Милн Алан Александр. Винни Пух и Все-Все-Все

 

 
   Солнце ещё нежилось в постели, но небо над Дремучим Лесом слегка светилось, как бы говоря, что солнышко уже просыпается и скоро вылезет из-под одеяла. В рассветных сумерках Сосны казались грустными и одинокими; Очень Глубокая Яма казалась ещё глубже, чем была, а горшок с мёдом, стоявший на дне, был совсем призрачным, словно тень. Но когда Пух подошёл поближе, нос сказал ему, что тут, конечно, мёд, и язычок Пуха вылез наружу и стал облизывать губы.
   – Жалко-жалко, – сказал Пух, сунув нос в горшок, – Слонопотам почти всё съел!
   Потом, подумав немножко, он добавил:
   – Ах нет, это я сам. Я позабыл.
   К счастью, оказалось, что он съел не всё. На самом донышке горшка оставалось ещё немножко мёда, и Пух сунул голову в горшок и начал лизать и лизать…

 

 
   Тем временем Пятачок тоже проснулся. Проснувшись, он сразу же сказал: «Ох». Потом, собравшись с духом, заявил: «Ну что же!… Придётся», – закончил он отважно. Но все поджилки у него тряслись, потому что в ушах у него гремело страшное слово – СЛОНОПОТАМ!
   Какой он, этот Слонопотам?
   Неужели очень злой?
   Идёт ли он на свист?
   И если идёт, то з а ч е м?…
   Любит ли он поросят или нет?
   И к а к он их любит?…
   Если он ест поросят, то, может быть, он всё-таки не тронет поросёнка, у которого есть дедушка по имени Посторонним В.?
   Бедный Пятачок не знал, как ответить на все эти вопросы. А ведь ему через какой-нибудь час предстояло впервые в жизни встретиться с настоящим Слонопотамом!
   Может быть, лучше притвориться, что заболела голова, и не ходить к Шести Соснам? Но вдруг будет очень хорошая погода и никакого Слонопотама в западне не окажется, а он, Пятачок, зря проваляется всё утро в постели?
   Что же делать?
   И тут ему пришла в голову хитрая мысль. Он пойдёт сейчас потихоньку к Шести Соснам, очень осторожно заглянет в западню и посмотрит, есть там Слонопотам или нет. Если он там, то он, Пятачок, вернётся и ляжет в постель, а если нет, то он, конечно, не ляжет!…

 

 
   И Пятачок пошёл. Сперва он думал, что, конечно, никакого Слонопотама там не окажется; потом стал думать, что нет, наверно, окажется; когда же он подходил к западне, он был в этом совершенно уверен, потому что услышал, как тот слонопотамит вовсю!
   – Ой-ой-ой! – сказал Пятачок. Ему очень захотелось убежать. Но он не мог. Раз он уже подошёл так близко, нужно хоть одним глазком глянуть на живого Слонопотама. И вот он осторожно подкрался сбоку к яме и заглянул туда…
   А Винни-Пух всё никак не мог вытащить голову из горшка с мёдом. Чем больше он тряс головой, тем крепче сидел горшок.
   Пух кричал: «Мама!», кричал: «Помогите!», кричал и просто: «Ай-ай-ай», но всё это не помогало. Он пытался стукнуть горшком обо что-нибудь, но, так как он не видел, обо что он стукает, и это не помогало. Он пытался вылезти из западни, но, так как он не видел ничего, кроме горшка (да и тот не весь), и это не получалось.
   Совсем измучившись, он поднял голову (вместе с горшком) и издал отчаянный, жалобный вопль…

 

 
   И именно в этот момент Пятачок заглянул в яму.
   – Караул! Караул! – закричал Пятачок. – Слонопотам, ужасный Слонопотам!!! – И он помчался прочь, так что только пятки засверкали, продолжая вопить: – Караул! Слонасный ужопотам! Караул! Потасный Слоноужам! Слоноул! Слоноул! Карасный Потослонам!…
   Он вопил и сверкал пятками, пока не добежал до дома Кристофера Робина.

 

 
   – В чём дело, Пятачок? – сказал Кристофер Робин, натягивая штанишки.
   – Ккк-карапот, – сказал Пятачок, который так запыхался, что едва мог выговорить слово. – Ужо… пото… Слонопотам!
   – Где?
   – Вон там, – сказал Пятачок, махнув лапкой.
   – Какой он?
   – У-у-ужасный! С вот такой головищей! Ну прямо, прямо… как… как не знаю что! Как горшок!
   – Ну, – сказал Кристофер Робин, надевая ботинки, – я должен на него посмотреть. Пошли.
   Конечно, вдвоём с Кристофером Робином Пятачок ничего не боялся. И они пошли.
   – Слышишь, слышишь? Это он! – сказал Пятачок испуганно, когда они подошли поближе.
   – Что-то слышу, – сказал Кристофер Робин.
   Они слышали стук. Это бедный Винни, наконец, наткнулся на какой-то корень и пытался разбить свой горшок.

 

 
   – Стой, дальше нельзя! – сказал Пятачок, крепко стиснув руку Кристофера Робина. – Ой, как страшно!…
   И вдруг Кристофер Робин покатился со смеху. Он хохотал и хохотал… хохотал и хохотал… И пока он хохотал, голова Слонопотама здорово ударилась о корень. Трах! – горшок разлетелся вдребезги. Бах! – и появилась голова Винни-Пуха.
   И тут наконец Пятачок понял, каким он был глупым Пятачком. Ему стало так стыдно, что он стремглав помчался домой и лёг в постель с головной болью, и в это утро он почти окончательно решил убежать из дому и стать моряком.
   А Кристофер Робин и Пух отправились завтракать.
   – Мишка! – сказал Кристофер Робин. – Я тебя ужасно люблю!
   – А я-то! – сказал Винни-Пух.

ГЛАВА ШЕСТАЯ,


в которой у Иа-Иа был день рождения, а Пятачок чуть-чуть не улетел на Луну

   Иа-Иа – старый серый ослик – однажды стоял на берегу ручья и понуро смотрел в воду на своё отражение.

 

 
   – Душераздирающее зрелище, – сказал он наконец. – Вот как это называется – душераздирающее зрелище.
   Он повернулся и медленно побрёл вдоль берега вниз по течению. Пройдя метров двадцать, он перешёл ручей вброд и так же медленно побрёл обратно по другому берегу. Напротив того места, где он стоял сначала, Иа остановился и снова посмотрел в воду.
   – Я так и думал, – вздохнул он. – С этой стороны ничуть не лучше. Но всем наплевать. Никому нет дела. Душераздирающее зрелище – вот как это называется!

 

 
   Тут сзади него в ольшанике раздался треск, и появился Винни-Пух.
   – Доброе утро, Иа! – сказал Пух.
   – Доброе утро, медвежонок Пух, – уныло ответил Иа. – Если это утро доброе. В чём я лично сомневаюсь.
   – Почему? Что случилось?
   – Ничего, медвежонок Пух, ничего особенного. Все же не могут. А некоторым и не приходится. Тут ничего не попишешь.
   – Чего все не могут? – переспросил Пух, потерев нос.
   – Веселиться. Петь, плясать и так далее. Под ореховым кустом.
   – А-а, понятно… – сказал Пух. Он глубоко задумался, а потом спросил: – Под каким ореховым кустом?
   – Под которым орешки калёные, – уныло продолжал Иа-Иа. – Хоровод, веселье и тому подобное. Я не жалуюсь, но так оно и есть.
   Пух уселся на большой камень и попытался что-нибудь понять. Получилось что-то вроде загадки, а Пух был слабоват по части загадок, поскольку в голове у него были опилки. И он на всякий случай запел загадочную песенку:

 

ПРО СОРОК ПЯТОК

– Вопрос мой прост и краток, —
Промолвил Носорог, —
Что лучше – со́рок пя́ток
Или пято́к соро́к? —
Увы, никто на это
Ответа
Дать не мог!

 

   – Вот-вот, правильно, – сказал Иа-Иа. – Пой, пой. Трум-тум-тум-тирим-бум-бум. В лесу родилась палочка, в лесу она росла. И много-много радости детишкам принесла. Веселись и развлекайся.
   – Я веселюсь, – сказал Пух.
   – Кое-кому удаётся, – сказал Иа-Иа.
   – Да что такое случилось? – спросил Пух.
   – А разве что-нибудь случилось?
   – Нет, но у тебя такой грустный вид.
   – Грустный? Отчего это мне быть грустным? Сегодня же мой день рождения. Самый лучший день в году!
   – Твой день рождения? – спросил Пух, ужасно удивлённый.
   – Конечно. Разве ты не замечаешь? Посмотри на все эти подарки. – Иа-Иа помахал передней ногой из стороны в сторону. – Посмотри на именинный пирог!

 

 
   Пух посмотрел – сначала направо, потом налево.
   – Подарки? – сказал он. – Именинный пирог? Где?
   – Разве ты их не видишь?
   – Нет, – сказал Пух.
   – Я тоже, – сказал Иа-Иа. – Это шутка, – объяснил он. – Ха-ха.
   Пух почесал в затылке, совсем сбитый с толку.
   – А сегодня правда твой день рождения? – спросил он.
   – Правда.
   – Ох! Ну, поздравляю тебя и желаю много-много счастья в этот день.
   – И я тебя поздравляю и желаю много-много счастья в этот день, медвежонок Пух.
   – Но ведь сегодня не мой день рождения.
   – Нет, не твой, а мой.
   – А ты говоришь «желаю тебе счастья в этот день».
   – Ну и что же? Разве ты хочешь быть несчастным в мой день рождения?
   – А, понятно, – сказал Пух.
   – Хватит и того, – сказал Иа-Иа, чуть не плача, – хватит и того, что я сам такой несчастный – без подарков и без именинного пирога, и вообще позабытый и позаброшенный, а уж если все остальные будут несчастны…
   Этого Винни-Пух уже не вынес.
   – Постой тут! – крикнул он и со всех ног помчался домой. Он почувствовал, что должен немедленно преподнести бедному ослику хоть что-нибудь, а потом у него всегда будет время подумать о Настоящем Подарке.

 

 
   Возле своего дома он наткнулся на Пятачка, который прыгал у двери, стараясь достать кнопку звонка.
   – Здравствуй, Пятачок, – сказал Винни-Пух.
   – Здравствуй, Винни, – сказал Пятачок.
   – Что это ты делаешь?
   – Я стараюсь позвонить, – объяснил Пятачок. – Я тут шёл мимо и…
   – Давай я тебе помогу, – сказал Пух услужливо. Он подошёл к двери и нажал кнопку. – А я только что видел Иа, – начал он. – Бедный ослик ужасно расстроен, потому что у него сегодня день рождения, а все о нём забыли, и он очень понурился – ты ведь знаешь, как он умеет, – ну и вот он такой понурый, а я… Да что же это нам никто не открывает – заснули они все там, что ли? – И Пух снова позвонил.
   – Пух, – сказал Пятачок. – Это же твой собственный дом!
   – А-а, – сказал Пух. – Ну да, верно! Тогда давай войдём!
   И они вошли в дом.
   Пух первым делом подошёл к буфету, чтобы удостовериться, есть ли у него подходящий, не особенно большой горшочек с мёдом. Горшочек оказался на месте, и Пух снял его с полки.
   – Я его отнесу Иа, – объяснил он. – В подарок. А ты что ему думаешь подарить?
   – А можно, я тоже его подарю? – спросил Пятачок. – Как будто от нас обоих.
   – Нет, – сказал Пух. – Это ты плохо придумал.
   – Ну, тогда ладно. Я подарю Иа воздушный шарик. У меня остался один от праздника. Я сейчас за ним схожу, хорошо?
   – Вот это ты очень хорошо придумал, Пятачок! Ведь Иа нужно развеселить. А с воздушным шариком кто хочешь развеселится! Никто не может грустить, когда у него есть воздушный шарик!

 

 
   Ну, и Пятачок пустился рысцой домой, а Пух с горшочком мёду направился к ручью.

 

 
   День был жаркий, а путь неблизкий, и, не пройдя и полпути, Пух вдруг почувствовал какое-то странное щекотание. Сначала у него защекотало в носу, потом в горле, а потом засосало под ложечкой и так постепенно дошло до самых пяток. Казалось, словно кто-то внутри у него говорил: «Знаешь, Пух, сейчас самое время чем-нибудь немножко…»
   – Ай-ай, – сказал Пух, – я и не знал, что уже так поздно!
   Он сел на землю и снял крышку со своего горшка.

 

 
   – Как хорошо, что я взял его с собой, – сказал он. – Немало медведей в такой жаркий день и не подумали бы захватить с собой то, чем можно немножко подкрепиться!…
   – А теперь подумаем, – сказал он, в последний раз облизав донышко горшка, – подумаем, куда же это я собирался идти. Ах да, к Иа.

 

 
   Винни-Пух не спеша встал. И тут он вдруг всё вспомнил. Он же съел Подарок!
   – Ай-ай-ай! – сказал Пух. – Что мне делать? Я же должен подарить ему что-нибудь! Ай-ай-ай-ай-ай!
   Сперва он прямо не знал, что и думать. А потом он подумал:
   «Всё-таки это очень хорошенький горшочек, хотя в нём и нет мёду. Если я его как следует вымою и попрошу кого-нибудь написать на нём: „Поздравляю с днём рождения“, Иа сможет держать в нём всё, что хочешь. Это будет полезная вещь!»
   И так как он в это время был недалеко от Дома Совы – а все в Лесу были уверены, что Сова прекрасно умеет писать, – он решил зайти к ней в гости.
   – Доброе утро, Сова! – сказал Пух.
   – Доброе утро, Пух! – ответила Сова.
   – Поздравляю тебя с днём рождения Иа-Иа, – сказал Пух.
   – Вот как? – удивилась Сова.
   – Да. А что ты ему думаешь подарить?
   – А ты что думаешь ему подарить?
   – Я несу ему в подарок Полезный Горшок, в котором можно держать всё, что хочешь, – сказал Пух. – И я хотел попросить тебя…
   – Вот этот? – спросила Сова, взяв горшок из лапок Пуха.
   – Да, и я хотел попросить тебя…
   – Тут когда-то держали мёд, – сказала Сова.
   – В нём можно что хочешь держать, – серьёзно сказал Пух. – Это очень, очень полезная вещь. И я хотел попросить тебя…
   – Ты бы написал на нём: «Поздравляю с днём рождения».
   – Так вот об этом я и пришёл тебя попросить! – объяснил наконец Пух. – Потому что у меня правильнописание какое-то хромое. Вообще-то оно хорошее правильнописание, но только почему-то хромает и буквы опаздывают… на свои места. Ты напишешь на нём: «Поздравляю с днём рождения»? Очень тебя прошу!
   – Славный горшочек, – сказала Сова, оглядев горшок со всех сторон. – А можно, я его тоже подарю? Пусть это будет наш общий подарок.
   – Нет, – сказал Пух. – Это ты плоховато придумала. Давай я лучше его сперва помою, а потом ты на нём всё напишешь.
   И вот он вымыл горшок и вытер его досуха, а Сова тем временем мусолила кончик своего карандаша и думала, как же пишется слово «Поздравляю».
   – Пух, а ты умеешь читать? – спросила она не без тревоги в голосе. – Вот, например, у меня на двери висит объявление, как звонить, – это мне Кристофер Робин написал. Ты можешь его прочесть?
   – Кристофер Робин сказал мне, что там написано, и тогда я уж смог, – ответил Пух.
   – Очень хорошо! Вот и я тоже скажу тебе, что тут на горшке будет написано, и тогда ты сможешь прочитать!
   И Сова начала писать… Вот что она написала:

   «Про зря вля вля сдине мраш деня про зря вля вля вля!»

   Пух с восхищением посмотрел на эту надпись.
   – Я тут написала: «Поздравляю с днём рождения», – небрежно заметила Сова.
   – Вот это надпись так надпись! – с уважением сказал Винни-Пух.
   – Ну, если уж всё тебе сказать, тут написано полностью так: «Поздравляю с днём рождения, желаю всего-всего хорошего. Твой Пух». Я не посчиталась с расходом графита.
   – Чего? – спросил Пух.
   – Тут одного карандаша сколько пошло! – пояснила Сова.
   – Ещё бы! – сказал Пух.

 

 
   Тем временем Пятачок успел сбегать к себе домой и, захватив воздушный шарик для Иа-Иа, понёсся во весь дух, крепко прижимая воздушный шар к груди, чтобы его не унесло ветром. Пятачок ужасно спешил, чтобы поспеть к Иа-Иа раньше Пуха; ему хотелось первым преподнести Ослику подарок, как будто он, Пятачок, сам вспомнил про его день рождения, без всякой подсказки. Он так спешил и так задумался о том, как Иа-Иа обрадуется подарку, что совсем не глядел себе под ноги… И вдруг его нога попала в мышиную норку, и бедный Пятачок полетел носом вниз:

БУМ!!!

 
   Пятачок лежал на земле, не понимая, что же произошло. Сперва он подумал, что весь мир взлетел на воздух, потом он подумал, что, может быть, только их любимый Лес; ещё потом – что, может быть, только он, Пятачок, взлетел и сейчас он один-одинёшенек лежит где-нибудь на Луне и никогда-никогда не увидит больше ни Пуха, ни Кристофера Робина, ни Иа… И тут ему пришло в голову, что даже и на Луне не обязательно всё время лежать носом вниз. Он осторожно встал, осмотрелся кругом.
   Он всё ещё был в Лесу!
   «Очень интересно! – подумал он. – Интересно, что же это был за Бум? Не мог же я сам наделать столько шуму, когда упал! И где, интересно, мой шар? И откуда, интересно, взялась тут эта тряпочка?»
   О ужас! Эта тряпочка – это и был, именно был! – его воздушный шар!!
   – Ой, мама! – сказал Пятачок. – Ой, мама, ой, мамочка, ой, мама, мама, мама! Ну что ж… Теперь делать нечего. Возвращаться назад нельзя. Другого шара у меня нет… Может быть, Иа-Иа не так уж любит воздушные шары?…
   И он побежал дальше. По правде сказать, бежал он уже не очень весело, но всё же скоро он добежал до того самого места, где стоял Иа-Иа и по-прежнему смотрел на своё отражение в воде.
   – Доброе утро, Иа! – крикнул Пятачок ещё издали.
   – Доброе утро, маленький Пятачок, – сказал Иа-Иа. – Если это утро – доброе, – добавил он, – в чём я лично сомневаюсь. Но это неважно.
   – Поздравляю тебя с днём рождения, – сказал Пятачок, подойдя тем временем поближе.
   Иа оторвался от своего занятия и уставился на Пятачка.
   – Повтори-ка, повтори, – сказал он.
   – Поздрав…
   – Минуточку…
   С трудом держась на трёх ногах, Иа стал осторожно поднимать четвёртую ногу к уху.

 

 
   – Я вчера этому научился, – пояснил он, упав в третий раз. – Это очень просто, а главное, я так лучше слышу. Ну вот, всё в порядке. Так как ты сказал, повтори, – произнёс он, с помощью копыта наставив ухо вперёд.
   – Поздравляю с днём рождения, – повторил Пятачок.
   – Это ты меня?
   – Конечно, Иа-Иа.
   – С моим днём рождения?
   – Да.
   – Значит, у меня настоящий день рождения?
   – Конечно, Иа, и я принёс тебе подарок.
   Иа-Иа медленно опустил правую ногу и с немалым трудом поднял левую.
   – Я хочу послушать ещё другим ухом, – пояснил он. – Теперь говори.
   – По-да-рок! – повторил Пятачок очень громко.
   – Мне?
   – Да.
   – К дню рождения?
   – Конечно!
   – Значит, у меня получается настоящий день рождения?
   – Конечно! И я принёс тебе воздушный шар.
   – Воздушный шар? – сказал Иа-Иа. – Ты сказал – воздушный шар? Это такие большие, красивые, яркие, их ещё надувают? Песни-пляски, гоп-гоп-гоп и тру-ля-ля?
   – Ну да, но только… понимаешь… я очень огорчён… понимаешь… когда я бежал, чтобы поскорее принести тебе его, я упал.
   – Ай-ай, как жаль! Ты, наверно, слишком быстро бежал. Я надеюсь, ты не ушибся, маленький Пятачок?
   – Нет, спасибо, но он… он… Ох, Иа, он лопнул.
   Наступило очень долгое молчание.
   – Мой шарик? – наконец спросил Иа-Иа.
   Пятачок кивнул.
   – Мой деньрожденный подарок?
   – Да, Иа, – сказал Пятачок, слегка хлюпая носом. – Вот он. Поздравляю тебя с днём рождения.

 

 
   И он подал Иа-Иа резиновую тряпочку.
   – Это он? – спросил Иа, очень удивлённый.
   Пятачок кивнул.
   – Мой подарок?
   Пятачок снова кивнул.
   – Шарик?
   – Да.
   – Спасибо, Пятачок, – сказал Иа – Извини, пожалуйста, – продолжал он, – но я хотел бы спросить, какого цвета он был, когда… когда он был шариком?
   – Красного.
   «Подумать только! Красного… Мой любимый цвет», – пробормотал Иа-Иа про себя.
   – А какого размера?
   – Почти с меня.
   – Да? Подумать только, почти с тебя!… Мой любимый размер! – грустно сказал Иа-Иа себе под нос. – Так, так.
   Пятачок чувствовал себя очень неважно и прямо не знал, что говорить. Он то и дело открывал рот, собираясь что-нибудь сказать, но тут же решал, что именно этого говорить-то и не стоит. И вдруг, на его счастье, с того берега ручья их кто-то окликнул. То был Пух.
   – Желаю много-много счастья! – кричал Пух, очевидно забыв, что он уже это говорил.
   – Спасибо, Пух, мне уже посчастливилось, – уныло ответил Иа-Иа.
   – Я принёс тебе подарочек, – продолжал Пух радостно.
   – Есть у меня подарочек, – отвечал Иа-Иа.
   Тем временем Пух перебрался через ручей и подошёл к Иа-Иа. Пятачок сидел немного поодаль, хлюпая носом.
   – Вот он, – объявил Пух. – Это – Очень Полезный Горшок. А на нём знаешь чего написано? «Поздравляю с днём рождения, желаю всего-всего хорошего. Твой Пух». Вот сколько всего написано! И в него можно класть что хочешь. Держи.
   Иа-Иа, увидев горшок, очень оживился.
   – Вот это да! – закричал он. – Знаете что? Мой шарик как раз войдёт в этот горшок!
   – Что ты, что ты, Иа, – сказал Пух. – Воздушные шары не входят в горшки. Они слишком большие. Ты с ними не умеешь обращаться. Нужно вот как: возьми шарик за вере…
   – Это другие шары не входят, а мой входит, – с гордостью сказал Иа-Иа. – Гляди, Пятачок!

 

 
   Пятачок грустно оглянулся, а Иа-Иа схватил свой бывший шарик зубами и осторожно положил его в горшок, потом он достал его и положил на землю, а потом снова поднял и осторожно положил обратно.
   – Выходит! – закричал Пух. – Я хочу сказать, он входит!
   – Входит! – закричал Пятачок. – И выходит!
   – Здорово выходит! – закричал Иа-Иа. – Входит и выходит – прямо замечательно!
   – Мне очень приятно, – радостно сказал Пух, – что я догадался подарить тебе Полезный Горшок, куда можно класть какие хочешь вещи!
   – А мне очень приятно, – радостно сказал Пятачок, – что я догадался подарить тебе такую Вещь, которую можно класть в этот Полезный Горшок!
   Но Иа-Иа ничего не слышал. Ему было не до того: он то клал свой шар в горшок, то вынимал его обратно, и видно было, что он совершенно счастлив!

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,


в которой Кенга и крошка Ру появляются в лесу, а Пятачок принимает ванну

   Никто не знал, откуда они взялись, но вдруг они очутились тут, в Лесу: мама Кенга и крошка Ру.

 

 
   Пух спросил у Кристофера Робина: «Как они сюда попали?» А Кристофер Робин ответил: «Обычным путём. Понятно, что это значит?» Пух, которому было непонятно, сказал: «Угу». Потом он два раза кивнул головой и сказал: «Обычным путём. Угу. Угу». И отправился к своему другу пятачку узнать, что он об этом думает. У Пятачка был в гостях Кролик. И они принялись обсуждать вопрос втроём.
   – Мне вот что не нравится, – сказал Кролик, – вот мы тут живём – ты, Пух, и ты, Поросёнок, и я, – и вдруг…
   – И ещё Иа, – сказал Пух.
   – И ещё Иа, – и вдруг…
   – И ещё Сова, – сказал Пух.
   – И ещё Сова, – и вдруг ни с того ни с сего…
   – Да, да, и ещё Иа, – сказал Пух, – я про него чуть было не позабыл!
   – В о т м ы т у т ж и в е м, – сказал Кролик очень медленно и громко, – в с е м ы, и вдруг ни с того ни с сего мы однажды утром просыпаемся и что мы видим? Мы видим какое-то н е з н а к о м о е ж и в о т н о е! Животное, о котором мы никогда и не слыхали раньше! Животное, которое носит своих детей в кармане. Предположим, что я стал бы носить своих детей с собой в кармане, сколько бы мне понадобилось для этого карманов?
   – Шестнадцать, – сказал Пятачок.
   – Семнадцать, кажется… Да, да, – сказал Кролик, – и ещё один для носового платка, – итого восемнадцать. Восемнадцать карманов в одном костюме! Я бы просто запутался!
   Тут все замолчали и стали думать про карманы.
   После длинной паузы Пух, который несколько минут ужасно морщил лоб, сказал:
   – По-моему, их пятнадцать.
   – Чего, чего? – спросил Кролик.
   – Пятнадцать.
   – Пятнадцать чего?
   – Твоих детей.
   – А что с ними случилось?
   Пух потёр нос и сказал, что ему казалось, Кролик говорил о своих детях.
   – Разве? – небрежно сказал Кролик.
   – Да, ты сказал…
   – Ладно, Пух, забудем это, – нетерпеливо перебил его Пятачок. – Вопрос вот в чём: что мы должны сделать с Кенгой?
   – А-а, понятно, – сказал Пух.
   – Самое лучшее, – сказал Кролик, – будет вот что. Самое лучшее – украсть Крошку Ру и спрятать его, а потом, когда Кенга скажет: «Где же Крошка Ру?» – мы скажем: «АГА!»
   – АГА! – сказал Пух, решив поупражняться. – АГА! АГА!
   – По-моему, – заметил он немного погодя, – мы можем сказать «АГА», даже если мы не украдём Крошку Ру.
   – Пух, – сказал Кролик покровительственным тоном, – действительно у тебя в голове одни опилки!
   – Я знаю, – скромно сказал Пух.
   – Мы скажем «АГА» так, чтобы Кенга поняла, что мы знаем, где Крошка Ру. Такое «АГА» означает: «Мы тебе скажем, где спрятан Крошка Ру, если ты обещаешь уйти из нашего Леса и никогда не возвращаться». А теперь помолчите – я буду думать!
   Пух ушёл в уголок и стал учиться говорить такое «АГА». Иногда ему казалось, что у него получается такое «АГА», о каком говорил Кролик, а иногда казалось, что нет.
   «Наверно, тут всё дело в упражнении, – думал он. – Интересно, понадобится ли Кенге тоже столько упражняться, чтобы нас понять?»
   – Я вот что хотел спросить, – сказал Пятачок, немного помявшись, – я говорил с Кристофером Робином, и он мне сказал, что Кенга, вообще говоря, считается Одним из Самых Свирепых Зверей. Я вообще-то не боюсь простых свирепых зверей, но всем известно, что если Один Самый Свирепый Зверь лишится своего детёныша, он становится таким свирепым, как Два Самых Свирепых Зверя. А уж тогда, пожалуй, говорить «АГА» довольно глупо.

 

 
   – Пятачок, – сказал Кролик, достав карандаш и облизав его кончик, – ты ужасный трусишка.
   Пятачок слегка хлюпнул носом.
   – Трудно быть храбрым, – сказал он, – когда ты всего лишь Очень Маленькое Существо.
   Кролик, который тем временем начал что-то писать, на секунду поднял глаза и сказал:
   – Именно потому, что ты Очень Маленькое Существо, ты будешь очень полезен в предстоящем нам приключении.