– Я бы хотел, – честно признался он. – Я попросил твою сестру выйти за меня замуж.
   Ронни засмеялась:
   – Да уж!
   – Ты хочешь сказать, что он не просил тебя выйти за него? – с острым интересом к теме спросила у сестры Дженни.
   – Да.
   – Какого черта?! – взорвался Маркус, но Ронни его перебила:
   – Ты не просил. Ты приказал мне выйти за тебя. Между этими вещами существует большая разница, даже если ты ее не видишь.
   Черт! Может, из-за этого она заартачилась?
   – День выдался трудный. Я был не в романтическом настроении, – несколько смущенно признался он.
   Она, вероятно, подумала, что для неандертальца он делает крупные успехи.
   – Ты серьезно? – спросила Дженни уже без всякой насмешки. – Людоед хочет на тебе жениться?
   Ронни смотрела на него, словно говоря взглядом: «Смотри, какую кашу ты заварил», – но при этом утвердительно кивнула.
   – Я думала, что он ни с кем не завязывает прочных отношений, – растерянно сказала Дженни.
   На скулах его заиграли желваки.
   – Твоя сестра не знает меня так хорошо, как ей кажется.
   – Прости, но это не так, – сказала Ронни и шлепнула тряпку для посуды в раковину. – Ты сказал мне, что ты не хочешь никаких обязательств, что это всего лишь секс. Я ведь не ошиблась?
   Дженни чуть не вскрикнула, услышав тираду сестры. Это было совсем на нее не похоже. Маркус не удивился. Когда Ронни разойдется, маска чопорного спокойствия начинает с нее сползать.
   Он не мог отрицать ее слов. Он наговорил ей весь этот вздор, в который тогда и сам верил. До Вероники у него никогда не было с женщинами ничего большего, чем просто секс, и его шокировало то, что маленький офисный робот мог зажечь в нем более глубокие чувства.
   И вместо того чтобы попытаться объяснить необъяснимое, он сфокусировался на том, что может ухватить.
   – Не думаю, что следует обсуждать нашу сексуальную жизнь с твоей младшей сестренкой.
   – Почему? Я уже десять месяцев как живу с результатом этой вашей жизни, – саркастически заметила Дженни.
   Ронни сжала кулаки, глаза ее стали растерянными. Она отвернулась. Маркусу страшно захотелось обнять ее, притянуть к себе и сказать, что все у нее будет хорошо.
   Но он этого не сделал. Он нахмурился и посмотрел на Дженни:
   – Я бы все отдал, чтобы разделить с тобой эту привилегию.
   Она посмотрела на него с сочувствием:
   – Понимаю. Я говорила Веронике: вы можете быть равнодушны к ней, но из этого не следует, что вы не хотите знать о вашем ребенке.
   Дженни попала в самую точку. Даже если Вероника была уверена в его нежелании вступать с ней в серьезные отношения, у нее не было причин полагать, что он того же мнения относительно ребенка. Если ею что-то и двигало, так это страх, что он заберет у нее сына. Говорила ли она об этом Дженни? Едва ли.
   Черт, он готов был поспорить, что она ничего не сказала Дженни о фиаско с «Хайпертоном» и о том, как ей удалось раздобыть денег на лечение Дженни во Франции. Это очень похоже на Ронни – скрывать грязную правду от сестры и нести весь груз в одиночку.
   Он вылил остатки кофе из чашки в раковину и направился к двери. Ронни осталась на кухне в ледяном молчании, а Дженни оценивающе за ним наблюдала.
   Он остановился в дверях и, переведя взгляд с одной на другую, сказал:
   – Но все дело в том, что я хочу твою сестру.

Глава 18

   – Что написано на этой чертовой бумажке? Эллисон скосила взгляд на листок бумаги в руках Джорджа.
   – Это заявление об уходе. – Он держал просьбу Эллисон освободить ее от занимаемой должности не позднее чем через две недели, как только будет найдена подходящая замена.
   Всю прошлую ночь она провела в размышлениях о том, что ее ждет, и пришла к выводу – присутствие Джорджа Клайна в ее будущем не предвидится. Она слишком себя уважала, чтобы стать сексуальной игрушкой в руках мужчины, даже такого, как Джордж Клайн, и, следовательно, должна уйти из его жизни.
   – Ты не можешь уволиться из-за вчерашней дурацкой ссоры.
   – Я не из-за этого ухожу. Он задумался.
   – Тогда в чем дело?
   – В уважении. В твоем уважении ко мне, которого нет, и в моем чувстве собственного достоинства. Продолжать работать на тебя я не стану.
   Он подошел к столу Эллисон и рывком поднял ее со стула. Не грубо, но твердо.
   – Я тебя не отпускаю.
   Находиться с ним в столь опасной близости было для нее сродни самоубийству, но она подавила эмоции, как это делала всегда в офисе.
   – Я понимаю, что поиски и прием на работу нового персонального помощника создадут тебе неудобства, но тут я ничего поделать не могу.
   – И я, по-твоему, должен себе подготовить другую любовницу тоже? – язвительно поинтересовался он.
   Она поморщилась:
   – Да.
   Клайн покачал головой:
   – Этого не случится. Вы не уйдете от меня, леди. Ты мне принадлежишь, поняла?
   – Трудовое соглашение – это не договор о рабстве. Я могу перейти на другую работу, если захочу.
   Лицо его сделалось пепельным.
   – Речь идет не о твоей работе, дорогая. Речь идет о нас. Он никогда не называл ее «дорогая» в офисе до этого.
   Почему, чтобы сделать это, он должен был дождаться сегодняшнего дня? Это могло бы случиться и раньше.
   – Работа секретарши – это единственный аспект моей личности, который имеет для тебя значение. Ты вчера это доказал. Яне останусь, и тебе не уговорить меня изменить решение.
   – Почему ты не отвечала на мои звонки вчера вечером?
   – Я отключила телефон.
   – И домофон тоже?
   Она покачала головой. Горло сдавил спазм. Она не отвечала вчера на звонки, как сейчас не прореагировала на стук в дверь начальственного кабинета. А ведь Клайн явно ждал посетителя.
   – Я обидел тебя вчера.
   – Ты полагаешь? – Сарказм не был ее коньком, но иногда без него не обойтись.
   – Я не хотел.
   – Мне все равно.
   Он опустил руки и отошел.
   – Я никогда не подозревал тебя в шпионаже.
   – Ты не говорил мне об этом.
   – Я вел себя как болван.
   Джордж признает свои ошибки? Невероятно.
   – Это не важно.
   Все, что у них было, закончилось.
   – Важно, и еще как! Я не позволю тебе уйти из моей жизни. Заставить тебя работать на меня я не могу, но не махну рукой на все, что у нас было, и с этим тебе придется считаться, дорогая.
   И затем он поцеловал ее. Прямотам, посреди приемной, где их любой мог увидеть. И это не был мимолетный поцелуй – он был долгим и чувственным.
   Когда Клайн отступил, она покачнулась.
   Он нежно подхватил ее и усадил на стул.
   – Ты принадлежишь мне, и не смей об этом забывать. Он снова ее поцеловал, быстро и крепко, и вернулсяк себе в кабинет.
   – Я все еще не могу поверить в это. Ты не сказала мне, что вы с Маркусом – пара. – Сэнди говорила все громче и раздраженнее. Они с Вероникой направлялись в кафетерий.
   Вероника не отказалась бы от чашки крепкого кофе. Голова никак не хотела просыпаться. Как могла она работать хотя бы вполсилы, если первой ее мыслью при пробуждении было то, что Маркус ждет от нее ответа? Перспектива стать его женой, рассматриваемая с разных ракурсов, поглотила все ее интеллектуальные ресурсы?
   Не мешало бы очнуться. И все же она почти пожалела, что пошла с Сэнди пить кофе. Общаться с Сэнди, когда та не в настроении, – гиблое дело. А Сэнди пребывала в весьма мрачном расположении духа.
   – Ты хоть представляешь себе, что я почувствовала, когда он сказал мне, что вы встречаетесь? Как будто я пытаюсь отбить дружка у моей подруги! Мне было так неловко. – Сэнди нисколько не казалась смущенной. Она выглядела взвинченной и злой.
   – Тебе нечего стыдиться, – примирительно сказала Вероника, но в голосе ее помимо воли прозвучало раздражение.
   Сэнди вовсе не нуждалась в очередной победе. Мужчин у нее было столько, сколько другим и не снилось.
   – Ты не знала, что Маркус мной интересуется.
   – Ты могла бы сказать мне. Я же спрашивала.
   Вероника вспомнила о сообщении, которое в понедельник утром оставила ей Сэнди, и почувствовала себя виноватой.
   – Я не стала тебе перезванивать, потому что ты спросила, встречается ли он с кем-нибудь. Обо мне речь не шла.
   Не слишком логичное объяснение.
   – Ах, оставь, – махнула рукой Сэнди.
   Ладно, она могла бы перезвонить Сэнди и сказать, что у них с Маркусом все серьезно. Увы, в тот момент Веронику волновали совсем другие проблемы. Она так запуталась в собственных вопросах и сомнениях, что обсуждать тему Маркуса с кем-либо, особенно с подругой, которая явно испытывала к нему интерес, у нее просто не было сил.
   – Послушай, Сэнди, Маркус… Он…
   – Что? Ты хочешь сказать, что интерес невзаимен? Если он тебе не нужен… – Сэнди оборвала фразу, но выражение ее лица мгновенно изменилось. Стало умильно-созерцательным.
   Вероника во многом не была уверена, но одно знала точно: ей совсем не хотелось, чтобы ее соблазнительная подруга обхаживала мужчину, которого она, Вероника, любила. Настало время быть честной. По крайней мере с Сэнди.
   – Он отец Эрона, и я думаю выйти за него замуж.
   – Ты серьезно? – Сэнди перешла почти на визг. – Отец Эрона? Почему ты мне сразу не сказала? Теперь мне стало еще хуже.
   Сэнди действительно почувствовала себя плохо, но у Вероники и тени сомнений не было, что это вызвано не раскаянием в невольной попытке зацепить чужого парня. Веронике нравилась Сэнди, но она не была слепой и знала, что та не любит, когда ей мешают охотиться за приглянувшимся самцом.
   – Я не сказала тебе, поскольку не считала это важным.
   – Как ты можешь так говорить? – Теперь Сэнди была искренне озадачена. Злости не было.
   – Я не знала, захочет ли он снова быть со мной. Считала, он меня ненавидит.
   На самом деле Веронике казалось, что он ее презирает и надежды восстановить их отношения попросту нет. Да и восстанавливать-то было особенно нечего. Так она думала. Но, очевидно, заблуждалась.
   Он хотел жениться на ней, и если она поверит, что этот брак обернется благом для нее и Эрона, она, вероятнее всего, ответит согласием.
   – На него не похоже. Я помню, как он разговаривал в понедельник за ленчем.
   Подруги вошли в кафетерий и сразу направились к бару с закусками и напитками.
   – Что он сказал? – не удержавшись, спросила Вероника, взяв пластиковый поднос и поставив его на металлические направляющие.
   – Я просто спросила его, не хочет ли он заглянуть ко мне домой на ужин. Он мне отказал. Ты меня знаешь, я так просто не сдаюсь. – Сэнди лукаво улыбнулась. – Итак, я спросила, как насчет другого вечера, и он ответил, что пока он тут работает, будет занят. Тобой.
   – Вот как? – У нее развивается паранойя, или все же важен тот факт, что он указал конкретный срок, а именно срок его пребывания в Сиэтле?
   – Ты сказала, что, возможно, выйдешь за него замуж, – добавила Сэнди и поставила свой поднос рядом с подносом Вероники.
   – Еще не решено. – Вероника положила на поднос салфетку и ложку. Она собиралась взять кофе и булочку.
   – Но такая возможность есть? – не унималась Сэнди.
   – Почти стопроцентная вероятность, – раздался голос Маркуса у Вероники за спиной, прежде чем она успела ответить.
   Она так резко обернулась, что очки сползли на нос. Пришлось их поправить.
   – Маркус, что ты тут делаешь? Он что, все слышал?
   – Тебя ищу.
   – А… – То ли недосып так плохо сказывался на ее умственных способностях, то ли она разговаривать разучилась.
   Или один вид шести футов двух дюймов убийственно привлекательной мужской плоти расплавил ее мозг. При одном взгляде на него воспоминания вчерашнего вечера накатили с непреложной ясностью. Она почти ощутила себя распятой на полу, на ковре, среди разбросанной одежды. Ей страшно захотелось сделать скандальную вещь – закинуть ему руки за шею и чмокнуть в губы.
   Он, вероятно, и это спланировал. У него просто совести нет.
   Маркус нахмурился. Интересно, что сейчас его раздражает?
   – Итак, можно вас поздравить или еще нет? – спросила Сэнди, захлопав ресницами. Вероника решила, что флиртует она инстинктивно, не задумываясь о том, что делает.
   – Может, Ронни и считает, что праздновать рано, но мы действительно поженимся. – Он улыбнулся, и Веронике показалось, что у нее задергался лицевой нерв.
   Какой же он самоуверенный!
   Она вытянулась во весь свой рост и сделала каменное лицо.
   – Мы еще не решили. Я пока думаю. Помнишь? Вместо ответа он схватил ее поднос и поставил в стопку, а салфетку и ложку смял и бросил в мусор.
   И одарил Сэнди победной улыбкой:
   – Ты ведь не против, если я утащу Ронни на минутку? Сэнди улыбнулась:
   – Конечно, не против, при условии, что мне дается право первой фишки на случай, если Вероника передумает выводить такого классного парня с рынка.
   Вероника сжала зубы, с трудом подавив желание сказать Сэнди, что она думает по поводу отличных парней и охотниц за отборными самцами.
   Маркус зажег улыбку на тысячу мегаватт.
   – Спасибо. Я позабочусь о том, чтобы она тебе позвонила первой. – Он протянул Ронни руку: – Пошли?
   Ей хотелось послать его подальше, но она кивнула.
   Сплетен будет больше, чем можно себе представить, после того, что она поведала Сэнди по дороге в буфет, не говоря уже о сцене в кафетерии, которую могли наблюдать все присутствующие. Не замечая его руки, она протиснулась мимо него и выскользнула из кафетерия.
   Он нагнал ее двумя шагами.
   – Ну, что скажешь? Поедем в кофе-хауз, тот, что в центре, возле залива?
   Он сделал ей предложение, от которого она не могла отказаться.
   Приняв ее молчание за знак согласия, он проводил ее к своей машине. Она позволила ему открыть для нее пассажирскую дверь и ни слова не сказала, когда он галантно помог ей сесть в «ягуар». Когда он наклонился, чтобы пристегнуть ее ремень, она подумала, что он всегда вел себя с ней на удивление галантно. Он заставлял ее испытывать благодарность к нему за заботу. С ним унее рождалось ощущение, словно она на самом деле ему дорога. Опасное заблуждение. Решение надо принимать в здравом уме.
   Он не сразу отстранился, после того как пристегнул ее ремень, и его запах окутал ее, и губы его были всего в нескольких дюймах от ее губ.
   – Ты такая хорошенькая, детка.
   Она не нашла что сказать. Да и было ли это важно? Он избавил ее от необходимости подыскивать слова, закрыв ей рот поцелуем. Его поцелуй был краток, но имел разрушительные последствия.
   – У тебя такие сладкие губы. – Он подмигнул ей, обошел машину и сел на водительское место.
   Сладкие губы? Хорошенькая? У него есть глаза? Неужели он не видит, что в ней нет ничего особенного? Типичная серая курочка.
   Но быстрый взгляд, что он метнул на нее, когда вставлял ключ в замок зажигания, напомнил ей, что он видел ее совсем иначе. Если она правильно поняла этот взгляд и явное напряжение во всем его теле, он находит ее чертовски привлекательной.
   Внутри у нее разлилось тепло. Она поймала себя на том, что улыбается.
   Он что-то пробормотал себе под нос, потом наклонился и поцеловал ее еще раз, на этот раз крепко, но быстро.
   – Спасибо тебе.
   За что? За то, что его поцеловала? Что пошла с ним, обойдясь без ссоры?
   Он погладил ее по щеке.
   – За то, что сказала Сэнди – я отец Эрона.
   Вероника вздохнула.
   – Я бы раньше ей сказала, но прежде должна была сообщить тебе.
   – Могу понять твое чувство неловкости, – сказал он с легкой усмешкой и улыбнулся ей еще раз, прежде чемнажать на газ. – Я вчера позвонил Алексу. Он нас обоих поздравляет.
   – С чем? – нахмурившись, спросила она.
   – С тем, что у нас сын. Он хочет знать, когда мы поженимся. Я сказал, что как только тебя уговорю.
   – Уже хорошо. Ты не стал говорить ему, что мы поженимся, словно меня об этом и спрашивать не надо.
   – Ты хочешь, чтобы я извинился?
   – Передо мной или перед Сэнди?
   – Зачем мне просить прощения у барракуды? Я хочу извиниться перед тобой.
   Он считал Сэнди барракудой?
   – Почему?
   – Потому что тебя явно бесит, когда я кому-то говорю, что мы поженимся.
   – Не затрудняй себя извинениями. Ты все равно будешь так поступать и дальше.
   Он пожал плечами – очевидно, он с ней согласился – и тяжело вздохнул.
   – Хочешь – верь, хочешь – нет, но я утащил тебя из «Клайн технолоджи» не затем, чтобы добиться от тебя решения выйти за меня замуж.
   Она поморщилась:
   – Нуда. По-твоему, тут и решать нечего. Костяшки пальцев у него побелели – с такой силой Маркус вцепился в руль. Он явно куда больше волнуется по поводу ее реакции на его предложение, чем хочет это показать.
   – Давай сейчас об этом не будем. Отлично.
   – Как скажешь.
   – Так о чем ты хотел поговорить? – спросила Вероника, после того как они минут пять проехали в молчании.
   – О расследовании. Я подумал, что раз ты знаешь подозреваемых, то могла бы дать им характеристики.
   Она понимала, что, с его точки зрения, это разумно, но говорить о своих коллегах в этом ключе ей совсем не хотелось.
   – Так кто же они, твои подозреваемые?
   Маркус притормозил перед красным сигналом светофора.
   – Твой босс, Джек. Сэнди тоже в списке. Инженер-конструктор по имени Кевин Коллинз и стажер Джерри Парке.
   – Сэнди и Джек в списке? – Вероника о таком и подумать не могла.
   – Да.
   – Но Сэнди – моя подруга.
   Глупо. С Маркусом это не пройдет. Он не вычеркнет Сэнди только потому, что Вероника считает ее подругой. Он оставил даже имя Вероники в списке подозреваемых, несмотря на то что их с Маркусом можно считать в определенном смысле весьма близкими друзьями.
   – Это не означает, что она не способна приторговывать закрытой информацией. Она вполне подходит по всем статьям на эту роль, и у нее есть доступ к утекающим сведениям.
   – Что значит «подходит по всем статьям на эту роль»? – Голос Вероники выдавал напряжение.
   Пожалуй, лучше бы они обсуждали тему брака.
   – Она водит престижную машину, носит дорогую одежду и имеет контакты с несколькими компаниями-конкурентами. Вполне вероятно, что она по уши в долгах, как и почти все мы, американцы, но с тем же успехом она могла бы регулярно добавлять к своему жалованью инженера отдела маркетинга доход от постороннего приработка, а именно от шпионажа.
   Какая фантастическая чушь! Но Вероника понимала, почему в глазах Маркуса Сэнди могла выглядеть подозрительно.
   – Но именно Сэнди первой заговорила со мной о том, что у нас в компании, возможно, завелся шпион.
   Маркус резко затормозил – на проезжую часть выскочила старушка с большим мешком мусора.
   – Возможно, она тебя прощупывала. Хотела посмотреть, оценила ли ты важность для конкурентов той информации о компании, что появилась в прессе.
   – Или она ни в чем не виновата.
   Маркус терпеливо ждал, пока старушка перейдет улицу, и лишь после этого вновь тронулся с места, не обращая внимания на раздраженные гудки тех, кто ехал следом.
   – Возможно, – сказал он без убежденности. – А как насчет Джека?
   Вероника не могла представить, чтобы ее начальник занимался продажей закрытой информации.
   – Он настоящий командный игрок, Маркус. И он думает о будущем «Клайн технолоджи». Конструктивно думает. Едва ли он станет копать под фирму.
   – Его неподдельный интерес к планам расширения «Клайн технолоджи» вполне может именно этим и объясняться. Но возможно и то, что таким образом он создает легальное прикрытие своей заинтересованности в вопросах, напрямую к нему не относящихся.
   – Ты циник, – с укором сказала Вероника. Как раз в тот момент, когда Маркус заехал на стоянку перед рынком «Пайк-плейс».
   – Клайн отваливает мне большие деньги не за то, чтобы я наивно хлопал глазами.
   – Да уж.
   Вероника вышла из машины и следом за Маркусом направилась к охраннику стоянки.
   Маркус заплатил парню с косичками-дредами и в линялой футболке с изображением танцора, играющего на флейте, за два часа.
   Расплатившись, он как бы невзначай взял Веронику за руку, переплетя пальцы, и повел ее к торговому центру. Она хотела было воспротивиться такой вольности, но идти с ним за руку было приятно, к тому же не глупо линастаивать на том, чтобы идти порознь, после того, что она позволила ему делать с собой вчера?
   Она не отшатнулась, когда он взял ее за руку. Очень скоро она поймет, что нет смысла противиться и тогда, когда он снова заговорит о браке. Понимает она это или пока нет, но он был ей нужен и будет рядом с ней ради нее и их сына. Он не станет поступать, как его отец, который оставил его мать наедине с нездоровым любопытством соседей, с болью от осознания того, что мужчина, которого любишь, принадлежит другой женщине.
   И еще она сказала Сэнди, что он, Маркус, отец Эрона. Ему это понравилось. Она публично заявила об этом и призналась, что рассматривает его предложение руки и сердца всерьез. В целом он узнал немало, бессовестно подслушав женщин.
   – Итак, ты считаешь, что Сэнди слишком милая для шпионки, а Джек чересчур увлечен своим делом, – сказал Маркус, возвращаясь к прерванному разговору. Они как раз переходили улицу перед «Пайк-плейс».
   Ронни не отвечала довольно долго, и Маркус уже подумал, что она и не собирается этого делать.
   – Если рассматривать все под таким углом, то моя позиция адвоката выглядит малоубедительной. Я хочу сказать, что я тоже женщина милая, дорожила своей работой, была верной и «Си-ай-эс» в целом, и Алексу лично, пока это не вошло в противоречие с моей любовью к сестре.
   Его покоробило, как она это сказала. Он не хотел от нее самоуничижения. Он резко остановился, повернул ее к себе лицом и нежно погладил под подбородком.
   – Послушай, Ронни. Ты сделала это, потому что считала – иного выхода нет. Твоя сестра вновь здорова, и это обстоятельство не стоит сбрасывать со счетов. Больше ты никогда не окажешься в такой ситуации. – Он об этом позаботится.
   Теперь она была не одинока. У нее был он. Нужно внушить ей эту мысль.
   Ее красивые серые глаза за черной оправой очков удивленно округлились.
   – Ты меня простил?
   – Тут и прощать нечего. Ты была права, когда сказала, что если бы Алексу удалось осуществить задуманное и он уничтожил бы «Хайпертон», то брак его оказался бы в серьезной опасности. Я не знаю, бросила бы его после этого Изабел или нет. Она женщина добрая. Однако уверен, что обиделась бы она на Алекса всерьез и ему долго пришлось бы искупать вину перед ней.
   Ронни приоткрыла нежные губы и вздохнула:
   – Ты прав. Трудно простить себя, когда ты обиделтого, кого любишь.
   Она его имела в виду? Только позавчера он готов был считать ее признание в любви недействительным. Она буквально убила его тем, что скрывала от него сам факт существования их ребенка. Однако Маркус был скорее человеком рассудочного типа и, проведя бессонную ночь в размышлениях, почти понял ее мотивы.
   Все это время она пребывала в страхе. Боялась лишиться сестры, единственной родной души, оставшейся у нее после смерти родителей. Опасалась потерять сына: вдруг его отец из чувства мести лишит ее ребенка? Из-за того, что он, Маркус, так рьяно поддерживал планы своего босса уничтожить человека, который, по мнению Алекса, был виновен в смерти его отца, Ронни вполне могла заключить, что имеет дело с личностью гипертрофированно мстительной и жестокой. Неудивительно, что она не рискнула сообщить Маркусу о своей беременности. Едва ли она ожидала, что эта новость его обрадует.
   Маркусу все еще было очень обидно, что она никогда ему не доверяла, но он не допустит, чтобы это чувство встало между ними и помешало наладить хорошие отношения.
   Они проходили мимо цветочного киоска. Пожилая китаянка собирала цветы в большие букеты. Такие красивые, просто заглядение. Он остановился и притянул к себе Ронни.
   Она прикоснулась к белой лилии в центре одного особенно привлекательного букета.
   – Просто чудо, – сказала она улыбающейся цветочнице.
   – Всего пятнадцать долларов, мисси. Вам его домой доставят.
   Ронни с сожалением отступила. У Маркуса заныло сердце. Сколько раз ей вот так приходилось качать головой, когда она видела что-то красивое, потому что денег хватало лишь на то, чтобы свести концы с концами, купить самое необходимое для Дженни, а потом еще и для Эрона.
   Маркус засунул руку в карман и достал двадцатку.
   – Я беру его.
   Пожилая цветочница понимающе улыбнулась:
   – Вы его для мисси берете, верно?
   – Да.
   – Тебе не надо…
   Маркус не дал Ронни договорить:
   – Мне не надо, но хочется.
   Продавщица обернула стебли мокрой газетой и поверх нее закрепила с помощью упаковочной ленты пластиковый пакет.
   – Не обижайте старушку, возьмите цветы, – сказала она Ронни, которая смотрела на все это так, словно не хотела брать подарок.
   Ронни взяла букет и обернулась к Маркусу со счастливой улыбкой:
   – Спасибо тебе.
   – Всегда пожалуйста. – Он произнес эту фразу несколько сдавленным голосом, но что тут удивительного?
   Эта улыбка опьянила его. Полувозбужденное состояние, в котором он перманентно пребывал в обществе Ронни, вдруг превратилось в близкое к критическому. Хорошо еще, что рубаха у него болталась почти до колен, скрывая очевидное свидетельство его возбуждения.
   Они пошли прочь от прилавков со свежей рыбой, спасаясь от специфического рыбного запаха.
   – Смотри, тут кофе продается, – сказала Ронни, указав букетом в сторону маленького ресторанчика на первом этаже.