«Тетя Джемсина говаривала: „Старайтесь не приносить людям недобрые вести“, — вспомнила Энн. — И как всегда, была права. Ладно, деваться некуда».
Перед ней был Элмкрофт, старомодный дом с баш-нями на всех четырех углах и куполом над крышей. А на крыльце, загораживая дорогу, лежал бульдог.
«Если уж вцепится, ни за что не разожмет челюсти», — вспомнила Энн слова Сибил. Может, пойти к боковой двери? Но мысль, что Франклин Весткотт, возможно, наблюдает за ней из окна, придала Энн решимости. Нет уж, она и виду не покажет, что боится его собаки. Высоко держа голову, Энн решительно поднялась на крыльцо и позвонила. Бульдог не пошевелился. Похоже, он мирно спал.
Оказалось, что Франклин Весткотт еще не вернулся из Шарлоттауна, но должен вот-вот быть, потому что поезд, наверное, уже пришел. Тетя Мэгги проводила Энн в библиотеку и оставила ее там. Через некоторое время туда вошел бульдог и улегся возле стула, на котором сидела Энн.
Оглядевшись, Энн решила, что ей нравится библиотека. Это была уютная обжитая комната. В камине горел огонь, на полу лежал потертый ковер и медвежья шкура. У Весткотта имелся хороший набор книг и трубок.
Вскоре она услышала, как хлопнула входная дверь, и хозяин вошел в прихожую. Сняв пальто и шляпу, он открыл дверь библиотеки. Лицо его было хмурым. Энн вспомнила, что, когда она увидела его в первый раз, он показался ей похожим на джентльмена-пирата. Сейчас ей в голову пришло то же сравнение.
— А, это вы? — бесцеремонно бросил ей Весткотт. — И что вам угодно?
Он даже не пожал ей руки. Если выбирать между ним и его бульдогом, у собаки манеры были куда лучше.
— Мистер Весткотт, прошу вас терпеливо выслушать меня, прежде чем…
— Я исполнен терпения… Выкладывайте!
Энн решила, что обходные маневры ни к чему не приведут.
— Я пришла вам сказать, — твердо проговорила она, — что Сибил обвенчалась с Джервисом Морроу.
И стала дожидаться извержения вулкана. Но на худом лице Франклина Весткотта не дрогнул ни один мускул. Он подошел к Энн и сел напротив нее в кожаное кресло.
— Когда? — спросил он.
— Вчера вечером. В доме его сестры. Франклин Весткотт какое-то время молча смотрел на нее своими желтыми глазами, глубоко спрятанными под лохматыми бровями. Потом запрокинул голову и разразился своим беззвучным смехом.
— Не сердитесь, пожалуйста, на Сибил, — продолжала Энн, которой, после того как она сделала ужасное сообщение, стало намного легче. — Она тут совсем не виновата…
— Не сомневаюсь, — кивнул Франклин Весткотт. Энн посмотрела на него с недоумением. Это что, сарказм?
— Виновата я, — храбро продолжила Энн. — Это я посоветовала ей обвенчаться втайне от вас. Я чуть ли не силой отволокла ее к пастору. Пожалуйста, простите ее, мистер Весткотт.
Франклин Весткотт принялся спокойно набивать трубку.
— Если вы сумели заставить Сибил тайком обвенчаться с Джервисом Морроу, мисс Ширли, вы совершили подвиг. Я уже начал думать, что у нее никогда не хватит на это духу. И тогда мне пришлось бы пойти на попятный… А знали бы вы, как мы, Весткотты, не любим идти на попятный! Вы меня спасли, мисс Ширли, и я вам бесконечно благодарен.
Весткотт утрамбовал табак в трубке, и в комнате воцарилась тишина. Потом он поднял голову и посмотрел на Энн с затаенной улыбкой. Энн была в полной растерянности и не знала, что сказать.
— Небось шли сюда, дрожа от страха?
— Да, — довольно резко ответила она. Франклин опять беззвучно хохотнул.
— Ну и напрасно. Вы принесли мне очень приятное известие. Я и сам решил, что Джервис будет подходящим мужем для Сибил, когда они были еще детьми. Как только за ней стали приударять другие парни, я их всех отшил. Тут-то Джервис и обратил на нее внимание и решил помериться со мной силами. Но за ним увивалось столько девчонок, что я поверить не мог, что он действительно влюбился в Сибил. И я составил план действий. Знаю я, что эти Морроу за люди! Это хорошая семья, но мужчины у них не ценят того, что легко дается в руки. А вот когда им чего-нибудь не дают, они будут лезть из кожи вон, лишь бы это заполучить. Такие они все. Отец Джервиса в свое время разбил сердца трем девушкам, потому что их маменьки уж очень хотели его окрутить. Я отчетливо представлял себе, что случится с Сибил. Она жутко влюбится в Джервиса… и скоро ему надоест. Если их браку ничего не будет мешать, он ни за что на ней не женится. Вот я и запретил ему появляться у нас в доме, запретил Сибил с ним встречаться и вообще изобразил из себя родителя-изверга. Недоступность — великий соблазн. Сработало как часы. Но в одном я просчитался — я думал, что в Сибил все же больше пороху. Она милая девочка, но характера — ни на грош. Я уж начал бояться, что она никогда не наберется смелости пойти мне наперекор и тайком выйти за него замуж. Ну-с, юная леди, а теперь, когда вы пришли в себя от неожиданности, расскажите, как все произошло.
Энн вдруг стало очень весело и легко, словно она была давно знакома с Франклином Весткоттом.
Он слушал ее рассказ молча, с удовольствием попыхивая трубкой. Когда Энн закончила, он кивнул головой:
— Я вижу, что обязан вам даже больше, чем предполагал. Если бы не вы, она никогда не набралась бы смелости обмануть меня, а Джервис не позволил бы ей вторично сделать из себя дурака. Знаю я их породу! Подумать только, дело чуть не расстроилось! Можете мной располагать по своему усмотрению. Какая же вы молодец, что не побоялись прийти сюда, несмотря на все россказни, которые обо мне ходят. Вы ведь слышали их, признавайтесь!
Энн кивнула. Бульдог сладко спал, положив голову ей на туфли.
— Да, все как один утверждают, что у вас несносный характер, — откровенно призналась она.
— И небось еще говорят, что я затиранил свою покойную жену и вообще держу семью в ежовых рукавицах?
— Говорят, но тут у меня были сомнения, мистер Весткотт. Я считала, что если бы вы были таким извергом, как вас изображают, Сибил не была бы к вам так привязана.
— Умница! Мы очень счастливо жили с женой, мисс Ширли. И когда вдова капитана Макомбера станет вам говорить, что я загнал ее в могилу, скажите ей, что это чушь собачья. Извините уж, что я выражаюсь не очень элегантно. Молли была очень хорошенькая — даже красивее Сибил. Она была самой красивой женщиной в Саммерсайде. Да я и не потерпел бы, чтобы в церковь вдруг вошел человек, ведя под руку жену красивее моей. Разумеется, я хозяин в своем доме, но отнюдь не тиран. Должен признаться, что я действительно вспыльчив, но Молли к моим выходкам быстро привыкла и не обращала на них внимания. И почему это муж не может время от времени ссориться с женой? Женщинам надоедают монотонные мужья. И потом, когда с меня сходило, я всегда дарил ей кольцо, или ожерелье, или еще что-нибудь. Ни у одной женщины в Саммерсайде не было столько украшений.
— А как насчет томика Мильтона? — лукаво спросила Энн.
— Мильтона? А, вот вы про что! Это был вовсе не Мильтон, а Теннисон. К Мильтону я отношусь с огромным уважением, а Теннисона на дух не терплю. Этакий он весь сладенький. Как-то вечером я читал его «Еноха Ардена», и последние две строчки до того вывели меня из себя, что я вышвырнул книгу в окно. Но на следующий день я ее подобрал и принес назад — все-таки в ней есть «Песня сигнальной трубы». За это стихотворение я готов многое простить любому поэту. И книга вовсе не попала в пруд Джорджа Кларка — это все старуха Праути наплела… Вы что, уходите? Может, поужинаете с одиноким стариком, у которого отняли его единственное чадо?
— Извините, мистер Весткотт, я бы с удовольствием, но у меня сегодня вечером учительский совет.
— Ну ничего, приходите в гости, когда вернется Сибил. Придется устроить им запоздалую свадьбу. Но какую же тяжесть вы сняли с моей души! Вы не представляете, как мне было бы противно идти на попятный и говорить ему: «Ладно, женись на ней». А теперь надо всего-навсего притвориться обиженным, но смирившимся отцом и с грустью простить дочь в память о ее бедной матери. А уж это я изображу наилучшим образом… Джервис сроду не догадается. Только не вздумайте им меня выдать.
— Не выдам, — пообещала Энн.
Франклин Весткотт галантно проводил ее до двери. Бульдог встал и жалобно заскулил ей вслед.
В дверях Весткотт вынул изо рта трубку и постучал ею Энн по плечу.
— И запомните, — серьезно произнес он, — есть много способов ободрать с кошки шкуру. Можно это сделать так, что животное ничего и не заметит. Поклонитесь от меня Ребекке Дью. Неплохая старая киска, если только ее гладить по шерстке. И еще раз огромное вам спасибо!
Когда Энн шла домой, ветер успокоился, туман рассеялся, бледно-зеленое небо обещало морозец.
«Мне все говорили, что я не знаю Франклина Весткотта, — думала она. — Правильно, я его и не знала. Но и они не знали».
— Ну и как он себя вел? — спросила Ребекка, которая с трепетом ждала возвращения Энн.
— Не так уж плохо, — доверительно поведала ей Энн. — Я думаю, он со временем простит Сибил.
— Ну, мисс Ширли, вы кого угодно обведете вокруг своего пальчика — в этом с вами никто не сравнится, — восхитилась Ребекка Дью.
«Ну что ж, — устало сказала себе Энн поздно вечером, забираясь по ступенькам на кровать, — сделал дело — гуляй смело. Вернее, можно и поспать со спокойной душой. Но чтоб я еще кому-нибудь давала совет ждать согласия родителей или сбежать из дому и пожениться им наперекор — благодарю покорно!»
Глава девятая
Глава десятая
Перед ней был Элмкрофт, старомодный дом с баш-нями на всех четырех углах и куполом над крышей. А на крыльце, загораживая дорогу, лежал бульдог.
«Если уж вцепится, ни за что не разожмет челюсти», — вспомнила Энн слова Сибил. Может, пойти к боковой двери? Но мысль, что Франклин Весткотт, возможно, наблюдает за ней из окна, придала Энн решимости. Нет уж, она и виду не покажет, что боится его собаки. Высоко держа голову, Энн решительно поднялась на крыльцо и позвонила. Бульдог не пошевелился. Похоже, он мирно спал.
Оказалось, что Франклин Весткотт еще не вернулся из Шарлоттауна, но должен вот-вот быть, потому что поезд, наверное, уже пришел. Тетя Мэгги проводила Энн в библиотеку и оставила ее там. Через некоторое время туда вошел бульдог и улегся возле стула, на котором сидела Энн.
Оглядевшись, Энн решила, что ей нравится библиотека. Это была уютная обжитая комната. В камине горел огонь, на полу лежал потертый ковер и медвежья шкура. У Весткотта имелся хороший набор книг и трубок.
Вскоре она услышала, как хлопнула входная дверь, и хозяин вошел в прихожую. Сняв пальто и шляпу, он открыл дверь библиотеки. Лицо его было хмурым. Энн вспомнила, что, когда она увидела его в первый раз, он показался ей похожим на джентльмена-пирата. Сейчас ей в голову пришло то же сравнение.
— А, это вы? — бесцеремонно бросил ей Весткотт. — И что вам угодно?
Он даже не пожал ей руки. Если выбирать между ним и его бульдогом, у собаки манеры были куда лучше.
— Мистер Весткотт, прошу вас терпеливо выслушать меня, прежде чем…
— Я исполнен терпения… Выкладывайте!
Энн решила, что обходные маневры ни к чему не приведут.
— Я пришла вам сказать, — твердо проговорила она, — что Сибил обвенчалась с Джервисом Морроу.
И стала дожидаться извержения вулкана. Но на худом лице Франклина Весткотта не дрогнул ни один мускул. Он подошел к Энн и сел напротив нее в кожаное кресло.
— Когда? — спросил он.
— Вчера вечером. В доме его сестры. Франклин Весткотт какое-то время молча смотрел на нее своими желтыми глазами, глубоко спрятанными под лохматыми бровями. Потом запрокинул голову и разразился своим беззвучным смехом.
— Не сердитесь, пожалуйста, на Сибил, — продолжала Энн, которой, после того как она сделала ужасное сообщение, стало намного легче. — Она тут совсем не виновата…
— Не сомневаюсь, — кивнул Франклин Весткотт. Энн посмотрела на него с недоумением. Это что, сарказм?
— Виновата я, — храбро продолжила Энн. — Это я посоветовала ей обвенчаться втайне от вас. Я чуть ли не силой отволокла ее к пастору. Пожалуйста, простите ее, мистер Весткотт.
Франклин Весткотт принялся спокойно набивать трубку.
— Если вы сумели заставить Сибил тайком обвенчаться с Джервисом Морроу, мисс Ширли, вы совершили подвиг. Я уже начал думать, что у нее никогда не хватит на это духу. И тогда мне пришлось бы пойти на попятный… А знали бы вы, как мы, Весткотты, не любим идти на попятный! Вы меня спасли, мисс Ширли, и я вам бесконечно благодарен.
Весткотт утрамбовал табак в трубке, и в комнате воцарилась тишина. Потом он поднял голову и посмотрел на Энн с затаенной улыбкой. Энн была в полной растерянности и не знала, что сказать.
— Небось шли сюда, дрожа от страха?
— Да, — довольно резко ответила она. Франклин опять беззвучно хохотнул.
— Ну и напрасно. Вы принесли мне очень приятное известие. Я и сам решил, что Джервис будет подходящим мужем для Сибил, когда они были еще детьми. Как только за ней стали приударять другие парни, я их всех отшил. Тут-то Джервис и обратил на нее внимание и решил помериться со мной силами. Но за ним увивалось столько девчонок, что я поверить не мог, что он действительно влюбился в Сибил. И я составил план действий. Знаю я, что эти Морроу за люди! Это хорошая семья, но мужчины у них не ценят того, что легко дается в руки. А вот когда им чего-нибудь не дают, они будут лезть из кожи вон, лишь бы это заполучить. Такие они все. Отец Джервиса в свое время разбил сердца трем девушкам, потому что их маменьки уж очень хотели его окрутить. Я отчетливо представлял себе, что случится с Сибил. Она жутко влюбится в Джервиса… и скоро ему надоест. Если их браку ничего не будет мешать, он ни за что на ней не женится. Вот я и запретил ему появляться у нас в доме, запретил Сибил с ним встречаться и вообще изобразил из себя родителя-изверга. Недоступность — великий соблазн. Сработало как часы. Но в одном я просчитался — я думал, что в Сибил все же больше пороху. Она милая девочка, но характера — ни на грош. Я уж начал бояться, что она никогда не наберется смелости пойти мне наперекор и тайком выйти за него замуж. Ну-с, юная леди, а теперь, когда вы пришли в себя от неожиданности, расскажите, как все произошло.
Энн вдруг стало очень весело и легко, словно она была давно знакома с Франклином Весткоттом.
Он слушал ее рассказ молча, с удовольствием попыхивая трубкой. Когда Энн закончила, он кивнул головой:
— Я вижу, что обязан вам даже больше, чем предполагал. Если бы не вы, она никогда не набралась бы смелости обмануть меня, а Джервис не позволил бы ей вторично сделать из себя дурака. Знаю я их породу! Подумать только, дело чуть не расстроилось! Можете мной располагать по своему усмотрению. Какая же вы молодец, что не побоялись прийти сюда, несмотря на все россказни, которые обо мне ходят. Вы ведь слышали их, признавайтесь!
Энн кивнула. Бульдог сладко спал, положив голову ей на туфли.
— Да, все как один утверждают, что у вас несносный характер, — откровенно призналась она.
— И небось еще говорят, что я затиранил свою покойную жену и вообще держу семью в ежовых рукавицах?
— Говорят, но тут у меня были сомнения, мистер Весткотт. Я считала, что если бы вы были таким извергом, как вас изображают, Сибил не была бы к вам так привязана.
— Умница! Мы очень счастливо жили с женой, мисс Ширли. И когда вдова капитана Макомбера станет вам говорить, что я загнал ее в могилу, скажите ей, что это чушь собачья. Извините уж, что я выражаюсь не очень элегантно. Молли была очень хорошенькая — даже красивее Сибил. Она была самой красивой женщиной в Саммерсайде. Да я и не потерпел бы, чтобы в церковь вдруг вошел человек, ведя под руку жену красивее моей. Разумеется, я хозяин в своем доме, но отнюдь не тиран. Должен признаться, что я действительно вспыльчив, но Молли к моим выходкам быстро привыкла и не обращала на них внимания. И почему это муж не может время от времени ссориться с женой? Женщинам надоедают монотонные мужья. И потом, когда с меня сходило, я всегда дарил ей кольцо, или ожерелье, или еще что-нибудь. Ни у одной женщины в Саммерсайде не было столько украшений.
— А как насчет томика Мильтона? — лукаво спросила Энн.
— Мильтона? А, вот вы про что! Это был вовсе не Мильтон, а Теннисон. К Мильтону я отношусь с огромным уважением, а Теннисона на дух не терплю. Этакий он весь сладенький. Как-то вечером я читал его «Еноха Ардена», и последние две строчки до того вывели меня из себя, что я вышвырнул книгу в окно. Но на следующий день я ее подобрал и принес назад — все-таки в ней есть «Песня сигнальной трубы». За это стихотворение я готов многое простить любому поэту. И книга вовсе не попала в пруд Джорджа Кларка — это все старуха Праути наплела… Вы что, уходите? Может, поужинаете с одиноким стариком, у которого отняли его единственное чадо?
— Извините, мистер Весткотт, я бы с удовольствием, но у меня сегодня вечером учительский совет.
— Ну ничего, приходите в гости, когда вернется Сибил. Придется устроить им запоздалую свадьбу. Но какую же тяжесть вы сняли с моей души! Вы не представляете, как мне было бы противно идти на попятный и говорить ему: «Ладно, женись на ней». А теперь надо всего-навсего притвориться обиженным, но смирившимся отцом и с грустью простить дочь в память о ее бедной матери. А уж это я изображу наилучшим образом… Джервис сроду не догадается. Только не вздумайте им меня выдать.
— Не выдам, — пообещала Энн.
Франклин Весткотт галантно проводил ее до двери. Бульдог встал и жалобно заскулил ей вслед.
В дверях Весткотт вынул изо рта трубку и постучал ею Энн по плечу.
— И запомните, — серьезно произнес он, — есть много способов ободрать с кошки шкуру. Можно это сделать так, что животное ничего и не заметит. Поклонитесь от меня Ребекке Дью. Неплохая старая киска, если только ее гладить по шерстке. И еще раз огромное вам спасибо!
Когда Энн шла домой, ветер успокоился, туман рассеялся, бледно-зеленое небо обещало морозец.
«Мне все говорили, что я не знаю Франклина Весткотта, — думала она. — Правильно, я его и не знала. Но и они не знали».
— Ну и как он себя вел? — спросила Ребекка, которая с трепетом ждала возвращения Энн.
— Не так уж плохо, — доверительно поведала ей Энн. — Я думаю, он со временем простит Сибил.
— Ну, мисс Ширли, вы кого угодно обведете вокруг своего пальчика — в этом с вами никто не сравнится, — восхитилась Ребекка Дью.
«Ну что ж, — устало сказала себе Энн поздно вечером, забираясь по ступенькам на кровать, — сделал дело — гуляй смело. Вернее, можно и поспать со спокойной душой. Но чтоб я еще кому-нибудь давала совет ждать согласия родителей или сбежать из дому и пожениться им наперекор — благодарю покорно!»
Глава девятая
Отрывок из письма Джильберту
На завтра я приглашена на ужин к хозяйке Саммерсайда — мисс Минерве Томгаллон. Как тебе нравится имечко? Прямо из Диккенса!
Милый, ты должен радоваться, что твоя фамилия — просто Блайт. Я бы никогда не вышла за тебя замуж, если бы мне пришлось носить фамилию Томгаллон. Ты только представь себе — Энн Томгаллон! Нет, это даже представить себе невозможно.
Ну так вот, большей чести, чем приглашение в Том-галлон-хаус, в Саммерсайде не существует.
В далеком прошлом Томгаллоны бьии «королевским семейством», а Принглы по сравнению с ними просто выскочки. А сейчас от всего семейства осталась лишь одна мисс Минерва — последний представитель шести поколений Томгаллонов. Она живет одна в огромном доме с высокими трубами, зелеными ставнями и окном-витражом, единственным в Саммерсайде. В этом доме спокойно разместились бы четыре семьи, но сейчас там лишь мисс Минерва с горничной и поварихой. Дом поддерживается в отличном состоянии, но все равно всякий раз, когда я прохожу мимо, мне кажется, что жизнь про него забыла.
Мисс Минерва выходит из дому только в церковь, и я с ней познакомилась всего несколько недель назад, когда она явилась на собрание попечительского совета, чтобы официально вручить в дар школе ценную библиотеку ее отца. Вид у нее вполне соответствует имени: худая, высокая, с длинным тонким лицом, длинным тонким носом и тонкими губами. Боюсь, из этих слов можно вывести, что она непривлекательна, но на самом деле мисс Минерва красива величественной аристократической красотой и всегда очень элегантно, хотя и старомодно, одета. Ребекка Дью говорит, что в молодости она была очень хороша собой, а ее большие черные глаза и сейчас полны огня. Она весьма словоохотлива и произнесла на совете пространную речь, которая явно доставила ей самой огромное удовольствие.
Со мной она разговаривала очень мило, и вчера я получила от нее записку с официальным приглашением на ужин. Когда я сказала про это Ребекке, она так широко раскрыла глаза, словно меня пригласили в Букингемский дворец.
— Это большая честь — получить приглашение в Томгаллон-хаус, — благоговейно произнесла она. — На моей памяти мисс Минерва еще не приглашала ни одного директора школы. Правда, все они были мужчины, так что это, может, было не совсем удобно. Ну что ж, мисс Ширли, надеюсь, она не заговорит вас до смерти. Все Томгаллоны были куда как речисты. И очень любили верховодить. Некоторые считают, что мисс Минерва живет затворницей лишь потому, что уже не может играть первую скрипку, а на вторую не согласна. А что вы наденете, мисс Ширли? Может, кремовое платье с черными бархатными бантиками? Оно такое шикарное.
— Боюсь, оно чересчур шикарно для тихого ужина вдвоем, — ответила я.
— Мисс Минерве понравилось бы, что вы красиво одеты. Все Томгаллоны любили нарядных гостей. Говорят, дед мисс Минервы однажды не пустил в дом приглашенную на бал гостью из-за того, что та пришла не в самом лучшем своем платье. Он сказал ей, что для Томгаллонов и самое лучшее ее платье не Бог весть как хорошо.
— И все-таки я надену зеленое платье из шифона. Придется призракам Томгаллонов этим удовлетвориться.
Должна тебе сделать признание, Джильберт. Ты, наверное, скажешь, что я опять вмешиваюсь в чужие дела. Но я обязана хотя бы попытаться как-то помочь Элизабет. В следующем году меня уже не будет в Саммерсайде, и мне просто невыносимо оставлять девочку во власти этих двух бесчеловечных старух, которые год от года делаются только хуже. Какое ее ждет будущее в этом унылом старом доме?
Так вот что я сделала: написала письмо ее отцу. Он живет в Париже, и я не знаю его домашнего адреса, но Ребекка Дью где-то слышала и запомнила название фирмы, филиал которой он возглавляет. И я рискнула написать ему на адрес фирмы. Стараясь выражаться подипломатичнее, но все же напрямик я сообщила ему, что он должен забрать Элизабет из этого дома. Написала, как она мечтает о нем, как надеется, что он к ней приедет, и еще, что миссис Кемпбелл с ней чересчур строга и у девочки совершенно безрадостная жизнь. Может быть, из этого ничего и не выйдет, но я до конца дней казнилабы себя за то, что не попыталась помочь Элизабет. И знаешь, что подвигло меня на такую мысль? Недавно Элизабет вполне серьезно сообщила мне, что она написала письмо Богу, в котором просит Его вернуть ей отца и сделать так, чтобы он ее полюбил. По пути домой из школы она остановилась посреди пустыря и прочитала письмо, глядя в небо. Я уже знала от мисс Праути, что Элизабет вытворяла что-то странное на пустыре. Старуха видела ее и рассказала нам, когда пришла шить платья для вдов. По ее словам, Элизабет, видно, совсем тронулась, если разговаривает с небом.
— Я решила, что Бог, возможно, обратит больше внимания на письмо, чем на молитву, — сказала мне Элизабет. — Я уже столько молилась. Но Он, наверное, получает слишком много молитв.
В тот же вечер я написала ее отцу.
Да, надо тебе еще рассказать про Мукомола. Недели две назад тетя Кэт сказала мне, что его, видимо, придется кому-то отдать, так как у нее больше нет сил выслушивать жалобы Ребекки Дью. И вот на прошлой неделе, придя вечером домой, я узнала, что его отдали миссис Элмондс, которая живет на другом конце Саммерсайда. Мне было жаль расстаться с Котярой — ведь мы с ним подружились. «Ну ладно, по крайней мере, Ребекка Дью будет счастлива», — подумала я.
Ребекки в тот день не было — она ушла навестить родственников. По ее возвращении вечером о коте не было сказано ни слова, но, когда она вышла на заднее крыльцо и принялась его звать, тетя Кэт спокойно сказала:
— Не надо звать Мукомола, Ребекка. Его здесь больше нет. Мы отдали его в другой дом. Теперь он не будет тебе докучать.
Если бы щеки-помидоры Ребекки Дью могли побледнеть, она стала бы белой как мел.
— Его здесь больше нет? Вы отдали его в другой дом? Как это? А разве это не его дом?
— Мы отдали его миссис Элмондс. После замужества дочери она очень страдает от одиночества и решила, что ей будет с ним веселее.
Ребекка Дью вошла в гостиную и закрыла за собой дверь. Вид у нее был грозный, а глаза буквально метали молнии.
— Так! — рыкнула она. — Больше я терпеть не намерена. Я доработаю у вас до конца месяца, миссис Макомбер, и увольняюсь. А если вам это удобно, могу уйти и раньше.
— Но, Ребекка! — ошарашенно воскликнула тетя Кэт. — Я ничего не понимаю. Ты же терпеть не могла Мукомола. Только на прошлой неделе ты сказала…
— Ну-ну, сваливайте все на меня, — с горечью проговорила Ребекка. — Какое вам дело до моих привязанностей. Как я любила этого бедного котика! Я его кормила, я за ним ухаживала, вставала ночью, чтобы пустить его в дом. А теперь его увезли, не сказав мне ни словечка. И к кому — к Джейн Элмондс, которая сроду не купит бедной твари кусочка печенки! Мне тоже с ним было веселее!
— Но, Ребекка, мы считали…
— Конечно-конечно! Не давайте мне рта открыть, миссис Макомбер. Я вырастила его из котеночка, я заботилась о его здоровье и о его моральных устоях — и для чего? Чтобы Джейн Элмондс получила хорошо воспитанного кота. Вы думаете, она будет стоять на крыльце по вечерам, на ветру и на морозе, и звать кота домой, чтобы он не замерз на улице ночью? Я в этом сомневаюсь… очень сомневаюсь. Что ж, миссис Макомбер, надеюсь только, что вас не станет мучить совесть, когда на дворе будет десять градусов ниже нуля. А я в такую ночь не сомкну глаз — но кому до этого дело?
— Ребекка, если бы ты только…
— Миссис Макомбер, я не позволю, чтобы мной так помыкали. Это послужит мне уроком… Никогда в жизни я больше не позволю себе привязаться к животному. И если бы вы хотя бы сделали это открыто, а не за моей спиной, воспользовавшись моим отсутствием… Это просто низко! Да и то сказать, кто я такая, чтобы со мной считаться?
— Ребекка! — в отчаянии вскричала тетя Кэт. — Если хочешь, мы заберем Мукомола обратно.
— Что же вы так сразу не сказали? Только Джейн Элмондс вам его не отдаст: она уж во что вцепится, ни за что не выпустит.
— Выпустит, — заверила тетя Кэт, которая, видимо, была готова на все, лишь бы умилостивить Ребекку. — Мы ее попросим. А тогда ты от нас не уйдешь?
— Подумаю, — произнесла Ребекка с таким видом, будто делала тете Кэт огромное одолжение.
На следующий день тетя Шатти в крытой корзинке доставила Мукомола домой. После того как Ребекка унесла его на кухню и захлопнула за собой дверь, я перехватила взгляд, которым обменялись вдовы. Сдается мне, что это был заговор, в котором участвовала и Джейн Элмондс.
С тех пор Ребекка ни разу ни словом не пожаловалась на кота, а когда она выходит вечером звать его домой, то в ее голосе звучит торжество. Пусть весь Саммерсайд знает, что Мукомол вернулся и что она в очередной раз одержала победу над вдовами!
Глава десятая
Ветреным мартовским вечером Энн поднялась по широкой лестнице между двух рядов каменных урн и еще более каменных львов и оказалась перед массивной дверью Томгаллон-хауса. Обычно, когда она проходила вечером мимо этого дома, он стоял мрачно насупившись и огонь горел лишь в двух или трех окнах. Но сейчас дом сиял огнями, словно мисс Минерва созвала к себе половину Саммерсайда. Такая иллюминация в ее честь привела Энн в некоторое смущение, и она почти пожалела, что не надела кремовое платье с бархатными бантиками. Однако и в зеленом шифоне она выглядела очаровательно, как, видимо, и подумала мисс Минерва, которая встретила ее в холле с большим радушием. Сама мисс Минерва блистала царственным великолепием: на ней было черное бархатное платье, в отливающих проседью черных волосах — гребень с бриллиантами, а на груди — огромная брошь-камея в обрамлении скрученной пряди волос кого-то из ушедших из этого мира Томгаллонов. Наряд этот был несколько старомоден, но мисс Минерва держалась в нем с таким величием, что он казался не подвластным времени — как и сам институт королевской власти.
— Добро пожаловать в Томгаллон-хаус, милочка. — Она протянула Энн сухую руку, тоже сверкающую бриллиантами. — Я очень рада видеть вас у себя.
— И я…
— В былые времена Томгаллон-хаус охотно привечал красоту и молодость. Мы задавали грандиозные балы и принимали у себя всех известных людей, которые оказывались у нас в городе, — говорила мисс Минерва, направляясь вместе с Энн к широкой лестнице, устланной выцветшей ковровой дорожкой. — Но с тех пор все изменилось. Я почти никого не принимаю. На мне закончится род Томгаллонов. Да, может, оно и к лучшему. Вы знаете, милочка, над нашей семьей тяготеет проклятие.
Мисс Минерва произнесла это слово таким жутким загробным голосом, что Энн стало зябко. «Проклятие рода Томгаллонов» — какое название для рассказа!
— Вот с этой самой лестницы упал и сломал себе шею мой прадед в тот вечер, когда в доме праздновали новоселье. Этот дом освящен человеческой кровью. Он упал и умер вот здесь!
Мисс Минерва театральным жестом вытянула руку и указала на тигровую шкуру, которая лежала на полу у подножия лестницы. Не зная, что на это ответить, Энн только и смогла воскликнуть:
— О!
Мисс Минерва провела ее через холл, где на стенах висели портреты давно умерших красавиц и в конце которого было знаменитое окно-витраж, и вошла в огромную, великолепную комнату с высоким потолком. Это была комната для гостей. В ней стояла кровать из красного дерева с высокой спинкой, накрытая таким роскошным шелковым покрывалом, что Энн показалось святотатством положить на него свое пальто и шляпку.
— У вас очень красивые волосы, милочка, — с искренним восхищением сказала мисс Минерва. — Мне всегда нравились рыжие волосы. У моей тети Лидди тоже были рыжие волосы — единственной во всем роде Томгаллонов. Однажды, когда она расчесывала их у себя в комнате, они загорелись от свечи, и она с дикими криками бежала по лестнице, вся охваченная пламенем. Это было все то же проклятие, дорогая, все то же…
— А она…
— Нет, она не умерла, но была обезображена. До этого она по праву гордилась своей красотой. Но после несчастья ни разу не выходила из дому и в своем завещании написала, чтобы ее похоронили в закрытом гробу — не хотела, чтобы люди увидели шрамы на ее лице даже после смерти… Присядьте на этот стул, милочка, так вам будет легче снять боты. Это очень удобный стул. Моя сестра умерла от каталепсии, сидя на нем. Когда она овдовела, то вернулась жить в отцовский дом. А на ее дочку нечаянно опрокинули котел с кипятком. Правда, ужасная смерть для ребенка?
— Неужели…
— Но, по крайней мере, мы знали, отчего она умерла. А моя тетка Элиза — то есть она была бы моей теткой, если бы выжила, — просто исчезла, когда ей исполнилось шесть лет. Ее родители так и не узнали, что с ней случилось.
— Как же так?..
— Они обыскали весь дом сверху донизу, все окрестности, но так и не нашли ее. Говорят, что ее мать — моя бабка — очень жестоко обращалась с сиротой, которая воспитывалась у них в доме. Девочка была племянницей моего деда. Как-то в очень жаркий день она за какую-то провинность заперла ее в кладовку под крышей, и, когда пришла ее выпустить, девочка была мертва. Так что, когда исчезла ее собственная дочка, некоторые считали, что это ей наказание свыше за ту сиротку. Но я-то считаю, это все то же проклятие.
— Но кто же наложил?..
— Какой у вас красивый подъем, милочка. Моим подъемом тоже восхищались в молодости. Говорили, что под изгибом моей ступни может протечь струйка воды — а это верный признак аристократического происхождения.
Мисс Минерва высунула туфельку из-под бархатного платья — у нее в самом деле была очень красивая ножка.
— Да, действительно…
— Может, перед ужином осмотрим дом, милочка? Этот дом был гордостью Саммерсайда. Теперь, наверное, он вам покажется старомодным, но кое-что интересное здесь все же осталось. Вот этот меч, что висит над лестницей, принадлежал моему прапрадеду, который был офицером английской армии и получил земельный надел на острове Принца Эдуарда за свои боевые заслуги. Сам он никогда в этом доме не жил, но моя прапрабабка успела пожить несколько недель. Она умерла вскоре после трагической кончины сына.
Мисс Минерва безжалостно протащила Энн по всему дому, в котором было множество больших квадратных комнат, зала для балов, оранжерея, бильярдная, три гостиных, утренняя комната, столовая, бесконечное количество спален и огромная мансарда. Все дышало унылым великолепием.
— А это мои дядья: дядя Рональд и дядя Рубен. — Она указала на висевшие по обе стороны камина портреты двух джентльменов, которые, казалось, с неприязнью глядели друг на друга. — Они были близнецы и ненавидели друг друга с рождения. Весь дом ходуном ходил от их драк. Эта вражда омрачила жизнь их матери. А во время их последней ссоры — в этой самой комнате — на улице была гроза, и Рубена убило молнией. Рональд с того дня ни разу не улыбнулся. А его жена, — добавила мисс Минерва, — проглотила свое обручальное кольцо.
— То есть как?..
— Рональд считал, что это была невероятная глупость с ее стороны, и не стал ничего делать. Если бы ей сразу дали рвотное, то, может быть… но кольцо исчезло бесследно. Это угнетало бедняжку до конца ее дней. Ей казалось, что без кольца она как-то не совсем замужем.
— Какая красивая…
— Да, это моя тетя Эмилия… вообще-то не совсем тетя… просто жена дяди Александра. У нее был такой возвышенный вид, но она отравила дядю ядовитыми грибами… поганками. Мы всегда притворялись, что это несчастный случай — не хотелось, чтобы честь семьи была запятнана убийством. Правда, ее выдали за него замуж насильно. Она была веселой девочкой, а он — слишком старым для нее. После этого она стала болеть и вскоре сама умерла. Они оба похоронены в Шарлоттауне… все Томгаллоны похоронены в Шарлоттауне… А это моя тетя Луиза. Она пыталась покончить с собой и выпила настойку опия. Доктор очистил ей желудок и тем спас жизнь, но после этого мы с нее глаз не спускали и все вздохнули с облегчением, когда она вполне пристойно умерла от воспаления легких. Правда, мы не очень-то ее винили за попытку самоубийства. Дело в том, что муж, рассердившись, шлепал ее.
— Добро пожаловать в Томгаллон-хаус, милочка. — Она протянула Энн сухую руку, тоже сверкающую бриллиантами. — Я очень рада видеть вас у себя.
— И я…
— В былые времена Томгаллон-хаус охотно привечал красоту и молодость. Мы задавали грандиозные балы и принимали у себя всех известных людей, которые оказывались у нас в городе, — говорила мисс Минерва, направляясь вместе с Энн к широкой лестнице, устланной выцветшей ковровой дорожкой. — Но с тех пор все изменилось. Я почти никого не принимаю. На мне закончится род Томгаллонов. Да, может, оно и к лучшему. Вы знаете, милочка, над нашей семьей тяготеет проклятие.
Мисс Минерва произнесла это слово таким жутким загробным голосом, что Энн стало зябко. «Проклятие рода Томгаллонов» — какое название для рассказа!
— Вот с этой самой лестницы упал и сломал себе шею мой прадед в тот вечер, когда в доме праздновали новоселье. Этот дом освящен человеческой кровью. Он упал и умер вот здесь!
Мисс Минерва театральным жестом вытянула руку и указала на тигровую шкуру, которая лежала на полу у подножия лестницы. Не зная, что на это ответить, Энн только и смогла воскликнуть:
— О!
Мисс Минерва провела ее через холл, где на стенах висели портреты давно умерших красавиц и в конце которого было знаменитое окно-витраж, и вошла в огромную, великолепную комнату с высоким потолком. Это была комната для гостей. В ней стояла кровать из красного дерева с высокой спинкой, накрытая таким роскошным шелковым покрывалом, что Энн показалось святотатством положить на него свое пальто и шляпку.
— У вас очень красивые волосы, милочка, — с искренним восхищением сказала мисс Минерва. — Мне всегда нравились рыжие волосы. У моей тети Лидди тоже были рыжие волосы — единственной во всем роде Томгаллонов. Однажды, когда она расчесывала их у себя в комнате, они загорелись от свечи, и она с дикими криками бежала по лестнице, вся охваченная пламенем. Это было все то же проклятие, дорогая, все то же…
— А она…
— Нет, она не умерла, но была обезображена. До этого она по праву гордилась своей красотой. Но после несчастья ни разу не выходила из дому и в своем завещании написала, чтобы ее похоронили в закрытом гробу — не хотела, чтобы люди увидели шрамы на ее лице даже после смерти… Присядьте на этот стул, милочка, так вам будет легче снять боты. Это очень удобный стул. Моя сестра умерла от каталепсии, сидя на нем. Когда она овдовела, то вернулась жить в отцовский дом. А на ее дочку нечаянно опрокинули котел с кипятком. Правда, ужасная смерть для ребенка?
— Неужели…
— Но, по крайней мере, мы знали, отчего она умерла. А моя тетка Элиза — то есть она была бы моей теткой, если бы выжила, — просто исчезла, когда ей исполнилось шесть лет. Ее родители так и не узнали, что с ней случилось.
— Как же так?..
— Они обыскали весь дом сверху донизу, все окрестности, но так и не нашли ее. Говорят, что ее мать — моя бабка — очень жестоко обращалась с сиротой, которая воспитывалась у них в доме. Девочка была племянницей моего деда. Как-то в очень жаркий день она за какую-то провинность заперла ее в кладовку под крышей, и, когда пришла ее выпустить, девочка была мертва. Так что, когда исчезла ее собственная дочка, некоторые считали, что это ей наказание свыше за ту сиротку. Но я-то считаю, это все то же проклятие.
— Но кто же наложил?..
— Какой у вас красивый подъем, милочка. Моим подъемом тоже восхищались в молодости. Говорили, что под изгибом моей ступни может протечь струйка воды — а это верный признак аристократического происхождения.
Мисс Минерва высунула туфельку из-под бархатного платья — у нее в самом деле была очень красивая ножка.
— Да, действительно…
— Может, перед ужином осмотрим дом, милочка? Этот дом был гордостью Саммерсайда. Теперь, наверное, он вам покажется старомодным, но кое-что интересное здесь все же осталось. Вот этот меч, что висит над лестницей, принадлежал моему прапрадеду, который был офицером английской армии и получил земельный надел на острове Принца Эдуарда за свои боевые заслуги. Сам он никогда в этом доме не жил, но моя прапрабабка успела пожить несколько недель. Она умерла вскоре после трагической кончины сына.
Мисс Минерва безжалостно протащила Энн по всему дому, в котором было множество больших квадратных комнат, зала для балов, оранжерея, бильярдная, три гостиных, утренняя комната, столовая, бесконечное количество спален и огромная мансарда. Все дышало унылым великолепием.
— А это мои дядья: дядя Рональд и дядя Рубен. — Она указала на висевшие по обе стороны камина портреты двух джентльменов, которые, казалось, с неприязнью глядели друг на друга. — Они были близнецы и ненавидели друг друга с рождения. Весь дом ходуном ходил от их драк. Эта вражда омрачила жизнь их матери. А во время их последней ссоры — в этой самой комнате — на улице была гроза, и Рубена убило молнией. Рональд с того дня ни разу не улыбнулся. А его жена, — добавила мисс Минерва, — проглотила свое обручальное кольцо.
— То есть как?..
— Рональд считал, что это была невероятная глупость с ее стороны, и не стал ничего делать. Если бы ей сразу дали рвотное, то, может быть… но кольцо исчезло бесследно. Это угнетало бедняжку до конца ее дней. Ей казалось, что без кольца она как-то не совсем замужем.
— Какая красивая…
— Да, это моя тетя Эмилия… вообще-то не совсем тетя… просто жена дяди Александра. У нее был такой возвышенный вид, но она отравила дядю ядовитыми грибами… поганками. Мы всегда притворялись, что это несчастный случай — не хотелось, чтобы честь семьи была запятнана убийством. Правда, ее выдали за него замуж насильно. Она была веселой девочкой, а он — слишком старым для нее. После этого она стала болеть и вскоре сама умерла. Они оба похоронены в Шарлоттауне… все Томгаллоны похоронены в Шарлоттауне… А это моя тетя Луиза. Она пыталась покончить с собой и выпила настойку опия. Доктор очистил ей желудок и тем спас жизнь, но после этого мы с нее глаз не спускали и все вздохнули с облегчением, когда она вполне пристойно умерла от воспаления легких. Правда, мы не очень-то ее винили за попытку самоубийства. Дело в том, что муж, рассердившись, шлепал ее.