Страница:
Таким образом, ключ к возможной неадминистративной стабилизации потребительского рынка находится у денежных властей: если и как только удастся стабилизировать курс рубля или хотя бы темпы его девальвации, тем самым удастся наладить механизм поступления импортных и российских товаров на оскудевшие рынки.
Если же девальвация окажется достаточно глубокой (2 и более раз), наиболее вероятен административный вариант защиты потребительского рынка с восстановлением централизованного импорта и централизованных закупок государством товаров на внутреннем рынке. А это уже включает далеко идущие механизмы самоформирования НМЭ: начиная от восстановления монополий внешней торговли и валютно-финансовых операций, заканчивая национализацией ключевых производителей, поставляющих продукцию на потребительские рынки.
1.5.3. Меры по стабилизации рынков производственных ресурсов
Дестабилизация не ограничится потребительским рынком, она быстро перекинется на ряд других, связанных межотраслевой цепочкой товарно-ресурсных рынков, вплоть до регионально сегментированных рынков рабочей силы. Эта цепная реакция распада рынков уже хорошо обкатана на примере неплатежей, которые представляют собой как бы микроэкономическую "репетицию" пришествия НМЭ.
Спираль монетарной инфляции, запущенная девальвацией рубля, раскручивается гораздо быстрее, чем традиционная спираль инфляции издержек: разрушительные последствия "ценового шока" 1992 года сказались через несколько недель после его начала и преодолевались несколько лет.
Конечно, потенциал девальвации ("инфляционный навес"), сложившийся в 1991 году в результате неконтролируемой эмиссии и полного "проедания" сбережений населения в Сбербанке (свыше 300 млрд. "старых" рублей) в 5-10 раз выше, чем нынешний потенциал, поскольку лишь 1/5 часть сбережений нынче население инвестировало через тот же Сбербанк в пирамиду ГКО (или около 100 млрд. "новых" рублей), однако и потенциал 1998 г. способен "раскрутить" не менее чем годовую спираль инфляции и окончательно "вымыть" из хозяйственного оборота те 20% расчетов "живыми деньгами", которые там остались после "либеральной семилетки".
Вместе с тем, девальвация "разрубает узел" накопленных неплатежей: взаимные долги предприятий и их долги государству обесцениваются.
В этих условиях, без продуманных и активных государственных мер по стабилизации рынков, предприятия окончательно перейдут на 100%-бартерные схемы, что еще более обострит проблему задолженности предприятий перед бюджетом и своим персоналом. Государство будет вынуждено восстановить прямой административный порядок изъятия части созданного предприятиями продукта в свой доход, включая деприватизацию собственности и управления.
Неэффективность пути прямой реставрации "административно-командной системы" с ее подсистемами страха, идеологии и т.п. очевидна не только либерально ориентированным "западникам", но и многим "крепким хозяйственникам" из недр советской системы.
В экономическом плане эта неэффективность выражается в формировании сверхутяжеленной ("самоедской") экономики, в которой 3/4 воспроизводства занимает подразделение "А" - "производство средств производства" (а в последнем 80% занимает А1 - "производство средств производства для производства средств производства"). Такая экономика в принципе замкнута на искусственно созданный спрос (госбюджет), а не на платежеспособный спрос конечных потребителей (домашних хозяйств), что предполагает значительные масштабы изъятия сбережений в инвестиции государства.
Есть ли альтернативный, более "мягкий" вариант стабилизации производственных рынков и обеспечения доходной базы бюджета в рамках НМЭ, с последующим восстановлением оборотных средств предприятий?
Такой вариант есть, его возможность заложена в нынешней системе "перекрестного субсидирования": фактически все внутреннее потребление энергоресурсов, которое не оплачивается (производством) или оплачивается ниже себестоимости (населением) субсидируется экспортной выручкой от продаж в "дальнее зарубежье" ("ближнее" тоже субсидируется).
Если "ядру" НМЭ удастся, в целях стратегической стабильности и своих собственных частных интересах самосохранения (поскольку ядро административно-командной системы - партгосаппарат, а не группа компаний), сохранить стабильность энергоснабжения и относительную плавность повышения цен на базовые сырьевые продукты, возможна постепенная стабилизация смежных производственных рынков по типу стабилизации 1992-94 гг.
Если сверхприбыль, полученная от экспорта в условиях девальвации рубля, в этот раз пойдет не только на оффшорные счета и потребление узкой группы лиц, но и послужит властно-государственническим целям руководителей "ядра", есть шанс, что стабилизация производственных рынков произойдет без тотальной национализации и регламентации производства, распределения и потребления.
Такая модель означает попытку выравнивания стратегической диспропорции 1992-98 гг. между сбережениями и инвестициями за счет переноса основной массы сбережений в контролируемую "ядром" экспортную сферу (изъятие значительной части национального дохода через монопольные ренты) и направление этих инвестиций на "ядерные" проекты, замкнутые на внешний и внутренний платежеспособный спрос.
Однако наиболее фундаментальные, долгосрочные диспропорции сложились на базовом рынке - рынке труда, дестабилизация которого произошла уже в рамках режима 1992-98 гг. и который наиболее пострадает и в ходе открытой фазы долгового кризиса государства.
1.5.4. Стабилизационные меры на рынках труда
Перечислим "зреющие", уже вполне подготовленные существующим режимом, меры по стабилизации (канализации в дозволенных рамках) трудовой активности в условиях перехода к НМЭ:
- восстановление жесткого (патерналистского) микроэкономического порядка на предприятиях, встраиваемых в проядерные структуры, постепенное восстановление старого социального порядка в городах и регионах с преобладанием таких предприятий;
- формирование доморощенной масс-культуры (информационной индустрии) как средства наиболее дешевой интеграции страны и контроля позитивного психологического фона, а также как компенсаторного механизма "оцвечивания" серой окружающей действительности;
- активная пропаганда своего порядка и своего "социального мира" со стороны крупнейших структур (например, Газпром, Москва) в целях распространения позитивных трудовых ценностей патерналистского происхождения;
- прямое нормирование потребления в условиях невыплаты зарплат (выдача различного вида талонов, карточек и проч.);
- закрытие стихийно возникших в период 1989-93 гг., не санкционированных начальством "социальных лифтов" (т.е. возможностей сделать быструю карьеру вне и помимо государственных и крупных корпоративных структур);
- восстановление старых заброшенных "лифтовых шахт" в здании административного аппарата, копирование крупными корпорациями номенклатурных правил кадрового отбора (превалирование принципа личной преданности над принципом профкомпетентности).
При переходе к НМЭ, в результате дестабилизации потребительского рынка и вымывания импорта, раздражающее большинство население изобилие витрин сменится на уравнительное состояние скудного отечественного ассортимента.
Степень рационирования потребления зависит от глубины девальвации рубля и оскудения оборотных средств торговли. Ограничение потребления элиты, вероятно, будет означать прежде всего резкое сокращение количества членов элиты и не примет форму спецраспределителей, поскольку частичное сохранение легальной частной собственности (в рамках "ядра") позволит сохранить сектор магазинов, торгующих импортом по мировым ценам.
На переходном этапе государство будет вынуждено прибегнуть и к ограниченной кредитной эмиссии для текущего финансирования выплат зарплат и пенсий. Однако устойчивость НМЭ, предотвращение ее скатывания в спираль гиперинфляции зависит от мобилизации тех стратегических резервов, которые не смогли быть окончательно приватизированы или проедены в рамках десятилетия ухода государства из экономики ("либеральной революции").
1.6. ПУТИ МОБИЛИЗАЦИИ СТРАТЕГИЧЕСКИХ РЕЗЕРВОВ НМЭ
1.6.1. Смена режимов природопользования
Можно выделить следующие, сформированные в России в последнее десятилетие, режимы природопользования:
1. Использование природных ресурсов "по факту" (преобладающая модель), означающая практическую приватизацию ресурсного потенциала месторождения вместе с основными фондами добывающей компании.
Фактическое пользование месторождениями закреплено лицензиями, которые в данном случае не распределяются по конкурсу и не приносят государству доход. Регулирующее влияние государства может осуществляться через систему дифференциации акцизов в зависимости от запасов и удельных затрат. Однако индивидуальные акцизы несут риски сокрытия запасов и завышения издержек добычи, не стимулируют конкуренцию и создают нестабильность правил игры.
Более предпочтительным вариантом учета природного потенциала была бы (в данной модели природопользования) одновременная приватизация запасов вместе с приватизацией добывающей компании.
К сожалению, этот путь для государства применительно к большинству компаний уже закрыт, поскольку они приватизированы не по рыночной цене, без учета не только ресурсного потенциала, но и текущих активов.
Такое нераздельное единство запасов и добычи противоречит разделяемой всем миром правовой основе природопользования и национального суверенитета признанию государственной собственности на еще не добытые полезные ископаемые в недрах.
В собственность добывающей компании сырье переходит только после факта его добычи и урегулирования отношений с собственником (государством) посредством уплаты акциза или передачи части продукции в натуральной форме (в режиме соглашений о разделе продукции). Лишь для разведанных за счет добывающей компании месторождений может применяться постановка месторождения на баланс компании, однако и в этом случае природопользователь не получает права собственности на разведанные запасы, а становится арендатором (концессионером).
В связи с тем, что подавляющее число месторождений, доставшихся добывающим компаниям "в наследство", были разведаны государством и на государственные средства, которые не были возвращены компаниями в казну, принятый превалирующий режим природопользования "по факту" не может быть признан соответствующим законодательству, что усиливает зависимость компаний от их патронов во всех ветвях власти, включая судебную и информационную (как описано выше, это - основа уходящего в небытие либерализационного режима, "условная собственность").
2. Арендный режим природопользования - реальное отделение месторождения от добывающей компании и выдача последней лицензии на право добычи на определенный период. Лицензии должны при таком подходе предоставляться на конкурсной основе по максимальной цене.
Данная модель основана на разделении добычи и геологоразведки и рассчитана на уже полностью разведанные месторождения. В условиях жесткого бюджетного кризиса у государства нет средств на геологоразведку, поэтому ею занимаются компании, которые претендуют на включение разведанных запасов в свой собственный потенциал.
Методика расчета стартовой (минимальной) цены лицензии должна быть основана на принципе арендной платы: количество лет использования умножается на годовую ставку аренды, которая зависит от разведанных запасов, возможной интенсивности и сложности добычи, качества сырья.
Подобный подход применим не только в области нефтегазодобычи, но и в других сферах пользования природными (ограниченными или невозобновляемыми) ресурсами недр, воздушного, водного и наземного пространства: при выдаче лицензий на вырубку леса, добычу рыбы, использование телерадиочастот и т.д.
Разовая выдача лицензии несет в себе риск недооценки запасов месторождения (ресурса), поэтому срок лицензии должен быть, с одной стороны, достаточен для того, чтобы добывающая компания могла окупить стоимость лицензии и первоначальные капитальные затраты, а с другой стороны, стоимость лицензии (как форма арендной платы за месторождение) могла быть пересмотрена в соответствии с изменившимися общими и рыночными параметрами объекта.
Из 10,5 тыс. лицензий, выданных в 1994-96 гг. Министерством природных ресурсов, по конкурсу распределено лишь 228 или 2,2 %.
Это значит, что первая (неконкурентная) модель природопользования абсолютно преобладает и экспортеры сумели подчинить своему контролю самые значительные долгосрочные государственные активы.
3. Третий режим, соглашения о разделе продукции (СРП), предусматривает, что инвестор передает часть добытого сырья государству (в натуре). Этот режим не исключает инвестиционные и финансовые риски: неполное освоение месторождения, изменение мировых цен на сырье и др.
Преимущества режима СРП - закрепление правил игры на значительный период, лучшая прогнозируемость топливно-энергетического баланса, освоение месторождений, требующих значительных разовых затрат. Фактически этот режим - натуральная форма арендных отношений и он может быть шагом вперед по сравнению с режимом природопользования "по факту", при условии соблюдения всех отмеченных выше требований.
4. Четвертый распространенный в мире режим природопользования - закрепление наиболее значительных месторождений за государственными компаниями с последующим привлечением партнеров к их разработке (и это не только страны ОПЕК, но и, например, Норвегия) - из-за слабости государства в России пока даже не рассматривается.
Политика любой страны в области природопользования (использование или консервация месторождений, создание резервов, программы энергосбережения и др.) формируется соотношением сил и интересов внутри страны, при этом добывающие компании - один из множества центров влияния, но не прямой заказчик государственной политики, как это обстоит дело сегодня в России.
Стратегически рентабельной отраслью остается в условиях НМЭ газодобыча, что предоставляет российскому государству, с учетом долгосрочной переориентации мировой экономики с нефти на газ и бурного роста спроса на газ на Востоке и Юго-Востоке, глобальный экономический и геополитический шанс, который следует рассмотреть подробно.
Разведанные запасы газа в России - 50 трлн. куб. м, предполагаемые 400-500 трлн. куб. м. Это в разы больше конкурентов России на мировых рынках - Ирана, Туркмении, Норвегии. Вместе с тем освоение заполярных и шельфовых месторождений требует повышенных затрат и, учитывая необходимость весьма капиталоемкого строительства газопровода (общая стоимость - 24 млрд. долл.) от новых месторождений в Западную Европу, к нынешнему основному рынку сбыта, себестоимость тысячи кубометров газа на границе стран-потребителей составит около 100-120 долл. (при нынешнем "непрозрачном" состоянии финансов Газпрома), что превышает нынешнюю оптовую цену газа. Это ограничение можно преодолеть использованием современных технологий добычи и транспортировки газа, т.е. кооперацией с наукоемким машиностроением.
Запасы нефти менее значительны, а главное, что основной показатель, влияющий на рентабельность добычи, дебет скважин, в России в десятки раз ниже, чем у основных мировых экспортеров - стран ОПЕК.
С учетом ухудшения условий добычи и крайне отсталой базы нефтепереработки (глубина переработки - 60%, стоимость нефтепродуктов в 2-3 раза выше мировой) российская нефтяная отрасль в долгосрочном плане не может быть основой природопользования и будет постепенно переориентироваться с экспорта на внутренние потребности экономики.
В НМЭ основным режимом природопользования станет четвертый режим (государственная монополия на использование месторождений) с частичным сохранением режима СРП и режима использования природных ресурсов "по факту" для нескольких избранных компаний "ядра".
1.6.2. Восстановление мотиваций к труду
Прежде чем обратиться к анализу возможностей восстановления (повышения) трудовых мотиваций методами НМЭ, обратимся к тем мотивационным механизмам, которые были сформированы в период господства финансового (фиктивного) капитала.
НМЭ унаследует от нынешнего режима два основных вида экономических мотиваций: массовую, низовую мотивацию "работы за пайку" (лагерная мотивация) и элитарную мотивацию "духа предпринимательства", который после пяти лет блуждания "без руля и ветрил" в постсоветском море основательно заматерел и все более напоминает старый номенклатурный дух, основанный на неписаных законах встраивания в команду мечты всех допущенных в "золотой миллион" России (мотивации "экономикой миражей"):
Структура мотиваций примерно соответствует структуре доходов и собственности, которая установлена многочисленными исследованиями: собственность на миллионы долларов (на семью) и доходы в сотни тысяч в год имеет не более 1% населения, их обслуживает еще около 5-7% населения (с собственностью в сотни тысяч долларов и доходами от 10 до 100 тыс. долл. в год), 2/3 населения на половину снизили за годы реформ свой жизненный уровень и живут на грани физического выживания. Оставшаяся четверть населения отчаянно борется за свою принадлежность к "среднему классу" (отечественный автомобиль + дачный домик + поездка раз в год в Турцию или на Кипр).
Такое "челночное", подвешенное состояние накопило в промежуточном, депрофессионализированном слое общества ту социально-психологическую усталость, которая является резервом как "партии порядка", так и любых течений анархического или коммунистического толка. Кризис самоидентификации значительного числа сограждан ("кто мы: неисправимые совки-спекулянты или предприниматели - будущее России?!") является оборотной стороной слома старых мотивационно-профессиональных устоев жизни.
Необходимо признать, что в недрах экономики СССР под гнетом господствующих тоталитарных мотиваций (работа "за страх" или "за совесть") постепенно вызревали более современные виды мотиваций, что было связано с неуклонным повышением доли профессий, требующих образования и самоконтроля качества труда (например, в "оборонке"). Этот эволюционный процесс был прерван тотальной фетишизацией денежных стимулов первых лет либеральных реформ, которая быстро сменилась реальным двухполюсным каркасом самоидентификации (физическое выживание или выживание в элите). Остатки более сложных видов мотиваций, присущих современному этапу общественного развития (мотивации содержанием труда, профессиональным статусом, качеством жизни, которое можно обеспечить за заработанные средства и проч.), девальвируются вместе с национальной валютой при переходе к НМЭ. Поляризация мотиваций не просто создала два параллельных мира, жители которых с трудом понимают друг друга, но и значительный пласт "лишних людей", лишенных смысла существования.
Произошедшие позитивные структурные сдвиги в потреблении (рост количества автомашин с 20 до 30 млн. шт., рост оснащенности качественной бытовой техникой, частное домостроение и проч.) обеспечены не за счет производственной активности, а сперва (1989-94 гг.) за счет перераспределительной активности (приватизации финансов и собственности государства), в 1995-97 гг. - за счет накопления государственных и корпоративных долгов, расплата по которым наступит после краха пирамиды внутреннего госдолга.
Произошедший "потребительский бум" направлен на импортные товары и является фактором деградации экономики, формируя макроструктурное ограничение экономического роста (см. часть 2 доклада).
Потребительское кредитование, являющееся одним из признаков выздоровления любой страны, так и не получило в России никакого распространения: ни потребители, ни производители, ни финансисты не строят планов дольше чем на 1-2 года, а чаще всего - на 2-3 месяца. Это одна из фундаментальных причин мотивационного порядка, почему несмотря на пятилетнюю ревальвацию (рост реального курса) рубля вложения в валюту устойчиво составляют 80% сбережений.
Рискуя собственными деньгами, сберегатели "кожей" чувствуют всю неустойчивость, немотивированность режима финансовой стабилизации. Итак, каким же образом НМЭ сможет упрочить мотивации к труду? Обеспечив еще большую информационную закрытость по отношению к жизни элиты, лидеры НМЭ поставят "рост благосостояния трудящихся" в центр своих пропагандистских и административных усилий.
Размер элиты будет уменьшен, и за счет не вошедших в "ядро" денежных мешков будет сделана попытка решить проблемы казны, прежде всего выплат зарплат, пенсий и пособий. Учитывая повышение концентрации ресурсов в структурах "ядра" и ориентируясь на старые (советские) пропорции номенклатуры, вероятно, будет достаточно наличия не более тысячи семей центральной административно-денежной знати и еще по несколько семей в регионах (всего 3-5 тысяч семей вместо нынешних нескольких десятков или сотен тысяч семей "новых русских").
Перед нынешним "золотым миллионом" встанет выбор: либо инкорпорироваться в хозяйственно-административную систему вокруг "ядра" и согласиться на значительное (на порядок) сокращение личного дохода в обмен на стабильность, либо вступить в противоборство с "системой" с перспективой внешней или внутренней эмиграции.
Не менее жесткая дилемма встанет при переходе к НМЭ перед средним ("челночным") слоем: по мере национализации импортных операций мелкие предприниматели будут выдавливаться либо в подполье (со всеми вытекающими из этого статуса рисками), либо должны будут приспособиться к тоталитарно-мотивационным схемам (административным или лагерным).
Режим НМЭ не сможет существовать при занятости 1/4 -1/3 населения в неподконтрольном теневом бизнесе: поэтому возможен вариант "искусственного отбора" ("индонезийский вариант"), при котором власти благосклонно относятся к вымещению гнева населения на китайцах-торговцах (кто будет у нас "китайцами", если вспомнить историю, понятно).
Расслабляющий, но вместе с тем и позитивный "мотивационный фон" советского режима задавался идеологией сверхдержавы. Несмотря на свертывание экономического и военного потенциала, объективная база восстановления этого настроя сохраняется: два фактора, необъятные пространства и космическо-ядерный статус, Россия сохранила.
Старый советский патриотизм будет возрождаться в форме "корпоративного духа": крупнейшие структуры "ядра" (Газпром, Центробанк, Управление делами Президента, аппараты ряда ФПГ и проч.) уже являются "малой родиной" для сотен тысяч людей.
Но все же без идеологического цемента "синергетический" эффект патернализма (мотивацию принадлежности) в массовом порядке не возродить. На роль "руководящей идеологии" претендует множество оттенков ритуально-догматической мысли: от православия до ортодоксального коммунизма. Какая идеология (смесь идеологий) будет выбрана для построения НМЭ? Это зависит в основном не от направленности, а от "миражестроительного" потенциала идеологии, поскольку она играет в мобилизационное время компенсаторную роль, предлагая людям простые и доступные их пониманию "смыслы существования" в пустыне тоталитарного бытия (второстепенно, чей это тоталитаризм: рыночного беспредела или административного произвола).
Мобилизационные мероприятия в области рынков (потребительского, производственных ресурсов, рабочей силы) будут малоэффективны, если государству не удастся восстановить свою доходную базу, которая включает в себя, очевидно, ряд важных монополий, приватизированных в 1992-94 гг.
1.6.3. Восстановление госмонополий
Наиболее важный канал вывоза капитала из России - внешняя торговля, через которую ежегодно обеспечивается чистый трансферт капитала на Запад в размере не менее 20 млрд. долл. (по расчетам "Дойче Морган Гринфил" - 22,3 млрд. долл. в 1996 г.).
И это несмотря на положительное сальдо торгового баланса, которое в 1996 г. составило 28,5 млрд. долл. Почему активное торговое сальдо не спасает платежный баланс страны? Имея возможность легального зачисления экспортной выручки на счета в западных банках, экспортеры используют систему "двойных цен", а также оформление сделок на фирмы-однодневки (прямая нерепатриация выручки сверх дозволенных шести месяцев превысила 8 млрд. долл.). Импортеры, несмотря на ужесточения таможенного режима, используют прямую контрабанду, занижение стоимости ввозимых товаров, рост предоплаты западным партнерам через подставные фирмы и др.
Поэтому острие мобилизационных мероприятий государства будет направлено против всех финансово-технических возможностей бегства капитала из страны. В этих условиях монополия внешней торговли будет означать одновременное установление монополии на валютные операции, включая изменения режима зачисления экспортной выручки на счета экспортеров (только в ВТБ и росзагранбанки) и оплаты импорта (только на условиях CIF Москва). Одновременно будет восстанавливаться система внешнеторговых объединений и прямые регуляторы ВЭД (квоты и др.).
Если же девальвация окажется достаточно глубокой (2 и более раз), наиболее вероятен административный вариант защиты потребительского рынка с восстановлением централизованного импорта и централизованных закупок государством товаров на внутреннем рынке. А это уже включает далеко идущие механизмы самоформирования НМЭ: начиная от восстановления монополий внешней торговли и валютно-финансовых операций, заканчивая национализацией ключевых производителей, поставляющих продукцию на потребительские рынки.
1.5.3. Меры по стабилизации рынков производственных ресурсов
Дестабилизация не ограничится потребительским рынком, она быстро перекинется на ряд других, связанных межотраслевой цепочкой товарно-ресурсных рынков, вплоть до регионально сегментированных рынков рабочей силы. Эта цепная реакция распада рынков уже хорошо обкатана на примере неплатежей, которые представляют собой как бы микроэкономическую "репетицию" пришествия НМЭ.
Спираль монетарной инфляции, запущенная девальвацией рубля, раскручивается гораздо быстрее, чем традиционная спираль инфляции издержек: разрушительные последствия "ценового шока" 1992 года сказались через несколько недель после его начала и преодолевались несколько лет.
Конечно, потенциал девальвации ("инфляционный навес"), сложившийся в 1991 году в результате неконтролируемой эмиссии и полного "проедания" сбережений населения в Сбербанке (свыше 300 млрд. "старых" рублей) в 5-10 раз выше, чем нынешний потенциал, поскольку лишь 1/5 часть сбережений нынче население инвестировало через тот же Сбербанк в пирамиду ГКО (или около 100 млрд. "новых" рублей), однако и потенциал 1998 г. способен "раскрутить" не менее чем годовую спираль инфляции и окончательно "вымыть" из хозяйственного оборота те 20% расчетов "живыми деньгами", которые там остались после "либеральной семилетки".
Вместе с тем, девальвация "разрубает узел" накопленных неплатежей: взаимные долги предприятий и их долги государству обесцениваются.
В этих условиях, без продуманных и активных государственных мер по стабилизации рынков, предприятия окончательно перейдут на 100%-бартерные схемы, что еще более обострит проблему задолженности предприятий перед бюджетом и своим персоналом. Государство будет вынуждено восстановить прямой административный порядок изъятия части созданного предприятиями продукта в свой доход, включая деприватизацию собственности и управления.
Неэффективность пути прямой реставрации "административно-командной системы" с ее подсистемами страха, идеологии и т.п. очевидна не только либерально ориентированным "западникам", но и многим "крепким хозяйственникам" из недр советской системы.
В экономическом плане эта неэффективность выражается в формировании сверхутяжеленной ("самоедской") экономики, в которой 3/4 воспроизводства занимает подразделение "А" - "производство средств производства" (а в последнем 80% занимает А1 - "производство средств производства для производства средств производства"). Такая экономика в принципе замкнута на искусственно созданный спрос (госбюджет), а не на платежеспособный спрос конечных потребителей (домашних хозяйств), что предполагает значительные масштабы изъятия сбережений в инвестиции государства.
Есть ли альтернативный, более "мягкий" вариант стабилизации производственных рынков и обеспечения доходной базы бюджета в рамках НМЭ, с последующим восстановлением оборотных средств предприятий?
Такой вариант есть, его возможность заложена в нынешней системе "перекрестного субсидирования": фактически все внутреннее потребление энергоресурсов, которое не оплачивается (производством) или оплачивается ниже себестоимости (населением) субсидируется экспортной выручкой от продаж в "дальнее зарубежье" ("ближнее" тоже субсидируется).
Если "ядру" НМЭ удастся, в целях стратегической стабильности и своих собственных частных интересах самосохранения (поскольку ядро административно-командной системы - партгосаппарат, а не группа компаний), сохранить стабильность энергоснабжения и относительную плавность повышения цен на базовые сырьевые продукты, возможна постепенная стабилизация смежных производственных рынков по типу стабилизации 1992-94 гг.
Если сверхприбыль, полученная от экспорта в условиях девальвации рубля, в этот раз пойдет не только на оффшорные счета и потребление узкой группы лиц, но и послужит властно-государственническим целям руководителей "ядра", есть шанс, что стабилизация производственных рынков произойдет без тотальной национализации и регламентации производства, распределения и потребления.
Такая модель означает попытку выравнивания стратегической диспропорции 1992-98 гг. между сбережениями и инвестициями за счет переноса основной массы сбережений в контролируемую "ядром" экспортную сферу (изъятие значительной части национального дохода через монопольные ренты) и направление этих инвестиций на "ядерные" проекты, замкнутые на внешний и внутренний платежеспособный спрос.
Однако наиболее фундаментальные, долгосрочные диспропорции сложились на базовом рынке - рынке труда, дестабилизация которого произошла уже в рамках режима 1992-98 гг. и который наиболее пострадает и в ходе открытой фазы долгового кризиса государства.
1.5.4. Стабилизационные меры на рынках труда
Перечислим "зреющие", уже вполне подготовленные существующим режимом, меры по стабилизации (канализации в дозволенных рамках) трудовой активности в условиях перехода к НМЭ:
- восстановление жесткого (патерналистского) микроэкономического порядка на предприятиях, встраиваемых в проядерные структуры, постепенное восстановление старого социального порядка в городах и регионах с преобладанием таких предприятий;
- формирование доморощенной масс-культуры (информационной индустрии) как средства наиболее дешевой интеграции страны и контроля позитивного психологического фона, а также как компенсаторного механизма "оцвечивания" серой окружающей действительности;
- активная пропаганда своего порядка и своего "социального мира" со стороны крупнейших структур (например, Газпром, Москва) в целях распространения позитивных трудовых ценностей патерналистского происхождения;
- прямое нормирование потребления в условиях невыплаты зарплат (выдача различного вида талонов, карточек и проч.);
- закрытие стихийно возникших в период 1989-93 гг., не санкционированных начальством "социальных лифтов" (т.е. возможностей сделать быструю карьеру вне и помимо государственных и крупных корпоративных структур);
- восстановление старых заброшенных "лифтовых шахт" в здании административного аппарата, копирование крупными корпорациями номенклатурных правил кадрового отбора (превалирование принципа личной преданности над принципом профкомпетентности).
При переходе к НМЭ, в результате дестабилизации потребительского рынка и вымывания импорта, раздражающее большинство население изобилие витрин сменится на уравнительное состояние скудного отечественного ассортимента.
Степень рационирования потребления зависит от глубины девальвации рубля и оскудения оборотных средств торговли. Ограничение потребления элиты, вероятно, будет означать прежде всего резкое сокращение количества членов элиты и не примет форму спецраспределителей, поскольку частичное сохранение легальной частной собственности (в рамках "ядра") позволит сохранить сектор магазинов, торгующих импортом по мировым ценам.
На переходном этапе государство будет вынуждено прибегнуть и к ограниченной кредитной эмиссии для текущего финансирования выплат зарплат и пенсий. Однако устойчивость НМЭ, предотвращение ее скатывания в спираль гиперинфляции зависит от мобилизации тех стратегических резервов, которые не смогли быть окончательно приватизированы или проедены в рамках десятилетия ухода государства из экономики ("либеральной революции").
1.6. ПУТИ МОБИЛИЗАЦИИ СТРАТЕГИЧЕСКИХ РЕЗЕРВОВ НМЭ
1.6.1. Смена режимов природопользования
Можно выделить следующие, сформированные в России в последнее десятилетие, режимы природопользования:
1. Использование природных ресурсов "по факту" (преобладающая модель), означающая практическую приватизацию ресурсного потенциала месторождения вместе с основными фондами добывающей компании.
Фактическое пользование месторождениями закреплено лицензиями, которые в данном случае не распределяются по конкурсу и не приносят государству доход. Регулирующее влияние государства может осуществляться через систему дифференциации акцизов в зависимости от запасов и удельных затрат. Однако индивидуальные акцизы несут риски сокрытия запасов и завышения издержек добычи, не стимулируют конкуренцию и создают нестабильность правил игры.
Более предпочтительным вариантом учета природного потенциала была бы (в данной модели природопользования) одновременная приватизация запасов вместе с приватизацией добывающей компании.
К сожалению, этот путь для государства применительно к большинству компаний уже закрыт, поскольку они приватизированы не по рыночной цене, без учета не только ресурсного потенциала, но и текущих активов.
Такое нераздельное единство запасов и добычи противоречит разделяемой всем миром правовой основе природопользования и национального суверенитета признанию государственной собственности на еще не добытые полезные ископаемые в недрах.
В собственность добывающей компании сырье переходит только после факта его добычи и урегулирования отношений с собственником (государством) посредством уплаты акциза или передачи части продукции в натуральной форме (в режиме соглашений о разделе продукции). Лишь для разведанных за счет добывающей компании месторождений может применяться постановка месторождения на баланс компании, однако и в этом случае природопользователь не получает права собственности на разведанные запасы, а становится арендатором (концессионером).
В связи с тем, что подавляющее число месторождений, доставшихся добывающим компаниям "в наследство", были разведаны государством и на государственные средства, которые не были возвращены компаниями в казну, принятый превалирующий режим природопользования "по факту" не может быть признан соответствующим законодательству, что усиливает зависимость компаний от их патронов во всех ветвях власти, включая судебную и информационную (как описано выше, это - основа уходящего в небытие либерализационного режима, "условная собственность").
2. Арендный режим природопользования - реальное отделение месторождения от добывающей компании и выдача последней лицензии на право добычи на определенный период. Лицензии должны при таком подходе предоставляться на конкурсной основе по максимальной цене.
Данная модель основана на разделении добычи и геологоразведки и рассчитана на уже полностью разведанные месторождения. В условиях жесткого бюджетного кризиса у государства нет средств на геологоразведку, поэтому ею занимаются компании, которые претендуют на включение разведанных запасов в свой собственный потенциал.
Методика расчета стартовой (минимальной) цены лицензии должна быть основана на принципе арендной платы: количество лет использования умножается на годовую ставку аренды, которая зависит от разведанных запасов, возможной интенсивности и сложности добычи, качества сырья.
Подобный подход применим не только в области нефтегазодобычи, но и в других сферах пользования природными (ограниченными или невозобновляемыми) ресурсами недр, воздушного, водного и наземного пространства: при выдаче лицензий на вырубку леса, добычу рыбы, использование телерадиочастот и т.д.
Разовая выдача лицензии несет в себе риск недооценки запасов месторождения (ресурса), поэтому срок лицензии должен быть, с одной стороны, достаточен для того, чтобы добывающая компания могла окупить стоимость лицензии и первоначальные капитальные затраты, а с другой стороны, стоимость лицензии (как форма арендной платы за месторождение) могла быть пересмотрена в соответствии с изменившимися общими и рыночными параметрами объекта.
Из 10,5 тыс. лицензий, выданных в 1994-96 гг. Министерством природных ресурсов, по конкурсу распределено лишь 228 или 2,2 %.
Это значит, что первая (неконкурентная) модель природопользования абсолютно преобладает и экспортеры сумели подчинить своему контролю самые значительные долгосрочные государственные активы.
3. Третий режим, соглашения о разделе продукции (СРП), предусматривает, что инвестор передает часть добытого сырья государству (в натуре). Этот режим не исключает инвестиционные и финансовые риски: неполное освоение месторождения, изменение мировых цен на сырье и др.
Преимущества режима СРП - закрепление правил игры на значительный период, лучшая прогнозируемость топливно-энергетического баланса, освоение месторождений, требующих значительных разовых затрат. Фактически этот режим - натуральная форма арендных отношений и он может быть шагом вперед по сравнению с режимом природопользования "по факту", при условии соблюдения всех отмеченных выше требований.
4. Четвертый распространенный в мире режим природопользования - закрепление наиболее значительных месторождений за государственными компаниями с последующим привлечением партнеров к их разработке (и это не только страны ОПЕК, но и, например, Норвегия) - из-за слабости государства в России пока даже не рассматривается.
Политика любой страны в области природопользования (использование или консервация месторождений, создание резервов, программы энергосбережения и др.) формируется соотношением сил и интересов внутри страны, при этом добывающие компании - один из множества центров влияния, но не прямой заказчик государственной политики, как это обстоит дело сегодня в России.
Стратегически рентабельной отраслью остается в условиях НМЭ газодобыча, что предоставляет российскому государству, с учетом долгосрочной переориентации мировой экономики с нефти на газ и бурного роста спроса на газ на Востоке и Юго-Востоке, глобальный экономический и геополитический шанс, который следует рассмотреть подробно.
Разведанные запасы газа в России - 50 трлн. куб. м, предполагаемые 400-500 трлн. куб. м. Это в разы больше конкурентов России на мировых рынках - Ирана, Туркмении, Норвегии. Вместе с тем освоение заполярных и шельфовых месторождений требует повышенных затрат и, учитывая необходимость весьма капиталоемкого строительства газопровода (общая стоимость - 24 млрд. долл.) от новых месторождений в Западную Европу, к нынешнему основному рынку сбыта, себестоимость тысячи кубометров газа на границе стран-потребителей составит около 100-120 долл. (при нынешнем "непрозрачном" состоянии финансов Газпрома), что превышает нынешнюю оптовую цену газа. Это ограничение можно преодолеть использованием современных технологий добычи и транспортировки газа, т.е. кооперацией с наукоемким машиностроением.
Запасы нефти менее значительны, а главное, что основной показатель, влияющий на рентабельность добычи, дебет скважин, в России в десятки раз ниже, чем у основных мировых экспортеров - стран ОПЕК.
С учетом ухудшения условий добычи и крайне отсталой базы нефтепереработки (глубина переработки - 60%, стоимость нефтепродуктов в 2-3 раза выше мировой) российская нефтяная отрасль в долгосрочном плане не может быть основой природопользования и будет постепенно переориентироваться с экспорта на внутренние потребности экономики.
В НМЭ основным режимом природопользования станет четвертый режим (государственная монополия на использование месторождений) с частичным сохранением режима СРП и режима использования природных ресурсов "по факту" для нескольких избранных компаний "ядра".
1.6.2. Восстановление мотиваций к труду
Прежде чем обратиться к анализу возможностей восстановления (повышения) трудовых мотиваций методами НМЭ, обратимся к тем мотивационным механизмам, которые были сформированы в период господства финансового (фиктивного) капитала.
НМЭ унаследует от нынешнего режима два основных вида экономических мотиваций: массовую, низовую мотивацию "работы за пайку" (лагерная мотивация) и элитарную мотивацию "духа предпринимательства", который после пяти лет блуждания "без руля и ветрил" в постсоветском море основательно заматерел и все более напоминает старый номенклатурный дух, основанный на неписаных законах встраивания в команду мечты всех допущенных в "золотой миллион" России (мотивации "экономикой миражей"):
Структура мотиваций примерно соответствует структуре доходов и собственности, которая установлена многочисленными исследованиями: собственность на миллионы долларов (на семью) и доходы в сотни тысяч в год имеет не более 1% населения, их обслуживает еще около 5-7% населения (с собственностью в сотни тысяч долларов и доходами от 10 до 100 тыс. долл. в год), 2/3 населения на половину снизили за годы реформ свой жизненный уровень и живут на грани физического выживания. Оставшаяся четверть населения отчаянно борется за свою принадлежность к "среднему классу" (отечественный автомобиль + дачный домик + поездка раз в год в Турцию или на Кипр).
Такое "челночное", подвешенное состояние накопило в промежуточном, депрофессионализированном слое общества ту социально-психологическую усталость, которая является резервом как "партии порядка", так и любых течений анархического или коммунистического толка. Кризис самоидентификации значительного числа сограждан ("кто мы: неисправимые совки-спекулянты или предприниматели - будущее России?!") является оборотной стороной слома старых мотивационно-профессиональных устоев жизни.
Необходимо признать, что в недрах экономики СССР под гнетом господствующих тоталитарных мотиваций (работа "за страх" или "за совесть") постепенно вызревали более современные виды мотиваций, что было связано с неуклонным повышением доли профессий, требующих образования и самоконтроля качества труда (например, в "оборонке"). Этот эволюционный процесс был прерван тотальной фетишизацией денежных стимулов первых лет либеральных реформ, которая быстро сменилась реальным двухполюсным каркасом самоидентификации (физическое выживание или выживание в элите). Остатки более сложных видов мотиваций, присущих современному этапу общественного развития (мотивации содержанием труда, профессиональным статусом, качеством жизни, которое можно обеспечить за заработанные средства и проч.), девальвируются вместе с национальной валютой при переходе к НМЭ. Поляризация мотиваций не просто создала два параллельных мира, жители которых с трудом понимают друг друга, но и значительный пласт "лишних людей", лишенных смысла существования.
Произошедшие позитивные структурные сдвиги в потреблении (рост количества автомашин с 20 до 30 млн. шт., рост оснащенности качественной бытовой техникой, частное домостроение и проч.) обеспечены не за счет производственной активности, а сперва (1989-94 гг.) за счет перераспределительной активности (приватизации финансов и собственности государства), в 1995-97 гг. - за счет накопления государственных и корпоративных долгов, расплата по которым наступит после краха пирамиды внутреннего госдолга.
Произошедший "потребительский бум" направлен на импортные товары и является фактором деградации экономики, формируя макроструктурное ограничение экономического роста (см. часть 2 доклада).
Потребительское кредитование, являющееся одним из признаков выздоровления любой страны, так и не получило в России никакого распространения: ни потребители, ни производители, ни финансисты не строят планов дольше чем на 1-2 года, а чаще всего - на 2-3 месяца. Это одна из фундаментальных причин мотивационного порядка, почему несмотря на пятилетнюю ревальвацию (рост реального курса) рубля вложения в валюту устойчиво составляют 80% сбережений.
Рискуя собственными деньгами, сберегатели "кожей" чувствуют всю неустойчивость, немотивированность режима финансовой стабилизации. Итак, каким же образом НМЭ сможет упрочить мотивации к труду? Обеспечив еще большую информационную закрытость по отношению к жизни элиты, лидеры НМЭ поставят "рост благосостояния трудящихся" в центр своих пропагандистских и административных усилий.
Размер элиты будет уменьшен, и за счет не вошедших в "ядро" денежных мешков будет сделана попытка решить проблемы казны, прежде всего выплат зарплат, пенсий и пособий. Учитывая повышение концентрации ресурсов в структурах "ядра" и ориентируясь на старые (советские) пропорции номенклатуры, вероятно, будет достаточно наличия не более тысячи семей центральной административно-денежной знати и еще по несколько семей в регионах (всего 3-5 тысяч семей вместо нынешних нескольких десятков или сотен тысяч семей "новых русских").
Перед нынешним "золотым миллионом" встанет выбор: либо инкорпорироваться в хозяйственно-административную систему вокруг "ядра" и согласиться на значительное (на порядок) сокращение личного дохода в обмен на стабильность, либо вступить в противоборство с "системой" с перспективой внешней или внутренней эмиграции.
Не менее жесткая дилемма встанет при переходе к НМЭ перед средним ("челночным") слоем: по мере национализации импортных операций мелкие предприниматели будут выдавливаться либо в подполье (со всеми вытекающими из этого статуса рисками), либо должны будут приспособиться к тоталитарно-мотивационным схемам (административным или лагерным).
Режим НМЭ не сможет существовать при занятости 1/4 -1/3 населения в неподконтрольном теневом бизнесе: поэтому возможен вариант "искусственного отбора" ("индонезийский вариант"), при котором власти благосклонно относятся к вымещению гнева населения на китайцах-торговцах (кто будет у нас "китайцами", если вспомнить историю, понятно).
Расслабляющий, но вместе с тем и позитивный "мотивационный фон" советского режима задавался идеологией сверхдержавы. Несмотря на свертывание экономического и военного потенциала, объективная база восстановления этого настроя сохраняется: два фактора, необъятные пространства и космическо-ядерный статус, Россия сохранила.
Старый советский патриотизм будет возрождаться в форме "корпоративного духа": крупнейшие структуры "ядра" (Газпром, Центробанк, Управление делами Президента, аппараты ряда ФПГ и проч.) уже являются "малой родиной" для сотен тысяч людей.
Но все же без идеологического цемента "синергетический" эффект патернализма (мотивацию принадлежности) в массовом порядке не возродить. На роль "руководящей идеологии" претендует множество оттенков ритуально-догматической мысли: от православия до ортодоксального коммунизма. Какая идеология (смесь идеологий) будет выбрана для построения НМЭ? Это зависит в основном не от направленности, а от "миражестроительного" потенциала идеологии, поскольку она играет в мобилизационное время компенсаторную роль, предлагая людям простые и доступные их пониманию "смыслы существования" в пустыне тоталитарного бытия (второстепенно, чей это тоталитаризм: рыночного беспредела или административного произвола).
Мобилизационные мероприятия в области рынков (потребительского, производственных ресурсов, рабочей силы) будут малоэффективны, если государству не удастся восстановить свою доходную базу, которая включает в себя, очевидно, ряд важных монополий, приватизированных в 1992-94 гг.
1.6.3. Восстановление госмонополий
Наиболее важный канал вывоза капитала из России - внешняя торговля, через которую ежегодно обеспечивается чистый трансферт капитала на Запад в размере не менее 20 млрд. долл. (по расчетам "Дойче Морган Гринфил" - 22,3 млрд. долл. в 1996 г.).
И это несмотря на положительное сальдо торгового баланса, которое в 1996 г. составило 28,5 млрд. долл. Почему активное торговое сальдо не спасает платежный баланс страны? Имея возможность легального зачисления экспортной выручки на счета в западных банках, экспортеры используют систему "двойных цен", а также оформление сделок на фирмы-однодневки (прямая нерепатриация выручки сверх дозволенных шести месяцев превысила 8 млрд. долл.). Импортеры, несмотря на ужесточения таможенного режима, используют прямую контрабанду, занижение стоимости ввозимых товаров, рост предоплаты западным партнерам через подставные фирмы и др.
Поэтому острие мобилизационных мероприятий государства будет направлено против всех финансово-технических возможностей бегства капитала из страны. В этих условиях монополия внешней торговли будет означать одновременное установление монополии на валютные операции, включая изменения режима зачисления экспортной выручки на счета экспортеров (только в ВТБ и росзагранбанки) и оплаты импорта (только на условиях CIF Москва). Одновременно будет восстанавливаться система внешнеторговых объединений и прямые регуляторы ВЭД (квоты и др.).