала теперь, безвольно упираясь грифелем в лист бумаги.
Все переполошились, повскакивали с мест.
— Дух императора взбунтовался, — пояснил Коровин. — Воды! Подайте воды!
Мгновенно появился помощник со стаканом воды на подносе. Коровин опустил пальцы в воду и какими-то сложными движениями начал окроплять бесчувственного Равиля. Публика охала и стонала. Всем было очевидно, что сеанс окончен, но уходить никто не собирался.
Воспользовавшись тем, что Маруся и Роза в числе самых любопытных бросились атаковать Коровина, я подала знак Тамарке, и мы с ней торопливо покинули салон.
— Тома, — прошептала я, бегом спускаясь по мраморным ступеням роскошной лестницы, — у меня к тебе чрезвычайно важное дело.
Тамарка, с трудом поспевая за мной и психуя, взмолилась:
— Мама, блин! Да не несись ты так, дорогая, у меня каблуки сейчас отлетят.
— Мне бы твои проблемы, — посетовала я, доставая из сумки папку. — Срочно нужна консультация в бизнес-вопросах.
Тамарка хищно воззрилась на папку и прошипела:
— Что там?
— Об этом не здесь.
— А где?
— В машине, — нервно оглядываясь по сторонам, прошептала я.
— Мама, ты невозможная! — закричала Тамарка. — Снова куда-то сунула свой длинный нос. Смотри, прищемят, не жалуйся.
— Еще неизвестно, кому из нас раньше придется жаловаться. Кстати, Перцев дал тебе кредит?
— Мама, об этом поговорим в машине, — испуганно прошипела Тамарка.
Мы вышли из дома Коровина и устремились к ее «Мерседесу».
— Перцев, сволочь, кредита не дал, — шепотом сообщила Тамарка, нервно открывая дверцу автомобиля.
— Ты его шантажировала? — деловито осведомилась я.
— Конечно, Мама, конечно, шантажировала, но он напомнил мне несколько эпизодов из моей же жизни. После этого у любого охота шантажировать отпадет. У Перцева на меня компромат, так что неизвестно еще, кто кого шантажировал.
— Слушала бы, Тома, меня, жила бы, как я, честно…
— Мама, ты невозможная! — взвизгнула Тамарка, приседая от возмущения. — Давай помолчим.
Предложение не устраивало меня. Не для того же я выманивала ее от Коровина, чтобы молчать. Я вообще не умею молчать. Это мне чуждо.
Как только мы уселись в «Мерседес», я протянула Тамарке раскрытую папку с бумагами Турянского и спросила:
— Ты можешь хоть в общих чертах рассказать мне, что здесь почем?