Бесконечный январь сменился студеным февралем; февраль, шаркая ногами, уступил место марту. Промозглая погода, ветер и сырость довели меня до ручки; всем естеством я жаждал солнца. С другой стороны, меня совершенно не тянуло на улицу, и я, сидя дома, усердно занимался испанским. Я с воистину дьявольским упорством проходил один урок в день. Пятьдесят уроков пятьдесят дней. С утра до вечера, как одержимый.
   Примерно в середине февраля Филип Ардмонт позвонил мне и поздравил: моя кандидатура прошла "на ура". Еще он добавил, что в отеле "Пальма" мне предоставили отдельный номер. Прыгать от радости я не стал, решив, что проверю на месте, устроит ли меня такой расклад. При малейшей возможности, надо попытаться снять отдельную квартиру. Должны же быть и у меня хоть какие-то радости от этой работы.
   Последние дни промелькнули незаметно. Дел было невпроворот. Свою квартиру я сдал американскому актеру, который приехал в Лондон на полугодовые съемки. В банк Магалуфа я перевел двести фунтов. Потом продал машину. Сначала я подумывал о том, не захватить ли её с собой на Мальорку, но потом решил, что лучше возьму там что-нибудь напрокат.
   И вот настал последний вечер. Мы с Тони решили напоследок прошвырнуться по ночному Сохо. И вот, в восемь вечера мы завалили в "Подвальчик Лена", на углу Шафтсбери-авеню и Уордур-стрит. Достопримечательностью этого бара по праву считаются росписи на стенах мужского туалета. Сам Лен, двухметровый детина, бывший боксер-тяжеловес с изрытой и перепаханной физиономией, при одном взгляде на которую в голову лезут воспоминания сразу о всех крупнейших катастрофах и баталиях в истории человечества, лично проверяет по утрам все стены и уничтожает самые похабные и несмешные.
   Уединившись по нужде в этом туалете, мы с Тони тут же воздали должное настенной росписи. Тони почти сразу неприлично заржал:
   - Посмотри, какая прелесть.
   На стене красовался рисунок, изображающий две улыбающиеся женские мордашки, между которыми скрючилась кислая мужская рожа. Подписи были такие: "Меня зовут Европа, у меня большая... шляпа", "У моей сестры Тризды две огромные... ступни", и наконец: "Чем же думал мой отец, нареча меня П...дец?".
   В самом низу было начертано: "Если вы читаете эти строки, то значит писаете себе на ноги".
   Я поморщился.
   - В жизни ничего не рисовал на стенах.
   - Значит ты ещё не жил, - философски рассудил Тони. - Черкани им чего-нибудь на прощание. Попадешь в вечность.
   Я застегнул ширинку, достал из кармана шариковую ручку и нацарапал: "Только импотенты и умственно отсталые малюют на стенах".
   - Ну вот, - удовлетворенно кивнул Тони. - Теперь можешь считать, что прожил не зря.
   Сев за столик, мы взяли по двойной водке.
   - За Мальорку, - провозгласил Тони. - И за курьеров. Надеюсь, ты вернешься поумневшим и счастливым.
   - Хотя бы загоревшим.
   - И следи за здоровьем. Не дотрахайся до паралича.
   - Кто - я?
   - Ты.
   - Ты меня с кем-то спутал. Моя задача - обеспечить отдых клиентам. "Вы должны постоянно помнить о клиентах; заботиться о них - Ваш священный долг..."
   - Я и говорю - не дотрахайся до полного паралича.
   - Ты просто помешавшийся на сексе неандерталец. Неужели ты всерьез подозреваешь, что меня могут привлечь эти загорелые попки?
   - Да! Именно! - радостно заорал Тони.
   - Жаль мне тебя. Ты не в состоянии отличить божий дар от яичницы.
   Тони вздохнул и покачал головой.
   - Эх, как я тебе завидую! Каждые две недели они будут полностью обновляться... И так восемь месяцев подряд! - Он тяжело вздохнул. - Нет, приятель, тебе одному не справиться. Ты вконец подорвешь здоровье. Может, мне тоже бросить Лондон, и перебраться к тебе?
   - А почему бы и нет?
   Тони задумчиво выпустил дым из ноздрей и посмотрел на меня.
   - А что...
   - Забронируй место наперед, пока лучшие номера ещё не распроданы. Скажем, на весь июнь. Для тебя это не так уж и накладно.
   Тони задумчиво кивал, уставившись в пустоту. Внезапно он поднял голову и широко улыбнулся.
   - Ты прав, малыш. Черкани мне письмецо через недельку - когда разведаешь, что к чему. Тогда и скажешь, какой отель лучше.
   - Лучше - для чего?
   - Ты ещё меня спрашиваешь... Кто из нас курьер?
   - Нужно же попривыкнуть.
   - Попривыкнешь. И - чтобы все к моему приезду было в ажуре, понял? Я там все вдребезги разнесу, если сервис будет не на уровне.
   - Чего ещё от тебя ожидать. Неандерталец - он и в Африке неандерталец.
   - И как я раньше об этом не додумался? Свой человек, имеющий доступ к анкетным данным... адресам... семейному положению... Нет, я, пожалуй, и на июль там останусь.
   В одиннадцать вечера мы танцевали в китайском ресторанчике с двумя хорошенькими темноволосыми подружками-полулесбиянками, знакомыми Тони. Джози Редман и Клэр Каллэм, так их звали.
   Закончив танцевать, мы уселись за столом и уже заказали ужин, когда в конце полутемного зала послышался шум. Кто-то проорал:
   - Как это нет стола, дубина, когда я сам лично его заказал?
   Тони вгляделся в полумрак и глухо застонал:
   - О, дьявольщина!
   - Ты его знаешь?
   - Да, и ты тоже. Это Пат О'Хи.
   - Комик?
   - Он самый.
   Пата О'Хи знали все - он довольно часто мелькал по телевидению. Все также знали, что он пользуется репутацией драчуна, хама и запойного пьянчуги.
   - Как-то мне пришлось с ним сниматься, - сказал Тони. - Мы делали рекламу заварного крема, а я брал у него интервью. Так вот, этот паразит так наклюкался, что сперва опрокинул пирог с кремом на режиссера, а потом заляпал всю камеру. Мы так и не сняли этот ролик... О, нет!
   Лицо Тони внезапно исказилось. Я проследил за его взглядом и понял, в чем дело. О'Хи и трое сопровождающих приближались к нам, вернее - к соседнему столу.
   Одного из спутников комика я узнал почти сразу - это был Ральф Орд, актер, снимающийся в эпизодах фильмов ужасов; должно быть, потому, что и сам выглядел, как исчадие ада. Высоченного роста, могучего телосложения, с черными, полыхающими адским огнем глазами, он слыл смутьяном, забиякой и большим любителем выпить. Словом, достойный компаньон О'Хи.
   А вот на их спутниц стоило посмотреть. Две молоденькие задастые шлюшки в обтягивающих платьях, из которых почти вываливались сочные грудки.
   Насмерть перепуганный официант-китаец, подобострастно шаркая и сгибаясь до пола, заботливо отодвинул стулья, приглашая дорогих гостей садиться. Ральф Орд протиснулся между нашим столом и спинкой стула, едва не сорвав нашу скатерть, и тяжело плюхнулся на сиденье. Остальная компания тоже кое-как расселась. О'Хи, пьяно щурясь на китайца, забубнил:
   - Шпашибо, шпашибо, мой желтый друг. Вовек не жабуду...
   - Желаете что-нибудь выпить, сэр?
   - Желаем ли мы што-нибудь выпить, шэр? Еще как желаем, шерт побери! Жачем мы, по-твоему, сюда явились, шволочь желтомордая?
   Девицы захохотали, а Ральф Орд тупо уставился перед собой. Похоже, он впал в транс.
   Официанта как ветром сдуло. О'Хи обвел глазами зал, заметил наших лесбиянок и любезно поклонился.
   - Добрый вечер, дамы. Вы выглядите... п-потррящя... постряшающи! - Его взгляд упал на Тони. О'Хи замотал головой, словно прогоняя какое-то видение, а потом заорал: - Ведь это же Тони Дейн, едрит твою...!
   Он вскочил со стула и надвинулся на Тони, по-медвежьи растопырив лапы.
   - Привет, старый зашранец... - повернувшись к девицам, он извинился: Прошу пращення, но я што лет не видел этого е...ря!
   - Привет, Пат, - поморщился Тони.
   За соседними столами послышалось возмущенное шушуканье. По счастью, играла довольно громкая музыка, но люди за ближайшими к нам столами все же слышали выкрики пьяного комика.
   Он раскачивался уже прямо над нами, пялясь на бюсты Клэр и Джози.
   - Привет, дружья. Вы жнаете, что сегодня у наших дружей китайцев Новый год? Нет? Они его наживают "хуи-фонг-фак". Эй, с хуи-фонг-факом вас всех! Он повернулся к соседнему столику. - Добрый вечер, мадам. Подржав... Праждавляю с хуи-фонг-сраком! Это китайский Новый год...
   - Пат, сядь на место, - прошипела одна из пришедших с ним девиц.
   Пат медленно повернулся и метнул на неё уничтожающий взгляд.
   - И тебя с хуй-фонг-факом, штарая ведьма! А где эта ужкоглазая шволочь? Он, небось, коммуняка! Все эти коммуняки одинаковы. Эй ты, фонг-хук... Иди сюда!
   Он поманил проходившего мимо официанта, который послушно поклонился и приблизился.
   - Пождравляю с хуи-фонг-факом, - важно произнес О'Хи.
   - Что, сэр?
   - С Новым годом, китайский муда... китайский мудрец! Ты жнаешь, что сегодня китайский Новый год?
   Китаец неуверенно ухмыльнулся, переминаясь с ноги на ногу и силясь понять, шутят с ним или нет. Наконец, он решился:
   - Нет, сэр, сегодня не китайский Новый год.
   - Ну, говорил я вам! - торжествующе проорал О'Хи. - Все они комми. Коммуняки шраные! Не знают даже, что такое хуи-фунь-вонь... или как бишь его? Эй, комми, принеси нам выпить!
   Тут как раз подоспел с подносом первый официант. Вид у него был недовольный. Не успел он поставить стакан перед О'Хи, как тот схватил стакан прямо с подноса и залпом осушил.
   - Еще давай, - приказал он. - Нет, тащи сражу два - не могу я ждать тут всю ночь, пока ты там прожлуг... прохлаждаешься. Ты куда бегал-то, дубина? В Россию-матушку, что ли?
   Я взглянул на спутников О'Хи. Орд по-прежнему пребывал в трансе, одна девица чистила ногти, а вторая увлеклась чтением меню.
   Клэр тихонько шепнула:
   - Извините меня.
   И встала из-за стола.
   - Мне тоже нужно выйти, - сказала Джози, поднимаясь.
   Их намерения не ускользнули от бдительного О'Хи.
   - Куда же вы, деточки? - засуетился он. - Попикать захотели? Умницы! Пипки вытирайте, как шледует.
   - Замолчи, Пат, прошу тебя, - прошипел Тони. - Сиди спокойно и оставь нас в покое.
   Я уже изготовился врезать ему под дых, но Пат, к моему изумлению, угомонился. Повернувшись к своим девицам, он рявкнул:
   - Отдай мне меню, корова! Ты же не умеешь читать по-китайски. Как же мы с вами отметим наш на-хер-фак? Может, возьмем немножко гонг-конг-фуя с кинг-конг-плюнем и блошиным дерьмом? Или закажем гов-но-сруля? Не хотите? Ладно, тогда всем одно и то же. Эй, где там этот косоглазый? Топай сюда, мы жрать хотим!
   Официанты поспешили выполнить заказ и быстрехонько смотались.
   - Эй, вы! - проорал О'Хи, поднимая бокал. - С Новым срак... С Новым годом всех!
   Он пьяно покачнулся и уронил бокал в тарелку Ральфа Орда.
   - О, черт, - выругался он и вдруг заметил, что креветки в тарелке Орда залиты вином. - Ха, эти суки плавают! - радостно завопил он и, приподняв бутылку, вылил все её содержимое в тарелку своего друга. - Смотри, Ральф, эти б...ди плавают!
   Он добился своего. Ральф очнулся, выудил из тарелки здоровенную креветку и запустил прямо в раскрасневшуюся физиономию О'Хи.
   - Поплавайте вместе!
   О'Хи смахнул остатки креветки, сграбастал со своей тарелки пригоршню риса и, в свою очередь, запустил его в Орда. В ответ ему в лицо полетела тарелка с лапшей. Испустив боевой клич, О'Хи вскочил и опрокинул стол, но не успел развить свой успех: три китайца, выскочившие откуда-то, как чертики из коробки, скрутили обоих дебоширов и быстро вывели из зала.
   Обескураженные девицы последовали за ними.
   Соседний стол напоминал поле битвы. Креветки, куриные ножки, бараньи ребрышки были густо перемешаны с лапшей и молодым бамбуком и обильно политы "Ночами Св.Георга" урожая 1954 года. На настенном бра красовалась тефтелька под соусом.
   - Мне что-то не хочется есть, - сказала Клэр.
   - Мне тоже, - поддакнула Джози. - Пожалуй, нам пора домой.
   Мы усадили их в такси (подружки не захотели ехать в машине Тони) и распрощались. На обратном пути мы с Тони хохотали, как безумные.
   - Никогда не забуду этот вечер, - сказал я, когда Тони высадил меня у моего дома. - Спасибо.
   - До скорого, приятель, - распрощался со мной Тони. - Не забудь черкануть записочку через неделю. В июне увидимся.
   - Непременно. Поддерживай форму.
   Я захлопнул дверцу машины и зашагал к подъезду.
   - Стой, чуть не забыл! - выкрикнул мне вдогонку Тони.
   Я обернулся.
   - Чего еще?
   - С хуи-фунь-факом, сынок! - прыснул Тони, нажал на акселератор и был таков.