Миллер Линда Лейл. Укрощение Шарлотты (Гаремные страсти)

   — Мы заштилевали, — сообщил Типпер Дун, пробегавший мимо с ведром воды. — А еще тут кругом дохлые крысы. Вам бы лучше вернуться в свою каюту и посидеть там, миссис Треваррен.
   — Что это значит — кругом дохлые крысы? — вцепилась Шарлотта в стюарда, желая знать обо всем, что творится на корабле.
   Мальчишка застыл, натолкнувшись на ее взгляд, как на какое-то препятствие. Мрачное выражение его лица странным образом не вязалось с прелестью наступившего тихого утра.
   — Это какая-то зараза, мэм, — покорно отвечал он. — Первыми ее подцепили крысы, но слишком велик риск, что они успели заразить ею и нас, людей.
   — Боже правый! — выдохнула испуганно Шарлотта, невольно отшатнувшись и прикрывая руками свой живот, словно это могло помочь ее ребенку. — Но можно же что-то предпринять?!
   — Ду-ун! — раздался нетерпеливый голос с другого конца палубы.
   — Вы бы поскорее укрылись в каюте, мэм, заторопился Типпер. — Это самое лучшее, что вы можете предпринять.
   Шарлотта немедленно отправилась на поиски Патрика. Он стоял на корме, изучая горизонт с помощью подзорной трубы, оправленной в медь.
   Было заметно, что он почувствовал ее приближение, но ей пришлось подождать, пока он соизволил заговорить с нею.
   — Если ты явилась сюда в надежде на продолжение вчерашних развлечений, то тебя ждет разочарование, — грубо одернул он ее, подкрепляя слова холодным взглядом.
   — К черту вчерашнюю ночь! — возмутилась Шарлотта. — Посмотри мне в глаза!
   — Ах вот оно в чем дело, — обреченно вздохнул Патрик. — Ты уже разнюхала про крыс.
   — Что сие означает? — Шарлотту переполнял ужас, ибо теперь ей было ясно, о чем предупреждали ночные кошмары последних недель.
   — Они заражены. Прошлой ночью Кохран наткнулся на первую, она уже успела размазать по палубе свои кишки и издохнуть. А сегодняшним утром матросы обнаружили множество тварей в таком же состоянии.
   — Значит, будет эпидемия. — Чтобы не упасть, Шарлотте пришлось покрепче ухватиться за снасти.
   — Наверняка, — мрачно подтвердил Патрик. Он ни разу даже не прикоснулся к ней, а она так хотела бы сейчас оказаться в его объятиях.
   — Возможно, мы где-нибудь причалим…
   — Даже если бы ближайший берег не был удален от нас на многие сотни миль — а это именно так, — мы не вправе нести угрозу эпидемии ни в чем не повинным людям, Шарлотта.
   — Мой ребенок! — прошептала она, трясясь от страха. — Боже милостивый, мой ребенок!
   Патрик наконец-то догадался обнять ее.
   — И мой тоже, — не преминул напомнить он.
   — Господь милостив! — в отчаянии проговорила Шарлотта, прижавшись к Патрику и положив голову ему на плечо. — Господь милостив ко всем нам…
   Когда заболел первый моряк, бывалые члены команды сказали, что это кровавая лихорадка — попросту разновидность чумы. На море по-прежнему царил полный штиль, и Шарлотте в какой-то момент показалось, что на «Чародейку» наложил свою тяжелую лапу сам дьявол.
   К полудню заболели еще двое, а вечером умер первый страдалец. Над ним прочли краткую молитву и по морскому обычаю спустили за борт, завернув в одеяло, ранее покрывавшее его койку. Небогатые его пожитки были опечатаны и заперты в капитанском сейфе до того дня, когда их можно будет передать его родным.
   Поначалу Шарлотта просто оцепенела от ужаса. Но когда она все же овладела собой, то попыталась предложить свою помощь по уходу за больными. От ее услуг отказались довольно грубо.
   Стараясь занять себя хоть чем-нибудь, она попыталась рисовать, но из-под пера выходили то домовые, то привидения, то совершенно невообразимые монстры.
   Когда наступила, ночь, вся палуба показалась ей вымершей. Шарлотта стояла, подняв глаза к небу и молясь о спасении жизни своего ребенка. Вдруг ее волосы всколыхнул прохладный бриз, и гут же впередсмотрящий крикнул из своей корзины на верхушке мачты:
   — Поднимается ветер!
   Палуба моментально ожила от суеты команды, кинувшейся к снастям с такой готовностью, словно в движении «Чародейки» они видели залог своего спасения от чумы.
   На следующее утро опять хоронили умерших, и так несколько дней подряд. Шарлотта была занята по горло, даже Патрик не смог ей в итоге воспрепятствовать. Она обмывала потные лица, писала письма матерям, сестрам и возлюбленным, вливала бульон в безвольные рты, опорожняла ночные горшки. Она пела задушевные песни, держала умиравших за руку и молилась о том, чтобы отлетающие души были приняты на небесах.
   — Вам пора пойти в свою каюту и отдохнуть, — сказал Кохран поздней ночью, когда она закончила обтирать влажной губкой лицо больного матроса, который был едва ли намного старше самого взрослого из ее братьев. — Вы должны думать не только о себе, но и о ребенке, и о капитане.
   Патрик трудился вряд ли меньше Шарлотты, а то и больше, поскольку изрядная часть команды выбыла из строя и некому было стоять у вахты. Перед самым рассветом он, одетый, растянулся на кровати возле нее и, проспав мертвым сном не более двух часов, снова отправился возиться со снастями.
   — Все равно мне не найти укрытия от лихорадки, — отвечала Шарлотта. — Патрик считает, что болезнь пропитала весь корабль, от носа до кормы.
   Кохран кивнул. Он выглядел дико, и его седая борода торчала клочьями на посеревших от усталости щеках.
   — Мне доводилось видеть суда, на которых не осталось в живых ни одного моряка после того, как их навестила чума.
   Шарлотта еле сдерживалась, чтобы не зарыдать от страха. Она стояла, до боли стиснув руки, совершенно равнодушная к тому, свежее на ней платье или нет и как она в нем выглядит.
   — Я не хочу умирать, — она обращалась главным образом к Кохрану, но и к небесам, — мне еще предстоит столько сделать в жизни.
   — Если кому-то и суждено пережить эту чуму, так это наверняка будете вы. — Кохран не смог удержаться от улыбки, слушая ее наивные доводы. — Похоже, что вы пользуетесь особым покровительством духов и добрых фей.
   Типпер Дун, заболевший три дня назад, жалобно застонал во сне. Шарлотта с глазами, полными слез отчаяния, придвинула свой стул к его койке и принялась влажной губкой протирать ему лицо.
   — Не умирай, не надо, Типпер! Тебе еще предстоит так много сделать в жизни… — шептала она, не отдавая себе отчета в том, что повторяет слова, сказанные ею только что Кохрану.
   Она уже не в силах была бороться с истерикой и, рыдая, склонилась лбом прямо на грудь Типперу.
   — Лидия, — молила она бессвязно, утратив полное представление о реальности, — о Лидия, пожалуйста, помоги нам!
   Сильные руки оторвали ее от мокрой от пота и слез груди больного стюарда и заключили в надежное, безопасное кольцо. Патрик легко поднял ее, а она рыдала взахлеб, безудержно, безнадежно, уткнувшись ему в плечо, пока он выносил ее из кубрика, превращенного в лазарет.
   Доставив ее в каюту, он раздел ее и уложил в постель. Она была не в состоянии проглотить ни кусочка из того, что он предложил ей, и Патрик терпеливо, по ложечке, вливал ей в рот теплый сладкий чай.
   — Если бы только Лидия была здесь, — она вдруг поняла, что продолжает повторять все ту же бессвязную чушь, но ничего не могла с собой поделать, — уж она бы знала, что предпринять.
   — Тише, тише, — сказал Патрик. Он лежал рядом на кровати, не выпуская ее из объятий. — Мы всего в нескольких днях пути от острова. Там ты сможешь сойти на берег, и старая Якоба присмотрит за тобой… пока ты не поправишься.
   Эти слова мало что значили для Шарлотты, она поняла лишь одно: их остров уже совсем близко. И она отчаянно, как утопающий за соломинку, ухватилась за надежду добраться до него.
   Проспав до середины следующего дня. Шарлотта почувствовала себя вполне отдохнувшей. Она даже испытала неловкость, вспомнив вчерашнюю истерику и свой неприглядный вид, в котором она предстала перед Патриком и членами команды.
   Подкрепившись кусочком черного хлеба и сушеными фруктами, она оделась и направилась в кубрик к больным, так как знала, что, если она хотя бы на время не подменит Кохрана, у бедняги не будет возможности ни поесть, ни отдохнуть, а он был сейчас на судне слишком важной персоной.
   Однако в кубрике она обнаружила не старпома, а самого капитана. Он сидел возле койки одного из больных на жестком стуле с прямой спинкой, спрятав лицо в ладонях.
   Шарлотта встала позади Патрика и осторожно погладила его по плечам. Она понимала его отчаяние, понимала, что он именно себя считает виноватым в каждой смерти, постигшей сто команду.
   — Это не твоя вина, — мягко попыталась она его урезонить.
   Он вскочил со стула, словно ее пальцы жгли ему кожу, и отшатнулся. Патрик по-прежнему не смотрел в ее сторону, а Шарлотте ужасно хотелось заглянуть ему в лицо.
   — Мы вот-вот будем у острова, — дрожащим от жалости голосом сказала она, пытаясь внушить ему ту же надежду, что так поддержала ее накануне.
   — Завтра, — подтвердил он, отмахнувшись от нее, как от надоедливой мухи. — Но я не покину корабль, пока хоть один из моих матросов будет оставаться на борту, а это может затянуться на несколько недель.
   — Но ты же сказал…
   — Я сказал, что ты сойдешь на берег, и так оно и будет. Хотя этим я ставлю под угрозу все население острова, я не могу поступить иначе. Но все остальные будут ждать на судне, пока угроза не минует. — Он наконец повернулся к ней, и в его лице она с ужасом прочла признаки поразившей и его болезни.
   Шарлотта рванулась к Патрику, предчувствуя беду, но не успела она к нему прикоснуться, как его колени подогнулись и он рухнул на пол. Словно раненая птица, с отчаянным криком Шарлотта припала к его груди, и понадобилось немало усилий Кохрана и других членов команды, чтобы вырвать Патрика из се объятий, а потом отнести его в капитанскую каюту.

Глава 16

   Берег острова был ярко освещен факелами, словно золотистыми звездами, зажженными в честь их прибытия. Однако и для команды, и для единственной пассажирки «Чародейки» добраться до земли было, пожалуй, труднее, чем до небес, хотя и ближе. Моряки не смели покинуть судно, охваченное заразой.
   Шарлотта стояла на палубе, чувствуя себя вконец измученной безнадежной непрерывной борьбой за жизнь Патрика и других членов команды. Подавляя зевоту, она смотрела на мерцающие огни и кроны деревьев.
   — Мистер Кохран, — обратилась она к старпому, — как я мечтаю о твердой земле под ногами. Я хочу спать со своим мужем в кровати под пологом и на чистых простынях и вдыхать аромат цветов, а не запах больных тел.
   — Да, миссис Треваррен, — мрачно кивнул старпом, — иногда мне кажется, что наше плавание было проклято с самого начала. Нам осталось пересечь лишь последнюю реку, именуемую Стиксом, и за нашими усилиями со смехом наблюдает сам дьявол.
   Шарлотта наклонилась над водой, чуть не перевалившись за борт. Каким-то чудом ей удалось избежать заразы, но Патрик лежал без сознания уже много дней, и она не была уверена, не повредила ли эпидемия ее будущему ребенку. Она сможет избавиться от страха только тогда, когда почувствует, что он начал шевелиться.
   Теперь же она молилась, чтобы его отец поскорее поправился и стал таким же самоуверенным и насмешливым, как прежде.
   Шарлотта поджала подбородок при мысли, что никогда не сдастся в борьбе за жизни мужа и ребенка, не говоря уже о своей собственной. Она с чувством плюнула за борт и погрозила кулаком.
   — Вот тебе, дьявол! — многозначительно произнесла она. А потом крикнула в сгущающуюся тьму: — Тебе ни за что не одолеть нас. Люцифер, так что лучше убирайся в свою преисподнюю, где тебе и место, и сиди там, а нас оставь в покое!
   — Неужели вы действительно настолько бесстрашны, миссис Треваррен, что готовы тягайся с самим сатаной? — с горьким недоумением спросил Кохран.
   — Да, — не задумываясь отвечала Шарлотта, хотя через мгновение ее решимость несколько поколебалась. Просто мне легче, когда я знаю, с кем бороться конкретно, пусть это даже и сам дьявол, — мрачно пояснила она, подобрала юбки и решительно направилась вдоль по палубе к трапу, ведущему к капитанской каюте, в которой лежал больной Патрик.
   Он все еще не приходил в себя. Кожа его стала серой, как у мертвеца, и в то же время влажной и липкой от пота. А ведь всего несколько дней назад он на этой самой кровати доводил Шарлотту до экстаза своей неутомимостью, полный жизни и нежной страсти. Тусклое пламя единственной лампы делало картину еще более мрачной.
   Один за другим она зажгла несколько запасных светильников и разместила их в гнездах на стенах каюты. Затем приблизилась к больному и, наверное, в тысячный раз принялась протирать его лицо губкой, смоченной в уксусе.
   — Патрик! — Она уже столько раз, не получая ответа, шептала его имя, как только у него вздрагивали веки или он чуть шевелил пальцами. Но на сей раз он по-настоящему открыл глаза.
   Шарлотту это скорее напугало, чем обрадовало. Заглянув в эти бездонные синие глаза, она словно увидела его душу, которая вот-вот собиралась расстаться с телом. Глаза ее повлажнели от слез, но она улыбнулась и, взяв его за руку, зашептала:
   — Ты уже дома. Мы стоим на якоре так близко от берега, что до него можно докинуть камень.
   — Хорошо, — еле слышно выдохнул Патрик. Несколько мгновений он явно пытался собраться с силами. — Ты в порядке, Шарлотта? Ребенок?..
   — Я в порядке, мистер Треваррен. — Она наклонилась и поцеловала его бледный лоб. — И ваш ребенок находится все там же, где вы его оставили.
   — Это хорошо, — с трудом произнес он и попытался улыбнуться. Улыбка получилась такой жалкой, что Шарлотту словно ножом полоснуло по самому сердцу. — А что команда? Сколько человек выжило?
   — Двадцать шесть, — отвечала Шарлотта правдиво, хотя понимала, что эта новость вряд ли подбодрит страждущего.
   — Значит, четырнадцать погибли, — заключил он; его глаза снова закрылись, и по виску стекла прозрачная слезинка, затерявшаяся в волосах.
   — Да, — просто подтвердила она, тихонько пожимая ему руку. — Но мне кажется, что худшее уже позади. Пятеро из оставшихся больных уже поправляются.
   — Если я умру, — сказал Патрик, посмотрев на нее, — похороните меня на утесе, на острове позади моего дома, — Якоба знает это место.
   — Тебе лучше не умирать, Патрик Треваррен, — быстро возразила Шарлотта, отчаянно сжав его руку в страхе, что он сейчас выполнит свою угрозу. Ведь от тебя зависит мое будущее и будущее нашего ребенка, — Она прижала его руку к своему животу, словно от этого он мог ощутить присутствие трепетной жизни, которую они вместе зачали.
   Он поднял ее руку к губам и тихонько поцеловал, а потом закрыл глаза и заснул.
   Шарлотта, не выпуская его руки из своей, страстно молилась за Патрика, за их ребенка, за себя. Когда наконец иссяк поток слов, обращенных к Всевышнему, она улеглась подле человека, с которым соединилась не только телом, но и душой, и крепко заснула.
   Ее разбудил громкий стук в дверь каюты. Она резко села на постели, все еще не придя в себя, пока не сообразила, где находится. Прежде всего она взглянула на Патрика и убедилась, что он еще дышит.
   — Минуточку! — крикнула она ожидавшему за дверью. Поднимаясь с кровати, Шарлотта попыталась пригладить волосы и хоть немного привести в порядок безнадежно измятое платье. — Простите, кто там?
   — Это мисс Якоба Макфейлон, — раздался в ответ такай бас, от которого бы, наверное, в церкви задребезжали стекла. Я пришла сюда за своим дорогим капитаном, и ничто не остановит меня, мисс, ни вы, ни этот пустоголовый мистер Кохран, и никто другой на этой посудине.
   Шарлотта открыла дверь и увидела стоявшую возле трапа внушительных размеров особу преклонных лет, выглядевшую в полном соответствии со своим голосом. Картину дополняли хрустящее от крахмала платье экономки, седые букли и слепой глаз. Пронзительный карий зрачок второго с недоверием уставился на Шарлотту, словно пытаясь пробуравить се насквозь.
   — Мистер Треваррен приказал, чтобы его не перевозили на берег, пока не минует опасность заразить других. — Шарлотта, обычно весьма бойкая на язык, почему-то с трудом подбирала слова. Ей пришлось отступить в глубь каюты, чтобы не быть сметенной шуршащими юбками мисс Макфейлон. ворвавшейся в тесное помещение.
   — Меня мало волнуют его чертовы приказы, — возразила шотландка. Она нависла над кроватью, приоткрыла Патрику одно веко и со знанием дела заглянула в зрачок.
   — Боже милостивый, Якоба, — вдруг произнес тот с гораздо большей энергией, чем Шарлотта могла заметить за ним во все время болезни, — зачем же так с ходу пугать людей до полусмерти?
   — Я только объяснила мистеру Кохрану, что тебе сразу полегчает, стоит мне просто положить руку тебе на лоб, — важно кивая, сказала матрона. Она снова соизволила обратить свой взор на Шарлотту. — А это что за милая крошка, скажи мне на милость?
   Шарлотта съежилась от этих слов и тона, которым принято было разговаривать скорее с вонючей уличной потаскушкой, чем с наследницей Брайхама Куада.
   — Она моя жена, в некотором роде. — Глаза Патрика не сразу поднялись на Шарлотту. — Это долгая история, и я боюсь, что мне сейчас не хватит сил пересказать ее целиком. Я хотел бы, чтобы ты как можно лучше заботилась о миссис Треваррен, Якоба.
   — Миссис Треваррен, вот как? — Ее глаз беспощадно изучал Шарлотту. — Раньше подобные особы не удостаивались такой чести. Ты что, завел новый порядок?
   — «Подобные особы»? — перебила Шарлотта. Но Патрик уже успел закрыть глаза и впасть в спасительное забытье.
   — Что это за «подобные особы»? — не отступала Шарлотта, обращаясь теперь к Якобе.
   — У нас нет времени на пустяки, — отвертелась от ответа шотландка. — Прежде всего надо перенести капитана в его особняк, в его собственную кровать, где за ним будет надлежащий уход.
   Не прошло и часа, как Патрика на носилках спустили в шлюпку и перевезли на берег. Шарлотта сопровождала его, держа в охапке свои рисовальные принадлежности и упорно стараясь оказаться непосредственно возле носилок. Ее так поглотило это занятие, что она мало обращала внимание па окружающее, хотя море, остров и небо устроили настоящую красочную феерию из всех оттенков синего, зеленого, золотого, малинового — словом, всех цветов, какие только могла извлечь из радуги пышная тропическая природа.
   И без того пестрый пейзаж оживляли стаи попугаев и пичужек помельче, яркостью оперения соперничавшие с самыми яркими красками в коробках у Шарлотты. Цветы разнообразных форм и видов наполняли воздух сладким ароматом.
   Гребцами в шлющее были темнокожие аборигены, которые ловко причалили и тут же встали по обе стороны носилок, словно хорошо вымуштрованная похоронная команда. Капитан мало что соображал, однако в какое-то мгновение просветления он прохрипел:
   — Якоба!
   Шотландка, сидевшая на кормовой банке, тут же вскочила, но по ее виду никак нельзя было сказать, что сделала она это в ответ на грозный оклик.
   — Я здесь, капитан, — с неподражаемым достоинством отвечала она.
   — Я отдал приказ… — Патрик безуспешно пытался приподняться на носилках. — Я должен оставаться на борту судна, пока не минует опасность занести заразу на берег.
   — Вы-то приказали, — невозмутимо ответила она. — Да только этот ваш приказ будет отнюдь не первым, которого я не послушаюсь. — Ее единственный глаз обратился на стоявших неподвижно гребцов, — Доставьте капитана в его покои в большом доме, да побыстрее. На плите кипит кастрюля с моим знаменитым супом, и чем быстрее похлебка попадет в брюхо к этому бедняге, тем лучше.
   Шарлотта чувствовала одновременно и облегчение, и унижение. Появилась новая надежда, что Патрика удастся спасти, да к тому же она наконец-то стоит на твердой земле. Однако Якоба явно не походила на особу, которая позволит держать себя на втором плане. Шарлотта терялась в догадках, обретет ли она в ней друга или врага.
   Она заковыляла, утопая в глубоком мягком песке, вслед за носилками, стараясь не отставать от Патрика и не спуская с него глаз. Он выглядел совершенно изможденным — кожа да кости, — но все же ухитрился наградить ее мимолетной улыбкой, прежде чем снова впасть в забытье,
   То, что Якоба назвала большим домом, стояло на вершине холма, обращенное главным входом на море. Здание украшал обширный портик с колоннадой в греческом стиле. Шарлотта была слишком утомлена, чтобы соответствующим образом отреагировать на этот вид, она лишь невольно покрепче сжала рисовальные принадлежности, которые так и несла в охапке.
   Они пересекли зеленую лужайку, напоминающую английские сады, и через величественные двустворчатые двери вошли в холл с полом из зеленого полированного мрамора. На одной из стен висел гобелен, вышитый не позднее шестнадцатого века. На нем была изображена стайка нимф в легких одеждах, расположившаяся возле пруда, и Шарлот-га пообещала себе, что при случае непременно рассмотрит гобелен повнимательнее. Хотя он был прелестен, что-то в самом сюжете насторожило Шарлотту, и она поднималась вслед за остальными по широкой дугообразной лестнице, глубоко задумавшись.
   Апартаменты Патрика занимали весь фасад здания. В спальне стояла широченная кровать с пологом от москитов, обращенная к морю. Легкие трехстворчатые двери вели на каменную террасу, настолько обширную, что на ней спокойно разместились стол, несколько кресел и множество растений в кадушках.
   Слуги перенесли Патрика с носилок на кровать, застланную чистейшими простынями, и вышли Шарлотта пристроила свое имущество на оригинальной работы ночном столике, инкрустированном серебром и мрамором, и устроилась рядом, ничуть не заботясь о том, что сходное желание могло возникнуть и у Якобы.
   — Я не оставлю его! — твердо заявила она, заметив вспышку недовольства в глазах экономки.
   — Шарлотта остается, — подтвердил Патрик, найдя в себе для этого силы.
   — Очень хорошо, — со вздохом резюмировала Якоба, хотя тон ее не оставлял сомнений в ее недовольстве. Она задумчиво осмотрела Шарлотту и изрекла; — Вы сейчас похожи на мокрого ощипанною цыпленка. Капитану будет от вас мало проку, если вы не отдохнете как следует, а попутно не постараетесь вырастить на свои кости хоть чуток мяса. Ну и конечно, ванна вам не повредит, если вам прилично говорить со мной о таких вещах.
   — А почему мне должно быть неприлично говорить с вами о таких вещах? — улыбаясь уголком рта, спросила Шарлотта.
   Якоба прищурила свой глаз, а потом издала громовой смешок, от которого у Шарлотты сразу полегчало на душе.
   — О нет, мисс, вы просто неправильно меня поняли. Ванная находится вон там, а я посмотрю, что вам можно подобрать из одежды.
   — На «Чародейке» осталось множество моих платьев…
   — Забудьте о них! — решительно посоветовала Якоба. — Чтобы уничтожить заразу, нам придется хорошенько пропарить все, что можно, а остальное сжечь.
   Шарлотта постаралась не думать о том, как ее восхитительные, ни разу не надеванные наряды полетят в огонь, — ведь ей совсем не хотелось, чтобы какие-то тряпки стали источником инфекции.
   — А как же экипаж? — спросила она. — Ведь многие из них еще больны.
   — На самом берегу залива есть старая усадьба, — не сразу ответила Якоба, ее мысли были явно направлены на другие, более близкие ей вещи, — и мы поместим туда людей капитана на то время, пока не станет ясно, что чума нам больше не грозит.
   Шарлотта лишь кивнула и направилась в сторону, указанную Якобой, не думая больше ни о чем, кроме ванны.
   Роскошь помещения поразила ее — такого она не видела даже во дворне у Халифа. Огромный, облицованный изразцами бассейн был вделан прямо в пол, и имелось даже одно из этих новомодных приспособлений в виде душа. Одна из стен была увита лианами, росшими в изящных декоративных кашпо, а другая, застекленная, открывала вид на море.
   Шарлотта сбросила свое безнадежно изношенное платье и осторожно намылилась душистым мылом. Вошла приветливая туземка с кожей темно-кофейного цвета и принесла ей туалетные принадлежности и белоснежное полотняное платье.
   — Привет! — сказала Шарлотта, обрадовавшись ее улыбке. Она чувствовала себя случайным путником, попавшим в рай, но не уверенным, что ему здесь рады. — Меня зовут Шарлотта Треваррен. — Она внезапно нахмурилась: а может, она все еще Шарлотта Куад?
   — Я есть Мери-поймай-много-рыбы, — потупив глаза и присев в реверансе, отвечала горничная. — Мисс Шарлотта хочет кушай?
   — О да, пожалуйста! — Шарлотта только теперь ощутила, что ее желудок уже сводит от голода.
   Она взяла с мраморной скамьи одно из полотенец и не спеша вытерлась.
   — Моя носи тарелка наружи, теперь мистер Санушта на другой сторона дом. — С этими словами горничная развернулась и вышла.
   Шарлотта облачилась в белое платье, которое оказалось немного велико, но весьма удобно, а затем нашла расческу и тщательно привела в порядок свои еще влажные волосы. Когда она вернулась в хозяйскую спальню. Якоба поила Патрика с ложечки каким-то отваром. Его глаза, пугавшие ее своей пустотой в тех редких случаях, когда он открывал их в последние дни, весело сверкнули, когда он увидел Шарлотту, приближавшуюся к кровати. Он приветственно поднял руку, и Шарлотта присела возле него, игнорируя явное недовольство Якобы.
   — Ему тоже сейчас необходимо принять ванну, — не сдавалась экономка.
   — От меня, наверное, разит, как от верблюда, со смехом пошутил Патрик, и эти звуки наполнили сердце Шарлотты ликованием.