Страница:
При этих словах президента Вероника почувствовала себя так, словно она была сделана из стекла и в нее влетел мяч, посланный метким ударом игрока лучшей бейсбольной сборной. Выходит, Маркус лгал ей с самого начала. Он вел расследование по корпоративному шпионажу в ее компании, и внезапно все их разговоры с момента его приезда в Сиэтл приобрели зловещие обертона.
Он ее использовал.
Она с трудом удерживалась от того, чтобы не сказать ему прямо в лицо, что о нем думает.
А ведь она уже стала ему доверять!
Он разбил ее сердце своим предательством, а ей приходится напускать на себя спокойствие.
Он, вероятно, считал ее главной подозреваемой. И занимался с ней любовью. Нет, черт возьми! При чем тут любовь? Сексом. Он занимался с ней сексом, чтобы завоевать ее доверие.
Комната поплыла у нее перед глазами, закружилась, как на карусели. Она продолжала сидеть прямо толькоценой громадных волевых усилий. Она не позволит себе раскиснуть перед своим нанимателем. Не допустит, чтобы Маркус разрушил ее жизнь. Ей нужна эта работа. Сейчас как никогда. Она не вылетит отсюда лишь потому, что чувства возьмут верх над разумом.
С лицом, похожим на маску, она повернулась к Маркусу. Надо делать вид, будто она готова к сотрудничеству. Чтобы он не расценил ее желание плюнуть ему в лицо за все те нежности, что говорил ей, как признание вины. Но помогать этому змию подколодному, этой гадине она хотела меньше всего.
Уж лучше проглотить битое стекло.
Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, поэтому выбрала точку чуть повыше его плеча и смотрела туда.
– Что еще вы хотите у меня спросить? Лицо его оставалось непроницаемым.
– Зачем ты удалила это сообщение, Ронни?
Она не смела огрызнуться в ответ, даже если ей этого очень хотелось. Не могла она и лгать. Хватит лжи. Поэтому ей оставалось лишь сказать правду в надежде, что ее объяснения будут приняты.
– Я испугалась. Подумала, что если это сообщение найдут в моем компьютере, то на меня падет подозрение.
Мистер Клайн раздраженно хмыкнул. Вероника болезненно поморщилась, но продолжала смотреть в сторону Маркуса.
– Почему ты никому не сказала, когда обнаружила это сообщение?
Он задает эти вопросы, с тем чтобы она себя сама оговорила?
Она не позволит ему это сделать.
– Я пыталась сообщить об этом мистеру Клайну, как только прочла послание. Поэтому сразу позвонила Эллисон и попросила назначить встречу с мистером Клайном, но его не было в городе.
Маркус повернулся к Эллисон:
– Мисс Ричардс звонила вам в четверг?
Уже по тому, как он задал этот вопрос, было понятно, что он не верит ни одному ее слову. Сердце, которое и так кровоточило, сжалось от немыслимой боли.
Эллисон кивнула:
– Она попросила назначить ей встречу с мистером Клайном, но я спросила, сможет ли она отложить ее до сегодняшнего дня. Мистер Клайн обычно очень занят сразу после командировки. И мисс Ричардс легко согласилась подождать.
Эллисон распрямила спину и погладила блокнот. «Интересно, кто-нибудь еще заметил, как нервничает персональная помощница президента?» – подумала Вероника. Теперь Эллисон уже не знала, правильно ли сделала, отложив визит Вероники к Клайну, и пыталась свалить вину на самое Веронику, говоря о той легкости, с которой она согласилась ждать.
Маркус кивнул, но Эллисон на него не смотрела. Она смотрела на Клайна, который раздраженно воззрился на личную секретаршу:
– Вы могли бы спросить, что нужно Веронике.
– Я пыталась. Она сказала, что хочет поговорить именно с вами.
Даже пребывая в полном смятении, Вероника не могла не отметить, с какой завидной выдержкой Эллисон отметает все упреки босса и не сжимается от начальственного гнева.
Маркус открыл черный кейс, вынул умещающийся на ладони органайзер и включил мини-компьютер.
– Назовите фамилии сотрудников – членов команды по новому продукту.
Вероника решила, что обращаются к ней, и перечислила членов группы маркетинга и двух конструкторов, чьи письма она тоже получала.
Вероника сама поразилась тому, что способна говорить нормальным голосом. С этим подонком! Как он смел использовать ее страсть к нему для ведения расследования?! Все это просто отвратительно.
Ее тошнило. Тошнило от обиды и боли.
Маркус делал пометки электронным пером на экране мини-компьютера.
– Четверо из тех, кого упомянула Ронни, в моем списке подозреваемых, – сказал Маркус, обернувшись к Клайну.
Клайн мрачно усмехнулся:
– Четверо лучше, чем пятнадцать, как вы вчера сообщили в отчете.
– Список подозреваемых? – Вероника понимала, что говорит как идиотка, но сейчас все до нее доходило очень медленно. Он составил список из пятнадцати фамилий? – А я была в этом списке?
Она пожалела о том, что задала этот вопрос, еще не договорив его до конца, но слово не воробей – вылетит, не поймаешь.
Мистер Клайн скривился, как от боли. Маркус был мрачнее тучи. Веронике казалось, что лицо ее треснет, словно тесная маска, при малейшем движении.
– Так я была в этом списке, не так ли? – все же спросила она и посмотрела Маркусу прямо в глаза.
Он кивнул. Он пытался что-то сказать ей взглядом, но она больше не желала принимать от него никаких личных сообщений, в какой бы форме они ни были сделаны.
– Да, но на сегодня вы вычеркнуты.
Должна ли она радоваться этому обстоятельству? Он только что подтвердил, что подозревал ее, занимаясь с ней сексом в пятницу вечером.
– Отчего же? – Неужели этот визгливый голос действительно принадлежит ей? – Может, я и есть та самая шпионка и принесла это сообщение лишь затем, чтобы отвести подозрение от себя?
К чему она пошла по пути самоуничтожения? Если Маркус не думал в этом направлении, зачем она его надоумила?
Эмоции взяли верх над разумом, и ей надо было срочно их усмирить. Потом будет время зализывать раны, бросать ему обвинения, а свою голову посыпать пеплом. Но не сейчас.
Она должна помочь ему найти виновного, тем самым доказав, что шпионила не она.
Бен примирительно зашикал, впервые за время совещания обратив на себя внимание.
Он весело подмигнул ей, словно она только что очень удачно пошутила.
– Не надо так говорить. Никто не поверит, что такая милая девочка может продавать корпоративные секреты. Черт, любой, кто увидит ту развалюху, на которой ты ездишь, сразу поймет, что, кроме зарплаты, у тебя нет ничего за душой.
Только не тот, кто желает думать, что она виновна. Маркус.
И у него есть основания сомневаться в ее невиновности. Полтора года назад она сделала именно то, в чем ее никак не мог бы заподозрить начальник безопасности.
У нее были веские причины так поступить. Но никто из участников сделки не думал на ней погреть руки. Алекс хотел уничтожить компанию, в которой работали сотни людей, только ради личной мести. Сделай он то, что задумал, едва ли был бы счастлив от содеянного и вряд ли его брак не закончился бы разводом. Если учесть, что его жена была дочерью владельца той самой компании, которую он стремился разорить.
И Веронике нужны были деньги, чтобы спасти жизнь Дженни и начать новую жизнь – уже с ребенком. Да, средства для достижения этих целей были не самыми лучшими, и она не переставала терзаться по этому поводу. Но разве Маркус может это понять? Конечно, нет. Иначе он не стал бы делать ее объектом своего расследования. Она поделилась с ним самым сокровенным – и получила в ответ лишь ехидную насмешку над собственной доверчивостью.
Она рассказала ему о родителях, о Дженни, но это не развеяло его сомнений. Что он думал? Что она продаст секреты компании, для того чтобы оплатить обучение сестры в колледже?
Его молчание во время этого допроса говорило о многом.
Веронику лихорадило. Она понимала, что должна покинуть кабинет, прежде чем потеряет контроль над собой.
– Если у вас больше нет ко мне вопросов, я бы хотела уйти.
Она начала подниматься, но Маркус положил ей руку на предплечье. Она с трудом удержалась от того, чтобы не отшвырнуть ее. Она осталась сидеть с видом холодного презрения. По крайней мере она надеялась, что выглядит именно так. Если испытываемые ею страдания выдавали ее глаза, то лучше бы ей умереть.
– Еще минуточку.
Вероника кивнула. Она боялась говорить, чтобы голосом не выдать себя.
– Можно мне получить такой же доступ к почте, какой имеете вы?
– Нельзя без разрешения Джека.
– Он в списке, – сказал мистер Клайн. Маркус нахмурился:
– Мы не можем действовать через него. Мне придется использовать вашу систему для расследования.
Чтобы Маркус постоянно сидел у нее в отсеке после того, как он поступил с ней? Она этого не вынесет. Вероника проглотила комок, застрявший в горле.
– Хорошо. Что-то еще?
Она должна уйти отсюда. Прямо сейчас. Маркус убрал руку.
– Не теперь. Если мне придет в голову что-то еще, мы могли бы обсудить это за ленчем.
Он думает, что после всего она пойдете ним на ленч? Может, с его самомнением он полагает, что она еще и спать с ним будет?
Она хотела послать его к черту. Здесь, при всех. Наступить каблуком ему на ногу и вдавить острую шпильку прямо в мягкую кожу его ботинок. Ей хотелось вылить теперь уже остывший кофе ему на голову – на наглую блондинистую голову, но она не сделала ни того, ни другого.
Она встала и пошла к двери.
– Вероника, – окликнул ее мистер Клайн. Она остановилась на полпути к двери.
– Да?
– Спасибо, что довели до моего сведения это сообщение. Не каждый сотрудник по собственной воле ввязался бы в такую историю.
Вероника коротко кивнула и сделала еще один шаг к спасительному выходу. Еще десять футов – и она на свободе. Ни Маркуса, ни зрителей. Она была на грани нервного срыва.
Эти десять футов были как десяток миль, но в итоге она оказалась за порогом злосчастного кабинета. В приемной она буквально упала на стол Эллисон.
Как могла она оказаться такой дурой? Такой наивной? Поверить сладким речам Маркуса о будущем? У него врожденная аллергия на прочные отношения.
Ну что ж, никогда и ни за что не станет она делить ленч – и что бы то ни было другое – с Маркусом Данверсом. Больше никогда.
Глава 15
Он ее использовал.
Она с трудом удерживалась от того, чтобы не сказать ему прямо в лицо, что о нем думает.
А ведь она уже стала ему доверять!
Он разбил ее сердце своим предательством, а ей приходится напускать на себя спокойствие.
Он, вероятно, считал ее главной подозреваемой. И занимался с ней любовью. Нет, черт возьми! При чем тут любовь? Сексом. Он занимался с ней сексом, чтобы завоевать ее доверие.
Комната поплыла у нее перед глазами, закружилась, как на карусели. Она продолжала сидеть прямо толькоценой громадных волевых усилий. Она не позволит себе раскиснуть перед своим нанимателем. Не допустит, чтобы Маркус разрушил ее жизнь. Ей нужна эта работа. Сейчас как никогда. Она не вылетит отсюда лишь потому, что чувства возьмут верх над разумом.
С лицом, похожим на маску, она повернулась к Маркусу. Надо делать вид, будто она готова к сотрудничеству. Чтобы он не расценил ее желание плюнуть ему в лицо за все те нежности, что говорил ей, как признание вины. Но помогать этому змию подколодному, этой гадине она хотела меньше всего.
Уж лучше проглотить битое стекло.
Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, поэтому выбрала точку чуть повыше его плеча и смотрела туда.
– Что еще вы хотите у меня спросить? Лицо его оставалось непроницаемым.
– Зачем ты удалила это сообщение, Ронни?
Она не смела огрызнуться в ответ, даже если ей этого очень хотелось. Не могла она и лгать. Хватит лжи. Поэтому ей оставалось лишь сказать правду в надежде, что ее объяснения будут приняты.
– Я испугалась. Подумала, что если это сообщение найдут в моем компьютере, то на меня падет подозрение.
Мистер Клайн раздраженно хмыкнул. Вероника болезненно поморщилась, но продолжала смотреть в сторону Маркуса.
– Почему ты никому не сказала, когда обнаружила это сообщение?
Он задает эти вопросы, с тем чтобы она себя сама оговорила?
Она не позволит ему это сделать.
– Я пыталась сообщить об этом мистеру Клайну, как только прочла послание. Поэтому сразу позвонила Эллисон и попросила назначить встречу с мистером Клайном, но его не было в городе.
Маркус повернулся к Эллисон:
– Мисс Ричардс звонила вам в четверг?
Уже по тому, как он задал этот вопрос, было понятно, что он не верит ни одному ее слову. Сердце, которое и так кровоточило, сжалось от немыслимой боли.
Эллисон кивнула:
– Она попросила назначить ей встречу с мистером Клайном, но я спросила, сможет ли она отложить ее до сегодняшнего дня. Мистер Клайн обычно очень занят сразу после командировки. И мисс Ричардс легко согласилась подождать.
Эллисон распрямила спину и погладила блокнот. «Интересно, кто-нибудь еще заметил, как нервничает персональная помощница президента?» – подумала Вероника. Теперь Эллисон уже не знала, правильно ли сделала, отложив визит Вероники к Клайну, и пыталась свалить вину на самое Веронику, говоря о той легкости, с которой она согласилась ждать.
Маркус кивнул, но Эллисон на него не смотрела. Она смотрела на Клайна, который раздраженно воззрился на личную секретаршу:
– Вы могли бы спросить, что нужно Веронике.
– Я пыталась. Она сказала, что хочет поговорить именно с вами.
Даже пребывая в полном смятении, Вероника не могла не отметить, с какой завидной выдержкой Эллисон отметает все упреки босса и не сжимается от начальственного гнева.
Маркус открыл черный кейс, вынул умещающийся на ладони органайзер и включил мини-компьютер.
– Назовите фамилии сотрудников – членов команды по новому продукту.
Вероника решила, что обращаются к ней, и перечислила членов группы маркетинга и двух конструкторов, чьи письма она тоже получала.
Вероника сама поразилась тому, что способна говорить нормальным голосом. С этим подонком! Как он смел использовать ее страсть к нему для ведения расследования?! Все это просто отвратительно.
Ее тошнило. Тошнило от обиды и боли.
Маркус делал пометки электронным пером на экране мини-компьютера.
– Четверо из тех, кого упомянула Ронни, в моем списке подозреваемых, – сказал Маркус, обернувшись к Клайну.
Клайн мрачно усмехнулся:
– Четверо лучше, чем пятнадцать, как вы вчера сообщили в отчете.
– Список подозреваемых? – Вероника понимала, что говорит как идиотка, но сейчас все до нее доходило очень медленно. Он составил список из пятнадцати фамилий? – А я была в этом списке?
Она пожалела о том, что задала этот вопрос, еще не договорив его до конца, но слово не воробей – вылетит, не поймаешь.
Мистер Клайн скривился, как от боли. Маркус был мрачнее тучи. Веронике казалось, что лицо ее треснет, словно тесная маска, при малейшем движении.
– Так я была в этом списке, не так ли? – все же спросила она и посмотрела Маркусу прямо в глаза.
Он кивнул. Он пытался что-то сказать ей взглядом, но она больше не желала принимать от него никаких личных сообщений, в какой бы форме они ни были сделаны.
– Да, но на сегодня вы вычеркнуты.
Должна ли она радоваться этому обстоятельству? Он только что подтвердил, что подозревал ее, занимаясь с ней сексом в пятницу вечером.
– Отчего же? – Неужели этот визгливый голос действительно принадлежит ей? – Может, я и есть та самая шпионка и принесла это сообщение лишь затем, чтобы отвести подозрение от себя?
К чему она пошла по пути самоуничтожения? Если Маркус не думал в этом направлении, зачем она его надоумила?
Эмоции взяли верх над разумом, и ей надо было срочно их усмирить. Потом будет время зализывать раны, бросать ему обвинения, а свою голову посыпать пеплом. Но не сейчас.
Она должна помочь ему найти виновного, тем самым доказав, что шпионила не она.
Бен примирительно зашикал, впервые за время совещания обратив на себя внимание.
Он весело подмигнул ей, словно она только что очень удачно пошутила.
– Не надо так говорить. Никто не поверит, что такая милая девочка может продавать корпоративные секреты. Черт, любой, кто увидит ту развалюху, на которой ты ездишь, сразу поймет, что, кроме зарплаты, у тебя нет ничего за душой.
Только не тот, кто желает думать, что она виновна. Маркус.
И у него есть основания сомневаться в ее невиновности. Полтора года назад она сделала именно то, в чем ее никак не мог бы заподозрить начальник безопасности.
У нее были веские причины так поступить. Но никто из участников сделки не думал на ней погреть руки. Алекс хотел уничтожить компанию, в которой работали сотни людей, только ради личной мести. Сделай он то, что задумал, едва ли был бы счастлив от содеянного и вряд ли его брак не закончился бы разводом. Если учесть, что его жена была дочерью владельца той самой компании, которую он стремился разорить.
И Веронике нужны были деньги, чтобы спасти жизнь Дженни и начать новую жизнь – уже с ребенком. Да, средства для достижения этих целей были не самыми лучшими, и она не переставала терзаться по этому поводу. Но разве Маркус может это понять? Конечно, нет. Иначе он не стал бы делать ее объектом своего расследования. Она поделилась с ним самым сокровенным – и получила в ответ лишь ехидную насмешку над собственной доверчивостью.
Она рассказала ему о родителях, о Дженни, но это не развеяло его сомнений. Что он думал? Что она продаст секреты компании, для того чтобы оплатить обучение сестры в колледже?
Его молчание во время этого допроса говорило о многом.
Веронику лихорадило. Она понимала, что должна покинуть кабинет, прежде чем потеряет контроль над собой.
– Если у вас больше нет ко мне вопросов, я бы хотела уйти.
Она начала подниматься, но Маркус положил ей руку на предплечье. Она с трудом удержалась от того, чтобы не отшвырнуть ее. Она осталась сидеть с видом холодного презрения. По крайней мере она надеялась, что выглядит именно так. Если испытываемые ею страдания выдавали ее глаза, то лучше бы ей умереть.
– Еще минуточку.
Вероника кивнула. Она боялась говорить, чтобы голосом не выдать себя.
– Можно мне получить такой же доступ к почте, какой имеете вы?
– Нельзя без разрешения Джека.
– Он в списке, – сказал мистер Клайн. Маркус нахмурился:
– Мы не можем действовать через него. Мне придется использовать вашу систему для расследования.
Чтобы Маркус постоянно сидел у нее в отсеке после того, как он поступил с ней? Она этого не вынесет. Вероника проглотила комок, застрявший в горле.
– Хорошо. Что-то еще?
Она должна уйти отсюда. Прямо сейчас. Маркус убрал руку.
– Не теперь. Если мне придет в голову что-то еще, мы могли бы обсудить это за ленчем.
Он думает, что после всего она пойдете ним на ленч? Может, с его самомнением он полагает, что она еще и спать с ним будет?
Она хотела послать его к черту. Здесь, при всех. Наступить каблуком ему на ногу и вдавить острую шпильку прямо в мягкую кожу его ботинок. Ей хотелось вылить теперь уже остывший кофе ему на голову – на наглую блондинистую голову, но она не сделала ни того, ни другого.
Она встала и пошла к двери.
– Вероника, – окликнул ее мистер Клайн. Она остановилась на полпути к двери.
– Да?
– Спасибо, что довели до моего сведения это сообщение. Не каждый сотрудник по собственной воле ввязался бы в такую историю.
Вероника коротко кивнула и сделала еще один шаг к спасительному выходу. Еще десять футов – и она на свободе. Ни Маркуса, ни зрителей. Она была на грани нервного срыва.
Эти десять футов были как десяток миль, но в итоге она оказалась за порогом злосчастного кабинета. В приемной она буквально упала на стол Эллисон.
Как могла она оказаться такой дурой? Такой наивной? Поверить сладким речам Маркуса о будущем? У него врожденная аллергия на прочные отношения.
Ну что ж, никогда и ни за что не станет она делить ленч – и что бы то ни было другое – с Маркусом Данверсом. Больше никогда.
Глава 15
Эллисон дождалась, пока Бен и Маркус уйдут из кабинета Джорджа.
– Ты ведешь здесь, в «Клайн технолоджи», расследование возможного шпионажа? – спросила она, оставшись наедине с боссом.
Он поднял взгляд от записей, и по его глазам было ясно: он удивлен, что она все еще здесь.
В течение дня она редко задерживалась у него в кабинете. Это запрещалось правилами. От нее требовалось умение полностью подавлять эмоции, она должна была вести себя как робот, чтобы ни одна живая душа в компании не заподозрила, что босс водит шашни с личным секретарем.
– Я думал, это и так понятно.
– Ты мне ничего не сказал.
– Не было необходимости ставить тебя в известность.
– Я твой персональный секретарь.
– Да, но ты не моя тень. Я в состоянии принимать кое-какие решения, не спрашивая у тебя совета. – Ее больно ужалил его сарказм, но она преодолела боль.
Она начала привыкать к ней. Пренебрежение на работе с лихвой окупалось тем вниманием, что он оказывал ей во внерабочее время. Она сумела себя в этом убедить.
– Я была в списке?
Тот же вопрос задала Вероника Ричардc. И то же отчаяние, что увидела Эллисон в глазах своей более молодой сослуживицы, охватило ее от сознания того, что ответ скорее всего будет положительным.
– Это не важно. И вообще этот разговор ни к чему. Если ты закончила, я бы предпочел вернуться к работе.
– Не смей испытывать на мне свои руководящие приемы. Ответь, черт побери, на мой вопрос.
Джордж отложил в сторону документы, нарочито медленно поправил бумаги.
– Вы не могли бы повторить то, что вы сказали, миссис Дженнингс?
– Ответь, черт побери, на мой вопрос.
От шока глаза у него стали круглыми. Он рассчитывал, что она попятится от его взгляда, но, похоже, сейчас ей было на все наплевать. Даже на то, что он ее уволит.
На кону было нечто поважнее работы.
Сердце.
– Да, ты была в списке.
– И поэтому ты предпочел не посвящать меня в расследование? Я ведь подозреваемая.
– Ты имела доступ ко всей той информации, что утекала, – сказал Клайн, не подтверждая, но и не опровергая ее предположения.
– Я имела доступ к информации, утечка которой имела бы для твоей компании куда более далеко идущие последствия, и я ее не разглашала.
– Ты здесь ни при чем. Источник утечки информации, как оказалось, находится в отделе маркетинга.
Разочарование камнем легло на сердце. Ее буквально гнула к земле эта тяжесть.
– Тебе не кажется, что как твоя любовница я не заслужила того, чтобы меня держали в полном неведении?
– Ты ведь знаешь, я не позволяю личным склонностям влиять на решения, связанные с бизнесом.
Он держался так надменно, словно был принцем крови.
– Я думала, что между нами что-то есть.
– Я бы предпочел не обсуждать это сейчас.
Она во все глаза смотрела на него. Тело у нее ныло от с трудом сдерживаемого гнева и обиды.
– А что, если я хочу это обсудить?
– Ты мой личный секретарь, а не жена. Когда мы находимся здесь, в этом здании, мои желания главенствуют.
Как будто только в этом здании!
Она развернулась на каблуках, спеша покинуть этот кабинет, до того как сделает нечто необратимое, о чем будет потом горько жалеть. Например, скажет этому надменному сукину сыну, что он может сделать со своей работой.
– Эллисон!
Она остановилась у двери.
– С тобой все в порядке? Она быстро кивнула:
– Да.
– Хорошо. Мне не хочется приглашать сюда другого секретаря. Сегодня еще многое предстоит сделать.
Вот так. Может, в постели с ней он и ощущает себя разгоряченным подростком, но секс с ней всегда будет на вторых ролях – в первую очередь она для него секретарша. И то, что было у него с ней во внерабочее время, тоже имело свое название – секс, и ничего больше. В этот момент ослепительной ясности она это поняла.
Он ни разу не пригласил ее на свидание.
Ни разу не представил ее взрослым детям и не попросил, чтобы она познакомила его со своими детьми.
Если и было в их отношениях что-то теплое и личное, то это ее работа личного секретаря. Только эта ее роль в его жизни имела для него значение. К несчастью, она не могла больше играть ее.
Хотя «комната» – слишком громкое название для закуточка, образованного двумя железными шкафами, расположенными под углом, и стеллажом между ними. Этот закуток находился в противоположном от отсека Ронни конце коридора, и Маркус оказался здесь только потому, что, решив забежать за Ронни, чтобы вместе пойти на ленч, нигде не мог ее найти.
Бросив лишь один взгляд на этот безупречно организованный склад канцелярских принадлежностей с надписями и закладками, чтобы все было под рукой, Маркус сразу понял, кто тут командует.
Одна из дверей металлического шкафа была открыта, и голова Ронни и верхняя часть ее тела оставались скрытыми от его глаз. Все, что он мог видеть, – это изящный абрис ее ягодиц и бедер в аккуратных серых брюках.
Он предпочел бы юбку шесть дюймов выше колен, но облегающие брюки – не такая уж плохая вещь. Она, вероятно, считала, что они отлично маскируют ее маленькое сексуальное тело. Но ошибалась.
– Разве мы не договорились встретиться в полдвенадцатого, чтобы вместе пойти на ленч?
Из-за двери донеслось сдавленное восклицание, и тут Ронни споткнулась обо что-то и попятилась с естественной грацией выпивохи, покидающего бар в момент закрытия оного.
– Маркус… – Она казалась шокированной его появлением.
Не в ее правилах забывать о назначенных встречах, но, по-видимому, утренние события выбили ее из колеи. Ему не понравилось то явное напряжение, которое исходило от нее в кабинете Клайна, но он не сомневался, что оно было вызвано страхом, что ее прошлое будет разоблачено.
Она явно довела себя до ручки опасениями, что Маркус рассказал Клайну о том, что она сделала, прежде чем покинуть «Си-ай-эс».
Он собирался успокоить ее за ленчем – сказать, что ей нечего бояться на этот счет. И они могли бы обговорить кое-что еще, он объяснил бы ей, почему вынужден был скрывать от нее истинную причину своего присутствия в «Клайн технолоджи».
Она должна понять. Ронни была девочкой разумной, и, если посмотреть на вещи трезво, она не стала бы ставить ему в вину то, что он заподозрил ее в шпионаже. Она должна признать, что обстоятельства были далеко не в ее пользу.
Кроме того, как только он скажет ей, что никогда и в мыслях не имел причинить ей вред, она поймет – все, что он здесь делает, всего лишь его работа. Делая эту мучительную работу, он чуть ли не надвое разрывался, но по-другому поступать не мог – выбора не было. И никогда в жизни он не испытывал такого облегчения, как тогда, когда Клайн позвонил ему, чтобы рассказать о том, что обнаружила Ронни. Он нутром почувствовал, что она невиновна.
– Уже почти полдень, моя сладкая. Тебя нелегко было найти.
Он весь этаж обрыскал, пока ее тут обнаружил.
Она распрямилась, и выражение ее лица – холодная маска презрения – вызвало в нем некоторую нервозность.
– Может, я не хотела, чтобы меня нашли.
Ему совсем не нравились эти слова и то, как она на него смотрела. Словно он был собачьим дерьмом, которое прилипло к каблучкам ее серых лодочек.
– С чего бы тебе от меня прятаться, детка?
Она прищурилась, и на секунду ему показалось, что она вгонит его в землю этим взглядом.
И снова эта холодная маска вместо лица.
– Я не твоя детка. Я не твоя сладкая. Я вообще не твоя. И поэтому прошу не употреблять эти бессмысленные уничижительные слова, обращаясь ко мне.
Бессмысленные? Уничижительные? Ситуация уходила из-под контроля. По крайней мере она могла бы выяснить, рассказал ли он что-нибудь Клайну, перед тем как делать такие заявления.
– О чем, черт возьми, ты говоришь?
Ее изумительно очерченные брови взлетели над черной оправой очков.
– Все просто. Твоя хитроумная техника обольщения больше не действует. Впредь можешь не стараться. Я и так буду сотрудничать для успешного проведения вашего расследования. Так что нет абсолютно никакой необходимости жертвовать собственным телом ради работы.
Она отступила назад, насколько это позволяло ограниченное пространство кладовки, словно желала оказаться от него как можно дальше. Он был в ярости. Она вела себя так, словно само его присутствие было ей невыносимо, не говоря уже о том, что громко вещала о его расследовании, будто здесь их никто не мог услышать, хотя на самом деле место для этого она выбрала не самое безопасное.
– Не думаю, что говорить о моей работе здесь – хорошая мысль, – сказал он, упреждающе понизив голос. И тут до него дошел смысл остального ею сказанного. И как только это произошло, голос его возвысился: – Хитроумная техника обольщения?
Ее нежные губы сложились в нитку, и ему захотелось расцеловать ее так, чтобы они раскраснелись, набухли и она прекратила использовать этот чудный природный инструмент для извержения подобного мусора.
Стараясь говорить как можно спокойнее, он сказал:
– Я не знаю, о чем ты говоришь, но одно могу гарантировать – обсуждать это здесь я не стану ни при каких условиях.
Он не вступит с ней в дискуссию относительно принесения в жертву расследованию собственного тела в том месте, где их в любой момент может услышать кто-либо из сотрудников компании. В интересах расследования как такового.
– Нам ни к чему обсуждать эту тему. Ни здесь, ни где-либо еще. Что касается меня, то если у нас и могут быть какие-то отношения, то отныне и впредь они ограничиваются лишь нашей профессиональной деятельностью и…
Он должен был остановить ее, прежде чем она снова заговорит о его расследовании.
– Ронни…
Вид у нее был такой, что своим взглядом она могла бы превратить его в глыбу льда, но внешность, как известно, обманчива – она сама не ведала, что творит. Очевидно, она была расстроена куда сильнее, чем хотела показать. Но, пока она не отказывалась от диалога, все еще можно поправить. Только говорить здесь нельзя – он должен как можно скорее увести ее из этого здания. Иначе она его раскроет.
Маркус схватил ее за предплечье и потащил за собой.
– Пошли. Нам надо поесть.
Она попыталась оторвать его руку, и он позволил ей это сделать, ловко перехватив ее за талию. Ее и так ставшее не слишком податливым тело напряглось, словно он обнимал не Ронни, а кусок мрамора. Маркус тихо выругался.
Разрешить ситуацию после утренних событий оказалось сложнее, чем ему представлялось. Но он как-нибудь это переживет, так или иначе найдет способ уладить разногласия между ними. Черта с два он допустит, чтобы она опять от него ускользнула.
Он потащил ее мимо ее отсека, чтобы она захватила сумочку, затем вывел из здания, успев на ходу отметиться у дежурного. Ему пришлось буквально запихнуть ее в машину, но, оказавшись на переднем пассажирском сиденье его «ягуара», она больше не предпринимала дурацких попыток убежать. И слава Богу. Игра в догонялки на стоянке для машин только усложнила бы дело.
Они проехали в полном молчании минут пять, когда она ледяным тоном спросила его, куда он ее везет.
– Ко мне, – без колебаний ответил Маркус.
– Забудь об этом, – категорически заявила она. Она отказывала ему не только на словах: все в ней – и поза, и взор – выражало неприязнь.
Маркус метнул на нее взгляд, на миг отвлекшись от дороги. Она смотрела прямо перед собой, поджав губы в ледяном презрении.
– Нам надо обсудить несколько щекотливых тем, которые в общественных местах обсуждать не следует. Либо мы едем ко мне, либо к тебе, – добавил Маркус, услужливо предоставляя ей право выбора.
Руки ее, лежавшие на коленях, сжались в кулаки и притиснулись к бедрам.
– Почему мы не можем поговорить, скажем, в парке? Маркус включил дворники – начал моросить дождик.
– Потому что мы находимся на северо-западе страны и климат у нас не располагает к беседам на свежем воздухе. По крайней мере сегодня.
Он хотел немного сбросить накал страстей, но тема погоды, очевидно, не показалась ей такой уж забавной. Ронни по-прежнему держалась очень напряженно.
– Так куда мы едем? – спросил он.
– К тебе.
Он не обманывался. Он понимал, что ей совсем не хочется ехать к нему в квартиру, но еще меньше она желает видеть его у себя. Попытается ли она захлопнуть перед его носом дверь, когда он придет вечером к ней на ужин? Маркус приказал себе не думать о предстоящем, а вместо этого сосредоточиться на том, что происходит в данный момент. А настоящее не сулило легких решений.
Он притормозил у мексиканского фаст-фуда.
– Что тебе взять?
Она продолжала смотреть прямо перед собой. Даже глазом не повела.
– Ничего. Я не голодна.
Он заказал ей тако[4] и диетическую колу. Себе он взял еду с рутбир[5] – кола ему никогда не нравилась. Он протянул ей пакет с едой и напитками, прежде чем тронуться с места. Подъехав к дому, он взял пакет и решительно направился к двери.
Она шла следом на почтительном расстоянии.
У дверей квартиры он не удержался и, ухмыльнувшись, попросил ее вытащить ключи у него из кармана.
– Видишь, у меня руки заняты.
Если он хотел ее поддеть, то это ему вполне удалось. Вероника заглотила наживку целиком. Она скривила такую физиономию, словно только что лимон съела.
Алекс был прав, когда говорил, что его, Маркуса, своеобразное чувство юмора не доведет его до добра.
Схватив пакет с провиантом, она прошипела:
– Сам достанешь.
Он вздохнул и, вытащив ключи из кармана, отворил дверь. Галантно отступив на шаг – ровно настолько, чтобы она могла пройти, он сказал:
– Дамы вперед.
Он понимал, что оказывает на нее давление, но ведь полтора года назад он на собственном опыте убедился, что стоит чуть ослабить напор, как она возведет между ними такой прочный эмоциональный барьер, что ни одному смертному не пробить.
И все же вид у нее был такой, словно она готова дать ему ногой в пах, и Маркус усмехнулся про себя. Ему нравилось ее дразнить, и с этим ничего не поделаешь. Она была такой легкой мишенью. Кроме того, он предпочел бы видеть ее какой угодно, только не похожей на офисного робота, как это было когда-то. Ронни проскользнула в оставленную им узкую щель, изловчившись не прикоснуться к нему. Ей это с трудом удалось.
Она направилась прямо на кухню и шлепнула пакет с едой и напитками на стол. Он подошел и стал выкладывать еду.
Она нахмурилась, когда он пододвинул к ней, успевшей сесть на металлический стул в неестественно напряженной позе, тако.
– Я сказала, что не голодна.
– Тогда не ешь. Только моя мама освежевала бы меня живьем, если бы узнала, что я купил себе ленч, оставив девушку, которую пригласил на свидание, голодать.
– Я не на свидании, – процедила она сквозь зубы. Своей настойчивостью в этом вопросе она начиналадействовать ему на нервы.
– Разве мы не договорились встретиться за ленчем? Что же у нас, если не свидание?
Ронни освободила соломинку от оберточной бумаги ровно настолько, чтобы проткнуть пластик.
– Ты ведешь здесь, в «Клайн технолоджи», расследование возможного шпионажа? – спросила она, оставшись наедине с боссом.
Он поднял взгляд от записей, и по его глазам было ясно: он удивлен, что она все еще здесь.
В течение дня она редко задерживалась у него в кабинете. Это запрещалось правилами. От нее требовалось умение полностью подавлять эмоции, она должна была вести себя как робот, чтобы ни одна живая душа в компании не заподозрила, что босс водит шашни с личным секретарем.
– Я думал, это и так понятно.
– Ты мне ничего не сказал.
– Не было необходимости ставить тебя в известность.
– Я твой персональный секретарь.
– Да, но ты не моя тень. Я в состоянии принимать кое-какие решения, не спрашивая у тебя совета. – Ее больно ужалил его сарказм, но она преодолела боль.
Она начала привыкать к ней. Пренебрежение на работе с лихвой окупалось тем вниманием, что он оказывал ей во внерабочее время. Она сумела себя в этом убедить.
– Я была в списке?
Тот же вопрос задала Вероника Ричардc. И то же отчаяние, что увидела Эллисон в глазах своей более молодой сослуживицы, охватило ее от сознания того, что ответ скорее всего будет положительным.
– Это не важно. И вообще этот разговор ни к чему. Если ты закончила, я бы предпочел вернуться к работе.
– Не смей испытывать на мне свои руководящие приемы. Ответь, черт побери, на мой вопрос.
Джордж отложил в сторону документы, нарочито медленно поправил бумаги.
– Вы не могли бы повторить то, что вы сказали, миссис Дженнингс?
– Ответь, черт побери, на мой вопрос.
От шока глаза у него стали круглыми. Он рассчитывал, что она попятится от его взгляда, но, похоже, сейчас ей было на все наплевать. Даже на то, что он ее уволит.
На кону было нечто поважнее работы.
Сердце.
– Да, ты была в списке.
– И поэтому ты предпочел не посвящать меня в расследование? Я ведь подозреваемая.
– Ты имела доступ ко всей той информации, что утекала, – сказал Клайн, не подтверждая, но и не опровергая ее предположения.
– Я имела доступ к информации, утечка которой имела бы для твоей компании куда более далеко идущие последствия, и я ее не разглашала.
– Ты здесь ни при чем. Источник утечки информации, как оказалось, находится в отделе маркетинга.
Разочарование камнем легло на сердце. Ее буквально гнула к земле эта тяжесть.
– Тебе не кажется, что как твоя любовница я не заслужила того, чтобы меня держали в полном неведении?
– Ты ведь знаешь, я не позволяю личным склонностям влиять на решения, связанные с бизнесом.
Он держался так надменно, словно был принцем крови.
– Я думала, что между нами что-то есть.
– Я бы предпочел не обсуждать это сейчас.
Она во все глаза смотрела на него. Тело у нее ныло от с трудом сдерживаемого гнева и обиды.
– А что, если я хочу это обсудить?
– Ты мой личный секретарь, а не жена. Когда мы находимся здесь, в этом здании, мои желания главенствуют.
Как будто только в этом здании!
Она развернулась на каблуках, спеша покинуть этот кабинет, до того как сделает нечто необратимое, о чем будет потом горько жалеть. Например, скажет этому надменному сукину сыну, что он может сделать со своей работой.
– Эллисон!
Она остановилась у двери.
– С тобой все в порядке? Она быстро кивнула:
– Да.
– Хорошо. Мне не хочется приглашать сюда другого секретаря. Сегодня еще многое предстоит сделать.
Вот так. Может, в постели с ней он и ощущает себя разгоряченным подростком, но секс с ней всегда будет на вторых ролях – в первую очередь она для него секретарша. И то, что было у него с ней во внерабочее время, тоже имело свое название – секс, и ничего больше. В этот момент ослепительной ясности она это поняла.
Он ни разу не пригласил ее на свидание.
Ни разу не представил ее взрослым детям и не попросил, чтобы она познакомила его со своими детьми.
Если и было в их отношениях что-то теплое и личное, то это ее работа личного секретаря. Только эта ее роль в его жизни имела для него значение. К несчастью, она не могла больше играть ее.
* * *
Маркус выследил Ронни в кладовой комнате отдела маркетинга.Хотя «комната» – слишком громкое название для закуточка, образованного двумя железными шкафами, расположенными под углом, и стеллажом между ними. Этот закуток находился в противоположном от отсека Ронни конце коридора, и Маркус оказался здесь только потому, что, решив забежать за Ронни, чтобы вместе пойти на ленч, нигде не мог ее найти.
Бросив лишь один взгляд на этот безупречно организованный склад канцелярских принадлежностей с надписями и закладками, чтобы все было под рукой, Маркус сразу понял, кто тут командует.
Одна из дверей металлического шкафа была открыта, и голова Ронни и верхняя часть ее тела оставались скрытыми от его глаз. Все, что он мог видеть, – это изящный абрис ее ягодиц и бедер в аккуратных серых брюках.
Он предпочел бы юбку шесть дюймов выше колен, но облегающие брюки – не такая уж плохая вещь. Она, вероятно, считала, что они отлично маскируют ее маленькое сексуальное тело. Но ошибалась.
– Разве мы не договорились встретиться в полдвенадцатого, чтобы вместе пойти на ленч?
Из-за двери донеслось сдавленное восклицание, и тут Ронни споткнулась обо что-то и попятилась с естественной грацией выпивохи, покидающего бар в момент закрытия оного.
– Маркус… – Она казалась шокированной его появлением.
Не в ее правилах забывать о назначенных встречах, но, по-видимому, утренние события выбили ее из колеи. Ему не понравилось то явное напряжение, которое исходило от нее в кабинете Клайна, но он не сомневался, что оно было вызвано страхом, что ее прошлое будет разоблачено.
Она явно довела себя до ручки опасениями, что Маркус рассказал Клайну о том, что она сделала, прежде чем покинуть «Си-ай-эс».
Он собирался успокоить ее за ленчем – сказать, что ей нечего бояться на этот счет. И они могли бы обговорить кое-что еще, он объяснил бы ей, почему вынужден был скрывать от нее истинную причину своего присутствия в «Клайн технолоджи».
Она должна понять. Ронни была девочкой разумной, и, если посмотреть на вещи трезво, она не стала бы ставить ему в вину то, что он заподозрил ее в шпионаже. Она должна признать, что обстоятельства были далеко не в ее пользу.
Кроме того, как только он скажет ей, что никогда и в мыслях не имел причинить ей вред, она поймет – все, что он здесь делает, всего лишь его работа. Делая эту мучительную работу, он чуть ли не надвое разрывался, но по-другому поступать не мог – выбора не было. И никогда в жизни он не испытывал такого облегчения, как тогда, когда Клайн позвонил ему, чтобы рассказать о том, что обнаружила Ронни. Он нутром почувствовал, что она невиновна.
– Уже почти полдень, моя сладкая. Тебя нелегко было найти.
Он весь этаж обрыскал, пока ее тут обнаружил.
Она распрямилась, и выражение ее лица – холодная маска презрения – вызвало в нем некоторую нервозность.
– Может, я не хотела, чтобы меня нашли.
Ему совсем не нравились эти слова и то, как она на него смотрела. Словно он был собачьим дерьмом, которое прилипло к каблучкам ее серых лодочек.
– С чего бы тебе от меня прятаться, детка?
Она прищурилась, и на секунду ему показалось, что она вгонит его в землю этим взглядом.
И снова эта холодная маска вместо лица.
– Я не твоя детка. Я не твоя сладкая. Я вообще не твоя. И поэтому прошу не употреблять эти бессмысленные уничижительные слова, обращаясь ко мне.
Бессмысленные? Уничижительные? Ситуация уходила из-под контроля. По крайней мере она могла бы выяснить, рассказал ли он что-нибудь Клайну, перед тем как делать такие заявления.
– О чем, черт возьми, ты говоришь?
Ее изумительно очерченные брови взлетели над черной оправой очков.
– Все просто. Твоя хитроумная техника обольщения больше не действует. Впредь можешь не стараться. Я и так буду сотрудничать для успешного проведения вашего расследования. Так что нет абсолютно никакой необходимости жертвовать собственным телом ради работы.
Она отступила назад, насколько это позволяло ограниченное пространство кладовки, словно желала оказаться от него как можно дальше. Он был в ярости. Она вела себя так, словно само его присутствие было ей невыносимо, не говоря уже о том, что громко вещала о его расследовании, будто здесь их никто не мог услышать, хотя на самом деле место для этого она выбрала не самое безопасное.
– Не думаю, что говорить о моей работе здесь – хорошая мысль, – сказал он, упреждающе понизив голос. И тут до него дошел смысл остального ею сказанного. И как только это произошло, голос его возвысился: – Хитроумная техника обольщения?
Ее нежные губы сложились в нитку, и ему захотелось расцеловать ее так, чтобы они раскраснелись, набухли и она прекратила использовать этот чудный природный инструмент для извержения подобного мусора.
Стараясь говорить как можно спокойнее, он сказал:
– Я не знаю, о чем ты говоришь, но одно могу гарантировать – обсуждать это здесь я не стану ни при каких условиях.
Он не вступит с ней в дискуссию относительно принесения в жертву расследованию собственного тела в том месте, где их в любой момент может услышать кто-либо из сотрудников компании. В интересах расследования как такового.
– Нам ни к чему обсуждать эту тему. Ни здесь, ни где-либо еще. Что касается меня, то если у нас и могут быть какие-то отношения, то отныне и впредь они ограничиваются лишь нашей профессиональной деятельностью и…
Он должен был остановить ее, прежде чем она снова заговорит о его расследовании.
– Ронни…
Вид у нее был такой, что своим взглядом она могла бы превратить его в глыбу льда, но внешность, как известно, обманчива – она сама не ведала, что творит. Очевидно, она была расстроена куда сильнее, чем хотела показать. Но, пока она не отказывалась от диалога, все еще можно поправить. Только говорить здесь нельзя – он должен как можно скорее увести ее из этого здания. Иначе она его раскроет.
Маркус схватил ее за предплечье и потащил за собой.
– Пошли. Нам надо поесть.
Она попыталась оторвать его руку, и он позволил ей это сделать, ловко перехватив ее за талию. Ее и так ставшее не слишком податливым тело напряглось, словно он обнимал не Ронни, а кусок мрамора. Маркус тихо выругался.
Разрешить ситуацию после утренних событий оказалось сложнее, чем ему представлялось. Но он как-нибудь это переживет, так или иначе найдет способ уладить разногласия между ними. Черта с два он допустит, чтобы она опять от него ускользнула.
Он потащил ее мимо ее отсека, чтобы она захватила сумочку, затем вывел из здания, успев на ходу отметиться у дежурного. Ему пришлось буквально запихнуть ее в машину, но, оказавшись на переднем пассажирском сиденье его «ягуара», она больше не предпринимала дурацких попыток убежать. И слава Богу. Игра в догонялки на стоянке для машин только усложнила бы дело.
Они проехали в полном молчании минут пять, когда она ледяным тоном спросила его, куда он ее везет.
– Ко мне, – без колебаний ответил Маркус.
– Забудь об этом, – категорически заявила она. Она отказывала ему не только на словах: все в ней – и поза, и взор – выражало неприязнь.
Маркус метнул на нее взгляд, на миг отвлекшись от дороги. Она смотрела прямо перед собой, поджав губы в ледяном презрении.
– Нам надо обсудить несколько щекотливых тем, которые в общественных местах обсуждать не следует. Либо мы едем ко мне, либо к тебе, – добавил Маркус, услужливо предоставляя ей право выбора.
Руки ее, лежавшие на коленях, сжались в кулаки и притиснулись к бедрам.
– Почему мы не можем поговорить, скажем, в парке? Маркус включил дворники – начал моросить дождик.
– Потому что мы находимся на северо-западе страны и климат у нас не располагает к беседам на свежем воздухе. По крайней мере сегодня.
Он хотел немного сбросить накал страстей, но тема погоды, очевидно, не показалась ей такой уж забавной. Ронни по-прежнему держалась очень напряженно.
– Так куда мы едем? – спросил он.
– К тебе.
Он не обманывался. Он понимал, что ей совсем не хочется ехать к нему в квартиру, но еще меньше она желает видеть его у себя. Попытается ли она захлопнуть перед его носом дверь, когда он придет вечером к ней на ужин? Маркус приказал себе не думать о предстоящем, а вместо этого сосредоточиться на том, что происходит в данный момент. А настоящее не сулило легких решений.
Он притормозил у мексиканского фаст-фуда.
– Что тебе взять?
Она продолжала смотреть прямо перед собой. Даже глазом не повела.
– Ничего. Я не голодна.
Он заказал ей тако[4] и диетическую колу. Себе он взял еду с рутбир[5] – кола ему никогда не нравилась. Он протянул ей пакет с едой и напитками, прежде чем тронуться с места. Подъехав к дому, он взял пакет и решительно направился к двери.
Она шла следом на почтительном расстоянии.
У дверей квартиры он не удержался и, ухмыльнувшись, попросил ее вытащить ключи у него из кармана.
– Видишь, у меня руки заняты.
Если он хотел ее поддеть, то это ему вполне удалось. Вероника заглотила наживку целиком. Она скривила такую физиономию, словно только что лимон съела.
Алекс был прав, когда говорил, что его, Маркуса, своеобразное чувство юмора не доведет его до добра.
Схватив пакет с провиантом, она прошипела:
– Сам достанешь.
Он вздохнул и, вытащив ключи из кармана, отворил дверь. Галантно отступив на шаг – ровно настолько, чтобы она могла пройти, он сказал:
– Дамы вперед.
Он понимал, что оказывает на нее давление, но ведь полтора года назад он на собственном опыте убедился, что стоит чуть ослабить напор, как она возведет между ними такой прочный эмоциональный барьер, что ни одному смертному не пробить.
И все же вид у нее был такой, словно она готова дать ему ногой в пах, и Маркус усмехнулся про себя. Ему нравилось ее дразнить, и с этим ничего не поделаешь. Она была такой легкой мишенью. Кроме того, он предпочел бы видеть ее какой угодно, только не похожей на офисного робота, как это было когда-то. Ронни проскользнула в оставленную им узкую щель, изловчившись не прикоснуться к нему. Ей это с трудом удалось.
Она направилась прямо на кухню и шлепнула пакет с едой и напитками на стол. Он подошел и стал выкладывать еду.
Она нахмурилась, когда он пододвинул к ней, успевшей сесть на металлический стул в неестественно напряженной позе, тако.
– Я сказала, что не голодна.
– Тогда не ешь. Только моя мама освежевала бы меня живьем, если бы узнала, что я купил себе ленч, оставив девушку, которую пригласил на свидание, голодать.
– Я не на свидании, – процедила она сквозь зубы. Своей настойчивостью в этом вопросе она начиналадействовать ему на нервы.
– Разве мы не договорились встретиться за ленчем? Что же у нас, если не свидание?
Ронни освободила соломинку от оберточной бумаги ровно настолько, чтобы проткнуть пластик.