Страница:
И в самом деле, есть ли более легкий способ предстать перед людьми радетелем их интересов? Повышение пенсий, индексация зарплаты – ах, как гуманно, ах, как благородно! А то, что при дышащей на ладан экономике это “благородство” выходит боком тем самым “облагораживаемым”, – это ведь еще доказать надо, не всякий это поймет. Весьма точно прокомментировал в те дни эту “гуманно-благородную” акцию народных избранников известный экономист Евгений Гонтмахер:
“Когда мы говорим: “ВС принял очередной закон”, – обычно остается в тени автор этого документа. В данном случае в роли благодетеля 35 миллионов российских пенсионеров уже не в первый раз выступает председатель Комиссии по социальной политике Михаил Захаров. Именно он, несмотря на возражения правительства, раз за разом убеждает парламент увеличивать размер пенсионных выплат. Казалось бы, его позиция глубоко гуманна, ведь ни для кого не секрет, что пенсионерам сейчас живется очень нелегко. Но улучшают ли усилия г-на Захарова на ниве социальной политики положение наших стариков? Смею утверждать, что как раз наоборот его действия ухудшают их положение. Начиная с сентября прошлого года, Россия живет в условиях очередного скачка цен, конца которому пока не видно. В числе причин этого всплеска далеко не последнее место занимают многомиллиардные дополнительные выплаты, связанные с повышением пенсий летом 1992 года. Выброс новых денежных знаков мог привести только к ускорению инфляции, что и произошло. На этом фоне снова предпринимать мощные вливания наличных денег – значит обрекать всех нас на жизнь в условиях гиперинфляции. Я вовсе не хочу сказать, что пенсии надо заморозить, однако нынешний момент требует высокопрофессионального подхода ко всем этим вопросам. Думаю, г-ну Захарову хорошо известно, что различия в материальном положении различных групп пенсионеров сейчас огромны. Конечно, большинство из них живут на одну пенсию, но вместе с тем более 20 процентов пенсионеров работают, получая и пенсию, и зарплату. Значительная группа пенсионеров получают максимальную пенсию, за 7 тысяч рублей. В таких условиях проводить повышение пенсий всем, не делая никаких различий между различными категориями пожилых людей, – значит совсем утратить чувство социальной справедливости. Ведь девяностопроцентная прибавка к минимальной пенсии – это около двух тысяч рублей, а к максимальной – более шести тысяч… Минимальный размер пенсий перевалит за 4 тысячи рублей, а новая минимальная зарплата составит лишь 2250 рублей. Как видим, создается ситуация, когда даже средний пенсионер будет иметь доход больше, чем многие работающие. В результате появляется еще один стимул для наращивания заработной платы, не обеспеченной экономическим ростом. А это еще один толчок к гиперинфляции. Ладно ВС, но неужели г-н Захаров не понимает всех этих обстоятельств? Думаю, прекрасно понимает. В данном случае интересы конкретных людей под прикрытием популистских действий приносятся в жертву определенным политическим интересам. Дело в том, что г-н Захаров баллотируется на должность председателя Совета Республики ВС. И его плодотворная деятельность в качестве председателя Комиссии по социальной политике – не более чем козырь в борьбе с конкурентами”.
У большинства “народных заступников”, прибегавших в ту пору к дешевым популистским приемам, помимо общих для всей антиельцинской команды политических интересов, были еще какие-то свои личные политические интересы.
Реформаторы готовят контратаку
Правительственные реформаторы, естественно, держались иного мнения, нежели премьер, относительно того, что считать приоритетом в экономике. Уже через два дня после назначения Черномырдина Анатолий Чубайс заявил, что “центральным вопросом для правительства является предотвращение гиперинфляции”. Ясно было, что в отсутствие Гайдара решать эту главную задачу просто некому. Министр финансов Василий Барчук на роль основного действующего лица тут явно не годился. По словам Чубайса, требовалось ввести в состав кабинета “специалиста экстра-класса, отвечающего за макроэкономику, который и взял бы на себя контроль за этой сферой”. Анатолий Борисович предлагает на этот пост бывшего министра финансов РФ (в правительстве Силаева) Бориса Федорова.
23 декабря Федоров был назначен вице-премьером, курирующим макроэкономику и финансы. Интересно, что среди альтернативных кандидатов на этот пост фигурировал Григорий Явлинский. Однако, памятуя, видимо, прошлое, годовалой давности, обсуждение этой кандидатуры, Ельцин даже не стал рассматривать ее в качестве реальной.
Борис Федоров много сделал для сохранения курса реформ в самый опасный для них период, хотя в полной мере заменить Гайдара ему, естественно, не удалось…
Черномырдин возвращается
к регулированию цен
Уже вскоре после вступления Черномырдина в должность, 5 января 1993 года, произошло некое событие, которое повергло реформаторов в ужас: сбываются их самые худшие ожидания. В этот день в печати появилось постановление “О государственном регулировании цен на отдельные виды продукции и товаров”. Оно было подписано Черномырдиным 31 декабря и вводилось в действие с 1 января. Отныне регулированию подлежали цены на “важнейшие” виды товаров и услуг, производимых не только государственными, но и частными предприятиями. К “важнейшим” был отнесен широкий круг товаров, начиная от продукции горнодобывающих и металлургических предприятий и кончая изделиями легкой и пищевой промышленности. Это, повторяю, был шок для всех, кто надеялся, что новый премьер не станет покушаться на основные элементы реформы. Хорошо помню, как снова стали пустеть прилавки. “Недолго музыка играла…”.
На состоявшейся в этот же день встрече с руководителями московских предприятий и организаций различных форм собственности Черномырдин впервые представил что-то вроде программы действий своего правительства на начавшийся год. Он заявил, что намерен перейти “от импровизаций в экономической политике”, которая, по его мнению, была свойственна правительству Гайдара, “к холодному расчету и умению практически организовывать”. Новый премьер сообщил также, что собирается проводить “реформы с человеческим лицом”. Среди намечавшихся первоочередных шагов – меры по замедлению спада производства. Прежде всего, они предусматривали широкое внедрение краткосрочных и среднесрочных проектов, нацеленных на поддержку “предпринимателей-производителей”. В переводе на обычный язык – директорского корпуса, из среды которого, как мы знаем, вышел сам Черномырдин.
Кстати, в конце встречи премьер в очередной раз напомнил об этом: “Я сам из директоров”, – вызвав аплодисменты зала, опять-таки директорской его части. При этом бросил укор тем предпринимателям, которые “не сделали в своей жизни ни одного гвоздя или кирпича”. Упрек вполне в советском духе: мы ведь знаем, как в ту пору партийные, советские, хозяйственные руководители любили бахвалиться, что когда-то, во времена своей молодости, они водили трактор или стояли у токарного станка (так ли все было на самом деле – поди проверь). Без такого штриха в биографии вроде бы и не могло быть полноценного начальника.
После этих черномырдинских заявлений стало ясно: предоставление ТЭКу двухсотмиллиардного кредита, аннулирование его долга в восемь с лишним миллиардов, возврат к регулированию цен в отношении ряда товаров – это не случайные акции. Они вполне вписываются в программные установки свеженазначенного главы правительства.
Все это вместе – и постановление о регулировании цен, и программные заявления нового премьера – навевало уныние.
Контратака реформаторов
Против возврата к регулированию цен восстали все наличные силы реформаторов. Анатолий Чубайс, Борис Федоров, Евгений Ясин, Яков Уринсон, Сергей Васильев принялись убеждать Черномырдина отменить постановление, которое, во-первых, противоречило общему курсу на рыночные реформы, а во-вторых, было практически нереализуемо (цены предполагалось регулировать путем введения предельных уровней рентабельности предприятий).
8 января Чубайс позвонил Гайдару, находившемуся в то время где-то, по его словам, “далеко от Москвы”, попросил о помощи. Гайдар попытался связаться с Черномырдиным, но ему это не удалось. Тогда он позвонил президенту, сказал, что весьма обеспокоен ситуацией с ценами, попросил прочитать записку, которую он, Гайдар, срочно ему направляет, и отменить необдуманное постановление.
Эти дружные усилия в конце концов возымели действие.
Черномырдин дает задний ход
Вскоре раскрученный премьером антиреформаторский маховик остановился и двинулся в обратную сторону. Как это нередко бывает в России, все случившееся было представлено в анекдотическом свете. 13 января Борис Федоров заявил в “Известиях”, что Черномырдина просто “подставили”, “подсунув на подпись старый, недоработанный проект”. Этот проект, мол, родился в недрах Госкомцен и даже не был рассмотрен правительством. По словам Федорова, постановление ошибочно и ни в коем случае не отражает общего курса правительства в экономической политике, оно должно быть пересмотрено.
На следующий день на встрече с журналистами Владимир Шумейко подтвердил, что с постановлением о регулировании цен “вышло недоразумение”: этот документ попал на стол премьеру в “черновом” варианте, его “предполагалось выпустить совсем не в том виде, в котором он был опубликован”, и в ближайшее время постановление будет переработано. Этой переработкой, дескать, уже занимаются Черномырдин и его зам Борис Федоров.
Трудно, однако, поверить, что дело тут только в технической ошибке. Ведь еще при вступлении в должность премьер обещал “бороться с безудержным ростом цен”. В свете этих обещаний постановление об их регулировании выглядит вполне логично. Правда, мало кто ожидал, что эту свою борьбу премьер начнет таким лобовым, примитивным способом. Но если вспомнить, что его рыночное образование было совсем невелико, это тоже не должно вызывать удивления.
“Переработка” постановления свелась к тому, что оно было фактически отменено. Регулируемыми остались лишь цены на продукцию предприятий-монополистов.
Явно по настоянию реформаторов в документ были включены слова о необходимости ужесточить финансовую и денежно-кредитную политику, не допускать “расходования не обеспеченных источниками денежных средств”, Центральному банку предлагалось “сдерживать темпы роста кредитования” и т.д.
Новое постановление Черномырдин подписал 18 января.
Нельзя сказать, что история с выпуском злополучного предновогоднего постановления не оставила никакого следа. След остался. И не только в самой экономике (за те дни, пока постановление действовало, многое в ней успело крутануться назад), но и в головах людей: немалое их число и в России, и за рубежом в очередной раз убедилось, сколь зыбки российские преобразования, как легко их можно застопорить и обратить вспять.
Борис Федоров берет инициативу в свои руки
В середине января наметился некоторый отход от разговоров о борьбе со спадом производства как первоочередной задаче правительства. 18 января, выступая перед журналистами, Борис Федоров такой задачей вновь, как это было при Гайдаре, назвал стабилизацию денежного обращения в стране. Он дал понять, что главное – антиинфляционные меры, а борьба со спадом производства – это задача на будущее. При этом, правда, вице-премьер, сказал, что жесткая кредитно-финансовая политика, декларировавшаяся предыдущим правительством, “по существу, не проводилась”.
В действительности, как мы знаем, в начале реформ, в первые месяцы 1992 года эта политика была достаточно жесткой и достаточно эффективной. Потом ее в самом деле успешно торпедировал человек по прозвищу “Геракл”.
Надо сказать, этот персонаж древнегреческого эпоса немало крови попортил не только Гайдару, но и самому Борису Федорову. Однако для Бориса Григорьевича затяжное противоборство с председателем ЦБ было еще впереди…
На заседании президиума правительства, состоявшемся 20 января, были обсуждены итоги прошедшего года и планы на 1993-й. Итоги были неутешительные. По словам Чубайса, спад производства в 1992 году составил 18 процентов, месячная инфляция в декабре – 25 процентов; в январе же она может достичь 50 процентов. Причина – увеличение кредитной эмиссии в середине прошлого года.
В качестве основных ориентиров на 1993 год правительство с подачи Бориса Федорова выдвинуло снижение инфляции к концу года до 5 процентов в месяц, сокращение дефицита бюджета до 5 процентов ВНП. По мнению Федорова, этих целей можно было достичь лишь при условии значительного снижения уровня дотаций и субсидий малоэффективным предприятиям и упорядочения системы банковских платежей.
Черномырдин становится рыночником
О планах правительства в области финансов Черномырдин 28 января сообщил Верховному Совету. Премьера было не узнать. “Крепкий хозяйственник” советского разлива как-то незаметно превратился в реформатора-рыночника. По крайней мере, если судить по словам. Премьер заявил, что отныне его кабинет будет проводить ужесточение кредитно-финансовой политики более последовательно, чем правительство Гайдара. За счет этого он намерен добиться финансовой стабилизации и укрепления рубля.
Черномырдин сказал, что намерен прекратить практику выдачи кредитов и субсидий “за красивые глаза”, которая и стала основной причиной инфляции. По данным председателя правительства, только 20 процентов кредитов использовались для поддержки производства, а остальное “превращалось в многотысячные зарплаты”. Отныне, заявил Черномырдин, кредиты будут выдаваться исключительно под конкретные проекты, которые могут в обусловленные сроки принести прибыль.
Здесь премьер почти слово в слово повторил то, что несколько ранее, на встрече с журналистами 18 января, сказал его зам Борис Федоров: по словам вице-премьера, кредиты следует выдавать только тем госпредприятиям, которые способны эффективно их использовать.
Хорошо, когда у тебя есть грамотный заместитель.
Естественно, возникал вопрос: а как же двухсотмиллиардный кредит, который премьер в декабре щедро выделил ТЭКу? Предвидя его, Черномырдин сообщил, что в январе его использование было подвергнуто правительственной ревизии. По ее итогам, сказал премьер, “пришлось жестко сократить объемы предоставленной суммы”. Этот черномырдинский пассаж был не очень-то понятен. Дело в том, что льготный кредит ТЭКу правительство провело через Верховный Совет. Стало быть, и его сокращение могло быть оформлено лишь постановлением ВС. Но никакого такого постановления парламент не принимал. Наконец, выдачу самого кредита Центробанк “притормозил” по неким “техническим причинам”. Похоже было, что весь разговор о ревизии, будто бы проведенной в ТЭКе, – не более чем вольная импровизация премьера, призванная успокоить тех, кто выражал недовольство, что этой родной для Черномырдина отрасли предоставляются столь масштабные бюджетные поблажки.
Кроме всего прочего, непонятно было, собирается ли правительство провести такую же ревизию, допустим, в агропромышленном комплексе, куда оно вознамерилось закачать еще больше средств – триллион рублей. Было вполне очевидно, что там, в этой “черной дыре”, бюджетные средства будут использованы еще менее эффективно, чем в какой-либо другой отрасли.
Вернулся Черномырдин и к своей недавней провалившейся авантюре с ценами, заметив, что “попытки административного регулирования или фиксирования цен на продукцию предприятий, не являющихся монополистами, не могут решить проблем экономики”. Премьер твердо заверил, что возврата к регулированию цен не будет.
Центральный вопрос: как быть с расходами на социальную сферу? По словам Черномырдина, их увеличение не должно быть произвольным, рост этих расходов должен сопровождаться сокращением дотаций, выдаваемых неэффективным предприятиям, базироваться на взвешенном отношении к госбюджету.
В общем-то, все это, конечно, азбука рыночной экономики, однако из уст Черномырдина подобные утверждения мало кто ожидал услышать, причем в такой категоричной форме. Многие восприняли это заявление премьера, вроде бы свидетельствовавшее о смене его приоритетов в экономической политике, как сенсацию. Видно было, что просветительские усилия его помощников, таких, как Борис Федоров, не проходят для него бесследно.
Аплодисменты и проклятия
Перемену в экономических установках Черномырдина – по крайней мере как они провозглашались на словах, – заметили многие. Одобрительно о ней отозвался Егор Гайдар, которого сам Черномырдин не уставал критиковать. “Действия правительства Виктора Черномырдина, начиная с середины января, заслуживают по крайней мере поддержки”, – сказал бывший глава правительства.
Газеты тогда писали, что “новый курс” Черномырдина на приоритетную поддержку промышленности просуществовал чуть более месяца. Финансовая стабилизация вновь названа первоочередной задачей правительства. Глубокомысленные дискуссии о том, пригодны ли “западные теории” для России, сразу же умолкли, едва только угроза гиперинфляции, а с ней и реального краха экономики обрела реальные черты.
У парламентской оппозиции доклад Черномырдина, естественно, вызвал раздражение, хотя она и не торопилась вступать в прямую конфронтацию с новым премьером. Один из ее лидеров Владимир Исаков заявил, что из доклада премьер-министра не видно, чтобы правительство готово было пересмотреть экономический курс (естественно, подразумевался гайдаровский курс; то, что Черномырдин отошел от своих собственных первоначальных позиций, Исакова со товарищи, понятное дело, никак не устраивало). Как явствует из доклада, сказал оппозиционер, практика шоковой терапии будет продолжаться. Исаков предрек: поскольку реальных механизмов выхода из кризиса нет, к концу 1993 года промышленный потенциал страны окажется “в плачевном состоянии”, а оборонный комплекс России вообще “перестанет существовать как явление природы”.
Очень любили оппозиционеры при каждом удобном случае предрекать неизбежный и скорый Апокалипсис. Непонятно было, кого они больше хотят испугать – окружающих или самих себя.
Кто вы, господин премьер?
Конец января. Вот уже более месяца просвещенная публика, хотя бы мало-мальски интересующаяся общественной жизнью, теряется в догадках, относится ли новый премьер Виктор Черномырдин к когорте реформаторов или наоборот.
Признаков того и другого было примерно поровну. С одной стороны, его выдвинул президент, с другой – за него дружно проголосовал Съезд. С одной стороны, он сразу же заявил, что он за рынок, с другой – что “против лавочников”. С одной стороны, подмахнул антирыночное постановление о регулировании цен, с другой – быстро его отменил…
Но где-то в двадцатых числах января появились несравненно более веские, чем собственные действия и слова премьера, свидетельства, что Черномырдин все-таки больше тяготеет к лагерю реформаторов, чем антиреформаторов: сезон критики его правительства открыл спикер ВС Хасбулатов.
Конечно, критиковать никого не возбраняется. Это ведь когда еще было сказано, что у нас нет зон, закрытых для нее. Обращали на себя внимание некоторые обстоятельства этой критики. Во-первых, – уже упомянутый небольшой срок с момента избрания нового премьера. Во-вторых, – безапелляционное взваливание на него ответственности за хроническую и, в общем-то, безнадежную проблему борьбы с растущей преступностью (именно с ней была связана критика). И в-третьих – неадекватная угроза “убрать” правительство в случае, если оно эту явно непосильную для него проблему быстро не решит.
Разумеется, неадекватность здесь еще не достигала уровня “червяков”, “дилетантов”, “растерявшихся ребят” и прочих лестных выражений, которые летели из уст плехановского профессора в адрес правительства Гайдара, но тоже доложу я вам…
К этому моменту Хасбулатов явно оставил надежду увидеть в Черномырдине своего зама по работе с правительством и надежного соратника по антиельцинскому блоку. Выразительнее всего об этом свидетельствовало само время, выбранное для разносных атак на высший орган исполнительной власти, – напряженное время политической борьбы, предшествовавшей апрельскому референдуму. С тактической точки зрения, гораздо выгоднее было бы, если уж не удается сделать нового премьера своим горячим сторонником, попытаться хотя бы нейтрализовать его. Когда же и на это надежды нет, когда все ясно, – тут уж можно идти до конца…
Поездка в Давос
В начале февраля Черномырдин посетил Всемирный экономический форум в Давосе и тут, естественно, предстал еще большим реформатором-рыночником. Он заявил, что “хотел бы развеять атмосферу недоверия, которая складывается на Западе вокруг нового кабинета России”, и заверил участников форума, что реформы в России будут продолжаться во что бы то ни стало. По его словам, он “не только за реформы, но и за их углубление и расширение”. “Однако, – сказал российский премьер, – мы не будем слепо копировать чей-то опыт – американский, английский, немецкий, японский… У нас есть свой – российский путь”.
Как известно, глубокомысленные ссылки на некий особый, таинственный “российский путь” – это фирменное блюдо наших “патриотов”-антирыночников. То, что Черномырдин использовал здесь эту навязшую в зубах формулу, разумеется, просто свидетельствовало о его не слишком большой осторожности в подборе слов. Многие наши деятели считают обязательным при публичных выступлениях за рубежом продекларировать что-то подобное: дескать, мы не какие-то там эпигоны-подражатели, “у советских собственная гордость”.
На вопрос о том, готово ли его правительство признать факт банкротства многих российских предприятий, Черномырдин ответил утвердительно.
В действительности закон о банкротстве – один из основных рыночных законов, – принятый с большим опозданием, достаточно ощутимо заработал в России лишь в 1996 – 1997 годах, и такая задержка также обернулась немалым уроном для еще только формировавшейся рыночной экономики.
Как бы то ни было, газетные заголовки тех дней бодро констатировали: “Виктор Черномырдин вернулся из Швейцарии приверженцем гайдаровского курса”, “Черномырдин покинул Швейцарию достойным преемником Гайдара”. В действительности, конечно, российский премьер покидал Давос не большим “гайдаровцем”, чем приехал туда, но почувствовать, чего ждет от него цивилизованный мир, – это он наверняка почувствовал. И мгновенно откликнулся на это ожидание. Такого рода “поведенческие программы” вообще составляли его суть.
Шаг вперед, пять шагов назад
Сказать, что Черномырдин последовательно, шаг за шагом преследовал цель финансовой стабилизации, было бы большим преувеличением. Этот путь изобиловал зигзагами, остановками, движением вспять. Так, нередко, говоря о бюджетном кредитовании, он несколько видоизменял формулировку, поясняя, что “теперь кредиты, особенно льготные, будут выдаваться избирательно и только приоритетным отраслям, направлениям и предприятиям”. Не эффективным, а именно “приоритетным”. Под приоритетными он, естественно, опять-таки имел в виду родной ТЭК, тяжелую промышленность, оборонку, финансово ненасытное сельское хозяйство. Советский хозяйственный руководитель постоянно в нем проклевывался. Пересилить собственную природу было невозможно.
В начале февраля уже самым серьезным образом было подтверждено, что из жесткой финансово-кредитной политики будут делаться большие исключения. Верховный Совет с подачи правительства повторно принял решение о выделении топливно-энергетическому комплексу льготного кредита в 200 миллиардов рублей. Кроме того, Центробанку и Минфину было дано распоряжение переоформить на льготных условиях кредиты на сумму 148,1 миллиарда, предоставленные ТЭКу в 1992 году. Напомню, что решение об этом уже принималось в декабре, однако “по техническим причинам” Центробанк замешкался с его выполнением. И вот под аккомпанемент разговоров об ужесточении финансово-кредитной политики правительство Черномырдина настояло на его повторном принятии парламентом. Со стороны депутатов этот демарш кабинета, естественно, не встретил особого сопротивления: как мы знаем, большинство депутатов сами всегда выступали инициаторами щедрой раздачи бюджетных денег всем просящим.
Как в былые времена, Черномырдин то и дело порывался рулить, командовать, администрировать. Например, он неустанно призывал промышленников помогать сельскому хозяйству, упрекал их, что они “ничего не делают для селянина”. “Мы имеем мощнейшие танковые заводы, а трактора покупаем в Белоруссии!” – восклицал премьер, словно бы забывая, что в условиях рынка все эти воскресные проповеди уже перестают действовать, что единственный способ повернуть производственников лицом к аграриям – это заинтересовать их, организовать дело так, чтобы они почувствовали выгоду в сотрудничестве с сельским хозяйством.
Половинчатость и непоследовательность в проведении финансово-экономической политики, его постоянное “инстинктивное” обращение к административным методам ушедшей советской эпохи оказались характерны для Черномырдина не только в этот, начальный период его деятельности, но и в течение всего времени его пребывания на премьерском посту.
“Когда мы говорим: “ВС принял очередной закон”, – обычно остается в тени автор этого документа. В данном случае в роли благодетеля 35 миллионов российских пенсионеров уже не в первый раз выступает председатель Комиссии по социальной политике Михаил Захаров. Именно он, несмотря на возражения правительства, раз за разом убеждает парламент увеличивать размер пенсионных выплат. Казалось бы, его позиция глубоко гуманна, ведь ни для кого не секрет, что пенсионерам сейчас живется очень нелегко. Но улучшают ли усилия г-на Захарова на ниве социальной политики положение наших стариков? Смею утверждать, что как раз наоборот его действия ухудшают их положение. Начиная с сентября прошлого года, Россия живет в условиях очередного скачка цен, конца которому пока не видно. В числе причин этого всплеска далеко не последнее место занимают многомиллиардные дополнительные выплаты, связанные с повышением пенсий летом 1992 года. Выброс новых денежных знаков мог привести только к ускорению инфляции, что и произошло. На этом фоне снова предпринимать мощные вливания наличных денег – значит обрекать всех нас на жизнь в условиях гиперинфляции. Я вовсе не хочу сказать, что пенсии надо заморозить, однако нынешний момент требует высокопрофессионального подхода ко всем этим вопросам. Думаю, г-ну Захарову хорошо известно, что различия в материальном положении различных групп пенсионеров сейчас огромны. Конечно, большинство из них живут на одну пенсию, но вместе с тем более 20 процентов пенсионеров работают, получая и пенсию, и зарплату. Значительная группа пенсионеров получают максимальную пенсию, за 7 тысяч рублей. В таких условиях проводить повышение пенсий всем, не делая никаких различий между различными категориями пожилых людей, – значит совсем утратить чувство социальной справедливости. Ведь девяностопроцентная прибавка к минимальной пенсии – это около двух тысяч рублей, а к максимальной – более шести тысяч… Минимальный размер пенсий перевалит за 4 тысячи рублей, а новая минимальная зарплата составит лишь 2250 рублей. Как видим, создается ситуация, когда даже средний пенсионер будет иметь доход больше, чем многие работающие. В результате появляется еще один стимул для наращивания заработной платы, не обеспеченной экономическим ростом. А это еще один толчок к гиперинфляции. Ладно ВС, но неужели г-н Захаров не понимает всех этих обстоятельств? Думаю, прекрасно понимает. В данном случае интересы конкретных людей под прикрытием популистских действий приносятся в жертву определенным политическим интересам. Дело в том, что г-н Захаров баллотируется на должность председателя Совета Республики ВС. И его плодотворная деятельность в качестве председателя Комиссии по социальной политике – не более чем козырь в борьбе с конкурентами”.
У большинства “народных заступников”, прибегавших в ту пору к дешевым популистским приемам, помимо общих для всей антиельцинской команды политических интересов, были еще какие-то свои личные политические интересы.
Реформаторы готовят контратаку
Правительственные реформаторы, естественно, держались иного мнения, нежели премьер, относительно того, что считать приоритетом в экономике. Уже через два дня после назначения Черномырдина Анатолий Чубайс заявил, что “центральным вопросом для правительства является предотвращение гиперинфляции”. Ясно было, что в отсутствие Гайдара решать эту главную задачу просто некому. Министр финансов Василий Барчук на роль основного действующего лица тут явно не годился. По словам Чубайса, требовалось ввести в состав кабинета “специалиста экстра-класса, отвечающего за макроэкономику, который и взял бы на себя контроль за этой сферой”. Анатолий Борисович предлагает на этот пост бывшего министра финансов РФ (в правительстве Силаева) Бориса Федорова.
23 декабря Федоров был назначен вице-премьером, курирующим макроэкономику и финансы. Интересно, что среди альтернативных кандидатов на этот пост фигурировал Григорий Явлинский. Однако, памятуя, видимо, прошлое, годовалой давности, обсуждение этой кандидатуры, Ельцин даже не стал рассматривать ее в качестве реальной.
Борис Федоров много сделал для сохранения курса реформ в самый опасный для них период, хотя в полной мере заменить Гайдара ему, естественно, не удалось…
Черномырдин возвращается
к регулированию цен
Уже вскоре после вступления Черномырдина в должность, 5 января 1993 года, произошло некое событие, которое повергло реформаторов в ужас: сбываются их самые худшие ожидания. В этот день в печати появилось постановление “О государственном регулировании цен на отдельные виды продукции и товаров”. Оно было подписано Черномырдиным 31 декабря и вводилось в действие с 1 января. Отныне регулированию подлежали цены на “важнейшие” виды товаров и услуг, производимых не только государственными, но и частными предприятиями. К “важнейшим” был отнесен широкий круг товаров, начиная от продукции горнодобывающих и металлургических предприятий и кончая изделиями легкой и пищевой промышленности. Это, повторяю, был шок для всех, кто надеялся, что новый премьер не станет покушаться на основные элементы реформы. Хорошо помню, как снова стали пустеть прилавки. “Недолго музыка играла…”.
На состоявшейся в этот же день встрече с руководителями московских предприятий и организаций различных форм собственности Черномырдин впервые представил что-то вроде программы действий своего правительства на начавшийся год. Он заявил, что намерен перейти “от импровизаций в экономической политике”, которая, по его мнению, была свойственна правительству Гайдара, “к холодному расчету и умению практически организовывать”. Новый премьер сообщил также, что собирается проводить “реформы с человеческим лицом”. Среди намечавшихся первоочередных шагов – меры по замедлению спада производства. Прежде всего, они предусматривали широкое внедрение краткосрочных и среднесрочных проектов, нацеленных на поддержку “предпринимателей-производителей”. В переводе на обычный язык – директорского корпуса, из среды которого, как мы знаем, вышел сам Черномырдин.
Кстати, в конце встречи премьер в очередной раз напомнил об этом: “Я сам из директоров”, – вызвав аплодисменты зала, опять-таки директорской его части. При этом бросил укор тем предпринимателям, которые “не сделали в своей жизни ни одного гвоздя или кирпича”. Упрек вполне в советском духе: мы ведь знаем, как в ту пору партийные, советские, хозяйственные руководители любили бахвалиться, что когда-то, во времена своей молодости, они водили трактор или стояли у токарного станка (так ли все было на самом деле – поди проверь). Без такого штриха в биографии вроде бы и не могло быть полноценного начальника.
После этих черномырдинских заявлений стало ясно: предоставление ТЭКу двухсотмиллиардного кредита, аннулирование его долга в восемь с лишним миллиардов, возврат к регулированию цен в отношении ряда товаров – это не случайные акции. Они вполне вписываются в программные установки свеженазначенного главы правительства.
Все это вместе – и постановление о регулировании цен, и программные заявления нового премьера – навевало уныние.
Контратака реформаторов
Против возврата к регулированию цен восстали все наличные силы реформаторов. Анатолий Чубайс, Борис Федоров, Евгений Ясин, Яков Уринсон, Сергей Васильев принялись убеждать Черномырдина отменить постановление, которое, во-первых, противоречило общему курсу на рыночные реформы, а во-вторых, было практически нереализуемо (цены предполагалось регулировать путем введения предельных уровней рентабельности предприятий).
8 января Чубайс позвонил Гайдару, находившемуся в то время где-то, по его словам, “далеко от Москвы”, попросил о помощи. Гайдар попытался связаться с Черномырдиным, но ему это не удалось. Тогда он позвонил президенту, сказал, что весьма обеспокоен ситуацией с ценами, попросил прочитать записку, которую он, Гайдар, срочно ему направляет, и отменить необдуманное постановление.
Эти дружные усилия в конце концов возымели действие.
Черномырдин дает задний ход
Вскоре раскрученный премьером антиреформаторский маховик остановился и двинулся в обратную сторону. Как это нередко бывает в России, все случившееся было представлено в анекдотическом свете. 13 января Борис Федоров заявил в “Известиях”, что Черномырдина просто “подставили”, “подсунув на подпись старый, недоработанный проект”. Этот проект, мол, родился в недрах Госкомцен и даже не был рассмотрен правительством. По словам Федорова, постановление ошибочно и ни в коем случае не отражает общего курса правительства в экономической политике, оно должно быть пересмотрено.
На следующий день на встрече с журналистами Владимир Шумейко подтвердил, что с постановлением о регулировании цен “вышло недоразумение”: этот документ попал на стол премьеру в “черновом” варианте, его “предполагалось выпустить совсем не в том виде, в котором он был опубликован”, и в ближайшее время постановление будет переработано. Этой переработкой, дескать, уже занимаются Черномырдин и его зам Борис Федоров.
Трудно, однако, поверить, что дело тут только в технической ошибке. Ведь еще при вступлении в должность премьер обещал “бороться с безудержным ростом цен”. В свете этих обещаний постановление об их регулировании выглядит вполне логично. Правда, мало кто ожидал, что эту свою борьбу премьер начнет таким лобовым, примитивным способом. Но если вспомнить, что его рыночное образование было совсем невелико, это тоже не должно вызывать удивления.
“Переработка” постановления свелась к тому, что оно было фактически отменено. Регулируемыми остались лишь цены на продукцию предприятий-монополистов.
Явно по настоянию реформаторов в документ были включены слова о необходимости ужесточить финансовую и денежно-кредитную политику, не допускать “расходования не обеспеченных источниками денежных средств”, Центральному банку предлагалось “сдерживать темпы роста кредитования” и т.д.
Новое постановление Черномырдин подписал 18 января.
Нельзя сказать, что история с выпуском злополучного предновогоднего постановления не оставила никакого следа. След остался. И не только в самой экономике (за те дни, пока постановление действовало, многое в ней успело крутануться назад), но и в головах людей: немалое их число и в России, и за рубежом в очередной раз убедилось, сколь зыбки российские преобразования, как легко их можно застопорить и обратить вспять.
Борис Федоров берет инициативу в свои руки
В середине января наметился некоторый отход от разговоров о борьбе со спадом производства как первоочередной задаче правительства. 18 января, выступая перед журналистами, Борис Федоров такой задачей вновь, как это было при Гайдаре, назвал стабилизацию денежного обращения в стране. Он дал понять, что главное – антиинфляционные меры, а борьба со спадом производства – это задача на будущее. При этом, правда, вице-премьер, сказал, что жесткая кредитно-финансовая политика, декларировавшаяся предыдущим правительством, “по существу, не проводилась”.
В действительности, как мы знаем, в начале реформ, в первые месяцы 1992 года эта политика была достаточно жесткой и достаточно эффективной. Потом ее в самом деле успешно торпедировал человек по прозвищу “Геракл”.
Надо сказать, этот персонаж древнегреческого эпоса немало крови попортил не только Гайдару, но и самому Борису Федорову. Однако для Бориса Григорьевича затяжное противоборство с председателем ЦБ было еще впереди…
На заседании президиума правительства, состоявшемся 20 января, были обсуждены итоги прошедшего года и планы на 1993-й. Итоги были неутешительные. По словам Чубайса, спад производства в 1992 году составил 18 процентов, месячная инфляция в декабре – 25 процентов; в январе же она может достичь 50 процентов. Причина – увеличение кредитной эмиссии в середине прошлого года.
В качестве основных ориентиров на 1993 год правительство с подачи Бориса Федорова выдвинуло снижение инфляции к концу года до 5 процентов в месяц, сокращение дефицита бюджета до 5 процентов ВНП. По мнению Федорова, этих целей можно было достичь лишь при условии значительного снижения уровня дотаций и субсидий малоэффективным предприятиям и упорядочения системы банковских платежей.
Черномырдин становится рыночником
О планах правительства в области финансов Черномырдин 28 января сообщил Верховному Совету. Премьера было не узнать. “Крепкий хозяйственник” советского разлива как-то незаметно превратился в реформатора-рыночника. По крайней мере, если судить по словам. Премьер заявил, что отныне его кабинет будет проводить ужесточение кредитно-финансовой политики более последовательно, чем правительство Гайдара. За счет этого он намерен добиться финансовой стабилизации и укрепления рубля.
Черномырдин сказал, что намерен прекратить практику выдачи кредитов и субсидий “за красивые глаза”, которая и стала основной причиной инфляции. По данным председателя правительства, только 20 процентов кредитов использовались для поддержки производства, а остальное “превращалось в многотысячные зарплаты”. Отныне, заявил Черномырдин, кредиты будут выдаваться исключительно под конкретные проекты, которые могут в обусловленные сроки принести прибыль.
Здесь премьер почти слово в слово повторил то, что несколько ранее, на встрече с журналистами 18 января, сказал его зам Борис Федоров: по словам вице-премьера, кредиты следует выдавать только тем госпредприятиям, которые способны эффективно их использовать.
Хорошо, когда у тебя есть грамотный заместитель.
Естественно, возникал вопрос: а как же двухсотмиллиардный кредит, который премьер в декабре щедро выделил ТЭКу? Предвидя его, Черномырдин сообщил, что в январе его использование было подвергнуто правительственной ревизии. По ее итогам, сказал премьер, “пришлось жестко сократить объемы предоставленной суммы”. Этот черномырдинский пассаж был не очень-то понятен. Дело в том, что льготный кредит ТЭКу правительство провело через Верховный Совет. Стало быть, и его сокращение могло быть оформлено лишь постановлением ВС. Но никакого такого постановления парламент не принимал. Наконец, выдачу самого кредита Центробанк “притормозил” по неким “техническим причинам”. Похоже было, что весь разговор о ревизии, будто бы проведенной в ТЭКе, – не более чем вольная импровизация премьера, призванная успокоить тех, кто выражал недовольство, что этой родной для Черномырдина отрасли предоставляются столь масштабные бюджетные поблажки.
Кроме всего прочего, непонятно было, собирается ли правительство провести такую же ревизию, допустим, в агропромышленном комплексе, куда оно вознамерилось закачать еще больше средств – триллион рублей. Было вполне очевидно, что там, в этой “черной дыре”, бюджетные средства будут использованы еще менее эффективно, чем в какой-либо другой отрасли.
Вернулся Черномырдин и к своей недавней провалившейся авантюре с ценами, заметив, что “попытки административного регулирования или фиксирования цен на продукцию предприятий, не являющихся монополистами, не могут решить проблем экономики”. Премьер твердо заверил, что возврата к регулированию цен не будет.
Центральный вопрос: как быть с расходами на социальную сферу? По словам Черномырдина, их увеличение не должно быть произвольным, рост этих расходов должен сопровождаться сокращением дотаций, выдаваемых неэффективным предприятиям, базироваться на взвешенном отношении к госбюджету.
В общем-то, все это, конечно, азбука рыночной экономики, однако из уст Черномырдина подобные утверждения мало кто ожидал услышать, причем в такой категоричной форме. Многие восприняли это заявление премьера, вроде бы свидетельствовавшее о смене его приоритетов в экономической политике, как сенсацию. Видно было, что просветительские усилия его помощников, таких, как Борис Федоров, не проходят для него бесследно.
Аплодисменты и проклятия
Перемену в экономических установках Черномырдина – по крайней мере как они провозглашались на словах, – заметили многие. Одобрительно о ней отозвался Егор Гайдар, которого сам Черномырдин не уставал критиковать. “Действия правительства Виктора Черномырдина, начиная с середины января, заслуживают по крайней мере поддержки”, – сказал бывший глава правительства.
Газеты тогда писали, что “новый курс” Черномырдина на приоритетную поддержку промышленности просуществовал чуть более месяца. Финансовая стабилизация вновь названа первоочередной задачей правительства. Глубокомысленные дискуссии о том, пригодны ли “западные теории” для России, сразу же умолкли, едва только угроза гиперинфляции, а с ней и реального краха экономики обрела реальные черты.
У парламентской оппозиции доклад Черномырдина, естественно, вызвал раздражение, хотя она и не торопилась вступать в прямую конфронтацию с новым премьером. Один из ее лидеров Владимир Исаков заявил, что из доклада премьер-министра не видно, чтобы правительство готово было пересмотреть экономический курс (естественно, подразумевался гайдаровский курс; то, что Черномырдин отошел от своих собственных первоначальных позиций, Исакова со товарищи, понятное дело, никак не устраивало). Как явствует из доклада, сказал оппозиционер, практика шоковой терапии будет продолжаться. Исаков предрек: поскольку реальных механизмов выхода из кризиса нет, к концу 1993 года промышленный потенциал страны окажется “в плачевном состоянии”, а оборонный комплекс России вообще “перестанет существовать как явление природы”.
Очень любили оппозиционеры при каждом удобном случае предрекать неизбежный и скорый Апокалипсис. Непонятно было, кого они больше хотят испугать – окружающих или самих себя.
Кто вы, господин премьер?
Конец января. Вот уже более месяца просвещенная публика, хотя бы мало-мальски интересующаяся общественной жизнью, теряется в догадках, относится ли новый премьер Виктор Черномырдин к когорте реформаторов или наоборот.
Признаков того и другого было примерно поровну. С одной стороны, его выдвинул президент, с другой – за него дружно проголосовал Съезд. С одной стороны, он сразу же заявил, что он за рынок, с другой – что “против лавочников”. С одной стороны, подмахнул антирыночное постановление о регулировании цен, с другой – быстро его отменил…
Но где-то в двадцатых числах января появились несравненно более веские, чем собственные действия и слова премьера, свидетельства, что Черномырдин все-таки больше тяготеет к лагерю реформаторов, чем антиреформаторов: сезон критики его правительства открыл спикер ВС Хасбулатов.
Конечно, критиковать никого не возбраняется. Это ведь когда еще было сказано, что у нас нет зон, закрытых для нее. Обращали на себя внимание некоторые обстоятельства этой критики. Во-первых, – уже упомянутый небольшой срок с момента избрания нового премьера. Во-вторых, – безапелляционное взваливание на него ответственности за хроническую и, в общем-то, безнадежную проблему борьбы с растущей преступностью (именно с ней была связана критика). И в-третьих – неадекватная угроза “убрать” правительство в случае, если оно эту явно непосильную для него проблему быстро не решит.
Разумеется, неадекватность здесь еще не достигала уровня “червяков”, “дилетантов”, “растерявшихся ребят” и прочих лестных выражений, которые летели из уст плехановского профессора в адрес правительства Гайдара, но тоже доложу я вам…
К этому моменту Хасбулатов явно оставил надежду увидеть в Черномырдине своего зама по работе с правительством и надежного соратника по антиельцинскому блоку. Выразительнее всего об этом свидетельствовало само время, выбранное для разносных атак на высший орган исполнительной власти, – напряженное время политической борьбы, предшествовавшей апрельскому референдуму. С тактической точки зрения, гораздо выгоднее было бы, если уж не удается сделать нового премьера своим горячим сторонником, попытаться хотя бы нейтрализовать его. Когда же и на это надежды нет, когда все ясно, – тут уж можно идти до конца…
Поездка в Давос
В начале февраля Черномырдин посетил Всемирный экономический форум в Давосе и тут, естественно, предстал еще большим реформатором-рыночником. Он заявил, что “хотел бы развеять атмосферу недоверия, которая складывается на Западе вокруг нового кабинета России”, и заверил участников форума, что реформы в России будут продолжаться во что бы то ни стало. По его словам, он “не только за реформы, но и за их углубление и расширение”. “Однако, – сказал российский премьер, – мы не будем слепо копировать чей-то опыт – американский, английский, немецкий, японский… У нас есть свой – российский путь”.
Как известно, глубокомысленные ссылки на некий особый, таинственный “российский путь” – это фирменное блюдо наших “патриотов”-антирыночников. То, что Черномырдин использовал здесь эту навязшую в зубах формулу, разумеется, просто свидетельствовало о его не слишком большой осторожности в подборе слов. Многие наши деятели считают обязательным при публичных выступлениях за рубежом продекларировать что-то подобное: дескать, мы не какие-то там эпигоны-подражатели, “у советских собственная гордость”.
На вопрос о том, готово ли его правительство признать факт банкротства многих российских предприятий, Черномырдин ответил утвердительно.
В действительности закон о банкротстве – один из основных рыночных законов, – принятый с большим опозданием, достаточно ощутимо заработал в России лишь в 1996 – 1997 годах, и такая задержка также обернулась немалым уроном для еще только формировавшейся рыночной экономики.
Как бы то ни было, газетные заголовки тех дней бодро констатировали: “Виктор Черномырдин вернулся из Швейцарии приверженцем гайдаровского курса”, “Черномырдин покинул Швейцарию достойным преемником Гайдара”. В действительности, конечно, российский премьер покидал Давос не большим “гайдаровцем”, чем приехал туда, но почувствовать, чего ждет от него цивилизованный мир, – это он наверняка почувствовал. И мгновенно откликнулся на это ожидание. Такого рода “поведенческие программы” вообще составляли его суть.
Шаг вперед, пять шагов назад
Сказать, что Черномырдин последовательно, шаг за шагом преследовал цель финансовой стабилизации, было бы большим преувеличением. Этот путь изобиловал зигзагами, остановками, движением вспять. Так, нередко, говоря о бюджетном кредитовании, он несколько видоизменял формулировку, поясняя, что “теперь кредиты, особенно льготные, будут выдаваться избирательно и только приоритетным отраслям, направлениям и предприятиям”. Не эффективным, а именно “приоритетным”. Под приоритетными он, естественно, опять-таки имел в виду родной ТЭК, тяжелую промышленность, оборонку, финансово ненасытное сельское хозяйство. Советский хозяйственный руководитель постоянно в нем проклевывался. Пересилить собственную природу было невозможно.
В начале февраля уже самым серьезным образом было подтверждено, что из жесткой финансово-кредитной политики будут делаться большие исключения. Верховный Совет с подачи правительства повторно принял решение о выделении топливно-энергетическому комплексу льготного кредита в 200 миллиардов рублей. Кроме того, Центробанку и Минфину было дано распоряжение переоформить на льготных условиях кредиты на сумму 148,1 миллиарда, предоставленные ТЭКу в 1992 году. Напомню, что решение об этом уже принималось в декабре, однако “по техническим причинам” Центробанк замешкался с его выполнением. И вот под аккомпанемент разговоров об ужесточении финансово-кредитной политики правительство Черномырдина настояло на его повторном принятии парламентом. Со стороны депутатов этот демарш кабинета, естественно, не встретил особого сопротивления: как мы знаем, большинство депутатов сами всегда выступали инициаторами щедрой раздачи бюджетных денег всем просящим.
Как в былые времена, Черномырдин то и дело порывался рулить, командовать, администрировать. Например, он неустанно призывал промышленников помогать сельскому хозяйству, упрекал их, что они “ничего не делают для селянина”. “Мы имеем мощнейшие танковые заводы, а трактора покупаем в Белоруссии!” – восклицал премьер, словно бы забывая, что в условиях рынка все эти воскресные проповеди уже перестают действовать, что единственный способ повернуть производственников лицом к аграриям – это заинтересовать их, организовать дело так, чтобы они почувствовали выгоду в сотрудничестве с сельским хозяйством.
Половинчатость и непоследовательность в проведении финансово-экономической политики, его постоянное “инстинктивное” обращение к административным методам ушедшей советской эпохи оказались характерны для Черномырдина не только в этот, начальный период его деятельности, но и в течение всего времени его пребывания на премьерском посту.