Мисько Павел Андреевич. Земля у нас такая

   - Эй, кончайте! - крикнул я им. - Давайте варить, что есть, а то поздно будет.
   На западе уже сверкали молнии, как будто кто отдергивал в тучах шторки. И вдруг на нос мне капля - шлеп!
   - Полундра! - завопил я.
   Забегали, засуетились. Надо и рыбу чистить, и картошку, и лук. А нож всего один! Я схватил куст лука, побежал к воде. Оборвал все негодное, прополоскал... Хмурец в это время ломал хворост, засовывал во все углы шалаша.
   Гриша сначала нарезал в котелок картофель: мелко, против всяких правил - в ухе картофелины лучше варить целиком. Еще не вскипела вода положил рыбу. Тоже неправильно, рыба успеет развариться, пока будет готова уха. А Гриша бросил в котелок, даже не нарезанный, лук, насыпал перцу, соли, пустил плавать несколько лавровых листиков...
   Не вытерпели, нацепили на заостренные палочки по куску сала, сунули в огонь.
   Сало сделалось прозрачным, потом начало темнеть от копоти, желтеть по краям и подгорать. Где больше припекало, оно плакало мутными слезами. Мы подхватывали капли жира на хлеб - и стонали от разгорающегося аппетита. Вкусно!
   Редкие крупные капли дождя шлепали по воде. К голым спинам как будто прикладывали холодные пятаки - дух занимало!
   Варево закипало медленно.
   - Не жалейте дров! - сказал Чаратун, снял с куста свои и мои штаны, полез в шалаш. - Правильно ноги деда предсказывали...
   Вскоре из шалаша послышались зевки с подвыванием. Мы с Витей зафыркали от смеха.
   - Подождите, еще не так взвоем, если дождь зарядит на сутки.
   Уха уже бурлила, Витя снимал пену, пробовал на вкус.
   - А перца! А соли! Царапнуло в горле, как рашпилем.
   Поднял ухо кверху, прислушался к какому-то густому, равномерному шуму. Вскочил на ноги, посмотрел на запад.
   - Спасайся, кто может! Шквал идет!
   - Огонь спасай! - закричал Чаратун.
   Шалаш затрясся до основания, с него посыпалась труха. Выскочив, Гриша хватился за карман - разорвал до колена. Витя, как кенгуру, запрыгал на пляж - вспомнил про свою одежду...
   Воткнули над костром несколько хворостин покрепче. Я растянул на них, как крышу, свой пиджак. Не успели сунуть под котелок побольше дров, как на остров обрушились тугие струи воды с ветром.
   Вода в протоке кипит, клокочет. Выглядываем из шалаша, как барсуки из поры. Дрожим: укрытие наше оказалось ненадежным, дождь пробивает.
   Ветер крепчает с каждой минутой, безжалостно треплет, причесывает, взлохмачивает и вновь прижимает к земле кусты. Все толще и яростнее струи, как будто бы тысячи брандспойтов взялись поливать нас... Еще порыв ветра - и мой пиджак встрепенулся, как подбитый грач, взмахнул рукавами-крыльями, шлепнулся метрах в двух на песок.
   Костер, ничем не защищенный, зашипел клубком гадюк - умер на глазах...
   - Эх! - выскочил я, схватил котелок и пиджак. Но не пиджак надо было хватать, а хоть одну головешку из костра. Мою оплошность исправил Гриша, схватил несколько дымящихся углей.
   Сколько ни дули на них в шалаше, как ни пытались разжечь сухую траву они потухли.
   Хлебали варево сыроватым, обсасывали рыбьи косточки и подергивали плечами: все чаще прорывались на голову, за воротник ледяные струи воды. Потом по шалашу застучали крупные, как боб, градины.
   Чаратун отдал коробку с последней спичкой Хмурцу. У него карманы посуше. Сам отрезал от лески кусок сантиметров в сорок, попробовал зашить себе карман. Без иголки!
   - Слабаки мы... - вздохнул я. - Партизаны сутки здесь мокли в воде - и ничего. Весной... Вода была - бр-р!
   - Выдержке нам надо учиться да учиться, - не преминул упрекнуть Чаратун.
   Примолкли, задумались...
   Время тянулось медленно, и мне показалось, что дождю уже и конца не будет, что мы на острове чуть ли не год.
   Гриша повернулся, как медведь в логове, и на голову хлынули холодные потоки. Дали тумака в спину - "Осторожнее!".
   - Остров тонет, что ли? Под боком мокро...
   Заспорили: может ли вода в реке подняться так, чтобы затопить остров? Решили, что может, только надо, чтоб ливень лил несколько дней.
   И вдруг на небе словно задвинули заслонку - ливень прекратился. Заморосил дождик-грибосей.
   - Хватит сидеть! - Витя вылез первым, потянулся, разминая руки и ноги. - Сплошной озон, дышите глубже.
   Небо еще покрывали клочья туч, они летели стремительно, опережая друг друга. На западе проступила розовая полоска. Наверное, уже дело к вечеру...
   А впереди целая ночь!
   В Соловьиной долине пробует голос какая-то пташка. Где-то из тростника Комариного Рая доносится нудный шелест-свист. Наверное, ветер нашел себе свистульку и забавляется перед сном...
   - Хлопцы, а лодка где?! - послышался удивленный голос Гриши.
   Он стоял на том месте, где привязывал "баржу" деда Адама, и словно обнюхивал все вокруг себя.
   Мы подбежали к нему. Ветки куста пригнуты к земле, кора с них содрана. Повертели головами туда-сюда - нигде и следа не видно. Обежали остров вокруг - нету!.. Что за глупая шутка? Но кто мог так зло подшутить? Нас трое на острове, и никто во время дождя из шалаша далеко не отлучался.
   В голове - хаос. Пропала чужая лодка! За нее придется потрясти карманами... А кто заплатит? Родители, конечно... У нас за душой и гроша нет. Но не в этом даже дело. Что скажет нам дед Стахей? А как он встретится с Адамом? "Ага! - забасит Адам. - Так ты не для себя просил, дурил мне голову! В третьи руки передал! А я же тебе только доверил!"
   А какой тарарам после этого поднимется дома!..
   И попробуй выбраться отсюда! Голышом разве что, вплавь? Должны переплыть... Неужели мы и в самом деле такие слабаки?
   - Куда, по-вашему, уплыла лодка? - Гриша сел лицом к воде, положил руки на колени, на них - подбородок. Как тогда, на Мелянке...
   - Ну, куда же еще? - я посмотрел на Чаратуна, как на чудака. - Вниз по реке, к деду Стахею, к Студенцу - на запад.
   - Хм... Как сказать!.. Такая баржина, вся на поверхности. А ветер...
   Но Чаратун вдруг согласился со мной. Да, конечно, она все же уплыла вниз по течению. Скорость уменьшилась, это ясно, но все же - вниз!
   Он решительно встал, снял штаны, сорвал майку.
   - Легче будет плыть. Потом берегом побегу, согреюсь. Я думаю, километра через два догоню...
   - Не дури! - я преградил дорогу.
   Витя стал рядом со мной. Его била нервная дрожь.
   Чаратун развел нас в стороны.
   - Не хороните раньше времени... Я упустил лодку, я и поплыву. Да и плаваю я лучше вас. Попробуйте тут опять костер разжечь. Одежду мою подсушите лучше, а то не будет во что одеться...
   Что делать с этим сумасшедшим? Применить силу и не пустить? От нас двоих он бы не увернулся.
   Но мы опять расступились, как тогда на Мелянке. Гриша присел несколько раз, сделал пробежку на месте, как физкультурник, и полез в воду. Шел долго, сколько можно было по отмели, а потом поплыл сажонками.
   Неспокойным был еще Неман, волны накрывали чуть ли не с головой. Гриша, наверное, сразу нахватался воды, - долго кашлял и плевался. Течение несло его, как мяч, беспомощными казались взмахи рук. Гриша плыл к берегу под очень острым углом - берег силы. Вот он перевернулся на спину, отдохнул немного и снова поплыл...
   Голова его - маленькая, как маковое зернышко, - приближалась к повороту реки... А что это черное около него? Неужели всплыл расшатанный корч-утопленник? Впереди он Гриши или рядом?
   - Гриша-а-а! Берегись корча-а-а!!! - закричали мы сколько было сил.
   Но разве он услышит нас? Далеко уже, и против ветра, и в ушах, наверное, вода...
   Черные точки сошлись... Что-то взметнулось в воздух, как рука, взывающая о помощи... Корень корча или рука?
   Корень или рука?..
   Все исчезло за поворотом...
   Витя закрыл руками лицо и бросился к шалашу.
   У меня подкосились ноги - сел на песок...
   РОБИНЗОНЫ ИЗ НАС НЕ ПОЛУЧИЛИСЬ
   Сколько просидел я, скорчившись, на Мысе Мокрых Штанов, не помню. Наверное, долго, потому что затекли руки и ноги, заломило в спине. Стемнело, и ничего нельзя было разглядеть ни на реке, ни под деревьями на берегу.
   На плечо мне легла рука. Я вздрогнул...
   - А-а, ты...
   - Иди, я костер разжег, пиджак подсушил.
   Я еле поднялся, поплелся за Хмурцом.
   Витя потряхивал над огнем Гришиными штанами, я сушил свой пиджак. Над одеждой клубился пар, а может, и дым...
   Потом воткнули хворостины в песок у костра, развесили одежду - пусть сушится...
   Чем же мы поужинаем? О рыбе не хотелось и думать.
   Витя хлопнул ладонью по лбу.
   - Ну и дурачье! А "заячью капусту" зачем рвали? Да я тебе сейчас такое блюдо сварганю - за уши не оттянешь!
   Набрали воды, повесили котелок над костром. Перебрали капусту - пусть варится...
   В моем мешке нашлись еще три картофелины, два ломтя хлеба, куст лука, горсть хлебных крошек, небольшой кусок сала. Я хотел крошки высыпать птицам, но Витя не дал. Подул на них, пересыпал с ладони на ладонь, - бросил в котелок вместо крупы... Очистил и нарезал в суп одну картофелину, "козочку" лука, полкусочка сала.
   - Эх, и важнецкий получится суп! Не выдавай только никому рецепт. Секрет фирмы!
   В Витиных бездонных карманах нашлась еще куриная ножка.
   - Это - Грише... И две картофелины испечем ему... И один ломоть хлеба ему. Нам одного хватит... И сало остальное - ему... Плохо, что соль растаяла, нечем посолить похлебку.
   Все, что отложил он для Гриши, спрятал в вещмешок и швырнул в шалаш подальше от соблазна.
   - Ну и мировецкие щи будут, - сказал он. - У-у-у...
   - Ты говорил суп, а теперь уже щи?
   - Какая разница? Мы название потом придумаем. Главное в нашем блюде вкус!
   Подбадривает Витя и меня и себя, храбрится...
   А может, и правда, незачем ныть раньше времени? Гриша, наверное, уже догнал лодку, гонит сюда...
   Гонит? А чем? Весла-то здесь лежат... Да хоть бы и были они в лодке, что он сделает один против течения? Мы втроем еле доставили эту посудину на остров...
   Но ничего, ничего... Все, конечно, будет хорошо. Приплывет Гриша, подкрепится... Он столько труда вложил, ему и поесть хорошо надо... А мы и так можем просидеть под кустами, как мокрые зайцы...
   Хорошо, что вместе со штанами Гриша нам и ножик оставил...
   Хорошо, что у нас есть костер! Витя не Хмурец, а мудрец... С одной спички разжег... И после дождя! Без костра мы, конечно, закоченели бы до утра.
   А партизаны сутки лежали в воде... Чуть ли не под немецкими автоматами... И неужели никто даже не кашлянул?!
   В кустах и камышах на острове неспокойно - какие-то вздохи, шум. Ветер, наверное, устраивается на ночлег.
   Звезды на небе то покажутся кое-где, то опять исчезнут. А может, это искры от костра?
   Где-то у Заячьей криницы вскрикивает какая-то птица. Может, гроза разрушила ее гнездо, разметала по лесу птенцов? Кричит и кричит однообразно, на одной ноте... От этого крика становится зябко и жутко. Хоть бы один соловей голос подал!..
   Бессоловьиная долина...
   - Ну - все! - Витя быстренько снял котелок. - Налетай!
   Пока я разыскивал свою ложку, он успел подуть на варево и хлебнуть.
   - Вэ-эй! - закричал он диким голосом, дергая руками и ногами. Спасите!
   Я успел схватить котелок: Витя чуть не подфутболил его ногой. Попробовал похлебку и я...
   Судорогой свело челюсти, кольнуло в виски. Глаза полезли на лоб... Ну и кислятина! Ну и чемерица!
   - Дай вылью! - лез ко мне Витя. - Спасу от гибели!
   - Отстань! Говорил, за уши не оттянешь, а теперь выливать.
   - Дай! Не доводи до братоубийства!
   - Патент возьми на изобретение! Лучшее ОВ - отравляющее вещество.
   - Отдай! - лез на меня с кулаками Витя. Варево плеснуло мне на живот.
   - Стой! Рецепт не забудь! Название! "Партизанская бомба" - подойдет?
   Хорошо, что на мне уже был пиджак, иначе ошпарился бы. Пошел к воде отмывать зеленую бурду...
   Витя сидел и одним глазом, как курица, недоверчиво смотрел на котелок. Выливать содержимое он уже не собирался.
   - Давай хоть что-нибудь выловим...
   Уселись около котелка поудобнее, начали вылавливать кусочки картофеля, сала, лука. И все равно больше пяти ложек не смогли проглотить.
   В животе урчало и скрежетало, казалось, там все переворачивается от возмущения. И болело - так нам хотелось есть!..
   - Сила! Аппетит разжигает... - облизал Витя ложку, подхватил крючком котелок и понес выливать.
   - Не лей в Неман - на километр рыбу отравишь!
   Витя плюхнул похлебку в кусты.
   - Давай хоть по кусочку сала кусанем, а? По маленькому!.. - упрашивал я Хмурца.
   - Не дури голову! А утром что будем есть! А Гришу чем накормим?
   Но смилостивился, выгреб из костра одну картофелину, бросил мне. Другую поскреб ножичком и спрятал в мешок.
   Я вздохнул и разломал картофелину пополам.
   Решили не спать, дожидаться Гришу.
   Придумывали себе работу: осматривали удочки, по второму разу сушили одежду. Драили, сменяя друг друга, котелок, рассматривали у костра и вновь терли и споласкивали десятки раз.
   Хмурец сказал, что этому котелку место в музее. И что хорошо было бы открыть такой музей партизанской и воинской славы у нас в школе... Собрать бы сохранившиеся вещи военного времени... Фотокарточки погибших земляков... Хорошо было бы и на острове облазить все уголки, покопаться в песке. Неужели ничего не осталось от пребываний партизан?
   Наконец говорить стало не о чем. Хмурец начал рассказывать "Всадника без головы", да я не захотел слушать. Лучше самому почитать...
   Накрылись одеялами, сели спина к спине.
   Затихли...
   Уснули совсем незаметно.
   Когда около нас послышался говор, хруст валежника под ногами, я еще никак не мог очнуться: думал - все это во сне...
   - Ты уверен, что все телята в загоне? - спрашивал басом знакомый голос.
   "Телята? На острове теля-ята?!"
   - Все! Я пересчитывал... - отвечает второй голос, более тонкий и тоже очень знакомый.
   - А может, какой-нибудь вылез? Перескочил через изгородь - и разгуливает... Мне показалось: возле Немана, за кустами что-то белое мелькнуло.
   - Не может такого быть. Изгородь высокая.
   - И когда плыли - ничего не слышал? Как засто-о-онет что-то жалобно!..
   - Заговариваешься... Водяные только в сказках бывают.
   - Ха-ха, смотри - свернулись, как щенята... И костер почти угас...
   Слышно, как дуют на угли. В глазах светлеет, в лицо припекает. А веки не разлепить - как заклеенные...
   - Гляди, Адам, - весла-то здесь... А мы думали... Что будем делать с этими партизанами? Пусть бы поспали, но простудиться могут, лежа на сыром...
   "Адам? - шевелятся сонные мысли. - Почему здесь Адам?"
   Пересиливаю себя, приподнимаю голову.
   По ту сторону костра сидит на корточках человек. В грубом брезентовом плаще, длинная, как у деда-мороза, седая борода... Шевелит над костром пальцами, греет. Ну, конечно же, - Адам!
   Я сажусь, и в это время за моей спиной слышится сиплый смешок.
   - Трет лапками глаза, трет...
   Оглядываюсь - дед Стахей!
   - Гриша приехал?
   - Нету Гриши... - почему-то вздыхает Стахей Иванович. - Собирайтесь, поедем в лагерь.
   - Утону-ул?!
   Проснулся и сел Хмурец.
   - Тьфу, тьфу! Против ночи такое скажешь... Около телят остался Гриша, ушицу варит. А мы за вами приехали.
   - Здравствуйте вам... - окончательно проснулся Хмурец и кивнул деду Адаму.
   - Здорово, коли не шутишь... - насмешливо посмотрел на него старик, потер руки. - Ну что, герои, собирайтесь!
   Витя забрал из шалаша мешок, Гришину одежду, понес в лодку.
   - А-а-а!!! - вдруг послышался его дикий крик.
   Смотрим - мчится от лодки во всю прыть, только штаны в руке трепыхаются.
   На корме лодки стояло белое привидение!
   - У-ю-ю... Уб-бу-бу... - бормотало привидение и раскачивалось из стороны в сторону.
   - Свят! Свят! Свят! - закрестился дед Стахей.
   Дед Адам медленно, будто делал физкультурное упражнение, подымался с корточек и шептал:
   - Неужели она?! Ну и шельма-девка! Ну и шельма...
   Витя забежал по ту сторону костра, повернулся лицом к привидению. Глаза вытаращил еще больше, чем тогда, на химкомбинате, когда смотрел с тринадцатого этажа. Да еще рот разинул, и по горлу кадык перекатывается, словно глотает что-то, да не может сглотнуть...
   Привидение шло от лодки к костру. У меня запершило в горле, я готов был закричать: "Ма-ама!"
   - Ей-богу, Людка, шельма! - уже уверенно сказал дед Адам и грозно подбоченился. - Ну, скажу Юрке, пусть спустит шкуру... Горит на ней шкура, ой горит!
   Я побежал навстречу "привидению".
   Людка! Та самая, что прибегала к стаду, когда я пас Адамовых телят... Идет, кулачки под подбородком, "бу-бу-бу!" - трясется.
   Веду ее к костру...
   - О, боже мой, боже... А дитятко мое! - засуетился дед Стахей.
   - Бу-бу-бу-бу... Эт-то такой П-партизанский о-остров? - Люда тряслась и пыталась выжать подол платья.
   - Что ты там крутишь без толку! - закричал на внучку дед Адам. - Оно все мокрое и грязное!
   - А я разве з-знала, что в лодке, в б-багажнике в-вода?
   - Ну и детки пошли! Не дай бог... - не унимался дед Адам.
   - Не греши... Хорошие у тебя внуки. И сын, Юрка, добрый хлопец, сказал дед Стахей.
   - Ты... это... Сбрось мокрое... - я дергаю Люду за платье. - Хмурец, дай ей Гришкины штаны и ватник!
   Витя все еще настороженно подошел к ней, протянул одежду.
   Люда отошла в кусты переодеваться.
   Витя вдруг ожил, побежал к реке, зачерпнул котелком воды, повесил над костром. Подбросил побольше дров.
   - Как это ты ухитрилась вышмыгнуть из дома? - наступал дед Адам на внучку.
   - Подумаешь - важность! Паромщик прибежал к нам, когда лодку нашу выловил, все начали ойкать: "Ой, Стахей! Где Стахей?" Про меня и забыли. А мне интересно стало, как вы будете деда спасать... Да вы же меня видели!
   - Когда? - у Адама вздрагивают лохматые брови, он подозрительно смотрит на Люду.
   - А тогда, когда к телячьему лагерю приставали! Я вылазила из багажника, подслушивала, о чем вы разговариваете...
   - Черт тебя плешивый видел, а не мы.
   - Тогда еще Гриша голый вылез, а вы перепугались.
   - Кто перепугался? Мы?! Да ты знаешь, как мы фрицев с твоим дедом... Исключительно за храбрость нас уважали! Благодарность за благодарностью от командования сыпались! - Стахей Иванович, присев у костра, подкладывал под котелок головешки.
   - А я думала - перепугались, когда голого Гришу увидели: прыгнули за шалаш и давай креститься!
   - Кхм... Гм!.. - закашлялся дед Стахей. - Смотри ты, уже и вода закипает... Бери вот, попей горяченького... А то еще простудишься...
   Зашитые кое-как леской штаны Чаратуна Люде велики - Гаврош, да и только! Закуталась в ватник по самый нос, сопит, жует что-то. Витя и о Грише забыл - угощает Адамову внучку теми припасами, что оставлял Чаратуну.
   А та жалуется, показывает Хмурцу палец - синий, под ногтем набежало крови.
   - Я сунула руку под крышку, щель себе сделала, чтоб дышалось легче... А дед ка-ак сел сверху! - она трясет пальцем, дует на ноготь.
   У Хмурца горят от восхищения глаза...
   Чтобы не смотреть на еду, направляюсь к дедам. Те стоят уже у самой воды, глядят на протоку.
   - Это здесь ты переправлял партизан? - спрашивает Адам.
   - Здесь... Вон из того ельничка сюда... Моложе тогда вдвое был... Если бы сейчас кто-нибудь приказал одиннадцать раз переплыть рукав с таким грузом, сказал бы: хоть убейте на месте, не смогу! А тогда само получилось...
   - Гм... Если б тогда хоть один немец додумался сюда заглянуть, всех бы побрали, как цыплят...
   - И не говори... А что было делать? По одному патрону оставалось... А без патронов что винтовка, что карабин - хуже кочерги... Вот сын твой, Юрась, это верно - геройский хлопец! Три километра плыл вниз по Неману, а потом ко мне пробрался. Раненый! А у нас полная деревня немцев... И ни одной лодки! Перевязал его - и к вам, в Студенец, среди ночи. Лодку искать. А что было делать, скажи? - повторил Стахей свой вопрос. - Плохо могло у партизан все кончиться...
   - Повезло вам... Ты просто счастливый человек, Стахей!
   - Да-а-а-а... счастливый! Куда больше...
   Согнувшись, сразу постарев еще лет на десять, Стахей Иванович пошел к лодке. Нечего ему было там делать, но дед долго ковырялся, не выходил к свету.
   Витя с Людой взяли вещмешок, котелок, удочки. Хмурец вел Люду за руку к лодке, как маленькую. Я проверил, не забыли ли чего, забрал одеяла и весла, пошел вслед за ними.
   Адам бросил в костер остатки дров, постоял немного, задумчиво глядя на огонь. Отблески костра играли на его лице красными бликами...
   ...Лодку несло по течению быстро. Изредка то один дед, то второй взмахивали веслами, направляли ее в нужном направлении. Огненная точка на острове видна была, пока мы не спрятались за поворотом.
   До свидания, Партизанский остров! В этом году уже некогда будет сюда заглянуть. А на следующее лето - обязательно. Пройдемся и по местам боев с немцами, разыщем бывший лагерь партизан в Принеманской пуще, подземный партизанский госпиталь. Его тоже не могли найти немцы, и раненые партизаны благополучно пережили блокаду... Кто мне об этом рассказывал? Отец рассказывал...
   О своих планах-мечтах я не говорю даже Хмурцу...
   Лодка шуршит днищем по песку. Дед Стахей вылезает первым и пробует подтащить ее еще выше.
   Старики остаются внизу поговорить, а мы карабкаемся на кручу по знакомому, размытому дождем склону. Витя тащит Люду на буксире, не выпускает ее руки из своей. Боится, чтоб не удрала...
   - А где же Гриша? - осматриваюсь по сторонам.
   Светло только возле костра, а вокруг почти непроглядная темень. Почему не бежит Гриша нам навстречу?
   Заползаю на коленках в шалаш, ощупываю. Нет его, не спит... И тревожно заныло в груди...
   - Гриша! - закричал я в одну сторону, в другую. Потом орали вдвоем с Витей... Тишина, только слышно, как устало вздыхают телята.
   - Чего глотку дерете? - вдруг выступает из темноты Чаратун, бросает охапку хвороста. Одет он смешно - ватник деда Стахея, а ниже - голые, в царапинах коленки. - Давайте быстрее штаны, а то комары заедают.
   И вдруг осекся, увидев свои штаны на Люде.
   - А эт-то еще что за чучело гороховое? Вы в Немане его выловили или где?
   - В Немане! - улыбается во весь рот Хмурец, шмыгает носом.
   Люда решительно - раз! раз! раз! - сорвала с себя и швырнула ему штаны.
   - На! Сам ты чучело!
   Гриша поймал штаны.
   - И пошутить нельзя!
   - А это - тоже его? - расстегнула она ватник.
   - Майка - его, а ватник мой... - успокаивает Хмурец. Люда, отбежав в сторону, приседает, быстренько снимает майку и тут же закутывается в ватник.
   - На! - подбегает она к костру, швыряет через него майку. Но бросила неудачно - прямо в огонь! Мгновение - и майка почернела, вспыхнула...
   Гриша подцепил на валежину обгоревшие лохмотья, помахал ими, разбрасывая искры.
   - Вот ч-чучело... - смущенно и растерянно пробормотал он.
   - Откуплю, не плачь. А ватник тебе принесу... - уже к Хмурцу обратилась Люда. - Где ты живешь?
   Витя вел ее к лодке и на ходу объяснял, как найти его дом в Грабовке.
   - Уху я уже два раза подогревал... Наверное, остыла.
   Гриша говорит это громким голосом, как будто хочет побороть в себе смущение. Идет к шалашу, оттуда слышится шорох. Приносит к костру сверток, развертывает - в нем чугунок с крышкой.
   - Остыла... Поставлю еще раз.
   Адам, слышно, постукивает веслом о лодку.
   - Ты скоро, Люда? - зовет он.
   - Бегу-у-у! - прыгает с кручи вниз Люда.
   Слышен голос деда Стахея:
   - И зачем переть на рожон! Скоро утро... Похлебали бы ушицы, погомонили. Утром ехать совсем другое дело, не то что теперь, ощупью.
   - Не могу, я тебе уже сказал. И так Юрка места себе не находит из-за этой сумасшедшей.
   Две серые фигуры сходятся поближе - не то обнимаются, не то обмениваются на прощание тумаками.
   - Стой там, я оттолкну! - голос деда Стахея.
   Всплеск... Контуры лодки словно тают, как только она отходит от берега.
   Пыхтит, с трудом взбирается на кручу дед Стахей.
   - Ну, голуби... Подкрепимся... немного... - голос его прерывается.
   Усаживаемся вокруг чугунка. Хорошо, что у нас свои ложки!
   Уха душистая, густая, нет, правда, в целости ни одной рыбки. Но вкус отменный! Молотим в четыре цепа...
   Потом приступаем к чаю - вскипятил Гриша в нашем котелке воды, подкрасил хлебной корочкой. Прихлебываем вприкуску с рафинадом - уничтожаем запасы деда Стахея... По очереди, из одной кружки. После нас долго, с наслаждением пьет Стахей Иванович. Покашляет, разгладит пальцем короткие усы и опять чмокает, дует, вздыхает...
   Разморенный от такой благодати, Хмурец клюет носом. А мне спать не хочется. Я лежу на одеяле у костра и смотрю, как кружатся, пропадают в густой черноте рои огненных пчел.
   У Гриши и Стахея во всем молчаливое согласие. Хлопец хозяйничает у костра, убирает после еды, несет что-то к шалашу. И когда они успели так подружиться? Наверное, в прошлую ночь, когда вместе воевали с ревматизмом и комарами...
   - Стахей Иванович, у меня все не идет из головы... - садится наконец у костра Чаратун. - Если человек ранит другого или убивает, то он преступник, его судят... Так что - тогда вашего брата тоже судили? Когда вам косой по ногам шарахнул...
   - Да нет, внучек... Что ты, не приведи господь! Как это можно родного брата засадить в тюрьму? Никуда я не жаловался... - Стахей Иванович с натугой переломил о коленку валежину. - Правда, когда я еще хлопцем был, в Черном Камне жил, за Неманом... Деревня так называется - Черный Камень... Тогда два соседа судились за землю. А в польском суде одни обдиралы сидели... Пока всех денег не выманили, обоих водили за нос. Все распродали: коров, лошадей, землю... Каждый старался дать взятку побольше, чтоб на свою сторону судей склонить... Оба торбы нацепили, пошли куски собирать... Вот до чего суды довели! А я, чтоб не было больше ссор, продал свою долю отцовского надела Альбину, брату, значит, и сюда, в Грабовку переехал, в примаки пристал.