Моисеев Н.н.. Судьба цивилизации. Путь Разума

Если ХХ век был “веком предупреждения”, то боюсь, что XXI сделается не только “веком свершений”, но и “веком крушений”. Крушением всего того миропредставления, которое утвердилось в сознании большинства людей, воспитанных в рамках цивилизаций, основанных на принципах собственности.
Но не только это.
Мы долгое время отождествляли понятия “модернизация” и “вестернизация” и были убеждены в их тождественности, поскольку модернизация воспринималась как процесс восприятия технических достижений западных стран. И последние два-три столетия такое отождествление понятий вестернизации и модернизации было оправдано: Европа на протяжении последних столетий была бесспорным цивилизационным лидером и определяла направление промышленного развития. Подчеркнем - развития прежде всего в области науки, техники, технологий, а не в сфере духовного мира. Он жил и развивался по собственным канонам, конечно, взаимосвязанным с развитием промышленного производства, науки и технологий, но отнюдь им не тождественным. И в разных странах очень по-разному.
Но сейчас положение меняется: появляются новые “цивилизационные лидеры” не только в области культуры, но и технологий. Поэтому вполне вероятно, что направление модернизационной волны может измениться. И это, в свою очередь, кардинальным образом может перестроить характер течения всех мировых процессов. И сам МИР ТНК. И его структуру и … даже сменить его элиту! Но для того, чтобы обосновать такое предположение, я должен объяснить собственное понимание термина “цивилизация” и свою интерпретацию цивилизационных проблем современности. Одновременно и ставший модным с подачи Хантингтона термин “цивилизационный разлом”. Я неоднократно использовал этот термин, но совсем в ином контексте.
 

2. Что я понимаю под словом "цивилизация"? Её роль в истории

   Разные авторы вкладывают отнюдь не один и тот же смысл в это понятие. Для того, чтобы избежать разночтений, я вынужден начать обсуждение с объяснения того, что я понимаю, произнося слово “цивилизация”. И почему так трудно говорить об общепланетарном смысле этого слова.
   Употребляя термин “цивилизация”, я буду иметь в виду некую общность людей, объединенную не только похожестью образа жизни, культуры, но и общностью духовных миров, общностью своего миропредставления и структурой шкалы фундаментальных ценностей. А следовательно, и образом мышления. Культура и технологические основы жизни - это еще не цивилизация. Это всего лишь составляющие цивилизации. Причем отнюдь не тождественные понятию “цивилизация”. И разные цивилизации могут иметь общие технологические основы, но не общую культуру и систему ценностей. В качестве фундамента цивилизационной общности я, наверно, выделил бы общность духовных миров. Я думаю, что именно она рождает и общность действий.

 
Примечание. Понятие “цивилизация” не имеет однозначного толкования. Даже религия не всегда может считаться объединяющим стержнем. Так, например, мусульманские страны очень разные, и я бы остерегся относить их к одной цивилизации, но вот страны, в которых объединяющим началом служит принцип неукоснительного следования законам шариата, вероятнее всего, следует относить к одной цивилизации.
Каждая цивилизация фиксирует свою исключительность. И, вероятнее всего, такое представление отвечает тому, что есть на самом деле, ибо цивилизации действительно очень разные и любая из них характеризуется множеством особенностей. Ранжировать цивилизации не представляется возможным в принципе. Цивилизации сложились в разные эпохи, в разных природных и общественных условиях, в условиях сложнейшего процесса адаптации к ним человека. Русская поговорка: “Что для нас благо, для немца смерть” - не лишена оснований, это не только шутка! И в разные периоды истории разные особенности цивилизаций определяли успехи или неудачи народов. Такое разнообразие цивилизационной палитры так же, как и этногенез, - явление природное, и оно столь же необходимо человечеству, как и разнообразие генетическое. Стричь весь мир под одну цивилизационную гребенку, будь то евроамериканская, китайская или арабская, крайне опасно для человечества как биологического вида.
Но, несмотря на многообразие и несоизмеримость свойств различных цивилизаций, существует, тем не менее, и некая общая шкала, позволяющая их сопоставлять - не ранжировать, т.е. говорить: лучше или хуже, а сопоставлять. Это соотношение личностных и общественных начал, если угодно, индивидуализма и соборности в менталитете типичного представителя цивилизации. Это соотношение удивительно консервативно и сохраняется в народе в течение тысячелетий. Именно оно и позволяет (правда, достаточно условно) разделить цивилизации на “техногенные” и “традиционные”. И такое разделение прослеживается со времен Адама. Во всяком случае, корни этого различия мы обнаруживаем еще в неолите. Об этом я постарался подробно говорить в первой части этой работы. Но кое-что мне придется повторить и добавить.
Любые цивилизации мне представляются неким синтезом земледельческой традиционной основы и той активности (пассионарности, по терминологии Л.Н.Гумилева), которая была принесена северными завоевателями, по исходной специализации - скотоводами и охотниками, генетически настроенными на поиск новых возможностей существования и войну как способ их реализации. Цивилизации с неуютного Севера, нашедшие приют ближе к Средиземному морю, нуждавшиеся в торговле и поисках “лучшей жизни”, ибо не имели столь надежного источника существования, который им обеспечивали плодородные долины, и дали начало современным техногенным цивилизациям Европы. Их становление мы не случайно отождествляем с потомками древних эллинов, которые пришли в области, занятые древней минойской цивилизацией, разрушили эту последнюю “чисто земледельческую” цивилизацию и создали на ее развалинах первую “технотронную” крито-микенскую цивилизацию, родившую Гомера…
В формировании технотронных цивилизаций немалую роль сыграло разнообразие ландшафтов и других условий обитания европейцев: рождались разнообразие “приемов жизни” и энергия, необходимая для поисков и утверждения непривычных образов жизни. Замечу, что племена арийского корня, к которым принадлежат и наши предки, тоже относились к кочевым народам и тоже приобрели от них степень крайней активности (пассионарности). Пример тому - русский мужик, который в поисках свободы и земли дошел пешком до Тихого океана и даже перешагнул его, добравшись до Аляски и Калифорнии!
Таким образом, все основные современные цивилизации мне представляются неким синтезом двух начал. Одному из них свойственен коллективизм и личность подчинена общему делу - орды, племени, народа, и главное, сохранению того образа жизни, который веками утвердился и “проверен практикой” - главный интуитивно усвоенный аргумент консервативности. Другому свойственен поиск нового, предельная эмансипация личности, ибо чем меньше личность стеснена в своем выборе, тем более эффективны ее локальные действия и значимы локальные успехи. И в каждой из существующих ныне цивилизаций своя мера каждого из начал. И спектр их возможных сочетаний достаточно широк. Поэтому и разделение цивилизаций на техногенные и традиционные весьма условно. И тем не менее оно, как я постараюсь показать, имеет глубокий смысл. А мера традиционности обладает удивительным консерватизмом, она сохраняется народом в веках. Ее нельзя изменить по приказу и даже революциями. На это нужно, как показывает история ариев, множество поколений. Ибо и такое действительно может тоже случиться.
Эта история ариев весьма показательна, и ее стоит напомнить. Как показывают послевоенные раскопки, в эпоху максимума голоцена, т.е. тысяч 5-6 лет тому назад, когда климат был гораздо мягче, чем теперь, в районах русского Ополья, в окрестностях Переславль-Залесского в частности, жили племена скотоводов - ариев. Затем климат начал ухудшаться, травостои - сокращаться, и часть этих племен стала откочевывать на юго-восток. Их путь достаточно хорошо прослежен. Некоторые из племен перевалили через горы и оказались в верховьях Инда и Ганга. И дали начало самой традиционной из традиционных культур Востока. Именно индусы, потомки свободолюбивых кочевников, создали систему каст. Их история показывает, что ничто не вечно под луной - время и условия способны изменить все! Даже характер цивилизации.
Вот почему, обдумывая возможные тенденции эволюции существующих механизмов развития общества, нельзя игнорировать цивилизационные особенности тех или иных сообществ, их способность находить новые формы адаптации к изменяющимся условиям жизни на планете. В том числе и к изменяющимся особенностям технической оснащенности человечества. Но нельзя думать, что такое может случиться по мановению волшебной палочки!
Сказанное выше имеет непреходящее значение не только для отдельного народа, но и человечества в целом.
 

3. Феномен Японии

   В предыдущем параграфе я сделал попытку дать интерпретацию термина “цивилилизация”, опираясь на которую, я попробую теперь предложить вариант анализа некоторых особенностей современной планетарной обстановки.
   Не приняв во внимание особенности цивилизаций Дальнего Востока, кстати говоря, весьма разных, мы мало что можем сказать о причинах фантастически быстрого экономического взлета целого ряда стран Тихоокеанского региона, способного изменить весь ход современной истории. А тем более сделать какие-либо заключения о возможных перспективах дальнейшего развития планетарного сообщества.
   Особенно удивителен феномен Японии - страны сверхтрадиционной цивилизации, оказавшейся на пике промышленного развития и открывшей эру постиндустриального периода капитализма. Он объясняется не только эффективностью плана Маршалла, благоприятными условиями внешнего рынка, но и удивительной почвой, на которую пролился долларовый дождь. И на примере Японии мы видим, что успех той или иной цивилизации в сегодняшнем мире определяется не только степенью ее техногенности. Этот тезис наглядно подтверждают и другие цивилизации Тихоокеанского региона. Он вовсе не отвергает, как это может показаться, используемую цивилизационную дихотомию. Но он демонстрирует те потенциальные возможности, которыми может обладать традиционная цивилизация в постиндустриальном мире, и как эти потенциальные возможности могут в известных условиях раскрыться.

 
Японская цивилизация - одна из наиболее традиционных на нашей планете: почитание старших, веками утвержденных традиций - одна из наиболее характерных черт японской нации. Еще Гончаров в своей знаменитой книге “Фрегат Паллада”, написанной за несколько лет до революции Мейдзи и начала процесса модернизации в этой стране, писал о замечательной традиции, свойственной японцам: высший смысл жизни японец видит в отличном выполнении порученнойработы. Не работы вообще, как об этом говорит Вебер, излагая этику протестантизма, а именно порученной работы! Это, наверное, важнейшая особенность цивилизаций конфуцианского корня, которая создала новую ситуацию на планете. Изобретательность, инициатива, личный успех занимают второстепенное место в шкале стремлений среднего японца и его общественной оценке. Как это непохоже на протестантскую традицию, ставшую основой современной европейско-американской цивилизации, где личный успех - едва ли не единственное мерило положения человека в обществе.
Если читатель возьмет замечательную книгу Светова “Пятнадцатый камень сада Рендзю”, написанную в конце 80-х годов, но уже нынешнего столетия, то он увидит, что за прошедшие полтораста лет после книги Гончарова общий настрой духовной жизни японцев изменился (к их счастью!) очень мало. До сих пор, например, новых сотрудников фирмы подбирают не столько по квалификации и таланту, сколько по их способности следовать общей “философии” фирмы, быть членом команды и качественно выполнять порученнуюработу. Умение “не высовываться” ценится в обществе столь же высоко, как и в стародавние времена.
Вот эта традиция и сыграла решающую роль в возвышении Японии, когда еще в конце 40-х годов она взяла курс на то, чтобы начать реализовывать существовавшие в то время разнообразные ноу-хау, накопленные в разных странах за время войны. И самое главное - их тиражировать с обеспечением высочайшего качества, лучшего, чем у их авторов. Эта политика дала старт японской экспортной экспансии и позволила японской промышленности подняться на ноги. Но не все шло просто и гладко - одной дисциплины и старания было мало! Еще в 60-х годах валовый национальный продукт, исчисленный на душу населения в Японии, был значительно ниже американского - в несколько раз. Он был также на 10-15% (а может, и на 18%) ниже того, который в эти годы был достигнут в СССР (еще раз: накануне брежневской эпохи Япония стояла на ступеньку ниже Советского Союза среди развитых стран того времени по величине ВНП на душу населения!).
И вот тогда произошло одно событие, которое никогда не афишировалось, однако именно оно решило судьбу страны: произошло качественное изменение промышленной и торговой политики государства. Япония во все большей степени начала ориентироваться на внутренний рынок, как и все остальные крупные страны. По-видимому, к руководству страны пришли умные и патриотично настроенные прагматики, которые, опираясь на власть, взяли в руки направление деятельности могучих японских корпораций. И, как сейчас мы понимаем, это была целенаправленная политика правительства, наложившая весьма жесткие ограничения на развитие и перестройку японской промышленности и частного бизнеса - своеобразный диктат государства. И такое поведение правительства было ключом к последующим успехам. Емкий внутренний рынок - это главная причина процветания любой развитой страны, это не только стимул для развития промышленности, но и высокий уровень жизни, а значит, и основа внутренней политической стабильности, стремления к получению образования, к новым научным изысканиям, следовательно, к дальнейшему росту общественной производительности труда. Экономистам хорошо известно, что развитие внутреннего рынка порождает мощную положительную обратную связь и ведет к процветанию нации. Что японцы и продемонстрировали в последние два десятилетия. Но одновременно стала проводиться и активная социальная политика: чего стоит, например, пожизненный прием на работу в ту или иную фирму!
Вот тогда-то Япония и превратилась в ту страну, которую мы знаем сегодня.
Опыт Японии показал новую дорогу промышленного развития для стран других традиционных цивилизаций Востока. Он оказался спусковым крючком для процесса развития всего Тихоокеанского региона, который привел к рождению “тихоокеанских тигров”, интенсифицировал процессы модернизации в Китае и имел многие другие следствия общепланетарного значения. И, что очень важно, пример Японии показал, что традиционные цивилизации, особенно цивилизации конфуцианского корня, в определенных условиях имеют огромный потенциал развития, надо только умело им воспользоваться.
И, что особенно важно, этот потенциал традиционных цивилизаций наиболее успешно реализуется в рамках высших технологий, где они вполне успешно конкурируют со странами техногенных цивилизаций. И понятно почему: высшие технологии требуют высочайшей технологической дисциплины, скрупулезной точности, культа мелочей и внимательности в работе, а во главе традиционной шкалы ценностей японцев, как уже говорилось, лежит качество выполнения порученнойработы! Что особенно важно, поскольку именно это свойство японской цивилизации позволило сделать производство новой номенклатуры изделий высших технологий (например, компьютеров) массовым и внедрить эту новую технику в повседневную жизнь. Японский пример важен и для всей планеты - это реальный вклад в создание основ информационного общества, показавший путь быстрого внедрения в производство новых информационных технологий и техники, требующей высокоточной сборки и качественного производства комплектующих.
Может быть, легендарный Левша и не рождается в Стране восходящего солнца, но то, что он там становится массовой профессией, показывает практика этой страны! И следующих за ней наций с традиционной культурой конфуцианского корня.
Пример, который я только что привел, подтверждает уже сказанное о том, что одна из важнейших особенностей современного витка научно-технического прогресса состоит в особой роли МАСТЕРА. Япония показала, что конфуцианская цивилизация способна превратить мастера в массовую профессию, что на данном этапе развития научно-технического прогресса это более важно для страны, чем что-либо другое. Даже, чем рождение “творцов” нового.
Важно и еще одно обстоятельство: описанные особенности современных постиндустриальных технологий требуют и новой организации труда, новых взаимоотношений на производстве. Тот факт, что работник поступает в фирму на всю жизнь, что он знает: без особых причин ни один работник никогда не будет уволен - тоже немаловажный фактор японского успеха. Может быть, большинство технических ноу-хау и будет продолжать создаваться в западной части планеты, но более эффективные формы организации труда, необходимые для их тиражирования, уже рождаются. И не на Западе, а на Востоке. И я думаю, что новый этап модернизации будет связан именно с этими новыми формами организации производительных сил. Во всяком случае, в ближайшие десятилетия. Поэтому мое утверждение о том, что модернизационная волна может сменить свое направление, имеет достаточно много оснований. Если угодно, и практических подтверждений.
Эта смена направлений модернизационной волны будет иметь разнообразные следствия. И не только экономические. Прежде всего, новая модернизация будет трудна для Запада, и вряд ли он сможет ее воспринять, ибо эта модернизация будет основываться на иных цивилизационных установках. И примеры, подтверждающие мою гипотезу, уже есть. Некоторые японские корпорации имеют в США свои заводы. Производительность труда на этих заводах заметно ниже производительности труда на подобных же заводах, но расположенных в Японии. Соответственно, и прибыль значительно ниже той, на которую рассчитывали японские инвесторы.
Поэтому однажды японские управляющие решили на своих заводах в Америке перестроить организацию труда по японскому образцу. Но опыт не удался: американцы не приняли не только японский образ жизни, но и японскую организацию труда. Индивидуализм, вошедшая в плоть и кровь независимость личности исключают возможность того коллективизма и способности к послушанию, на которых основывается японская организация труда. Основывается сегодня, как и во времена “Фрегата Паллады”. Читая эту книгу, видишь, что за полтора века суть японской цивилизации, характер взаимоотношения общества и личности не очень-то изменились!
И на этом основывается экономический взлет Японии и других “тихоокеанских тигров”. В степени не меньшей, чем долларовые вливания плана Маршалла.
 

4. Цивилизационный разлом как инструмент сотрудничества цивилизаций

 
Этот раздел я хотел бы закончить небольшой сентенцией.
Резкое усложнение условий жизни, развитие научно-технического прогресса, необходимость преодоления возникающих экологических трудностей требуют от людей инициативы и стремления к поиску. В том числе и к поиску новых форм общественной жизни. Значит, общество нуждается в предельном раскрепощении личности, в предоставлении ей максимальной свободы, раскованности. Необходима предельная либерализация (которая для меня, прежде всего, синоним раскрепощения) во всех сферах существования и деятельности человека. Любые догмы и традиции объективно ограничивают возможности реализации личностного потенциала. Значит, индивидуальность, я бы даже сказал - индивидуализм, приобретает в современных условиях особое значение.
Значит, “да здравствуют идеи протестантизма , его этика”!? Нет, все не так просто. И никакой однозначности! Как здесь не вспомнить Михаила Ломоносова: “Если где чего прибыло - ищи, где такое же убыло”. Цитирую по памяти, но смысл утверждения сохранен.
В данном случае мы легко находим не только то, что мы приобретаем, культивируя доктрины индивидуализма, но и то, что мы теряем, превознося и следуя принципам индивидуализма. В самом деле, те же новые технологии нуждаются в дисциплинированных (в сверхдисциплинированных) и педантичных исполнителях, исключают возможность импровизации и требуют высокого уровня коллективизма(во всех его проявлениях). Я уж не говорю об особенностях организации труда и управления, где способность принять и реализовать логику команды (т.е. организации, в которой работает человек и которая необходимо должна стать командой, стремящейся к общему успеху) почитается, и не без основания, в японской системе в качестве основного свойства работника (знаменитый принцип “забивания гвоздей”, согласно которому нового работника оценивают не столько по квалификации, сколько по его способности принять “философию” фирмы и умению “не высовываться”). Кроме того, экологический императив накладывает множество ограничений на характер деятельности и поведения людей.
А последнее особенно требует коллективизма, соборности, следования жестким догмам!
Таким образом, требования к поведению людей, к особенностям цивилизации, способной адаптироваться к новым формам использования результатов научно-технического прогресса, крайне противоречивы. А для некоторых цивилизаций и несовместимы. Вот это, в отличие от Хантингтона, я и называю цивилизационным разломом.
Техногенным цивилизациям человечество в последние столетия обязано стремительным ростом своего технического могущества и утверждением современной “рыночной идеологии”. Однако его рациональное и эффективное использование требует уже других нравственных установок, не очень свойственных европейско-американской цивилизации, и новых принципов организации производственных отношений.
По-видимому, этот поиск лучше удается цивилизациям традиционного типа, особенно конфуцианской ориентации. Очень важно представить возможные формы согласия (или, как теперь говорят, - консенсуса) разных цивилизационных установок. И еще важнее научиться их реализовывать. И МИРУ ТНК придется готовиться к новой форме международного разделения труда!
Таким образом, человечество объективно втягивается в весьма противоречивую ситуацию, смысл которой едва ли многие понимают. Во всяком случае, обсуждать проблему в этом ключе еще не начали. А тот уровень обсуждения, который был принят конгрессом в Рио-де-Жанейро и привел к концепции “sustainable development”, кажется просто наивным.
У кого-то из детских писателей есть такая фраза: “Мамы разные важны, мамы разные нужны”. Она, по существу, выражает мудрость развития живого мира и человечества, в частности. В разных условиях разные цивилизации, т.е. опыт тысяч поколений, несут разное бремя ответственности за прочность того удивительного здания, которое создала Природа на планете Земля, которое называется человеческим обществом и в принципе может сыграть решающую роль в развитии живого мира, а может быть и Вселенной!
Не есть ли эти соображения еще один аргумент в пользу превращения планетарного сообщества в единый организм, жизнеспособность и устойчивость которого определяются кооперацией цивилизаций! Унификация образа жизни, цивилизационная унификация смертельна для человечества.
Но путь к нему - это действительно ВОСХОЖДЕНИЕ К РАЗУМУ.
И он по-настоящему труден, но если человечество сможет на него встать, то это и будет новым витком антропогенеза. Другого пути к новому гомеостазу я не вижу!
Хочется верить, что человечество способно к такому альпинистскому подвигу.
* * *
Логика взаимодействия цивилизаций, основанная не на их стандартизации, а на учете их различий, - это очередная страница логики истории. И она отвечает логике Природы.
Но это не означает, что цивилизационных разломов по Хантингтону больше не будет. Более того, наиболее естественный сценарий развития планетарной ситуации как раз и есть сценарий по Хантингтону с его разломами, приводящими к противостояниям. Они чреваты конфликтами, которые при нынешнем уровне средств уничтожения грозят самому факту существования человечества. Планетарное гражданское общество, которому еще предстоит сформироваться, ожидает немалый труд - перевести цивилизационные разломы из “состояния по Хантингтону” в “состояние по Моисееву”!
Впрочем, автор этой работы вовсе не убежден, что такое наверняка состоится. Но достоинство Разума именно в том, что он способен находить выход из, казалось бы, безвыходного положения.
Иначе зачем бы он возник в Природе!
Впрочем, кто знает, зачем!
 

1. Об утопиях xxi века

   О неизбежности появления мифов и их необходимости я уже говорил в главе, посвященной философии истории. А в этой главе я позволю себе пофантазировать и попробовать выстроить свою утопию, но утопию, основанную на логике Природы и логике истории, о которых я постарался рассказать в предыдущих разделах работы и, уточняю, которая представляет собой эмпирическое обобщение.