Действительно, сверху доносились душераздирающие вопли. Энн помчалась по лестнице наверх. На полу второго этажа она увидела близнецов, которые сплелись в комок и отчаянно кусались, царапались и драли друг друга за волосы. Энн с трудом растащила их в стороны и, крепко держа того и другую за плечо, потребовала объяснений.
— Она говорит, что мне придется стать кавалером Айви Трент, — прорычал Джеральд.
— Придется, придется! — визжала Джеральдина.
— А вот не буду!
— Будешь, будешь!
— Дети! — проговорила Энн. В ее голосе было что-то, сразу укротившее драчунов. Они посмотрели на нее и увидели совершенно им незнакомую мисс Ширли — с властным взглядом и металлом в голосе. — Ты, Джеральдина, — спокойно и твердо сказала Энн, — на два часа отправишься в постель. А тебя, Джеральд, я на эти же два часа запру в чулан. И не желаю слушать никаких возражений. Вы вели себя безобразно и должны понести за это наказание. Ваша мать поручила вас мне, и вы будете выполнять мои распоряжения.
— Тогда накажите нас вместе, — со слезами попросила Джеральдина.
— Вы не имеете права нас разлучать, — пробормотал Джеральд. — Нас никто никогда не разлучал.
— А вот теперь я это сделаю, — заявила Энн непререкаемым тоном.
Джеральдина кротко сняла одежду и легла в постель. Джеральд так же кротко дал себя запереть в чулане. Собственно, это был не чулан, а комнатка с окном и стулом, так что никто бы не назвал его наказание непомерно суровым. Энн заперла дверцу чулана и села с книжкой у окна. По крайней мере, она обеспечила себе передышку на два часа.
Минут через десять она сходила посмотреть, что делает Джеральдина: девочка сладко спала и во сне была столь очаровательна, что Энн почти пожалела о своей строгости. Ну ничего, ей не вредно поспать. Когда она проснется, Энн разрешит ей встать, даже если два часа еще не истекут.
Прошел час. Джеральдина все еще спала. Джеральд вел себя очень тихо, и Энн решила, что он с достоинством принял наказание и его можно простить. В конце концов Айви Трент — заносчивая мартышка и, наверное, не зря получила от близнецов взбучку.
Энн отперла дверь чулана.
Джеральда там не было. Окно стояло раскрытым, а прямо под ним находилась крыша боковой веранды. Энн нахмурилась. Она спустилась вниз и вышла во двор. Зашла в сарай, потом вышла за калитку. На улице Джеральда тоже не было.
Энн пробежала через сад, открыла калитку и выбежала на дорожку, которая вела через небольшую рощицу к маленькому пруду на поле мистера Роберта Кридмора. Там она и обнаружила Джеральда. Отталкиваясь шестом, он весело катался по пруду на плоскодонке мистера Кридмора. Как раз в ту минуту, когда Энн выбежала из рощи, Джеральд с силой дернул шест, который застрял в тине. Шест выскочил с неожиданной легкостью, и мальчик рухнул спиной в воду.
Энн закричала, но тут же увидела, что мальчику ничто не угрожает: пруд был мелкий, вода едва доходила Джеральду до пояса. Он вскочил на ноги и так и стоял с глупейшим видом и прилипшими ко лбу белокурыми волосами. Тут за спиной Энн раздался истошный крик, из рощи в ночной рубашке выскочила Джеральдина, подбежала к мосткам, куда обычно привязывали плоскодонку, и с воплем «Джеральд!» с разбегу бросилась в воду. С шумным всплеском она упала рядом с братом, окатив его водой и чуть опять не сбив с ног.
— Джеральд, ты утонул? — кричала Джеральдина. — Ты утонул, братик?
— Нет, сестричка, не утонул, — стуча зубами, отозвался Джеральд.
Они обнялись и поцеловались.
— Дети, сейчас же выходите из воды, — приказала Энн.
Близнецы стали выбираться на берег. Сентябрьский день с утра был по-летнему теплым, но к вечеру поднялся ветер и заметно похолодало. Мокрые дети посинели от холода, и у них зуб на зуб не попадал. Энн не стала их бранить, а поскорее отвела домой, стащила с них мокрую одежду и уложила в постель миссис Реймонд, сунув им в ноги грелки с горячей водой. Но они все еще продолжали дрожать. Неужели простудились? Не дай Бог, схватят воспаление легких!
— Вы плохо за нами смотрели, мисс Ширли, — все еще стуча зубами, проговорил Джеральд.
— Да, плохо, — подтвердила Джеральдина.
Энн побежала звонить доктору. К тому времени, когда он пришел, близнецы уже согрелись, и он заверил Энн, что простуда им не грозит. Но лучше их не выпускать из постели до утра.
На обратном пути доктор встретил миссис Реймонд, и вскоре в дом влетела бледная и близкая к истерике мать близнецов.
— Мисс Ширли, ну как вы могли допустить, что мои крошки чуть не утонули?
— Вот и мы ей то же самое сказали, — хором проговорили близнецы.
— Я вам доверяла… я же вам говорила…
— Моей вины тут нет, миссис Реймонд, — с холодной твердостью ответила Энн. — Вы это сами поймете, когда немного успокоитесь. Ничего с детьми не случилось. За доктором я посылала просто на всякий случай. Если бы Джеральд и Джеральдина слушались меня, ничего бы не случилось.
— Я считала, что учительница должна уметь держать детей в руках. — Миссис Реймонд горестно покачала головой.
«Детей — да, но не бесенят», — подумала Энн. Вслух же она сказала:
— Ну раз уж вы вернулись, миссис Реймонд, я пойду домой. Здесь я, по-моему, больше не нужна, а мне еще нужно проверять тетради.
Джеральд с Джеральдиной стремительно выскочили из постели и обхватили Энн руками.
— Вы мне очень понравились, мисс Ширли! — воскликнул Джеральд. — Приходите к нам каждый раз, когда мама будет уезжать на похороны!
— Мне тоже, — сказала Джеральдина.
— Вы мне куда больше понравились, чем мисс Пра-ути!
— И мне тоже!
— Напишите о нас рассказ, — попросил Джеральд.
— Пожалуйста, напишите, — вторила ему Джеральдина.
— Что ж, я уверена, что вы не хотели ничего дурного, — дрожащим голосом проговорила миссис Реймонд.
— Благодарю вас, — ледяным голосом ответила Энн, пытаясь оторвать от себя руки близнецов.
— Пожалуйста, не будем ссориться, — со слезами в голосе взмолилась миссис Реймонд. — Я не выношу ссор.
— Разумеется, нет, — с достоинством сказала Энн, а она, когда хотела, умела говорить с большим достоинством. — Я не вижу, с чего бы нам ссориться. Джеральд и Джеральдина превосходно провели день, хотя боюсь, что того же нельзя сказать о бедняжке Айви Трент.
По дороге домой Энн чувствовала себя постаревшей на десять лет.
«И я еще считала Дэви озорником», — подумала она.
Ребекку она застала в саду. Та собирала поздние анютины глазки.
— Ребекка Дью, я всегда считала, что известное изречение «Детей должно быть видно, но не слышно» чересчур сурово. Но сегодня я убедилась, что в нем что-то есть.
— Бедняжечка! Я сейчас накормлю вас вкусным ужином, — сказала Ребекка Дью, сдержав рвущееся у нее с языка напоминание: «А я что вам говорила?»
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
— Она говорит, что мне придется стать кавалером Айви Трент, — прорычал Джеральд.
— Придется, придется! — визжала Джеральдина.
— А вот не буду!
— Будешь, будешь!
— Дети! — проговорила Энн. В ее голосе было что-то, сразу укротившее драчунов. Они посмотрели на нее и увидели совершенно им незнакомую мисс Ширли — с властным взглядом и металлом в голосе. — Ты, Джеральдина, — спокойно и твердо сказала Энн, — на два часа отправишься в постель. А тебя, Джеральд, я на эти же два часа запру в чулан. И не желаю слушать никаких возражений. Вы вели себя безобразно и должны понести за это наказание. Ваша мать поручила вас мне, и вы будете выполнять мои распоряжения.
— Тогда накажите нас вместе, — со слезами попросила Джеральдина.
— Вы не имеете права нас разлучать, — пробормотал Джеральд. — Нас никто никогда не разлучал.
— А вот теперь я это сделаю, — заявила Энн непререкаемым тоном.
Джеральдина кротко сняла одежду и легла в постель. Джеральд так же кротко дал себя запереть в чулане. Собственно, это был не чулан, а комнатка с окном и стулом, так что никто бы не назвал его наказание непомерно суровым. Энн заперла дверцу чулана и села с книжкой у окна. По крайней мере, она обеспечила себе передышку на два часа.
Минут через десять она сходила посмотреть, что делает Джеральдина: девочка сладко спала и во сне была столь очаровательна, что Энн почти пожалела о своей строгости. Ну ничего, ей не вредно поспать. Когда она проснется, Энн разрешит ей встать, даже если два часа еще не истекут.
Прошел час. Джеральдина все еще спала. Джеральд вел себя очень тихо, и Энн решила, что он с достоинством принял наказание и его можно простить. В конце концов Айви Трент — заносчивая мартышка и, наверное, не зря получила от близнецов взбучку.
Энн отперла дверь чулана.
Джеральда там не было. Окно стояло раскрытым, а прямо под ним находилась крыша боковой веранды. Энн нахмурилась. Она спустилась вниз и вышла во двор. Зашла в сарай, потом вышла за калитку. На улице Джеральда тоже не было.
Энн пробежала через сад, открыла калитку и выбежала на дорожку, которая вела через небольшую рощицу к маленькому пруду на поле мистера Роберта Кридмора. Там она и обнаружила Джеральда. Отталкиваясь шестом, он весело катался по пруду на плоскодонке мистера Кридмора. Как раз в ту минуту, когда Энн выбежала из рощи, Джеральд с силой дернул шест, который застрял в тине. Шест выскочил с неожиданной легкостью, и мальчик рухнул спиной в воду.
Энн закричала, но тут же увидела, что мальчику ничто не угрожает: пруд был мелкий, вода едва доходила Джеральду до пояса. Он вскочил на ноги и так и стоял с глупейшим видом и прилипшими ко лбу белокурыми волосами. Тут за спиной Энн раздался истошный крик, из рощи в ночной рубашке выскочила Джеральдина, подбежала к мосткам, куда обычно привязывали плоскодонку, и с воплем «Джеральд!» с разбегу бросилась в воду. С шумным всплеском она упала рядом с братом, окатив его водой и чуть опять не сбив с ног.
— Джеральд, ты утонул? — кричала Джеральдина. — Ты утонул, братик?
— Нет, сестричка, не утонул, — стуча зубами, отозвался Джеральд.
Они обнялись и поцеловались.
— Дети, сейчас же выходите из воды, — приказала Энн.
Близнецы стали выбираться на берег. Сентябрьский день с утра был по-летнему теплым, но к вечеру поднялся ветер и заметно похолодало. Мокрые дети посинели от холода, и у них зуб на зуб не попадал. Энн не стала их бранить, а поскорее отвела домой, стащила с них мокрую одежду и уложила в постель миссис Реймонд, сунув им в ноги грелки с горячей водой. Но они все еще продолжали дрожать. Неужели простудились? Не дай Бог, схватят воспаление легких!
— Вы плохо за нами смотрели, мисс Ширли, — все еще стуча зубами, проговорил Джеральд.
— Да, плохо, — подтвердила Джеральдина.
Энн побежала звонить доктору. К тому времени, когда он пришел, близнецы уже согрелись, и он заверил Энн, что простуда им не грозит. Но лучше их не выпускать из постели до утра.
На обратном пути доктор встретил миссис Реймонд, и вскоре в дом влетела бледная и близкая к истерике мать близнецов.
— Мисс Ширли, ну как вы могли допустить, что мои крошки чуть не утонули?
— Вот и мы ей то же самое сказали, — хором проговорили близнецы.
— Я вам доверяла… я же вам говорила…
— Моей вины тут нет, миссис Реймонд, — с холодной твердостью ответила Энн. — Вы это сами поймете, когда немного успокоитесь. Ничего с детьми не случилось. За доктором я посылала просто на всякий случай. Если бы Джеральд и Джеральдина слушались меня, ничего бы не случилось.
— Я считала, что учительница должна уметь держать детей в руках. — Миссис Реймонд горестно покачала головой.
«Детей — да, но не бесенят», — подумала Энн. Вслух же она сказала:
— Ну раз уж вы вернулись, миссис Реймонд, я пойду домой. Здесь я, по-моему, больше не нужна, а мне еще нужно проверять тетради.
Джеральд с Джеральдиной стремительно выскочили из постели и обхватили Энн руками.
— Вы мне очень понравились, мисс Ширли! — воскликнул Джеральд. — Приходите к нам каждый раз, когда мама будет уезжать на похороны!
— Мне тоже, — сказала Джеральдина.
— Вы мне куда больше понравились, чем мисс Пра-ути!
— И мне тоже!
— Напишите о нас рассказ, — попросил Джеральд.
— Пожалуйста, напишите, — вторила ему Джеральдина.
— Что ж, я уверена, что вы не хотели ничего дурного, — дрожащим голосом проговорила миссис Реймонд.
— Благодарю вас, — ледяным голосом ответила Энн, пытаясь оторвать от себя руки близнецов.
— Пожалуйста, не будем ссориться, — со слезами в голосе взмолилась миссис Реймонд. — Я не выношу ссор.
— Разумеется, нет, — с достоинством сказала Энн, а она, когда хотела, умела говорить с большим достоинством. — Я не вижу, с чего бы нам ссориться. Джеральд и Джеральдина превосходно провели день, хотя боюсь, что того же нельзя сказать о бедняжке Айви Трент.
По дороге домой Энн чувствовала себя постаревшей на десять лет.
«И я еще считала Дэви озорником», — подумала она.
Ребекку она застала в саду. Та собирала поздние анютины глазки.
— Ребекка Дью, я всегда считала, что известное изречение «Детей должно быть видно, но не слышно» чересчур сурово. Но сегодня я убедилась, что в нем что-то есть.
— Бедняжечка! Я сейчас накормлю вас вкусным ужином, — сказала Ребекка Дью, сдержав рвущееся у нее с языка напоминание: «А я что вам говорила?»
Глава пятая
Отрывок из письма Джильберту
Вчера вечером к нам пришла миссис Реймонд и со слезами на глазах умоляла меня простить ее необдуманные слова.
— Если бы вы были матерью, мисс Ширли, вы нашли бы в себе силы простить…
Я нашла в себе силы простить и не будучи матерью… В общем-то миссис Реймонд мне симпатична, и она действительно нам очень помогла с постановкой пьесы. Тем не менее я не сказала: «Я с удовольствием опять посижу с вашими детьми, когда вам надо будет уехать». Даже такая неисправимая оптимистка, как я, способна научиться на горьком опыте.
В Саммерсайде сейчас многие принимают участие в романе Джервиса Морроу и Сибил Весткотт, которые обручены уже целый год, но дальше, как говорит Ребекка Дью, ни тпру ни ну. Тетя Кэт, которая состоит с Сибил в отдаленном родстве, — кажется, она тетка двоюродного брата Сибил с материнской стороны, — полна симпатии к влюбленным, во-первых, потому, что считает, Джервис для Сибил — прекрасная партия, и, во-вторых, ненавидит отца Сибил Франклина Весткотта и хотела бы видеть его поверженным в прах. Разумеется, тетя Кэт не способна признаться, что кого-нибудь ненавидит, но жена Франклина была ее любимой подругой юности, и тетя Кэт убеждена, что Франклин вогнал ее в гроб.
Я интересуюсь этой историей отчасти потому, что мне очень нравится Джервис и в меру симпатична Сибил, а отчасти потому, что, как я начинаю подозревать, во мне заложено неистребимое желание вмешиваться в чужие дела, разумеется с самыми благими намерениями.
Положение вкратце таково. Франклин Весткотт — коммерсант, высокий суровый неразговорчивый человек. Он живет в большом доме, который называется Элмкрофт и стоит уже за пределами города, на дороге, ведущей в гавань. Я с ним едва знакома, и единственное, что я в нем заметила, — это привычку, сказав что-то, долго беззвучно смеяться про себя. Он ни разу не был в церкви, и он открывает окна на ночь, даже когда на улице метель. В последнем я с ним втайне солидарна, но подозреваю, что у меня нет единомышленников. Он привык к положению одного из отцов города, и без него муниципальный совет не смеет принять ни единого решения.
Его жена умерла. Говорят, она была полностью у него под каблуком и не смела ему ни в чем противоречить. Некоторые утверждают, что когда он привез ее домой после венчания, то чуть ли не с порога заявил, что хозяином в доме будет он.
Сибил их единственный ребенок. Ей девятнадцать лет, и она хорошенькая, полненькая, добродушная девушка. Ее губки всегда приоткрыты, и за ними виднеются мелкие белые зубы. У нее блестящие каштановые волосы, очаровательные голубые глаза и такие длинные темные ресницы, что сомневаешься, настоящие ли они. Джен Прингл говорит, что Джервис главным образом влюблен в ее глаза. Мы с Джен обсудили всю эту историю. Джервис — кузен Джен, и они очень дружны.
Кстати, ты не поверишь, как Джен привязалась ко мне, а я к ней.
Так вот, Франклин Весткотт никогда не разрешал Сибил иметь поклонников, и когда Джервис Морроу начал за ней ухаживать, он запретил ему показываться у них в доме, а дочери заявил, чтобы она и думать забыла про этого парня. Но к тому времени Джервис и Сибил были уже влюблены друг в друга по уши.
Весь город сочувствует влюбленным. Непонятно, что Франклин Весткотт имеет против Джервиса. Тот — молодой преуспевающий адвокат из хорошей семьи, у него отличные виды на будущее, и сам он очень милый молодой человек.
— Завидный жених, — заявила Ребекка Дью. — За него любая бы пошла. Просто Франклин Весткотт хочет, чтобы Сибил осталась старой девой и вела его хозяйство, когда умрет тетя Мэгги.
— Неужели на него никто не имеет влияния? — спросила я.
— Никто не возьмется спорить с Франклином Весткоттом. У него не язык, а бритва. А когда его кто-нибудь переспорит, то он закатывает сцену. Сама я этих сцен не видела, но мисс Праути рассказала мне, что он выделывал, когда она однажды шила у них в доме платье для Сибил. Что-то его разозлило — никто даже не знает что. Так вот, он хватал что попадется под руку и вышвыривал в окно. Томик Мильтона перелетел через забор прямо в пруд Джорджа Кларка. Он вроде как зуб имеет на всех. Мать мисс Праути рассказывала, что он так орал, когда родился, — волосы дыбом становились. Нет, у Джервиса и Сибил нет никакой надежды — им надо сбежать и. обвенчаться тайком. Не очень я жалую все эти побеги, хотя про них и написано много всякой романтической чепухи. Но тут их никто не осудит.
Не знаю, как мне быть, Джильберт. Но что-то надо делать. Не могу я сидеть и смотреть, как молодым людям какой-то самодур губит жизнь. Джервис Морроу не станет дожидаться Сибил бесконечно. Говорят, у него и так уже терпение на исходе. Видели, как он прямо-таки со злостью вырубал на дереве инициалы Сибил, которые сам же и вырезал. К тому же с ним кокетничает очень симпатичная дочка мистера Палмера. А мать его как-то сказала: моему сыну нет нужды годами дожидаться, когда до него кто-то снизойдет.
Я просто в расстройстве, Джильберт.
Сейчас светит луна, любимый, освещая тополя во дворе, гавань, старое кладбище, Царя Бурь. Но что мне за радость в лунном свете и всей этой красоте, когда мне не с кем ее разделить?
Жаль, что я не могу пойти погулять при луне с Элизабет. Она так любит вечерние прогулки. В Грингейбле мы с ней чудесно гуляли. Но здесь Элизабет видит луну только из окна.
Я начинаю за нее всерьез беспокоиться. Ей скоро исполнится десять лет, а эти две старухи понятия не имеют, что, кроме физических потребностей, у нее есть еще духовные. Одета, накормлена — чего же, дескать, еще? И с каждым годом положение ухудшается. Я просто не представляю, какое бедняжку ожидает девичество.
Глава шестая
Как-то, провожая Энн домой после школьного вечера, Джервис Морроу излил ей свои горести.
— Тебе нужно с ней убежать и обвенчаться тайком, Джервис, — выслушав его, посоветовала Энн. — Все так говорят. Как правило, я не одобряю браки против воли родителей («Послушать только меня — учительница с сорокалетним стажем», — усмехнулась про себя Энн), но из всякого правила бывают исключения.
— Не могу же я убежать один, Энн. Сибил так боится своего отца, что я никак не могу ее уговорить. Да мы никуда далеко и не побежим. Ей надо просто прийти вечером к моей сестре Джулии, миссис Стивене. Там нас будет дожидаться пастор, и все будет вполне прилично. А потом мы уедем на медовый месяц к тете Берте в Кингспорт. Ну что может быть проще? Но я никак не могу убедить Сибил решиться на это. Бедняжка так долго терпела капризы и самодурство отца, что у нее совсем не осталось силы воли.
— Тебе надо ее уговорить, Джервис.
— Боже правый, неужели ты думаешь, я не пытался этого сделать, Энн? Я уговаривал ее до посинения. Когда я рядом, она почти согласна, но, как только возвращается домой, тут же шлет мне записку, что никак не может пойти против воли отца. Знаешь, Энн, самое странное — она, кажется, действительно любит отца и не может вынести мысли, что он ее никогда не простит.
— Скажи ей, чтобы выбирала между отцом и тобой.
— А если она выберет его?
— По-моему, тебе это не грозит.
— Кто знает, — уныло пожал плечами Джервис. — Но тянуть больше нет сил. Я не могу терпеть это до бесконечности. Я очень люблю Сибил, об этом знает весь Саммерсайд. Она как прекрасная роза, до которой я никак не могу дотянуться. Но я должен, Энн.
— Это очень поэтичная метафора, однако она делу не поможет, Джервис, — возразила Энн. — Тут нужен здравый смысл. Скажи Сибил, что вся эта морока тебе надоела и она должна решить: или она выходит за тебя, или всему конец. Если она недостаточно тебя любит, чтобы уйти от отца, значит, тебе не на что надеяться.
Джервис застонал:
— Ты не прожила жизнь под каблуком Франклина Весткотта, Энн. Ты не представляешь себе, что это за человек. Ну хорошо, я сделаю последнюю попытку. Ты права: если Сибил меня любит, она должна уйти от отца, а если нет, то лучше этому положить конец. Я чувствую, что становлюсь всеобщим посмешищем.
«Если так, — подумала Энн, — я бы посоветовала Сибил решаться побыстрее».
Через несколько дней, вечером, Сибил сама пришла к Энн посоветоваться:
— Ну что мне делать, Энн? Джервис хочет, чтобы я сбежала из дому. На следующей неделе папа поедет в Шарлоттаун… это был бы подходящий случай. Тете Мэгги и в голову не придет проверять, дома ли я. Джервис хочет, чтобы я пошла с ним к миссис Стивене и там с ним обвенчалась.
— И что тебе мешает это сделать, Сибил?
— Ты с ним согласна, Энн? Пожалуйста, помоги мне решиться. У меня просто голова кругом идет. — Сибил всхлипнула. — Ты не знаешь папу, Энн. Он ненавидит Джервиса. И за что — ума не приложу. За что можно ненавидеть Джервиса? Когда он первый раз зашел за мной, папа запретил ему показываться у нас в доме и сказал, что если Джервис ослушается, он натравит на него собаку, нашего бульдога. Знаешь, что это за собаки — если уж вцепятся, то ни за что не разожмут челюсти. И папа никогда меня не простит, если я тайком выйду замуж за Джервиса.
— Тебе надо выбрать, Сибил: отец или Джервис.
— Вот и Джервис то же самое говорит, — сказала Сибил. — В последний раз он был так суров со мной… я никогда его таким не видела. А я не могу… не могу… без него жить, Энн.
— Тогда живи с ним, моя дорогая. Ничего нет зазорного в том, чтобы прийти в дом его родственников и там обвенчаться.
— Все равно папа скажет, что я обвенчалась тайком… Но я сделаю, как ты говоришь, Энн. Ты плохого не посоветуешь. Я скажу Джервису, чтобы он достал лицензию, и приду к его сестре в тот вечер, когда папа уедет в Шарлоттаун.
Джервис с торжеством объявил Энн, что Сибил наконец сдалась.
— В следующий четверг я буду поджидать ее на дорожке. К дому она мне подходить не разрешает — боится, что тетя Мэгги увидит. Мы пойдем к Джулии и в одно мгновение обвенчаемся. Там будут все мои родственники, так что Сибил нечего стыдиться. Франклин Весткотт уверяет, что мне не видать его дочери как своих ушей. Вот я ему и покажу, чья взяла.
— Тебе нужно с ней убежать и обвенчаться тайком, Джервис, — выслушав его, посоветовала Энн. — Все так говорят. Как правило, я не одобряю браки против воли родителей («Послушать только меня — учительница с сорокалетним стажем», — усмехнулась про себя Энн), но из всякого правила бывают исключения.
— Не могу же я убежать один, Энн. Сибил так боится своего отца, что я никак не могу ее уговорить. Да мы никуда далеко и не побежим. Ей надо просто прийти вечером к моей сестре Джулии, миссис Стивене. Там нас будет дожидаться пастор, и все будет вполне прилично. А потом мы уедем на медовый месяц к тете Берте в Кингспорт. Ну что может быть проще? Но я никак не могу убедить Сибил решиться на это. Бедняжка так долго терпела капризы и самодурство отца, что у нее совсем не осталось силы воли.
— Тебе надо ее уговорить, Джервис.
— Боже правый, неужели ты думаешь, я не пытался этого сделать, Энн? Я уговаривал ее до посинения. Когда я рядом, она почти согласна, но, как только возвращается домой, тут же шлет мне записку, что никак не может пойти против воли отца. Знаешь, Энн, самое странное — она, кажется, действительно любит отца и не может вынести мысли, что он ее никогда не простит.
— Скажи ей, чтобы выбирала между отцом и тобой.
— А если она выберет его?
— По-моему, тебе это не грозит.
— Кто знает, — уныло пожал плечами Джервис. — Но тянуть больше нет сил. Я не могу терпеть это до бесконечности. Я очень люблю Сибил, об этом знает весь Саммерсайд. Она как прекрасная роза, до которой я никак не могу дотянуться. Но я должен, Энн.
— Это очень поэтичная метафора, однако она делу не поможет, Джервис, — возразила Энн. — Тут нужен здравый смысл. Скажи Сибил, что вся эта морока тебе надоела и она должна решить: или она выходит за тебя, или всему конец. Если она недостаточно тебя любит, чтобы уйти от отца, значит, тебе не на что надеяться.
Джервис застонал:
— Ты не прожила жизнь под каблуком Франклина Весткотта, Энн. Ты не представляешь себе, что это за человек. Ну хорошо, я сделаю последнюю попытку. Ты права: если Сибил меня любит, она должна уйти от отца, а если нет, то лучше этому положить конец. Я чувствую, что становлюсь всеобщим посмешищем.
«Если так, — подумала Энн, — я бы посоветовала Сибил решаться побыстрее».
Через несколько дней, вечером, Сибил сама пришла к Энн посоветоваться:
— Ну что мне делать, Энн? Джервис хочет, чтобы я сбежала из дому. На следующей неделе папа поедет в Шарлоттаун… это был бы подходящий случай. Тете Мэгги и в голову не придет проверять, дома ли я. Джервис хочет, чтобы я пошла с ним к миссис Стивене и там с ним обвенчалась.
— И что тебе мешает это сделать, Сибил?
— Ты с ним согласна, Энн? Пожалуйста, помоги мне решиться. У меня просто голова кругом идет. — Сибил всхлипнула. — Ты не знаешь папу, Энн. Он ненавидит Джервиса. И за что — ума не приложу. За что можно ненавидеть Джервиса? Когда он первый раз зашел за мной, папа запретил ему показываться у нас в доме и сказал, что если Джервис ослушается, он натравит на него собаку, нашего бульдога. Знаешь, что это за собаки — если уж вцепятся, то ни за что не разожмут челюсти. И папа никогда меня не простит, если я тайком выйду замуж за Джервиса.
— Тебе надо выбрать, Сибил: отец или Джервис.
— Вот и Джервис то же самое говорит, — сказала Сибил. — В последний раз он был так суров со мной… я никогда его таким не видела. А я не могу… не могу… без него жить, Энн.
— Тогда живи с ним, моя дорогая. Ничего нет зазорного в том, чтобы прийти в дом его родственников и там обвенчаться.
— Все равно папа скажет, что я обвенчалась тайком… Но я сделаю, как ты говоришь, Энн. Ты плохого не посоветуешь. Я скажу Джервису, чтобы он достал лицензию, и приду к его сестре в тот вечер, когда папа уедет в Шарлоттаун.
Джервис с торжеством объявил Энн, что Сибил наконец сдалась.
— В следующий четверг я буду поджидать ее на дорожке. К дому она мне подходить не разрешает — боится, что тетя Мэгги увидит. Мы пойдем к Джулии и в одно мгновение обвенчаемся. Там будут все мои родственники, так что Сибил нечего стыдиться. Франклин Весткотт уверяет, что мне не видать его дочери как своих ушей. Вот я ему и покажу, чья взяла.
Глава седьмая
Во вторник дул холодный ноябрьский ветер, то и дело принимался лить дождь. Сквозь серую сетку дождя мир представал скучным, безрадостным местом, в котором все хорошее уже произошло и больше ничего никогда не будет.
«Не повезло Сибил с погодой, — подумала Энн. — А вдруг… вдруг этот брак окажется неудачным? — Она передернула плечами. — Сибил никогда не согласилась бы, если бы я ей не посоветовала. А что, если Франклин Весткотт и правда не простит ее до конца своих дней? Энн Ширли! Перестань изображать из себя кузину Эрнестину! Всего-навсего испортилась погода».
К вечеру дождь перестал, но было холодно и сыро. Тяжелые тучи висели низко над землей. Энн сидела у себя в комнате, проверяя ученические тетрадки, а Мукомол спал у печки. Вдруг кто-то принялся барабанить во входную дверь.
Энн побежала вниз. Ребекка Дью высунула испуганное лицо из своей комнаты. Энн махнула ей рукой — сама, дескать, открою.
— Стучат в парадную дверь! — испуганно сказала Ребекка.
— Это пустяки, Ребекка. То есть боюсь, что не такие уж пустяки, но стучит, конечно, Джервис Морроу. Я видела его из бокового окна. Ему нужно со мной поговорить.
— Джервис Морроу! — воскликнула Ребекка. — Этого еще не хватало!
— Что случилось, Джервис? — спросила Энн.
— Сибил не пришла! Мы ее ждали-ждали… пастор… и мои друзья… Джулия приготовила ужин… а Сибил не пришла. Я ждал ее на дорожке — чуть не спятил от беспокойства. Но в дом войти не посмел — вдруг Франклин Весткотт неожиданно вернулся. А может, ее заперла тетя Мэгги? Но я не могу оставаться в неизвестности. Энн, пожалуйста, сходи в Элмкрофт и узнай, в чем дело.
— Я?! — изумленно воскликнула Энн. — Но почему я?
— Да, ты. Больше я никому не доверяю. Энн, пожалуйста, не бросай меня в беде! Ты нас все время поддерживала. Сибил говорит, что ты ее единственный настоящий друг. Сейчас не так уж поздно — только девять часов. Пожалуйста, Энн.
— А вдруг меня бульдог загрызет?
— Ты что, боишься эту старую псину? Да ему все равно — хоть все вещи из дома выноси. Неужели ты думаешь, я не ходил к Сибил, потому что боялся бульдога? И потом, на ночь его запирают в доме. Я не хочу, чтобы у Сибил были неприятности с отцом, вот и все. Пожалуйста, Энн!..
— Вижу, спасенья мне нет. — Энн обреченно пожала плечами.
Джервис отвез ее к началу дорожки, ведущей к Элмкрофту, но дальше она ему ехать не позволила.
— Оставайся здесь. Вдруг Весткотт и в самом деле вернулся.
Энн поспешила к дому. Вокруг царила тьма. Только изредка луна прорывалась сквозь бегущие по небу тучи и освещала длинную, обсаженную деревьями дорожку. У нее совсем не было уверенности, что бульдог заперт в доме.
Свет горел только в одном окне… на кухне. Боковую дверь открыла сама тетя Мэгги. Это была старшая сестра Франклина, сутулая старуха, которую все считали глуповатой, хотя она отлично содержала дом и вкусно готовила.
— Тетя Мэгги, а Сибил дома?
— Сибил лежит в постели, — невозмутимо ответила тетя Мэгги.
— В постели? Она что, заболела?
— Да нет, вроде не заболела. Просто весь день была сама не своя, а после ужина сказала, что устала и пойдет приляжет.
— Мне нужно ее повидать, тетя Мэгги…
— Тогда идите к ней наверх. Подниметесь по лестнице, ее дверь сразу направо.
И тетя Мэгги заковыляла на кухню.
Энн довольно бесцеремонно вошла в комнату, едва постучав в дверь. Сибил подскочила в кровати. При свете крошечной свечи было видно, что она плакала, но ее слезы только еще больше взбесили Энн.
— Сибил Весткотт, ты забыла, что обещала сегодня вечером обвенчаться с Джервисом Морроу?
— Нет, не забыла, но я так страдаю, Энн… — заныла Сибил. — Ты просто не можешь себе представить, что я пережила за этот день.
— Зато я знаю, что пережил бедняга Джервис, который прождал тебя два часа под дождем, — безжалостно произнесла Энн.
— Он очень сердится, Энн?
— А ты как думаешь?
— Энн, мне стало страшно. Вчера ночью я совсем не спала и поняла, что не могу. Я не могу на это решиться. Убежать из дому — в этом есть что-то постыдное, Энн. И у меня не будет свадебных подарков… во всяком случае, если и будут, то мало. Мне всегда хотелось… обвенчаться в церкви… в б-б-белом платье… с фатой… и в серебряных т-т-туфельках!
— Сибил, сейчас же вылезай из постели — сейчас же! Одевайся и пошли.
— Энн, но разве еще не поздно?
— Сейчас не так уж поздно. И ты должна понять, Сибил, если у тебя в голове есть хоть сколько-нибудь мозгов, что это твой последний шанс. Если ты выставишь Джервиса дураком перед всей его семьей и друзьями, он порвет с тобой навсегда.
— Нет, Энн, он меня простит, когда узнает…
— Не простит! Я знаю Джервиса Морроу. Он не собирается всю жизнь ждать твоего соизволения. Ну же, Сибил, силой, что ли, тащить тебя из постели?
Девушку била дрожь.
— У меня и платья нет подходящего!
— У тебя десятки прелестных платьев. Надень розовое из тафты.
— И у меня нет никакого приданого. Его семья мне это будет помнить всю жизнь.
— После обзаведешься приданым. И потом, Сибил, неужели ты обо всем этом думаешь в первый раз?
— Знаешь, Энн, действительно, мне все это пришло в голову вчера ночью. А папа… ты не знаешь папу, Энн…
— Сибил! Я даю тебе десять минут на то, чтобы одеться.
Девушка принялась поспешно одеваться.
— Что-то платье мне стало тесно, — жаловалась она, пока Энн застегивала крючки. — Если я еще потолстею, Джервис меня… наверное… разлюбит. Как бы мне хотелось быть похожей на тебя, Энн, — высокой, тоненькой и бледной. Ой, Энн, а что, если тетя Мэгги услышит, как мы уходим?
— Не услышит. Она сидит на кухне, и ты знаешь, что она глуховата. Вот твое пальто и шляпка — надевай, а я пока сложу в сумку кое-что из самого необходимого.
— Ой, как у меня колотится сердце! Я, наверное, ужасно выгляжу, а, Энн?
— Ты выглядишь замечательно, — искренне ответила Энн. У Сибил была гладкая бело-розовая кожа, а глаза еще не успели опухнуть от слез.
Но Джервис в темноте не видел глаза Сибил, и, естественно, сердился на свою избранницу и молчал всю дорогу до дома сестры.
— Слушай, Сибил, ну почему у тебя такой испуганный вид? — возмутился он, когда они поднялись на крыльцо. — Я же не силой тащу тебя к алтарю! И не плачь, пожалуйста, а то у тебя нос распухнет. Уже десять часов, а нам надо успеть на одиннадцатичасовой поезд.
Но как только брачная церемония завершилась и Сибил поняла, что стала женой Джервиса и назад ходу нет, она вдруг совершенно успокоилась. Как описывала Энн эти события в письме к Джильберту, по лицу новобрачной было видно, что она уже предвкушает медовый месяц.
— Энн, дорогая, мы тебе так обязаны. Мы этого никогда не забудем, правда, Джервис? Но, Энн, миленькая, ты не можешь сделать мне еще одно одолжение? Пожалуйста, расскажи сама обо всем папе. Он приедет завтра к вечеру… и надо же, чтобы кто-нибудь ему рассказал. Если кто и сумеет его успокоить, так это ты. Попробуй уговорить его простить меня.
Энн и сама нуждалась в том, чтобы кто-нибудь ее успокоил, но она чувствовала, что отвечает за благополучный исход этой истории, и пообещала Сибил поговорить с ее отцом.
— Конечно, он устроит жуткую сцену… просто жуткую… но не убьет же он тебя, — утешила ее Сибил. — О Энн, ты не представляешь, как мне покойно под защитой Джервиса!
Когда Энн вернулась домой, изнывавшая от любопытства Ребекка Дью поднялась — прямо в ночной рубашке — вслед за ней в ее башенную комнатку и заставила ее рассказать, чем же все кончилось.
— Ну, мисс Ширли, с вами не соскучишься, — заключила она. — Но я рада, что Франклину Весткотту наконец-то натянули нос, и миссис Макомбер тоже обрадуется. Но я вам не завидую: он будет страшно бесноваться, когда вы придете к нему с этой новостью. На вашем месте я бы сегодня ночью не сомкнула глаз.
— Я тоже боюсь, что ничего хорошего меня не ждет, — согласилась Энн.
«Не повезло Сибил с погодой, — подумала Энн. — А вдруг… вдруг этот брак окажется неудачным? — Она передернула плечами. — Сибил никогда не согласилась бы, если бы я ей не посоветовала. А что, если Франклин Весткотт и правда не простит ее до конца своих дней? Энн Ширли! Перестань изображать из себя кузину Эрнестину! Всего-навсего испортилась погода».
К вечеру дождь перестал, но было холодно и сыро. Тяжелые тучи висели низко над землей. Энн сидела у себя в комнате, проверяя ученические тетрадки, а Мукомол спал у печки. Вдруг кто-то принялся барабанить во входную дверь.
Энн побежала вниз. Ребекка Дью высунула испуганное лицо из своей комнаты. Энн махнула ей рукой — сама, дескать, открою.
— Стучат в парадную дверь! — испуганно сказала Ребекка.
— Это пустяки, Ребекка. То есть боюсь, что не такие уж пустяки, но стучит, конечно, Джервис Морроу. Я видела его из бокового окна. Ему нужно со мной поговорить.
— Джервис Морроу! — воскликнула Ребекка. — Этого еще не хватало!
— Что случилось, Джервис? — спросила Энн.
— Сибил не пришла! Мы ее ждали-ждали… пастор… и мои друзья… Джулия приготовила ужин… а Сибил не пришла. Я ждал ее на дорожке — чуть не спятил от беспокойства. Но в дом войти не посмел — вдруг Франклин Весткотт неожиданно вернулся. А может, ее заперла тетя Мэгги? Но я не могу оставаться в неизвестности. Энн, пожалуйста, сходи в Элмкрофт и узнай, в чем дело.
— Я?! — изумленно воскликнула Энн. — Но почему я?
— Да, ты. Больше я никому не доверяю. Энн, пожалуйста, не бросай меня в беде! Ты нас все время поддерживала. Сибил говорит, что ты ее единственный настоящий друг. Сейчас не так уж поздно — только девять часов. Пожалуйста, Энн.
— А вдруг меня бульдог загрызет?
— Ты что, боишься эту старую псину? Да ему все равно — хоть все вещи из дома выноси. Неужели ты думаешь, я не ходил к Сибил, потому что боялся бульдога? И потом, на ночь его запирают в доме. Я не хочу, чтобы у Сибил были неприятности с отцом, вот и все. Пожалуйста, Энн!..
— Вижу, спасенья мне нет. — Энн обреченно пожала плечами.
Джервис отвез ее к началу дорожки, ведущей к Элмкрофту, но дальше она ему ехать не позволила.
— Оставайся здесь. Вдруг Весткотт и в самом деле вернулся.
Энн поспешила к дому. Вокруг царила тьма. Только изредка луна прорывалась сквозь бегущие по небу тучи и освещала длинную, обсаженную деревьями дорожку. У нее совсем не было уверенности, что бульдог заперт в доме.
Свет горел только в одном окне… на кухне. Боковую дверь открыла сама тетя Мэгги. Это была старшая сестра Франклина, сутулая старуха, которую все считали глуповатой, хотя она отлично содержала дом и вкусно готовила.
— Тетя Мэгги, а Сибил дома?
— Сибил лежит в постели, — невозмутимо ответила тетя Мэгги.
— В постели? Она что, заболела?
— Да нет, вроде не заболела. Просто весь день была сама не своя, а после ужина сказала, что устала и пойдет приляжет.
— Мне нужно ее повидать, тетя Мэгги…
— Тогда идите к ней наверх. Подниметесь по лестнице, ее дверь сразу направо.
И тетя Мэгги заковыляла на кухню.
Энн довольно бесцеремонно вошла в комнату, едва постучав в дверь. Сибил подскочила в кровати. При свете крошечной свечи было видно, что она плакала, но ее слезы только еще больше взбесили Энн.
— Сибил Весткотт, ты забыла, что обещала сегодня вечером обвенчаться с Джервисом Морроу?
— Нет, не забыла, но я так страдаю, Энн… — заныла Сибил. — Ты просто не можешь себе представить, что я пережила за этот день.
— Зато я знаю, что пережил бедняга Джервис, который прождал тебя два часа под дождем, — безжалостно произнесла Энн.
— Он очень сердится, Энн?
— А ты как думаешь?
— Энн, мне стало страшно. Вчера ночью я совсем не спала и поняла, что не могу. Я не могу на это решиться. Убежать из дому — в этом есть что-то постыдное, Энн. И у меня не будет свадебных подарков… во всяком случае, если и будут, то мало. Мне всегда хотелось… обвенчаться в церкви… в б-б-белом платье… с фатой… и в серебряных т-т-туфельках!
— Сибил, сейчас же вылезай из постели — сейчас же! Одевайся и пошли.
— Энн, но разве еще не поздно?
— Сейчас не так уж поздно. И ты должна понять, Сибил, если у тебя в голове есть хоть сколько-нибудь мозгов, что это твой последний шанс. Если ты выставишь Джервиса дураком перед всей его семьей и друзьями, он порвет с тобой навсегда.
— Нет, Энн, он меня простит, когда узнает…
— Не простит! Я знаю Джервиса Морроу. Он не собирается всю жизнь ждать твоего соизволения. Ну же, Сибил, силой, что ли, тащить тебя из постели?
Девушку била дрожь.
— У меня и платья нет подходящего!
— У тебя десятки прелестных платьев. Надень розовое из тафты.
— И у меня нет никакого приданого. Его семья мне это будет помнить всю жизнь.
— После обзаведешься приданым. И потом, Сибил, неужели ты обо всем этом думаешь в первый раз?
— Знаешь, Энн, действительно, мне все это пришло в голову вчера ночью. А папа… ты не знаешь папу, Энн…
— Сибил! Я даю тебе десять минут на то, чтобы одеться.
Девушка принялась поспешно одеваться.
— Что-то платье мне стало тесно, — жаловалась она, пока Энн застегивала крючки. — Если я еще потолстею, Джервис меня… наверное… разлюбит. Как бы мне хотелось быть похожей на тебя, Энн, — высокой, тоненькой и бледной. Ой, Энн, а что, если тетя Мэгги услышит, как мы уходим?
— Не услышит. Она сидит на кухне, и ты знаешь, что она глуховата. Вот твое пальто и шляпка — надевай, а я пока сложу в сумку кое-что из самого необходимого.
— Ой, как у меня колотится сердце! Я, наверное, ужасно выгляжу, а, Энн?
— Ты выглядишь замечательно, — искренне ответила Энн. У Сибил была гладкая бело-розовая кожа, а глаза еще не успели опухнуть от слез.
Но Джервис в темноте не видел глаза Сибил, и, естественно, сердился на свою избранницу и молчал всю дорогу до дома сестры.
— Слушай, Сибил, ну почему у тебя такой испуганный вид? — возмутился он, когда они поднялись на крыльцо. — Я же не силой тащу тебя к алтарю! И не плачь, пожалуйста, а то у тебя нос распухнет. Уже десять часов, а нам надо успеть на одиннадцатичасовой поезд.
Но как только брачная церемония завершилась и Сибил поняла, что стала женой Джервиса и назад ходу нет, она вдруг совершенно успокоилась. Как описывала Энн эти события в письме к Джильберту, по лицу новобрачной было видно, что она уже предвкушает медовый месяц.
— Энн, дорогая, мы тебе так обязаны. Мы этого никогда не забудем, правда, Джервис? Но, Энн, миленькая, ты не можешь сделать мне еще одно одолжение? Пожалуйста, расскажи сама обо всем папе. Он приедет завтра к вечеру… и надо же, чтобы кто-нибудь ему рассказал. Если кто и сумеет его успокоить, так это ты. Попробуй уговорить его простить меня.
Энн и сама нуждалась в том, чтобы кто-нибудь ее успокоил, но она чувствовала, что отвечает за благополучный исход этой истории, и пообещала Сибил поговорить с ее отцом.
— Конечно, он устроит жуткую сцену… просто жуткую… но не убьет же он тебя, — утешила ее Сибил. — О Энн, ты не представляешь, как мне покойно под защитой Джервиса!
Когда Энн вернулась домой, изнывавшая от любопытства Ребекка Дью поднялась — прямо в ночной рубашке — вслед за ней в ее башенную комнатку и заставила ее рассказать, чем же все кончилось.
— Ну, мисс Ширли, с вами не соскучишься, — заключила она. — Но я рада, что Франклину Весткотту наконец-то натянули нос, и миссис Макомбер тоже обрадуется. Но я вам не завидую: он будет страшно бесноваться, когда вы придете к нему с этой новостью. На вашем месте я бы сегодня ночью не сомкнула глаз.
— Я тоже боюсь, что ничего хорошего меня не ждет, — согласилась Энн.
Глава восьмая
На следующий вечер Энн с замирающим сердцем отправилась в Элмскрофт сообщить Франклину Весткотту о случившемся. Поручение было не из приятных, но, как сказала Сибил, не убьет же он ее. Энн не боялась рукоприкладства с его стороны… хотя, если верить историям, которые про него рассказывали, он вполне мог в нее чем-нибудь запустить. Она боялась, что он будет брызгать слюной от ярости. Ей еще не приходилось видеть человека, брызжущего слюной от ярости, и ей представлялось, что это, наверное, не очень приятное зрелище. Но уж, во всяком случае, отхлещет ее ядовитыми фразами, на которые он такой мастер, а насмешек Энн боялась больше всего. Они всегда ее глубоко ранили и оставляли рубцы на душе, которые потом долго болели.