– Может, устали. Подлечиться. Отдохнете?
– Все нормально, – ответил я.
– А может, вы нам не доверяете? – это уже Юра пошел на провокацию.
– Нет, нет. Как вы могли об этом подумать?!
– Да просто порассказали нам тут, как на нас хотели все грехи свои списать, – Юра начинал психовать.
Я с трудом, но еще держал себя в руках. Хотя понимал, что Саныч здесь ни при чем. И огромная ему благодарность за то, что «отмазал» меня от трибунала. А так бы загремел бы я на этап.
– Юра, не заводись. Начальник штаба сделал все возможное, чтобы сняли с нас подозрения.
– А вы откуда это знаете?
– Так, народ в бригаде рассказал, – уклончиво ответил Юра, отходя от вспышки гнева.
– С нервами у нас у всех не все в порядке. Надо бы быть поспокойней.
– В бригаде много что болтают. Надо языки пообрезать, – подал голос Буталов.
– Я вас вызвал для того, чтобы предложить на выбор, где будете находиться во время штурма. Мне в штабе нужны светлые головы. Поэтому предлагаю остаться здесь, – Сан Саныч усталыми глазами смотрел на нас.
Было видно, что ему и так физически тяжело, а еще и налицо отсутствие контакта с новым командиром бригады.
– Спасибо за предложение, – начал я, – но отправьте меня во второй батальон.
– Меня тоже во второй батальон. Там мало опытных офицеров, и я полагаю, что там мы будем нужнее, чем здесь, в штабе, – Юра тоже старался говорить вежливо и твердо.
Начальник штаба, видимо, не ожидал от нас другого ответа и развел руками. Зато комбриг удивленно посмотрел на нас. Видимо, таких отморозков он еще не видел. «Смотри, смотри. Привыкай – злорадно подумал я. – У нас таких много – целая бригада. А вот придешься ли ты к нашему двору? Посмотрим!»
Пауза явно затягивалась. Если бы не было этого новенького, то с начальником штаба мы бы поподробней поговорили. А с этим – нет! Первым молчание нарушил Сан Саныч. Он отправил нас готовиться к переходу и к предстоящему бою.
В бой шли все, кто был в состоянии. Оставались лишь водители автомобилей, часть связистов, ремонтно-восстановительный батальон, батальон материального обеспечения. Медики также шли вместе с войсками. В медицинской роте оставались лишь те, кто будет принимать и оперировать на месте. Если будут эвакуировать. Спаси и сохрани. С Богом.
В семнадцать двадцать колонна бригады выстроилась и тронулась в сторону Минутки. Оттуда уже доносился шум боя. Третий батальон и разведчики захватили и удерживали мост. Проклятый мост! Они уже перешли через него и вели оборонительный бой на той стороне. Нелегкая это работа – из болота тащить бегемота. Держись, ребята, мы идем!
Колонна получилась громадная, по меркам военного времени. Растянулись километров на пять. Никому это не понравилось. Тем более в городе. Хорошего мало. Мы представляли отличную мишень.
Духи были того же мнения. Они ударили, когда головная БМП проехала только километра четыре. Не было ни завала, ни мин. А просто ударили из гранатометов сверху и сожгли две первые БМП первого батальона. Тут же они ударили по середине и по хвосту колонны. Начался не то что бой, а расстрел колонны. Единая несколько минут назад колонна начала ломаться, рваться. Механики-водители, выводя из-под обстрела свои машины, кидали их в боковые улочки, дворы, проулки, крушили лобовой броней своих бронированных подруг ветхие останки окружающих руин. Некоторые так и не сумели вырваться из-под завалов. Там их добивали духи. Не было и речи об организации грамотного сопротивления. Кто мог, уходил. Не было единоначалия. Колонна была слишком огромна, чтобы кто-то пришел ей на помощь. Не было радиосвязи, командования. Была паника. Опять была паника. Каждый сам за себя. В огненном аду, где горели, взрывались БМП, танки, горело разлитое топливо, метались горящие люди. Живые факелы падали на землю, катались, пытаясь сбить пламя. Если кто находился рядом, то приходил на помощь. Порой даже и сам накрывал своим телом горящего, тем самым гася пламя. Но случалось и так, что когда гасили горящий, пропитанный соляркой, бензином бушлат, то пламя перекидывалось на спасателя. Тот тоже загорался и погибал.
Командирская машина шла пятой в колонне. Все ждали команд. Каких угодно, но команд – на наступление, отступление, принимать бой на месте. Но команд не последовало. БМП нового комбрига первой сломала строй и, кроша щебенку, ушла в какой-то боковой поворот. Эфир молчал. Чуть позже командование на себя попытался взять начальник штаба, но было уже поздно. В колонне начался хаос, а в душах людей, брошенных своим командиром, началась паника. Каждый за себя. Спасайся, кто может!
Командиры батальонов, рот, взводов пытались организованно вывести людей из-под обстрела, как-то отбить атаку духов. Так было и с нашим вторым батальоном. Назначенный вместо погибшего командира батальона командир первой роты (заместители, кроме замполита, во время первого штурма площади погибли либо пропали без вести) капитан Боровых Андрей Анатольевич быстро сообразил и заорал:
– Орудия на пятиэтажку! Ориентир – тополь. Огонь! Пехоте спешиться и попытаться выбить духов! Работать! Огонь! Огонь!
Сам первым спрыгнул с брони и начал из своего автомата поливать противника. Рядом с ним лежал боец с радиостанцией. Андрей, как мог, координировал действия своих подчиненных, и нам удалось выбить духов с их позиций. Это был успех, это была победа. Пусть небольшая победа, но люди поверили в своего нового командира. К сожалению, остальные командиры не сразу сориентировались, и второму батальону и нам с Юрой тоже пришлось уходить. Так получилось, что на головной машине батальона оказался Юра, и он руководил выводом батальона из-под обстрела. Какими-то дворами, проулками, переулками мы пробились к Минутке. Приказ о начале наступления для нас никто не отменял. И поэтому самовольничать мы не могли. Хоть и вышли мы на исходные позиции, но вступать в бой не торопились. Стояли и из-за укрытий поддерживали третий батальон беглым огнем из БМП и пусками ПТУРСов.
Сейчас появились ПТУРСы уже четвертого поколения. Хорошая игрушка, но из-за цены мало их в армии, до слез мало.
Вот такими «подарками» мы и пичкали духов. Сначала мы начали обрабатывать то укрепление, что они возвели из строительного мусора. Наученные горьким опытом, мы не хотели класть людей при штурме этого памятника архитектуры и истории бестолковой войны. По радиостанции мы постоянно связывались с остатками колонны. Комбриг молчал, мы уже подумали, что он погиб. Командование бригадой принял начальник штаба. Танкисты потеряли еще два танка. Первый батальон – четыре БМП. Связисты – три аппаратных связи. Людей потеряли много – двадцать три человека. А сколько пропало без вести, неизвестно. Медики, когда бросились с КП оказывать помощь, тоже пропали без вести. Говорят, что они свернули не там, где надо. Пропал старший лейтенант медицинской службы Зоннов Женя. Толковый парень. Настоящий мужик. Жаль, до слез жаль.
Постепенно стали подтягиваться к этой сраной площади и остатки танкистов, и первый батальон. Часам к трем ночи остатки бригады собрались на близлежащих улочках, двориках, примыкающих к площади. Тут же сразу зачистили местность и дома вокруг. Чтобы ни одна духовская сволочь не могла нам помешать. Заменили третий батальон и разведчиков сборной со всей бригады. Танкисты начали заводить свою «карусель». Но в ночь идти на штурм не было ни желания, ни азарта.
К пяти утра подтянулся и начальник штаба, он же исполняющий обязанности командира бригады. В пять пятнадцать собрались на совещание. Совещание совместили с приемом пищи. Времени не было. Часа через два, максимум два с половиной начнется рассвет, и тогда придется идти на штурм. А когда еще придется поесть!
Ханкала тоже не торопилась начать наступление. Ждали нас. Доложив о разгроме колонны, мы не торопились докладывать, что готовы к штурму. Было бы идеальным вариантом, если бы наши войска на той стороне площади погнали бы духов на нас, а мы уже их здесь встречали. Но увы, мы прекрасно осознавали, что не будет этого и придется рогом упираться, ложиться костьми, но брать эту площадь. Ходили слухи, что и Дудаева там уже давно нет, но наши стратеги, как в Москве, так и на Ханкале, видимо, сравнивая этот Дворец с Рейхстагом, хотели взять его. Может, эти дедушки вообразили, что после этого война прекратится? Хрен она прекратится. Партизанское движение будет таким мощным, что без тактики выжженной земли не обойтись. Если, конечно, смелости хватит. А то будет, как в Афгане – слабо текущая позиционная война. М-да! Что будет? Кто знает.
А перед нами сейчас одна задача – площадь с комплексом зданий. Вон она лежит передо мной. Вся изрытая воронками от авиабомб и снарядов, опутанная колючей проволокой, освещаемая артиллерийскими осветительными снарядами, такими же минами, ракетами. Они висят на парашютах и заливают все неестественным бело-синим светом. Теней почти нет.
Когда я вновь увидел эту площадь и вспомнил, как на пузе ползал, окапывался, а затем бежал с нее, то повеяло страхом, гробовым холодом. Усилием воли, до хруста сжав зубы, заставил себя успокоиться.
Курил сигареты, одну за другой, не чувствуя их вкуса, и не мог оторвать взгляда. Даже мелькнула мысль, что коль нет нового комбрига, подойти к Сан Санычу и попроситься остаться при штабе на время боя, но тут же отогнал ее от себя.
Прорвемся! Обязательно прорвемся! Сам в себе будил злость. И постепенно злость вытеснила страх. Осталась злость на себя, на духов, на Москву, Ханкалу, «Северный», на всю мирную жизнь. Злость на все. Единственным, на что я не злился, были окружавшие меня люди. С ними мне идти через несколько часов на эту «сковородку», где нас, невзирая на чины и ранги, заслуги перед Отечеством и Родиной, невзирая на семейное положение, будут пытаться зажарить. Я глубоко вздохнул. Весь страх ушел, жалость к себе и остальным тоже ушла. Я спокоен. Я стараюсь быть спокойным. Вот в таком состоянии я и пошел на совещание к начальнику штаба.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 13
Собрались все командиры и исполняющие обязанности. Каждый принес с собой бутылку – водки или чего-нибудь, что Бог послал, то же самое с закуской, но в основном это была тушенка. Тушенка разных калибров и сортов. Конечно, «офицерский лимон» – он же лук, чеснок и еще всякая всячина.
Штаб временно разместили в подвале. Там же поставили стол. Он был сделан из сдвинутых ящиков из-под снарядов, застеленных газетами. Сидели, на чем попало. И на какой-то мебели, и на принесенных раскладных стульях, и на ящиках.
Сели за стол. Сан Саныч во главе. Быстро открыли разогретые на радиаторах машин банки с тушенкой, распечатали водку, нарезали хлеб, лук, чеснок, невесть откуда взявшуюся колбасу. Говорили мало. И так все было ясно. Потери – как людские, так и в технике, – огромные. Не готовы, по всем канонам военного искусства не готовы мы к взятию такого укрепленного объекта, как эта площадь.
Доказывать что либо Сан Санычу бессмысленно. Он не виноват. Здорово деморализовало нападение на колонну. Неизвестна и судьба пропавших без вести. Невесело. Но под воздействием алкоголя и близкого грохота танковых орудий, а также артдивизионов, которых мы уже давно не видели, настроение стало улучшаться. Живы. Значит, еще поживем.
Разговорились. В основном разговоры крутились вокруг расстрела нашей колонны. Соседей у нас практически не было. Разведка не проверила маршрут движения, так как была занята мостами. Не был послан авангард для разведки. Короче – дерьмо. И мы сами идиоты, что не убедили этого нового засранца в полковничьих погонах.
Обсудив вдоволь пройденный позор, принялись рассматривать план действий при штурме площади. Тут уже больше говорил Сан Саныч. Продукты и выпивка были сдвинуты в сторону. Было решено, что танкисты будут работать по площади, а мы уже позже идем на штурм. В связи с тем, что разбивать недоукомплектованные батальоны на еще более мелкие подразделения бессмысленно, задача ставилась всем и сразу.
Ближайшая задача – перейти мост и закрепиться на той стороне Минутки.
Последующая задача – баррикада. Если там не будет духов, то Госбанк. Танки и БМП прикрывают нам фланги, чтобы не было как в прошлый раз, а также, стреляя через наши головы, расчищают проход. Пехота, выбивая гранатометчиков, страхует технику.
Главная задача – Дворец Дудаева.
НЕ ЖДАТЬ подкрепления с противоположной стороны площади. Полагаться только на свои силы. МЫ НИКОМУ НА ХРЕН НЕ НУЖНЫ – вот основной смысл нашего совещания. Биться будем сами! Резервов у нас нет, свежих сил нет. Всю технику и людей – на площадь. Это есть наш последний и решительный бой! Совсем, как в еще недавно популярном хите сезона.
Бой отчаянных. Бой Сибиряков, которые в сорок первом спасли Москву, а значит, и всю Россию. Теперь и нам предстояло сделать нечто подобное. Когда всем стало ясно, ЧТО именно предстоит, то ушли слова. Нависла ответственность. Одно дело просто разговаривать, и совершенно другое, когда тебе заявляют, что помощи не будет. Когда начнут наступление на противоположной стороне твои «союзники» – неизвестно. А может, как в прошлый раз, тоже не начнут, а будут наблюдать за развитием событий и «морально поддерживать».
Потом все разошлись и начали готовить людей. Объяснять, что предстоит. Надо беречь людей. Надо беречь друг друга. Но и технику вперед не пошлешь, хватит, наэкспериментировались в прошлый раз, когда входили в Грозный. Кажется, что прошла целая жизнь. Так все наслоилось, что уже и не помнишь всего произошедшего…
Пошел искать Юрку. Нашел его курящим возле танка. Мирно побеседовал с бойцами-танкистами. Угостил их сигаретами. Разговор шел ни о чем. Просто обычным трепом отвлекали себя от насущных проблем. Травили обычные армейские байки. Но вот поступила команда экипажу готовиться. У тех танков, что крутили «карусель», нагрелись стволы, и поэтому их пора было менять. Танк с полным боекомплектом рванул с места и, встав у начала моста, постоянно подгазовывая, ждал своей очереди. Подошли с Юрой поближе. И вот стоявший танк, отстреляв последний снаряд, по привычке мирной жизни задрал ствол высоко в небо и стал откатываться назад. Следующий занял его место и начал бешеную стрельбу по баррикаде. Было ясно, что там уже никого быть не может. От баррикады остались лишь груды кирпичной крошки. Хорошо, нам работы меньше. Люблю, когда за меня делают вот такую работу. Не знаю почему, но нравится мне это.
Взглянул на часы. Через двадцать минут начнется штурм. В этом грохоте что-либо говорить было бесполезно. Я тронул Юру за рукав и постучал пальцем по циферблату. Он кивнул головой, и мы пошли ко второму батальону. Над площадью усилилась стрельба. Наши два артиллерийских дивизиона уплотнили огонь и перенесли его в глубь площади. Здания Госбанка не было видно. Только дым и облако пыли постоянно висели над ним. Это тоже хорошо.
Мы с Юрой подошли к остаткам второго батальона. Посмотрели, как неспешно копошатся люди. Сели на какой-то камень. Закурили. Договорились не терять друг друга из виду и держаться вместе. Вспомнили Пашку. Посмеялись, что опять довели его до белого каления своим грязным бельем. Вспомнили, что у замполита не забрали свою долю гуманитарки. Это хорошо, когда идешь в атаку, а у тебя еще есть какое-то дело: верная примета – чтобы его завершить, ты вернешься.
Посмотрели на часы. Пятиминутная готовность. Все эмоции в сторону! Вдох-выдох, задержка дыхания. Теперь уже надо заводиться. Злость, ярость вновь кипят в крови. Адреналин уже неистовствует, разносимый кровью по телу. И вот сигнал по радио. И пошли, пошли, пошли!!! Вперед! Только вперед! Работать, работать! Перейти, перескочить этот хренов мост, перелететь его, пока духи не заметили! Ура! А-а-а-а!
Дыхание прерывистое. Болтающаяся сумка с гранатами для подствольника больно бьет по ноге в такт шагам, немного мешает бежать. Но я уже в таком состоянии, что не обращаю ни малейшего внимания на это. Вперед, только вперед! За спиной у нас ничего нет, кроме России, которая нам уже ничем не поможет. Резерва нет, техника чуть позже выйдет следом. И это будет последняя техника в нашей бригаде. А поэтому – работать. Думать, и вперед. Но думать мешает адреналин. Вновь просыпается в подкорке древний человек.
Впереди грязно-зеленая масса бушлатов уже вступила на мост. Их никто не обстреливает. А почему ИХ никто не обстреливает? Это МЕНЯ вместе с ними никто не обстреливает!!! Еще не веря в удачу, мы плотной толпой перескакиваем этот ублюдочный мост, на котором в прошлый раз так много осталось наших. Разведчики говорили, что когда брали мост, то ни одного трупа не видели. Значит, или рыбам скормили, паразиты, или куда-то утащили. Ничего, сволочи, я у вас сейчас спрошу, куда вы наших мужиков дели. Сейчас, ублюдки! Недоноски поганые!!! Я стреляю. Показалось, что в стороне баррикады кто-то шевелится. Впереди меня тоже стреляют. Мы продолжаем гонку в сумасшедшем темпе. Задние ряды, также сообразив, что по нам не ведется огонь, прибавили скорости.
Теперь уже задние ряды подталкивают передних. Вот и танк, который ведет огонь по позициям духов. Правда, все равно не понятно, где духи, но приятно. Не видно что-то их. Попрятались, суки! Бей их, гадов! Жми, ребята! Быстрее!!! Темп! Темп!!! Беги, пока не стреляют!
Бегу молча, широко раскрыв рот. Если б не курение, то воздуха хватало бы. А так уже и в боку колет. Так можно и под духовскую очередь угодить. Не выйдет, сволочи, нас сбросить с моста, утопить, мы уже на площади! Темп, темп, мужики. Беречь силы. Только вперед. Обидно, что прямо на пути, впереди, зияет большая воронка. Либо обегать, либо прямо через нее. Жаль, дыхание окончательно собьется.
И тут, словно услышав наши мысли, по нам ударили. Ударили со стороны Госбанка. Неуверенная длинная пулеметная очередь высекла перед нами фонтанчики пыли и искорки из асфальта и камней. Но расстояние было большое, да и дух, видимо, не отошел от танкового обстрела, прицел был неверный. Мазила!
Сейчас мы тебя, черная рожа, научим стрелять. Вперед! Я стреляю с плеча. Почти не целясь стреляю. Все вокруг стреляют. Чья-то горячая гильза обжигает щеку – тру ее и кошу взгляд, какая сволочь меня закидывает гильзами? Ба! Да это Юрка! Такое же сосредоточенное лицо. Бежит в метре от меня и тоже стреляет. На всякий случай загоняю гранату в черное хищное жерло подствольника.
Духи, видимо, очухались и открыли по нам огонь. Упал, откатился. Перекат, еще перекат. Упал, больно ударился плечом. Небольшая воронка. Как это я ее сразу не приметил. Воронка свежая, воды еще нет – или ночная, или сегодня утром снаряд оставил. Не важно. Огонь духов усиливается. Я высунулся. Дал очередь по духам, затем обернулся назад. Трое бойцов потащили в тыл одного раненого. Пока порядок. Убитых нет. Везет неимоверно. Тьфу-тьфу-тьфу! Чтобы не сглазить. Прошли, пробежали порядка пятидесяти метров по открытой местности, и ни одного убитого!
Я вновь высунулся и начал уже более осмысленно всматриваться в позиции противника. Дыхание еще не давало толком прицелиться. Кровь, смешанная с гормонами и еще не успевшая остыть от бега, не позволяла эффективно бороться с духами. Хорошо, ублюдочное племя, если пока я не могу прицельно стрелять, то уж из подствольника я вас накрою. Прикинул расстояние, сделал поправку на ветер и, открыв рот, нажал на спусковой крючок подствольника. Граната, похожая на картошку, понеслась в сторону духовских позиций. Внимательно смотрю. Вижу разрыв моей крошки-гранаты и облачко дыма и пыли. Что-то мелькнуло. Очень похоже на руку. Неужели попал? Точно. Кто-то ворочается, двигается, видать, к раненому спешат на помощь. А теперь уже пригодится и непосредственно автомат. Переставляю прицельную планку на триста метров, переводчик огня на одиночный огонь. Вдох-выдох, на полувыдохе задерживаю дыхание и подвожу совмещенную с целиком мушку к мутному шевелящемуся пятну. Плавно, очень плавно выбираю люфт – свободный ход у спускового крючка. Не дышу. Я – единое целое с автоматом. Он – продолжение меня. Или я начало его. Продолжаю так же плавно давить на спусковой крючок. Сосредоточен. Ничего кроме моего автомата и размытого копошащегося пятна не существует. Я даже не почувствовал и не понял, что произошел выстрел. Продолжая выбирать курок, не заметил, как он уже уперся, а я все продолжаю давить. Глаза, нет – все мое естество смотрит только в то место, куда я только что стрелял. Пятно замерло и сместилось влево. Есть! Одним духом меньше. Я – снайпер!
Вновь начался минометный обстрел. Все как в прошлый раз. Но теперь мы уже не побежим назад. Чувство мести за погибших, которых вы, гады, заставили меня оставить здесь, не даст мне струсить. Хрен вам, уроды! Так можно в этой вонючей воронке всю войну пролежать. Не выйдет.
Выскакиваю из воронки и перекатом, короткими перебежками стремлюсь укрыться за обломками бывшей баррикады. Когда до цели остается метров десять, почти не сгибаясь, бегу к этой груде пыли, осколков и хлама. Где-то здесь я не справился с эмоциями и убил духа. И ничуть не стыжусь своего поступка. Да, убил. Да, убил жестоко. А что делать? Выбор небольшой. Очень небольшой.
Прекрасно осознавал, что духи сейчас под прикрытием минометного огня попытаются пробраться к этой баррикаде, а затем расстрелять нас. Не выйдет! Я первый!
Не успел толком оглядеться, как увидел, что со стороны Госбанка бегут духи. Мне пока удалось их перехитрить. Заменил рожок у автомата. Там хоть и были патроны, но мало. Зачем рисковать и нервничать, когда перезаряжаешь. Не надо нам этого. К встрече своих врагов надо тщательно готовиться. Ну, ближе, бляди, ближе!!! Вон вас сколько, а Слава один. А сколько их? Пересчитал. Оказывается, под полсотни душманов. Выбираю прицел, нажимаю спусковой крючок. Автомат дергается, повожу стволом вправо-влево! Ага, уроды, попались! Сейчас устроим вам Хрустальную ночь! Я рад, я опьянен. Никогда не был так счастлив. Не существует грохота боя вокруг. Не рвутся мины за спиной. Есть я со своим автоматом и духи. Много духов. Духов, которые не любят нас. Духов, которые издеваются над нашими пленными, которые приколачивают к крестам наших парней. Нате, подавитесь. Пора менять позицию. Перекат, еще перекат. На коленях пару метров. Снова заменил рожок. Выбрал позицию. Смотрю. Ага, дегенераты, лупите по моей старой позиции. Нет меня там больше. Я тут, мерзавцы! С колена вновь даю очередь. Много уже, очень много духов лежит, не шевелясь, на асфальте. Так же и наши ребятишки лежали несколько дней назад неподвижно. Куда вы их дели, пидары? Остальные духи тоже залегли. Все как раньше, с точностью до наоборот.
Я кричу, я ликую. Залегли. Ну, ничего, там тоже достанем. Это не проблема!
Сбоку тоже раздается автоматная очередь. Поворачиваю голову, там мужики уже подскочили и помогают долбить духов. Давай, мужики, всем хватит! Я не жадный. Наград мне не надо. Вот моя награда! Спасибо тебе, Господи, за то счастье, что дал мне. Кровь бушует в артериях. Ей мало там места. Я расстегиваю бушлат, бронежилета на мне нет. Новый не успел получить. Не беда. Вон сколько духов в бронежилетах лежит. Выбирай, как в универмаге! Перехожу на подствольник.
Духи, хоть и кверху задницей лежат, но, тем не менее, огрызаться тоже умеют. Так что не надо высовываться. Пусть пока подствольник поработает. Жму на спусковой крючок и наблюдаю, куда летит граната. Делаю поправку и снова нажимаю. Сволочь, куда ты! Пока заряжал, этот подлец перекатился, вновь промах. Зло и азарт меня разбирают. Рядом плюхается Юра. Дышит, как загнанная лошадь.
– Что, Юрок, курево?
– Ага, выберемся – давай бросим курить.
– У меня тогда не будет недостатков. Может и жена уйти от такого положительного, – отшучиваюсь я и даю очередь по духам.
Надоели они мне своими перекатами. Вот тот, за которым я все время охотился, дернулся и, выронив автомат, принялся кататься по земле. Юра пристрелил его с первой же очереди. Я укоризненно посмотрел на него. Это же мой дух!
– Чтобы не мучился, – пошутил Юра.
– Я смотрю, тебя нет, – продолжал он, – гляжу, а ты уже, как обезьяна, вдоль насыпи кувыркаешься, орешь что-то, стреляешь, а сам довольный, как на празднике.
– Так это и есть праздник. Посмотри, сколько духов положили. Разве не радость? Бей чеченов, спасай Россию! Хрен, правда, знает, от кого! Может, и от нас с тобой скоро спасать будут!
– Классно, конечно, сработали. Не удалось им своим минометным обстрелом воспользоваться. Молоток, Славка!
– Я знаю, – скромно ответил я.
Тем временем наши танки попытались подавить минометную батарею, но это у них плохо получалось. Видимо, она находилась на закрытых позициях и долбила нас по координатам своего наводчика. Найти бы этого гада да прищемить ему хвост.
Духи тем временем попытались отступить, но не удалось им это. Все духи, кто были на площади под нашим ураганным огнем, остались там лежать. Так держать!
Но надо было прорываться. Сзади не могла подойти техника, потому что мы лежали и не могли идти из-за мин. Но вот отдельные группы наших мужиков короткими перебежками дернулись вперед. Минометная батарея пока молчала. И тогда уже смелее все больше бойцов последовали их примеру.
Давай! Давай, Слава, давай вперед! Я рванулся. Вперед, через остатки завала. Ноги вязнут в песке и мелком щебне. Глаза смотрят только вперед, что под ногами – не важно. Опять кровь стучит в голове. Ноги увязают все глубже. Выдергивать их из вязкого плена все труднее. Специально валюсь на бок и перекатываюсь. Автомат крепко прижимаю к себе и качусь. Слышу треск рвущейся материи. Звиздец новому бушлату! Не важно. Все это не важно! Главное вперед, подальше от этого завала, подальше от этого ориентира для минометного наводчика. Больно ударяюсь о какой-то камень головой. В глазах красные круги. Бедная моя голова! Несмотря на непрекращающуюся боль, я продолжаю катиться по земле. Вот и асфальт. Вскакиваю на ноги и бегу вперед. Толком не вижу, кто, что впереди. Только вперед. Голова разламывается от боли. Все пройдет. «Все пройдет, придет и мой черед…» – всплыли в голове слова из старой песенки. Хрен! Не придет! Так просто я не дамся. По крайней мере, сейчас! Вперед! Только вперед.