Мошковский Анатолий. Семь дней чудес

   – Ты опять за свое? – сказал Андрей. Глеб поднялся и вытер ладонью нос. В глазах его уже не было и намека на звезды, а была одна злость.
   – Я еще покажу вам!.. – процедил он. – И особенно тебе! – Он ткнул пальцем в Борю. – Обманщик, подхалим, трус!
   Боря прямо задрожал весь от обиды и ненависти.
   – У меня и лайнер исчез из дому… – продолжал Глеб. – Не у тебя ли он?
   – У меня! – крикнул Боря. – А ты еще больший трус и обманщик… Я хоть отдал Вове мяч и трехцветную ручку со стерженьками, а ты что? И лайнер тебе не нужен, и лодка не нужна… А я… Я мечтал! Всю жизнь мечтал!.. Ребята!..
   Сильный удар сбил Борю с ног. Он вскочил весь в слезах, с ссадиной на щеке, в испачканной куртке и с грязными от земли руками, вскочил и бросился на Глеба. Но того уже крепко держали за руки ребята, и Андрей швырял в него слова:
   – Так… Хватит… Вон отсюда! Ну? Услышав эти слова, Боря подскочил к Глебу и замахнулся, но Андрей повернул к нему свое лицо.
   Глеб медленно побрел от них.
   – Ребята, дайте мне лодку, – жалобно попросил Боря. – Ну дайте…
   – Вова, твое слово! – сказал Андрей. – Что тебе дороже: мяч и ручка или лодка?
   – Собачка… Да ладно, пусть берет.
   Боря схватил лодку обеими руками я прижал к куртке.
   – Жаден до чего, – сказал Стасик, – «Мечтал»! А для кого мечтал? Для себя ведь.
   – И ты уходи, – проговорил Митя.
   – И не попадайся нам больше, – добавил Витя.
   – Что вы… – с волнением сказал Боря и глянул на Наташку, которая держала в руках почти пустой пузырек и смотрела под ноги. – Я ведь не хотел… И вы.., вы не знаете меня!.. Не понимаете!
   И увидел, как погрустнело, осунулось, потемнело от страдания ее лицо.
   – Иди, – сказала она. Тихо так сказала, беззлобно, с участием, даже с болью, и это было хуже всего. – Иди, Боря…
   Боря отвернулся от них и пошел. Сначала он шел быстро, еще не осознавая всего, что произошло, а потом пошел медленнее, труднее, спотыкаясь на каждом бугорке.
   Потом он увидел впереди себя Глеба. Он шагал, посвистывая и ногой отбрасывая с дороги камешки, точно и не случилось ничего. Услышав Борины шаги, Глеб обернулся.
   – Ах, и тебя поперли! – радостно крикнул он. – Поздравляю! – Глеб остановился, потер кулак о кулак. – Иди сюда, получай добавку… Обещаю оставить в живых!
   Боря замедлил шаг.
   – Ну ладно, не буду бить. Пожалею. Так сказать, друзья по несчастью… Иди же сюда!
   Боря пошел еще тише, потом остановился.
   – Иди же! – бодро повторил Глеб. – Не буду бить… И лодку не буду отбирать, и лайнер просить… Даю слово!
   – У тебя нет слова, – сказал Боря.
   – Ну не сердись… Давай знаешь что? – Глеб посмотрел на пруд, и глаза его блеснули холодной злобой. – Я ненавижу их! А ты?
   – А я… А я… – Боря выбирал слова, чтоб покрепче задеть Глеба. – А я люблю.
   – Их? Нет, ты серьезно?
   – Серьезно.
   – Врешь! – закричал Глеб.
   Конечно, Боря и вправду немножко врал. И не так уж немножко.
   – Не вру, – сказал он.
   – А я-то хотел тебе предложить…
   – Уходи от меня, – сказал Боря, сжал кулаки и пошел на него, и Глеб, тяжелый, толстощекий, отпрыгнул от него и побежал, и у него при этом сильно тряслись щеки.
   И вот тогда, когда Глеб исчез и уже не было видно ребят у пруда, из глаз Бори вдруг брызнули слезы и он заревел от обиды и горя. Все у него ушло, все пропало, исчезло… Все-все! Как он теперь посмотрит ребятам в глаза? Что скажет? И Наташке, и другим…
   И тут Боря вспомнил о Хитром глазе. Много от него толку? Не было бы его – не на что было бы надеяться, а то ведь все время на что-то надеешься, думаешь, ждешь… Выбросить его надо! Швырнуть в пруд. Разбить об стену дома… Но… Но что, если среди этих кнопок все-таки есть хоть одна счастливая, которая сможет все изменить?
   Но какая? Какая? В последний раз нажмет.
   И он наугад нажал кнопку с цифрой 8».

МОЖЕТ, ЭТА СЧАСТЛИВАЯ?

   Боря шел домой, ощущая под мышкой округло-твердую лодку, но радости не чувствовал.
   Какая там радость! Он не знал, куда деться, и слезы текли по его лицу. Уж лучше б не искали лодку. И он не просил. И они б не отдали… А то ведь как все получилось… Даже Наташка… А Глеб.., вот наглец!.. Ах, как все плохо!
   Вот и его дом. Боря вытер рукавом куртки глаза и двинулся к своему подъезду. По тротуару медленно прогуливалась Александра Александровна – ну конечно, где ж ей еще быть! – и на ходу читала книжку с красным обрезом. Воздухом дышит. Это Врачи ей прописали, по словам мамы, побольше дышать свежим воздухом. Увидев Борю, она оторвала от книги голову и, слегка поклонившись, улыбнулась ему краешками своих старых, бесцветных губ и поздоровалась.
   Боря ответил и поспешил к подъезду, потому что боялся сказать или сделать что-нибудь не так – сам потом рад не будешь. И вспомнил про Хитрый глаз: может, и улыбается только по его приказу?
   – Как дела, Борис? – спросила вдруг старушка и, видя, что он не останавливается, вздохнула и с грустью сказала:
   – Запомни: вырастешь, будешь в отъезде, и надолго, – не ленись писать домой письма…
   Что это она?
   Боря еще больше испугался и, не решаясь расспрашивать у нее, почему он должен будет не лениться писать, сказал: «Ладно», и побежал к лифту. А ведь лицо у нее было ничего, она улыбалась… Что с ней такое?
   «А Костик улыбнется?» – подумал он в лифте.
   В их комнате был шум и гам: опять нагрянули сверстники брата.
   Боря стал в дверях. Ребята лепили из пластилина большого, вставшего на хвост кита. Взбрело же!
   – Уйти? – Голос брата прозвучал так мягко, на губах его застыла такая виноватая и неловкая улыбка, его приятели посмотрели на Борю такими чистыми понимающими глазами, что Боря ответил:
   – Оставайтесь…
   – А мы тебе не будем мешать? – спросил Костик. – Или ты хочешь позаниматься?
   – Ничего-ничего, – сказал Боря. (Что это брат стал такой странный?) – Лепите…
   Он ушел в комнату родителей с лодкой и стал оглядывать ее со всех сторон. Вроде в целости-сохранности: ни царапины на корпусе, ни ржавчины на винте, сверкает никелем, только несколько тоненьких, как волоски, водорослей опутало винт. Боря снял их. И снова ему захотелось открыть люки – и тот, в котором находится крошечный пульт управления, и тот, большой, который по приказу извне автоматически открывается под водой, чтоб выпустить ракету.
   И опять не сумел. Видно, без Гены и лодка не поплывет, и лайнер не взлетит…
   Скоро ребята ушли. Боря слышал, как Костик провожал их до лифта, потом вернулся и сунул в комнату голову.
   – Борь, ты опять принес лодку?
   – А что?
   – Просто так. – Он посмотрел на Борю ясными, слегка жалеющими глазами, и это Боре не понравилось. – И как это Геннадий их мастерит?
   – У него опроси. Ему лучше знать… Опять бегал к нему?
   – Ходил… Знаешь, какой он замечательный! Однажды я сказал ему, что…
   – Что у тебя с ним общего? – перебил брата Боря. – Разве ты товарищ ему?
   – А он сказал, что от меня в технике больше толку, чем от Вовы, и я несколько раз помогал Геннадию… – И глаза Костика опять пожалели Борю. Почему?
   – Поиграем в войну? – спросил у него Боря, но тут же раздумал: расхотелось. Как, бывало, уговаривал брата принять участие в игре, давал ему даже танки и артиллерию новейшего образца, а сейчас вдруг сам расхотел.
   – Давай! – Глаза у Костика загорелись готовностью. Что это он?
   – В другой раз, – сказал Боря. – Можешь идти… И не советую больше шататься к ним… Занялся бы ты разведением золотых рыбок… Купить тебе аквариум?
   – Не надо, Боря… Я…
   – Иди. – И тут же Боря постыдился своей резкости, потому что глаза Костика, как никогда, светились добротой и доверием.
   Брат ушел, мягко, словно в укор ему, прикрыв за собой дверь, и Боря вздохнул.
   Что это за новая кнопка? Надо ее остерегаться или нет?
   На Костика она, можно сказать, не подействовала, а если и подействовала, то каким-то непонятным образом – сделала более обходительным, понимающим.
   Позвонить бы Наташке – сразу бы все стало ясно. Но вернулась ли она с пруда? Да и как звонить ей после всего, что случилось…
   И тут пришла мама, а часа через два и отец. Однако на родителей приборчик совершенно не подействовал. Правда, они улыбались больше обычного и как-то очень мягко, очень сдержанно, и глаза их смотрели на него открыто, внимательно и.., и слегка жалеюще. Да, да, в глубине их глаз, как и у Костика, появилась непонятная жалость к нему, и это опять очень задело Борю.
   Что ж это получается? Всегда, как только люди попадали под Хитрый глаз, с ними делалось что-то такое, что внезапно отделяло их от него, и он вдруг переставал понимать их, а вот они его – не переставали, они еще больше понимали его. И это было мучительно…

ПРОПАЖА

   Костик, как всегда, лег спать пораньше, Боря – часом позже. Укладываясь, он положил приборчик под подушку.
   Боря долго не мог уснуть. Он ворочался, скрипел пружиной и все думал, думал: что ему теперь делать, как быть? Как вести себя с Наташкой, с Глебом, с Андреем, с Вовой?
   Проснувшись, Боря по привычке сунул руку под подушку.
   Приборчика там не было. Пальцы полезли глубже. Но и там его не было. У Бори перехватило дыхание. Он принялся шарить еще глубже – напрасно.
   Упал? Разбился?
   Свесив голову, Боря с тяжело бьющимся сердцем стал осматривать пол.., нет. Тогда Боря соскочил с кровати и сунул под нее голову… Пусто!
   Лоб его покрылся испариной. Пропал? Но кто ж мог его взять?
   Боря глянул на кроватку Костика. Брат спокойно посапывал, одеяло на его спине слегка сбилось, и виднелся краешек зеленой пижамы.
   Боря сел и провел рукой по лбу.
   И вдруг ему в голову пришла шальная мысль: а что, если ночью он так сильно ворочался, что направил на себя Хитрый глаз и нечаянно нажал годовой какую-то кнопку и она так повлияла на него, что приборчик стал невидимым?
   Боря быстро поднял подушку – даже вмятины от приборчика не осталось.
   А может, его и не было у него и все это чистейшая фантазия? Сон? Куда бы он делся иначе?
   Из кухни доносился шум воды из крана – мама готовила завтрак, а из ванной легкое жужжанье электробритвы – отец брился у зеркала. Боря подпер кулаком подбородок. Как теперь быть? Что делать? Может, самые лучшие кнопки еще не были нажаты, кнопки, которые принесли бы все-все, чего пока что так не хватает ему…
   Боря пошел на кухню.
   – Ты что такой? Не заболел? – спросила мама.
   – Какой? – вяло спросил Боря и тут же ответил:
   – Нет.
   Вот отец вышел из ванной. Свежий, довольный, гладко выбритый.
   – Ты что?
   – Ничего! – Боря отвернулся от отца и пошел в свою комнатку.
   Не скажешь же им, в чем дело!
   Костик сидел на кровати и одевался, Боря уставился на Костика.
   Брат не смотрел на него. Он зашнуровывал туфли и, как показалось Боре, слегка улыбался. Внутри у Бори что-то сдвинулось, и он не спускал с брата глаз. Костик не поднимал лица.
   – Доброе утро, – выразительно сказал Боря.
   – Утро доброе. – Костик поднял голову, и по его мордашке, большеглазой и сметливой, опять пробежала подозрительная улыбка.
   – Ты что? – тяжело спросил Боря.
   Костик в недоумении приподнял брови.
   – Улыбаешься почему? – уточнил Боря.
   – Хочешь, чтоб я плакал?
   – Ты ничего не находил в комнате? – напрямик спросил Боря.
   – А что я мог найти? – Костик еще более подозрительно моргнул ресницами.
   – Ну что-нибудь.
   – Ничего.
   – Тогда иди умываться, и быстро!
   Костик быстро, подозрительно быстро выбежал из комнаты. Боря запер дверь на крючок и принялся обыскивать его кровать, потом все углы, ящики, книжные полки. Приборчика нигде не было. Исчез, пропал приборчик с его глубоким, с его живым и опасным Хитрым глазом.
   Не было приборчика, и все!
   Нигде не было.
   В школе Боря был хмур и неразговорчив. Ребят сторонился и побаивался больше прежнего: а вдруг помнят все, что он с ними проделывал? Нет, кажется, не помнили… Они, как и раньше, мало обращали на него внимания, точно и не было его в классе.
   Одна Наташка ела его на уроках глазами, будто и не случилось ничего, и не вставали у нее кверху дыбом волосы, не вырастали громадные уши, и не превращался в огненно-красный перец ее нос. Она даже улыбалась ему. Но Боря тотчас упирал глаза в парту: она-то все забыла, а он помнил, ах как хорошо он помнил все, что она говорила ему, как помогла Андрею прогнать его с пруда…
   От кого теперь ждать помощи и спасения? Карман под пиджаком был пуст, и при резких поворотах тела ковбойка не натягивалась на груди на том месте, где лежал приборчик…
   После уроков Наташка подошла к нему.
   – Борь, пойдем домой вместе? – тихо и как-то сочувственно, точно он перенес тяжелую болезнь, спросила она.
   – Мне надо еще в магазин! – Боря выскочил из класса и ринулся домой.
   И когда он вбегал в свою комнатку, ему показалось вдруг, что может произойти чудо: сейчас он откинет подушку и увидит там…
   Ничего он там не увидел.
   Ничего.
   Боря нехотя разогрел обед, кое-как пожевал и стал ходить по пустой квартире и вздыхать. Потом сел и застыл. Ничего не хотелось делать, даже думать. Скоро в дверь позвонили – брат. Боря но тронулся с места: не хотелось вставать. В дверь снова позвонили.
   «Опять забыл ключ?» – Боря бросился к двери.
   И в самом деле на пороге Костик.
   – Разиня! – в сердцах сказал Боря, – Бол… – и не докончил. Не хотелось больше кричать: ну забыл и забыл, подумаешь…
   Костик смотрел на него и улыбался, маленький такой, а уже серьезный. И откуда он взял, что у брата всегда хитрющие глаза? Ничего подобного. Очень ясные, добрые, верящие и в твою доброту. Но не такие наивные и жалостливые, как у Цыпленка.
   И с Борей стало что-то делаться. Что-то стало с ним не так.
   – Заходи. – Он пропустил брата в коридор и запер за ним дверь, хотя раньше только открывал замок, недовольно фыркал и быстро уходил к себе.
   Сейчас ему даже захотелось расспросить Костика про его жизнь. А что спрашивать, и так все ясно. А хотелось. «Не буду», – твердо решил Боря и тут же спросил:
   – Как дела, Кость?
   – Какие? Школьные? Рисовальные?
   – Все сразу.
   – Плохо.
   – А чего?
   – Так… – Ответил, а сам смотрит прямо в глаза.
   – Что так быстро прибежал?
   – Скучно стало без тебя…
   – Сочиняй! – сказал Боря, и что-то новое вдруг хлынуло в его душу и стало разливаться по всему телу, по всем жилам. И жечь его. И он впервые понял, как часто обижал брата, кричал на него и даже бил, выгонял его приятелей. А ведь он не плохой, и не ябедник: никогда не рассказывал маме про его проделки. Даже просить об этом его не надо!
   – Идем, я покажу тебе что-то, – сказал Костик, и они пошли в свою комнатку.
   Брат достал из кармана спичечный коробок, приоткрыл его и высыпал на ладошку несколько медных полустертых монет.
   – Мне Алик подарил. Смотри, вот эта времен Петра, а эта, тяжелая, – екатерининская…
   Боря слушал, и его начинал жечь странный огонь, и что-то щемило, жало, и было не по себе.
   – Кто подарил тебе? – спросил Боря.
   – А я уже сказал – Алик. Хорошие, правда? – Костик поднял на него глаза.
   Боря не вытерпел его взгляда, отошел к окну, раздавил о стекло нос и стал смотреть во двор. Но тут же вернулся к брату. И снова отскочил от него, от его глаз, и опять – к окну. Ну что им надо от него, его глазам? Чего уставились так?
   Или он, Боря, в чем-то виноват?

НЕМЕДЛЕННО!

   Боря вернулся к брату и неожиданно для себя бросился па колени, нырнул под кровать и вытащил из дальнего угла две покрытые пылью коробки.
   – Ты знаешь, что в них? – спросил Боря.
   – Знаю.
   – И знаешь, как они мне достались?
   – Не совсем, но…
   – Так вот что… Я должен их сегодня.., сейчас.., немедленно отнести Геннадию. – А в голове пронеслось: «Что ты делаешь, опомнись!» Но Боря продолжал еще более уверенно:
   – И отнесу, а Глебу – фигу с маслом!
   – И не жалко? – спросил Костик. – Совсем не жалко?
   – Но ведь они же его! Как я могу держать их у себя? Я не знаю даже, как они работают… – И только сказал это Боря, как жечь его стало чуть поменьше.
   Он принялся вытаскивать из коробок лодку и лайнер.
   – Ух какие! – Глаза у Костика разгорелись, прямо-таки раскалились. – Давай оставим их у себя? Ну давай!
   – Нельзя…
   И Боря подумал: к Геннадию надо пойти не одному, а с Костиком. Легче так. Они ведь вроде сдружились… Только с ним!
   – Поможешь мне отнести? – спросил Боря.
   – Ну, если ты так решил… – По лицу Костика скользнула довольная улыбка. – Ты еще подумай…
   – Сейчас Гена дома? – спросил Боря.
   – А ты позвони.
   Геннадий оказался дома, и скоро они с двумя коробками под мышкой вышли из квартиры.
   – Ну иди, иди вперед, а я за тобой, – сказал у Вовиного подъезда Боря, которого вдруг охватила робость: отдавать было очень трудно – надо было что-то говорить, оправдываться…
   – Нет, ты иди вперед.
   – Нет, ты! – проговорил Боря.
   – Но ты ведь старший, а старшие идут впереди, – упрямился Костик, отставая от Бори. И тут уж с ним ничего нельзя было поделать.
   Не станешь же ему объяснять, что идти вторым чуточку легче: можно успеть кое-что обдумать и проще решиться сказать все, что надо. А если ты идешь первый, можно не найти нужных слов и напутать.
   Дрожащей рукой дотянулся Боря до кнопки звонка и нажал.
   И замер – что будет? И не дышал – как встретит? И язык прилип к небу – сбежать?
   Открыла мать Гены, и опять в нос ударил резкий запах водорослей и птичьего помета.
   – Здравствуйте, – уверенно пискнул Костик из-за Бориной спины. – Пожалуйста, Геннадия.
   К ним вышел Гена, волшебник в знакомом рабочем халате с закатанными выше локтя рукавами. Сквозь квадратные стекла остро смотрели карие глаза. Боря сразу забыл длинную речь, которую приготовил за дорогу, глотнул слюну, поперхнулся, покраснел и протянул ему сразу обе коробки.
   Но руки Гены и не двинулись к ним.
   – Узнаю, – сказал Гена, – мое производство… Зачем приволок?
   – Они ведь ваши.
   – Наши? – удивленно и даже сердито спросил Гена. – Были наши! Разве ты даром взял лайнер? Да и тот парень… Как его?
   – Глеб, – произнес Боря.
   – Ну точно, Глеб… Вовка мне говорил… Он разве даром? Братец захотел… Пусть сам все и расхлебывает, я тут ни при чем. И я бы на твоем месте не отдавал ничего… Эй, Вовка, встречай приятелей! – И Гена необидно щелкнул Борю по носу, а Костику улыбнулся.
   И ушел.
   А Боря стоял у двери, неловко подхватив руками коробки, и не мог даже вытереть носа, из которого вдруг сильно побежало. Он громко шмыгнул им. Все начиналось не так. Не так, как он думал. Он думал, Гена обрадуется, схватит обеими руками свой чудо-лайнер и чудо-лодку, а они ему вроде и не нужны. И даже советует не отдавать! Ничего нельзя попять.
   – Заходи! – долетел из комнаты Вовин голос, и Боря шепнул Костику:
   – Ну давай двигайся.
   – Нет, ты первый…
   Эх, Костик, раньше он был расторопней!
   Боря первый вошел в комнату, в мир аквариумов, клеток, лая, щебета и рыбьих всплесков. Вова не выбежал к ним сразу, потому что стоял на стуле и чистил подвешенную к стене клетку с какой-то крохотной серенькой птичкой.
   Увидев Борю с коробками, он сделал большие глаза и спрыгнул на пол:
   – Ты что это?
   – И не обижайся, пожалуйста, за то, что я…
   – Потащишь обратно, – предупредил Вова и стал поглаживать щенка, который минуту назад с ликующим визгом носился по комнате.
   Тогда Боря положил коробки на пол, подвинул к стене, и, странное дело, расставаясь с ними, не ощутил никакой жалости. И только сказал:
   – Все… Теперь полный порядок.
   – Ну что же, если так, – ответил Вова и выкатил из-под кровати синий мяч с синтетической, в бугорках, покрышкой, который дал ему за лайнер Боря, и достал из письменного столика трехцветную ручку:
   – Забирай.
   – Не надо, – отрезал Боря и сам удивился своей резкости и тому, что не берет то, что теперь по праву принадлежит ему. – Я не возьму… Спасибо.
   – Но это ж ведь твое! – вскричал Вова, так вскричал, что рыбки в аквариуме стремительно шарахнулись в темный гротик.
   – Не возьму…
   Ему в самом деле не очень нужны были этот мяч и эта ручка, пусть останутся у Вовы: ведь он необычный мальчишка – стал бы другой возиться с этими увечными щенками и птахами?..
   Вова громко позвал Гену, и тот явился с отверткой в руке.
   – Ну чего тут?
   – Он ничего не берет, – сказал Вова. – Даже своего не желает брать!..
   – Безобразие! – Гена блеснул очками.
   – Нет, – сказал Боря.
   – Что «нет»? – Гена, крутнув, подкинул и лихо поймал отвертку.
   – Никакого безобразия… Пусть Вова играет.
   – Но ручку ты можешь взять?
   – А вам не пригодится? Для каких-нибудь чертежей, где нужны разные цвета…
   Геннадий внимательно посмотрел на него, и Боре захотелось смеяться. От глаз ли Геннадия, от этих ли рыбок и птиц, оттого ли, что он вот так запросто взял и принес лайнер с лодкой.
   – Ведь пригодится ручка? – умоляюще спросил Боря.
   И Гена кивнул в знак согласия. Глаза у Бори загорелись.
   – А можно когда-нибудь помочь вам? Подержать деталь, когда вы паяете, завинтить какой-нибудь шуруп, очистить провод, просверлить дырочки…
   – Почему ж нельзя? – Гена даже поворошил своей твердой рукой Борины волосы.
   И тут Боря впервые заметил, что пальцы у него особые, совсем не такие, как, скажем, у Василия – слесаря из домоуправления, – хотя тоже имеют дело с инструментом, не кургузые и красные, а длинные, тонкие и чуткие.
   – А когда? – спросил Боря.
   – Нетерпеливый! – сказал Гена. – Хорошо, приходи послезавтра. Ведь этого субъекта и клещами не оторвешь от собак и рыб: то кашку им варит, то меряет рыбкам температуру (здесь Костик хмыкнул), то смазывает разными мазями… Как только находит время ходить в школу…
   – Слушай ты его, – сказал Вова.
   – А мы с тобой, Боря, одну штуковину сделаем через месяц-другой…
   – Какую?
   – Тогда увидишь… Лайнер и лодка по сравнению с ней прошлый век… И не прошлый – пещерный!
   Боря даже немножко испугался:
   – Правда?
   – Разумеется… Так зайдешь?
   – Конечно! Только долго ждать… – вздохнул Боря и понял, что ничего бы этого не было, если бы он не решил вдруг вернуть им лайнер и лодку.
   А Костик все еще стоял на порожке комнаты и глядел на них, и особенно на него, Борю, щурился на солнце, и лицо у него было светлое и хитрющее-прехитрющее! И это было хорошо: ведь хитрость его всегда была такая добрая, такая нехитрая.
   Боря понял: надо уходить, у Гены, наверно, дел по горло.
   – Ну, мы пошли, – сказал он, – до послезавтра. – И Гена протянул на прощание руку, небольшую, сильную, с тонкими точными пальцами, и Боря с удовольствием пожал ее, а потом пожал Вовину руку – маленькую и почему-то липкую, не то от какой-то мази, не то от маминого варенья. В первый раз пожал он их руки и заметил, как Гена подмигнул Костику: когда успели так подружиться?

АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА

   Братья вышли на улицу, и сразу Борю покинула легкость, и что-то задергало, защипало внутри, будто кому-то он что-то обещал и не выполнил, провел, обманул…
   Ну что бы это могло быть? А что, если все это из-за нее?
   Нет, вряд ли… А все-таки?
   – Кость, – сказал Боря, – как там Александра Александровна?
   – А что? – спросил Костик.
   – Ничего.
   Ну что он понимал, Костик, в жизни? Ведь прожил-то столько, что никому не успел сделать плохого.
   – Нет, ты что-то хотел сказать.
   – Ничего!
   Боря и в самом деле не знал в точности, почему подумал вдруг об Александре Александровне, но уж слишком ныло и дергало внутри. Он проговорил:
   – Плохо получилось у меня с ней… И что меня толкало? Зачем?
   – Ну возьми тогда и зайди к ней, – просто сказал Костик. – Разве это трудно?
   Это предложение прямо ошеломило Борю, и он с удивлением посмотрел на брата. А может, и правда зайти? Надо бы… Но это трудно, это так трудно, и Костик этого никогда не поймет.
   – И ты со мной? – осторожно спросил Боря.
   – Могу, если хочешь, – безучастно сказал Костик.
   Боря дернул его за ухо:
   – Ты что отстаешь? Иди быстрей.
   – Я устал, – заявил брат и продолжал идти, слегка отставая, но с большим достоинством.
   Даже когда Боря открыл дверь лифта и подтолкнул в нее Костика, тот заартачился и пришлось войти первому.
   Самое страшное было нажать кнопку рядом с дверью Александры Александровны. Куда страшней, чем к Геннадию. Ведь даже подумать дико – он идет к ней! Сам идет, не из-под палки… Она терпеть его не может за хлопанье дверями лифта, за того голубя, она требует, чтоб он мыл закапанный мороженым пол, велит почему-то, чтобы он, когда вырастет, не ленился писать домой письма, а он идет к ней… Ведь набросится же, накричит и такое потом наговорит отцу… Но идти надо. На душе лежала тяжесть, она ворочалась, давила, грозила совсем раздавить его.
   – Сейчас позвоню, – сказал Боря, набираясь сил и оглядываясь, точно ища поддержку у брата.
   – Конечно… Давай!
   И Боря позвонил. И услышал за дверью шаркающие шаги.
   – Только ты не убегай, не оставляй меня…
   – Что ты!
   Дверь открылась, и они увидели худое, морщинистое лицо, маленькую, в седых кудряшках голову.
   – Простите… – начал Боря, слегка запинаясь. – Это мы… Я и Костик…
   – А-а, братья Крутиковы! – своим низким, хриплым голосом сказала Александра Александровна. – Вижу… В полном составе… Случилось что-нибудь? Заходите…