– Пух, – сказал он наконец, слегка помявшись, потому что ведь ему не хотелось, чтобы Пух подумал, что он сдаётся. – Я вот о чём подумал: а что, если мы сейчас пойдём домой и поучим как следует твою песню, поупражняемся, а потом споём её Иа? Завтра… или… или, например, как-нибудь в другой раз, когда мы его случайно встретим?
   – Это очень хорошая мысль, Пятачок! – сказал Пух. – Мы будем сейчас повторять Шумелку по дороге, но только дома её повторять не стоит, потому что это специальная Дорожная Шумелка для Снежной Погоды и её надо петь на дороге, когда идёт снег.
   – Обязательно? – тревожно спросил Пятачок.
   – Да ты сам увидишь, Пятачок, если послушаешь, потому что она вот как начинается: «Иду вперёд. Тирлим-бом-бом…».
   – Тирлим что? – спросил Пятачок.
   – Бом-бом, – сказал Пух. – Я вставил это, чтобы она была шумелочней. «И снег идёт, тирлим-бом-бом, хоть нам…»
   – А ты разве не сказал «иду вперёд»?
   – Да, но «вперёд» был впереди.
   – Впереди тирлим-бом-бома?
   – Это же был другой тирлим-бом-бом, – сказал Винни-Пух, уже несколько сбитый с толку.
   И он запел снова:

 
Идём
Вперёд
(Тирлим-бом-бом),
И снег
Идёт
(Тирлим-бом-бом),
Хоть нам
Совсем-совсем не по дороге!
Но только
Вот
(тирлим-бом-бом)
Скажите,
От – (тирлим-бом-бом),
Скажите,
Отчего так зябнут ноги?

 
   Он спел Шумелку так, по-новому, от начала до конца, и, пожалуй, так она стала ещё лучше, и, окончив, Винни замолчал в ожидании, что Пятачок скажет, что из всех Дорожных Шумелок для Снежной Погоды, которые он когда-либо слышал, эта – самая лучшая.
   Пятачок после долгого и серьёзного размышления высказал своё мнение.
   – Пух, – сказал он задумчиво, – по-моему, не так ноги, как уши!
   К этому времени они уже подходили к Унылому Месту, где жил Иа, и, так как у Пятачка за ушками всё ещё было очень снежно и ему это начинало надоедать, они свернули в небольшую сосновую рощицу и присели на калитку в изгороди.

 

 
   Теперь снег на них не падал, но всё ещё было очень холодно, и, чтобы не замёрзнуть, они спели Шумелку Пуха шесть раз от начала до конца (Пятачок исполнял все тирлим-бом-бомы, а Пух всё остальное), причём оба в нужных местах колотили по изгороди палочками. Вскоре им стало гораздо теплее, и они смогли продолжить разговор.
   – Я сейчас думал, – сказал Пух, – и думал я вот о чём: я думал про Иа.
   – А что ты думал про Иа?
   – То, что ведь бедному Иа негде жить.
   – Негде, негде, – согласился Пятачок.
   – У тебя есть дом, Пятачок, и у меня есть дом, и это очень хорошие дома. И у Кристофера Робина дом, у Совы, и Кенги, и у Кролика тоже есть дома, и даже у Родственников и Знакомых Кролика тоже есть дома или что-нибудь в этом роде, а у бедного Иа нет совсем ничего. И вот что я придумал: давай построим ему дом.
   – Это замечательная мысль, – сказал Пятачок. – А где мы его построим?
   – Мы построим его здесь, – сказал Пух, – на опушке этой рощицы. Тут нет ветра, и тут я об этом подумал. Мы можем назвать это место «Пу́хова опушка», и мы построим для Иа на Пуховой Опушке – ДОМ ИА.
   – Ой, кстати, там за рощей я видел груду палочек, – сказал Пятачок. – Там их навалена целая куча! Ну прямо целая гора!
   – Спасибо, Пятачок, То, что ты сказал, будет нам очень полезно, и за это я бы мог назвать это место Пуховопятачковой Опушкой, если бы Пухова Опушка не звучала лучше. Но только она звучит лучше потому, что она пушистей и, значит, больше похожа на опушку.
   Они слезли с изгороди и отправились за палочками.
   …Кристофер Робин всё это утро провёл в комнате, путешествуя в Африку и обратно, и он как раз сошёл с корабля и подумал: «Интересно, какая сейчас на улице погода», как вдруг в его дверь постучал не кто иной, как Иа.
   – Здравствуй, Иа, – сказал Кристофер Робин, открыв дверь и выйдя на двор. – Как ты себя чувствуешь?
   – Снег всё идёт, – мрачно сказал Иа.
   – Да, да.
   – И мороз.
   – Да?
   – Да, – сказал Иа. – Однако, – добавил он, немного просветлев, – землетрясений у нас в последнее время не было.
   – Что случилось, Иа?
   – Ничего, Кристофер Робин. Ничего существенного. Ты, конечно, не видел где-нибудь здесь дома или чего-нибудь в этом роде?
   – Какого дома?
   – Просто дома.
   – А кто там живёт?
   – Я живу. По крайней мере, я думал, что я там живу. Но, по-видимому, я там не живу. Ну что ж, в конце концов не у всех же должны быть дома.
   – Ой, Иа, я не знал. Я всегда думал…
   – Не знаю, в чём тут дело, Кристофер Робин, но из-за всего этого снега и тому подобного, не говоря уже о сосульках и всем прочем, сейчас в поле часа в три утра не так жарко, как думают некоторые. Не сказать, чтобы там было душно, если ты понимаешь, что я имею в виду. Да, жаловаться на духоту не приходится. Никак не приходится. По правде говоря, Кристофер Робин, – продолжал Иа громким шопотом, – строго между нами, совершенно секретно, если никому не говорить, – там холодно.
   – Ой, Иа!
   – И я сказал себе – ведь остальные, пожалуй огорчатся, если я замёрзну. Правда, у них ни у кого нет ума, в голове у них только опилки, да и те, очевидно, попали туда по ошибке, и они не умеют думать, но если снег будет идти ещё недель шесть или в этом духе, даже кто-нибудь из них может сказать себе: «Пожалуй, Иа не так уж жарко сейчас, часа в три утра». А потом он захочет это проверить. А ещё потом ему станет очень грустно.
   – Ой, Иа! – сказал Кристофер Робин, которому уже стало очень грустно.
   – Я не имел в виду тебя, Кристофер Робин. Ты не такой. Словом, всё это я клоню к тому, что я построил себе дом возле своей маленькой рощицы.
   – Правда построил? Как замечательно!
   – Действительно замечательным, – продолжал Иа самым унылым тоном, – представляется мне то, что, когда я утром уходил, он был там, а когда я вернулся, его там не было. Вообще это всё вполне понятно, в конце концов это был всего лишь дом Иа. Но всё-таки я несколько обескуражен.
   Кристоферу Робину некогда было особенно удивляться. Он уже забежал в свой дом и моментально натянул тёплую шапку, тёплые ботинки и тёплое пальто.
   – Мы сейчас пойдём и выясним это, – сказал он Иа.
   – Иногда, – сказал Иа, – когда люди забирают чей-нибудь дом, там остаётся кусочек-другой, который им не нужен и который они с удовольствием вернут бывшему хозяину, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вот я и думаю, что если мы заглянем…
   – Пошли, пошли, – сказал Кристофер Робин.
   Они пошли очень быстро, и поэтому они очень быстро пришли на ту опушку рощи, где не было дома Иа.
   – Ну вот, – сказал Иа. – Не осталось ни единой палочки. Конечно, жаловаться не приходится, ведь остался весь этот снег, с которым я могу делать всё, что я хочу!
   Но Кристофер Робин не слушал Иа. Он прислушивался к чему-то другому.
   – Ты не слышишь? – спросил он Иа.
   – А что там такое? Кто-то смеётся?
   – Слушай.
   Они прислушались… И они услышали ворчливый басок, напевавший, что и он идёт, и снег идёт, хотя им совсем-совсем не по дороге, и чей-то тоненький голосок, успевавший вовремя тирлимбомбомкать.
   – Это Пух! – радостно сказал Кристофер Робин.
   – Вероятно, – сказал Иа.
   – И ещё Пятачок, – взволнованно сказал Кристофер Робин.
   – Возможно, – сказал Иа. – Кто нам сейчас действительно нужен – это хорошая ищейка.
   Слова песни неожиданно изменились.
   – Наш дом готов! – пел бас.
   – Тирлим-бом-бом, – пел пискливый голосок.
   – Прекрасный дом…
   – Тирлим-бом-бом…
   – Я сам охотно жил бы в нём!…
   – Тирлим-бом-бом…
   – Пух! – закричал Кристофер Робин.
   Певцы замолчали.
   – Это Кристофер Робин, – в восторге сказал Пух.
   – Он на той стороне. Там, где мы взяли палочки, – сказал Пятачок.
   – Побежали, – сказал Пух.
   Они помчались по опушке вокруг рощи, и всю дорогу Пух издавал приветственные возгласы.
   – Эй, а тут Иа! – сказал Пух, когда они с Кристофером Робином кончили обниматься. Он толкнул локтем Пятачка, а Пятачок толкнул локтем его, и они подумали, какой это приятный сюрприз. – Здравствуй, Иа!
   – И тебе желаю того же, медвежонок Пух, а по четвергам – вдвое, – уныло сказал Иа.
   Не успел Винни-Пух спросить: «Почему по четвергам?» – как Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю пропавшего дома Иа. Пух и Пятачок слушали, и глаза у них становились всё больше и больше.
   – Где, ты говоришь, он был? – спросил Пух.
   – Как раз тут, – сказал Иа.
   – Он был сделан из палочек?
   – Да.
   – Ох, – сказал Пятачок.
   – Что? – сказал Иа
   – Я просто сказал «ох», – нервно ответил Пятачок, и, чтобы не подавать виду, что он смутился, раз-другой тирлимбомбомкнул так беззаботно, как только мог.
   – А ты уверен, что это был дом? – спросил Пух. – Я хочу сказать, ты уверен, что как раз тут был дом?
   – Конечно, уверен, – сказал Иа Он пробормотал про себя: «Ни тени ума нет у некоторых!»
   – В чём дело, Пух? – спросил Кристофер Робин.
   – Ну… – сказал Пух. – Дело в том… – сказал он. – Ну, дело в том… – сказал Пух. – Понимаешь… – сказал Пух. – Как бы вам сказать… – сказал Пух, и тут что-то, видимо, подсказало ему, что он не очень хорошо объясняет дело, так что он снова толкнул Пятачка локтем.
   – Как бы вам сказать… – поспешно сказал Пятачок. – Только теплее, – добавил он после долгого размышления.
   – Что – теплее?
   – На той стороне рощи, где стоит дом Иа.
   – Мой дом? – спросил Иа. – Мой дом был здесь.
   – Нет, – твёрдо сказал Пятачок, – он на той опушке.
   – Потому что там теплее, – сказал Пух.
   – Но я хочу знать…
   – Пойдём и посмотрим, – просто сказал Пятачок, приглашая всех идти за ним.
   Они вышли на опушку, и там стоял дом Иа – с виду уютный-преуютный.
   – Вот он, – сказал Пятачок.
   – Внутри не хуже, чем снаружи, – с гордостью сказал Пух.
   Иа вошёл в дом и снова вышел.
   – Странное явление, – сказал он. – Это мой дом, и я сам построил его там, где я говорил, так что, очевидно, его сдуло сюда ветром. Видимо, ветер перенёс его прямо через рощу и тут опустил. И он стоит здесь целый и невредимый. Пожалуй, местами он даже лучше!
   – Гораздо лучше! – хором сказали Пух и Пятачок.
   – Вот вам пример того, что можно сделать, если не полениться, – сказал Иа. – Тебе понятно, Пух? Тебе понятно, Пятачок? Во-первых – Смекалка, а во-вторых – Добросовестная Работа. Ясно? Вот как надо строить дом! – гордо закончил Иа.
   Все попрощались со счастливым хозяином дома, и Кристофер Робин пошёл обедать со своими друзьями – Пухом и Пятачком. По дороге друзья рассказали ему об Ужасной Ошибке, которую они совершили, и, когда он кончил смеяться, все трое дружно запели Дорожную Шумелку для Снежной Погоды и пели её всю дорогу, причём Пятачок, который всё ещё был немного не в голосе, только тирлимбомбомкал.
   «Конечно, кажется, что тирлимбомбомкать легко, – сказал Пятачок про себя, – но далеко не каждый и с этим сумеет справиться!»



ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,


в которой в лес приходит Тигра и завтракает


   Винни-Пух внезапно проснулся в полночь и насторожился. Потом он встал с постели, зажёг свечку и пошёл к буфету-проверить, не пытается ли кто-нибудь туда залезть, но там никого не было, так что он, успокоенный, вернулся обратно, задул свечку и лёг в постель. И тут он снова услышал Подозрительный Звук – тот самый, который его разбудил.
   – Это ты, Пятачок? – спросил Пух.
   Но это был не он.
   – Входи, Кристофер Робин, – сказал Пух.
   Но Кристофер Робин не вошёл.
   – Завтра расскажешь, Иа, – сказал Пух сонным голосом.
   Но звук продолжался.
   – ВОРРАВОРРАВОРРАВОРРАВОРРА! – говорил Неизвестно Кто, и Пух вдруг почувствовал, что ему, в общем, совершенно не хочется спать.
   «Что это может быть такое? – подумал он. – У нас в Лесу бывает множество всяких звуков, но этот какой-то странный. Это и не пение, и не сопение, и не хрипение… Это даже не тот звук, который издаёшь перед тем, как прочитать вслух стихи. Это какой-то незнакомый шум, и шумит какой-то незнакомый зверь. А главное, он шумит у самой моей двери. Очевидно, надо встать и попросить его перестать».
   Винни встал с постели и открыл дверь.
   – Привет! – сказал он, обращаясь неизвестно к кому.
   – Привет! – ответил Неизвестно Кто.
   – Ох! – сказал Пух. – Привет!
   – Привет!
   – А, это ты! – сказал Пух. – Привет!
   – Привет! – сказал Чужой Зверь, недоумевая, до каких пор этот обмен приветствиями будет продолжаться.
   Пух как раз собирался сказать «Привет!» в четвёртый раз, но подумал, что, пожалуй, не стоит, и вместо этого он спросил:
   – А кто это?
   – Я, – отвечал Голос.
   – Правда? – сказал Пух. – Ну, тогда входи!
   Тут Неизвестно Кто вошёл, и при свете свечи он и Пух уставились друг на друга.
   – Я – Пух, – сказал Винни-Пух.
   – А я – Тигра, – сказал Тигра.
   – Ох! – сказал Пух. (Ведь он никогда раньше видел таких зверей.) – А Кристофер Робин знает про тебя?
   – Конечно, знает! – сказал Тигра.
   – Ну, – сказал Пух, – сейчас полночь, и это самое подходящее время, чтобы лечь спать, а завтра утром у нас будет мёд на завтрак. Тигры любят мёд?
   – Они всё любят! – весело сказал Тигра.
   – Тогда, раз они любят спать на полу, я пойду опять лягу в постель, – сказал Пух, – а завтра мы займёмся делами. Спокойной ночи!

 

 
   И он лёг в постель и поскорее заснул. Первое, что он увидел утром, проснувшись, – был Тигра, который сидел перед зеркалом, уставившись на своё отражение.
   – Доброе утро! – сказал Пух.
   – Доброе утро! – сказал Тигра. – Смотри-ка, тут есть кто-то, точь-в-точь как я, а я думал, я только один такой.
   Пух вылез из постели и начал объяснять, что такое зеркало, но едва он дошёл до самого интересного места, Тигра сказал:
   – Минуточку! Извини, пожалуйста, но там кто-то лезет на твой стол!… ВОРРАВОРРАВОРРАВОРРАВОРРА! – проворчал он, схватил угол скатерти, стащил её на пол, завернулся в неё три раза, перекатился в другой конец комнаты и, после отчаянной борьбы, сунул голову из-под скатерти и весело спросил:
   – Ну, кто победил? Я?
   – Это моя скатерть, – сказал Пух, начиная развёртывать Тигру.
   – Никогда бы не подумал, что её так зовут, – сказал Тигра.
   – Её стелют на стол, и на неё потом всё ставят.
   – А тогда зачем она старалась укусить меня, когда я не смотрел?
   – Не думаю, чтобы она очень старалась. – сказал Пух.
   – Она старалась, – сказал Титра, – но где ей со мной справиться!
   Пух расстелил скатерть на столе, поставил большой горшок мёду на скатерть, и они сели завтракать.
   Как только они сели, Тигра набрал полный рот мёду… и поглядел на потолок, склонив голову набок. Потом послышалось чмоканье – удивлённое чмоканье, и задумчивое чмоканье, и чмоканье, означающее: «Интересно, что же это нам такое дали?»
   А потом он сказал очень решительным голосом:
   – Тигры не любят мёда!
   – Ай-ай-ай! – сказал Пух, стараясь показать, что его это ужасно огорчило. – А я-то думал, что они любят всё.
   – Всё, кроме мёда, – сказал Тигра.
   Сказать по совести, Винни-Пуху это было довольно приятно, и он поспешно сообщил Тигре, что, как только он, Пух, справится со своим завтраком, они пойдут в гости к Пятачку, и, может быть, он угостит их желудями.
   – Спасибо, Пух, – сказал Тигра, – потому что как раз жёлуди Тигры любят больше всего на свете!
   И вот после завтрака они отправились в гости к Пятачку, и Пух по дороге объяснял, что Пятачок – очень Маленькое Существо и не любит, когда на него наскакивают, так что он, Пух, просит Тигру не очень распрыгиваться для первого знакомства, а Тигра, который всю дорогу прятался за деревьями, то вдруг выскакивал из засады, стараясь поймать тень Пуха, когда она не смотрела, отвечал, что Тигры наскакивают только до завтрака, а едва они съедят немного желудей, они становятся Тихими и Вежливыми. Так они незаметно дошли до дверей Пятачка и постучали.
   – Здравствуй, Пух, – сказал Пятачок.
   – Здравствуй, Пятачок. А это – Тигра.
   – П-п-правда? – спросил Пятачок, отъезжая на стуле к противоположному краю стола. – А я думал, Тигры не такие большие.
   – Ого-го! Это ты не видал больших! – сказал Тигра.
   – Они любят жёлуди, – сказал Пух, – поэтому мы и пришли. Потому что бедный Тигра до сих пор ещё совсем не завтракал.
   Пятачок подвинул корзинку с желудями Тигре и сказал: «Угощайтесь, пожалуйста», а сам крепко прижался к Пуху и, почувствовав себя гораздо храбрее, сказал: «Так ты Тигра? Ну-ну!» – почти весёлым голосом. Но Тигра ничего не ответил, потому что рот у него был набит желудями…
   Он долго и громко жевал их, а потом сказал:
   – Мимы ме мюмят момумей.
   А когда Пух и Пятачок спросили: «Что, что?» – он сказал:
   – Мимимите! – и выбежал на улицу.
   Почти в ту же секунду он вернулся и уверенно объявил:
   – Тигры не любят желудей.
   – А ты говорил, они любят всё, кроме мёда, – сказал Пух.
   – Всё, кроме мёда и желудей, – объяснил Тигра.
   Услышав это, Пух сказал: «А-а, понятно!» – а Пятачок, который был, пожалуй, немного рад, что Тигры не любят желудей, спросил:
   – А как насчёт чертополоха?
   – Чертополох, – сказал Тигра, – Тигры действительно любят больше всего-всего на свете!
   – Тогда пойдём навестим Иа, – предложил Пятачок.
   Все трое отправились в путь. Они шли, и шли, и шли и наконец пришли в тот уголок Леса, где находился Иа-Иа.
   – Здравствуй, Иа! – сказал Пух. – Вот это – Тигра.
   – Кто вот это? – спросил Иа.
   – Вот это, – в один голос объяснили Пух и Пятачок, а Тигра улыбнулся во весь рот и ничего не сказал.
   Иа обошёл вокруг Тигры два раза: сначала с одной стороны, потом с другой.
   – Как, вы сказали, это называется? – спросил он, закончив осмотр.
   – Тигра.
   – Угу, – сказал Иа.
   – Он только что пришёл, – объяснил Пятачок.
   – Угу, – повторил Иа.
   Он некоторое время размышлял, а потом сказал:
   – А когда он уходит?
   Пух стал объяснять Иа, что Тигра – большой друг Кристофера Робина и он теперь всегда будет в Лесу, а Пятачок объяснил Тигре, что он не должен обижаться на то, что сказал Иа, потому что он, то есть Иа, всегда такой угрюмый; а Иа-Иа объяснил Пятачку, что наоборот, сегодня утром он необыкновенно весел: а Тигра объяснил всем и каждому, что он до сих пор ещё не завтракал.
   – Ох, так и знал, что позабуду, – сказал наконец Пух. – Тигры всегда едят чертополох – вот почему мы пришли к тебе в гости.
   – Спасибо, Пух! Очень, очень тронут твоим вниманием!
   – Ой, Иа, я не хотел сказать, что мы не хотели тебя видеть…
   – Понятно, понятно. Словом, ваш новый полосатый друг хочет позавтракать. Вполне естественно. Как, вы говорите, его зовут?
   – Тигра.
   – Ну, тогда пойдём сюда, Тигра.
   Иа проводил Тигру к самому колючему кусту чертополоха и для верности показал на него копытом.
   – Этот кустик я берёг для своего дня рождения, – сказал он, – но, в конце концов, что такое день рождения? Сегодня он тут, а завтра его нет. Пожалуйста, Тигра, угощайся.
   Тигра сказал «спасибо» и неуверенно покосился на Пуха.
   – Это и есть чертополох? – шепнул он.
   – Да, – сказал Пух.
   – Тот, который Тигры любят больше всего на свете?
   – Совершенно верно, – сказал Пух.
   – Понятно, – сказал Тигра.
   И он храбро откусил большущую ветку и громко захрустел ею. В ту же секунду он сел на землю и сунул лапу в рот.
   – Ой-ой-ой, – сказал он.
   – В чём дело? – спросил Пух.
   – Жжётся! – пробормотал Тигра.
   – Кажется, – сказал Иа, – наш друг проглотил пчелу.
   Друг Пуха на секунду перестал трясти головой (он пытался вытрясти колючки) и объяснил, что Тигры не любят чертополоха.
   – Тогда зачем было портить такой отличный экземпляр? – сурово спросил Иа.
   – Но ведь ты сам говорил, – начал Пух, – ты говорил, что Тигры любят всё, кроме мёда и желудей.
   – И чертополоха! – крикнул Тигра, который в это время бегал с высунутым языком, описывая огромные круги.
   Пух грустно посмотрел на него.
   – Что же мы будем делать? – спросил он Пятачка.
   Пятачок знал, что ответить. Он сказал не задумываясь, что нужно пойти к Кристоферу Робину.
   – Вы найдёте его у Кенги, – сказал Иа. Потом он подошёл поближе к Пуху и сказал громким шёпотом: – Не могли бы вы попросить вашего друга перенести свои спортивные упражнения в какое-нибудь другое место? Я сегодня собираюсь обедать, и мне не очень хочется, чтобы весь мой обед истоптали ногами. Конечно, это пустяки, прихоть, можно сказать, но всех у нас есть свои маленькие капризы. Пух важно кивнул и позвал Тигру.
   – Пошли! Мы сейчас пойдём к Кенге, уж у неё обязательно найдётся для тебя куча всяких завтраков.
   Тигра закончил последний круг и подбежал к Пуху.
   – Жжётся! – объяснил он, широко и приветливо улыбаясь. – Пошли! – И побежал первым.
   Пух и Пятачок медленно побрели за ним. По дороге Пятачок ничего не говорил, потому что он не мог ни о чём думать, а Пух ничего не говорил, потому что думал о новом стихотворении, и, когда он всё хорошенько обдумал, он начал:

 
Что делать с бедным Тигрой?
Как нам его спасти?
Ведь тот, кто ничего не ест,
Не может и расти!

 

 
А он не ест ни мёду,
Ни вкусных желудей —
Ну ничего, чем кормят
Порядочных людей!

 

 
Он даже отказался
Жевать чертополох,
Чем вызвал в нашем Обществе
Большой переполох!

 

 
Так что ж нам делать с Тигрой?
Как нам его спасти?
Ведь Тигре очень нужно
Немного подрасти!

 
   – Да он ведь и так уже очень большой, – сказал Пятачок.
   – На самом деле он ещё не очень большой.
   – Ну, он кажется очень большим. Просто огромным.
   Пух, услыхав это, задумался и пробормотал про себя:

 
Не знаю я сколько в нём Метров,
И Литров, и Килограмм,
Но Тигры, когда они прыгают,
ОГРОМНЫМИ кажутся нам!

 
   – Теперь стихотворение закончено, – сказал он. – Тебе оно нравится, Пятачок?
   – Всё, кроме Литров, – сказал Пятачок. – По-моему, они тут ни к чему.
   – А они обязательно хотели встать сзади Метров, – объяснил Пух. – Вот я их и впустил туда, чтобы отвязаться. Вообще это самый лучший способ писать стихи – позволять вещам становиться туда, куда они хотят.
   – Этого я не знал, – сказал Пятачок.
   Тигра тем временем весело прыгал впереди, поминутно возвращаясь, чтобы спросить: «Сюда идти?» И вот наконец показался домик Кенги, и там был Кристофер Робин. Тигра бросился со всех ног к нему.
   – Ах, это ты, Тигра! – сказал Кристофер Робин. – Я знал, что ты где-нибудь тут.
   – А я сколько всего нашёл в лесу! – с гордостью сказал Тигра. – Я нашёл пух, и пятачок нашёл, и ещё иа нашёл! А вот завтрака я нигде не нашёл.
   Пух и Пятачок подошли к Кристоферу Робину обнялись с ним и рассказали, в чём дело.
   – Ты, наверно, знаешь, что Тигры любят? – спросил Пух.
   – Если я очень постараюсь, я, наверно, вспомню, – сказал Кристофер Робин. – но я думаю, что Тигра сам знает.
   – Я знаю, – сказал Тигра, – они любят всё на свете, кроме мёда и желудей и ещё – как эти жгучки называются?
   – Чертополох.
   – Да и ещё кроме этих.
   – Ну что же, ладно. Уж Кенга накормит тебя завтраком.
   Они вошли в дом, и когда Крошка Ру сказал «Здравствуй, Пух», и «Здравствуй, Пятачок» (по одному разу), и «Здравствуй, Тигра» (два раза, потому что это очень забавно звучало и, кроме того, он ведь никогда ещё так не здоровался), они рассказали Кенге, зачем они пришли, и Кенга очень ласково сказала: «Ну что ж, милый Тигра, загляни в мой буфет и посмотри – что тебе там понравится». Ведь Кенга сразу поняла, что, хотя с виду Тигра очень большой, он так же нуждается в ласке, как и Крошка Ру.
   – А можно мне тоже поглядеть? – сказал Пух который уже начал себя чувствовать немножко одиннадцатичасно, и, получив согласие, он разыскал небольшую банку сгущённого молока. Что-то, видимо, подсказало ему, что Тигры не любят сгущённого молока, и он тихонечко унёс банку в уголок и спокойно занялся ею.
   Но чем больше Тигра совал то свой нос, то лапу, то в одну, то в другую банку, тем больше он находил вещей, которые Тигры не любят. И когда он перерыл весь буфет и нашёл всё, что там было, и оказалось, что он ничего этого есть не может, он спросил Кенгу:
   – Что же теперь будет?
   Но Кенга, и Кристофер Робин, и Пятачок – все стояли вокруг Крошки Ру, уговаривая его принять рыбий жир. И Ру говорил: «Может, не надо?» – а Кенга говорила: «Ну-ну, милый Ру, вспомни, что ты мне обещал».

 

 
   – Что это там такое? – шепнул Тигра Пятачку.
   – Это ему лекарство дают, – сказал Пятачок. – Витамины! Он их ненавидит!
   Тигра подошёл поближе и наклонился над спинкой кресла Ру. И вдруг он высунул язык, послышалось громкое «буль-буль», и, подскочив от удивления, Кенга вскрикнула: «Ох!» – и ухватила ложку как раз в ту секунду, когда она уже исчезала в пасти Тигры. Ложку она спасла, но рыбий жир исчез.
   – Господи, Тигра, милый! – сказала Кенга.
   – Он моё лекарство принял, он моё лекарство принял, он принял моё лекарство! – в восторге запищал Ру, решивший, что это отличная шутка.
   Тут Тигра посмотрел на потолок, закрыл глаза, и язык его пошёл ходить кругами вокруг мордочки, на тот случай, если что-нибудь осталось снаружи. Затем его озарила умиротворённая улыбка, и он сказал: