Ходила она долго, уже стала уставать, когда неожиданно у какого-то прозрачного здания, почти сплошь из стекла, прочла огромное красочное объявление: в молодежном клубе Состоится диспут на тему: "Молодой человек XXI века в жизни и литературе". В диспуте примет участие писатель Яков Николаевич Ефремов.
Рената даже вскрикнула от неожиданности. В Рождественской библиотеке было Полное собрание Сочинений Якова Ефремова, и Рената прочла почти все.
Подумать только: в незнакомом мире, таком непонятном, у нее уже был любимый писатель и она сможет его увидеть!
Рената записала адрес и дату выступления. После этого она направилась обратно в гостиницу. Села в троллейбус - без кондуктора и водителя - и доехала почти до дома.
В книжном киоске вестибюля она захватила несколько газет и журналов. Но едва принялась за чтение, как ей позвонили из Рождественского. На экране видеотелефона возникли улыбающиеся лица Симонова и Юры.
- Хорошо хоть устроилась?..- начал Николай Протасович.
- А мы беспокоились! - перебил Юра. Рената заверила, что все в порядке.
- Не забудь, о чем я говорил перед отъездом! - настойчиво напомнил Симонов. (Он наказывал ей никому Не говорить о своей истории до возвращения Кирилла с Луны.)
- Не забуду! - успокоила его Рената.
После этого разговора у нее стало светлее на душе и она уже спокойно принялась за газеты.
"Известия" от 16 октября 2009 года... Передовица целиком была посвящена начинающемуся освоению Марса. В южном полушарии строился советский научно-исследовательский городок. В северном большая обсерватория английская.
На второй странице была довольно любопытная статья академика Евгения Казакова, где он в популярной форме знакомил со своим проектом создания на Марсе атмосферы, пригодной для дыхания людей. Совокупность средств технических - гигантские станции, нагнетающие воздух, и биологических создание растительного покрова. Бесконечные пустыни - красноватые пески и сухие глины холмов - должны превратиться в сплошные леса и сады.
Третья полоса отводилась, как отметила Рената, для критики и прогрессивных предложений. Международный отдел номера был посвящен главным образом событиям в Америке. Там началась всеобщая забастовка. Граждане Соединенных Штатов требовали возвращения какого-то мима Уилки Саути, исчезнувшего неожиданно и необъяснимо. По свидетельству жены полисмена, Уилки Саути был препровожден на строительство атомной электростанции в скалистых горах. Рената с интересом прочла биографию мима. Был и его портрет: тонкое, узкое, нервное лицо с трагическим ртом и огромными, печальными глазами.
На следующей странице она прочла статью, оказавшую на нее большое впечатление. Статья была написана профессором, лесоводом, лауреатом Ленинской и Нобелевской премий Т. Лосевой по поводу истребления кедров каким-то незадачливым начальником строительства. Начальника этого уже сняли с работы. Но это был уже не первый случай на окраине страны за последний год, что и встревожило профессора Лосеву. Она напомнила, к какому жалкому оскудению привело безответственное хозяйничанье и узкий практицизм. Вот тогда пришлось решать вопрос о спасении природы на высоком - самом высоком уровне народами планеты.
Международный форум по предложению Советского Союза принял знаменательное решение внести в конституции всех стран без исключения пункт о защите природы от злых и равнодушных рук. Только после этого началось действительное сохранение всего живого и прекрасного на Земле. Светлые березовые рощи стали как бы храмом, куда приходили подумать в молчании, отдохнуть душою, послушать пение птиц. В статье чувствовался такой гражданский гнев, такая сила возмущения, что Рената пришла в восторг. Вот бы порадовался отец, если б он был жив!
Рената прочла набранные петитом сведения о докторе Лосевой. Она была профессором Московской лесной академии имени Леонида Леонова и директором научно-исследовательского Института Леса. Нобелевскую премию она получила за решение извечной проблемы преодоления временив лесоводстве: Сумела вырастить деревья, растущие так томительно долго - десятилетия, за короткий срок...несколько месяцев?!
Полно, может ли это быть? Рената очень заинтересовалась, но в газете больше ничего о работах Лосевой не было, и она решила поискать завтра в магазинах ее труды. Больше ей читать не хотелось, она устала и легла спать.
Завтра она пойдет искать себе работу.
Рената совсем было засыпала, вдруг вскочила с постели, босая, в одной рубашке, достала из чемодана портрет космонавта Кирилла Мальшета и поставила его на стол, оперев о настольную лампу. С минуту она любовалась чистым мужественным лицом. Было в нем что-то от молодого Симонова - неподражаемое, своеобразное выражение слабости и силы одновременно. Может, слабость - не то слово, скорее - ранимость, душевная хрупкость при физической силе и мужественности.
Какое прекрасное лицо! Бывают же на свете такие люди...
Утром Рената, не теряя времени, решила искать себе работу. Не зная с чего начать, она спросила совета у дежурной по корпусу. Дежурная, пожилая добродушная женщина с расплывшейся фигурой и румяным свежим лицом, на миг задумалась.
- А специальность у вас есть? - спросила затем она.
- Я агроном, но я пока не хочу работать по специальности,- пояснила Рената, сконфузившись.
- А-а... Что же вас интересует?
Видя, что Рената в замешательстве, дежурная покачала головой.
- Сами не знаете, чего хотите. Бывает. Тогда вам лучше обратиться за советом в электронно-психологический отдел научно-исследовательского Института Личности. Там вам лучше всего помогут разобраться в себе. Дадут вам такие тесты (вопросы), а потом посоветуют, в какой области вам лучше всего работать. Я сама так выбирала работу, когда мне что-то нудно стало в торговой сети.
Рената улыбнулась и поблагодарила. Тесты! Как в педологии. Нет, это не по ней. Она сама выберет.
Рената спустилась вниз и подошла к справочному киоску в вестибюле гостиницы. Здесь вместо телеэкрана сидела и скучала милая, очень живая девушка.
Рената взяла у нее адрес Космического Института, где работал Кирилл Мальшет, и, подумав, адрес научно-исследовательского Института Леса, где директором была профессор Лосева. Сначала она добралась на метро до Космического Института. Она знала, что не осмелится войти туда и предложить свои услуги: что она могла там делать? Работать уборщицей? Так теперь убирали автоматы. Просто хотелось посмотреть, где работает космонавт Кирилл Мальшет, о котором она столько слышала, что ей порой казалось, будто они знакомы давно.
У Ренаты перехватило дыхание, когда она увидела здание Космического Института.
Огромный, серебристый полосатый шар из стекла и металла, подобно Сатурну, в черном блестящем кольце, он словно летел на фоне синего облачного неба.
С бьющимся сердцем и пересохшими губами Рената подошла ближе. Кольцо оказалось открытой опоясывающей шар галереей, а само шарообразное здание покоилось на основании из черного мрамора.
Полюбовавшись вдоволь, Рената вздохнула и медленно направилась назад к метро. Она шла и думала, как, наверно, захватывающе интересно работать в Космическом Институте, какие там интересные люди - космонавты, и работать бок о бок с ними - большая радость.
Она даже приостановилась: разве вернуться и попытать счастья? Но какое отношение имеет она к космонавтике? Просто захотелось чего-то яркого, необычного, романтического, общения с людьми фантастической судьбы.
До Института Леса пришлось добираться в другой конец Москвы. Рената остановила проезжавший свободный электромобиль.
Институт - старомодное трехэтажное здание из серого камня - находился в глубине огромнейшего парка, переходящего в питомник. На побуревших лужайках осыпались кусты роз. Под ногами шуршала листва.
Только подходя к массивным дверям, Рената с огорчением вспомнила, что следовало бы позвонить предварительно, может быть, Лосевой сегодня и нет в институте. Из дверей, надевая на ходу плащ, вышел молодой человек в очках, и Рената спросила его, где ей найти профессора Лосеву.
- А вот она пошла в питомник, догоняйте скорее,- кивнул молодой сотрудник в сторону удаляющейся женщины. Рената побежала по аллее. Она чуть запыхалась, пока догнала.
- Вы профессор Лосева? - спросила она, переводя, дух.
На нее, обернувшись, взглянула высокая худощавая спокойная женщина, очень загорелая, с морщинками в углах серо-зеленых насмешливых глаз и у выразительного рта. Она была в сером плаще, с непокрытой головой, подстрижена коротко, не по моде.
- Я Лосева. Слушаю вас.- Она замедлила шаг, но не остановилась. Рената пошла рядом с ней.
Солнце пригревало по-летнему, в кустах попискивали какие-то птицы.
Рената спросила, нет ли для нее какой-либо работы.
- Какую вы хотите работу?
- Все равно, лишь бы работать у вас. Меня очень заинтересовали ваши работы по преодолению времени в лесоводстве. Я в Москве совсем одна. А когда читала вашу статью в "Известиях", словно родных встретила.
- Вон оно что... Вы откуда сами?
- С Волги. Село Рождественское.
- Образование?
- Трудно сказать... Пожалуй, так: незаконченное высшее. Сельскохозяйственная академия имени Тимирязева.
- Ах, вот как! Агроном? Почему же не закончили академию?
- Да я ее, собственно, закончила, но... Это было очень давно, наука с тех пор ушла далеко вперед. Вот почему я...
- Давно? Но вам, по-моему, не более как двадцать два - двадцать три года?
- Двадцать три. Это целая история, вы все равно не поймете или... не поверите.
- Гм! У кого вы учились?
- У профессора Прянишникова. Он даже оставлял меня при кафедре земледелия. Но я отказалась...
- Что?! -Лосева даже остановилась.
Рената густо покраснела. У нее вырвался жест досады.
- Мои знания как раз в объеме Тимирязевской академии по программе 1932 года. Мне, конечно, надо догонять, и я догоню.
- А вы очень странная девушка. Самоучкой, что ли?
- У меня очень странная история. Пожалуйста, не спрашивайте меня... сейчас! Когда-нибудь я расскажу.
- Если я заслужу ваше доверие? Давайте присядем на эту скамеечку и поговорим. Вот так. Что вас больше всего интересует?
- Меня интересует генетика. То, что вы сделали,- гениально. Вырастить дуб за три года! Три года от желудя до плодоношения. Это же прекрасно! Я была бы счастлива работать под вашим руководством, хоть чернорабочей.
- Теперь же нет никаких черных рабочих. Их заменили автоматы. Лаборантом пойдете?
- Ой, спасибо, профессор...
- Меня зовут Таисией Константиновной. Я никакой не гений, просто я своей проблеме отдала полвека и работала... весьма напряженно. Идемте, я покажу свои кедры.
Лосева легко поднялась и повела Ренату по тропке в глубь питомника.
- Вы знаете, кедры не поддаются почему-то. Я всю жизнь бьюсь над кедрами. Но пока не получается, они по-прежнему медлительны.
- Не хотят спешить?
- Не хотят. А когда вы можете выйти на работу?
- Хоть завтра.
- Завтра меня здесь не будет, а я бы хотела сама вам показать, в чем будут ваши обязанности. Приходите уж в понедельник. Завтра я весь день буду в Космическом Институте.
Рената слегка вскрикнула от удивления.
- В Космическом Институте?
- Что вы так удивились? Их, как никого, интересует проблема преодоления времени в лесоводстве. Они готовятся озеленять Марс. Я работаю у них два дня в неделю. Организовываю там филиал нашего института. Лес и космос! Когда-то была такая песня: "И на Марсе будут яблони цвести". Так вот они хотят начать именно с яблонь... По моему совету. Потому что яблони у меня растут всего быстрее. Но требуется приучить их расти и плодоносить в атмосфере Марса.
- А не мало ли солнца?
- Там будет еще несколько солнц - искусственных. В проекте они уже существуют.
- О!!!
- Я вижу, вы большая фантазерка. Может, вам хотелось бы работать в Космическом Институте? Вижу, что хотите.
- О, спасибо! А я... сумею?
- Работа такая же, как здесь. Мне как раз нужен там хороший, исполнительный лаборант.
Рената, просияв, схватила руку Лосевой и пожала.
- Вы занимаетесь спортом? Это хорошо,- заметила профессор, помахав онемевшей рукой.- Молодежь нынче помешалась на космосе. У меня сын космонавт. Впрочем, он отнюдь не романтик. Он-то как раз не рвался в космос, его послали туда работать. Начальник Лунной обсерватории.
- На Луне! Вместе с Кириллом Мальшетом?
- Вы знаете космонавта Мальшета?
- Его семью. Ведь Кирилл родом из нашего Рождественского.
- Ах да! Значит, вы землячка Кирилла Мальшета? Смотрите, вот эти кедры...- все, чего я добилась за столько лет... Ускорение роста процентов пять, не больше. Правда, хороши? Но в Сибири они лучше.
Они долго смотрели в молчании на кедры.
Еще молодой кедровый бор. Сероватые стволы, как колонны, поднимались к небу. Мощная темно-зеленая крона медленно колыхалась на ветру - там был ветер в высоте, в вершинах кедров, внизу - совсем тихо. Сильные крепкие ветви как бронзовые канделябры. У подножия, на опавшей хвое, лежали крупные кедровые шишки.
- Ну что же, завтра можете приходить в Космический Институт,- наконец заговорила Лосева.- Спросите меня.
Рената прерывисто вздохнула:
- Если не возражаете, приду.
- По глазам вижу, как вам хочется в Космический Институт.
- Хочется, конечно, но... здесь ведь работа важнее. И для вас главное здесь, на Земле, а не там. Надо сначала прибрать у себя на планете. Буду работать где важнее...
- Спасибо. Мне радостно это слышать. Идемте, теперь я вам покажу наши сосны, и попробуйте угадать, сколько им лет. А знаете, с чего я начала тогда - пятьдесят лет назад? С изучения стадийных изменений древесных пород. Мне почему-то казалось, что именно на этом пути можно найти способ управления ростом деревьев. Кстати, работаем мы очень много, вас это не смущает?
7
ДЕНЬ ВСЕПЛАНЕТНОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ
Твой ум уклончивый ведет тебя в обход,
Ища проторенных тропинок.
Но ты вступи с ним в поединок.
Верхорн
В этот день - День Всепланетного Объединения - мы провели в обсерватории лишь самые неотложные наблюдения. Земля торжественно и шумно отмечала большой праздник Мира, и мы на Луне встретили его, как могли.
С утра стали поступать поздравительные радиограммы со всех лунных станций и с Земли. Автоматическое устройство, принимающее их, чуть не вышло из строя.
Робот Вакула приготовил праздничный обед. Вика с утра облачилась в фартук и сама приготовила несколько блюд (ей помогал Яша), которые нам особенно понравились - жаркое из кролика и яблочный пудинг, за который Уилки Уолт торжественно расцеловал Вику в обе щеки.
Шампанское в такой день не жалели. По безмолвному уговору никаких волнующих тем не поднимали.
После обеда Вакула нажал кнопку, и стол со всей сервировкой и остатками яств плавно провалился вниз на кухню, ни дать ни взять в преисподнюю. И я вдруг обнаружил, что Вакула похож не на доброго кузнеца, а на черта, даже рожки есть - антенны.
Пол снова сомкнулся, а мы уселись в кресла. Все были приятно взволнованы. Предстоял сеанс видеосвязи с родными. Сначала дали связь с Сан-Франциско, и мы впервые увидели жену и двух девочек-близнецов Уилки. Они нам понравились: светлые, нежные и красивые, в акварельных тонах. Платье миссис Джен Уолт было отделано кружевами, и кружева удивительно шли ей. Она похожа на женщин с портретов прошлого, будто вышла из романов Диккенса. Такой я представлял, например, Дору Копперфильд. Близнецы были похожи и на нее и на Уилки - славные, живые и шустрые девчонки.
Уилки, радостно взбудораженный, сидел на круглом табурете так, чтобы быть в фокусе. Аппаратурой ведал Яша.
У нас была и отдельная кабина для встреч с родными на телеэкране, но в праздники мы предпочитали встречаться все вместе. В кабинете экран был всего около метра, а в кают-компании чуть не во всю стену, так что люди проецировались в натуральную величину.
Наговорившись и насмотревшись на мужа, миссис Джен пожелала видеть его русских коллег, и мы представились ей поочередно и все вместе, группой.
- Папа, приезжай скорее домой,- сказали девочки по-английски. Экран погас, и улыбающийся Уилки уступил место Харитону.
Отец Харитона уже умер, свидание было с матерью, известным ученым Таисией Константиновной Лосевой (Лосева она по второму мужу, летчику). В результате многолетней работы профессор Лосева добилась ускорения роста деревьев. Открытие века!
Таисия Константиновна мне очень понравилась (раньше я ее никогда не видел), непонятно, как у такой талантливой, веселой, симпатичной женщины мог родиться такой неприятный догматик, как наш Харитон. А мать свою он любит, хотя и не все в ней одобряет. Строгий сын!
После него вызвали меня. Не успел я сесть, как с экрана заулыбались мне дедушка, мать и братишка Юрка. Конечно, мама произнесла приличествующую случаю довольно длинную речь, во время которой дед изнывал от нетерпения (он терпеть не может речей, тем более длинных). Дедушка, когда пришла его очередь, сказал, что в Рождественском все в порядке, но, когда я вернусь домой, меня ждет "очень странная история". Юрка тоже намекал на какую-то историю. Маме это весьма не понравилось, я ничего не понял и попросил объяснить яснее, но дед и внук замахали руками и заявили, что это "не телевизионный разговор", после чего их сразу отключили.
На экране возник дорогой мой отец Андрей Филиппович Мальшет (транслировали прямо со строительства города на океане) . Я не видел отца с прошлого года, он все такой же: худой, смущающийся, сдержанный и мечтательный.
Он всегда чувствует себя виноватым передо мной и Юркой, что ушел от нашей матери, хотя мы никогда не осуждали его за это. Отнюдь.
Мы поговорили минуты две - трудно говорить на людях. Я заверил его, что чувствую себя отлично, скоро вернусь на Землю и мы с Юркой приедем к нему на строительство.
- Спасибо, сынок! - только и сказал он. Ох этот комплекс вины, которой на самом деле нет! Хоть бы он женился на какой-нибудь хорошей женщине, которая бы любила его, не третировала и дала бы немного счастья под старость.
С Викой говорили ее отец, академик Александр Андреевич Дружников, большой, красивый, громогласный (друзья его зовут просто веселый Санди), и ее слепая мать Ата Станиславовна. У нее решительное, настойчивое лицо и уверенные движения.
Океанолог Дружников, как видно, любит свою ослепшую жену, но больше всего на свете он любит дочь - это бросается в глаза. Вика рассказывала, что лишь благодаря отцу да еще его матери - бабушки Виктории - она имела счастливое детство. Мать почти не замечала ее, вся уйдя в свой внутренний мир.
Сегодня Вика казалась особенно женственной и красивой в своем праздничном, длинном шелковом платье зеленого тона, под цвет ее зеленоватых глаз. Волосы лились блестящими волнами.
Удивительно крепкая, сильная (иначе она бы и не попала в Лунную обсерваторию), Вика производит впечатление ранимой и хрупкой. Я бы от всей души хотел, чтоб она полюбила Яшку!
Я взглянул на своего друга. Яша не мог отвести от нее глаз, пока на экране не появилась его семья и он сам не занял место на табурете.
Я подошел ближе. Я всех их хорошо знал, словно родных. С экрана радостно улыбались хорошие люди. Бабушка Елизавета Николаевна (Лизонька, как ее зовут дома), его дед, капитан дальнего плавания Фома Шалый, дядя Яша (известный писатель-фантаст) и тетя Марфенька. А для меня - Марфа Евгеньевна Ефремова, кибернетик и бионик, директор Космического Института в Москве. Все четверо с любовью смотрели на Яшку. Он нетерпеливо тряхнул кудлатой, как у цыгана головой.
- Что нового, как дома?
- Все в порядке, Яшенька,- чуть наклонясь вперед, сказала Елизавета Николаевна. Несмотря на возраст, во всем ее облике сохранилось что-то девичье, такая она была ясная, чистая, спокойная, словно излучающая внутренний свет. Лицо счастливой женщины.
- Янька, у нас очень большая радость,- сказала она внуку,- сбылась давняя мечта Филиппа...
- Начинается строительство на Каспии?
- Да! Начались работы по регулированию уровня Каспийского моря... по проекту Филиппа Мальшета.
Глаза ее сияли. Дело Мальшета всегда было ее кровным делом - оба они океанографы,- его мечта - ее мечтой. Своего мужа, капитана дальнего плавания Фому Шалого, она не любила так сильно никогда. Кажется, Яша сделал усилие, чтобы порадоваться вместе с ними.
- Я рад,- сказал он бодро,- наверно, Филипп Мальшет выезжает на Каспий?
- Мы оба выезжаем,- сказала Елизавета Николаевна,- строительство дамбы начинается от Бурунного.
- Яша, у тебя и у Кирилла есть шанс попасть на Марс,- громко заявила Марфа Евгеньевна.- Будет открытый конкурс. Где Кирилл?
Я сел рядом с Яшей и приветственно помахал рукой.
- В первую очередь будут приниматься прошедшие испытания на Луне.- Она многозначительно посмотрела на нас обоих. Платье плотно облегало ее статную дородную фигуру. Умная, властная, решительная, знающая себе цену,- первая женщина-директор Космического Института. Доктор наук, член-корреспондент Академии наук, и прочее-прочее. И кроме этого, еще и добрая, ласковая, справедливая.
Яшу она любила, как родная мать. Родители Яши погибли в экспедиции, когда он был совсем маленький, а у нее не было детей.
Оператор напомнил, что время истекает. Все засуетились, торопясь сказать все заготовленное, перебивая друг друга.
-...Приступили к созданию межпланетного корабля, который...- говорила Марфа Евгеньевна.
- Ты что-то похудел, Яшка,- сказал его дядя,- да я ты, Кирилл. Берегите себя, ребята.
Он подмигнул одобряюще, точь-в-точь как в детстве, когда мы с Яшкой отправлялись в Голландию на международные соревнования по фигурному катанию на коньках. Яша уже был чемпионом Европы, а я ехал впервые. Мне было пятнадцать лет. Я уже мечтал о космосе, вернее, меня интересовали люди в космосе, решения и поступки личности в необычных условиях. Я хотел быть не просто космонавтом, а врачом-космонавтом.
- Помните свое обещание, ребята? - спросил Яков Николаевич.
- Привезти материал для нового фантастического романа? - усмехнулся Яша.
- До встречи,- сказала Елизавета Николаевна, не сводя с внука чуть виноватого взгляда. Она что-то прошептала. На прощание оператор показал ее крупным планом, и все погасло. Встреча с родными закончилась. Мой дед со стороны отца Филипп Мальшет, видно, не смог выбраться с Каспия. Я и в детстве видел его редко. У бабушки в Москве гостил подолгу.
Все невольно вздохнули.
Потом немного выпили, потанцевали. Вика спела несколько песенок. У нее приятный грудной голос, собственная манера петь, непосредственная и искренняя, и песенки она подбирает, отвечающие ее индивидуальности, и какую бы песенку она ни пела - забавную или грустную,- Вика остается сама собой. Мимика, жесты, движения - все это ее, Вики,- милые, застенчивые, женственные и по-девичьи чуть угловатые одновременно.
Когда она устала петь и, смеясь, бросилась на диван, Уилки, не переодеваясь, исполнил несколько своих номеров.
Мы повеселились, как могли (на душе у каждого было не слишком-то весело), до последних известий. Из них мы узнали, что Уилки Саути действительно схвачен полицией и в Соединенных Штатах по этому поводу началась забастовка докеров и металлистов. Забастовка разрастается. Коммунистическая партия выразила свой протест и требует возвращения мима.
Уилки очень расстроился. Мы тоже расстроились. Как странно, только вчера мы услышали о двойнике Уилки, и вот сегодня о нем узнал весь мир. Я почему-то был уверен, что на этом наше знакомство с судьбой американского мима не окончится.
Харитону надо было идти на наблюдение. Поскольку поодиночке категорически запрещалось выходить (прежде мы иногда нарушали эту инструкцию, теперь - никогда), с ним пошел Уилки.
Яша включил телевизор, передавали праздничный концерт из Ленинграда, и мы поудобнее уселись в кресла. Вика сидела в уголочке дивана и, казалось, внимательно слушала концерт - только не смеялась шуткам комиков. Яша тоже был невесел. А я думал о его судьбе.
Как бы я хотел, чтобы Вика полюбила его. Ответила на его глубокое чувство.
Я очень люблю Яшку. Я, не задумываясь, отдал бы за него жизнь, понадобись она ему, и надо же было так случиться, что девушка, которую он полюбил беззаветно, тянется теперь ко мне. Зачем мне это?
Никакая Вика не заменит мне дружбы с Яшкой. Разве есть что-либо дороже честной мужской дружбы?
- О чем ты думаешь, Кирилл? - прервала мои размышления Вика.- Ты совсем не слушаешь. И Яша тоже...
И тогда Яша сказал растерянно, глядя на часы:
- Что-то слишком долго нет Харитона и Уилки!
Мы их искали больше недели. Вместе с нами вели поиски сотрудники Литл-Америки.
Были обшарены все трещины радиусом на десятки километров вокруг, все пропасти и скалы. Обсерватория превратилась в штаб поисков. Но ни живых, ни мертвых их не нашли.
А когда мы все пали духом и уже не надеялись их найти, они пришли как ни в чем не бывало и очень удивились, откуда взялось столько народу за те двадцать минут, что они отсутствовали.
Уилки очень обрадовался своим друзьям, но не мог взять в толк, как и зачем они очутились вдруг в советской обсерватории.
Я их немедля потащил в лабораторию и, несмотря на все протесты, тщательно обследовал обоих. Все оказалось в норме.
- В чем дело? - резко спросил Харитон.
- В том, что вы отсутствовали не двадцать минут, как вам кажется, а около двухсот часов! Восьмой день, как мы вас ищем... Понятно?
Рената даже вскрикнула от неожиданности. В Рождественской библиотеке было Полное собрание Сочинений Якова Ефремова, и Рената прочла почти все.
Подумать только: в незнакомом мире, таком непонятном, у нее уже был любимый писатель и она сможет его увидеть!
Рената записала адрес и дату выступления. После этого она направилась обратно в гостиницу. Села в троллейбус - без кондуктора и водителя - и доехала почти до дома.
В книжном киоске вестибюля она захватила несколько газет и журналов. Но едва принялась за чтение, как ей позвонили из Рождественского. На экране видеотелефона возникли улыбающиеся лица Симонова и Юры.
- Хорошо хоть устроилась?..- начал Николай Протасович.
- А мы беспокоились! - перебил Юра. Рената заверила, что все в порядке.
- Не забудь, о чем я говорил перед отъездом! - настойчиво напомнил Симонов. (Он наказывал ей никому Не говорить о своей истории до возвращения Кирилла с Луны.)
- Не забуду! - успокоила его Рената.
После этого разговора у нее стало светлее на душе и она уже спокойно принялась за газеты.
"Известия" от 16 октября 2009 года... Передовица целиком была посвящена начинающемуся освоению Марса. В южном полушарии строился советский научно-исследовательский городок. В северном большая обсерватория английская.
На второй странице была довольно любопытная статья академика Евгения Казакова, где он в популярной форме знакомил со своим проектом создания на Марсе атмосферы, пригодной для дыхания людей. Совокупность средств технических - гигантские станции, нагнетающие воздух, и биологических создание растительного покрова. Бесконечные пустыни - красноватые пески и сухие глины холмов - должны превратиться в сплошные леса и сады.
Третья полоса отводилась, как отметила Рената, для критики и прогрессивных предложений. Международный отдел номера был посвящен главным образом событиям в Америке. Там началась всеобщая забастовка. Граждане Соединенных Штатов требовали возвращения какого-то мима Уилки Саути, исчезнувшего неожиданно и необъяснимо. По свидетельству жены полисмена, Уилки Саути был препровожден на строительство атомной электростанции в скалистых горах. Рената с интересом прочла биографию мима. Был и его портрет: тонкое, узкое, нервное лицо с трагическим ртом и огромными, печальными глазами.
На следующей странице она прочла статью, оказавшую на нее большое впечатление. Статья была написана профессором, лесоводом, лауреатом Ленинской и Нобелевской премий Т. Лосевой по поводу истребления кедров каким-то незадачливым начальником строительства. Начальника этого уже сняли с работы. Но это был уже не первый случай на окраине страны за последний год, что и встревожило профессора Лосеву. Она напомнила, к какому жалкому оскудению привело безответственное хозяйничанье и узкий практицизм. Вот тогда пришлось решать вопрос о спасении природы на высоком - самом высоком уровне народами планеты.
Международный форум по предложению Советского Союза принял знаменательное решение внести в конституции всех стран без исключения пункт о защите природы от злых и равнодушных рук. Только после этого началось действительное сохранение всего живого и прекрасного на Земле. Светлые березовые рощи стали как бы храмом, куда приходили подумать в молчании, отдохнуть душою, послушать пение птиц. В статье чувствовался такой гражданский гнев, такая сила возмущения, что Рената пришла в восторг. Вот бы порадовался отец, если б он был жив!
Рената прочла набранные петитом сведения о докторе Лосевой. Она была профессором Московской лесной академии имени Леонида Леонова и директором научно-исследовательского Института Леса. Нобелевскую премию она получила за решение извечной проблемы преодоления временив лесоводстве: Сумела вырастить деревья, растущие так томительно долго - десятилетия, за короткий срок...несколько месяцев?!
Полно, может ли это быть? Рената очень заинтересовалась, но в газете больше ничего о работах Лосевой не было, и она решила поискать завтра в магазинах ее труды. Больше ей читать не хотелось, она устала и легла спать.
Завтра она пойдет искать себе работу.
Рената совсем было засыпала, вдруг вскочила с постели, босая, в одной рубашке, достала из чемодана портрет космонавта Кирилла Мальшета и поставила его на стол, оперев о настольную лампу. С минуту она любовалась чистым мужественным лицом. Было в нем что-то от молодого Симонова - неподражаемое, своеобразное выражение слабости и силы одновременно. Может, слабость - не то слово, скорее - ранимость, душевная хрупкость при физической силе и мужественности.
Какое прекрасное лицо! Бывают же на свете такие люди...
Утром Рената, не теряя времени, решила искать себе работу. Не зная с чего начать, она спросила совета у дежурной по корпусу. Дежурная, пожилая добродушная женщина с расплывшейся фигурой и румяным свежим лицом, на миг задумалась.
- А специальность у вас есть? - спросила затем она.
- Я агроном, но я пока не хочу работать по специальности,- пояснила Рената, сконфузившись.
- А-а... Что же вас интересует?
Видя, что Рената в замешательстве, дежурная покачала головой.
- Сами не знаете, чего хотите. Бывает. Тогда вам лучше обратиться за советом в электронно-психологический отдел научно-исследовательского Института Личности. Там вам лучше всего помогут разобраться в себе. Дадут вам такие тесты (вопросы), а потом посоветуют, в какой области вам лучше всего работать. Я сама так выбирала работу, когда мне что-то нудно стало в торговой сети.
Рената улыбнулась и поблагодарила. Тесты! Как в педологии. Нет, это не по ней. Она сама выберет.
Рената спустилась вниз и подошла к справочному киоску в вестибюле гостиницы. Здесь вместо телеэкрана сидела и скучала милая, очень живая девушка.
Рената взяла у нее адрес Космического Института, где работал Кирилл Мальшет, и, подумав, адрес научно-исследовательского Института Леса, где директором была профессор Лосева. Сначала она добралась на метро до Космического Института. Она знала, что не осмелится войти туда и предложить свои услуги: что она могла там делать? Работать уборщицей? Так теперь убирали автоматы. Просто хотелось посмотреть, где работает космонавт Кирилл Мальшет, о котором она столько слышала, что ей порой казалось, будто они знакомы давно.
У Ренаты перехватило дыхание, когда она увидела здание Космического Института.
Огромный, серебристый полосатый шар из стекла и металла, подобно Сатурну, в черном блестящем кольце, он словно летел на фоне синего облачного неба.
С бьющимся сердцем и пересохшими губами Рената подошла ближе. Кольцо оказалось открытой опоясывающей шар галереей, а само шарообразное здание покоилось на основании из черного мрамора.
Полюбовавшись вдоволь, Рената вздохнула и медленно направилась назад к метро. Она шла и думала, как, наверно, захватывающе интересно работать в Космическом Институте, какие там интересные люди - космонавты, и работать бок о бок с ними - большая радость.
Она даже приостановилась: разве вернуться и попытать счастья? Но какое отношение имеет она к космонавтике? Просто захотелось чего-то яркого, необычного, романтического, общения с людьми фантастической судьбы.
До Института Леса пришлось добираться в другой конец Москвы. Рената остановила проезжавший свободный электромобиль.
Институт - старомодное трехэтажное здание из серого камня - находился в глубине огромнейшего парка, переходящего в питомник. На побуревших лужайках осыпались кусты роз. Под ногами шуршала листва.
Только подходя к массивным дверям, Рената с огорчением вспомнила, что следовало бы позвонить предварительно, может быть, Лосевой сегодня и нет в институте. Из дверей, надевая на ходу плащ, вышел молодой человек в очках, и Рената спросила его, где ей найти профессора Лосеву.
- А вот она пошла в питомник, догоняйте скорее,- кивнул молодой сотрудник в сторону удаляющейся женщины. Рената побежала по аллее. Она чуть запыхалась, пока догнала.
- Вы профессор Лосева? - спросила она, переводя, дух.
На нее, обернувшись, взглянула высокая худощавая спокойная женщина, очень загорелая, с морщинками в углах серо-зеленых насмешливых глаз и у выразительного рта. Она была в сером плаще, с непокрытой головой, подстрижена коротко, не по моде.
- Я Лосева. Слушаю вас.- Она замедлила шаг, но не остановилась. Рената пошла рядом с ней.
Солнце пригревало по-летнему, в кустах попискивали какие-то птицы.
Рената спросила, нет ли для нее какой-либо работы.
- Какую вы хотите работу?
- Все равно, лишь бы работать у вас. Меня очень заинтересовали ваши работы по преодолению времени в лесоводстве. Я в Москве совсем одна. А когда читала вашу статью в "Известиях", словно родных встретила.
- Вон оно что... Вы откуда сами?
- С Волги. Село Рождественское.
- Образование?
- Трудно сказать... Пожалуй, так: незаконченное высшее. Сельскохозяйственная академия имени Тимирязева.
- Ах, вот как! Агроном? Почему же не закончили академию?
- Да я ее, собственно, закончила, но... Это было очень давно, наука с тех пор ушла далеко вперед. Вот почему я...
- Давно? Но вам, по-моему, не более как двадцать два - двадцать три года?
- Двадцать три. Это целая история, вы все равно не поймете или... не поверите.
- Гм! У кого вы учились?
- У профессора Прянишникова. Он даже оставлял меня при кафедре земледелия. Но я отказалась...
- Что?! -Лосева даже остановилась.
Рената густо покраснела. У нее вырвался жест досады.
- Мои знания как раз в объеме Тимирязевской академии по программе 1932 года. Мне, конечно, надо догонять, и я догоню.
- А вы очень странная девушка. Самоучкой, что ли?
- У меня очень странная история. Пожалуйста, не спрашивайте меня... сейчас! Когда-нибудь я расскажу.
- Если я заслужу ваше доверие? Давайте присядем на эту скамеечку и поговорим. Вот так. Что вас больше всего интересует?
- Меня интересует генетика. То, что вы сделали,- гениально. Вырастить дуб за три года! Три года от желудя до плодоношения. Это же прекрасно! Я была бы счастлива работать под вашим руководством, хоть чернорабочей.
- Теперь же нет никаких черных рабочих. Их заменили автоматы. Лаборантом пойдете?
- Ой, спасибо, профессор...
- Меня зовут Таисией Константиновной. Я никакой не гений, просто я своей проблеме отдала полвека и работала... весьма напряженно. Идемте, я покажу свои кедры.
Лосева легко поднялась и повела Ренату по тропке в глубь питомника.
- Вы знаете, кедры не поддаются почему-то. Я всю жизнь бьюсь над кедрами. Но пока не получается, они по-прежнему медлительны.
- Не хотят спешить?
- Не хотят. А когда вы можете выйти на работу?
- Хоть завтра.
- Завтра меня здесь не будет, а я бы хотела сама вам показать, в чем будут ваши обязанности. Приходите уж в понедельник. Завтра я весь день буду в Космическом Институте.
Рената слегка вскрикнула от удивления.
- В Космическом Институте?
- Что вы так удивились? Их, как никого, интересует проблема преодоления времени в лесоводстве. Они готовятся озеленять Марс. Я работаю у них два дня в неделю. Организовываю там филиал нашего института. Лес и космос! Когда-то была такая песня: "И на Марсе будут яблони цвести". Так вот они хотят начать именно с яблонь... По моему совету. Потому что яблони у меня растут всего быстрее. Но требуется приучить их расти и плодоносить в атмосфере Марса.
- А не мало ли солнца?
- Там будет еще несколько солнц - искусственных. В проекте они уже существуют.
- О!!!
- Я вижу, вы большая фантазерка. Может, вам хотелось бы работать в Космическом Институте? Вижу, что хотите.
- О, спасибо! А я... сумею?
- Работа такая же, как здесь. Мне как раз нужен там хороший, исполнительный лаборант.
Рената, просияв, схватила руку Лосевой и пожала.
- Вы занимаетесь спортом? Это хорошо,- заметила профессор, помахав онемевшей рукой.- Молодежь нынче помешалась на космосе. У меня сын космонавт. Впрочем, он отнюдь не романтик. Он-то как раз не рвался в космос, его послали туда работать. Начальник Лунной обсерватории.
- На Луне! Вместе с Кириллом Мальшетом?
- Вы знаете космонавта Мальшета?
- Его семью. Ведь Кирилл родом из нашего Рождественского.
- Ах да! Значит, вы землячка Кирилла Мальшета? Смотрите, вот эти кедры...- все, чего я добилась за столько лет... Ускорение роста процентов пять, не больше. Правда, хороши? Но в Сибири они лучше.
Они долго смотрели в молчании на кедры.
Еще молодой кедровый бор. Сероватые стволы, как колонны, поднимались к небу. Мощная темно-зеленая крона медленно колыхалась на ветру - там был ветер в высоте, в вершинах кедров, внизу - совсем тихо. Сильные крепкие ветви как бронзовые канделябры. У подножия, на опавшей хвое, лежали крупные кедровые шишки.
- Ну что же, завтра можете приходить в Космический Институт,- наконец заговорила Лосева.- Спросите меня.
Рената прерывисто вздохнула:
- Если не возражаете, приду.
- По глазам вижу, как вам хочется в Космический Институт.
- Хочется, конечно, но... здесь ведь работа важнее. И для вас главное здесь, на Земле, а не там. Надо сначала прибрать у себя на планете. Буду работать где важнее...
- Спасибо. Мне радостно это слышать. Идемте, теперь я вам покажу наши сосны, и попробуйте угадать, сколько им лет. А знаете, с чего я начала тогда - пятьдесят лет назад? С изучения стадийных изменений древесных пород. Мне почему-то казалось, что именно на этом пути можно найти способ управления ростом деревьев. Кстати, работаем мы очень много, вас это не смущает?
7
ДЕНЬ ВСЕПЛАНЕТНОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ
Твой ум уклончивый ведет тебя в обход,
Ища проторенных тропинок.
Но ты вступи с ним в поединок.
Верхорн
В этот день - День Всепланетного Объединения - мы провели в обсерватории лишь самые неотложные наблюдения. Земля торжественно и шумно отмечала большой праздник Мира, и мы на Луне встретили его, как могли.
С утра стали поступать поздравительные радиограммы со всех лунных станций и с Земли. Автоматическое устройство, принимающее их, чуть не вышло из строя.
Робот Вакула приготовил праздничный обед. Вика с утра облачилась в фартук и сама приготовила несколько блюд (ей помогал Яша), которые нам особенно понравились - жаркое из кролика и яблочный пудинг, за который Уилки Уолт торжественно расцеловал Вику в обе щеки.
Шампанское в такой день не жалели. По безмолвному уговору никаких волнующих тем не поднимали.
После обеда Вакула нажал кнопку, и стол со всей сервировкой и остатками яств плавно провалился вниз на кухню, ни дать ни взять в преисподнюю. И я вдруг обнаружил, что Вакула похож не на доброго кузнеца, а на черта, даже рожки есть - антенны.
Пол снова сомкнулся, а мы уселись в кресла. Все были приятно взволнованы. Предстоял сеанс видеосвязи с родными. Сначала дали связь с Сан-Франциско, и мы впервые увидели жену и двух девочек-близнецов Уилки. Они нам понравились: светлые, нежные и красивые, в акварельных тонах. Платье миссис Джен Уолт было отделано кружевами, и кружева удивительно шли ей. Она похожа на женщин с портретов прошлого, будто вышла из романов Диккенса. Такой я представлял, например, Дору Копперфильд. Близнецы были похожи и на нее и на Уилки - славные, живые и шустрые девчонки.
Уилки, радостно взбудораженный, сидел на круглом табурете так, чтобы быть в фокусе. Аппаратурой ведал Яша.
У нас была и отдельная кабина для встреч с родными на телеэкране, но в праздники мы предпочитали встречаться все вместе. В кабинете экран был всего около метра, а в кают-компании чуть не во всю стену, так что люди проецировались в натуральную величину.
Наговорившись и насмотревшись на мужа, миссис Джен пожелала видеть его русских коллег, и мы представились ей поочередно и все вместе, группой.
- Папа, приезжай скорее домой,- сказали девочки по-английски. Экран погас, и улыбающийся Уилки уступил место Харитону.
Отец Харитона уже умер, свидание было с матерью, известным ученым Таисией Константиновной Лосевой (Лосева она по второму мужу, летчику). В результате многолетней работы профессор Лосева добилась ускорения роста деревьев. Открытие века!
Таисия Константиновна мне очень понравилась (раньше я ее никогда не видел), непонятно, как у такой талантливой, веселой, симпатичной женщины мог родиться такой неприятный догматик, как наш Харитон. А мать свою он любит, хотя и не все в ней одобряет. Строгий сын!
После него вызвали меня. Не успел я сесть, как с экрана заулыбались мне дедушка, мать и братишка Юрка. Конечно, мама произнесла приличествующую случаю довольно длинную речь, во время которой дед изнывал от нетерпения (он терпеть не может речей, тем более длинных). Дедушка, когда пришла его очередь, сказал, что в Рождественском все в порядке, но, когда я вернусь домой, меня ждет "очень странная история". Юрка тоже намекал на какую-то историю. Маме это весьма не понравилось, я ничего не понял и попросил объяснить яснее, но дед и внук замахали руками и заявили, что это "не телевизионный разговор", после чего их сразу отключили.
На экране возник дорогой мой отец Андрей Филиппович Мальшет (транслировали прямо со строительства города на океане) . Я не видел отца с прошлого года, он все такой же: худой, смущающийся, сдержанный и мечтательный.
Он всегда чувствует себя виноватым передо мной и Юркой, что ушел от нашей матери, хотя мы никогда не осуждали его за это. Отнюдь.
Мы поговорили минуты две - трудно говорить на людях. Я заверил его, что чувствую себя отлично, скоро вернусь на Землю и мы с Юркой приедем к нему на строительство.
- Спасибо, сынок! - только и сказал он. Ох этот комплекс вины, которой на самом деле нет! Хоть бы он женился на какой-нибудь хорошей женщине, которая бы любила его, не третировала и дала бы немного счастья под старость.
С Викой говорили ее отец, академик Александр Андреевич Дружников, большой, красивый, громогласный (друзья его зовут просто веселый Санди), и ее слепая мать Ата Станиславовна. У нее решительное, настойчивое лицо и уверенные движения.
Океанолог Дружников, как видно, любит свою ослепшую жену, но больше всего на свете он любит дочь - это бросается в глаза. Вика рассказывала, что лишь благодаря отцу да еще его матери - бабушки Виктории - она имела счастливое детство. Мать почти не замечала ее, вся уйдя в свой внутренний мир.
Сегодня Вика казалась особенно женственной и красивой в своем праздничном, длинном шелковом платье зеленого тона, под цвет ее зеленоватых глаз. Волосы лились блестящими волнами.
Удивительно крепкая, сильная (иначе она бы и не попала в Лунную обсерваторию), Вика производит впечатление ранимой и хрупкой. Я бы от всей души хотел, чтоб она полюбила Яшку!
Я взглянул на своего друга. Яша не мог отвести от нее глаз, пока на экране не появилась его семья и он сам не занял место на табурете.
Я подошел ближе. Я всех их хорошо знал, словно родных. С экрана радостно улыбались хорошие люди. Бабушка Елизавета Николаевна (Лизонька, как ее зовут дома), его дед, капитан дальнего плавания Фома Шалый, дядя Яша (известный писатель-фантаст) и тетя Марфенька. А для меня - Марфа Евгеньевна Ефремова, кибернетик и бионик, директор Космического Института в Москве. Все четверо с любовью смотрели на Яшку. Он нетерпеливо тряхнул кудлатой, как у цыгана головой.
- Что нового, как дома?
- Все в порядке, Яшенька,- чуть наклонясь вперед, сказала Елизавета Николаевна. Несмотря на возраст, во всем ее облике сохранилось что-то девичье, такая она была ясная, чистая, спокойная, словно излучающая внутренний свет. Лицо счастливой женщины.
- Янька, у нас очень большая радость,- сказала она внуку,- сбылась давняя мечта Филиппа...
- Начинается строительство на Каспии?
- Да! Начались работы по регулированию уровня Каспийского моря... по проекту Филиппа Мальшета.
Глаза ее сияли. Дело Мальшета всегда было ее кровным делом - оба они океанографы,- его мечта - ее мечтой. Своего мужа, капитана дальнего плавания Фому Шалого, она не любила так сильно никогда. Кажется, Яша сделал усилие, чтобы порадоваться вместе с ними.
- Я рад,- сказал он бодро,- наверно, Филипп Мальшет выезжает на Каспий?
- Мы оба выезжаем,- сказала Елизавета Николаевна,- строительство дамбы начинается от Бурунного.
- Яша, у тебя и у Кирилла есть шанс попасть на Марс,- громко заявила Марфа Евгеньевна.- Будет открытый конкурс. Где Кирилл?
Я сел рядом с Яшей и приветственно помахал рукой.
- В первую очередь будут приниматься прошедшие испытания на Луне.- Она многозначительно посмотрела на нас обоих. Платье плотно облегало ее статную дородную фигуру. Умная, властная, решительная, знающая себе цену,- первая женщина-директор Космического Института. Доктор наук, член-корреспондент Академии наук, и прочее-прочее. И кроме этого, еще и добрая, ласковая, справедливая.
Яшу она любила, как родная мать. Родители Яши погибли в экспедиции, когда он был совсем маленький, а у нее не было детей.
Оператор напомнил, что время истекает. Все засуетились, торопясь сказать все заготовленное, перебивая друг друга.
-...Приступили к созданию межпланетного корабля, который...- говорила Марфа Евгеньевна.
- Ты что-то похудел, Яшка,- сказал его дядя,- да я ты, Кирилл. Берегите себя, ребята.
Он подмигнул одобряюще, точь-в-точь как в детстве, когда мы с Яшкой отправлялись в Голландию на международные соревнования по фигурному катанию на коньках. Яша уже был чемпионом Европы, а я ехал впервые. Мне было пятнадцать лет. Я уже мечтал о космосе, вернее, меня интересовали люди в космосе, решения и поступки личности в необычных условиях. Я хотел быть не просто космонавтом, а врачом-космонавтом.
- Помните свое обещание, ребята? - спросил Яков Николаевич.
- Привезти материал для нового фантастического романа? - усмехнулся Яша.
- До встречи,- сказала Елизавета Николаевна, не сводя с внука чуть виноватого взгляда. Она что-то прошептала. На прощание оператор показал ее крупным планом, и все погасло. Встреча с родными закончилась. Мой дед со стороны отца Филипп Мальшет, видно, не смог выбраться с Каспия. Я и в детстве видел его редко. У бабушки в Москве гостил подолгу.
Все невольно вздохнули.
Потом немного выпили, потанцевали. Вика спела несколько песенок. У нее приятный грудной голос, собственная манера петь, непосредственная и искренняя, и песенки она подбирает, отвечающие ее индивидуальности, и какую бы песенку она ни пела - забавную или грустную,- Вика остается сама собой. Мимика, жесты, движения - все это ее, Вики,- милые, застенчивые, женственные и по-девичьи чуть угловатые одновременно.
Когда она устала петь и, смеясь, бросилась на диван, Уилки, не переодеваясь, исполнил несколько своих номеров.
Мы повеселились, как могли (на душе у каждого было не слишком-то весело), до последних известий. Из них мы узнали, что Уилки Саути действительно схвачен полицией и в Соединенных Штатах по этому поводу началась забастовка докеров и металлистов. Забастовка разрастается. Коммунистическая партия выразила свой протест и требует возвращения мима.
Уилки очень расстроился. Мы тоже расстроились. Как странно, только вчера мы услышали о двойнике Уилки, и вот сегодня о нем узнал весь мир. Я почему-то был уверен, что на этом наше знакомство с судьбой американского мима не окончится.
Харитону надо было идти на наблюдение. Поскольку поодиночке категорически запрещалось выходить (прежде мы иногда нарушали эту инструкцию, теперь - никогда), с ним пошел Уилки.
Яша включил телевизор, передавали праздничный концерт из Ленинграда, и мы поудобнее уселись в кресла. Вика сидела в уголочке дивана и, казалось, внимательно слушала концерт - только не смеялась шуткам комиков. Яша тоже был невесел. А я думал о его судьбе.
Как бы я хотел, чтобы Вика полюбила его. Ответила на его глубокое чувство.
Я очень люблю Яшку. Я, не задумываясь, отдал бы за него жизнь, понадобись она ему, и надо же было так случиться, что девушка, которую он полюбил беззаветно, тянется теперь ко мне. Зачем мне это?
Никакая Вика не заменит мне дружбы с Яшкой. Разве есть что-либо дороже честной мужской дружбы?
- О чем ты думаешь, Кирилл? - прервала мои размышления Вика.- Ты совсем не слушаешь. И Яша тоже...
И тогда Яша сказал растерянно, глядя на часы:
- Что-то слишком долго нет Харитона и Уилки!
Мы их искали больше недели. Вместе с нами вели поиски сотрудники Литл-Америки.
Были обшарены все трещины радиусом на десятки километров вокруг, все пропасти и скалы. Обсерватория превратилась в штаб поисков. Но ни живых, ни мертвых их не нашли.
А когда мы все пали духом и уже не надеялись их найти, они пришли как ни в чем не бывало и очень удивились, откуда взялось столько народу за те двадцать минут, что они отсутствовали.
Уилки очень обрадовался своим друзьям, но не мог взять в толк, как и зачем они очутились вдруг в советской обсерватории.
Я их немедля потащил в лабораторию и, несмотря на все протесты, тщательно обследовал обоих. Все оказалось в норме.
- В чем дело? - резко спросил Харитон.
- В том, что вы отсутствовали не двадцать минут, как вам кажется, а около двухсот часов! Восьмой день, как мы вас ищем... Понятно?