Миллер Линда Лейл. Рыцари

   Когда Глориана наконец вымылась и вылезла из ванны, Дэйн насухо вытер ее мягким полотенцем. Ей так приятно было ощущать его заботу, его ласку. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно.
   Она надела тонкую сорочку, льнущую к телу, сквозь которую виднелись соски ее небольших грудей и темный треугольник волос внизу живота. Потом они поели, на этот раз с большим комфортом. Вскоре наступили сумерки. Дэйн зажег светильники, и они прилегли на кровать. Хозяин Кенбрук-Холла взял один из манускриптов и принялся читать вслух, хозяйка внимательно слушала мужа, не стесняясь поправлять его в тех редких случаях, когда он делал ошибки.
   Когда чтение утомило их, они сыграли в шахматы, поставив доску на пуховый матрас. Этим вечером удача отвернулась от Дэйна, и он потерпел сокрушительное поражение. Дэйн отставил шахматы и задул лампы.
   И они снова занимались любовью — медленно, нежно, а потом уснули.
   Когда Глориана открыла глаза, было уже утро. Солнечный свет наполнил комнату. Дэйн уже давно проснулся и успел привести себя в порядок. Он стоял у северного окна и глядел вдаль. На нем была зеленая туника, штаны и сапоги из мягкой кожи. При виде его походного наряда сердце Глорианы сжалось от какого-то нехорошего предчувствия.
   Почувствовав на себе ее взгляд, Дэйн обернулся и улыбнулся ей.
   — Поднимайтесь, миледи, — сказал он, — и приводите себя в порядок. Приближаются наши тюремщики, чтобы наконец дать нам свободу. Наверное, ангелы шепнули им, что мы подтвердили брак, который был уже давно заключен между нами.
   Глориана не смогла сдержать улыбку.
   — Не пристало ангелам говорить о таких вещах, — сказала она, поднимаясь, натянула на себя рубашку и коричневое платье, которое уже надевала за день до того. Ей бы хотелось принять ванну, но лень было заниматься всем этим. К тому же Дэйн сказал, что к поместью ехал Гарет со своими людьми, а это значило, что близился тот момент, когда их вынужденному уединению придет конец. Теперь, когда их брак был подтвержден, Гарету незачем было держать их взаперти.
   Дэйн отошел от окна и, подойдя к Глориане, положил руки ей на плечи.
   — Должен возразить вам, миледи, — сказал он нежно, — ангелы говорят о любви. Если бы не так, вы бы не клялись так страстно в своих чувствах ко мне прошлой ночью, когда я держал вас в своих объятиях.
   Глориана едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. И хотя сейчас это были слезы радости, ей не хотелось делить их ни с кем.
   — Льстец, — пробормотала она, обвивая руками его шею. — Сейчас ты зовешь меня ангелом, но еще совсем недавно тебе бы это и в голову не пришло, не так ли?
   Дэйн нежно поцеловал Глориану в губы, потом взял ее за подбородок и улыбнулся, глядя в глаза.
   — Вы обладаете удивительным чутьем, миледи, и знаете, когда притвориться ангелом, а когда и совсем наоборот.
   Под окнами замка по мощеному двору застучали копыта лошадей. Вскоре эта идиллия закончится: получив свободу, они потеряют свой маленький рай.
   — А вот ты, например, — ответила Глориана, улыбаясь через силу, — никогда не напоминаешь «ангела», а всегда только «наоборот».
   Голубые глаза Дейна засверкали от смеха, но он читал в ее сердце и озабоченно нахмурился.
   — В чем дело, Глориана? Я вижу, тебя что-то беспокоит. Скажи мне, что случилось?
   Она вздохнула. Гарет со своими людьми были уже в зале, она слышала их шаги и голоса. Мужчины поднимались по крутой лестнице.
   — Когда… — Она замолчала, вспыхнув. — Когда Гарет получит доказательства нашего воссоединения и нас выпустят отсюда…
   Со стороны двери послышался шум.
   — Ну? — протянул Дэйн, приготовившись терпеливо ждать продолжения.
   — Я хочу знать, что меня ждет, милорд, — решительно сказала Глориана. — Будет ли мне позволено жить и трудиться рядом с вами, как вашей истинной жене? Клянусь, что, несмотря на все мои чувства, я убегу, если вы попытаетесь заточить меня в монастырь.
   В замке тяжелой деревянной двери уже поворачивался ключ, когда Кенбрук взял лицо Глорианы в свои ладони, нежно поглаживая ее щеки своими шершавыми пальцами.
   — Ты будешь моей женой, Глориана, — пообещал он. — Здесь, в Кенбрук-Холле. Пока идет восстановление замка, мы с тобой будем жить в этой комнате. Наши дети — сыновья и дочери — будут зачаты и рождены здесь.
   Глориана закрыла глаза. В дверь постучали, хотя это и было просто формальностью.
   — Как же Мариетта?
   Дэйн запечатлел поцелуй на ее лбу, не обращая никакого внимания на ввалившихся в комнату и, без сомнения, приготовившихся к схватке солдат Гарета.
   — Она вернется во Францию, если захочет. Она может выйти замуж за другого, например, за шотландца Максина или за нашего Эдварда, или затвориться в женском монастыре. В моей жизни не будет никакой другой женщины до тех пор, пока ты со мной, Глориана, до тех пор, пока ты любишь меня!
   — Долгожданное согласие! — радостно воскликнул Гарет с порога. — Уходите отсюда, вы, деревенщина, вам здесь не место, — обратился он к своим солдатам.
   Дэйн неохотно оторвался от Глорианы, чтобы взглянуть на старшего брата. Стражники, подчиняясь приказу своего господина, вышли из комнаты, ворча и оборачиваясь.
   — Нет нужды спрашивать, Кенбрук, стала ли прелестная леди твоей настоящей супругой, — сказал Гарет. Он, без сомнения, радовался успешному исполнению своих замыслов, но в его словах слышалась также легкая зависть. — Вполне очевидно, что Глориана неспроста так прекрасна сегодня, да и твои глаза сверкают не без причины. Наконец-то союз, освященный на небесах, заключен и на земле.
   Глориана поспешно взяла мужа под руку, дабы предотвратить возможную стычку, но ее опасения были напрасны.
   Кенбрук на самом деле был в отличном расположении духа.
   — Ты прав, брат мой, — сказал он. — Давай выпьем вина, дабы отпраздновать наше счастье.
   Гарет скривился, очевидно, припомнив свою проделку с вином.
   — Даже в пустыне, умирая от жажды, я не принял бы вина из твоих рук, Кенбрук.
   Дэйн удивленно приподнял бровь, обнимая Глориану.
   — Вы не доверяете мне, милорд?
   — Во всем остальном моя вера в тебя прочна и нерушима, как эти древние стены, Дэйн. Но в том, что касается твоего пленения — из каких бы чистых побуждений я ни действовал, — я не стал бы доверять тебе. Я знаю, что ты попытаешься отомстить мне за те минуты, что провел без сознания. Несмотря на то, что ты много лет провел вдали от замка, я все же вырастил тебя и знаю, на что ты способен.
   В глазах Дэйна зажегся злобный огонек. Это не ускользнуло ни от Глорианы, ни от Гарета.
   — Запомни свои слова, — сказал Дэйн мягко. — В них есть доля правды.
   Глориана поняла, что Дэйн все еще очень сердит на брата. Наступила неловкая тишина. Потом Гарет откашлялся.
   — Как я уже сказал, мне вполне ясно, что вы с Глорианой в прекрасных отношениях. — Он бросил многозначительный взгляд на кровать, где на смятой простыне виднелись пятнышки запекшейся крови. — Поэтому я не стану требовать у вас… э-э… доказательств.
   — Ты не только добр, — заметил Дэйн все тем же ядовито-сладким тоном, — но и благоразумен. Так уж случилось, что леди Глориана и я решили остаться здесь жить. Так что ты можешь уйти, как только пожелаешь.
   Гарет открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Глориана тоже была немало удивлена, так как не ожидала, что их переезд произойдет так скоро.
   Покраснев, от возмущения, Гарет поколебался мгновение, а потом повернулся к ним спиной и вышел, оставив двери открытыми.
   Глориана смотрела вслед Гарету, и ее сердце, переполненное любовью к Дэйну, тоскливо защемило.
   — Прошу тебя, — ласково попросил Кенбрук, — не огорчайся так. Мы с моим братом помиримся, когда придет время. А пока ты можешь свободно общаться и с Гаретом, и с кем захочешь из замка. — Он взял ее за руку. — А теперь ступайте за мной, леди Кенбрук, и я покажу вам все уголки нашего будущего дома.
   Глориана последовала за Дэйном. Они вышли из большой круглой комнаты в коридор, который она видела до этого лишь связанной по рукам и ногам. Они быстро спустились по лестнице и оказались в большом зале, таком старом, что в нем даже не было каминов. В полу были ямы для костров, а в потолке виднелись дымоходы, через которые в непогоду внутрь помещения лились потоки дождя. Кенбрук-Холл представлял из себя сплошные развалины, но Глориана любила его, как свой собственный дом.
   — Когда-то мы играли здесь с Эдвардом, — сказала она, идя вслед за Кенбруком. Как бы она ни спешила и как бы широко ни шагала, Глориана едва поспевала за мужем и порядком запыхалась.
   — Он был Артуром, — королем-воином, а я была Гиневер.
   У следующей лестницы Дэйн обернулся и взглянул ей в лицо. В темноте сложно было разглядеть его выражение, но в голосе мужа Глориана уловила насмешку:
   — Ну, теперь тебе нет нужды в Артуре, а мне не нужна Гиневер. В конце концов их союз был неудачным, а мы сохраним свою любовь до конца времен.
   Глориана была счастлива сейчас, но все же при этих словах она почувствовала легкий холодок.
   — Пожалуйста, не говорите так, милорд, — вздрогнув, сказала она. — Не надо искушать судьбу.
   Кенбрук наклонился к Глориане и нежно поцеловал. Это легкое прикосновение губ было залогом их страсти, той, что они познали, и той, что им еще только предстояло узнать.
   — Как скажете, миледи, — уже серьезно проговорил Дэйн и увлек ее за собой. Так глубоко они с Эдвардом никогда не отваживались спускаться, даже в самые отчаянные свои походы. Огромные мрачные комнаты были практически лишены света, который еле-еле пробивался из маленьких окошек, расположенных высоко под потолком.
   Глориана почувствовала запах серы и услышала отдаленный плеск воды.
   — Итак, Гиневер, — поддразнил Дэйн, снимая через голову тунику, — Артур, кажется, не приводил тебя сюда. Ну что ж, очень хорошо.
   — Что?.. — спросила Глориана, удивленно оглядываясь вокруг себя.
   — Римляне, кроме всего прочего, были ужасными чистюлями, — объяснил Дэйн, снимая штаны и панталоны.
   Глориана прижала руки к груди, глядя вслед Кенбруку, который исчез в тени. И вдруг она с удивлением заметила, что на стенах играют блики, будто свет отражается от поверхности воды.
   — Это римские бани? — наконец догадалась она, с трудом веря в существование такой реликвии.
   — Да, — отозвался Дэйн из темноты, и его голос эхом прокатился по огромному залу. — Здесь, несомненно, есть источник, поэтому римские легионеры и построили на этом месте свою крепость.
   Глориана пошла на голос мужа, туда, откуда слышался плеск и журчание воды, и вышла наконец к большому квадратному бассейну. Его окружали полуразрушенные статуи. Разбившиеся и полинявшие от времени плиты окаймляли бассейн.
   — Как же бани сохранились здесь до сих пор? — спросила Глориана, сбрасывая с себя платье и рубашку.
   — Источник самообновляется, — ответил Дэйн, протягивая ей мокрую руку, — а римляне строили на века, по крайней мере все, предназначенное для удовольствий. Осторожнее, не оступись. Здесь есть трещины, а пол скользкий от мха.
   От пузырящегося бассейна исходил пар и серный запах. Глориана шагнула к Дэйну, все еще благоразумно не решаясь ступить в воду.
   — Как он очищается?
   Кенбрук положил руки ей на плечи. Горячая пенящаяся вода оказывала успокаивающее действие, она расслабляла мышцы бедер, ягодиц, груди и живота, избавляя Глориану от напряжения и снимая последние отголоски боли.
   — Здесь есть очистительная система каналов, которая ведет в озеро, — прошептал Дэйн. Его дыхание ласкало губы Глорианы, и ей было ясно, что голова его занята сейчас вовсе не инженерными способностями римлян.
   Дэйн склонил голову и с жадностью приник к ее рту, а Глориана сомкнула пальцы вокруг его фаллоса. Под своими руками она почувствовала источник мощной мужской силы, и это заставило ее затрепетать от желания. Дэйн ответил ей тихим стоном.
   Прелюдии за этим не последовало. Быстро и резко приподняв ее своими сильными руками, Дэйн вновь опустил ее в воду. Он стал целовать ее грудь, медленно опуская Глориану все ниже, пока меч не вошел в ножны по самую рукоятку.
   Глориана инстинктивно обхватила ногами его бедра и откинула голову назад, уже начиная конвульсивно подрагивать в бешенном ритме страсти, страсти, оставляемой Евой в наследство всем влюбленным.
   Дэйн двигался медленно, долго, а когда наконец наступило наслаждение, его победный крик эхом пронесся по залу.
   Глориана приникла к Дэйну, обняв руками его крепкую шею. Ее ноги все еще обхватывали его мускулистые бедра, а голова отдыхала на твердом плече. Она выпустила его из себя, только когда он вынес ее из воды и положил рядом с бассейном на каменные ступеньки. Потом он начал обмывать ее тело теплой водой так нежно, словно она была низвергнутой с Олимпа богиней, которая еще не оправилась от падения.
   Выкупавшись, они продолжали лежать на низких, истертых временем каменных ступенях, молча держа друг друга в объятиях. Вокруг них плескалась вода.
   Глориана задремала, потом проснулась и вновь заснула. Она была так расслаблена, что могла бы лежать на этих ступенях вечно, если бы Кенбрук не заставил ее подняться и одеться.
   Когда они наконец вернулись в центральный зал с узкими окошками и ямами для костров, во дворе их ждали люди с лошадьми. Ничуть не стесняясь промокшей одежды и сырых волос, Кенбрук вышел им навстречу.
   Через несколько мгновений Глориана последовала за ним после тщетных попыток привести в порядок платье. Ей казалось, что все заметят происшедшую с ней перемену, и ей хотелось спрятаться и подождать, пока уедут люди Гарета, и не выходить до тех пор. Но гордость победила. Отклики недавней страсти еще не улеглись и бушевали в ней вихрем покалывающих снежинок. Но она вышла во двор вместе с мужем. Кенбрук-Холл был только древними развалинами, но она стала хозяйкой замка, и ее место было рядом с Дэйном.
   Из всех приезжих она узнала только рыжеволосого шотландца, но никто из двух дюжин остальных солдат не был ей знаком.
   Максин почтительно склонил голову.
   — Миледи, — произнес он. Она молча кивнула в ответ.
   Кенбрук повернулся к Глориане с довольной улыбкой на губах.
   — Мои люди приехали в Кенбрук-Холл, чтобы разделить с нами кров, — сказал он.
   Как любая хозяйка, Глориана сразу заволновалась. Чем она станет кормить всех этих людей, где они будут спать? Но она была так же счастлива и горда, как Дэйн. Это были его солдаты, их долгом было служить своему господину и находиться подле него, где бы тот ни жил.
   — Устройте лошадей, — сказал Дэйн, — и входите. Моя жена и я, мы приветствуем вас.
   Пока солдаты обихаживали лошадей и устраивались сами в комнатах позади двора, на узкой петляющей дороге, ведущей мимо аббатства к Кенбрук-Холлу, появилась вереница повозок. Глориана поняла, что в них едут слуги и везут с собой все необходимое. Она радостно обняла Дэйна и звонко расцеловала его, прежде чем кинуться навстречу вновь прибывшим.
   Джудит, идущая рядом с одной из нагруженных телег, широко улыбнулась, увидев Глориану.
   — Вот и вы, миледи, — сказала она. — Как вел себя с вами хозяин Кенбрук-Холла?
   Глориана вспыхнула, подумав о том, как именно он «себя вел».
   — Все в порядке, — сказала она. — Что здесь?
   — Дары лорда Хэдлей, миледи. И конечно же, ваши собственные вещи. — Молодая женщина посмотрела на замок и вздрогнула от страха. — Мы, слуги, будем спать все вместе, — спросила она доверительно, — потому что это страшное место, здесь полно приведений, которые стонут по ночам.
   — Чепуха! — отрезала Глориана. Если ночью в замке и будут раздаваться стоны, пришла ей в голову язвительная мысль, то уж никак не по вине привидений. Глориана, конечно, не стала произносить это вслух.
   Повозки остановились посреди двора. Солдаты и слуги принялись разгружать их, перенося вещи в дом под присмотром хлопочущей Глорианы. Дэйн в это время ушел куда-то вместе с Максином, без сомнения, чтобы обсудить планы восстановления Кенбрук-Холла.
   У Глорианы тоже было несколько предложений по этому поводу и золото, чтобы осуществить их, но она собиралась поделиться своими планами с мужем немного позже, когда они останутся наедине.
   К вечеру Джудит вместе с другими служанками вымели и вычистили большой зал. От сора и паутины не осталось и следа, на пол были постелены свежие тростниковые циновки. В комнате поменьше, рядом с залом, уже горел огонь. Здесь расположились повара, и на вертелах поджаривались молочные поросята, распространяя по залу аппетитный запах.
   В замок Хэдлей и аббатство отправились гонцы с приглашениями, и к вечеру начали съезжаться гости.
   Приехал Гарет и вместе с ним Элейна. Позади них, чуть в отдалении, скакал Эдвард, красуясь на своем великолепном скакуне. Рядом с ним ехала в повозке Мариетта вместе со своей служанкой Фабрианой.
   Во дворе, где пылали зажженные факелы, вовсю кипела работа. Глориана пошла встречать прибывающих гостей. Она надеялась, что Мариетта останется ее подругой. В то же время Глориана не испытывала угрызений совести из-за того, что вернула себе своего мужа.
   Мариетта приветствовала ее ослепительной улыбкой. Она сошла с повозки, для мягкости набитой соломой, и кинулась в объятия Глорианы.
   — Ты счастлива! — воскликнула девушка по-французски. — Я вижу это, потому что твои глаза улыбаются, так же как и губы.
   Глориана облегченно и радостно рассмеялась и поспешила обнять свою подругу.
   — Значит, ты меня прощаешь? Мариетта слегка выпятила нижнюю губку.
   — Ах, в сердечных делах, — сказала она, переходя на английский, — ты оказалась вероломной. — Улыбка озарила ее лицо. — Но я буду великодушной и прощу тебя.
   Краешком глаза Глориана видела, что Эдвард сошел с коня и протянул поводья своему оруженосцу, мальчику лет семи-восьми. Бедный старый серый Один! На службе его заменил великолепный конь, подаренный брату Гаретом.
   Эдвард был мрачен и, как показалось Глориане, изможден. Он молча смотрел на нее.
   Она безмолвно оплакивала его, своего Артура, который несколько дней назад положил в церкви к ее ногам свой меч. Глориана никогда не хотела и не просила его любви, но ей было горько и больно, потому что она не могла принять его чувства.
   Прежде чем Глориана успела произнести хоть слово, к ним подошел Дэйн. Он обнял ее за талию, коротко кивнув Эдварду, потом повернулся к Мариетте и попросил ее отойти с ним, чтобы поговорить наедине.
   Глориана почувствовала легкий укол ревности, когда Дэйн с Мариеттой отошли и встали чуть в стороне. Она старалась не смотреть на них, а вместо этого повернулась к Эдварду.
   — Мне сказали, что мадемуазель восхищена тобой, — сказала она.
   Эдвард не улыбнулся и даже не взглянул на Мариетту.
   — Мариетта восхищается всеми мужчинами, по крайней мере, теоретически. По-моему, когда она познакомится с некоторыми из нас поближе, то будет разочарована. Полагаю, Кенбрук собирается отослать ее обратно во Францию?
   Глориана кивнула, бросив взгляд на беседующих Дэйна и Мариетту, которые присели на бортик высохшего фонтана. Их слова не были слышны. Глориана вздрогнула, снова подумав о том невидимом и неосязаемом множестве миров, что окружают их мир.
   Пожалуйста, пусть мне будет позволено остаться, — безмолвно взмолилась она. — Пожалуйста, пусть мне будет позволено навсегда остаться здесь, в Кенбрук-Холле, вместе с моим мужем.

ГЛАВА 10

   Этой ночью в Кенбрук-Холле устроили большое торжество. В зале накрыли праздничные столы, а двор был наполнен светом факелов и музыкой менестрелей. Дэйн вместе с Гаретом стояли возле ямы для костра в окружении своих людей. Они пили и веселились от души. Глориана стояла возле двери рядом с Элейной. Взявшись за руки, чуть соприкасаясь головами, они тихо беседовали.
   — Как приятно видеть, что этот древний замок вновь оживает, — с улыбкой сказала Элейна. Она словно еще больше похудела, казалось, будто какая-то тайная беда камнем лежит у нее на душе. Лицо ее светилось, а глаза были устремлены вдаль, видя что-то такое, чего не рассмотреть остальным.
   — О, как они прекрасны, Глориана, твои сильные и благоразумные сыновья и твои дочери. Которые так мудро руководят сердцами своих мужей.
   Глориана обрадовалась, что рядом с ними никого нет, и никто не может услышать опасные для того полного суеверий времени замечания Элейны.
   — Ты их видишь? — спросила шепотом леди Кенбрук. — Моих детей?
   Широко раскрытые глаза Элейны заблестели, словно она разглядывала какую-то разноцветную панораму. Леди Хэдлей, несмотря на помутнение рассудка, а может быть как раз благодаря этому, часто открывались видения грядущего. Многих бед и невзгод удалось избежать благодаря мудрым предупреждениям Элейны. Однажды она рассказала Гарету, что урожай будет погублен, а в другой раз поведала о том, что зима будет необычайно суровой.
   — Да, — ответила Элейна, сощурив глаза, будто ее видение начало затуманиваться. Ее пальцы вцепились в руку Глорианы, как когти хищной птицы. — Я видела их.
   Глориана испугалась внезапной перемены, произошедшей с Элейной.
   — Что ты видела? — прошептала она, боясь услышать ответ.
   — Тебе предстоит много страдать, чтобы осуществить свое предначертание, — ответила Элейна. — И Дэйну тоже. Но если ты не устоишь перед лицом всех испытаний, Глориана, твои дети никогда не будут рождены и не сыграют своей важной роли в создании нашего будущего.
   Глориана нервно оглянулась по сторонам и заметила группку служанок, стоящих всего в нескольких шагах от них, в тени одной из высоких колонн, поддерживающих потолок. Схватив за руку впавшую в экстаз Элейну, она потянула ее за собой. Выйдя в боковой коридор, они оказались в большом саду старого церковного двора Кенбрук-Холла. Все вокруг было залито лунным светом.
   Здесь, под этими древними камнями, лежали римские офицеры вместе со своими женами и детьми. Здесь же были похоронены и многие поколения предков Дэйна. Поместье и земли достались Дэйну в наследство от его матери Аурелии, покоящейся в семейном склепе под плитой с мраморными фигурками ангелов.
   — Скажи, что мне делать, — умоляла Глориана, беря Элейну за руки. — Я так боюсь, что меня разлучат с Дэйном…
   — Так и будет, — твердо, спокойным голосом сказала Элейна. — Потом придет день, когда ты окажешься на перепутье. Твой разум будет вести тебя в одну сторону, а сердце — в другую. Любая благоразумная женщина на твоем месте выбрала бы первый путь, но у тебя, Глориана, должно достать храбрости следовать другой дорогой. Твое смелое сердце, сердце львицы, приведет тебя к счастью, если ты последуешь его зову.
   У Глорианы подкосились ноги, и она упала на каменную скамейку. По щекам ее струились слезы.
   — Я не хочу покидать Дэйна, я не вынесу разлуки с ним! Мы и так слишком долго ждали друг друга…
   — Другого пути нет, — ласково проговорила Элейна. — А теперь, Глориана, возвращайся к гостям. Позаботься о своем муже, но держи наш разговор в тайне. У Дэйна хватает собственных забот, не омрачай его счастья, не говори ему о том, что вам недолго осталось быть вместе. Это подорвет его силы, так необходимые ему для борьбы.
   — Но почему? — с отчаянием воскликнула Глориана. — Почему мы не можем жить как обычные люди?
   — Потому что вы не обычные люди, — строго прервала ее Элейна. — Ваши потомки — и мужчины, и женщины — будут мудрыми советчиками. Многие короли, нетерпеливые и необузданные в своих желаниях, будут прислушиваться к их советам.
   Сознание всей ответственности перед историей, что лежала на ее плечах, едва не сокрушило Глориану.
   — Я могла бы выдержать все, если бы только рядом со мной был Дэйн, — сказала она.
   Элейна подошла к ней и положила руку на плечо.
   — Так же как сталь закаляют огнем, человеческий дух испытывают разлукой. Следуй своей тропой, Глориана. Если ты отступишь, то через несколько поколений род Кенбруков угаснет, и это станет большой потерей для всей Англии. — С этими словами Элейна наклонилась, поцеловала Глориану в лоб и повернулась, чтобы возвратиться в дом.
   Глориана задержалась возле низкой стены, за которой виднелась часовня и церковный двор. Она раздумывала обо всем, что услышала от Элейны. Она сумасшедшая, напомнила себе Глориана, но в глубине души знала, что Элейна сказала ей правду. Леди Кенбрук была в отчаянии, но сердце ее не покидала надежда на счастье, которое придет в награду за все испытания.
   Она закрыла лицо руками, не в силах даже заплакать. Ее вырвут из жизни Дэйна, из его сердца, и она даже не знала, как долго будет длиться эта пытка.
   — Ты устала, — послышался позади нее знакомый мужской голос, и Дэйн нежно взял ее за руку. — Пойдемте, леди Кенбрук, вам надо прилечь.
   Глориана повернулась к человеку, которого любила и ждала с самого детства. Всхлипнув, она обхватила его шею руками и судорожно вцепилась в него.
   — Что случилось, милая? — спросил Дэйн хрипло, беря ее на руки. — Элейна сказала что-то такое, что расстроило тебя? Не огорчайся, она сама не знает, что говорит.
   Глориана опустила голову на его широкое плечо.
   — Я не хочу разговаривать о леди Хэдлей и ее болезни, — сказала она, принося первую жертву. На самом деле ей очень хотелось рассказать Дэйну обо всем, что она услышала. Ей хотелось верить, что он смог бы что-нибудь изменить и им не пришлось бы расставаться. Но она знала, что это лишь пустые надежды, и потому не сказала своему мужу ни слова.