– Да. Я ее нашла.
У доктора Шоу был скептический вид, но она улыбнулась.
– Спасибо, что привезла ее. Она бы долго не протянула.
Если бы она только знала!
Образ фермера, лежащего на темной от крови земле, снова промелькнул у меня в голове, и я постаралась, чтобы на моем лице этого не отразилось. Я несколько раз поблагодарила маму Ноя, а потом мы двинулись обратно к машине. Шаги Ноя были вдвое шире моих, поэтому он добрался до машины первым и открыл для меня пассажирскую дверцу.
– Спасибо, – сказала я и лишь потом посмотрела на его самодовольное, самоуверенное лицо. – За все.
– Не за что, – ответил он голосом, полным отвратительного торжества. Как и следовало ожидать. – А теперь ты расскажешь, как в действительности нашла эту собаку?
Я отвернулась, избегая его пристального взгляда.
– Ты о чем?
Я надеялась, что он не заметит, что я не могу смотреть ему в глаза.
– Когда я тебя увидел, ты вела Мэйбл на скользящей привязи. Судя по ранам на шее, она просто не могла сидеть на такой привязи. Где ты ее раздобыла?
Угодив в ловушку, я сделала то, что сделал бы любой уважающий себя лжец. Я сменила тему разговора. Мой взгляд упал на одежду Ноя.
– Почему ты всегда выглядишь так, словно только что вылез из кровати?
– Потому что обычно так оно и есть.
То, как Ной приподнял брови, глядя на меня, заставило меня покраснеть.
– Стильно, – сказала я.
Ной запрокинул голову и засмеялся. Пронзительно.
Мне тут же понравился его смех, а потом я мысленно выпорола себя за подобную мысль. Но у глаз его появились морщинки, а улыбка озарила все лицо. Загорелся красный, и Ной, все еще хихикая, убрал руки с руля и полез в карман за куревом. Он придержал руль коленом, вытряхнул сигарету и плавным движением маленькой серебряной зажигалки зажег ее.
Я пыталась не обращать внимания на то, как губы его сложились на сигарете, как он зажал ее между большим и безымянным пальцами и почти благоговейно поднес ко рту.
Этот рот. Курение – плохая привычка, да. Но он шикарно выглядел, когда курил.
– Ненавижу неловкое молчание, – сказал Ной, прервав мои отнюдь не чистые мысли.
Он слегка запрокинул голову, и несколько прядей его торчащих во все стороны вьющихся волос поймали луч солнечного света, проникшего в окно машины.
– Оно заставляет меня нервничать, – продолжал он.
После такого замечания я не могла не возвести очи горе.
– Мне трудно поверить, что тебя хоть что-то заставляет нервничать.
Слова эти были правдивы. Было невозможно себе представить, чтобы Ной испытывал что-нибудь, кроме довольства. И скуки. Скучающий, великолепный, высокомерный, красивый. И я сижу рядом с ним. Близко. Мой пульс ринулся вдогонку за моими мыслями. Затевалась какая-то подлость, несомненно.
– Это так, – продолжал Ной. – А еще я психую без памяти, когда люди на меня смотрят.
– Врешь ты бесстыдно, – сказала я.
В окно врывались звуки Майами.
– В чем? – Ной посмотрел на меня – сама невинность.
– Ты не застенчив.
– Нет?
– Нет, – сощурившись, ответила я. – А притворяясь таковым, выглядишь болваном.
Ной сделал вид, что оскорблен.
– Ты ранила меня до глубины души этой нечестивой характеристикой.
– Передай мне носовые платки.
Ной непринужденно улыбнулся; наша машина рванула вперед.
– Хорошо. Может, «застенчивость» – не то слово. Но я беспокоюсь, когда вокруг слишком много людей. Мне не очень-то нравится привлекать к себе внимание.
Он стал пристально рассматривать меня.
– Это след моего темного и загадочного прошлого.
Было трудно не рассмеяться ему в лицо.
– Да неужели?
Он сделал еще одну длинную затяжку.
– Нет. Просто я был неуклюжим ребенком. Помню, мне было двенадцать или тринадцать, и у всех моих друзей уже были подружки. А я отправлялся спать, чувствуя себя неудачником, желая однажды вырасти и просто вписаться в среду.
– И ты вписался?
– Да. Вписался. Стал сексуальным. Как бы то ни было, я это сделал.
– Что сделал?
– Проснулся однажды утром, пошел в школу – и девочки заметили меня. Вообще-то это порядком нервировало.
– Да ну?
Его искренность застала меня врасплох. Я попыталась не показать виду, что это так.
– Бедный Ной, – сказала я со вздохом.
Ной самодовольно усмехнулся и уставился вперед.
– В конце концов я разобрался, как управиться с этим, но только когда мы сюда переехали. К несчастью.
– Я уверена, что ты прекрасно с этим разобрался.
Он повернулся ко мне и выгнул бровь.
– Здешние девчонки скучны.
Его высокомерие вернулось.
– Мы, американцы, такие неотесанные, – сказала я.
– Не американцы. Просто девчонки здесь, в Кройдене.
Я заметила, что мы уже вернулись на парковку. И припарковались. Когда это произошло?
– Во всяком случае, большинство из них, – закончил Ной.
– Но ты, похоже, справляешься.
– Я и вправду справлялся, но на этой неделе дела пошли особенно хорошо.
Просто ужас. Я медленно покачала головой, даже не потрудившись скрыть улыбку.
– Ты не похожа на других девчонок.
Я фыркнула.
– Серьезно?
А Джейми говорит, что Ной вкрадчивый.
– Серьезно, – ответил он, пропустив мимо ушей мой сарказм.
Или проигнорировав его.
Ной сделал последнюю затяжку, выпустил дым из ноздрей и выкинул в окно остаток раковой палочки.
У меня отвисла челюсть.
– Ты только что намусорил?
– Я вожу «гибрид». Это компенсирует мой поступок.
– Ты просто ужасный человек, – без убеждения сказала я.
– Знаю, – бодро ответил Ной.
Он озорно улыбнулся, протянул руку над моими коленями, чтобы открыть дверцу, и, перегнувшись через меня, мимолетно коснулся моей руки. Потом приоткрыл дверцу, но не отодвинулся. Его лицо было всего в нескольких дюймах от моего, и я видела золотистый отблеск на его вечной щетине. От него пахло сандаловым деревом и океаном, но дымом – лишь слегка. У меня перехватило дыхание.
Когда зазвонил мой мобильник, я подпрыгнула так, что ударилась головой о крышу машины Ноя.
– Какого чер…
Телефон продолжал звонить, не ведая о том, как мне больно. Текст песни «Дорогая мама» Тупака[31], которую Джозеф запрограммировал как мой рингтон, выявила виновника.
– Прости, я должна…
– Подожди, – начал Ной.
Сердце мое неслось галопом, и только отчасти от удивления. Губы Ноя были всего в нескольких дюймах от моего лица, телефон протестовал в моей руке, и я влипла.
15
16
17
У доктора Шоу был скептический вид, но она улыбнулась.
– Спасибо, что привезла ее. Она бы долго не протянула.
Если бы она только знала!
Образ фермера, лежащего на темной от крови земле, снова промелькнул у меня в голове, и я постаралась, чтобы на моем лице этого не отразилось. Я несколько раз поблагодарила маму Ноя, а потом мы двинулись обратно к машине. Шаги Ноя были вдвое шире моих, поэтому он добрался до машины первым и открыл для меня пассажирскую дверцу.
– Спасибо, – сказала я и лишь потом посмотрела на его самодовольное, самоуверенное лицо. – За все.
– Не за что, – ответил он голосом, полным отвратительного торжества. Как и следовало ожидать. – А теперь ты расскажешь, как в действительности нашла эту собаку?
Я отвернулась, избегая его пристального взгляда.
– Ты о чем?
Я надеялась, что он не заметит, что я не могу смотреть ему в глаза.
– Когда я тебя увидел, ты вела Мэйбл на скользящей привязи. Судя по ранам на шее, она просто не могла сидеть на такой привязи. Где ты ее раздобыла?
Угодив в ловушку, я сделала то, что сделал бы любой уважающий себя лжец. Я сменила тему разговора. Мой взгляд упал на одежду Ноя.
– Почему ты всегда выглядишь так, словно только что вылез из кровати?
– Потому что обычно так оно и есть.
То, как Ной приподнял брови, глядя на меня, заставило меня покраснеть.
– Стильно, – сказала я.
Ной запрокинул голову и засмеялся. Пронзительно.
Мне тут же понравился его смех, а потом я мысленно выпорола себя за подобную мысль. Но у глаз его появились морщинки, а улыбка озарила все лицо. Загорелся красный, и Ной, все еще хихикая, убрал руки с руля и полез в карман за куревом. Он придержал руль коленом, вытряхнул сигарету и плавным движением маленькой серебряной зажигалки зажег ее.
Я пыталась не обращать внимания на то, как губы его сложились на сигарете, как он зажал ее между большим и безымянным пальцами и почти благоговейно поднес ко рту.
Этот рот. Курение – плохая привычка, да. Но он шикарно выглядел, когда курил.
– Ненавижу неловкое молчание, – сказал Ной, прервав мои отнюдь не чистые мысли.
Он слегка запрокинул голову, и несколько прядей его торчащих во все стороны вьющихся волос поймали луч солнечного света, проникшего в окно машины.
– Оно заставляет меня нервничать, – продолжал он.
После такого замечания я не могла не возвести очи горе.
– Мне трудно поверить, что тебя хоть что-то заставляет нервничать.
Слова эти были правдивы. Было невозможно себе представить, чтобы Ной испытывал что-нибудь, кроме довольства. И скуки. Скучающий, великолепный, высокомерный, красивый. И я сижу рядом с ним. Близко. Мой пульс ринулся вдогонку за моими мыслями. Затевалась какая-то подлость, несомненно.
– Это так, – продолжал Ной. – А еще я психую без памяти, когда люди на меня смотрят.
– Врешь ты бесстыдно, – сказала я.
В окно врывались звуки Майами.
– В чем? – Ной посмотрел на меня – сама невинность.
– Ты не застенчив.
– Нет?
– Нет, – сощурившись, ответила я. – А притворяясь таковым, выглядишь болваном.
Ной сделал вид, что оскорблен.
– Ты ранила меня до глубины души этой нечестивой характеристикой.
– Передай мне носовые платки.
Ной непринужденно улыбнулся; наша машина рванула вперед.
– Хорошо. Может, «застенчивость» – не то слово. Но я беспокоюсь, когда вокруг слишком много людей. Мне не очень-то нравится привлекать к себе внимание.
Он стал пристально рассматривать меня.
– Это след моего темного и загадочного прошлого.
Было трудно не рассмеяться ему в лицо.
– Да неужели?
Он сделал еще одну длинную затяжку.
– Нет. Просто я был неуклюжим ребенком. Помню, мне было двенадцать или тринадцать, и у всех моих друзей уже были подружки. А я отправлялся спать, чувствуя себя неудачником, желая однажды вырасти и просто вписаться в среду.
– И ты вписался?
– Да. Вписался. Стал сексуальным. Как бы то ни было, я это сделал.
– Что сделал?
– Проснулся однажды утром, пошел в школу – и девочки заметили меня. Вообще-то это порядком нервировало.
– Да ну?
Его искренность застала меня врасплох. Я попыталась не показать виду, что это так.
– Бедный Ной, – сказала я со вздохом.
Ной самодовольно усмехнулся и уставился вперед.
– В конце концов я разобрался, как управиться с этим, но только когда мы сюда переехали. К несчастью.
– Я уверена, что ты прекрасно с этим разобрался.
Он повернулся ко мне и выгнул бровь.
– Здешние девчонки скучны.
Его высокомерие вернулось.
– Мы, американцы, такие неотесанные, – сказала я.
– Не американцы. Просто девчонки здесь, в Кройдене.
Я заметила, что мы уже вернулись на парковку. И припарковались. Когда это произошло?
– Во всяком случае, большинство из них, – закончил Ной.
– Но ты, похоже, справляешься.
– Я и вправду справлялся, но на этой неделе дела пошли особенно хорошо.
Просто ужас. Я медленно покачала головой, даже не потрудившись скрыть улыбку.
– Ты не похожа на других девчонок.
Я фыркнула.
– Серьезно?
А Джейми говорит, что Ной вкрадчивый.
– Серьезно, – ответил он, пропустив мимо ушей мой сарказм.
Или проигнорировав его.
Ной сделал последнюю затяжку, выпустил дым из ноздрей и выкинул в окно остаток раковой палочки.
У меня отвисла челюсть.
– Ты только что намусорил?
– Я вожу «гибрид». Это компенсирует мой поступок.
– Ты просто ужасный человек, – без убеждения сказала я.
– Знаю, – бодро ответил Ной.
Он озорно улыбнулся, протянул руку над моими коленями, чтобы открыть дверцу, и, перегнувшись через меня, мимолетно коснулся моей руки. Потом приоткрыл дверцу, но не отодвинулся. Его лицо было всего в нескольких дюймах от моего, и я видела золотистый отблеск на его вечной щетине. От него пахло сандаловым деревом и океаном, но дымом – лишь слегка. У меня перехватило дыхание.
Когда зазвонил мой мобильник, я подпрыгнула так, что ударилась головой о крышу машины Ноя.
– Какого чер…
Телефон продолжал звонить, не ведая о том, как мне больно. Текст песни «Дорогая мама» Тупака[31], которую Джозеф запрограммировал как мой рингтон, выявила виновника.
– Прости, я должна…
– Подожди, – начал Ной.
Сердце мое неслось галопом, и только отчасти от удивления. Губы Ноя были всего в нескольких дюймах от моего лица, телефон протестовал в моей руке, и я влипла.
15
Собрав в кулак всю свою силу воли, я выбралась из машины и нерешительно помахала Ною, захлопывая дверцу.
Потом я ответила на звонок.
– Алло?
– Мара! Где ты? – раздался отчаянный голос матери.
Я повернула ключ в системе зажигания машины Даниэля и посмотрела на часы. Я сильно опаздывала. Плохо.
– Сейчас еду домой.
Покрышки машины завизжали, когда я развернулась на месте и почти врезалась в черный «Мерседес», припаркованный позади.
– Где ты была? – спросила мама.
Она отсчитывала каждую наносекунду, пока я медлила с ответом, поэтому я сказала правду:
– Я нашла возле школы умирающую от голода собаку. Ей было очень плохо, поэтому мне пришлось отвезти ее к ветеринару.
Началось. Мама некоторое время молчала, потом спросила:
– Где она сейчас?
Какой-то поганец позади меня засигналил, когда я свернула на автомагистраль.
– Где кто?
– Собака, Мара.
– Все еще у ветеринара.
– Каким образом ты за нее заплатила?
– Я не… Одноклассник увидел меня и отвез к своей маме, ветеринару, а та позаботилась о собаке бесплатно.
– Удобно.
Вот оно – раздражение в мамином голосе. Я влипла, влипла по уши. Я не ответила.
– Увидимся, когда приедешь домой, – сказала мама.
Отрывисто.
Я не предвкушала возвращения, но все равно при первой же возможности ударила по педали газа и, как только смогла, помчалась со скоростью почти девяносто, бросая вызов копам – пусть остановят меня. При каждом удобном случае я меняла ряд. Я игнорировала раздражающие гудки. Я заразилась манерой езды, принятой в Майами.
Спустя немного времени я уже заруливала на подъездную дорожку.
Я прокралась в дом как преступница, надеясь проскользнуть в свою комнату незамеченной, но мама примостилась на подлокотнике дивана в пустой гостиной. Она ожидала меня. Моих братьев не было видно и слышно. Чтоб им пусто было.
– Давай поговорим.
Выражение маминого лица было неестественно спокойным. Я приготовилась к ее атаке.
– Ты должна отвечать, когда я звоню. Каждый раз.
– Я не знала, что это ты звонила раньше. Я не узнала номера.
– Это номер моего офиса, Мара. Я велела тебе записать его в телефон, как только мы переехали, и оставила тебе голосовое сообщение.
– У меня не было времени его прослушать. Прости.
Мама подалась вперед; ее глаза изучали мое лицо.
– Там действительно была собака?
Я дерзко уставилась на маму.
– Да.
– Итак, если завтра я позвоню в ветеринарную клинику и спрошу о ней, там все подтвердят?
– Ты мне не доверяешь?
Мама не ответила. Она сидела молча, приподняв брови, ожидая, пока я что-нибудь скажу.
Я скрипнула зубами и ответила:
– Ветеринара зовут доктор Шоу, и ее клиника находится на Майами-Бич, около школы. Точного адреса я не помню.
Выражение лица мамы не изменилось.
Я была сыта этим по горло.
– Я иду в свою комнату.
Я отвернулась, мама позволила мне уйти.
Я захлопнула дверь чуть сильнее, чем требовалось. Оказавшись в своей комнате, я не могла больше откладывать мысли о том, что сегодня произошло. Ной. Мэйбл. Ее хозяин. Его смерть.
Вещи менялись.
На моей коже выступили бусинки пота, хотя я и знала, что вещи не могут меняться из-за меня. Это было невозможно. Я находилась в классе в девять часов утра, когда умер тот деревенщина. Он наверняка умер раньше. Коронер ошибся, сам сказал, что лишь строит догадки.
Вот так-то! Мне просто причудилась беседа с фермером. Тогда мне подумалось, что он слишком бесшумно ко мне подкрался, но он вообще не подкрадывался. Он уже был мертв. Вся наша беседа была еще одной галлюцинацией – такое и вправду случается, учитывая мой посттравматический синдром.
Но все-таки. Сегодняшняя галлюцинация казалась… другой. Она подтверждала, что я еще более безумна, чем допускала. Моя мать трудилась лишь над небольшим нарушением душевного равновесия, а я была совершенно спятившей. Ненормальной. Психически больной.
Присоединившись к семье за обедом, я чувствовала себя невозможно, противоестественно спокойной, как будто во время еды наблюдала за всем со стороны. Я даже сумела быть вежливой с матерью. До известной степени, как ни странно, это утешало, служа подтверждением моего сумасшествия.
Придурок умер до того, как я встретилась с ним нынче утром. Подождите, нет… Я никогда с ним не встречалась. Я придумала всю нашу беседу, чтобы подарить себе чувство власти над ситуацией, в которой ощущала себя бессильной. То были слова моей матери, но они звучали довольно правдиво. После того как меня выпустили из больницы, мама сказала, что я бессильна вернуть Рэчел. Как раз перед тем, как упомянула – стала продвигать идею показать меня психиатру и (или) посадить меня на лекарство, чтобы помочь справиться со случившимся. И, конечно, теперь не в моих силах было покинуть Флориду и вернуться домой. Но тощая, заброшенная, запущенная собака – с такой ситуацией я могла справиться. Значит, вот что случилось. Я на самом деле сошла с ума. Но тогда почему я чувствовала, что в этом есть нечто большее? Нечто, упущенное мною?
Смех матери вернул меня к настоящему. Когда она улыбалась, все ее лицо сияло, и я почувствовала себя виноватой из-за того, что испугала ее. Я решила не рассказывать ей о своем сегодняшнем маленьком приключении; если мама будет наблюдать за мной еще внимательней, она превратится в Око Саурона. А потом претворит в жизнь свои угрозы насчет психотерапии и лекарств. Ни один из этих вариантов меня не привлекал, и, честно говоря, теперь, когда я знала, что именно происходит, я могла с этим справиться.
До тех пор, пока не заснула.
Потом я ответила на звонок.
– Алло?
– Мара! Где ты? – раздался отчаянный голос матери.
Я повернула ключ в системе зажигания машины Даниэля и посмотрела на часы. Я сильно опаздывала. Плохо.
– Сейчас еду домой.
Покрышки машины завизжали, когда я развернулась на месте и почти врезалась в черный «Мерседес», припаркованный позади.
– Где ты была? – спросила мама.
Она отсчитывала каждую наносекунду, пока я медлила с ответом, поэтому я сказала правду:
– Я нашла возле школы умирающую от голода собаку. Ей было очень плохо, поэтому мне пришлось отвезти ее к ветеринару.
Началось. Мама некоторое время молчала, потом спросила:
– Где она сейчас?
Какой-то поганец позади меня засигналил, когда я свернула на автомагистраль.
– Где кто?
– Собака, Мара.
– Все еще у ветеринара.
– Каким образом ты за нее заплатила?
– Я не… Одноклассник увидел меня и отвез к своей маме, ветеринару, а та позаботилась о собаке бесплатно.
– Удобно.
Вот оно – раздражение в мамином голосе. Я влипла, влипла по уши. Я не ответила.
– Увидимся, когда приедешь домой, – сказала мама.
Отрывисто.
Я не предвкушала возвращения, но все равно при первой же возможности ударила по педали газа и, как только смогла, помчалась со скоростью почти девяносто, бросая вызов копам – пусть остановят меня. При каждом удобном случае я меняла ряд. Я игнорировала раздражающие гудки. Я заразилась манерой езды, принятой в Майами.
Спустя немного времени я уже заруливала на подъездную дорожку.
Я прокралась в дом как преступница, надеясь проскользнуть в свою комнату незамеченной, но мама примостилась на подлокотнике дивана в пустой гостиной. Она ожидала меня. Моих братьев не было видно и слышно. Чтоб им пусто было.
– Давай поговорим.
Выражение маминого лица было неестественно спокойным. Я приготовилась к ее атаке.
– Ты должна отвечать, когда я звоню. Каждый раз.
– Я не знала, что это ты звонила раньше. Я не узнала номера.
– Это номер моего офиса, Мара. Я велела тебе записать его в телефон, как только мы переехали, и оставила тебе голосовое сообщение.
– У меня не было времени его прослушать. Прости.
Мама подалась вперед; ее глаза изучали мое лицо.
– Там действительно была собака?
Я дерзко уставилась на маму.
– Да.
– Итак, если завтра я позвоню в ветеринарную клинику и спрошу о ней, там все подтвердят?
– Ты мне не доверяешь?
Мама не ответила. Она сидела молча, приподняв брови, ожидая, пока я что-нибудь скажу.
Я скрипнула зубами и ответила:
– Ветеринара зовут доктор Шоу, и ее клиника находится на Майами-Бич, около школы. Точного адреса я не помню.
Выражение лица мамы не изменилось.
Я была сыта этим по горло.
– Я иду в свою комнату.
Я отвернулась, мама позволила мне уйти.
Я захлопнула дверь чуть сильнее, чем требовалось. Оказавшись в своей комнате, я не могла больше откладывать мысли о том, что сегодня произошло. Ной. Мэйбл. Ее хозяин. Его смерть.
Вещи менялись.
На моей коже выступили бусинки пота, хотя я и знала, что вещи не могут меняться из-за меня. Это было невозможно. Я находилась в классе в девять часов утра, когда умер тот деревенщина. Он наверняка умер раньше. Коронер ошибся, сам сказал, что лишь строит догадки.
Вот так-то! Мне просто причудилась беседа с фермером. Тогда мне подумалось, что он слишком бесшумно ко мне подкрался, но он вообще не подкрадывался. Он уже был мертв. Вся наша беседа была еще одной галлюцинацией – такое и вправду случается, учитывая мой посттравматический синдром.
Но все-таки. Сегодняшняя галлюцинация казалась… другой. Она подтверждала, что я еще более безумна, чем допускала. Моя мать трудилась лишь над небольшим нарушением душевного равновесия, а я была совершенно спятившей. Ненормальной. Психически больной.
Присоединившись к семье за обедом, я чувствовала себя невозможно, противоестественно спокойной, как будто во время еды наблюдала за всем со стороны. Я даже сумела быть вежливой с матерью. До известной степени, как ни странно, это утешало, служа подтверждением моего сумасшествия.
Придурок умер до того, как я встретилась с ним нынче утром. Подождите, нет… Я никогда с ним не встречалась. Я придумала всю нашу беседу, чтобы подарить себе чувство власти над ситуацией, в которой ощущала себя бессильной. То были слова моей матери, но они звучали довольно правдиво. После того как меня выпустили из больницы, мама сказала, что я бессильна вернуть Рэчел. Как раз перед тем, как упомянула – стала продвигать идею показать меня психиатру и (или) посадить меня на лекарство, чтобы помочь справиться со случившимся. И, конечно, теперь не в моих силах было покинуть Флориду и вернуться домой. Но тощая, заброшенная, запущенная собака – с такой ситуацией я могла справиться. Значит, вот что случилось. Я на самом деле сошла с ума. Но тогда почему я чувствовала, что в этом есть нечто большее? Нечто, упущенное мною?
Смех матери вернул меня к настоящему. Когда она улыбалась, все ее лицо сияло, и я почувствовала себя виноватой из-за того, что испугала ее. Я решила не рассказывать ей о своем сегодняшнем маленьком приключении; если мама будет наблюдать за мной еще внимательней, она превратится в Око Саурона. А потом претворит в жизнь свои угрозы насчет психотерапии и лекарств. Ни один из этих вариантов меня не привлекал, и, честно говоря, теперь, когда я знала, что именно происходит, я могла с этим справиться.
До тех пор, пока не заснула.
16
Прежде
Мы свернули на длинную подъездную дорожку, которую охраняли ржавые железные ворота. Над машиной изгибались толстые ветви голых деревьев, поскрипывающих на ветру. Фары освещали лишь тихую дорогу. Несмотря на работающий обогрев салона, я дрожала.
Джуд обхватил меня рукой и включил в машине «Дес кэб». Я посмотрела в окно. Фары осветили машину, до которой оставалось шагов двадцать, машину Клэр – я сразу узнала. Стекла ее были запотевшими, и, когда мы подъехали, Клэр выключила двигатель. Я потянулась к дверце, а Джуд – к моему запястью. Я скрипнула зубами. Я уже нервничала и не собиралась нынче ночью снова давать ему от ворот поворот.
Я попыталась вывернуться.
– Нас ждут.
Он меня не отпустил.
– Ты уверена, что готова?
У Джуда был скептический вид.
– Дьявол, да, – солгала я и улыбнулась, чтобы подчеркнуть свои слова.
– Потому что, если хочешь, мы можем уехать.
Не скажу, что меня не привлекло это предложение. Теплые одеяла обычно побеждают в сражении с полуночными экскурсиями на леденящем холоде.
Но нынче было по-другому. Рэчел с прошлого года умоляла меня это сделать. А теперь, когда на ее стороне была Клэр, моя боязливость могла лишить меня лучшей подруги.
Поэтому вместо того чтобы ответить: «Да»… многозначительно ответить: «Да», я лишь закатила глаза.
– Я ведь сказала, что в игре. Так оно и есть.
– А еще мы могли бы остаться здесь.
Джуд притянул меня к себе, но я повернула голову так, что он поймал губами только мою щеку.
– А ты-то сам не хочешь вернуться? – спросила я так, будто знала ответ.
Джуд раздраженно отодвинулся.
– Я уже это делал. Всего лишь старое здание. Подумаешь.
Он выскочил из машины, и я последовала за ним. Позже он будет злиться, но оно того стоило. Мы с ним встречались всего два месяца, и весь первый месяц он мне действительно нравился. Да и кому бы не понравился? Он был олицетворением всеамериканского идеала. Светлые волосы и зеленые глаза, как у Клэр. Широкие плечи футбольного полузащитника. И он был милым. Приторно-милым. Весь первый месяц.
Но в последнее время? Не так чтобы очень.
Пассажирская дверца машины Клэр хлопнула, и Рэчел побежала, чтобы встретиться со мной; ее темные волосы метались у нее за спиной.
– Мара! Я так рада, что ты приехала. Клэр думала, что ты в последнюю минуту струсишь.
Рэчел меня обняла.
Я посмотрела на Клэр, которая все еще стояла, съежившись, у машины. В ответ на мой взгляд она слегка прищурила глаза. Вид у нее был недружелюбный и разочарованный, она, наверное, надеялась, что я не появлюсь.
Я задрала подбородок.
– И пропущу шанс провести ночь в этой прославленной психушке? Никогда.
Я обняла Рэчел одной рукой и ухмыльнулась ей. Потом многозначительно посмотрела на Клэр.
– Почему вы так долго? – спросила Клэр.
Джуд пожал плечами.
– Мара проспала.
Клэр холодно улыбнулась:
– И почему я не удивляюсь?
Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь противное, но Рэчел взяла меня за руку, которая сильно замерзла за несколько мгновений, проведенных мной вне машины, и заговорила первой:
– Это неважно. Сейчас же она здесь. Это будет очень весело, честное слово.
Я посмотрела на внушительное готическое здание перед нами. Весело. О да.
Джуд подышал на руки и натянул перчатки. Я приготовилась к тому, что нас ждет длинная долбаная ночь. Я могла с этим справиться. Я справлюсь. Клэр потешалась надо мной после дня рождения Рэчел из-за того, что я тогда запсиховала. Я была сыта по горло упоминаниями о случае со спиритической доской. А после сегодняшней ночи мне уже не придется всего этого слышать.
Когда я уставилась на здание, страх проник в мою кровь. Рэчел вытащила из кармана камеру и открыла затвор, потом снова взяла меня за правую руку, а Джуд передвинулся, чтобы взять за левую. И все-таки это не делало то, что мы собирались сотворить, менее ужасающим. Но будь я проклята, если запаникую перед Клэр.
Клэр вытащила из рюкзака свою видеокамеру, прежде чем забросить рюкзак за плечо. Она двинулась к зданию, и Рэчел, последовав за ней, потащила меня с собой.
Мы добрались до полуразвалившейся ограды с несколькими объявлениями «Вход запрещен», приколоченными к обветрившемуся дереву, и я невольно подняла глаза на высящееся над нами зловещее здание, словно сошедшее со страниц поэмы По. Архитектура государственной психиатрической лечебницы «Тамерлан» была грозной, а еще более зловещий вид ей придавал плющ, вьющийся по передней лестнице и широким каменным стенам. Каменный фасад с окнами осыпа́лся, разрушаясь.
Наш план состоял в том, чтобы провести ночь в заброшенном здании и двинуться домой на рассвете. Рэчел и Клэр хотели тщательно исследовать дом, попытаться найти детское крыло и комнаты, где применяли шоковую терапию. Если верить канонической литературе ужасов Рэчел, именно в этих комнатах чаще всего замечались паранормальные явления, и они с Клэр собирались задокументировать наши приключения для потомков. Ура.
Джуд слегка придвинулся ко мне, и я была искренне благодарна за его присутствие. Рэчел и Клэр вскарабкались на гниющий деревянный забор. Потом пришел мой черед. Джуд приподнял меня, но, ухватившись за непрочное дерево, я заколебалась. Несколько слов ободрения – и наконец с его помощью я забралась на забор. Я тяжело приземлилась с другой стороны в кучу шуршащих гниющих листьев.
Проникнуть в здание было легче всего через подвал.
Джуд обхватил меня рукой и включил в машине «Дес кэб». Я посмотрела в окно. Фары осветили машину, до которой оставалось шагов двадцать, машину Клэр – я сразу узнала. Стекла ее были запотевшими, и, когда мы подъехали, Клэр выключила двигатель. Я потянулась к дверце, а Джуд – к моему запястью. Я скрипнула зубами. Я уже нервничала и не собиралась нынче ночью снова давать ему от ворот поворот.
Я попыталась вывернуться.
– Нас ждут.
Он меня не отпустил.
– Ты уверена, что готова?
У Джуда был скептический вид.
– Дьявол, да, – солгала я и улыбнулась, чтобы подчеркнуть свои слова.
– Потому что, если хочешь, мы можем уехать.
Не скажу, что меня не привлекло это предложение. Теплые одеяла обычно побеждают в сражении с полуночными экскурсиями на леденящем холоде.
Но нынче было по-другому. Рэчел с прошлого года умоляла меня это сделать. А теперь, когда на ее стороне была Клэр, моя боязливость могла лишить меня лучшей подруги.
Поэтому вместо того чтобы ответить: «Да»… многозначительно ответить: «Да», я лишь закатила глаза.
– Я ведь сказала, что в игре. Так оно и есть.
– А еще мы могли бы остаться здесь.
Джуд притянул меня к себе, но я повернула голову так, что он поймал губами только мою щеку.
– А ты-то сам не хочешь вернуться? – спросила я так, будто знала ответ.
Джуд раздраженно отодвинулся.
– Я уже это делал. Всего лишь старое здание. Подумаешь.
Он выскочил из машины, и я последовала за ним. Позже он будет злиться, но оно того стоило. Мы с ним встречались всего два месяца, и весь первый месяц он мне действительно нравился. Да и кому бы не понравился? Он был олицетворением всеамериканского идеала. Светлые волосы и зеленые глаза, как у Клэр. Широкие плечи футбольного полузащитника. И он был милым. Приторно-милым. Весь первый месяц.
Но в последнее время? Не так чтобы очень.
Пассажирская дверца машины Клэр хлопнула, и Рэчел побежала, чтобы встретиться со мной; ее темные волосы метались у нее за спиной.
– Мара! Я так рада, что ты приехала. Клэр думала, что ты в последнюю минуту струсишь.
Рэчел меня обняла.
Я посмотрела на Клэр, которая все еще стояла, съежившись, у машины. В ответ на мой взгляд она слегка прищурила глаза. Вид у нее был недружелюбный и разочарованный, она, наверное, надеялась, что я не появлюсь.
Я задрала подбородок.
– И пропущу шанс провести ночь в этой прославленной психушке? Никогда.
Я обняла Рэчел одной рукой и ухмыльнулась ей. Потом многозначительно посмотрела на Клэр.
– Почему вы так долго? – спросила Клэр.
Джуд пожал плечами.
– Мара проспала.
Клэр холодно улыбнулась:
– И почему я не удивляюсь?
Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь противное, но Рэчел взяла меня за руку, которая сильно замерзла за несколько мгновений, проведенных мной вне машины, и заговорила первой:
– Это неважно. Сейчас же она здесь. Это будет очень весело, честное слово.
Я посмотрела на внушительное готическое здание перед нами. Весело. О да.
Джуд подышал на руки и натянул перчатки. Я приготовилась к тому, что нас ждет длинная долбаная ночь. Я могла с этим справиться. Я справлюсь. Клэр потешалась надо мной после дня рождения Рэчел из-за того, что я тогда запсиховала. Я была сыта по горло упоминаниями о случае со спиритической доской. А после сегодняшней ночи мне уже не придется всего этого слышать.
Когда я уставилась на здание, страх проник в мою кровь. Рэчел вытащила из кармана камеру и открыла затвор, потом снова взяла меня за правую руку, а Джуд передвинулся, чтобы взять за левую. И все-таки это не делало то, что мы собирались сотворить, менее ужасающим. Но будь я проклята, если запаникую перед Клэр.
Клэр вытащила из рюкзака свою видеокамеру, прежде чем забросить рюкзак за плечо. Она двинулась к зданию, и Рэчел, последовав за ней, потащила меня с собой.
Мы добрались до полуразвалившейся ограды с несколькими объявлениями «Вход запрещен», приколоченными к обветрившемуся дереву, и я невольно подняла глаза на высящееся над нами зловещее здание, словно сошедшее со страниц поэмы По. Архитектура государственной психиатрической лечебницы «Тамерлан» была грозной, а еще более зловещий вид ей придавал плющ, вьющийся по передней лестнице и широким каменным стенам. Каменный фасад с окнами осыпа́лся, разрушаясь.
Наш план состоял в том, чтобы провести ночь в заброшенном здании и двинуться домой на рассвете. Рэчел и Клэр хотели тщательно исследовать дом, попытаться найти детское крыло и комнаты, где применяли шоковую терапию. Если верить канонической литературе ужасов Рэчел, именно в этих комнатах чаще всего замечались паранормальные явления, и они с Клэр собирались задокументировать наши приключения для потомков. Ура.
Джуд слегка придвинулся ко мне, и я была искренне благодарна за его присутствие. Рэчел и Клэр вскарабкались на гниющий деревянный забор. Потом пришел мой черед. Джуд приподнял меня, но, ухватившись за непрочное дерево, я заколебалась. Несколько слов ободрения – и наконец с его помощью я забралась на забор. Я тяжело приземлилась с другой стороны в кучу шуршащих гниющих листьев.
Проникнуть в здание было легче всего через подвал.
17
Я знала, что Рэчел хотела отправиться в психбольницу. Но до ночи, последовавшей за смертью того куска дерьма, хозяина Мэйбл, я не помнила, почему я согласилась на такое.
В субботу я попыталась приготовиться к тому, что мне приснится еще что-нибудь, что я вспомню еще кусочек – что буду наблюдать за гибелью Рэчел. Дрожа, я заползла под одеяло, и желая, и в то же время не желая снова ее увидеть.
Мне и вправду приснился сон, но тот же самый. И в воскресную ночь – тоже.
То, что я вспоминала, было добрым знаком. Память возвращалась медленно, но все-таки возвращалась. Без психолога и потрясающей разум химии. Он явно был и без того достаточно потрясен.
Я почти радовалась возможности весь уик-энд гадать, как там Мэйбл, и беспокоиться о ней. Хотя я так и не смогла заставить себя попытаться выяснить номер телефона Ноя. Я решила, что спрошу его о собаке на уроке английского в понедельник, но, когда пришла в класс, его там не было.
Вместо того чтобы слушать урок, я бесцельно водила карандашом в блокноте, и мысли мои лениво блуждали где-то далеко, пока мисс Лейб собирала наши домашние задания и обсуждала разницу между трагическими героями и антигероями. Всякий раз, когда учащийся покидал класс или входил в него, мой взгляд устремлялся к двери – я ожидала, что Ной неторопливо войдет перед следующим звонком. Но он так и не пришел.
Когда урок закончился, я посмотрела на свои каракули, закрыла учебник и сунула его в сумку. Нарисованные карандашом устремленные вниз глаза Ноя щурились на меня со страницы блокнота, вокруг них были морщинки смеха. Его большой палец слегка касался нижней губы, рука лениво сложилась в кулак у губ, раздвинувшихся в сияющей улыбке. Он выглядел почти застенчивым, когда смеялся. Его бледный лоб был гладким, ненахмуренным.
У меня все перевернулось в животе. Я открыла предыдущую страницу и с ужасом заметила, что идеально нарисовала элегантный профиль Ноя, от высоких скул до легкой выпуклости на серьезном носу. А еще одной страницей раньше на меня смотрели его глаза, надменные и непостижимые.
Я побоялась дальше листать блокнот. Мне требовалась серьезная помощь.
Сунув альбом в сумку, я украдкой оглянулась через плечо в надежде, что никто ничего не заметил. На полпути к классу математики я почувствовала, как меня легонько постучали по спине. Но, когда я обернулась, поблизости никого не было.
В субботу я попыталась приготовиться к тому, что мне приснится еще что-нибудь, что я вспомню еще кусочек – что буду наблюдать за гибелью Рэчел. Дрожа, я заползла под одеяло, и желая, и в то же время не желая снова ее увидеть.
Мне и вправду приснился сон, но тот же самый. И в воскресную ночь – тоже.
То, что я вспоминала, было добрым знаком. Память возвращалась медленно, но все-таки возвращалась. Без психолога и потрясающей разум химии. Он явно был и без того достаточно потрясен.
Я почти радовалась возможности весь уик-энд гадать, как там Мэйбл, и беспокоиться о ней. Хотя я так и не смогла заставить себя попытаться выяснить номер телефона Ноя. Я решила, что спрошу его о собаке на уроке английского в понедельник, но, когда пришла в класс, его там не было.
Вместо того чтобы слушать урок, я бесцельно водила карандашом в блокноте, и мысли мои лениво блуждали где-то далеко, пока мисс Лейб собирала наши домашние задания и обсуждала разницу между трагическими героями и антигероями. Всякий раз, когда учащийся покидал класс или входил в него, мой взгляд устремлялся к двери – я ожидала, что Ной неторопливо войдет перед следующим звонком. Но он так и не пришел.
Когда урок закончился, я посмотрела на свои каракули, закрыла учебник и сунула его в сумку. Нарисованные карандашом устремленные вниз глаза Ноя щурились на меня со страницы блокнота, вокруг них были морщинки смеха. Его большой палец слегка касался нижней губы, рука лениво сложилась в кулак у губ, раздвинувшихся в сияющей улыбке. Он выглядел почти застенчивым, когда смеялся. Его бледный лоб был гладким, ненахмуренным.
У меня все перевернулось в животе. Я открыла предыдущую страницу и с ужасом заметила, что идеально нарисовала элегантный профиль Ноя, от высоких скул до легкой выпуклости на серьезном носу. А еще одной страницей раньше на меня смотрели его глаза, надменные и непостижимые.
Я побоялась дальше листать блокнот. Мне требовалась серьезная помощь.
Сунув альбом в сумку, я украдкой оглянулась через плечо в надежде, что никто ничего не заметил. На полпути к классу математики я почувствовала, как меня легонько постучали по спине. Но, когда я обернулась, поблизости никого не было.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента