Страница:
В VI веке, например, кипчаки бросили вызов остальной Европе. Тогда религиозные фанатики Рима устроили избиение евреев и изгнание иудеев из Палестины: Рим утверждался и через очищение христианства от иудаизма, на котором настаивали греки. Ему это отчасти удавалось.
Христианство, надо заметить, сослужило не лучшую службу еврейскому народу. Оно грубо вторглось в духовную жизнь евреев, придумав им того, кого у тех не было, – Христа!.. Якобы сына Бога.
Но в иудаизме нет Бога-Отца. Следовательно, не мог объявиться и сын. И об этом известно из оригинала текста Ветхого завета. Иудеи об этой истории (вернее, о подробностях жизни еврея, названного во II веке Иисусом Христом) узнали много позже[45]. Не раньше II Вселенского собора 381 года, на котором утвердили Евангелия – Новый завет. До этого ходило более ста противоречащих друг другу вариантов его жития, так называемые апокрифические Евангелия.
Выходит, история с Христом – греческое «изобретение». Но никак не еврейское.
Первые христианские общины появились, как известно, именно на территории Малой Азии (Византии!), а не в Палестине. И они, эти общины, с иудаизмом не порывали. В этом и состояла особенность раннего христианства, которое было сектой иудаизма. Разве не показательно – едва ли не всё «священное» у первых христиан было написано греческим языком и греческими буквами?..
В VI веке Рим пошел на Палестину, чтобы провести там отнюдь не теологические споры, а в пику Византии избивать евреев.
Но в политике, как и в шахматах, на ход противника полагается отвечать. Греки трусливо промолчали, за них ответили кипчаки: они себе в ущерб, но в пику Риму дали приют пострадавшему без вины еврейскому народу. Дешт-и-Кипчак протянул руку слабому, показывая, что заповедь Господа «Блаженны милостивые» тюрки соблюдают не на словах. В степных станицах с VI века появились еврейские кварталы с синагогами – джугут-аулы. Евреям на правах граждан – а не рабов! – разрешалось участие в жизни Дешт-и-Кипчака, исключая службу в армии, которой они физически не выдерживали и, кроме того, не могли там соблюдать свои Моисеевы законы.
Находки из тюркских курганов
Ни один народ не имел столько свобод у тюрков, как еврейский. В Хазарии, например, евреи вели торговлю. Они общались со своими собратьями, укрывшимися от римских легионеров в Испании. Словом, тюрки полностью доверяли им, за что и поплатились.
Их покровительство дало повод недругам говорить об «иудаизации» Хазарского каганата, а следовательно, и об изоляции самого Дешт-и-Кипчака как разносчика «еврейской» заразы. Хотя никаких следов «иудаизации» археологам найти не удалось. Но мнение о ней живуче.
Упоминания в исторических сочинениях того времени об интересе хазар к иудейской вере есть, однако они читаются только в контексте с принятием тюрками изгнанных евреев – одно без другого нечитаемо. Кроме того, надо помнить, слова «христианин» и «иудеянин» у тюрков были синонимами.
Хазарский каган по примеру правителя Кавказской Албании заинтересовался христианством, что вполне допустимо: в Дербенте же был патриарший престол Кавказа… Во всяком случае, хроники не упоминают о иудаизме тюрков, а об их христианстве – да[46].
Рассказ о выборе каганом веры – очередная фальшивка. Не случайно легенда такого же содержания, но с «положительным» исходом написана той же рукой для русского Киева.
…Конечно, соседство двух свободных народов – кипчаков и евреев – давало обоюдную выгоду. Евреи показали себя неплохими ремесленниками, торговцами. Кипчаки в ответ охраняли джугут-аулы, как свои. Важно отметить, тюрки мирно уживались с соседями, не стремились подавить их культуру или присвоить ее себе. Но чужих женщин они любили.
Без преувеличения, только великодушие кипчаков спасло тогда евреев от неминуемой гибели, на которую их обрекли европейцы. К сожалению, и это забылось, хотя теперь немало евреев с явно тюркской внешностью – голубоглазые, скуластые. «Следы» содружества двух народов… И даже эти синеглазые евреи рисуют своих спасителей злодеями.
Историкам (и обязательно еврейским в том числе) рано или поздно придется вырвать из цепких лап забвения Великую степную страну – нашу общую Родину, распутывать хитросплетения интриг и домыслов, которыми задавлена ее история.
Византийские, римские, русские историографы вообще стерли Дешт-и-Кипчак с исторической карты. Будто и не было кипчаков, принесших Европе веру в Бога Небесного.
Впрочем, грешили тем же и китайцы, которых тюрки покорили раньше, чем европейцев. Пришло время, и китайцы подняли голову. Они повели свою политику, тонко играя на честности и доверчивости тюрков. Их девиз был прост: «Тот, кто хочет добиться владычества в Поднебесной, должен искоренить наказание (т. е. оружие); а тот, кто стремится подчинить врагов силой, отдаляет добродетель».
Эта китайская мудрость сродни христианской «любви к ближнему»… Подобной словесной шелухой вносили разброд в тюркское общество, лишали народ физической силы, противостоять которой раньше не мог никто. Китайцы мастерски стравливали тюркских правителей, они первыми додумались воевать с врагом руками самого же врага. Микроб раздора, как ржа, с тех пор проник в тюркское общество, он передавался с молоком матери. И все потому, что поверили чужим словам.
Немало восточных земель Дешт-и-Кипчака без боя вошло в Китайскую империю. Там, на этих землях, жили тюрки, пожелавшие иметь власть китайского императора… Они «возлюбили ближнего своего», отложили оружие, чтобы «не отдалять добродетель». А граница Китая от Великой стены ушла далеко на север. Китайцы говорили и действовали, тюрки сидели и слушали.
Вольные люди Степи забыли, что Тенгри-хан сделал тюркский народ свободным, дал ему лицо и огромную Степь… Все растеряли поверившие чужим словам, чужому, а не своему Богу.
Правда, каган восточных тюрков Кутлуг позже отбил у китайцев нагло присвоенные ими земли. Было счастливое время, когда воинов Кутлуга признали и другие каганы. На несколько лет порядок воцарился в Дешт-и-Кипчаке. Однако после Кутлуга, прозванного Эльтериш (каган-собиратель), братоубийство вновь вернулось в Степь… И все началось сначала.
Надо ли удивляться, что с VIII века и Византия попыталась отойти от слабеющего союзника. Но византийский император без тюркской поддержки был ничто: стоило ему сделать самостоятельное движение, как он рухнул – провинциальная знать тут же свергла его, и к власти в Царьграде в 717 году пришла Исаврийская (Сирийская) династия.
Новые императоры Византии объявили об иконоборчестве[47]. Так они утверждали себя, начав перемены в Церкви и отведя в ней тюркам дальнее место. Объявляя о выдворении тюркских икон, власти желали не разрыва, а постепенного подчинения Дешт-и-Кипчака: в IX веке греки впервые продиктовали условия.
И это у них получилось.
Тень Константинополя тучей легла на Восточную Европу. Присутствие евреев в Дешт-и-Кипчаке лишь усилило мрак – изоляция кипчаков продолжалась. Все было тогда на руку Риму, который вновь, как и тысячу лет назад, выходил на мировую арену, возрождая новую империю: полное подчинение ему Европы через христианскую Церковь было делом времени. Византийские церковники видели свое поражение и не могли противиться ему.
Тюрки же, вовлеченные китайцами и европейцами в междоусобицу, оказались в отчаянном положении: от их былого могущества ничего не осталось. Им бы защищаться от внешних врагов, а они смотрели только на внутренних – брат убивал брата. Вот почему, выждав момент, варяги легко отбили у больного Дешт-и-Кипчака каганат Украину. Вот почему неопытные в степных боях «русские» пошли на правителей обескровленной Хазарии.
«Нет уз святее братства». Микроб раздора – Божья кара: Всевышний лишил степной народ разума!
К сожалению, много страниц истории Дешт-и-Кипча-ка останутся пустыми – не восстановить тех событий. Документы уничтожены. Лишь в архивах сохранились крохи – сведения о греках, которые в VIII–IX веках вели геноцид против кипчаков каганата Великая Булгария. Они записывали «в греков» прислуживавших кипчаков, приписывали себе пограничные земли булгар.
Есть архивные свидетельства и о том, как кичливые потомки Гомера кроме икон, фресок, статуй сжигали духовную литературу тюрков. Хранилища «древнеболгарских» книг. Где теперь следы от богатых библиотек, по которым училась Европа?.. А в костры сваливали горы книг, написанных рунами! Факт, который не опровергает даже энциклопедия «Христианство»; там, например, сообщается, что уже в XIX веке греки сожгли одну из последних библиотек «древнеболгарских» книг… Вот куда исчезло тюркское наследие!
На наш взгляд, именно греки в годы очередного булгарского геноцида назвали кипчакский язык «древнеболгарским» и, включив в него десяток-другой славянских слов, провозгласили «церковнославянским». Это они, как и римляне, физически уничтожали чужое духовенство, которое стояло на тенгрианских традициях… Травля велась страшная, великие мастера в черных сутанах вершили ее.
Только в архивах и остались по счастливой случайности разрозненные сведения, свидетели былого произвола… Вот почему Великая Степь названа сборищем «диких кочевников» и «поганых татар». Ничего другого о ней якобы не сохранилось.
Чтили Бога древние тюрки торжественно, с чистой душой обращались к Нему. И с небесным пением. Поэтому-то и припали к тюркскому духовному роднику сперва армянские, албанские, иверийские, потом византийские, римские и другие епископы: они увидели новую, истинную веру. И приняли ее святость.
Святой Доминик сжигает книги (художник Бурругете, 1440–1504). Вот так Европа расставалась с духовным наследием тюрков. Инквизиция продолжалась не один век
В Великой Степи европейцы услышали молитвы во имя Бога Небесного. Из Великой Степи увозили они обряды Его почитания… Как же многое забылось!
Действительно, «забывалась» тюркская культура в разных странах по-разному, но везде одинаково подло, с обманом. В Западной Европе первым наловчился подрубать ее корни римский папа Григорий Великий (590–604 годы папства). Само воплощение коварства.
Григорий происходил из знатного сенаторского рода, имел хорошее юридическое образование и блестящие административные навыки. После смерти отца он унаследовал огромное состояние, которое целиком вложил в обустройство монастырей, влачивших жалкое существование. Он прикормил монахов-бенедиктинцев, и они стали его тайной и надежной опорой в государстве, его ушами и глазами. Григорий не жалел средств на укрепление своей власти – экономические и политические заботы занимали папу не меньше богословских.
В 592 году, заключив мир с кипчаками, осевшими на севере Апеннинского полуострова (лангобардами, предками нынешних миланцев), он объявил папство неким центром средоточия тюркской духовной культуры в Европе[48]. Папа начал хитрейшую игру «ученого неведения» – Рим превратился в смиренного ребенка, который объявил о своем желании постичь тайны божественной истины.
К тюркам отправили легион папских агентов, в основном из числа монахов-бенедиктинцев. Они проникли в тюркские храмы – к самым святыням! – без малейшего труда, потому что папа Григорий с 591 года называл себя «епископом не римлян, но лангобардов». То есть тюрков?! Еще он себя называл «слугой слуг Божьих»… Каково было слышать такое честолюбивому кипчаку? Он – «слуга Божий» – обретал себе слугой папу римского. Но и это было не всё.
Григорий Великий, придя к тюркам, глубоко им поклонился и поверх своей папской одежды смиренно повязал капу – так по-тюркски называлась накидка, которую носили рабы (кулы). «Вот я, слуга слуг Божьих!..» – представился он. Кипчаки поверили этому лису в митре.
Подсылали к тюркам монахов-бенедиктинцев не случайно. Они, видимо, были тюрками, перешедшими на сторону Рима, прекрасно знали язык и обычаи Великой Степи и не подозревали о той гнусной роли, какую подобрал им папа римский.
А роль была простой – вжиться, внедриться, смириться, вызвать к себе симпатию. Иначе говоря, стать своими. Но при этом требовалось неявно сеять смуту, осуждать старые порядки, предлагать новые, играть на набожности народа… Словом, баламутить.
Папа Григорий все рассчитал правильно: говоря о сыне Божьем, монахи ненавязчиво «навязывали» его культ. Рано или поздно, полагал папа, кипчаки привыкнут к Христу, а значит, и к Риму… Друзья же и братья.
Доверительность отношений усиливалась тем, что римляне сами охотно шли на заимствования. Например, тогда в христианстве появилась традиция церковного пения, которая издавна была у тенгриан. Больше того, богослужение они у себя стали вести по тенгрианским «Апостольским правилам», которые написал для них тюрк Дионисий Малый… Всё в христианской Церкви строилось как у тенгриан, но для Христа.
Улыбка покорности не сходила с лица папы. Действительно, агенты Рима храмов не разрушали – они, как плесень, селились по углам.
В своем тайном послании папа Григорий инструктировал легатов: «Народ, лишь недавно узнавший христианство, но привыкший к своим храмам (выделено мною. – М. А.), станет приходить в них, как бы следуя обычаю, уже для того, чтобы поклоняться истинному Богу», то есть Христу. Без шума и крови орудовало у тюркских алтарей папское воинство. Так продолжалось два века, до папы Николая Великого.
С тех пор в обиход католической Церкви вошла, например, капа – та самая накидка раба – она так и называется «капа», но ее теперь украшают драгоценные камни, золотая вышивка… Тряпка, которая открыла римлянам лазейку в души тюрков.
Папа Григорий повёл настоящую идеологическую агрессию. Вторжение, которое простодушные тюрки, прозевали, – они ничего не поняли до сих пор. Их задушили в объятиях дружбы. Народ погибал, не видя лица врага. В дипломатии, в интригах тюрки полные невежды, воевать умели только в открытом бою – с оружием в руках. И на коне. И чтобы свист в ушах… В этом отчасти повинны традиции Великой Степи, они не предполагали подлости, которая оказалась нормой в отношениях между коренными европейцами. У Рима же был богатейший опыт именно закулисной борьбы – он умел подсыпать яд в бокал с вином даже самым близким друзьям.
Вот что писал в III веке об этом римском искусстве уже цитируемый Феликс Минуций: «Они строят жертвенники даже неизвестным неслыханным божествам. Так, присваивая святыни всех народов, они стали обладать и их царствами».
Как видим, история целиком повторилась и с тюрками. Ничего нового папа Григорий Великий не придумал, он действовал по старому, отработанному шаблону, который уже много раз выручал римлян.
Даже орден Григория Великого (им позже стала награждать Римская церковь особо отличившихся своих героев) по форме повторил тюркские ордена, известные еще до Аттилы. Брали все, что плохо лежало.
Забвение тюркской культуры в Европе шло по накатанной: официально ее никто не запрещал – ее просто перестали упоминать, и она забылась сама собой[49]. Уже к VIII веку политика насаждения христианства, начатая папой Григорием Великим, дала первые щедрые плоды – немало тюрков было на стороне папства, они стали его главным оружием и орудием в борьбе против Тенгри и всей тюркской духовной культуры. Свои громили своих.
Конечно, об эпохе разорения Великой Степи будут написаны правдивые книги. Пока о ней известно только из уст христианских историков. Эту победу католиков называют победой над арианством, сознательно упуская из виду, что египетский епископ Арий никакого отношения к Северной Европе не имел, что религия тюрков (единобожие!) существовала за восемь веков до рождения Ария!
Сохранилось немало сведений, как католики утверждали свои позиции в Северной Италии, на континенте, в Южной Англии. Хотя, конечно, не всё и не всюду протекало спокойно и гладко, находились общины, которые раскрывали коварство Рима и противились ему. В первую очередь это тюрки-богомилы, движение которых оформилось к X веку на территории Центральной Европы, затем тюрки-катары и тюрки-альбигойцы, которые приняли от богомилов эстафету борьбы за чистоту веры в Бога Небесного. Катары, например, возвратили себе тенгрианство, за что их (жителей современных Франции, Италии, Испании, Германии) называли хазарами или булгарами. Но силы были слишком неравными.
Вот, казалось бы, «несущественная» историческая деталь, которая многократно фигурировала даже в исторических романах. В средневековой Европе бытовало правило для аристократических родов – обязательный ритуальный поединок с драконом. Не победив своего дракона, молодой человек не мог называться рыцарем или аристократом, двери в замки соседей ему были закрыты… Но какого дракона должен был он победить? Что или кто подразумевался под этим мифическим образом?
Конечно, тюрки. Живых драконов в Европе не было. Образ дракона или змея, как известно, символизировал тюркскую культуру. Значит, от молодого человека требовалось публично отречься от предков, убить в себе память. За этим ритуальным поединком с драконом стояло убийство собственных предков!.. Нет, явно не самые глупые люди собрались в Ватикане.
Костер инквизиции. Показательно, обезображенный образ дракона (символ тюрков-кипчаков) в искусстве средневековья олицетворял темные силы
Или такой пример. У тюрков, приученных только к открытому бою, считалось великим позором наносить противнику колющий удар шашкой или кинжалом – он считался ударом исподтишка. Лишь прямой рубящий удар признавала Великая Степь. Даже в самой безвыходной ситуации гордый тюрк обязан был рубить, но не колоть: по правилам боя неприятель должен видеть удар.
И эту особенность тюркской психологии подметили римляне. В средневековых городах против тюрков они применили шпаги, стилеты и кортики. Колющее оружие. Оно имело явное преимущество перед шашкой в поединках на узких, запутанных улочках. По традициям Степи считалось также неприличным перед чужим домом сидеть на коне, полагалось сойти и вести коня за узду. В помещении тюрку вообще запрещалось обнажать оружие. Всё учли римляне.
Европе было не до честного боя… Шашка уступила шпаге. Победу своего оружия европейцы объясняли тем, что шпага по форме повторяла латинский крест. Это якобы символизировало победу Христа.
Были в истории Европы и крестовые походы, которые в действительности тоже прочитывались иначе, чем в «римской» редакции (эта тема для новой книги по новой истории)… Только к XV веку католики одержали полную победу над тенгрианством – его последние очаги были подавлены и залиты кровью прихожан.
Слово «Тенгри» исчезло из церковного лексикона как еретическое. (Имя Бога-Отца!) Но не исчезло тюркское упрямство. В XVI веке в Центральной Европе оформилось духовное движение – протестантизм… Стоявшие у его истоков последовательно выражали свою позицию, отрицая все римское. И не предлагая уже забытое тенгрианское.
В христианской Церкви к тому времени не было ни одного праздника, посвященного Богу-Отцу! Европа обезличила Бога Небесного и свою победу над Ним назвала эпохой Возрождения… Конечно, об этом надо писать отдельную книгу.
Находка из тюркских курганов: дракон-покровитель V–IV века до н. э.
После крещения Русь осваивала молитвы на том самом церковнославянском, канву которого составлял тюркский язык. Осваивала, поворотивши лицо на Восток, – по-тенгриански. И писала молитвы по-тюркски! Старинные церковные книги тому подтверждение.
Разве не показательно, что даже в русских изданиях Афанасия Никитина, тверского купца, побывавшего с 1466 по 1472 год за тремя морями, текст молитвы приводится на тюркском языке:
О трагедии собратьев – тюрков Европы – в Дешт-и-Кипчаке, видимо, не знали: Рим и Константинополь не афишировали своих побед. Барьер между Востоком и Западом был практически непроницаемым. Особенно с восточной стороны: не принято было ездить в Европу, неприлично было говорить о ней, отступившей от Бога.
Лишь когда все утихло и греки в XV веке подписали Флорентийскую унию, папа римский стал посматривать далеко на восток – в сторону восходящего солнца. Он будто вспомнил, что «свет начинается с Востока». Папство задумало новую идеологическую интервенцию, назвав ее «третий Рим».
Идея «третьего Рима» предельно проста – создать филиал римской власти в Восточной Европе. Византия во Флорентийской унии признала себя подчиненной папе, став «вторым Римом» для Центральной Европы. Нужен был «третий», чтобы через него властвовать до Урала и далее на восток. А главное – уничтожить заклятого врага папы, Дешт-и-Кипчак с его ненавистным тенгрианством.
Папские аналитики смотрели на Польшу, Литву и на Русь. Кому отдать первенство? Эти страны, с их точки зрения, вполне подходили для заготовленной роли.
На Руси идею «третьего Рима» первым огласил псковский монах Филофей в начале XVI века. И она стала политической теорией Московской Руси. С ней связали убеждение, что Русь – безупречнейшее и благочестивейшее царство на свете…
Греки, взявшие на себя роль режиссеров-постановщиков будущей трагедии, опекали «третий Рим» как могли, они чувствовали, что Москва жаждала заполучить новую роль любой ценой. Но по сценарию от нее требовалось «превзойти всех благочестием». Тогда и начали перекочевывать страницы тюркской истории в историю Московской Руси.
Фальсификация, откровенный обман лучше всего, пожалуй, прочитываются в истории церковного раскола, который завершился в 1666 году. Это – венец лжи, умело оставленный российскими историками без внимания.
Тогда, в конце 1666 года, колокольные звоны в Москве вдруг переменились. «Звонят к церковному пению дрянью, аки на пожар гонят или врасплох бьют», – говорили люди. К чему колокола изменили себе?
Христианство, надо заметить, сослужило не лучшую службу еврейскому народу. Оно грубо вторглось в духовную жизнь евреев, придумав им того, кого у тех не было, – Христа!.. Якобы сына Бога.
Но в иудаизме нет Бога-Отца. Следовательно, не мог объявиться и сын. И об этом известно из оригинала текста Ветхого завета. Иудеи об этой истории (вернее, о подробностях жизни еврея, названного во II веке Иисусом Христом) узнали много позже[45]. Не раньше II Вселенского собора 381 года, на котором утвердили Евангелия – Новый завет. До этого ходило более ста противоречащих друг другу вариантов его жития, так называемые апокрифические Евангелия.
Выходит, история с Христом – греческое «изобретение». Но никак не еврейское.
Первые христианские общины появились, как известно, именно на территории Малой Азии (Византии!), а не в Палестине. И они, эти общины, с иудаизмом не порывали. В этом и состояла особенность раннего христианства, которое было сектой иудаизма. Разве не показательно – едва ли не всё «священное» у первых христиан было написано греческим языком и греческими буквами?..
В VI веке Рим пошел на Палестину, чтобы провести там отнюдь не теологические споры, а в пику Византии избивать евреев.
Но в политике, как и в шахматах, на ход противника полагается отвечать. Греки трусливо промолчали, за них ответили кипчаки: они себе в ущерб, но в пику Риму дали приют пострадавшему без вины еврейскому народу. Дешт-и-Кипчак протянул руку слабому, показывая, что заповедь Господа «Блаженны милостивые» тюрки соблюдают не на словах. В степных станицах с VI века появились еврейские кварталы с синагогами – джугут-аулы. Евреям на правах граждан – а не рабов! – разрешалось участие в жизни Дешт-и-Кипчака, исключая службу в армии, которой они физически не выдерживали и, кроме того, не могли там соблюдать свои Моисеевы законы.
Находки из тюркских курганов
Ни один народ не имел столько свобод у тюрков, как еврейский. В Хазарии, например, евреи вели торговлю. Они общались со своими собратьями, укрывшимися от римских легионеров в Испании. Словом, тюрки полностью доверяли им, за что и поплатились.
Их покровительство дало повод недругам говорить об «иудаизации» Хазарского каганата, а следовательно, и об изоляции самого Дешт-и-Кипчака как разносчика «еврейской» заразы. Хотя никаких следов «иудаизации» археологам найти не удалось. Но мнение о ней живуче.
Упоминания в исторических сочинениях того времени об интересе хазар к иудейской вере есть, однако они читаются только в контексте с принятием тюрками изгнанных евреев – одно без другого нечитаемо. Кроме того, надо помнить, слова «христианин» и «иудеянин» у тюрков были синонимами.
Хазарский каган по примеру правителя Кавказской Албании заинтересовался христианством, что вполне допустимо: в Дербенте же был патриарший престол Кавказа… Во всяком случае, хроники не упоминают о иудаизме тюрков, а об их христианстве – да[46].
Рассказ о выборе каганом веры – очередная фальшивка. Не случайно легенда такого же содержания, но с «положительным» исходом написана той же рукой для русского Киева.
…Конечно, соседство двух свободных народов – кипчаков и евреев – давало обоюдную выгоду. Евреи показали себя неплохими ремесленниками, торговцами. Кипчаки в ответ охраняли джугут-аулы, как свои. Важно отметить, тюрки мирно уживались с соседями, не стремились подавить их культуру или присвоить ее себе. Но чужих женщин они любили.
Без преувеличения, только великодушие кипчаков спасло тогда евреев от неминуемой гибели, на которую их обрекли европейцы. К сожалению, и это забылось, хотя теперь немало евреев с явно тюркской внешностью – голубоглазые, скуластые. «Следы» содружества двух народов… И даже эти синеглазые евреи рисуют своих спасителей злодеями.
Историкам (и обязательно еврейским в том числе) рано или поздно придется вырвать из цепких лап забвения Великую степную страну – нашу общую Родину, распутывать хитросплетения интриг и домыслов, которыми задавлена ее история.
Византийские, римские, русские историографы вообще стерли Дешт-и-Кипчак с исторической карты. Будто и не было кипчаков, принесших Европе веру в Бога Небесного.
Впрочем, грешили тем же и китайцы, которых тюрки покорили раньше, чем европейцев. Пришло время, и китайцы подняли голову. Они повели свою политику, тонко играя на честности и доверчивости тюрков. Их девиз был прост: «Тот, кто хочет добиться владычества в Поднебесной, должен искоренить наказание (т. е. оружие); а тот, кто стремится подчинить врагов силой, отдаляет добродетель».
Эта китайская мудрость сродни христианской «любви к ближнему»… Подобной словесной шелухой вносили разброд в тюркское общество, лишали народ физической силы, противостоять которой раньше не мог никто. Китайцы мастерски стравливали тюркских правителей, они первыми додумались воевать с врагом руками самого же врага. Микроб раздора, как ржа, с тех пор проник в тюркское общество, он передавался с молоком матери. И все потому, что поверили чужим словам.
Немало восточных земель Дешт-и-Кипчака без боя вошло в Китайскую империю. Там, на этих землях, жили тюрки, пожелавшие иметь власть китайского императора… Они «возлюбили ближнего своего», отложили оружие, чтобы «не отдалять добродетель». А граница Китая от Великой стены ушла далеко на север. Китайцы говорили и действовали, тюрки сидели и слушали.
Вольные люди Степи забыли, что Тенгри-хан сделал тюркский народ свободным, дал ему лицо и огромную Степь… Все растеряли поверившие чужим словам, чужому, а не своему Богу.
Правда, каган восточных тюрков Кутлуг позже отбил у китайцев нагло присвоенные ими земли. Было счастливое время, когда воинов Кутлуга признали и другие каганы. На несколько лет порядок воцарился в Дешт-и-Кипчаке. Однако после Кутлуга, прозванного Эльтериш (каган-собиратель), братоубийство вновь вернулось в Степь… И все началось сначала.
Надо ли удивляться, что с VIII века и Византия попыталась отойти от слабеющего союзника. Но византийский император без тюркской поддержки был ничто: стоило ему сделать самостоятельное движение, как он рухнул – провинциальная знать тут же свергла его, и к власти в Царьграде в 717 году пришла Исаврийская (Сирийская) династия.
Новые императоры Византии объявили об иконоборчестве[47]. Так они утверждали себя, начав перемены в Церкви и отведя в ней тюркам дальнее место. Объявляя о выдворении тюркских икон, власти желали не разрыва, а постепенного подчинения Дешт-и-Кипчака: в IX веке греки впервые продиктовали условия.
И это у них получилось.
Тень Константинополя тучей легла на Восточную Европу. Присутствие евреев в Дешт-и-Кипчаке лишь усилило мрак – изоляция кипчаков продолжалась. Все было тогда на руку Риму, который вновь, как и тысячу лет назад, выходил на мировую арену, возрождая новую империю: полное подчинение ему Европы через христианскую Церковь было делом времени. Византийские церковники видели свое поражение и не могли противиться ему.
Тюрки же, вовлеченные китайцами и европейцами в междоусобицу, оказались в отчаянном положении: от их былого могущества ничего не осталось. Им бы защищаться от внешних врагов, а они смотрели только на внутренних – брат убивал брата. Вот почему, выждав момент, варяги легко отбили у больного Дешт-и-Кипчака каганат Украину. Вот почему неопытные в степных боях «русские» пошли на правителей обескровленной Хазарии.
«Нет уз святее братства». Микроб раздора – Божья кара: Всевышний лишил степной народ разума!
К сожалению, много страниц истории Дешт-и-Кипча-ка останутся пустыми – не восстановить тех событий. Документы уничтожены. Лишь в архивах сохранились крохи – сведения о греках, которые в VIII–IX веках вели геноцид против кипчаков каганата Великая Булгария. Они записывали «в греков» прислуживавших кипчаков, приписывали себе пограничные земли булгар.
Есть архивные свидетельства и о том, как кичливые потомки Гомера кроме икон, фресок, статуй сжигали духовную литературу тюрков. Хранилища «древнеболгарских» книг. Где теперь следы от богатых библиотек, по которым училась Европа?.. А в костры сваливали горы книг, написанных рунами! Факт, который не опровергает даже энциклопедия «Христианство»; там, например, сообщается, что уже в XIX веке греки сожгли одну из последних библиотек «древнеболгарских» книг… Вот куда исчезло тюркское наследие!
На наш взгляд, именно греки в годы очередного булгарского геноцида назвали кипчакский язык «древнеболгарским» и, включив в него десяток-другой славянских слов, провозгласили «церковнославянским». Это они, как и римляне, физически уничтожали чужое духовенство, которое стояло на тенгрианских традициях… Травля велась страшная, великие мастера в черных сутанах вершили ее.
Только в архивах и остались по счастливой случайности разрозненные сведения, свидетели былого произвола… Вот почему Великая Степь названа сборищем «диких кочевников» и «поганых татар». Ничего другого о ней якобы не сохранилось.
Чтили Бога древние тюрки торжественно, с чистой душой обращались к Нему. И с небесным пением. Поэтому-то и припали к тюркскому духовному роднику сперва армянские, албанские, иверийские, потом византийские, римские и другие епископы: они увидели новую, истинную веру. И приняли ее святость.
Святой Доминик сжигает книги (художник Бурругете, 1440–1504). Вот так Европа расставалась с духовным наследием тюрков. Инквизиция продолжалась не один век
В Великой Степи европейцы услышали молитвы во имя Бога Небесного. Из Великой Степи увозили они обряды Его почитания… Как же многое забылось!
Действительно, «забывалась» тюркская культура в разных странах по-разному, но везде одинаково подло, с обманом. В Западной Европе первым наловчился подрубать ее корни римский папа Григорий Великий (590–604 годы папства). Само воплощение коварства.
Григорий происходил из знатного сенаторского рода, имел хорошее юридическое образование и блестящие административные навыки. После смерти отца он унаследовал огромное состояние, которое целиком вложил в обустройство монастырей, влачивших жалкое существование. Он прикормил монахов-бенедиктинцев, и они стали его тайной и надежной опорой в государстве, его ушами и глазами. Григорий не жалел средств на укрепление своей власти – экономические и политические заботы занимали папу не меньше богословских.
В 592 году, заключив мир с кипчаками, осевшими на севере Апеннинского полуострова (лангобардами, предками нынешних миланцев), он объявил папство неким центром средоточия тюркской духовной культуры в Европе[48]. Папа начал хитрейшую игру «ученого неведения» – Рим превратился в смиренного ребенка, который объявил о своем желании постичь тайны божественной истины.
К тюркам отправили легион папских агентов, в основном из числа монахов-бенедиктинцев. Они проникли в тюркские храмы – к самым святыням! – без малейшего труда, потому что папа Григорий с 591 года называл себя «епископом не римлян, но лангобардов». То есть тюрков?! Еще он себя называл «слугой слуг Божьих»… Каково было слышать такое честолюбивому кипчаку? Он – «слуга Божий» – обретал себе слугой папу римского. Но и это было не всё.
Григорий Великий, придя к тюркам, глубоко им поклонился и поверх своей папской одежды смиренно повязал капу – так по-тюркски называлась накидка, которую носили рабы (кулы). «Вот я, слуга слуг Божьих!..» – представился он. Кипчаки поверили этому лису в митре.
Подсылали к тюркам монахов-бенедиктинцев не случайно. Они, видимо, были тюрками, перешедшими на сторону Рима, прекрасно знали язык и обычаи Великой Степи и не подозревали о той гнусной роли, какую подобрал им папа римский.
А роль была простой – вжиться, внедриться, смириться, вызвать к себе симпатию. Иначе говоря, стать своими. Но при этом требовалось неявно сеять смуту, осуждать старые порядки, предлагать новые, играть на набожности народа… Словом, баламутить.
Папа Григорий все рассчитал правильно: говоря о сыне Божьем, монахи ненавязчиво «навязывали» его культ. Рано или поздно, полагал папа, кипчаки привыкнут к Христу, а значит, и к Риму… Друзья же и братья.
Доверительность отношений усиливалась тем, что римляне сами охотно шли на заимствования. Например, тогда в христианстве появилась традиция церковного пения, которая издавна была у тенгриан. Больше того, богослужение они у себя стали вести по тенгрианским «Апостольским правилам», которые написал для них тюрк Дионисий Малый… Всё в христианской Церкви строилось как у тенгриан, но для Христа.
Улыбка покорности не сходила с лица папы. Действительно, агенты Рима храмов не разрушали – они, как плесень, селились по углам.
В своем тайном послании папа Григорий инструктировал легатов: «Народ, лишь недавно узнавший христианство, но привыкший к своим храмам (выделено мною. – М. А.), станет приходить в них, как бы следуя обычаю, уже для того, чтобы поклоняться истинному Богу», то есть Христу. Без шума и крови орудовало у тюркских алтарей папское воинство. Так продолжалось два века, до папы Николая Великого.
С тех пор в обиход католической Церкви вошла, например, капа – та самая накидка раба – она так и называется «капа», но ее теперь украшают драгоценные камни, золотая вышивка… Тряпка, которая открыла римлянам лазейку в души тюрков.
Папа Григорий повёл настоящую идеологическую агрессию. Вторжение, которое простодушные тюрки, прозевали, – они ничего не поняли до сих пор. Их задушили в объятиях дружбы. Народ погибал, не видя лица врага. В дипломатии, в интригах тюрки полные невежды, воевать умели только в открытом бою – с оружием в руках. И на коне. И чтобы свист в ушах… В этом отчасти повинны традиции Великой Степи, они не предполагали подлости, которая оказалась нормой в отношениях между коренными европейцами. У Рима же был богатейший опыт именно закулисной борьбы – он умел подсыпать яд в бокал с вином даже самым близким друзьям.
Вот что писал в III веке об этом римском искусстве уже цитируемый Феликс Минуций: «Они строят жертвенники даже неизвестным неслыханным божествам. Так, присваивая святыни всех народов, они стали обладать и их царствами».
Как видим, история целиком повторилась и с тюрками. Ничего нового папа Григорий Великий не придумал, он действовал по старому, отработанному шаблону, который уже много раз выручал римлян.
Даже орден Григория Великого (им позже стала награждать Римская церковь особо отличившихся своих героев) по форме повторил тюркские ордена, известные еще до Аттилы. Брали все, что плохо лежало.
Забвение тюркской культуры в Европе шло по накатанной: официально ее никто не запрещал – ее просто перестали упоминать, и она забылась сама собой[49]. Уже к VIII веку политика насаждения христианства, начатая папой Григорием Великим, дала первые щедрые плоды – немало тюрков было на стороне папства, они стали его главным оружием и орудием в борьбе против Тенгри и всей тюркской духовной культуры. Свои громили своих.
Конечно, об эпохе разорения Великой Степи будут написаны правдивые книги. Пока о ней известно только из уст христианских историков. Эту победу католиков называют победой над арианством, сознательно упуская из виду, что египетский епископ Арий никакого отношения к Северной Европе не имел, что религия тюрков (единобожие!) существовала за восемь веков до рождения Ария!
Сохранилось немало сведений, как католики утверждали свои позиции в Северной Италии, на континенте, в Южной Англии. Хотя, конечно, не всё и не всюду протекало спокойно и гладко, находились общины, которые раскрывали коварство Рима и противились ему. В первую очередь это тюрки-богомилы, движение которых оформилось к X веку на территории Центральной Европы, затем тюрки-катары и тюрки-альбигойцы, которые приняли от богомилов эстафету борьбы за чистоту веры в Бога Небесного. Катары, например, возвратили себе тенгрианство, за что их (жителей современных Франции, Италии, Испании, Германии) называли хазарами или булгарами. Но силы были слишком неравными.
Вот, казалось бы, «несущественная» историческая деталь, которая многократно фигурировала даже в исторических романах. В средневековой Европе бытовало правило для аристократических родов – обязательный ритуальный поединок с драконом. Не победив своего дракона, молодой человек не мог называться рыцарем или аристократом, двери в замки соседей ему были закрыты… Но какого дракона должен был он победить? Что или кто подразумевался под этим мифическим образом?
Конечно, тюрки. Живых драконов в Европе не было. Образ дракона или змея, как известно, символизировал тюркскую культуру. Значит, от молодого человека требовалось публично отречься от предков, убить в себе память. За этим ритуальным поединком с драконом стояло убийство собственных предков!.. Нет, явно не самые глупые люди собрались в Ватикане.
Костер инквизиции. Показательно, обезображенный образ дракона (символ тюрков-кипчаков) в искусстве средневековья олицетворял темные силы
Или такой пример. У тюрков, приученных только к открытому бою, считалось великим позором наносить противнику колющий удар шашкой или кинжалом – он считался ударом исподтишка. Лишь прямой рубящий удар признавала Великая Степь. Даже в самой безвыходной ситуации гордый тюрк обязан был рубить, но не колоть: по правилам боя неприятель должен видеть удар.
И эту особенность тюркской психологии подметили римляне. В средневековых городах против тюрков они применили шпаги, стилеты и кортики. Колющее оружие. Оно имело явное преимущество перед шашкой в поединках на узких, запутанных улочках. По традициям Степи считалось также неприличным перед чужим домом сидеть на коне, полагалось сойти и вести коня за узду. В помещении тюрку вообще запрещалось обнажать оружие. Всё учли римляне.
Европе было не до честного боя… Шашка уступила шпаге. Победу своего оружия европейцы объясняли тем, что шпага по форме повторяла латинский крест. Это якобы символизировало победу Христа.
Были в истории Европы и крестовые походы, которые в действительности тоже прочитывались иначе, чем в «римской» редакции (эта тема для новой книги по новой истории)… Только к XV веку католики одержали полную победу над тенгрианством – его последние очаги были подавлены и залиты кровью прихожан.
Слово «Тенгри» исчезло из церковного лексикона как еретическое. (Имя Бога-Отца!) Но не исчезло тюркское упрямство. В XVI веке в Центральной Европе оформилось духовное движение – протестантизм… Стоявшие у его истоков последовательно выражали свою позицию, отрицая все римское. И не предлагая уже забытое тенгрианское.
В христианской Церкви к тому времени не было ни одного праздника, посвященного Богу-Отцу! Европа обезличила Бога Небесного и свою победу над Ним назвала эпохой Возрождения… Конечно, об этом надо писать отдельную книгу.
Находка из тюркских курганов: дракон-покровитель V–IV века до н. э.
После крещения Русь осваивала молитвы на том самом церковнославянском, канву которого составлял тюркский язык. Осваивала, поворотивши лицо на Восток, – по-тенгриански. И писала молитвы по-тюркски! Старинные церковные книги тому подтверждение.
Разве не показательно, что даже в русских изданиях Афанасия Никитина, тверского купца, побывавшего с 1466 по 1472 год за тремя морями, текст молитвы приводится на тюркском языке:
А вот ее перевод:
А Русь еръ Тангрыд сакласын,
Олло сакла, бу даниада муну кибит еръ акьтур,
нечик Урус ери бегляри акой тугиль;
у рус еръ абодан болсын; раст кам даретъ.
Олло, Худо, Бог, Данъиры!
Заканчивается молитва, как положено тенгрианским молитвам, словом «Бог»: Алла, Ходай, Бог, Тенгри… Тюркское же духовенство сидело на Руси!
А Русская земля – да сохранит ее Бог.
Боже, сохрани ее!
В этом мире нет такой прекрасной страны,
хотя беки Русской земли несправедливы.
Да устроится Русская земля
И да будет в ней справедливость!
О трагедии собратьев – тюрков Европы – в Дешт-и-Кипчаке, видимо, не знали: Рим и Константинополь не афишировали своих побед. Барьер между Востоком и Западом был практически непроницаемым. Особенно с восточной стороны: не принято было ездить в Европу, неприлично было говорить о ней, отступившей от Бога.
Лишь когда все утихло и греки в XV веке подписали Флорентийскую унию, папа римский стал посматривать далеко на восток – в сторону восходящего солнца. Он будто вспомнил, что «свет начинается с Востока». Папство задумало новую идеологическую интервенцию, назвав ее «третий Рим».
Идея «третьего Рима» предельно проста – создать филиал римской власти в Восточной Европе. Византия во Флорентийской унии признала себя подчиненной папе, став «вторым Римом» для Центральной Европы. Нужен был «третий», чтобы через него властвовать до Урала и далее на восток. А главное – уничтожить заклятого врага папы, Дешт-и-Кипчак с его ненавистным тенгрианством.
Папские аналитики смотрели на Польшу, Литву и на Русь. Кому отдать первенство? Эти страны, с их точки зрения, вполне подходили для заготовленной роли.
На Руси идею «третьего Рима» первым огласил псковский монах Филофей в начале XVI века. И она стала политической теорией Московской Руси. С ней связали убеждение, что Русь – безупречнейшее и благочестивейшее царство на свете…
Греки, взявшие на себя роль режиссеров-постановщиков будущей трагедии, опекали «третий Рим» как могли, они чувствовали, что Москва жаждала заполучить новую роль любой ценой. Но по сценарию от нее требовалось «превзойти всех благочестием». Тогда и начали перекочевывать страницы тюркской истории в историю Московской Руси.
Фальсификация, откровенный обман лучше всего, пожалуй, прочитываются в истории церковного раскола, который завершился в 1666 году. Это – венец лжи, умело оставленный российскими историками без внимания.
Тогда, в конце 1666 года, колокольные звоны в Москве вдруг переменились. «Звонят к церковному пению дрянью, аки на пожар гонят или врасплох бьют», – говорили люди. К чему колокола изменили себе?