— Он не в своем уме, капитан. Видели бы вы его глаза!
Хардинг сочувственно улыбнулся, но я догадался, что участившиеся инциденты со скаутмастером он объясняет моей неопытностью — ведь я, что ни говори, летал без году неделя.
Путешествие из Южной Америки к первому из островов Тихого океана было спокойным и приятным. Внизу расстилалась бескрайняя синяя гладь; над нами ослепительно сияло солнце.
Однако, когда показался атолл Пукапука, мы приняли по телефону сообщение о буре, разыгравшейся в районе Папеэте. Вскоре телефонная связь прервалась из-за сильных помех, но трудностей с управлением кораблем мы пока не испытывали и надеялись прибыть на Таити по расписанию. Стюарды предупредили пассажиров о возможной болтанке. Стремясь уйти от штормового ветра, мы поднялись на высоту две с половиной тысячи футов. Инженеры в двигательных гондолах получили команду «полный вперед», но было поздно.
Внезапно свет за бортом померк; только призрачные серые лучи проникали через иллюминаторы. На мостике и в гондоле зажглись электрические лампы. Мгновение спустя разразилась гроза Казалось, нас обстреливают тысячи пулеметов — с таким грохотом били о корпус градины. Температура на мостике падала с умопомрачительной быстротой, и мы дрожали от холода, пока не заработала автоматическая отопительная система. «Лох-Итайв» тоже подрагивал, уверенно пронизывая клубящуюся черную тучу. Страха мы не испытывали — корпус корабля надежно защищал нас от молний.
В конце концов мы вырвались из тучи и увидели внизу бушующее море.
— Рад, что я здесь, а не там, — ухмыльнулся Хардинг, глядя вниз. — Хорошо, что на свете существуют воздушные корабли.
Из телефонных приемников, установленных на мостике, зазвучала легкая музыка. Шкипер велел второму помощнику выключить их,
— Никак не возьму в толк, для чего это нужно.
Корабль неожиданно провалился на несколько футов. Мой желудок подскочил к горлу, а страх запустил в душу свои холодные щупальца. Впервые с тех пор, как майор Хоуэл подобрал меня в Теку Бенга, я испытал тревогу на борту воздушного корабля.
— Н-да, погодка не балует, — пробормотал капитан, застегивая китель. — Вряд ли бывает хуже в это время года, Рулевой-два, как высота?
— Полный порядок, сэр.
Отворилась дверь, на мостик вошел третий помощник. Он был взволнован.
— Что случилось? — спросил я.
— А, дьявол! — воскликнул он. — Только что поцапался с твоим приятелем, Бастейбл. Чертов Ковбой! Закатил, понимаешь, истерику, требуя спасательные плоты и парашюты. Это же просто берсерк, а не пассажир! Сколько летаю, впервые встречаю такого! Втемяшил себе в голову, что мы падаем.
Я улыбнулся Хардингу, тот невесело ухмыльнулся в ответ.
— Что вы ему сказали? — спросил он третьего помощника.
— Кажется, мне удалось его немного успокоить. Знали бы вы, как хотелось врезать ему в челюсть!
— Ну, это уж совсем ни к чему, — сказал капитан, раскуривая трубку. Вряд ли хозяева погладят нас по головке, если он подаст в суд. К тому же, это особый случай — нельзя ударить лицом в грязь перед «Американскими Императорскими».
Третий помощник повернулся ко мне.
— Тебя он тоже стращал? Говорил, что у него большие связи в Вашингтоне? Обещал позаботиться, чтобы тебя вышвырнули со службы?
Я рассмеялся.
— Нет, до этого у нас еще не дошло.
Град забарабанил сильнее, ветер взревел, словно осерчав на корабль, вторгшийся в его царство. «Лох-Итайв» снова попал в воздушную яму и содрогнулся всем корпусом. Снаружи было темно как ночью, молнии клевали лайнер со всех сторон. Не зная, чей еще заняться, я направился к выходу, чтобы успокоить пассажиров.
Едва я протянул руку к двери, она распахнулась, и на мостик вбежал Эган — воплощение паники. За ним гурьбой ввалились бледные скауты.
Потрясая над головой посохом, Эган наступал на Хардинга.
— Я отвечаю за этих мальчиков! Мне доверена их жизнь! Я требую, чтобы нам немедленно выдали парашюты и спасательные плоты!
— Сэр, прошу вас немедленно вернуться в свою каюту, — спокойно произнес Хардинг. — Кораблю не угрожает никакая опасность. Если у вас разгулялись нервы, обратитесь к врачу — он даст вам успокоительное.
Ковбой Робби завопил что-то совершенно неразборчивое. Сунув в рот трубку, капитан повернулся к консоли и буркнул:
— Будьте любезны, сэр, покиньте мостик.
Я шагнул к Эгану.
— Сэр, полагаю, будет лучше всего…
Но Эган не слушал меня. Его мясистая пятерня ударила капитана по плечу.
— Капитан, вы от меня так просто не отвяжетесь. Я имею право…
Шкипер повернулся к нам и холодно произнес:
— Надеюсь, кто-нибудь выведет отсюда этого джентльмена.
Мы с третьим помощником схватили Эгана под руки и потащили к выходу. Вопреки нашим ожиданиям, он почти не сопротивлялся. Его трясло от страха.
В крытом переходе я подозвал двух матросов и поручил им отвести Эгана в его каюту. Меня возмутило бесцеремонное обращение скаутмастера с нашим капитаном, и я боялся, что не удержусь от рукоприкладства.
Возвратясь на мостик, я увидел, что Хардинг как ни в чем не бывало посасывает трубку.
— Чертов неврастеник, — проворчал он, ни к кому не обращаясь. — Ну, да Бог с ним. Надеюсь, шторм скоро утихнет…
Глава III
Глава IV
Хардинг сочувственно улыбнулся, но я догадался, что участившиеся инциденты со скаутмастером он объясняет моей неопытностью — ведь я, что ни говори, летал без году неделя.
Путешествие из Южной Америки к первому из островов Тихого океана было спокойным и приятным. Внизу расстилалась бескрайняя синяя гладь; над нами ослепительно сияло солнце.
Однако, когда показался атолл Пукапука, мы приняли по телефону сообщение о буре, разыгравшейся в районе Папеэте. Вскоре телефонная связь прервалась из-за сильных помех, но трудностей с управлением кораблем мы пока не испытывали и надеялись прибыть на Таити по расписанию. Стюарды предупредили пассажиров о возможной болтанке. Стремясь уйти от штормового ветра, мы поднялись на высоту две с половиной тысячи футов. Инженеры в двигательных гондолах получили команду «полный вперед», но было поздно.
Внезапно свет за бортом померк; только призрачные серые лучи проникали через иллюминаторы. На мостике и в гондоле зажглись электрические лампы. Мгновение спустя разразилась гроза Казалось, нас обстреливают тысячи пулеметов — с таким грохотом били о корпус градины. Температура на мостике падала с умопомрачительной быстротой, и мы дрожали от холода, пока не заработала автоматическая отопительная система. «Лох-Итайв» тоже подрагивал, уверенно пронизывая клубящуюся черную тучу. Страха мы не испытывали — корпус корабля надежно защищал нас от молний.
В конце концов мы вырвались из тучи и увидели внизу бушующее море.
— Рад, что я здесь, а не там, — ухмыльнулся Хардинг, глядя вниз. — Хорошо, что на свете существуют воздушные корабли.
Из телефонных приемников, установленных на мостике, зазвучала легкая музыка. Шкипер велел второму помощнику выключить их,
— Никак не возьму в толк, для чего это нужно.
Корабль неожиданно провалился на несколько футов. Мой желудок подскочил к горлу, а страх запустил в душу свои холодные щупальца. Впервые с тех пор, как майор Хоуэл подобрал меня в Теку Бенга, я испытал тревогу на борту воздушного корабля.
— Н-да, погодка не балует, — пробормотал капитан, застегивая китель. — Вряд ли бывает хуже в это время года, Рулевой-два, как высота?
— Полный порядок, сэр.
Отворилась дверь, на мостик вошел третий помощник. Он был взволнован.
— Что случилось? — спросил я.
— А, дьявол! — воскликнул он. — Только что поцапался с твоим приятелем, Бастейбл. Чертов Ковбой! Закатил, понимаешь, истерику, требуя спасательные плоты и парашюты. Это же просто берсерк, а не пассажир! Сколько летаю, впервые встречаю такого! Втемяшил себе в голову, что мы падаем.
Я улыбнулся Хардингу, тот невесело ухмыльнулся в ответ.
— Что вы ему сказали? — спросил он третьего помощника.
— Кажется, мне удалось его немного успокоить. Знали бы вы, как хотелось врезать ему в челюсть!
— Ну, это уж совсем ни к чему, — сказал капитан, раскуривая трубку. Вряд ли хозяева погладят нас по головке, если он подаст в суд. К тому же, это особый случай — нельзя ударить лицом в грязь перед «Американскими Императорскими».
Третий помощник повернулся ко мне.
— Тебя он тоже стращал? Говорил, что у него большие связи в Вашингтоне? Обещал позаботиться, чтобы тебя вышвырнули со службы?
Я рассмеялся.
— Нет, до этого у нас еще не дошло.
Град забарабанил сильнее, ветер взревел, словно осерчав на корабль, вторгшийся в его царство. «Лох-Итайв» снова попал в воздушную яму и содрогнулся всем корпусом. Снаружи было темно как ночью, молнии клевали лайнер со всех сторон. Не зная, чей еще заняться, я направился к выходу, чтобы успокоить пассажиров.
Едва я протянул руку к двери, она распахнулась, и на мостик вбежал Эган — воплощение паники. За ним гурьбой ввалились бледные скауты.
Потрясая над головой посохом, Эган наступал на Хардинга.
— Я отвечаю за этих мальчиков! Мне доверена их жизнь! Я требую, чтобы нам немедленно выдали парашюты и спасательные плоты!
— Сэр, прошу вас немедленно вернуться в свою каюту, — спокойно произнес Хардинг. — Кораблю не угрожает никакая опасность. Если у вас разгулялись нервы, обратитесь к врачу — он даст вам успокоительное.
Ковбой Робби завопил что-то совершенно неразборчивое. Сунув в рот трубку, капитан повернулся к консоли и буркнул:
— Будьте любезны, сэр, покиньте мостик.
Я шагнул к Эгану.
— Сэр, полагаю, будет лучше всего…
Но Эган не слушал меня. Его мясистая пятерня ударила капитана по плечу.
— Капитан, вы от меня так просто не отвяжетесь. Я имею право…
Шкипер повернулся к нам и холодно произнес:
— Надеюсь, кто-нибудь выведет отсюда этого джентльмена.
Мы с третьим помощником схватили Эгана под руки и потащили к выходу. Вопреки нашим ожиданиям, он почти не сопротивлялся. Его трясло от страха.
В крытом переходе я подозвал двух матросов и поручил им отвести Эгана в его каюту. Меня возмутило бесцеремонное обращение скаутмастера с нашим капитаном, и я боялся, что не удержусь от рукоприкладства.
Возвратясь на мостик, я увидел, что Хардинг как ни в чем не бывало посасывает трубку.
— Чертов неврастеник, — проворчал он, ни к кому не обращаясь. — Ну, да Бог с ним. Надеюсь, шторм скоро утихнет…
Глава III
СТЫЧКА И… РАЗЖАЛОВАНИЕ
Когда мы наконец достигли берегов Таити и в поисках аэропарка спустились ниже облаков, стало ясно, что чудовищный тайфун обрушился и на остров. Воздушный корабль мотало, точно щепку, и рулевые изо всех сил старались удержать его на курсе.
Целые пальмовые рощи были выкорчеваны ветром; многие здания получили серьезные повреждения. В аэропарке уцелело только три мачты, и все оказались заняты — к ним было пришвартовано два корабля, удерживаемых паутиной дополнительных тросов.
Оценив обстановку, шкипер приказал первому рулевому кружить над аэропарком и покинул мостик. «Сейчас вернусь», — только и сказал он. Третий помощник подмигнул мне.
— Держу пари — пошел тяпнуть рому… А что прикажешь делать? Сначала шторм, потом этот Эган…
На полной скорости наш огромный корабль описывал круги над островом, борясь с завывающим ветром, который, похоже, не собирался стихать. Время от времени я смотрел вниз, на аэропарк, и видел, что ураган свирепствует и там.
Прошла четверть часа, а капитан все не возвращался.
— Что-то долго, — заметил я. — Не похоже на него.
Третий помощник попробовал связаться с каютой шкипера по телефону, но там никто не отвечал.
— Может, он уже идет сюда, — предположил помощник.
Через пять минут он послал свободного от вахты матроса проверить, все ли в порядке. Вскоре тот в ужасе прибежал обратно.
— Капитан, сэр… Наверху, у склада парашютов… Кажется, он ранен, сэр. Доктор уже идет.
— У склада парашютов? Что он там делал?
Поскольку никто из вахтенных офицеров не имел права покинуть мостик без приказа, то с матросом отправился я. Мы прошли по узкому коридору, поднялись к офицерским каютам, миновали апартаменты шкипера и наконец оказались у подножья трапа, ведущего к хранилищу спасательного снаряжения. В полумраке я увидел лежащего в футе от лестницы капитана Хардинга и опустился рядом с ним на колени.
— Упал с этого треклятого трапа, — процедил он, морщась от боли. — Кажется, ногу сломал. — Корабль содрогнулся от очередного порыва ветра. — Эган, сволочь… Пытался вскрыть ящик с парашютами… Я поднялся, велел ему проваливать, а он толкнул меня… Ох!..
— Где он сейчас, сэр?
— Сбежал. Испугался, наверное…
Появился врач, осмотрел ногу капитана.
— Боюсь, это перелом. Вам надо немедленно в больницу.
Я перехватил полный страха взгляд шкипера. Если он сейчас окажется на земле, то окажется там навсегда: ведь Хардинг давно перешагнул пенсионный возраст. Скаутмастер Эган недрогнувшей рукой поставил точку на его карьере воздухоплавателя. На всей его жизни. Попадись мне Эган в тот момент, я убил бы подлеца собственными руками!
Буря утихла, и через полчаса мы стояли у причальной мачты. Небо очистилось, показалось солнце, и остров засиял во всей своей красе. Если бы не несколько разрушенных зданий да сломанных деревьев, вы бы никогда не подумали, что здесь недавно бушевал тайфун.
Чуть позже я увидел, как медики осторожно подняли и понесли на нос корабля носилки с капитаном Хардингом, увидел, как его спустили на землю, где уже был разбит полевой лазарет… Я знал, что больше никогда не встречусь со своим шкипером, и невыразимая печаль наполнила мое сердце. Господи, как я ненавидел Эгана! Никого в своей жизни я не презирал столь сильно. В этом мире Будущего Хардинг был одним из немногих людей, к кому а испытывал чувство привязанности. Наверное, из-за того, что Хардинг — старик, и потому ближе, так сказать, к моему времени, чем к своему собственному. А теперь нам приходится расставаться… Не могу передать, каким одиноким я чувствовал себя в эту минуту. Я решил уделить «капитану» Эгану особое внимание.
Мы пролетели над Тонга и держали курс на Сидней. При слабом (по сравнению с недавним штормом) встречном ветре скорость наша составляла почти сто двадцать миль в час.
Пока «Лох-Итайв» стоял на Таити, Эган и его скауты обедали за своими дурацкими ширмами, все остальное время почти не выходя из кают. Создавалось впечатление, что американец напуган собственной выходкой и рад, что легко отделался. Как-то раз мы случайно столкнулись в коридоре — он отвел взгляд и, не сказав ни слова, пошел своей дорогой. Однако затем произошло несчастье, послужившее толчком к дальнейшим событиям.
Однажды вечером, перед тем, как мы должны были прибыть в Сидней, на мостике прозвучал сигнал тревоги из столовой третьего класса. Идти и разбираться было моей обязанностью, и я нехотя отправился в обеденный зал. В углу, около ведущей на камбуз двери, толпились люди. Стюарды в белой форме, матросы в темно-синих мундирах, пассажиры в вечерних костюмах, их спутницы в коротких платьицах — все толкались и кричали, окружив человека, одетого в знакомые шорты цвета хаки и зеленую рубашку юного берейтора. Чуть поодаль кучкой стояли перепуганные скауты. С побагровевшим лицом, отмахиваясь своим посохом от тех, кто хотел приблизиться. Эган что-то нечленораздельно вопил. Я разобрал только одно слово.
— Ниггеры! Ниггеры!.. Ниггеры!
В стороне несколько индийских клерков что-то втолковывали офицеру, который вызвал меня.
— Что здесь происходит, Муир? — спросил я.
Он покачал головой.
— Как я понял, этот джентльмен, — он указал на одного из индийцев, — попросил соль со стола мистера Эгана. В ответ мистер Эган ударил его… а затем взялся за его друзей.
Только теперь я увидел на лбу пострадавшего пассажира большущий синяк. Кое-как совладав с собой, я громко сказал:
— Так, господа! Не будете ли вы так любезны немного расступиться? Пожалуйста, отойдите.
Слава Богу, пассажиры и обслуживающий персонал послушались.
Эган, тяжело дыша и глядя вокруг себя безумными глазами, оказался в центре круга. Внезапно он отпрыгнул к ближайшему столу и пригнулся, держа посох наготове. Я должен был говорить вежливо — во-первых, чтобы не опорочить доброе имя компании и свой мундир, а во-вторых, чтобы Эган успокоился и больше никому не причинил вреда. Взять себя в руки оказалось непросто — ненависть к этому человеку переполняла меня — но я постарался хоть как-то извинить его, посмотреть на происшедшее с некоторой долей юмора.
— Все в порядке, капитан Эган. Если вы попросите прощения у джентльмена, которого ударили…
— Прощения? У этого ублюдка?
Эган взревел и замахнулся на меня посохом. Уклонившись, я перехватил его и, дернув, выволок американца из-за стола. Никто не осудил бы меня, если б я его ударил… но я не хотел уподобляться этому типу. Эган почти вплотную приблизил ко мне искаженное яростью лицо и прорычал:
— Отпусти мой посох… и иди целуйся со своими черномазыми, ты, британская свинья!
Этого я стерпеть уже не мог.
Я плохо помню, как нанес первый удар. Помню лишь, что бил, бил его, пока меня не оттащили; помню, как кричал что-то невразумительное о покалеченном шкипере. Помню кровь, струившуюся по разбитому лицу, его палку в моих руках — поднимающуюся и опускающуюся… Потом матросы оттащили меня, и стало вдруг очень тихо. Эган лежал на полу — весь в крови, без сознания, а может быть, даже мертвый.
Потрясенный содеянным, я обернулся и увидел ошарашенные лица скаутов, пассажиров, членов экипажа. Увидел бегущего ко мне второго помощника — ныне исполняющего обязанности командира корабля. Офицер склонился над Эганом, а я спросил:
— Он умер?
— Живехонек, — ответил кто-то. — А жаль…
Второй помощник повернулся ко мне.
— Освальд, бедолага! Что ты натворил? Теперь жди неприятностей.
Разумеется, я был отстранен от своих обязанностей и сразу по прибытии в Сидней доложил о случившемся в местное отделение СВП. Все мне сочувствовали, особенно когда офицеры «Лох-Итайва» рассказали во всех подробностях, как было дело. Однако Эган успел изложить газетам свою версию. И произошло самое неприятное.
«АМЕРИКАНСКИЙ ТУРИСТ ИЗБИТ ОФИЦЕРОМ ПОЛИЦИИ!» — так, к примеру, написала «Сидней Геральд». Большинство сообщений об этом инциденте, помещенных на первой полосе, носило откровенно сенсационный характер. Репортеры не забыли упомянуть и компанию, и название корабля. Прошлись они и по всей недавно созданной ЕИВ службе СВП. «Этого ли должны мы ждать от людей, призванных защищать нас?» — вопрошала какая-то газетенка. У пассажиров брали интервью, цитировали невразумительные оправдания, даваемые представительством компании в Сиднее… Прессе я, естественно, ничего не сообщил, и некоторые газеты расценили мое молчание как признание вины — мол, я первый набросился на Эгана, вознамерясь его убить безо всяких на то оснований. Потом пришла телеграмма от моего начальства: «НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В ЛОНДОН».
В моей душе поселилось уныние. Летя в Лондон на военном корабле «Беспощадный», я мог думать лишь о своей тяжелой судьбе. Оправдания ждать не приходилось, поскольку в этом деле оказалась замешана армия. Несомненно, я попаду под трибунал, и меня уволят со службы. Хорошенькая перспектива!..
Прибыв в Лондон, я был немедленно доставлен в небольшой военный аэропарк неподалеку от Лаймхауса, где находилась штаб-квартира СВП, и посажен под замок в казарме — до тех пор, пока командование и военное ведомство не решат мою участь.
В конце концов Эган был вынужден отказаться от своих обвинений, выдвинутых против каждого, кто находился на «Лох-Итайве», и признать, что в этом конфликте виноват он сам. Но на меня все еще смотрели косо, и угроза трибунала по-прежнему висела надо мной.
Несколькими днями позже меня вызвали к начальству. Генерал-майор Фрай, человек очень порядочный, вояка старой закваски, прекрасно понимал мое состояние, но, предложив сесть, высказал свое мнение крайне резко:
— Слушайте, Бастейбл, я знаю, через что вы прошли. Сначала амнезия, теперь этот… ну, скажем, приступ… Назовем это приступом ярости, договорились? Бывает. Но… видите ли, мы не уверены, что это не повторится. Я имею в виду… э-э… слабая черепушка и все такое… Ну, какое-нибудь пустяковое замыкание в мозгах… Понимаете?
Я криво усмехнулся.
— Думаете, я сумасшедший?
— Нет-нет. Конечно, нет. Скажем, шалят нервишки… Короче говоря, что бы у вас там ни было, я хочу, чтобы вы подали в отставку.
Он смущенно кашлянул и, не глядя мне в глаза, предложил сигару. Я отказался. Затем встал и отдал честь.
— Сэр, я все понимаю. И крайне признателен за то, что вы позволили мне самому сделать это. Разумеется, я подам в отставку… утром. Вас устроит?
— Вполне… Что ж, вы свободны. Жаль терять вас. Удачи, Бастейбл. Все офицеры на вашей стороне, поэтому, думаю, Макафи неприятностей не доставит. Кроме того, капитан Хардинг замолвил за вас словечко.
— Я не знал этого… Спасибо, сэр.
— Не за что. До свидания, Бастейбл. — Он встал и пожал мне руку. — Да, кстати. Мне сказали, что ваш брат хочет с вами встретиться. Сегодня вечером он будет ждать в Королевском Аэроклубе.
— Мой брат?
— А вы и о его существовании забыли?
Не было у меня никакого брата!.. То есть, было — целых три, но все остались в девятьсот втором. Чувствуя себя так, будто и впрямь сошел с ума, я вернулся к себе, написал рапорт об отставке, собрал нехитрые пожитки, переоделся в штатское и, поймав электрокэб, поехал на Пикадилли — в Королевский Аэроклуб. Зачем кому-то понадобилось выдавать себя за моего брата? Конечно, есть простое объяснение — ошибка, но я не был в этом уверен.
Целые пальмовые рощи были выкорчеваны ветром; многие здания получили серьезные повреждения. В аэропарке уцелело только три мачты, и все оказались заняты — к ним было пришвартовано два корабля, удерживаемых паутиной дополнительных тросов.
Оценив обстановку, шкипер приказал первому рулевому кружить над аэропарком и покинул мостик. «Сейчас вернусь», — только и сказал он. Третий помощник подмигнул мне.
— Держу пари — пошел тяпнуть рому… А что прикажешь делать? Сначала шторм, потом этот Эган…
На полной скорости наш огромный корабль описывал круги над островом, борясь с завывающим ветром, который, похоже, не собирался стихать. Время от времени я смотрел вниз, на аэропарк, и видел, что ураган свирепствует и там.
Прошла четверть часа, а капитан все не возвращался.
— Что-то долго, — заметил я. — Не похоже на него.
Третий помощник попробовал связаться с каютой шкипера по телефону, но там никто не отвечал.
— Может, он уже идет сюда, — предположил помощник.
Через пять минут он послал свободного от вахты матроса проверить, все ли в порядке. Вскоре тот в ужасе прибежал обратно.
— Капитан, сэр… Наверху, у склада парашютов… Кажется, он ранен, сэр. Доктор уже идет.
— У склада парашютов? Что он там делал?
Поскольку никто из вахтенных офицеров не имел права покинуть мостик без приказа, то с матросом отправился я. Мы прошли по узкому коридору, поднялись к офицерским каютам, миновали апартаменты шкипера и наконец оказались у подножья трапа, ведущего к хранилищу спасательного снаряжения. В полумраке я увидел лежащего в футе от лестницы капитана Хардинга и опустился рядом с ним на колени.
— Упал с этого треклятого трапа, — процедил он, морщась от боли. — Кажется, ногу сломал. — Корабль содрогнулся от очередного порыва ветра. — Эган, сволочь… Пытался вскрыть ящик с парашютами… Я поднялся, велел ему проваливать, а он толкнул меня… Ох!..
— Где он сейчас, сэр?
— Сбежал. Испугался, наверное…
Появился врач, осмотрел ногу капитана.
— Боюсь, это перелом. Вам надо немедленно в больницу.
Я перехватил полный страха взгляд шкипера. Если он сейчас окажется на земле, то окажется там навсегда: ведь Хардинг давно перешагнул пенсионный возраст. Скаутмастер Эган недрогнувшей рукой поставил точку на его карьере воздухоплавателя. На всей его жизни. Попадись мне Эган в тот момент, я убил бы подлеца собственными руками!
Буря утихла, и через полчаса мы стояли у причальной мачты. Небо очистилось, показалось солнце, и остров засиял во всей своей красе. Если бы не несколько разрушенных зданий да сломанных деревьев, вы бы никогда не подумали, что здесь недавно бушевал тайфун.
Чуть позже я увидел, как медики осторожно подняли и понесли на нос корабля носилки с капитаном Хардингом, увидел, как его спустили на землю, где уже был разбит полевой лазарет… Я знал, что больше никогда не встречусь со своим шкипером, и невыразимая печаль наполнила мое сердце. Господи, как я ненавидел Эгана! Никого в своей жизни я не презирал столь сильно. В этом мире Будущего Хардинг был одним из немногих людей, к кому а испытывал чувство привязанности. Наверное, из-за того, что Хардинг — старик, и потому ближе, так сказать, к моему времени, чем к своему собственному. А теперь нам приходится расставаться… Не могу передать, каким одиноким я чувствовал себя в эту минуту. Я решил уделить «капитану» Эгану особое внимание.
Мы пролетели над Тонга и держали курс на Сидней. При слабом (по сравнению с недавним штормом) встречном ветре скорость наша составляла почти сто двадцать миль в час.
Пока «Лох-Итайв» стоял на Таити, Эган и его скауты обедали за своими дурацкими ширмами, все остальное время почти не выходя из кают. Создавалось впечатление, что американец напуган собственной выходкой и рад, что легко отделался. Как-то раз мы случайно столкнулись в коридоре — он отвел взгляд и, не сказав ни слова, пошел своей дорогой. Однако затем произошло несчастье, послужившее толчком к дальнейшим событиям.
Однажды вечером, перед тем, как мы должны были прибыть в Сидней, на мостике прозвучал сигнал тревоги из столовой третьего класса. Идти и разбираться было моей обязанностью, и я нехотя отправился в обеденный зал. В углу, около ведущей на камбуз двери, толпились люди. Стюарды в белой форме, матросы в темно-синих мундирах, пассажиры в вечерних костюмах, их спутницы в коротких платьицах — все толкались и кричали, окружив человека, одетого в знакомые шорты цвета хаки и зеленую рубашку юного берейтора. Чуть поодаль кучкой стояли перепуганные скауты. С побагровевшим лицом, отмахиваясь своим посохом от тех, кто хотел приблизиться. Эган что-то нечленораздельно вопил. Я разобрал только одно слово.
— Ниггеры! Ниггеры!.. Ниггеры!
В стороне несколько индийских клерков что-то втолковывали офицеру, который вызвал меня.
— Что здесь происходит, Муир? — спросил я.
Он покачал головой.
— Как я понял, этот джентльмен, — он указал на одного из индийцев, — попросил соль со стола мистера Эгана. В ответ мистер Эган ударил его… а затем взялся за его друзей.
Только теперь я увидел на лбу пострадавшего пассажира большущий синяк. Кое-как совладав с собой, я громко сказал:
— Так, господа! Не будете ли вы так любезны немного расступиться? Пожалуйста, отойдите.
Слава Богу, пассажиры и обслуживающий персонал послушались.
Эган, тяжело дыша и глядя вокруг себя безумными глазами, оказался в центре круга. Внезапно он отпрыгнул к ближайшему столу и пригнулся, держа посох наготове. Я должен был говорить вежливо — во-первых, чтобы не опорочить доброе имя компании и свой мундир, а во-вторых, чтобы Эган успокоился и больше никому не причинил вреда. Взять себя в руки оказалось непросто — ненависть к этому человеку переполняла меня — но я постарался хоть как-то извинить его, посмотреть на происшедшее с некоторой долей юмора.
— Все в порядке, капитан Эган. Если вы попросите прощения у джентльмена, которого ударили…
— Прощения? У этого ублюдка?
Эган взревел и замахнулся на меня посохом. Уклонившись, я перехватил его и, дернув, выволок американца из-за стола. Никто не осудил бы меня, если б я его ударил… но я не хотел уподобляться этому типу. Эган почти вплотную приблизил ко мне искаженное яростью лицо и прорычал:
— Отпусти мой посох… и иди целуйся со своими черномазыми, ты, британская свинья!
Этого я стерпеть уже не мог.
Я плохо помню, как нанес первый удар. Помню лишь, что бил, бил его, пока меня не оттащили; помню, как кричал что-то невразумительное о покалеченном шкипере. Помню кровь, струившуюся по разбитому лицу, его палку в моих руках — поднимающуюся и опускающуюся… Потом матросы оттащили меня, и стало вдруг очень тихо. Эган лежал на полу — весь в крови, без сознания, а может быть, даже мертвый.
Потрясенный содеянным, я обернулся и увидел ошарашенные лица скаутов, пассажиров, членов экипажа. Увидел бегущего ко мне второго помощника — ныне исполняющего обязанности командира корабля. Офицер склонился над Эганом, а я спросил:
— Он умер?
— Живехонек, — ответил кто-то. — А жаль…
Второй помощник повернулся ко мне.
— Освальд, бедолага! Что ты натворил? Теперь жди неприятностей.
Разумеется, я был отстранен от своих обязанностей и сразу по прибытии в Сидней доложил о случившемся в местное отделение СВП. Все мне сочувствовали, особенно когда офицеры «Лох-Итайва» рассказали во всех подробностях, как было дело. Однако Эган успел изложить газетам свою версию. И произошло самое неприятное.
«АМЕРИКАНСКИЙ ТУРИСТ ИЗБИТ ОФИЦЕРОМ ПОЛИЦИИ!» — так, к примеру, написала «Сидней Геральд». Большинство сообщений об этом инциденте, помещенных на первой полосе, носило откровенно сенсационный характер. Репортеры не забыли упомянуть и компанию, и название корабля. Прошлись они и по всей недавно созданной ЕИВ службе СВП. «Этого ли должны мы ждать от людей, призванных защищать нас?» — вопрошала какая-то газетенка. У пассажиров брали интервью, цитировали невразумительные оправдания, даваемые представительством компании в Сиднее… Прессе я, естественно, ничего не сообщил, и некоторые газеты расценили мое молчание как признание вины — мол, я первый набросился на Эгана, вознамерясь его убить безо всяких на то оснований. Потом пришла телеграмма от моего начальства: «НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В ЛОНДОН».
В моей душе поселилось уныние. Летя в Лондон на военном корабле «Беспощадный», я мог думать лишь о своей тяжелой судьбе. Оправдания ждать не приходилось, поскольку в этом деле оказалась замешана армия. Несомненно, я попаду под трибунал, и меня уволят со службы. Хорошенькая перспектива!..
Прибыв в Лондон, я был немедленно доставлен в небольшой военный аэропарк неподалеку от Лаймхауса, где находилась штаб-квартира СВП, и посажен под замок в казарме — до тех пор, пока командование и военное ведомство не решат мою участь.
В конце концов Эган был вынужден отказаться от своих обвинений, выдвинутых против каждого, кто находился на «Лох-Итайве», и признать, что в этом конфликте виноват он сам. Но на меня все еще смотрели косо, и угроза трибунала по-прежнему висела надо мной.
Несколькими днями позже меня вызвали к начальству. Генерал-майор Фрай, человек очень порядочный, вояка старой закваски, прекрасно понимал мое состояние, но, предложив сесть, высказал свое мнение крайне резко:
— Слушайте, Бастейбл, я знаю, через что вы прошли. Сначала амнезия, теперь этот… ну, скажем, приступ… Назовем это приступом ярости, договорились? Бывает. Но… видите ли, мы не уверены, что это не повторится. Я имею в виду… э-э… слабая черепушка и все такое… Ну, какое-нибудь пустяковое замыкание в мозгах… Понимаете?
Я криво усмехнулся.
— Думаете, я сумасшедший?
— Нет-нет. Конечно, нет. Скажем, шалят нервишки… Короче говоря, что бы у вас там ни было, я хочу, чтобы вы подали в отставку.
Он смущенно кашлянул и, не глядя мне в глаза, предложил сигару. Я отказался. Затем встал и отдал честь.
— Сэр, я все понимаю. И крайне признателен за то, что вы позволили мне самому сделать это. Разумеется, я подам в отставку… утром. Вас устроит?
— Вполне… Что ж, вы свободны. Жаль терять вас. Удачи, Бастейбл. Все офицеры на вашей стороне, поэтому, думаю, Макафи неприятностей не доставит. Кроме того, капитан Хардинг замолвил за вас словечко.
— Я не знал этого… Спасибо, сэр.
— Не за что. До свидания, Бастейбл. — Он встал и пожал мне руку. — Да, кстати. Мне сказали, что ваш брат хочет с вами встретиться. Сегодня вечером он будет ждать в Королевском Аэроклубе.
— Мой брат?
— А вы и о его существовании забыли?
Не было у меня никакого брата!.. То есть, было — целых три, но все остались в девятьсот втором. Чувствуя себя так, будто и впрямь сошел с ума, я вернулся к себе, написал рапорт об отставке, собрал нехитрые пожитки, переоделся в штатское и, поймав электрокэб, поехал на Пикадилли — в Королевский Аэроклуб. Зачем кому-то понадобилось выдавать себя за моего брата? Конечно, есть простое объяснение — ошибка, но я не был в этом уверен.
Глава IV
«БРАТИШКА» ИЗ БОГЕМЫ
Я глядел в окно мягко движущегося кэба и старался собраться с мыслями. С тех самых пор, как произошла стычка с Эганом, я находился в каком-то заторможенном состоянии, и только теперь, когда казармы остались позади, до меня начал доходить смысл всего происшедшего. С одной стороны, я легко отделался… Однако все мои усилия стать гражданином общества семьдесят четвертого года оказались тщетными. Сейчас, как. никогда раньше, я чувствовал себя чужим в этом мире. Я уронил честь офицера; я оказался не у дел. То, что виделось мне волшебной грезой, обернулось жутким кошмаром,
Я вынул часы. Было всего лишь три часа пополудни — до вечера, как ни крути, еще далеко. Какой прием окажут мне в КА? Я по-прежнему являлся его членом, но вполне вероятно, что меня решат исключить — точно так же, как исключили из СВП. Лучше всего не показываться в клубе, чтобы не быть в тягость посетителям.
Постучав в крышу, я приказал кэбмену остановиться у ближайшего входа на пешеходный уровень, расплатился и вышел.
Безо всякой цели бродил я по огромным сводчатым галереям, блуждал между изящных колонн, поддерживающих транспортные уровни, рассматривал экзотические товары, в изобилии выставленные в витринах — товары, привезенные со всех уголков Империи и напоминающие о странах, которые я, возможно, больше не увижу…
Чтобы отвлечься, я заглянул в кинематограф, где шла музыкальная комедия. Действие ее происходило в шестнадцатом веке. В роли сэра Френсиса Дрейка снимался американский актер Хэмфри Богарт, а шведская актриса Грета Гарбо (подозреваю, жена Богарта) играла королеву Элизабет. Фильм оставил у меня самые светлые воспоминания за весь день.
Около семи часов я появился в клубе и, никем не замеченный, проскользнул в приятный сумрак бара. Стены его украшали десятки эмблем известных воздушных судов; за столиками сидело несколько завсегдатаев, но, к счастью, никто меня не узнал. Я заказал виски с содовой и залпом выпил. Потом заказал еще, и тут кто-то дотронулся до моей руки. Уверенный, что меня сейчас выставят за дверь, я обернулся и увидел бодро ухмыляющегося молодого человека, одетого по дикой моде старшекурсников Оксфорда: непривычного покроя сюртук с бархатными лацканами, парчовый жилет, галстук малинового цвета и брюки — узкие на бедрах и необычайно широкие у щиколоток. Черные длинные волосы незнакомца были зачесаны назад без пробора… Короче, этих так называемых «эстетов» вы можете встретить и сейчас, в девятьсот третьем. К подобным щеголям из богемы я всегда относился с некоторым подозрением. Мне стало как-то не по себе — ведь я старался не привлекать внимания, а теперь все посетители бара крайне неодобрительно косились на этого типа рядом со мной. Как будто не подозревая о реакции, которую вызвало его появление в клубе, молодой щеголь схватил мою руку и тепло пожал.
— Освальд, братишка!
— Освальд Бастейбл, — представился я. — Но, боюсь, не тот, который вам нужен. У меня нет братьев.
Он склонил голову набок и ухмыльнулся.
— Почем знать, почем знать… Ведь у тебя амнезия, не так ли?
— Э… да. — В самом деле, трудно было отказываться от брата, одновременно настаивая на потере памяти. Я попал в дурацкое положение. — Почему ты не объявился раньше? Когда газеты писали про меня всякую чушь?
Он потер подбородок и весело ответил:
— А я был далеко. В Китай летал, ей-Богу. Но не будем об этом.
— Слушай-ка, — тихо сказал я, теряя терпение, — ты ведь сам, черт побери, прекрасно знаешь, что я тебе не брат. Ума не приложу, чего тебе надо, но лучше оставь меня в покое.
Он вновь ухмыльнулся.
— Совершенно верно, мы даже не родственники. Если серьезно, то меня зовут Демпси. Корнелиус Демпси. Дай, думаю, представлюсь вашим братом — вдруг поверите, или в вас проснется любопытство. Однако это забавно, — он с хитрецой посмотрел на меня, — полная амнезия, и тем не менее вы уверены, что брата у вас нет. Останемся поболтать или выпьем где-нибудь в другом месте?
— Не уверен, мистер Демпси, что мне понравится ваше общество. Вы, между прочим, так и не объяснили, зачем был нужен этот обман. Жестокая шутка, не находите?
— Пожалуй, — небрежно ответил он. — А с другой стороны, вы могли по какой-то причине симулировать амнезию. Скрываете что-то от властей, да?
— Не ваше дело. И уверяю вас, мистер Демпси, что имя Освальд Бастейбл я ношу с колыбели. А теперь будьте любезны, оставьте меня одного. И без вас проблем хватает.
— Бастейбл, старина! Я за тем и пришел. Простите, если обидел вас, но, ей-Богу, я хочу помочь. Уделите мне полчаса. — Он огляделся. — Тут за углом есть местечко, где мы можем спокойно пропустить по стаканчику.
Я вздохнул.
— Ну, ладно. — В конце концов я ничего не терял. Мне вдруг пришло в голову, что юный щеголь, такой самоуверенный и невозмутимый, знает обо мне правду… Но я отбросил эту мысль.
Покинув КА, мы свернули на Берлингтонский пассаж — одно из немногих мест, почти не изменившихся с девятьсот второго года, — и двинулись по Джермин-стрит. Наконец Демпси остановился у неприметной двери и постучал медным молоточком. Дверь отворила старуха. Оглядела нас с ног до головы и, узнав Демпси, впустила в темную прихожую. Откуда-то снизу доносились голоса и смех. По запаху я понял, что попал в трактир.
Мы спустились по ступеням и оказались в скудно освещенном помещении, заставленном грубыми столами, за которыми сидели юноши и девушки, облаченные в такие же, как у Демпси, наряды. Несколько человек приветствовали моего спутника. Мы прошли между столами и заняли отдельный кабинет. Тут же появился официант; Демпси заказал бутылку красного vin ordinare2.
И здесь я чувствовал себя не в своей тарелке — впрочем, не так сильно, как в КА. Я впервые увидел изнанку лондонской жизни, в существовании которой верилось с трудом. Подали вино, и я сразу осушил большой бокал, с горечью подумав: «Будь я изгнанником, я бы терпимее относился к подобного рода заведениям». Демпси, откровенно потешаясь, смотрел, как я пью.
— Не бывали в этом подвальчике?
— Нет. — Я налил себе еще вина.
— Расслабьтесь. Атмосфера здесь приятельская, непринужденная. Как вино?
— Превосходное. — Я откинулся на спинку стула и попытался взять себя в руки. — Итак, мистер Демпси?
— Насколько я понимаю, вы пока не у дел.
— Вы преуменьшаете. Кажется, я остался без работы навсегда.
— Ну, это одно и то же. Короче, мне случайно стало известно, что в одном месте требуются люди. На воздушном корабле, если это вас интересует. Я уже переговорил с хозяином, и он не прочь взять вас. Он знает вашу историю.
Во мне зародилось подозрение.
— А что за работа, мистер Демпси? Никакой уважающий себя шкипер не примет…
— Этот шкипер — один из самых порядочных людей, которые когда-либо командовали воздушным кораблем. — Демпси отбросил шутливый тон. — Я восхищаюсь им. И вам он понравится, уверен. Такого кристально честного человека еще поискать.
— Тогда зачем…
— Его корабль — дряхлая развалюха, ничуть не похожая на ваш лайнер. Старая модель, неповоротливая. Перевозит грузы, от которых другие капитаны отказываются. Работа не пыльная, но подчас опасная. Ну, вы понимаете, о чем я говорю.
— Думаю, да. — Я отхлебнул вина. Это была невероятная удача, шанс, на который я и рассчитывать не мог. Известно, что на маленьких, «вольных» кораблях постоянно не хватает рук — ведь на больших платят гораздо больше. И тем не менее в этот момент я был серьезно озабочен — все клял себя за глупую выходку на «Лох-Итайве». — А вы уверены, что капитан знает обо всем? Ведь меня неспроста вышибли из полиции. Вам это известно?
— Да, известно, — с чувством ответил Демпси. — И я восхищаюсь вами.
— Восхищаетесь? Почему?
— Скажу лишь, что не терплю таких типов, как Эган. И очень рад, что вы вступились за тех индийцев. Значит, сердце у вас не каменное, как и у всех порядочных людей.
Не уверен, что я правильно оценил похвалу из уст этого юноши.
— Индийцы здесь ни при чем, — пожал я плечами. — Я ненавижу Эгана за то, что он покалечил нашего шкипера.
Демпси улыбнулся.
— Как вам угодно, мистер Бастейбл… В общем, для вас есть работа. Беретесь?
Я допил второй бокал и нахмурился.
— Даже не знаю…
— Не хочу принуждать, но позвольте заметить: вряд ли вам предложат нечто лучшее, чем временная работа палубного матроса.
— Это мне известно.
Демпси раскурил длинную «шерут»3.
— Может быть, у вас есть друзья, которые подыщут вам работу на земле?
Я вынул часы. Было всего лишь три часа пополудни — до вечера, как ни крути, еще далеко. Какой прием окажут мне в КА? Я по-прежнему являлся его членом, но вполне вероятно, что меня решат исключить — точно так же, как исключили из СВП. Лучше всего не показываться в клубе, чтобы не быть в тягость посетителям.
Постучав в крышу, я приказал кэбмену остановиться у ближайшего входа на пешеходный уровень, расплатился и вышел.
Безо всякой цели бродил я по огромным сводчатым галереям, блуждал между изящных колонн, поддерживающих транспортные уровни, рассматривал экзотические товары, в изобилии выставленные в витринах — товары, привезенные со всех уголков Империи и напоминающие о странах, которые я, возможно, больше не увижу…
Чтобы отвлечься, я заглянул в кинематограф, где шла музыкальная комедия. Действие ее происходило в шестнадцатом веке. В роли сэра Френсиса Дрейка снимался американский актер Хэмфри Богарт, а шведская актриса Грета Гарбо (подозреваю, жена Богарта) играла королеву Элизабет. Фильм оставил у меня самые светлые воспоминания за весь день.
Около семи часов я появился в клубе и, никем не замеченный, проскользнул в приятный сумрак бара. Стены его украшали десятки эмблем известных воздушных судов; за столиками сидело несколько завсегдатаев, но, к счастью, никто меня не узнал. Я заказал виски с содовой и залпом выпил. Потом заказал еще, и тут кто-то дотронулся до моей руки. Уверенный, что меня сейчас выставят за дверь, я обернулся и увидел бодро ухмыляющегося молодого человека, одетого по дикой моде старшекурсников Оксфорда: непривычного покроя сюртук с бархатными лацканами, парчовый жилет, галстук малинового цвета и брюки — узкие на бедрах и необычайно широкие у щиколоток. Черные длинные волосы незнакомца были зачесаны назад без пробора… Короче, этих так называемых «эстетов» вы можете встретить и сейчас, в девятьсот третьем. К подобным щеголям из богемы я всегда относился с некоторым подозрением. Мне стало как-то не по себе — ведь я старался не привлекать внимания, а теперь все посетители бара крайне неодобрительно косились на этого типа рядом со мной. Как будто не подозревая о реакции, которую вызвало его появление в клубе, молодой щеголь схватил мою руку и тепло пожал.
— Освальд, братишка!
— Освальд Бастейбл, — представился я. — Но, боюсь, не тот, который вам нужен. У меня нет братьев.
Он склонил голову набок и ухмыльнулся.
— Почем знать, почем знать… Ведь у тебя амнезия, не так ли?
— Э… да. — В самом деле, трудно было отказываться от брата, одновременно настаивая на потере памяти. Я попал в дурацкое положение. — Почему ты не объявился раньше? Когда газеты писали про меня всякую чушь?
Он потер подбородок и весело ответил:
— А я был далеко. В Китай летал, ей-Богу. Но не будем об этом.
— Слушай-ка, — тихо сказал я, теряя терпение, — ты ведь сам, черт побери, прекрасно знаешь, что я тебе не брат. Ума не приложу, чего тебе надо, но лучше оставь меня в покое.
Он вновь ухмыльнулся.
— Совершенно верно, мы даже не родственники. Если серьезно, то меня зовут Демпси. Корнелиус Демпси. Дай, думаю, представлюсь вашим братом — вдруг поверите, или в вас проснется любопытство. Однако это забавно, — он с хитрецой посмотрел на меня, — полная амнезия, и тем не менее вы уверены, что брата у вас нет. Останемся поболтать или выпьем где-нибудь в другом месте?
— Не уверен, мистер Демпси, что мне понравится ваше общество. Вы, между прочим, так и не объяснили, зачем был нужен этот обман. Жестокая шутка, не находите?
— Пожалуй, — небрежно ответил он. — А с другой стороны, вы могли по какой-то причине симулировать амнезию. Скрываете что-то от властей, да?
— Не ваше дело. И уверяю вас, мистер Демпси, что имя Освальд Бастейбл я ношу с колыбели. А теперь будьте любезны, оставьте меня одного. И без вас проблем хватает.
— Бастейбл, старина! Я за тем и пришел. Простите, если обидел вас, но, ей-Богу, я хочу помочь. Уделите мне полчаса. — Он огляделся. — Тут за углом есть местечко, где мы можем спокойно пропустить по стаканчику.
Я вздохнул.
— Ну, ладно. — В конце концов я ничего не терял. Мне вдруг пришло в голову, что юный щеголь, такой самоуверенный и невозмутимый, знает обо мне правду… Но я отбросил эту мысль.
Покинув КА, мы свернули на Берлингтонский пассаж — одно из немногих мест, почти не изменившихся с девятьсот второго года, — и двинулись по Джермин-стрит. Наконец Демпси остановился у неприметной двери и постучал медным молоточком. Дверь отворила старуха. Оглядела нас с ног до головы и, узнав Демпси, впустила в темную прихожую. Откуда-то снизу доносились голоса и смех. По запаху я понял, что попал в трактир.
Мы спустились по ступеням и оказались в скудно освещенном помещении, заставленном грубыми столами, за которыми сидели юноши и девушки, облаченные в такие же, как у Демпси, наряды. Несколько человек приветствовали моего спутника. Мы прошли между столами и заняли отдельный кабинет. Тут же появился официант; Демпси заказал бутылку красного vin ordinare2.
И здесь я чувствовал себя не в своей тарелке — впрочем, не так сильно, как в КА. Я впервые увидел изнанку лондонской жизни, в существовании которой верилось с трудом. Подали вино, и я сразу осушил большой бокал, с горечью подумав: «Будь я изгнанником, я бы терпимее относился к подобного рода заведениям». Демпси, откровенно потешаясь, смотрел, как я пью.
— Не бывали в этом подвальчике?
— Нет. — Я налил себе еще вина.
— Расслабьтесь. Атмосфера здесь приятельская, непринужденная. Как вино?
— Превосходное. — Я откинулся на спинку стула и попытался взять себя в руки. — Итак, мистер Демпси?
— Насколько я понимаю, вы пока не у дел.
— Вы преуменьшаете. Кажется, я остался без работы навсегда.
— Ну, это одно и то же. Короче, мне случайно стало известно, что в одном месте требуются люди. На воздушном корабле, если это вас интересует. Я уже переговорил с хозяином, и он не прочь взять вас. Он знает вашу историю.
Во мне зародилось подозрение.
— А что за работа, мистер Демпси? Никакой уважающий себя шкипер не примет…
— Этот шкипер — один из самых порядочных людей, которые когда-либо командовали воздушным кораблем. — Демпси отбросил шутливый тон. — Я восхищаюсь им. И вам он понравится, уверен. Такого кристально честного человека еще поискать.
— Тогда зачем…
— Его корабль — дряхлая развалюха, ничуть не похожая на ваш лайнер. Старая модель, неповоротливая. Перевозит грузы, от которых другие капитаны отказываются. Работа не пыльная, но подчас опасная. Ну, вы понимаете, о чем я говорю.
— Думаю, да. — Я отхлебнул вина. Это была невероятная удача, шанс, на который я и рассчитывать не мог. Известно, что на маленьких, «вольных» кораблях постоянно не хватает рук — ведь на больших платят гораздо больше. И тем не менее в этот момент я был серьезно озабочен — все клял себя за глупую выходку на «Лох-Итайве». — А вы уверены, что капитан знает обо всем? Ведь меня неспроста вышибли из полиции. Вам это известно?
— Да, известно, — с чувством ответил Демпси. — И я восхищаюсь вами.
— Восхищаетесь? Почему?
— Скажу лишь, что не терплю таких типов, как Эган. И очень рад, что вы вступились за тех индийцев. Значит, сердце у вас не каменное, как и у всех порядочных людей.
Не уверен, что я правильно оценил похвалу из уст этого юноши.
— Индийцы здесь ни при чем, — пожал я плечами. — Я ненавижу Эгана за то, что он покалечил нашего шкипера.
Демпси улыбнулся.
— Как вам угодно, мистер Бастейбл… В общем, для вас есть работа. Беретесь?
Я допил второй бокал и нахмурился.
— Даже не знаю…
— Не хочу принуждать, но позвольте заметить: вряд ли вам предложат нечто лучшее, чем временная работа палубного матроса.
— Это мне известно.
Демпси раскурил длинную «шерут»3.
— Может быть, у вас есть друзья, которые подыщут вам работу на земле?