Был он тогда еще совсем юноша. У него были тонкие черты лица и нежный голос. Голову его венчала огромная копна волос (Бялик однажды сказал о нем: 'Не верится, чтобы он когда-нибудь стригся') [Игра слов. Фраза: 'Lo ye-uman ki yesupar' имеет двоякое значение: 'Не верю глазам своим' и 'Не верится, чтобы он стригся'].
Микрофонов тогда в стране еще не было, и он должен был напрягать голосовые связки, чтобы быть услышанным. Это далось ему без труда. Вскоре жар и магия собственных слов вдохнули в него силу, вознесли над обыденностью, и его голос зазвенел.
Наибольшее впечатление из всего прочитанногоШленским в тот вечер произвело на меня стихотворение 'Откровение', которым начинается его сборник 'Просто так' ('Стам').
ОТКРОВЕНИЕ
...отрок остался служить Господу при Эли, священнике. Сыновья же Эли были люди негодные... Эли же был весьма стар...
I Самуил 2:11, 12, 22.
Слышу: меня зовут. Голос в ночи звучит.
- Кто тут?
Молчит...
Эли сказал:
-- Сынок!
Это -- не Божий глас. Я уже не пророк. Зренье ушло из глаз.
Снова зовут меня. Голос в ночи суров. Как же осмелюсь я Ответить, что я готов?
Полночь. Эли рыдает. Слышу его стенанья:
'Сыновья мои... сыновья...' И вот я уже согнулся под тяжестью мирозданья.
Отныне за все сущее Ответственен я.
Я знал, что Господь явится в раскатах
грозовой полночи И в небе заблещут молнии, словно осколки лун. Я знал, что Эли состарился. Что сыновья его -- сволочи. А я еще -- слишком юн.
Но ранена в сердце Вселенная и истекает кровью. Великий Господь услышал мира
предсмертный храп. И я отвечаю Господу с надеждою и любовью:
-- Говори,Господи,ибо Слышит Тебя Твой раб!
(Перевод Б. Камянова)
Я был на седьмом небе от счастья. Я слышал голoс бунта против всего одряхлевшего, окаменевшего, бунта юного Самуила против престарелого первосвященника Илия. Отголосок этого бунта донесся до наших дней, до клуба в Нахалале. Я поделился с родителями своими впечатлениями. Мама молчала. Дух бунта и русской революции был близок ее сердцу. Но она была тогда еще недостаточно знакома с литературой на иврите, в особенности традиционной. Другое дело отец. Он понимал, о чем шла речь. Я спросил его мнение о стихотворении 'Откровение'. 'Прекрасно', -- ответил он. Мне было ясно, что он имел в виду библейскую историю, а не интерпретацию ее Шлионским. x x x
Теперь на месте Шило нет поселения. Холм, на котором стоял древний Шило, называется по-арабски 'Хирбет-Сейлун' (то есть 'Руины Шило'). Местонахождение древнего Шило можно точно установить благодаря деталям, приводимым в 'Книге Судей': он лежал 'на север от Бет-Эля и на восток от дороги, ведущей от Бет-Эля в Шхем, и на юг от Левоны'.
Я не бывал в этих местах в детстве, в период британского мандата. Впервые попал я в Хирбет-Сейлун, то есть в Шило, только после Шестидневной войны. Я добрался до него через Шхем, другой дорогой, чем биньяминиты, которые устраивали засады на дочерей Шило в виноградниках. В Шхеме я хотел заглянуть к торговцу древностями Абу-Ромейлу. Я слышал, что он приобрел интересные мозаичные плиты, которыми был устлан пол византийской церкви. Они были найдены феллахами в Ливане и контрабандой переправлены в Иорданию.
Я застал Абу-Ромейла дома в Хаваре, южном пригороде Шхема, возле дороги на Иерусалим. Пригород назван так по той причине, что его первые жители пришли из Вади Хавары, что между Нетанией и Хадерой. Это были по большей части заболоченные земли. Евреи купили их, осушили болота, возделали, засеяли и переименовали в Эмек-Хефер (долина библейского Хефера). Время на все ставит свою мету. Вспыхивают войны, переселяются народы. Разрушаются поселения, жители покидают их. На их месте встают новые. Шило называется теперь Хирбет-Сейлуном, а Вади Хавара превратилось в Эмек-Хефер.
Мозаичные плиты Абу-Ромейла не были особенно удачной находкой. Я купил три плитки. На двух были изображения птиц, а на третьей - девушки с голубями на плечах. Я напился сладкого чая и горького кофе, поблагодарил хозяина, пожелал ему всех благ и продолжил свой путь.
В двадцати километрах южнее Шхема начинается долина Шило. Мы покинули Иерусалимскую автостраду и свернули на восток по немощеной дороге. Тель-Шило стоит в долине. Он имеет форму удлиненного эллипса, и его вершина обращена на север. Мне рассказывали, что окрестные арабы называют долину, примыкающую к кургану, Мардж эль-Ид или Мардж эль-Банат, то есть 'Долиной Праздника' или 'Долиной Дев'. Не иначе как какой-нибудь западный ученый, знакомый с библейским сказанием о похищении дочерей Шило, так назвал ее, и эти названия привились, хотя и претерпели изменения в устах арабов.
Проведенные здесь археологические раскопки почти не оставили следов. Несколько развалившихся зданий, которые все еще стояли на кургане -позднейшего, арабского происхождения. Единственными остатками древнего Шило были, как обычно, глиняные черепки -- куски от кувшинов и мисок, изготовленных гончарами тысячелетия назад. Попадались и ручки кувшинов, за которые могли держаться дочери Шило, и закопченные масляные лампы, освещавшие дома в древности.
Репейник, чертополох и овсюг пробивались между камнями, разбросанными по кургану, там и сям виднелись развалины стен и строений. Солдаты, сопровождавшие меня, спрашивали об истории Шило, и я рассказывал им. 'Что можно увидеть из всего этого теперь?' -- спрашивали они. В самом деле, ничего примечательного на поверхности земли не осталось. Но в моих ушах звучали два прекрасных стиха. Один - то, что сказал пророк царю, а другой -то, что сказал муж жене. Упрек, сделанный Самуилом царю: 'Неужели всесожжения и жертвы столь же приятны Господу, как послушание гласу Господа?' И слова любви и утешения, обращенные Элканой к своей бездетной жне Ханне: 'Не лучше ли я для тебя десяти сыновей?'
& 15. ПЕРВЫЙ ЦАРЬ
Пророк Самуил был против установления царской власти в Израиле. 'А вы теперь отвергли Бога вашего, Который спасает вас от всех бедствий ваших и скорбей ваших', -- сказал он сынам Израиля, требовавшим дать им царя. Но со временем он тоже понял, что другого пути нет. Колена Израилевы были рассеяны по всей стране Ханаанской, от горы Хермон и горы Ливан на севере до оконечности Мертвого моря на юге, а два из них, Гад и Реувен, обитали в горах Гиладских к востоку от Иордана.
Израильтяне в то время могли успешно сопротивляться врагам, жившим в уделах колен, но не соседним народам. В Шаронской долине и приморской низменности жили филистимляне, на севере - финикийцы, на юге -- амалекитяне и идумеи, а на востоке -- сыны Аммона. Ни один из этих соседних народов не был союзником Израиля. Все они пользовались любой возможностью, чтобы напасть на него или вторгнуться в его пределы. Ни одно колено в одиночку не могло противостоять им, а нажим неприятеля нарастал, в особенности со стороны филистимлян.
Однажды пророк Самуил отправился в Цуф, чтобы принести жертву на горе. Было ему откровение и Господь сказал ему: 'Завтра в это время Я пришлю к тебе человека из земли Биньяминовой; помажь его в правители народу Моему Израилю, и он спасет народ Мой, так как вопль его достиг до Меня'. Когда Саул, сын Киша, встретил Самуила на другой день, Господь сказал пророку: 'Вот человек, о котором Я говорил тебе'.
Не только Самуил, но и народ Израиля, который требовал дать ему царя, не торопился признать Саула своим господином. Когда юный Саул, вскоре после своей встречи с Самуилом, встретился с толпой бродячих пророков и присоединился к ним, его осмеяли:
'Что это сталось с сыном Кишевым? Неужели и Саул во пророках?' Даже после того, как Самуил помазал его на царство и возвестил всему народу, что Господь избрал его в цари над Израилем, нашлись 'негодные люди', которые говорили: 'Ему ли спасать нас?' Они отзывались о нем с презрением и не приносили ему даров. Саул сохранял душевное спокойствие и не отвечал своим хулителям. Он вернулся в свой дом в Гиве Сауловой и к своим привычным занятиям: пахал и засевал поля своего отца. Он знал, что он помазан в правители с тем, чтобы возглавить сынов Израиля в их будущей войне против их врагов, и что этот день еще настанет.
Первую свою кампанию он провел, вопреки ожиданиям, не против ближайших соседей Израиля, филистимлян, а против Аммона. Пришел йахаш Аммонитянин и осадил Явеш Гиладский на восточном берегу Иордана. Когда сыны Израиля, жившие в Явеше, пришли к Нахашу заявить о сдаче города, он сказал им, что готов оставить их в живых, но они станут его данниками; кроме того, каждому из них он выколет правый глаз и тем положит 'бесчестие на весь Израиль'. Потрясенные старейшины Явеша Гиладского послали послов во все пределы израильские с просьбой о помощи, но никто не отозвался на их призыв. После этого они пришли в Гиву Саулову. Услышав их рассказ, 'весь народ поднял вопль и плакал'.
Когда Саул вернулся с полей и услышал отчет посланцев Явеша, 'сильно воспламенился гнев его'. Гнев его вызвали не только аммонитяне, но и те колена Израилевы, которые не пришли на помощь своим братьям. В присутствии всего народа 'он взял пару волов, убил их, рассек на части и послал во все пределы Израильские послов, объявляя, что так будет поступлено с волами того, кто не пойдет вслед за Саулом и Самуилом'.
Саул вел себя не так, как его предшественники, судьи. Он не просил и не уговаривал. Он не повторял призыва Деворы к народу 'показать рвение'. Саул приказывал и угрожал. Он предупреждал колена, что те из них, которые не выступят с ним, пожалеют об этом. Израильтяне не слышали прежде таких речей. 'И напал страх Господень на народ, и выступили все, как один человек'.
Саул собрал их у Безека -- к западу от Иордана, против Явеша Гиладского, и принял на себя командование. Все колена послали своих сынов. 'И нашлось сынов Израилевых триста тысяч, и мужей Иехудиных тридцать тысяч'. Впервые после завоевания Ханаана армией Иехошуа все колена выступили в поход как объединенное ополчение. Саул вызвал послов, вернувшихся от Явеша, и сказал им: 'Завтра будет вам помощь, когда поднимется солнце'. Утром, до рассвета, Саул атаковал тремя колоннами стан аммонитян. Еще 'до дневного зноя' аммонитяне были уничтожены, а уцелевшие, которые бежали, 'рассеялись, так что не осталось из них двоих вместе'.
Через два года пришла очередь филистимлян. Саул отобрал три тысячи лучших воинов, а остальных отослал по домам. Он разделил свое войско на два отряда. Один отряд, насчитывавший две тысячи человек, он возглавил сам. Второй отряд численностью в тысячу человек он поставил под начало своего сына Ионатана и отправил в Гиву Биньяминову. По условному знаку Ионатан атаковал и разгромил филистимский гарнизон Гивы, и Саул 'протрубил трубою по всей стране, возглашая: да услышат евреи'. И весь Израиль услышал, что разбил Саул охранный отряд филистимлян. Началась война.
Враг собрал огромные силы, чтобы сокрушить израильтян: 'тридцать тысяч колесниц и шесть тысяч конницы, и народа множество, как песок на берегу моря'. Ионатан напал на них первым. Приметив острую скалу -- одну из двух скал, разделявших глубокий овраг, на которой расположилась филистимская застава, Ионатан прошел через ущелье и достиг скалы в тылу врага. 'И начал всходить Ионатан, цепляясь руками и ногами, и оруженосец его за ним'. Они ворвались в заставу и уничтожили двадцать филистимских воинов.
'И произошел ужас в стане на поле и во всем народе... дрогнула вся земля, и был ужас великий от Господа'. Филистимский стан пришел в смятение. Саул и весь народ, бывший с ним, издали клич, атаковали противника и обратили его в бегство. 'И спас Господь в тот день Израиля, битва же простерлась даже до Бет-Она'.
После этого похода Саул 'воевал со всеми окрестными врагами своими, с Моавом и с аммонитянами, и с Эдомом.и с царями Цовы,и с филистимлянами... и везде, против кого ни обращался, имел успех. И устроил войско, и поразил Амалека, и освободил Израиля от руки грабителей его'.
Саул, первый царь Израиля, боролся не только против внешних врагов. Он сталкивался с соперниками и противниками также среди своего собственного народа. Главное противодействие ему исходило от священников. Его непосредственные предшественники Эли и Самуил обращались к народу от имени Господа. Они совершали жертвоприношения в святилищах, взывали к Богу и передавали народу ответ -- судить или миловать. Даже после помазания Саула на царство Самуил продолжал 'вопрошать Бога' и давать указания царю, как вести войну. Когда одолевал противник, вину за это священники возлагали на Саула. А когда Саул не дал Израилю одержать победу над филистимлянами, потому что его сын Ионатан отведал от меда и тем самым нарушил обет, принесенный отцом, то лишь народ встал на его защиту. Таким образом, победы принадлежали Господу, а неудачи относились на счет царя.
Вопреки победам Саула над врагами Израиля, его престиж падал. Самуил громогласно порицал его, а при последнем столкновении сообщил ему от имени Господа: 'За то, что ты отверг слово Господа, и Он отверг тебя, чтобы ты не был царем... Ныне отторг Господь царство Израильское от тебя, и отдал ближнему твоему, лучшему тебя'.
Дух Саула был смущен. Он только что вернулся из похода в Негев, принесшего ему решающую победу над амалекитянами. Он и его люди преследовали амалекитянских воинов 'от Хавилы до Шура, что пред Египтом'. Подобной победы не было со времен Иехошуа. Он захватил живым в плен царя амалекитян Агага. Сыны Израиля перестали быть союзом таких племен, где каждый человек делал то, что 'было хорошо в его собственных глазах'. Весь народ Израиля принял Саула как своего национального вождя. Двести тысяч воинов из Израиля, не считая десяти тысяч из колена Иехуды, выступили с ним в поход. Его единственное прегрешение заключалось в том, что он не выполнил повеления Самуила истребить всех амалекитян и уничтожить их имущество, в частности весь скот, и разрешил своим воинам брать 'лучших из овец и волов и откормленных ягнят'. Саул мог понять своих людей. Сыны Израиля устали от войны, враги вторгались на их земли, убивали и грабили их при всякой возможности. И теперь, когда амалекитяне понесли жестокое поражение, не дать своим воинам вкусить от плодов победы?
Снова и снова должен был Саул каяться в своем грехе, в том, что не выполнил повелений священников, Ему приходилось унижаться перед Самуилом и искать его милости: 'Я согрешил, но почти меня ныне пред старейшинами народа моего и пред Израилем, и воротись со мною, и поклонюсь я Господу, Богу твоему'. 'Твоему', а не 'моему' -- что это? Традиционная формула, произносимая перед священником-пророком, или крик сердца, теснимого горем?
Саул был дважды помазан на царство, один раз в Цуфе, а другой в Гилгале. В обоих случаях он принимал царство, явившись прямо с поля. В первый раз он искал ослиц своего отца и встретил пророка Самуила. Во второй раз он возвращался с пахоты на волах. Он выступил против царя Аммонского Нахаша и, одержав победу, отправился со всем народом в Гилгал, чтобы основать царство. 'Поставили там Саула царем пред Господом в Гилгале... и весьма веселились там Саул и все израильтяне'.
То, что ослицы заблудились, дело обычное, особенно весной. Ослицы -общительные твари и любят быть в компании. Если какая-нибудь из них отдаляется от стада и от дома, она всегда ищет дорогу назад. Но когда все они пасутся вместе, все стадо вполне может удалиться от деревни и побрести куда понесут ноги. Достаточно одной из них свернуть к подножью горы в поисках свежей травы, чтобы все последовали за ней. Или они могут услышать издалека журчание воды, струящейся в арыке, и побрести к водопою. В полдень они ищут тень, утром стремятся утолить голод. Если они сбиваются с пути, то не испытывают тоски по дому. Им бы только быть всем вместе, только бы тереться друг о друга, только бы идти за своим вожаком. Вдруг что-то пугает их, и тогда они несутся прочь, вытянув хвосты и отведя назад уши. Иногда они останавливаются на взрыхленном поле, ложатся и перекатываются с бока на бок, трутся спинами о землю или валяются в песке. Потом они встают и бредут дальше, сами не ведая куда.
Саул с подпаском, отправившиеся на поиски ослиц, пошли на восток, к горе Эфраим. Они прошли землю Шалиш, землю Шаалим и, наконец, землю Биньяминову. Они не знали, куда побрели ослицы, но были знакомы с их повадками. Эти животные, если ушли, не возвращаются тем же путем. Они продолжают свой путь, пригнув головы к земле, прижав хвосты к бедрам. Так ослицы идут и щиплют траву, пока кто-нибудь не заметит их и не загонит в загон, где они останутся до появления хозяина. Так случилось с ослицами Киша, отца Саула, который жил в Гиве Биньяминовой более трех тысяч лет тому назад. Так же ведут себя ослицы бедуинского племени Эль-Мазариб, обитающего за холмом Шимрон, около Нахапала, в наши дни.
Когда с просьбой о помощи в Гиву прибыли послы из Явеша Гиладского, Саул пахал на волах. Вспашку производят зимой, после сезона дождей. Летом в Израиле почва сухая и твердая, и ее трудно взрыхлить. Только на склонах гор проводят борозды до первого дождя, чтобы с его выпадением вода впиталась в почву, а не уносилась в вади, не успев напоить землю. Зимой дни короткие и земледельцы трудятся от зари до зари -- надо окончить вспашку и сев в промежуток между первым и последним дождем. В предрассветные часы волы должны получить свой корм и пойло. Их кормление занимает много времени, жуют они медленно, а наесться они должны до отвала, ибо им предстоит тяжелый день. На заре пахарь выходит в поле. В своей плетеной корзине он несет снедь на целый день: кусок сыра, горсть маслин и пригоршню сушеных фиг. Иногда хозяйка добавляет редьку и луковицу - овощи, которые выращивают зимой. Горячий обед едят вечером, после дня работы.
Деревянный плуг тянет пара волов, иногда коров. В богатых хозяйствах может быть два или три пахаря. Они пашут на волах в парной упряжке, один пахарь идет сзади на некотором расстоянии от другого. Старший работник идет впереди, определяя темп работы и время отдыха.
Работу прекращают с наступлением сумерек. Животных распрягают, плуги оставляют на поле, чтобы утром без задержки возобновить пахоту, и человек и скотина возвращаются домой. За их спинами чернеет вспаханное поле, результат их дневных трудов, на вершине холма вырисовываются контуры их деревни. Над дворами домов взвиваются вверх тонкие струйки летучего дыма. Это варится в горшках обед.
Так 'пришел Саул позади волов с поля' в свой дом в Гиву Саулову, что в уделе Биньяминовом. Так было заведено и у наших соседей феллахов, которые жили в окрестных деревнях Маалул, Мадждал, Джедда и Айлут, сорок лет тому назад. В Израиле в наши дни даже арабы обрабатывают свою землю стальными плугами и тракторами. Пахота на волах в парной упряжке фигурирует только в библейских сказаниях и в воспоминаниях нашего детства.
Несколько раз я побывал в Вади Сувейнит, желая точно установить, как проскользнул между двумя утесами Ионатан. Я обнаружил, что к югу от Михмаса (на этом месте теперь стоит небольшая арабская деревня Махмас) вади делает крутой поворот и приближается к деревне. Склоны вади здесь очень крутые, и если бы я должен был выбирать путь, чтобы зайти с тыла и ворваться в стан противника, я тоже шел бы этой дорогой. Ионатан искал проходы в стан филистимлян. Южный фланг, наименее охраняемый, примыкал к глубокому вади. С этой стороны филистимляне не ожидали нападения и сосредоточили здесь небольшое число воинов.
Ионатан решил попытаться атаковать их с этой стороны и пройти между утесами. 'Между проходами, -- говорится в Библии, -- по которым Ионатан искал пробраться к отряду филистимскому, была острая скала с одной стороны и острая скала с другой, имя одной Боцец, а имя другой Сене'. Ионатану было ясно, что при пересечении вади он будет замечен филистимлянами. Если они прикажут ему остановиться и пошлют воинов ему навстречу, он должен будет отказаться от вылазки. Ибо если бы даже ему удалось взять верх над этими воинами, он не смог бы вскарабкаться по отвесному склону под градом филистимских стрел. Другое дело, если бы они оказались настолько самонадеянными, чтобы приказать ему подняться к ним. В этом случае он смог бы добраться до заставы. Тогда он мог бы положиться на свой меч и в рукопашном бою перевес несомненно был бы на его стороне.
И действительно, филистимляне, уверенные в своем превосходстве, встретили двух израильтян насмешками и повели себя так, как предвидел Ионатан. Когда появились он и его оруженосец, дозорные закричали им сверху: 'Взойдите к нам, и мы вам скажем нечто'. 'Сказать нечто' означало показать где раки зимуют. Ионатан и его оруженосец взбирались по отвесному склону, цепляясь руками и ногами за выступы. Филистимская застава, расположенная на склоне вади, была малочисленной. Ионатан обрушился на них, разя их мечом, а оруженосец 'добивал их за ним'. Они убили двадцать человек, а остальные разбежались. Застава пала, и проход между утесами Боцец и Сене был открыт для воинов Израиля.
Каждому воину, которому довелось врываться в расположение войск противника, знакомы чувства, владевшие Ионатаном, сыном Саула, который выступил один, чтобы захватить заставу противника;
карабкался на скалу, цепляясь руками и ногами за выступы, с перехваченным дыханием, с бешено колотящимся сердцем, с неотвязной мыслью: удача или смерть?
В 1941 году, в разгар Второй мировой войны, я сражался в австралийском подразделении против войск правительства Виши в Сирии. Здесь в одном из боев я потерял глаз. Но особенно врезались в мою память те мгновения, когда я полз к позициям противника. Перестрелка с французами началась с раннего утра. То скудное снаряжение, которое мы несли на себе, было на исходе. Единственная возможность продержаться до подхода британских сил заключалась в том, чтобы захватить опорный пункт неприятеля и закрепиться там. Местность между нами и врагом была открытой и просматривалась. И все же я надеялся, что мне удастся добраться до укрытия, если я буду ползти, вжимаясь в землю. До французов было рукой подать, метров триста. Я был тогда молодым и мускулистым, отлично ползал, но сердце мое рвалось из груди. Моя жизнь и участь моих товарищей висели на волоске. Если мне удастся незаметно добраться до кювета, я смогу метнуть свою последнюю гранату в окно здания, в котором засели французы. Но заметь они меня, они открыли бы огонь по мне, и на моей жизни можно было бы поставить крест.
Французский пулемет строчил без передышки. Ему вторили глухие раскаты выстрелов из огнеметов и непрерывный треск ружейного огня. Но эти звуки доносились как бы из другого мира. Я был во власти давящей тишины. Я слышал только хруст жнивья под тяжестью своего тела. Взор мой был прикован к дороге, лежащей предо мной, к груде камней, которая могла бы послужить мне укрытием, к насыпи, которую я должен был обогнуть, к полю, поросшему бурьяном. И после всего этого -- кювет! Это было все, что я видел.
Я дополз до кювета, бросил гранату. Мы овладели зданием. Как сказал Ионатан своему оруженосцу:
'Для Господа нетрудно спасти чрез многих, или немногих'. (Разумеется, если эти немногие изо всех сил карабкаются и ползут, не жалея своих рук и ног.)
Война с Амалеком повела к окончательному разрыву между Самуилом и Саулом. Правда, Самуил выполнил просьбу царя и принес вместе с ним жертву в Гилгале. Но сразу же после этого он публично продемонстрировал свое крайнее недовольство по поводу того, что Саул пощадил Агага, царя Амалекского, и не убил его.
Самуил приказал привести Агага к нему и сделал то, от совершения чего Саул уклонился. Он обратился к амалекитянскому правителю и провозгласил во всеуслышание: 'Как меч твой лишал жен детей, так мать твоя между женами пусть будет лишена сына'. Затем он выхватил свой меч и одним ударом обезглавил Агага. С тех пор разошлись пути Самуила и Саула. Саул отправился из Гилгала домой, в Гиву, что в уделе Биньямина, а Самуил вернулся в Раму на горе Эфраим. 'И более не виделся Самуил с Саулом до дня смерти своей'.
Слова Самуила 'Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем' получили широкую огласку в народе. Тем не менее, Саул продолжал царствовать над сынами Израиля и предводительствовать в их битвах с филистимлянами.
16. СМЕРТЬ ГЕРОЯ
Следующее военное столкновение между израильтянами и филистимлянами произошло в долине Эла. Филистимляне расположились станом 'на горе с одной стороны, а израильтяне на горе с другой стороны, и между ними была долина'.
Так стояли они друг против друга в течение сорока дней, не двигаясь с места. Ни одна сторона не хотела брать на себя риск и переходить в наступление, которое повлекло бы за собой необходимость сойти с горы и атаковать противника, окопавшегося на вершине. Атакующие должны были бы медленно карабкаться по отвесному склону и явились бы удобной мишенью для стрел противника, укрывшегося за скалами и кустарником. Сверху также было легко обрушить всю мощь мечей и копий на сынов Израиля.
Тяжело было на душе у Саула. Из стана филистимского каждый день, утром и вечером, выходил единоборец по имени Голиаф, великан из Гата, 'ростом в шесть локтей с пядью' и вооруженный с головы до ног. Никто из сынов Израиля не был способен сойти навстречу ему и сразиться с ним. Филистимлянин поносил полки израильские, и воины и сам царь были объяты страхом.
Саул обещал одарить великим богатством всякого, кто вступит в единоборство с филистимлянином. Но никто не вызвался выйти на бой с ним. Положение было серьезным. Саул опасался, что если не найдется ни одного израильского воина, который выйдет на бой с Голиафом и победит его, то мораль его ополченцев падет до такого уровня, что они уступят, покинут поле боя, разбредутся по домам и станут тогда рабами филистимлян.
Микрофонов тогда в стране еще не было, и он должен был напрягать голосовые связки, чтобы быть услышанным. Это далось ему без труда. Вскоре жар и магия собственных слов вдохнули в него силу, вознесли над обыденностью, и его голос зазвенел.
Наибольшее впечатление из всего прочитанногоШленским в тот вечер произвело на меня стихотворение 'Откровение', которым начинается его сборник 'Просто так' ('Стам').
ОТКРОВЕНИЕ
...отрок остался служить Господу при Эли, священнике. Сыновья же Эли были люди негодные... Эли же был весьма стар...
I Самуил 2:11, 12, 22.
Слышу: меня зовут. Голос в ночи звучит.
- Кто тут?
Молчит...
Эли сказал:
-- Сынок!
Это -- не Божий глас. Я уже не пророк. Зренье ушло из глаз.
Снова зовут меня. Голос в ночи суров. Как же осмелюсь я Ответить, что я готов?
Полночь. Эли рыдает. Слышу его стенанья:
'Сыновья мои... сыновья...' И вот я уже согнулся под тяжестью мирозданья.
Отныне за все сущее Ответственен я.
Я знал, что Господь явится в раскатах
грозовой полночи И в небе заблещут молнии, словно осколки лун. Я знал, что Эли состарился. Что сыновья его -- сволочи. А я еще -- слишком юн.
Но ранена в сердце Вселенная и истекает кровью. Великий Господь услышал мира
предсмертный храп. И я отвечаю Господу с надеждою и любовью:
-- Говори,Господи,ибо Слышит Тебя Твой раб!
(Перевод Б. Камянова)
Я был на седьмом небе от счастья. Я слышал голoс бунта против всего одряхлевшего, окаменевшего, бунта юного Самуила против престарелого первосвященника Илия. Отголосок этого бунта донесся до наших дней, до клуба в Нахалале. Я поделился с родителями своими впечатлениями. Мама молчала. Дух бунта и русской революции был близок ее сердцу. Но она была тогда еще недостаточно знакома с литературой на иврите, в особенности традиционной. Другое дело отец. Он понимал, о чем шла речь. Я спросил его мнение о стихотворении 'Откровение'. 'Прекрасно', -- ответил он. Мне было ясно, что он имел в виду библейскую историю, а не интерпретацию ее Шлионским. x x x
Теперь на месте Шило нет поселения. Холм, на котором стоял древний Шило, называется по-арабски 'Хирбет-Сейлун' (то есть 'Руины Шило'). Местонахождение древнего Шило можно точно установить благодаря деталям, приводимым в 'Книге Судей': он лежал 'на север от Бет-Эля и на восток от дороги, ведущей от Бет-Эля в Шхем, и на юг от Левоны'.
Я не бывал в этих местах в детстве, в период британского мандата. Впервые попал я в Хирбет-Сейлун, то есть в Шило, только после Шестидневной войны. Я добрался до него через Шхем, другой дорогой, чем биньяминиты, которые устраивали засады на дочерей Шило в виноградниках. В Шхеме я хотел заглянуть к торговцу древностями Абу-Ромейлу. Я слышал, что он приобрел интересные мозаичные плиты, которыми был устлан пол византийской церкви. Они были найдены феллахами в Ливане и контрабандой переправлены в Иорданию.
Я застал Абу-Ромейла дома в Хаваре, южном пригороде Шхема, возле дороги на Иерусалим. Пригород назван так по той причине, что его первые жители пришли из Вади Хавары, что между Нетанией и Хадерой. Это были по большей части заболоченные земли. Евреи купили их, осушили болота, возделали, засеяли и переименовали в Эмек-Хефер (долина библейского Хефера). Время на все ставит свою мету. Вспыхивают войны, переселяются народы. Разрушаются поселения, жители покидают их. На их месте встают новые. Шило называется теперь Хирбет-Сейлуном, а Вади Хавара превратилось в Эмек-Хефер.
Мозаичные плиты Абу-Ромейла не были особенно удачной находкой. Я купил три плитки. На двух были изображения птиц, а на третьей - девушки с голубями на плечах. Я напился сладкого чая и горького кофе, поблагодарил хозяина, пожелал ему всех благ и продолжил свой путь.
В двадцати километрах южнее Шхема начинается долина Шило. Мы покинули Иерусалимскую автостраду и свернули на восток по немощеной дороге. Тель-Шило стоит в долине. Он имеет форму удлиненного эллипса, и его вершина обращена на север. Мне рассказывали, что окрестные арабы называют долину, примыкающую к кургану, Мардж эль-Ид или Мардж эль-Банат, то есть 'Долиной Праздника' или 'Долиной Дев'. Не иначе как какой-нибудь западный ученый, знакомый с библейским сказанием о похищении дочерей Шило, так назвал ее, и эти названия привились, хотя и претерпели изменения в устах арабов.
Проведенные здесь археологические раскопки почти не оставили следов. Несколько развалившихся зданий, которые все еще стояли на кургане -позднейшего, арабского происхождения. Единственными остатками древнего Шило были, как обычно, глиняные черепки -- куски от кувшинов и мисок, изготовленных гончарами тысячелетия назад. Попадались и ручки кувшинов, за которые могли держаться дочери Шило, и закопченные масляные лампы, освещавшие дома в древности.
Репейник, чертополох и овсюг пробивались между камнями, разбросанными по кургану, там и сям виднелись развалины стен и строений. Солдаты, сопровождавшие меня, спрашивали об истории Шило, и я рассказывал им. 'Что можно увидеть из всего этого теперь?' -- спрашивали они. В самом деле, ничего примечательного на поверхности земли не осталось. Но в моих ушах звучали два прекрасных стиха. Один - то, что сказал пророк царю, а другой -то, что сказал муж жене. Упрек, сделанный Самуилом царю: 'Неужели всесожжения и жертвы столь же приятны Господу, как послушание гласу Господа?' И слова любви и утешения, обращенные Элканой к своей бездетной жне Ханне: 'Не лучше ли я для тебя десяти сыновей?'
& 15. ПЕРВЫЙ ЦАРЬ
Пророк Самуил был против установления царской власти в Израиле. 'А вы теперь отвергли Бога вашего, Который спасает вас от всех бедствий ваших и скорбей ваших', -- сказал он сынам Израиля, требовавшим дать им царя. Но со временем он тоже понял, что другого пути нет. Колена Израилевы были рассеяны по всей стране Ханаанской, от горы Хермон и горы Ливан на севере до оконечности Мертвого моря на юге, а два из них, Гад и Реувен, обитали в горах Гиладских к востоку от Иордана.
Израильтяне в то время могли успешно сопротивляться врагам, жившим в уделах колен, но не соседним народам. В Шаронской долине и приморской низменности жили филистимляне, на севере - финикийцы, на юге -- амалекитяне и идумеи, а на востоке -- сыны Аммона. Ни один из этих соседних народов не был союзником Израиля. Все они пользовались любой возможностью, чтобы напасть на него или вторгнуться в его пределы. Ни одно колено в одиночку не могло противостоять им, а нажим неприятеля нарастал, в особенности со стороны филистимлян.
Однажды пророк Самуил отправился в Цуф, чтобы принести жертву на горе. Было ему откровение и Господь сказал ему: 'Завтра в это время Я пришлю к тебе человека из земли Биньяминовой; помажь его в правители народу Моему Израилю, и он спасет народ Мой, так как вопль его достиг до Меня'. Когда Саул, сын Киша, встретил Самуила на другой день, Господь сказал пророку: 'Вот человек, о котором Я говорил тебе'.
Не только Самуил, но и народ Израиля, который требовал дать ему царя, не торопился признать Саула своим господином. Когда юный Саул, вскоре после своей встречи с Самуилом, встретился с толпой бродячих пророков и присоединился к ним, его осмеяли:
'Что это сталось с сыном Кишевым? Неужели и Саул во пророках?' Даже после того, как Самуил помазал его на царство и возвестил всему народу, что Господь избрал его в цари над Израилем, нашлись 'негодные люди', которые говорили: 'Ему ли спасать нас?' Они отзывались о нем с презрением и не приносили ему даров. Саул сохранял душевное спокойствие и не отвечал своим хулителям. Он вернулся в свой дом в Гиве Сауловой и к своим привычным занятиям: пахал и засевал поля своего отца. Он знал, что он помазан в правители с тем, чтобы возглавить сынов Израиля в их будущей войне против их врагов, и что этот день еще настанет.
Первую свою кампанию он провел, вопреки ожиданиям, не против ближайших соседей Израиля, филистимлян, а против Аммона. Пришел йахаш Аммонитянин и осадил Явеш Гиладский на восточном берегу Иордана. Когда сыны Израиля, жившие в Явеше, пришли к Нахашу заявить о сдаче города, он сказал им, что готов оставить их в живых, но они станут его данниками; кроме того, каждому из них он выколет правый глаз и тем положит 'бесчестие на весь Израиль'. Потрясенные старейшины Явеша Гиладского послали послов во все пределы израильские с просьбой о помощи, но никто не отозвался на их призыв. После этого они пришли в Гиву Саулову. Услышав их рассказ, 'весь народ поднял вопль и плакал'.
Когда Саул вернулся с полей и услышал отчет посланцев Явеша, 'сильно воспламенился гнев его'. Гнев его вызвали не только аммонитяне, но и те колена Израилевы, которые не пришли на помощь своим братьям. В присутствии всего народа 'он взял пару волов, убил их, рассек на части и послал во все пределы Израильские послов, объявляя, что так будет поступлено с волами того, кто не пойдет вслед за Саулом и Самуилом'.
Саул вел себя не так, как его предшественники, судьи. Он не просил и не уговаривал. Он не повторял призыва Деворы к народу 'показать рвение'. Саул приказывал и угрожал. Он предупреждал колена, что те из них, которые не выступят с ним, пожалеют об этом. Израильтяне не слышали прежде таких речей. 'И напал страх Господень на народ, и выступили все, как один человек'.
Саул собрал их у Безека -- к западу от Иордана, против Явеша Гиладского, и принял на себя командование. Все колена послали своих сынов. 'И нашлось сынов Израилевых триста тысяч, и мужей Иехудиных тридцать тысяч'. Впервые после завоевания Ханаана армией Иехошуа все колена выступили в поход как объединенное ополчение. Саул вызвал послов, вернувшихся от Явеша, и сказал им: 'Завтра будет вам помощь, когда поднимется солнце'. Утром, до рассвета, Саул атаковал тремя колоннами стан аммонитян. Еще 'до дневного зноя' аммонитяне были уничтожены, а уцелевшие, которые бежали, 'рассеялись, так что не осталось из них двоих вместе'.
Через два года пришла очередь филистимлян. Саул отобрал три тысячи лучших воинов, а остальных отослал по домам. Он разделил свое войско на два отряда. Один отряд, насчитывавший две тысячи человек, он возглавил сам. Второй отряд численностью в тысячу человек он поставил под начало своего сына Ионатана и отправил в Гиву Биньяминову. По условному знаку Ионатан атаковал и разгромил филистимский гарнизон Гивы, и Саул 'протрубил трубою по всей стране, возглашая: да услышат евреи'. И весь Израиль услышал, что разбил Саул охранный отряд филистимлян. Началась война.
Враг собрал огромные силы, чтобы сокрушить израильтян: 'тридцать тысяч колесниц и шесть тысяч конницы, и народа множество, как песок на берегу моря'. Ионатан напал на них первым. Приметив острую скалу -- одну из двух скал, разделявших глубокий овраг, на которой расположилась филистимская застава, Ионатан прошел через ущелье и достиг скалы в тылу врага. 'И начал всходить Ионатан, цепляясь руками и ногами, и оруженосец его за ним'. Они ворвались в заставу и уничтожили двадцать филистимских воинов.
'И произошел ужас в стане на поле и во всем народе... дрогнула вся земля, и был ужас великий от Господа'. Филистимский стан пришел в смятение. Саул и весь народ, бывший с ним, издали клич, атаковали противника и обратили его в бегство. 'И спас Господь в тот день Израиля, битва же простерлась даже до Бет-Она'.
После этого похода Саул 'воевал со всеми окрестными врагами своими, с Моавом и с аммонитянами, и с Эдомом.и с царями Цовы,и с филистимлянами... и везде, против кого ни обращался, имел успех. И устроил войско, и поразил Амалека, и освободил Израиля от руки грабителей его'.
Саул, первый царь Израиля, боролся не только против внешних врагов. Он сталкивался с соперниками и противниками также среди своего собственного народа. Главное противодействие ему исходило от священников. Его непосредственные предшественники Эли и Самуил обращались к народу от имени Господа. Они совершали жертвоприношения в святилищах, взывали к Богу и передавали народу ответ -- судить или миловать. Даже после помазания Саула на царство Самуил продолжал 'вопрошать Бога' и давать указания царю, как вести войну. Когда одолевал противник, вину за это священники возлагали на Саула. А когда Саул не дал Израилю одержать победу над филистимлянами, потому что его сын Ионатан отведал от меда и тем самым нарушил обет, принесенный отцом, то лишь народ встал на его защиту. Таким образом, победы принадлежали Господу, а неудачи относились на счет царя.
Вопреки победам Саула над врагами Израиля, его престиж падал. Самуил громогласно порицал его, а при последнем столкновении сообщил ему от имени Господа: 'За то, что ты отверг слово Господа, и Он отверг тебя, чтобы ты не был царем... Ныне отторг Господь царство Израильское от тебя, и отдал ближнему твоему, лучшему тебя'.
Дух Саула был смущен. Он только что вернулся из похода в Негев, принесшего ему решающую победу над амалекитянами. Он и его люди преследовали амалекитянских воинов 'от Хавилы до Шура, что пред Египтом'. Подобной победы не было со времен Иехошуа. Он захватил живым в плен царя амалекитян Агага. Сыны Израиля перестали быть союзом таких племен, где каждый человек делал то, что 'было хорошо в его собственных глазах'. Весь народ Израиля принял Саула как своего национального вождя. Двести тысяч воинов из Израиля, не считая десяти тысяч из колена Иехуды, выступили с ним в поход. Его единственное прегрешение заключалось в том, что он не выполнил повеления Самуила истребить всех амалекитян и уничтожить их имущество, в частности весь скот, и разрешил своим воинам брать 'лучших из овец и волов и откормленных ягнят'. Саул мог понять своих людей. Сыны Израиля устали от войны, враги вторгались на их земли, убивали и грабили их при всякой возможности. И теперь, когда амалекитяне понесли жестокое поражение, не дать своим воинам вкусить от плодов победы?
Снова и снова должен был Саул каяться в своем грехе, в том, что не выполнил повелений священников, Ему приходилось унижаться перед Самуилом и искать его милости: 'Я согрешил, но почти меня ныне пред старейшинами народа моего и пред Израилем, и воротись со мною, и поклонюсь я Господу, Богу твоему'. 'Твоему', а не 'моему' -- что это? Традиционная формула, произносимая перед священником-пророком, или крик сердца, теснимого горем?
Саул был дважды помазан на царство, один раз в Цуфе, а другой в Гилгале. В обоих случаях он принимал царство, явившись прямо с поля. В первый раз он искал ослиц своего отца и встретил пророка Самуила. Во второй раз он возвращался с пахоты на волах. Он выступил против царя Аммонского Нахаша и, одержав победу, отправился со всем народом в Гилгал, чтобы основать царство. 'Поставили там Саула царем пред Господом в Гилгале... и весьма веселились там Саул и все израильтяне'.
То, что ослицы заблудились, дело обычное, особенно весной. Ослицы -общительные твари и любят быть в компании. Если какая-нибудь из них отдаляется от стада и от дома, она всегда ищет дорогу назад. Но когда все они пасутся вместе, все стадо вполне может удалиться от деревни и побрести куда понесут ноги. Достаточно одной из них свернуть к подножью горы в поисках свежей травы, чтобы все последовали за ней. Или они могут услышать издалека журчание воды, струящейся в арыке, и побрести к водопою. В полдень они ищут тень, утром стремятся утолить голод. Если они сбиваются с пути, то не испытывают тоски по дому. Им бы только быть всем вместе, только бы тереться друг о друга, только бы идти за своим вожаком. Вдруг что-то пугает их, и тогда они несутся прочь, вытянув хвосты и отведя назад уши. Иногда они останавливаются на взрыхленном поле, ложатся и перекатываются с бока на бок, трутся спинами о землю или валяются в песке. Потом они встают и бредут дальше, сами не ведая куда.
Саул с подпаском, отправившиеся на поиски ослиц, пошли на восток, к горе Эфраим. Они прошли землю Шалиш, землю Шаалим и, наконец, землю Биньяминову. Они не знали, куда побрели ослицы, но были знакомы с их повадками. Эти животные, если ушли, не возвращаются тем же путем. Они продолжают свой путь, пригнув головы к земле, прижав хвосты к бедрам. Так ослицы идут и щиплют траву, пока кто-нибудь не заметит их и не загонит в загон, где они останутся до появления хозяина. Так случилось с ослицами Киша, отца Саула, который жил в Гиве Биньяминовой более трех тысяч лет тому назад. Так же ведут себя ослицы бедуинского племени Эль-Мазариб, обитающего за холмом Шимрон, около Нахапала, в наши дни.
Когда с просьбой о помощи в Гиву прибыли послы из Явеша Гиладского, Саул пахал на волах. Вспашку производят зимой, после сезона дождей. Летом в Израиле почва сухая и твердая, и ее трудно взрыхлить. Только на склонах гор проводят борозды до первого дождя, чтобы с его выпадением вода впиталась в почву, а не уносилась в вади, не успев напоить землю. Зимой дни короткие и земледельцы трудятся от зари до зари -- надо окончить вспашку и сев в промежуток между первым и последним дождем. В предрассветные часы волы должны получить свой корм и пойло. Их кормление занимает много времени, жуют они медленно, а наесться они должны до отвала, ибо им предстоит тяжелый день. На заре пахарь выходит в поле. В своей плетеной корзине он несет снедь на целый день: кусок сыра, горсть маслин и пригоршню сушеных фиг. Иногда хозяйка добавляет редьку и луковицу - овощи, которые выращивают зимой. Горячий обед едят вечером, после дня работы.
Деревянный плуг тянет пара волов, иногда коров. В богатых хозяйствах может быть два или три пахаря. Они пашут на волах в парной упряжке, один пахарь идет сзади на некотором расстоянии от другого. Старший работник идет впереди, определяя темп работы и время отдыха.
Работу прекращают с наступлением сумерек. Животных распрягают, плуги оставляют на поле, чтобы утром без задержки возобновить пахоту, и человек и скотина возвращаются домой. За их спинами чернеет вспаханное поле, результат их дневных трудов, на вершине холма вырисовываются контуры их деревни. Над дворами домов взвиваются вверх тонкие струйки летучего дыма. Это варится в горшках обед.
Так 'пришел Саул позади волов с поля' в свой дом в Гиву Саулову, что в уделе Биньяминовом. Так было заведено и у наших соседей феллахов, которые жили в окрестных деревнях Маалул, Мадждал, Джедда и Айлут, сорок лет тому назад. В Израиле в наши дни даже арабы обрабатывают свою землю стальными плугами и тракторами. Пахота на волах в парной упряжке фигурирует только в библейских сказаниях и в воспоминаниях нашего детства.
Несколько раз я побывал в Вади Сувейнит, желая точно установить, как проскользнул между двумя утесами Ионатан. Я обнаружил, что к югу от Михмаса (на этом месте теперь стоит небольшая арабская деревня Махмас) вади делает крутой поворот и приближается к деревне. Склоны вади здесь очень крутые, и если бы я должен был выбирать путь, чтобы зайти с тыла и ворваться в стан противника, я тоже шел бы этой дорогой. Ионатан искал проходы в стан филистимлян. Южный фланг, наименее охраняемый, примыкал к глубокому вади. С этой стороны филистимляне не ожидали нападения и сосредоточили здесь небольшое число воинов.
Ионатан решил попытаться атаковать их с этой стороны и пройти между утесами. 'Между проходами, -- говорится в Библии, -- по которым Ионатан искал пробраться к отряду филистимскому, была острая скала с одной стороны и острая скала с другой, имя одной Боцец, а имя другой Сене'. Ионатану было ясно, что при пересечении вади он будет замечен филистимлянами. Если они прикажут ему остановиться и пошлют воинов ему навстречу, он должен будет отказаться от вылазки. Ибо если бы даже ему удалось взять верх над этими воинами, он не смог бы вскарабкаться по отвесному склону под градом филистимских стрел. Другое дело, если бы они оказались настолько самонадеянными, чтобы приказать ему подняться к ним. В этом случае он смог бы добраться до заставы. Тогда он мог бы положиться на свой меч и в рукопашном бою перевес несомненно был бы на его стороне.
И действительно, филистимляне, уверенные в своем превосходстве, встретили двух израильтян насмешками и повели себя так, как предвидел Ионатан. Когда появились он и его оруженосец, дозорные закричали им сверху: 'Взойдите к нам, и мы вам скажем нечто'. 'Сказать нечто' означало показать где раки зимуют. Ионатан и его оруженосец взбирались по отвесному склону, цепляясь руками и ногами за выступы. Филистимская застава, расположенная на склоне вади, была малочисленной. Ионатан обрушился на них, разя их мечом, а оруженосец 'добивал их за ним'. Они убили двадцать человек, а остальные разбежались. Застава пала, и проход между утесами Боцец и Сене был открыт для воинов Израиля.
Каждому воину, которому довелось врываться в расположение войск противника, знакомы чувства, владевшие Ионатаном, сыном Саула, который выступил один, чтобы захватить заставу противника;
карабкался на скалу, цепляясь руками и ногами за выступы, с перехваченным дыханием, с бешено колотящимся сердцем, с неотвязной мыслью: удача или смерть?
В 1941 году, в разгар Второй мировой войны, я сражался в австралийском подразделении против войск правительства Виши в Сирии. Здесь в одном из боев я потерял глаз. Но особенно врезались в мою память те мгновения, когда я полз к позициям противника. Перестрелка с французами началась с раннего утра. То скудное снаряжение, которое мы несли на себе, было на исходе. Единственная возможность продержаться до подхода британских сил заключалась в том, чтобы захватить опорный пункт неприятеля и закрепиться там. Местность между нами и врагом была открытой и просматривалась. И все же я надеялся, что мне удастся добраться до укрытия, если я буду ползти, вжимаясь в землю. До французов было рукой подать, метров триста. Я был тогда молодым и мускулистым, отлично ползал, но сердце мое рвалось из груди. Моя жизнь и участь моих товарищей висели на волоске. Если мне удастся незаметно добраться до кювета, я смогу метнуть свою последнюю гранату в окно здания, в котором засели французы. Но заметь они меня, они открыли бы огонь по мне, и на моей жизни можно было бы поставить крест.
Французский пулемет строчил без передышки. Ему вторили глухие раскаты выстрелов из огнеметов и непрерывный треск ружейного огня. Но эти звуки доносились как бы из другого мира. Я был во власти давящей тишины. Я слышал только хруст жнивья под тяжестью своего тела. Взор мой был прикован к дороге, лежащей предо мной, к груде камней, которая могла бы послужить мне укрытием, к насыпи, которую я должен был обогнуть, к полю, поросшему бурьяном. И после всего этого -- кювет! Это было все, что я видел.
Я дополз до кювета, бросил гранату. Мы овладели зданием. Как сказал Ионатан своему оруженосцу:
'Для Господа нетрудно спасти чрез многих, или немногих'. (Разумеется, если эти немногие изо всех сил карабкаются и ползут, не жалея своих рук и ног.)
Война с Амалеком повела к окончательному разрыву между Самуилом и Саулом. Правда, Самуил выполнил просьбу царя и принес вместе с ним жертву в Гилгале. Но сразу же после этого он публично продемонстрировал свое крайнее недовольство по поводу того, что Саул пощадил Агага, царя Амалекского, и не убил его.
Самуил приказал привести Агага к нему и сделал то, от совершения чего Саул уклонился. Он обратился к амалекитянскому правителю и провозгласил во всеуслышание: 'Как меч твой лишал жен детей, так мать твоя между женами пусть будет лишена сына'. Затем он выхватил свой меч и одним ударом обезглавил Агага. С тех пор разошлись пути Самуила и Саула. Саул отправился из Гилгала домой, в Гиву, что в уделе Биньямина, а Самуил вернулся в Раму на горе Эфраим. 'И более не виделся Самуил с Саулом до дня смерти своей'.
Слова Самуила 'Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем' получили широкую огласку в народе. Тем не менее, Саул продолжал царствовать над сынами Израиля и предводительствовать в их битвах с филистимлянами.
16. СМЕРТЬ ГЕРОЯ
Следующее военное столкновение между израильтянами и филистимлянами произошло в долине Эла. Филистимляне расположились станом 'на горе с одной стороны, а израильтяне на горе с другой стороны, и между ними была долина'.
Так стояли они друг против друга в течение сорока дней, не двигаясь с места. Ни одна сторона не хотела брать на себя риск и переходить в наступление, которое повлекло бы за собой необходимость сойти с горы и атаковать противника, окопавшегося на вершине. Атакующие должны были бы медленно карабкаться по отвесному склону и явились бы удобной мишенью для стрел противника, укрывшегося за скалами и кустарником. Сверху также было легко обрушить всю мощь мечей и копий на сынов Израиля.
Тяжело было на душе у Саула. Из стана филистимского каждый день, утром и вечером, выходил единоборец по имени Голиаф, великан из Гата, 'ростом в шесть локтей с пядью' и вооруженный с головы до ног. Никто из сынов Израиля не был способен сойти навстречу ему и сразиться с ним. Филистимлянин поносил полки израильские, и воины и сам царь были объяты страхом.
Саул обещал одарить великим богатством всякого, кто вступит в единоборство с филистимлянином. Но никто не вызвался выйти на бой с ним. Положение было серьезным. Саул опасался, что если не найдется ни одного израильского воина, который выйдет на бой с Голиафом и победит его, то мораль его ополченцев падет до такого уровня, что они уступят, покинут поле боя, разбредутся по домам и станут тогда рабами филистимлян.