Смотрелись они забавно: худой, какой-то измождённый Ковалёв, и цветущая, аппетитная деваха. На ней было полупрозрачное платье в обтяжку длиной до колена, туфли на прозрачных каблучках, и густо намазанный яркой помадой рот. Резник впился взглядом в этот рот, в очередной раз удивляясь, как же так получилось, что обе женщины Ковалёва похожи друг на друга.
Марина, конечно, не была копией Галины, однако они одинаково одевались — с налётом вульгарности, и одинаково красились — толстым слоем помада, на которую сверху, вдобавок, возложен блеск для губ, объёмные ресницы, крупные завитки волос придавали обеим сходство с куклой.
В другой руке Ковалёв держал свою любимую трубку.
— Ты же собирался бросать курить, — невольно воскликнул Резник.
— Да и ты тоже, — Ковалёв кивнул на сигару в руке друга.
Они засмеялись и обнялись. Марина, переминаясь с ноги на ногу, стояла рядом и шарила глазами по толпе. Она была возбуждена, глаза её блестели, естественный румянец вольготно раскинулся на щеках. Ей ещё никогда не приходилось видеть такое количество знаменитостей на один метр квадратной площади.
Немного поболтав и поздравив друга, Ковалёв испарился.
Резник взял бокал с шампанским с подноса проходящего мимо официанта, и увидел Павлика. Он медленно наливался спиртным в уютном уголке гостиной. Любовь Андреевна, Мила и Антон позировали для очередного фотокорреспондента. Они вообще вели себя и выглядели, словно настоящая, крепкая семья. Резник хмыкнул и вдруг почувствовал на себе взгляд. Он обернулся в поисках источника этого взгляда, но так и не понял, чей он был.
Продолжая принимать подарки, слушая тосты в свою честь от известных политиков, актёров, финансистов, он улыбался, что-то отвечал в ответ, но почему-то чувствовал себя чужим на этом празднике жизни.
Он воспринимал всё происходящее отстранённо, словно это было не его пятидесятилетие. Ему было грустно и тоскливо. Он испытывал непонятную ностальгию, и, когда ему уже стало совсем невмоготу находиться здесь, он решил незаметно ускользнуть. Анатолий Максимович сделал два шага к лифту и вновь почувствовал на себе тот же взгляд, пронизывающий, но не обжигающий. И в этот раз он оперативно отреагировал, моментально обернулся и поймал в фокус виновницу этого взгляда.
Эту молодую женщину он не знал. Она стояла чуть в стороне от всех, тоже держала в руках бокал с шампанским, и в упор смотрела на него. Но её взгляд был жёстким, остро — любопытным, разглядывающим, а не вульгарным.
Её взгляд словно недоумевал: « И что же в тебе такого, Анатолий Максимович, что к тебе припёрлась эта куча именитого народа?»
И ответом его должна была бы стать какая-то оригинальная формулировка, и уж никоим образом не упоминание о «Теллурике».
Он замешкался, разглядывая незнакомку. Мягкие рыжевато — каштановые волосы спускались на обнажённые плечи красивой, мягкой волной, чёрные глаза и тонкий нос с горбинкой выдавали восточное происхождение, азиатские корни. Стройная фигура облачена в простое чёрное платье с небольшим декольте, скорее скрывающим, нежели открывающим не большую и не маленькую грудь любопытным взглядам. Но главное — её глаза. Она искренне заинтересовалась им, и это было приятно Анатолию Максимовичу.
Их взгляды встретились и переплелись. Резник почувствовал что-то вроде удара тока, и усилием воли заставил себя отвернуться и подойти к лифту.
Он поднялся наверх, и прошёл в оранжерею. Ему хотелось увидеть коал, но разговаривать с рыжим Джонни было выше его сил.
Он медленно направился по посыпанной гравием дорожке между чудесными, ароматными растениями, думая о черноглазой красотке. Вернее, красоткой её трудно было назвать. Девушка, конечно, привлекательна, но в ней больше притягательности и харизмы, нежели классической красоты. К тому же она не похожа ни на конфетную Милу, ни на слащаво-приторную Марину. Эта девушка — настоящая личность, это бросалось в глаза и, что греха таить, притягивало Резника.
Резник внезапно остро почувствовал, что она — настоящая, а не как эти лицемерные, якобы эфемерные создания, затянутые в корсеты и пахнущие духами, пудрой и помадой.
Он вдохнул, отгоняя от себя видение очаровательной незнакомки. Только любовного романа ему сейчас не хватало! Эта девушка его зацепила, но и только.
Сзади послышались шаги. Он резко обернулся и удивлённо застыл, вновь поражённый её необычным обликом.
— Извините, — девушка блеснула белозубой улыбкой, — могу я составить вам компанию?
* * *
Марина с детства знала, что быть женщиной — очень хорошо. Женщины могут многого добиться в жизни, если правильно себя вести. Это мать с детства вдалбливала в хорошенькую Маринкину головку. Но, даже если бы она не была такой хорошенькой, девушка всё равно нашла бы способ иметь в этой жизни если не всё, то многое.
Главное — отнюдь не красота, в этом Марина убедилась, глядя на жён —кикимор российских бизнесменов и политиков. Надо правильно себя вести — вот что главное! Правильно и осмотрительно, и дальновидно. А уж красота — это как приятное приложение к содержимому головы. Ей повезло: с её внешностью можно запросто подцепить любого парня. Но Марине не нужен был любой. Она гонялась за более крупной дичью, нежели мелкие доморощенные предприниматели, крохотные фирмочки которых могли в любой момент развалиться.
Она была уверена, что достойна большего. К тому же её возраст пока ещё позволял перебирать мужчинами, отсеивая менее стойкие и дееспособные экземпляры.
Она знала, чего хочет, упорно шла к этому и дождалась. На пути ей встретился Ковалёв, и она быстро ухватилась за него. Он был такой же, как все мужчины, и Марина ловко научилась с ним управляться. Она была нежна и ласкова в постели, интересовалась его делами искренне, старалась, чтобы ему было с ней хорошо, вдобавок ничего у него не требовала, и он клюнул.
Он влюбился, снял для неё квартиру, давал небольшие суммы денег на ведение домашнего хозяйства. Марина терпеливо выжидала, запретив себе просить у него подарки, шубы и деньги на свои личные нужды. Она боялась спугнуть его.
Всё шло, как надо. Она постепенно подводила разговор к женитьбе, вызывая у Ковалёва чувство стыда за его недостойное поведение. Разве такая девушка, как Марина, должна быть содержанкой?
Но оказалось, что, несмотря на своё желание развестись, с разводом у депутата ничего не получилось. Его мерзкая жена решила шантажом оставаться при нём и его квартире, его нынешней должности и кредитоспособности, и Марина понимала, что эту цепкую даму ей никак не выкурить из его жизни. А ждать ещё пару —тройку десятков лет, пока дама состарится и помрёт естественной смертью, совсем не хотелось. Ведь за эти два-три десятка лет и Марина потеряет свой товарный вид. Можно, конечно, надеяться на экзотическую болезнь, которую подцепит жена Ковалёва, либо на несчастный случай. Собственно, этот несчастный случай и являлся по-настоящему только единственным способом избавиться от этой мерзавки.
И Марина решилась. Она и так слишком долго искала своего мужчину, того, который обеспечил бы ей не просто существование, а настоящую жизнь, полную радостей, отдыха, дорогих вещей и беспечности. Она не хотела начинать всё заново. Ведь, чтобы добиться чего-то, приходится поступаться и принципами, и боязнью наказания за грехи.
Марина недолго думала. Она взяла у спящего Ковалёва паспорт и посмотрела его прописку. Узнав о его передвижениях на определённый день, и выяснив, что его не будет дома, по крайней мере, до позднего вечера, девушка собралась навестить его жену. Она хотела добиться от той развода любыми способами. И добилась. Только кто —же знал, что ради Ковалёва ей придётся пойти на такое…
Она содрогнулась, вспомнив, как Галина полетела вниз, неуклюже цепляясь за подоконник, её глаза, страшные, широко распахнутые, объятые ужасом.
А потом Марине пришлось имитировать самоубийство жены депутата, искать тазики и тряпки…
Но ей необходим был этот брак, путёвка в новую жизнь. Бывшая жена Ковалёва не понимала, что Марина способна на всё ради этого, и жестоко за это поплатилась. Девушка с такой хваткой, как у бультерьера, не остановится ни перед чем на своём пути, будь это даже убийство.
Марина встряхнулась, скинула с себя оцепенение, и обворожительно улыбнулась лысому продюсеру, чью сальную физиономию постоянно показывают по телевизору. Ах, если бы ей удалось подцепить кого-то покруче, чем Ковалёв! Если бы тот же продюсер, или вон тот красавчик — актёр, или вон жирный дядька с бриллиантовыми перстнями на всех пальцах, влюбился бы в неё без памяти! Впрочем, кто знает, может, так и будет — впоследствии. Если ей удастся почаще бывать в подобном обществе, она непременно сможет обратить на себя внимание какой-либо важной персоны. И тогда…
Сердце сладко замерло у неё в груди. Но мечтать не было смысла. Находясь в подобной элитной компании, Марине следовало знакомиться и действовать, а не раскисать и не кружиться в розовых мечтах.
Улыбнувшись очередному старому пердуну, и не получив в ответ даже взгляда, она вздохнула. Ну ничего, всё ещё впереди! Ковалёв — это тоже неплохой старт, особенно если учесть, что ей уже пришлось сделать ради того, чтобы он сделал ей предложение. Правда, пока что она его так и не получила, но оно не заставит себя долго ждать, в этом Марина была уверена.
Она смогла освободить депутата от его занудной жёнушки, а уж подстегнуть его сделать брачное предложение ей вовсе ничего не стоит!
Она опомнилась и снова алчно зыркнула на какого-то старичка, шаркающего к пианино. Он от неожиданности даже остановился. Марина победно расплылась в улыбке и поискала взглядом Ковалёва. Видел ли он, как на неё обращают внимание? Понимает ли, какой бриллиант ему достался? И сообразит ли, что ему не следует долго тянуть со свадьбой?
Антон взирал на толпу именитых гостей без всякого интереса. Ещё совсем недавно он был бы в восторге при виде знакомых лиц, мелькающих в журналах и на телевидении. А теперь он, кажется, всё это уже перерос. За такой короткий срок он уже успел сделать огромный скачок, прорыв в карьере и в жизни вообще. Сначала он довольствовался только работой юриста в холдинге Резника, затем понял, каким образом может занять место Павла, а теперь уже метит повыше. Также сначала потерял голову при виде Милы, а теперь уже понимает, что она не единственная женщина на свете, и торопиться с развитием отношений не стоит.
Ему с некоторых пор приходили такие мысли в голову: а что, если бы он был единственным сыном Резника, а не Павел? Не этот жалкий аморфный червяк, который толком даже не сумеет ответить на обиду, а он, Антон? Тогда бы и Любовь Андреевна, и Анатолий Максимович гордились им, да и он сам, уж конечно, жил бы и выглядел получше Павла.
И в то же время Антон понимал, что это только его мечты. Он уже не сын Резника, и никогда не станет им, тем более единственным. Однако же ему очень хотелось добиться того, чего не удалось Павлу. Он прямо из кожи вон лез, чтобы Резник заметил его работу, его рвение и старание, чтобы видел разницу между сыном своей жены и своим сыном. У Антона оставалась надежда, что впоследствии Резник приблизит к себе его, а не Павла, и, может быть, даже сделает его своим помощником, доверенным лицом. Потому что Резнику жилось на данный момент очень тяжело. Антон знал о всех неприятностях, которые свалились на него: об аресте некоторых акционеров, о сроке, который дали невинному Почкарёву, об обыске, проводимом в концерне без всяких санкций. Президент даже не позаботился о том, чтобы подыскать более-менее приличную версию для данных событий, огульно оговорил «Теллурику» и Резника в уклонении от налогов, и на этом успокоился.
Антону, конечно, арест мужа его матери был совсем не с руки. Во всяком случае, не сейчас. Но он надеялся именно на то, что, устав от нападок государства, Резник, у которого с каждым днём становилось всё меньше и меньше друзей и поддержки — на таком уровне поневоле станешь трусом — вскоре поймёт, что Антон способный парень. И сможет довериться ему. А, когда Антон овладеет информацией в полной мере, тогда он сможет правильно её использовать. Так, чтобы в один миг избавиться и от Анатолия Максимовича, и от Павла, одновременно. Он будет жить в доме Резника, о нём станет заботиться мать, так и быть, Антон оставит её при себе, а этой сладкой парочки Резников — старшего и младшего — в доме уже не будет. Они подсядут на долгие-долгие годы, в этом Антон был уверен. Теперь, когда хоть какой-то план появился в его голове, он облегчённо вздохнул. Пока, конечно же, не стоит отталкивать Милу, и с Павлом надо быть любезнее. Ну и, конечно, Резник каждый день должен видеть успехи Антона. Значит, ему надо много работать. Во всяком случае, пока. И, уж естественно, ни о каком отдыхе на Багамах или в Майами и речи быть не может — пока!
Жанна с интересом разглядывала дом Резников. Подумать только, когда-то она вполне могла стать здесь хозяйкой! Ну, почти хозяйкой — женой Павла Резника, и жить в этом прекрасном доме! Дом и впрямь поразил её воображение. Очень большой, но в то же время необыкновенно уютный. Чувствовалось, что в этом доме люди именно живут, а не проводят званые вечера. Жанне неоднократно приходилось бывать в домах богатых людей, и они в большинстве своём напоминали музеи.
— Ой, не садитесь, пожалуйста, — испуганно восклицал хозяин, — это очень дорогое кресло, в нём сидел сам Людовик 14…
Или так:
— Проходите, пожалуйста, в столовую, посмотрите, какой у меня оригинальный гарнитур из красного дерева восемнадцатого века. Правда, мне повезло с покупкой? Нет-нет, дверцы не открывайте, я не использую этой великолепную мебель по назначению! Для этого гарнитур слишком красив…
А в доме Резников все предметы были на своих местах, дышали свободно и жили не своей жизнью, а жизнью хозяев. По крайней мере, в тех комнатах, где Жанна успела побывать, было именно так. Поэтому не возникало никаких сомнений, что и на верхних этажах всё так же стильно и уютненько, со вкусом.
Интересно, кто занимался дизайном дома? Наверное, жена Анатолия Максимовича, мать Павла, её несостоявшаяся свекровь…
Жанна перевела взгляд на эту женщину. Надо сказать, она и представляла её именно такой. Павел правильно описывал мать. Ухоженная, очень стройная, с холёными руками, изумительной причёской, она постоянно держалась возле высокого симпатичного молодого человека. Она без конца хватала его за руки, и улыбалась, нежно глядя ему в глаза. Со стороны и впрямь могло показаться, что это — её молодой любовник. Но Жанна уже поняла, что этот парень и есть тот самый Антон, о котором так много говорила Мила.
Конечно, у парня губа — не дура! Поселиться в роскошном белом особняке, классическом, не похожем на новомодные островерхие домишки из красной черепицы, которые строят себе «новые русские»!
Надо признать, дом Жанне очень понравился. Никаких наворотов, хотя и понятно, что живут здесь отнюдь не бедные люди. Но их богатство не кидается в глаза, и не кичится перед гостями своей вычурностью и изощрённостью.
Хотя и гости здесь, надо сказать, люди не простые. Банкиры, чиновники администрации президента, депутаты, представители мира искусства, знаменитый скандальный писатель Герберт Апельсинов, парочка то ли певцов, то ли актёров, судя по одежде. Ну и остальные в том же духе. Удивительно, каким образом такие люди, как Резник, сводят знакомство с подобными экземплярами типа писателя или актёров? Или, скорее, последних пригласила Мила, ну конечно же!
Она поискала взглядом хозяина дома, и безошибочно определила его в чуть полноватом мужчине с небольшой проседью в волосах. А потом, когда его начал поздравлять очередной гость, она убедилась в том, что не ошиблась. Со жгучим, неистребимым любопытством она охватывала взглядом всё до мельчайших деталей: и маленькие хрустальные горки, на которых высились тарелки, бокалы и бутылки, для тех, кто не мог дождаться официанта. И иранские ковры, по которым так приятно ступать. И спокойный колорит огромной гостиной, пылающий за дверцей из огнеупорного стекла камин, и масса огромных красивых напольных ваз, в которых высились шикарные букеты, подаренные имениннику, и специальный широкий стол для подарков, которые были аккуратно сложены на нём.
И множество расставленных по огромному помещению мягких стульев и маленьких диванчиков для гостей, и разбросанных по полу пуфиков.
И большой экран, подвешенный к потолку наподобие тех, которые висят в аэропортах и залах ожиданий, для заскучавших гостей, и высокие колонки с двух сторон гостиной, из которых неслась мягкая, тихая, приятная музыка.
А уж какие запахи населяли это помещение! Куча ароматов, которыми веяло буквально от каждого гостя, заставили хозяев открыть форточки, и в комнате было чуть прохладнее, чем полагается. Зато запахи парфюма были перебиты ароматами кухни, и теперь сильно пахло почему-то свежевыпеченным хлебом. Жанна проводила глазами поднос очередного официанта, и поняла, что, скорее, так пахнут тарталетки с салатом, которые он разносит.
Жанна не отказала себе в удовольствии съесть тост с чёрной икрой и пару сладких шпажек с насаженными на них фруктами в шоколаде.
Она допивала бокал с шампанским, когда увидела Милу, крутившуюся возле Антона. Боже, ну и дура! Ведь любому понятно, что она без ума от этого парня. Кстати, для Милы должно быть сюрпризом появление Жанны, то есть Ирины, на празднике. Это Настя выполнила своё обещание, и привезла на вечер Жанну.
Куда же смотрит Павел? Неужели его не заботит, что жена так откровенно флиртует с его же братом?
Жанна поискала его глазами. Вначале она боялась, что Павел её узнает. Впрочем, она сможет отбиться, ведь и Мила подтвердит, что её зовут Ирой. И всё же опасение было: а вдруг Павлу подскажет сердце, ведь бывает же так с влюблёнными?! Кроме того, даже если он не узнает её, а просто заметит, что она похожа на его якобы погибшую возлюбленную, в таком случае Жанну тоже ожидали бы проблемы. Павел мог бы осаждать её, искать встреч, и неизвестно, долго ли она сама смогла бы водить его за нос. Но, поразмыслив, Жанна решила не отступать от своего плана. Во-первых, она быстро поставит Павла на место. А во-вторых, может, ей повезёт, и среди кучи гостей он не обратит на неё внимания? Во всяком случае, она постарается держаться от него подальше!
Её внимание снова переключилось на Милу и Антона, которых вполне можно было принять за супругов.
Неужели и вправду так действует тот браслет из жемчуга, который она в порыве обиды и жажды мести подарила Миле? Неужели он и впрямь вносит раздоры в её семейную жизнь?
Сейчас, когда прошло время, и она снова превратилась в Жанну, которая оставила в себе от Ирины только небольшой кусочек, а также почерпнула из этого отрезка своего прошлого немалый опыт, то уже сомневалась, что амулеты, которые она делала, действительно способны на волшебство. Скорее, это самовнушение, которое обычно происходит в таких случаях. Это подобно тем экспериментам, которые без конца проводят врачи.
К примеру, дают больному «пустышку», то есть таблетку без начинки, одну оболочку, которая ни на что не влияет, и уверяют, что это — самое современное суперсредство от заболевания этого больного. И тот, счастливый и довольный, без конца глотает эти пустые таблетки и очень быстро выздоравливает.
Скорее всего, подобные вещи происходят и с амулетами. Не только с теми, которые рисовала она, а и с теми, которые на каждом шагу предлагают магические центры, гадалки и колдуньи. Хотя и это совсем не плохо…
Но тогда, когда она рисовала эскизы для таких вещей, она была уверена на сто процентов, что это — действует. Может быть, она как-то заряжала талисманы своей энергией?
Жанна тряхнула головой, стараясь отвлечься от охвативших её воспоминаний, и впервые — после того, как из Ирины превратилась опять в Жанну, подумала, привлекательна ли она. То есть, она знала, что мужчины обычно находят её привлекательной, но будет ли она интересна как женщина для Резника?
Несмотря на кажущуюся простоту одежды и макияжа, ей пришлось провести перед зеркалом почти три часа.
Жанна старалась добиться той естественности мейк-апа, которую постоянно благословляют модные женские журналы. Она инстинктивно чувствовала, как ей надо выглядеть, чтобы заинтересовать такого неординарного человека, как Резник, и стремилась соответствовать этому внезапному видению своего нового облика.
Стараясь по крупицам воссоздать информацию, которую она когда-либо слышала о Резнике от Павла или Милы, Жанна, уже не доверяя собственной памяти, записывала всё на бумажку, впоследствии систематизировала список, и, глядя на каждый пункт, тщательно продумывала свой будущий образ. Тот образ, в котором Резник должен был увидеть её впервые.
Павел, смеясь, рассказывал, как морщится отец при виде ярко накрашенной и вульгарно одетой Настеньки, и Жанна выбрала максимально аскетичное платье и минимум макияжа.
Мила упоминала о том, что свекор просил её не надевать на себя столько побрякушек, потому что блеск от бриллиантов слепит его, и Жанна надела только скромные, но очень дорогие серьги, и одно — единственное колечко.
Ногти она покрыла естественным лаком, почти прозрачным. Духов капнула на себя самую малость, чтобы олигарх не задохнулся в ароматном облаке, стоя возле неё. Жанна даже не стала укладывать волосы в причёску, просто распустила их по плечам и немного завила, чтобы они спускались мягкими естественными локонами. Для Анатолия Максимовича ей пришлось отказаться от парика, и провести утро в парикмахерской, старательно руководя мастерами, перекрашивающими её волосы, которые она не так давно нарастила, и подстригающими их до уровня парика, который носила Жанна. Это на случай, если Мила увидит её. Она ни за что не должна удивиться или задуматься над изменившимся обликом подруги, поэтому Жанна не могла рисковать.
Словом, она старалась выглядеть максимально естественно, так, как, по отзывам окружающих, Анатолию Максимовичу нравится всё настоящее и естественное. Жанна глубоко надеялась, что её надежды оправдаются, и она сможет исполнить всё намеченное.
А потом она заметила в уголке Павла, своего бывшего возлюбленного, отца своей дочери, и замерла. И в очередной раз почувствовала, что всё прошло. Осталась только глубокая нежность и воспоминания. В конце концов, Павел тоже не виноват, что обстоятельства сложились таким образом. И сам он — мягкий и безвольный человек, который всегда полагался на судьбу. Поэтому он и не отказал Миле, настаивающей на свадьбе, поэтому и не стал искать Жанну, оставившую ему странную прощальную записку.
Павел сидел в углу в большом кресле и беспрестанно пил. Во всяком случае, за полчаса, во время которых Жанна обнаружила его, он три раза подзывал официанта — и это при том, что она не всё время смотрела на Павла. Он был небрит, воротник рубашки небрежно сбит в сторону, галстука нет, а пиджак некрасиво болтается на нём, и брюки изрядно помяты. Павел производил жалкое впечатление неуверенного в себе и случайно попавшего на этот праздник человека.
Жанна вдруг почувствовала удивление: как она могла любить такого человека, как Павел? Неужели отец был прав, и они вовсе не пара?
Тогда, ослеплённая и влюблённая, она просто идеализировала его. Трусость и робость она принимала за мягкость и деликатность, слабость характера — за желание ей уступить, мягкотелость и нерешительность — за чуткость и согласие идти на компромисс.
Она, с её твёрдым характером, решительностью и воистину мужским быстрым умом, получила полную противоположность себе. И, как оказалось, это было ошибкой. Ошибкой, которая стоила жизни её отцу.
Жанна вновь перевела взгляд на отца Павла. У него было довольно приятное лицо, усталые глаза, волевой подбородок. Он был одет очень просто, в светло — серый пиджак, белую рубашку и брюки тоном темнее пиджака. Галстука на Анатолии Максимовиче не было, что лишний раз подчёркивало неофициальный характер торжества. Павел был одет практически так же, однако одно и то же одеяние смотрелось по — разному на отце и сыне. Резник — старший выглядел аккуратно и солидно, а младший даже несколько маргинально.
Неизвестно почему, но Жанна искренне заинтересовалась отцом Павлика. Она с удовольствием разглядывала этого человека, который уничтожил её отца, и не чувствовала к нему того, что, казалось бы, должна чувствовать. Ни злости, ни ненависти, ни раздражения — ничего. Она даже не стала обещать себе, что отомстит ему. Нет, напротив, Анатолий Максимович вызывал у неё приятные ощущения, и это было странно.
Она пыталась рассматривать красивых мужчин и роскошных женщин, блеск и спокойное веселье светского общества, но всё равно её глаза постоянно выискивали Резника, и останавливались на нём. Жанна решила, что она уже вжилась в роль, которую должна будет исполнять, и это объяснение пришлось ей по вкусу. И в самом деле, если она решила стать любовницей этого женатого, состоявшегося мужчины, она и сама должна испытывать к нему какие — то чувства, хотя бы и наигранные.
Она всё смотрела и смотрела на него, а потом поймала и его любопытный взгляд, брошенный на неё.
Марина, конечно, не была копией Галины, однако они одинаково одевались — с налётом вульгарности, и одинаково красились — толстым слоем помада, на которую сверху, вдобавок, возложен блеск для губ, объёмные ресницы, крупные завитки волос придавали обеим сходство с куклой.
В другой руке Ковалёв держал свою любимую трубку.
— Ты же собирался бросать курить, — невольно воскликнул Резник.
— Да и ты тоже, — Ковалёв кивнул на сигару в руке друга.
Они засмеялись и обнялись. Марина, переминаясь с ноги на ногу, стояла рядом и шарила глазами по толпе. Она была возбуждена, глаза её блестели, естественный румянец вольготно раскинулся на щеках. Ей ещё никогда не приходилось видеть такое количество знаменитостей на один метр квадратной площади.
Немного поболтав и поздравив друга, Ковалёв испарился.
Резник взял бокал с шампанским с подноса проходящего мимо официанта, и увидел Павлика. Он медленно наливался спиртным в уютном уголке гостиной. Любовь Андреевна, Мила и Антон позировали для очередного фотокорреспондента. Они вообще вели себя и выглядели, словно настоящая, крепкая семья. Резник хмыкнул и вдруг почувствовал на себе взгляд. Он обернулся в поисках источника этого взгляда, но так и не понял, чей он был.
Продолжая принимать подарки, слушая тосты в свою честь от известных политиков, актёров, финансистов, он улыбался, что-то отвечал в ответ, но почему-то чувствовал себя чужим на этом празднике жизни.
Он воспринимал всё происходящее отстранённо, словно это было не его пятидесятилетие. Ему было грустно и тоскливо. Он испытывал непонятную ностальгию, и, когда ему уже стало совсем невмоготу находиться здесь, он решил незаметно ускользнуть. Анатолий Максимович сделал два шага к лифту и вновь почувствовал на себе тот же взгляд, пронизывающий, но не обжигающий. И в этот раз он оперативно отреагировал, моментально обернулся и поймал в фокус виновницу этого взгляда.
Эту молодую женщину он не знал. Она стояла чуть в стороне от всех, тоже держала в руках бокал с шампанским, и в упор смотрела на него. Но её взгляд был жёстким, остро — любопытным, разглядывающим, а не вульгарным.
Её взгляд словно недоумевал: « И что же в тебе такого, Анатолий Максимович, что к тебе припёрлась эта куча именитого народа?»
И ответом его должна была бы стать какая-то оригинальная формулировка, и уж никоим образом не упоминание о «Теллурике».
Он замешкался, разглядывая незнакомку. Мягкие рыжевато — каштановые волосы спускались на обнажённые плечи красивой, мягкой волной, чёрные глаза и тонкий нос с горбинкой выдавали восточное происхождение, азиатские корни. Стройная фигура облачена в простое чёрное платье с небольшим декольте, скорее скрывающим, нежели открывающим не большую и не маленькую грудь любопытным взглядам. Но главное — её глаза. Она искренне заинтересовалась им, и это было приятно Анатолию Максимовичу.
Их взгляды встретились и переплелись. Резник почувствовал что-то вроде удара тока, и усилием воли заставил себя отвернуться и подойти к лифту.
Он поднялся наверх, и прошёл в оранжерею. Ему хотелось увидеть коал, но разговаривать с рыжим Джонни было выше его сил.
Он медленно направился по посыпанной гравием дорожке между чудесными, ароматными растениями, думая о черноглазой красотке. Вернее, красоткой её трудно было назвать. Девушка, конечно, привлекательна, но в ней больше притягательности и харизмы, нежели классической красоты. К тому же она не похожа ни на конфетную Милу, ни на слащаво-приторную Марину. Эта девушка — настоящая личность, это бросалось в глаза и, что греха таить, притягивало Резника.
Резник внезапно остро почувствовал, что она — настоящая, а не как эти лицемерные, якобы эфемерные создания, затянутые в корсеты и пахнущие духами, пудрой и помадой.
Он вдохнул, отгоняя от себя видение очаровательной незнакомки. Только любовного романа ему сейчас не хватало! Эта девушка его зацепила, но и только.
Сзади послышались шаги. Он резко обернулся и удивлённо застыл, вновь поражённый её необычным обликом.
— Извините, — девушка блеснула белозубой улыбкой, — могу я составить вам компанию?
* * *
Марина с детства знала, что быть женщиной — очень хорошо. Женщины могут многого добиться в жизни, если правильно себя вести. Это мать с детства вдалбливала в хорошенькую Маринкину головку. Но, даже если бы она не была такой хорошенькой, девушка всё равно нашла бы способ иметь в этой жизни если не всё, то многое.
Главное — отнюдь не красота, в этом Марина убедилась, глядя на жён —кикимор российских бизнесменов и политиков. Надо правильно себя вести — вот что главное! Правильно и осмотрительно, и дальновидно. А уж красота — это как приятное приложение к содержимому головы. Ей повезло: с её внешностью можно запросто подцепить любого парня. Но Марине не нужен был любой. Она гонялась за более крупной дичью, нежели мелкие доморощенные предприниматели, крохотные фирмочки которых могли в любой момент развалиться.
Она была уверена, что достойна большего. К тому же её возраст пока ещё позволял перебирать мужчинами, отсеивая менее стойкие и дееспособные экземпляры.
Она знала, чего хочет, упорно шла к этому и дождалась. На пути ей встретился Ковалёв, и она быстро ухватилась за него. Он был такой же, как все мужчины, и Марина ловко научилась с ним управляться. Она была нежна и ласкова в постели, интересовалась его делами искренне, старалась, чтобы ему было с ней хорошо, вдобавок ничего у него не требовала, и он клюнул.
Он влюбился, снял для неё квартиру, давал небольшие суммы денег на ведение домашнего хозяйства. Марина терпеливо выжидала, запретив себе просить у него подарки, шубы и деньги на свои личные нужды. Она боялась спугнуть его.
Всё шло, как надо. Она постепенно подводила разговор к женитьбе, вызывая у Ковалёва чувство стыда за его недостойное поведение. Разве такая девушка, как Марина, должна быть содержанкой?
Но оказалось, что, несмотря на своё желание развестись, с разводом у депутата ничего не получилось. Его мерзкая жена решила шантажом оставаться при нём и его квартире, его нынешней должности и кредитоспособности, и Марина понимала, что эту цепкую даму ей никак не выкурить из его жизни. А ждать ещё пару —тройку десятков лет, пока дама состарится и помрёт естественной смертью, совсем не хотелось. Ведь за эти два-три десятка лет и Марина потеряет свой товарный вид. Можно, конечно, надеяться на экзотическую болезнь, которую подцепит жена Ковалёва, либо на несчастный случай. Собственно, этот несчастный случай и являлся по-настоящему только единственным способом избавиться от этой мерзавки.
И Марина решилась. Она и так слишком долго искала своего мужчину, того, который обеспечил бы ей не просто существование, а настоящую жизнь, полную радостей, отдыха, дорогих вещей и беспечности. Она не хотела начинать всё заново. Ведь, чтобы добиться чего-то, приходится поступаться и принципами, и боязнью наказания за грехи.
Марина недолго думала. Она взяла у спящего Ковалёва паспорт и посмотрела его прописку. Узнав о его передвижениях на определённый день, и выяснив, что его не будет дома, по крайней мере, до позднего вечера, девушка собралась навестить его жену. Она хотела добиться от той развода любыми способами. И добилась. Только кто —же знал, что ради Ковалёва ей придётся пойти на такое…
Она содрогнулась, вспомнив, как Галина полетела вниз, неуклюже цепляясь за подоконник, её глаза, страшные, широко распахнутые, объятые ужасом.
А потом Марине пришлось имитировать самоубийство жены депутата, искать тазики и тряпки…
Но ей необходим был этот брак, путёвка в новую жизнь. Бывшая жена Ковалёва не понимала, что Марина способна на всё ради этого, и жестоко за это поплатилась. Девушка с такой хваткой, как у бультерьера, не остановится ни перед чем на своём пути, будь это даже убийство.
Марина встряхнулась, скинула с себя оцепенение, и обворожительно улыбнулась лысому продюсеру, чью сальную физиономию постоянно показывают по телевизору. Ах, если бы ей удалось подцепить кого-то покруче, чем Ковалёв! Если бы тот же продюсер, или вон тот красавчик — актёр, или вон жирный дядька с бриллиантовыми перстнями на всех пальцах, влюбился бы в неё без памяти! Впрочем, кто знает, может, так и будет — впоследствии. Если ей удастся почаще бывать в подобном обществе, она непременно сможет обратить на себя внимание какой-либо важной персоны. И тогда…
Сердце сладко замерло у неё в груди. Но мечтать не было смысла. Находясь в подобной элитной компании, Марине следовало знакомиться и действовать, а не раскисать и не кружиться в розовых мечтах.
Улыбнувшись очередному старому пердуну, и не получив в ответ даже взгляда, она вздохнула. Ну ничего, всё ещё впереди! Ковалёв — это тоже неплохой старт, особенно если учесть, что ей уже пришлось сделать ради того, чтобы он сделал ей предложение. Правда, пока что она его так и не получила, но оно не заставит себя долго ждать, в этом Марина была уверена.
Она смогла освободить депутата от его занудной жёнушки, а уж подстегнуть его сделать брачное предложение ей вовсе ничего не стоит!
Она опомнилась и снова алчно зыркнула на какого-то старичка, шаркающего к пианино. Он от неожиданности даже остановился. Марина победно расплылась в улыбке и поискала взглядом Ковалёва. Видел ли он, как на неё обращают внимание? Понимает ли, какой бриллиант ему достался? И сообразит ли, что ему не следует долго тянуть со свадьбой?
Антон взирал на толпу именитых гостей без всякого интереса. Ещё совсем недавно он был бы в восторге при виде знакомых лиц, мелькающих в журналах и на телевидении. А теперь он, кажется, всё это уже перерос. За такой короткий срок он уже успел сделать огромный скачок, прорыв в карьере и в жизни вообще. Сначала он довольствовался только работой юриста в холдинге Резника, затем понял, каким образом может занять место Павла, а теперь уже метит повыше. Также сначала потерял голову при виде Милы, а теперь уже понимает, что она не единственная женщина на свете, и торопиться с развитием отношений не стоит.
Ему с некоторых пор приходили такие мысли в голову: а что, если бы он был единственным сыном Резника, а не Павел? Не этот жалкий аморфный червяк, который толком даже не сумеет ответить на обиду, а он, Антон? Тогда бы и Любовь Андреевна, и Анатолий Максимович гордились им, да и он сам, уж конечно, жил бы и выглядел получше Павла.
И в то же время Антон понимал, что это только его мечты. Он уже не сын Резника, и никогда не станет им, тем более единственным. Однако же ему очень хотелось добиться того, чего не удалось Павлу. Он прямо из кожи вон лез, чтобы Резник заметил его работу, его рвение и старание, чтобы видел разницу между сыном своей жены и своим сыном. У Антона оставалась надежда, что впоследствии Резник приблизит к себе его, а не Павла, и, может быть, даже сделает его своим помощником, доверенным лицом. Потому что Резнику жилось на данный момент очень тяжело. Антон знал о всех неприятностях, которые свалились на него: об аресте некоторых акционеров, о сроке, который дали невинному Почкарёву, об обыске, проводимом в концерне без всяких санкций. Президент даже не позаботился о том, чтобы подыскать более-менее приличную версию для данных событий, огульно оговорил «Теллурику» и Резника в уклонении от налогов, и на этом успокоился.
Антону, конечно, арест мужа его матери был совсем не с руки. Во всяком случае, не сейчас. Но он надеялся именно на то, что, устав от нападок государства, Резник, у которого с каждым днём становилось всё меньше и меньше друзей и поддержки — на таком уровне поневоле станешь трусом — вскоре поймёт, что Антон способный парень. И сможет довериться ему. А, когда Антон овладеет информацией в полной мере, тогда он сможет правильно её использовать. Так, чтобы в один миг избавиться и от Анатолия Максимовича, и от Павла, одновременно. Он будет жить в доме Резника, о нём станет заботиться мать, так и быть, Антон оставит её при себе, а этой сладкой парочки Резников — старшего и младшего — в доме уже не будет. Они подсядут на долгие-долгие годы, в этом Антон был уверен. Теперь, когда хоть какой-то план появился в его голове, он облегчённо вздохнул. Пока, конечно же, не стоит отталкивать Милу, и с Павлом надо быть любезнее. Ну и, конечно, Резник каждый день должен видеть успехи Антона. Значит, ему надо много работать. Во всяком случае, пока. И, уж естественно, ни о каком отдыхе на Багамах или в Майами и речи быть не может — пока!
Жанна с интересом разглядывала дом Резников. Подумать только, когда-то она вполне могла стать здесь хозяйкой! Ну, почти хозяйкой — женой Павла Резника, и жить в этом прекрасном доме! Дом и впрямь поразил её воображение. Очень большой, но в то же время необыкновенно уютный. Чувствовалось, что в этом доме люди именно живут, а не проводят званые вечера. Жанне неоднократно приходилось бывать в домах богатых людей, и они в большинстве своём напоминали музеи.
— Ой, не садитесь, пожалуйста, — испуганно восклицал хозяин, — это очень дорогое кресло, в нём сидел сам Людовик 14…
Или так:
— Проходите, пожалуйста, в столовую, посмотрите, какой у меня оригинальный гарнитур из красного дерева восемнадцатого века. Правда, мне повезло с покупкой? Нет-нет, дверцы не открывайте, я не использую этой великолепную мебель по назначению! Для этого гарнитур слишком красив…
А в доме Резников все предметы были на своих местах, дышали свободно и жили не своей жизнью, а жизнью хозяев. По крайней мере, в тех комнатах, где Жанна успела побывать, было именно так. Поэтому не возникало никаких сомнений, что и на верхних этажах всё так же стильно и уютненько, со вкусом.
Интересно, кто занимался дизайном дома? Наверное, жена Анатолия Максимовича, мать Павла, её несостоявшаяся свекровь…
Жанна перевела взгляд на эту женщину. Надо сказать, она и представляла её именно такой. Павел правильно описывал мать. Ухоженная, очень стройная, с холёными руками, изумительной причёской, она постоянно держалась возле высокого симпатичного молодого человека. Она без конца хватала его за руки, и улыбалась, нежно глядя ему в глаза. Со стороны и впрямь могло показаться, что это — её молодой любовник. Но Жанна уже поняла, что этот парень и есть тот самый Антон, о котором так много говорила Мила.
Конечно, у парня губа — не дура! Поселиться в роскошном белом особняке, классическом, не похожем на новомодные островерхие домишки из красной черепицы, которые строят себе «новые русские»!
Надо признать, дом Жанне очень понравился. Никаких наворотов, хотя и понятно, что живут здесь отнюдь не бедные люди. Но их богатство не кидается в глаза, и не кичится перед гостями своей вычурностью и изощрённостью.
Хотя и гости здесь, надо сказать, люди не простые. Банкиры, чиновники администрации президента, депутаты, представители мира искусства, знаменитый скандальный писатель Герберт Апельсинов, парочка то ли певцов, то ли актёров, судя по одежде. Ну и остальные в том же духе. Удивительно, каким образом такие люди, как Резник, сводят знакомство с подобными экземплярами типа писателя или актёров? Или, скорее, последних пригласила Мила, ну конечно же!
Она поискала взглядом хозяина дома, и безошибочно определила его в чуть полноватом мужчине с небольшой проседью в волосах. А потом, когда его начал поздравлять очередной гость, она убедилась в том, что не ошиблась. Со жгучим, неистребимым любопытством она охватывала взглядом всё до мельчайших деталей: и маленькие хрустальные горки, на которых высились тарелки, бокалы и бутылки, для тех, кто не мог дождаться официанта. И иранские ковры, по которым так приятно ступать. И спокойный колорит огромной гостиной, пылающий за дверцей из огнеупорного стекла камин, и масса огромных красивых напольных ваз, в которых высились шикарные букеты, подаренные имениннику, и специальный широкий стол для подарков, которые были аккуратно сложены на нём.
И множество расставленных по огромному помещению мягких стульев и маленьких диванчиков для гостей, и разбросанных по полу пуфиков.
И большой экран, подвешенный к потолку наподобие тех, которые висят в аэропортах и залах ожиданий, для заскучавших гостей, и высокие колонки с двух сторон гостиной, из которых неслась мягкая, тихая, приятная музыка.
А уж какие запахи населяли это помещение! Куча ароматов, которыми веяло буквально от каждого гостя, заставили хозяев открыть форточки, и в комнате было чуть прохладнее, чем полагается. Зато запахи парфюма были перебиты ароматами кухни, и теперь сильно пахло почему-то свежевыпеченным хлебом. Жанна проводила глазами поднос очередного официанта, и поняла, что, скорее, так пахнут тарталетки с салатом, которые он разносит.
Жанна не отказала себе в удовольствии съесть тост с чёрной икрой и пару сладких шпажек с насаженными на них фруктами в шоколаде.
Она допивала бокал с шампанским, когда увидела Милу, крутившуюся возле Антона. Боже, ну и дура! Ведь любому понятно, что она без ума от этого парня. Кстати, для Милы должно быть сюрпризом появление Жанны, то есть Ирины, на празднике. Это Настя выполнила своё обещание, и привезла на вечер Жанну.
Куда же смотрит Павел? Неужели его не заботит, что жена так откровенно флиртует с его же братом?
Жанна поискала его глазами. Вначале она боялась, что Павел её узнает. Впрочем, она сможет отбиться, ведь и Мила подтвердит, что её зовут Ирой. И всё же опасение было: а вдруг Павлу подскажет сердце, ведь бывает же так с влюблёнными?! Кроме того, даже если он не узнает её, а просто заметит, что она похожа на его якобы погибшую возлюбленную, в таком случае Жанну тоже ожидали бы проблемы. Павел мог бы осаждать её, искать встреч, и неизвестно, долго ли она сама смогла бы водить его за нос. Но, поразмыслив, Жанна решила не отступать от своего плана. Во-первых, она быстро поставит Павла на место. А во-вторых, может, ей повезёт, и среди кучи гостей он не обратит на неё внимания? Во всяком случае, она постарается держаться от него подальше!
Её внимание снова переключилось на Милу и Антона, которых вполне можно было принять за супругов.
Неужели и вправду так действует тот браслет из жемчуга, который она в порыве обиды и жажды мести подарила Миле? Неужели он и впрямь вносит раздоры в её семейную жизнь?
Сейчас, когда прошло время, и она снова превратилась в Жанну, которая оставила в себе от Ирины только небольшой кусочек, а также почерпнула из этого отрезка своего прошлого немалый опыт, то уже сомневалась, что амулеты, которые она делала, действительно способны на волшебство. Скорее, это самовнушение, которое обычно происходит в таких случаях. Это подобно тем экспериментам, которые без конца проводят врачи.
К примеру, дают больному «пустышку», то есть таблетку без начинки, одну оболочку, которая ни на что не влияет, и уверяют, что это — самое современное суперсредство от заболевания этого больного. И тот, счастливый и довольный, без конца глотает эти пустые таблетки и очень быстро выздоравливает.
Скорее всего, подобные вещи происходят и с амулетами. Не только с теми, которые рисовала она, а и с теми, которые на каждом шагу предлагают магические центры, гадалки и колдуньи. Хотя и это совсем не плохо…
Но тогда, когда она рисовала эскизы для таких вещей, она была уверена на сто процентов, что это — действует. Может быть, она как-то заряжала талисманы своей энергией?
Жанна тряхнула головой, стараясь отвлечься от охвативших её воспоминаний, и впервые — после того, как из Ирины превратилась опять в Жанну, подумала, привлекательна ли она. То есть, она знала, что мужчины обычно находят её привлекательной, но будет ли она интересна как женщина для Резника?
Несмотря на кажущуюся простоту одежды и макияжа, ей пришлось провести перед зеркалом почти три часа.
Жанна старалась добиться той естественности мейк-апа, которую постоянно благословляют модные женские журналы. Она инстинктивно чувствовала, как ей надо выглядеть, чтобы заинтересовать такого неординарного человека, как Резник, и стремилась соответствовать этому внезапному видению своего нового облика.
Стараясь по крупицам воссоздать информацию, которую она когда-либо слышала о Резнике от Павла или Милы, Жанна, уже не доверяя собственной памяти, записывала всё на бумажку, впоследствии систематизировала список, и, глядя на каждый пункт, тщательно продумывала свой будущий образ. Тот образ, в котором Резник должен был увидеть её впервые.
Павел, смеясь, рассказывал, как морщится отец при виде ярко накрашенной и вульгарно одетой Настеньки, и Жанна выбрала максимально аскетичное платье и минимум макияжа.
Мила упоминала о том, что свекор просил её не надевать на себя столько побрякушек, потому что блеск от бриллиантов слепит его, и Жанна надела только скромные, но очень дорогие серьги, и одно — единственное колечко.
Ногти она покрыла естественным лаком, почти прозрачным. Духов капнула на себя самую малость, чтобы олигарх не задохнулся в ароматном облаке, стоя возле неё. Жанна даже не стала укладывать волосы в причёску, просто распустила их по плечам и немного завила, чтобы они спускались мягкими естественными локонами. Для Анатолия Максимовича ей пришлось отказаться от парика, и провести утро в парикмахерской, старательно руководя мастерами, перекрашивающими её волосы, которые она не так давно нарастила, и подстригающими их до уровня парика, который носила Жанна. Это на случай, если Мила увидит её. Она ни за что не должна удивиться или задуматься над изменившимся обликом подруги, поэтому Жанна не могла рисковать.
Словом, она старалась выглядеть максимально естественно, так, как, по отзывам окружающих, Анатолию Максимовичу нравится всё настоящее и естественное. Жанна глубоко надеялась, что её надежды оправдаются, и она сможет исполнить всё намеченное.
А потом она заметила в уголке Павла, своего бывшего возлюбленного, отца своей дочери, и замерла. И в очередной раз почувствовала, что всё прошло. Осталась только глубокая нежность и воспоминания. В конце концов, Павел тоже не виноват, что обстоятельства сложились таким образом. И сам он — мягкий и безвольный человек, который всегда полагался на судьбу. Поэтому он и не отказал Миле, настаивающей на свадьбе, поэтому и не стал искать Жанну, оставившую ему странную прощальную записку.
Павел сидел в углу в большом кресле и беспрестанно пил. Во всяком случае, за полчаса, во время которых Жанна обнаружила его, он три раза подзывал официанта — и это при том, что она не всё время смотрела на Павла. Он был небрит, воротник рубашки небрежно сбит в сторону, галстука нет, а пиджак некрасиво болтается на нём, и брюки изрядно помяты. Павел производил жалкое впечатление неуверенного в себе и случайно попавшего на этот праздник человека.
Жанна вдруг почувствовала удивление: как она могла любить такого человека, как Павел? Неужели отец был прав, и они вовсе не пара?
Тогда, ослеплённая и влюблённая, она просто идеализировала его. Трусость и робость она принимала за мягкость и деликатность, слабость характера — за желание ей уступить, мягкотелость и нерешительность — за чуткость и согласие идти на компромисс.
Она, с её твёрдым характером, решительностью и воистину мужским быстрым умом, получила полную противоположность себе. И, как оказалось, это было ошибкой. Ошибкой, которая стоила жизни её отцу.
Жанна вновь перевела взгляд на отца Павла. У него было довольно приятное лицо, усталые глаза, волевой подбородок. Он был одет очень просто, в светло — серый пиджак, белую рубашку и брюки тоном темнее пиджака. Галстука на Анатолии Максимовиче не было, что лишний раз подчёркивало неофициальный характер торжества. Павел был одет практически так же, однако одно и то же одеяние смотрелось по — разному на отце и сыне. Резник — старший выглядел аккуратно и солидно, а младший даже несколько маргинально.
Неизвестно почему, но Жанна искренне заинтересовалась отцом Павлика. Она с удовольствием разглядывала этого человека, который уничтожил её отца, и не чувствовала к нему того, что, казалось бы, должна чувствовать. Ни злости, ни ненависти, ни раздражения — ничего. Она даже не стала обещать себе, что отомстит ему. Нет, напротив, Анатолий Максимович вызывал у неё приятные ощущения, и это было странно.
Она пыталась рассматривать красивых мужчин и роскошных женщин, блеск и спокойное веселье светского общества, но всё равно её глаза постоянно выискивали Резника, и останавливались на нём. Жанна решила, что она уже вжилась в роль, которую должна будет исполнять, и это объяснение пришлось ей по вкусу. И в самом деле, если она решила стать любовницей этого женатого, состоявшегося мужчины, она и сама должна испытывать к нему какие — то чувства, хотя бы и наигранные.
Она всё смотрела и смотрела на него, а потом поймала и его любопытный взгляд, брошенный на неё.