— А Джонсон?
   — Последний раз его видели на внешней площадке. Полагаю, он оступился и упал за борт.
   — Боже мой… — прошептал я. — Боже мой… — К горлу подкатил ком. — Пираты… убийцы… не могу поверить…
   — И тем не менее, это правда. Мне очень жаль. — Я узнал его спокойный голос — без сомнения, это он, генерал Шоу, спорил с анархистами в каюте напротив. — Но больше я не собираюсь убивать. Судно у нас в руках, и мы можем отправляться в Шаньдун… Трагедии не случилось бы, если б ваш Гевара не упорствовал. Ему, видите ли, нужно было в Бруней, хотя я предупреждал, что его там уже поджидают англичане.
   — А вам-то откуда об этом известно?
   — Я — вождь, а вожди должны знать все и использовать знание на пользу своего народа, — уклончиво ответил он.
   — Что будет со мной, если я откажусь помогать вам?
   — Вас больше должно интересовать, что будет с остальными. Мы, конечно, не запытаем их до смерти… Вам это, наверное, не понравится, ведь они ваши враги… Но с другой стороны, — его правая бровь насмешливо поднялась, — они наши белые братья.
   — Кем бы они ни были… Я презираю этих людей, но не держу на них зла… и мне бы не хотелось, чтобы ваши костоломы пытали их.
   — Если все пойдет как надо, никто не пострадает. — Генерал Шоу поставил револьвер на предохранитель и опустил руку, но прятать оружие в кобуру не спешил. — Хочу заверить вас, что я убиваю не ради удовольствия. И клянусь: каждому на борту «Скитальца» будет сохранена жизнь… в том случае, если мы благополучно доберемся до Утренней долины.
   — Где находится эта долина?
   — В Шаньдуне. Это моя резиденция. Я покажу дорогу, когда мы достигнем Учана. Первоначально мы собирались летать в Кантон, а там пересесть на поезд, но кто-то — подозреваю, Джонсон, — сообщил по телефону, что мы на борту. Пришлось изменить планы — теперь мы вынуждены лететь прямиком в долину. Трудностей не возникнет…если только граф Гевара не станет возражать.
   Значит, Джонсон был на моей стороне! Он нашел свою смерть, пытаясь спасти меня и сообщить властям обо всем, что твориться на борту «Скитальца»! Ужасно… Джонсон погиб, спасая меня, а теперь его убийца просит, чтобы я отвез бандитов в безопасное местечко… Впрочем, если я откажусь, другие тоже пострадают… Хотя некоторые из них и заслуживают смерти, но не такой, какую уготовил им Шоу. В подобной ситуации глупо строить из себя героя. Я глубоко вздохнул и, понурившись, ответил:
   — Вы обещаете никому не причинить вреда, если я соглашусь?
   — Обещаю.
   — Ладно, генерал. Я поведу этот чертов корабль.
   — Очень благородно с вашей стороны, дружище. — Шоу просиял и, похлопав меня по плечу, сунул револьвер в кобуру.
   Когда я поднялся на мостик, смятение мое усилилось при виде пятен крови — на палубе, на переборках, на приборах… По меньшей мере один человек был зверски убит в этом тесном помещении, возможно, это был несчастный Барри. Бледные, растерянные рулевые находились на своих местах; за спиной у каждого стояло по двое китайцев, увешанных ножами, револьверами и патронташами крест-накрест. В жизни своей я не видел столь злодейских рож. Запятнанные кровью карты и судовые журналы в беспорядке валялись под ногами — никто и не пытался прибраться на мостике.
   — Пока здесь не будет чисто, я и пальцем не пошевелю, — холодно заявил я.
   Генерал Шоу произнес что-то на кантонском диалекте. Двое его приспешников крайне неохотно покинули мостик и вернулись с ведрами и швабрами. Пока бандиты драили палубу, я осмотрел приборы и убедился, что они не повреждены, если не считать нескольких царапин, оставленных пулями. Только телефон оказался разбит — вдребезги, профессионально. Возможно, это сделал сам Джонсон перед тем, как выбежать на внешнюю площадку.
   Наконец бандиты закончили приборку, и генерал указал мне на центральную консоль. Мы летели на опасно низкой высоте — не более трехсот футов.
   — Рулевой—два, подняться до семисот пятидесяти футов, — мрачно приказал я.
   Матрос безмолвно взялся за штурвал. Корабль задрал нос, да так резко, что Шоу подозрительно сощурился и потянулся к кобуре. Но затем мы выровнялись. Я разложил на столе карту Китая и углубился в ее изучение.
   — Что ж, думаю, я найду дорогу в Учан, — сказал я спустя несколько минут. В крайнем случае можно двигаться вдоль железнодорожных путей, но это потребует больше времени, а я сомневался, что генерал согласится на задержку — судя по всему, он желал прибыть на место к рассвету. — Однако прежде я хочу удостовериться, что пассажиры и капитан живы.
   Шоу поджал губы, посмотрел мне в глаза и круто повернулся.
   — Извольте.
   Он опять сказал что-то на кантонском, и один из бандитов встал у меня за спиной.
   Мы подошли к центральной каюте; генерал Шоу достал из-за пояса ключи и отпер дверь.
   На анархистов было жалко смотреть. Голова Корженевского, обвязанная пропитавшейся кровью тряпицей, покоилась на коленях дочери. Лицо приобрело землистый оттенок; он выглядел постаревшим со времени нашей последней встречи и не узнавал меня. Юна Персон — заплаканная, с растрепанными волосами — бросила на Шоу уничтожающий взгляд. Граф Гевара покосился на нас и отвернулся.
   — Ну… как вы тут? — глупо поинтересовался я.
   — Мы живы, мистер Бастейбл, — сухо ответил Гевара, вставая и поворачиваясь к нам спиной. — Вы это имели ввиду?
   — Я собираюсь спасти вас. — Мои слова могли показаться несколько самоуверенными, но я хотел, чтобы они поняли: люди, подобные мне, великодушны к врагам. — Я веду корабль в… резиденцию генерала Шоу. Он дал слово, что вас не убьют, если мы благополучно прибудем на место.
   — Трудно верить его слову после того, что случилось. — Гевара невесело рассмеялся. — Вы удивительный человек, Бастейбл! С радостью идете на поводу у этого типа, а нашу политику считаете грязной!
   — Едва ли Шоу можно назвать политиком, — возразил я. — Да это и не важно. Ведь у него на руках все козыри — все, кроме того, которым играю я.
   — Спасибо, мистер Бастейбл, — подала голос Юна Персон, гладя отца по голове. — Надеюсь, у вас добрые намерения. Спокойной ночи.
   В расстроенных чувствах я вернулся на мостик.
   К утру мы достигли Учана и поспешили миновать этот большой город, пока он не проснулся. Шоу выглядел гораздо благодушнее, чем прошлой ночью. Он даже предложил мне трубку с опиумом, от которой я, не колеблясь, отказался. В те дни опиум был для меня не более, чем тошнотворной дрянью… Видите, как сильно я изменился?
   Наконец пагоды и фанзы с голубыми кровлями остались позади, и генерал Шоу вычислил азимут, по которому я должен был вести корабль.
   Незабываемое зрелище — рассвет в Китае: гигантское водянистое солнце показывается над горизонтом, и весь мир окрашивается в мягкие оттенки розового, желтого и оранжевого…
   Мы приближались к гряде песочного цвета холмов. Я чувствовал, что бесцеремонное вторжение грохочущего воздушного судна, набитого головорезами из разных стран, нарушает эту первозданную красоту…
   Когда мы пересекли линию холмов, Шоу распорядился замедлить ход. Затем он отдал несколько кратких приказов на кантонском, и один из его людей направился к трапу, ведущему на внешнюю носовую площадку. Очевидно, этот человек должен был подать условный сигнал.
   Долина открылась перед нами совершенно неожиданно — широкое, глубокое ущелье, по дну которого текла река. Я увидел коров, свиней и коз, домишки и рисовые поля. Ущелье тонуло в зелени, и казалось, ему нет места в этой скалистой пустыне.
   — Это и есть ваша «долина»? — спросил я.
   — Да. Утренняя долина. А вон — взгляните-ка, мистер Бастейбл — вон там мой «лагерь».
   Показались высокие белые здания, окруженные деревьями; вокруг искрящихся на солнце фонтанов играли дети. А над этим вполне современным городом развевался огромный малиновый флаг — несомненно, боевое знамя Шоу. Я был немало изумлен, увидев в этом диком краю цивилизованное поселение, и удивился еще больше, когда узнал, что это и есть резиденция Шоу: тихим, мирным уголком показалась мне долина. Шоу ухмылялся, видя мое смятение.
   — Не так уж плохо для тупоголовых разбойников, правда? Мы построили город своими руками. Здесь вы найдете все, что душе угодно… и кое-что, чем не может похвастаться даже Лондон.
   Шоу предстал передо мной в новом свете. Бандит, грабитель, убийца — несомненно… но вместе с тем — нечто больше, раз сумел создать такой город в китайской глуши.
   — Мистер Бастейбл, разве вы не читали обо мне? Ну да, последних номеров «Шанхай-экспресс» вы могли и не видеть… Меня называют Александром Китайским. Значит, это — моя Александрия. Это — Шоу-таун, мистер Бастейбл. — Он радовался, как школьник своим пятеркам. — Мое детище! Я построил его!
   — Охотно верю. — Мое изумление прошло. — Только строили вы его на костях, и кровью выкрасили свое знамя.
   — В ваших словах чересчур много патетики, — сказал Шоу. — Обычно я стараюсь на прибегать к убийствам. Я солдат. Чувствуете разницу?
   — Разницу-то чувствую, но весь мой опыт говорит, что вы, «генерал» Шоу, — заурядный головорез.
   Он рассмеялся.
   — Поживем — увидим… Взгляните-ка туда. Узнаете? Вон там, на другом краю города!
   Да, я увидел и сразу узнал его — огромный воздушный корабль, мягко покачивающийся на швартовочных канатах.
   — Боже! — воскликнул я. — Вы захватили «Лох-Итайв»!
   — Ага, — ответил Шоу радостно, точно мальчишка, приобретший редкую марку для своей коллекции. — Мой будущий флагман. Скоро у меня будет целая флотилия воздушных кораблей. Что скажете, мистер Бастейбл? Вскоре я буду властвовать не только на земле, но и в воздухе. Каким могучим полководцем я стану! Остальные мне и в подметки не сгодятся!
   Я смотрел в его горящие глаза и не знал, что ответить. Он не сумасшедший, не простачок, не дешевый фигляр. Напротив, это один из самых умных людей, которых мне доводилось встречать.
   Шоу запрокинул голову и разразился хохотом, восторгаясь собой и своим дерзким поступком, достойным Гаргантюа — подумать только, он похитил самый красивый и большой воздушный корабль, когда-либо поднимавшийся в небо!
   — Ох, мистер Бастейбл! — простонал Шоу, не в силах унять смех. — До чего же смешно! До чего смешно, мистер Бастейбл!

Глава III
ЧИН ЧЕН ТА-ЧЬЯ

   На расположенной за городом посадочной площадке причальных мачт не оказалось. Мы просто сбросили швартовочные канаты, а техники внизу тянули их в разные стороны до тех пор, пока гондола не коснулась земли. После чего они закрепили канаты и отошли.
   Мы вышли из корабля под бдительной охраной людей генерала Шоу. Их револьверы, ножи и патронташи резко контрастировали с мирной долиной. Я ожидал увидеть множество кули, спешащих на разгрузку судна, но люди, которые окружили нас, были хорошо одеты и не выглядели измученными непосильной работой — поначалу я даже принял их за купцов и приказчиков. Шоу сказал им что-то, и они поднялись на борт, выказывая не больше раболепства, нежели любые бандиты, подчиняющиеся своему главарю.
   Сопровождавшие Шоу разбойники, разодетые в истрепанные шелка, сандалии, украшенные бисером головные повязки, сели в паромобиль и уехали — на другой конец долины, как объяснил Шоу.
   — Там стоит наша армия, — сказал он. — Чин Чен Та-Чья — прежде всего гражданское поселение.
   Мы с Юной Персон помогли Корженевскому спуститься на землю, ведя его под руки, и направились к городу. Граф Гевара понуро шел впереди. Сегодня Корженевский выглядел гораздо лучше, его взгляд вновь стал осмысленным. Позади нас, изумленно озираясь по сторонам, брел весь экипаж «Скитальца».
   — Как, вы сказали, называется этот город? — спросил я генерала.
   — Чин Чен Та-Чья. Это трудно перевести.
   — Мне показалось, вы говорили — Шоу-Таун.
   Подбоченившись, генерал снова расхохотался — все его тело сотрясалось от смеха.
   — Мистер Бастейбл, я пошутил! Этот поселок зовется… э-э… Город на Заре Демократии. Или Город, Принадлежащий Всем Нам. Примерно так. Можете называть его Город-на-Заре-в-Утренней-Долине. Первый город Новой эры.
   — Какой еще Новой эры?
   — Новой эры Шуо Хо Ти. Знаете, как переводится мое имя с китайского? «Тот, Кто Создает Спокойствие». Миротворец, иными словами.
   — Ха-ха, — мрачно сказал я. Мы шли по траве к высоким строениям Города-на-Заре. — Украли английский корабль, убили двух офицеров — тоже мне, миротворец! А сколько человек вы застрелили, чтобы захватить «Лох-Итайв»?
   — Не много. Вам надо поговорить с моим другом Ульяновым — он докажет, что цель оправдывает средства.
   — Ну, и каковы же ваши цели? — искренне заинтересовался я.
   Просияв, Шоу обнял меня за плечи.
   — Первая — освобождение Китая. Изгнание всех чужеземцев — русских, японцев, англичан, американцев, французов. Всех!
   — Сомневаюсь, что вам это удастся. Но даже в случае успеха вам наверняка придется затянуть пояса: ведь стране нужны иностранные капиталы.
   — Не скажите, не скажите. Иностранцы, особенно англичане, занимающиеся контрабандой опиума, — подрывают нашу экономику. Конечно, в одиночку тяжело будет поднимать ее, но мы справимся.
   Я ничего не ответил. Генералом явно обуревали мессианские мечты — весьма похожие на мечты Шаран Канга. Однако Шоу считал себя сильнее, нежели был на самом деле. Я почувствовал жалость к этому человеку. Ведь как только в игру вступит Его Величества военно-воздушный флот, прекрасные грезы Шоу развеются как дым. Нападение на суда Великобритании — это гораздо опаснее, чем мелкие столкновения с местными властями.
   Словно прочитав мои мысли, Шоу сказал:
   — Пассажиры и команда «Лох-Итайва» будут отменными заложниками, мистер Бастейбл. Не думаю, что ваши боевые корабли атакуют нас немедленно.
   — Возможно. А что вы намерены делать после освобождения Китая?
   — Освободить весь мир, разумеется.
   Я прыснул со смеху.
   — А, понимаю!
   Генерал загадочно улыбнулся.
   — Известно ли вам, мистер Бастейбл, кто живет в Городе-на-Заре?
   — Понятия не имею. Члены вашего будущего правительства?
   — В том числе. А вообще Чин Чен Та-Чья — это город людей, объявленных вне закона Изгнанников из стран, где притесняют инакомыслящих. Это интернациональное поселение.
   — Город преступников?
   — Кое-кто считает так. — Мы шли широкими улицами, вдоль тротуаров которых росли ивы и тополя, зеленели лужайки и пестрели клумбы. Из открытого окна одного из зданий доносилась музыка — кто-то играл на скрипке. Шоу остановился, прислушался. Экипаж «Скитальца» столпился за нашими спинами. — Моцарт. Прекрасно, не правда ли?
   — Замечательно. Фонограф?
   — Человек. Профессор Хира, индийский физик. За свою точку зрения по национальному вопросу попал в тюрьму, но мои люди помогли ему бежать, и теперь он занимается научными изысканиями в одной из наших лабораторий. У нас много лабораторий, а наши ученые делают много открытий… Тираны ненавидят вольнодумцев, поэтому те приезжают в Город-на-Заре. Здесь есть ученые, философы, актеры, журналисты. Даже несколько политиков.
   — И уйма солдат, — добавил я.
   — Да, солдат хватает. А также оружия и боеприпасов, — ответил он, помрачнев, словно мое замечание задело его.
   — И все без толку, — вдруг обернулся к нам Гевара. — Ибо ты хочешь подчинить себе слишком большую силу.
   — Мне повезло, Руди, — отмахнулся Шоу. — Я уже подчинил ее. И должен ею воспользоваться.
   — Против своих же друзей! Меня ждали в Брунее. Мы планировали восстание. Я — организатор, без меня оно провалится… Наверное, уже провалилось.
   Я в недоумении уставился на него.
   — Так вы знакомы?
   — Очень хорошо, — процедил Гевара сквозь зубы. — Даже слишком хорошо.
   — Стало быть, вы тоже социалист? — спросил я Шоу.
   Тот пожал плечами.
   — Я предпочитаю называть себя коммунистом… хотя название не играет роли. Вот что заботит Гевару — названия… Я же говорил, Руди, — англичане ждали тебя. Когда вы прибыли в Сайгон, американцы поняли: на борту «Скитальца» что-то не так. К тому же ваш связист послал им шифровку. Но ты меня не послушал. Смерть Джонсона и Барри на твоей совести!
   — Ты не имел прав нападать на корабль! — закричал Гевара. — Никакого права!
   — Если бы не я, вы бы сейчас сидели в британской каталажке!.. Или вообще были бы убиты!
   — Хватит, — тихо сказал Корженевский. — Шоу поставил нас перед fait accompli5… Однако, генерал, мне бы хотелось, чтобы впредь ваши люди не поступали столь опрометчиво. Вы же знаете — бедняге Барри не стал бы стрелять…
   — Но они-то этого не знали. Моя армия — демократическая армия.
   — Если вы не будете держать ухо востро, солдаты попросту уничтожат вас, — продолжал Корженевский. — Ведь они подчиняются только потому, что считают вас самым свирепым бандитом Китая. Попытайтесь ужесточить дисциплину, и в один прекрасный день они перережут вам горло.
   Кивнув, Шоу повел нас к низким бетонным зданиям в виде пагод.
   — Армия мне нужна до поры, до времени. Как только мой воздушный флот будет готов…
   — Флот! — фыркнул Гевара. — Два корабля!
   — Скоро их станет больше, — уверенно заявил Шоу. — Много больше.
   Мы вошли в одно из зданий; здесь было сумрачно и прохладно.
   — Полагаться на войска, Руди, — это вчерашний день. Я делаю ставку на науку. Многие наши проекты близки к завершению. А если удастся Проект БРА, я вообще распущу армию.
   — БРА? — Юна Персон нахмурилась. — Что это?
   Шоу рассмеялся.
   — Юна, вы — физик, уж вам-то я и подавно не скажу ни слова. По крайней мере, сейчас.
   Гостеприимно улыбаясь, к нам приблизился европеец в белом костюме; у него было светлые волосы и морщинистое лицо.
   — А, товарищ Спендер! — воскликнул генерал. — Вы не могли бы на время приютить этих людей?
   — С радостью, товарищ Шоу. — Спендер подошел к голой стене и провел по ней рукой. В тот же миг на стене вспыхнуло множество огоньков — некоторые из них были красными, но большинство — голубыми. Какое-то время товарищ Спендер задумчиво смотрел на голубые огни, а потом повернулся к нам. — Свободна вся восьмая секция. Одну секунду, я приготовлю комнаты. — Он коснулся нескольких голубых огоньков, и они стали красными. — Все готово.
   — Спасибо, товарищ Спендер.
   Я недоумевал, что означает этот странный ритуал.
   Шоу провел нас по коридору с большими окнами, выходящими во Дворик. Я увидел сверкающие фонтаны в новейших архитектурных стилях… Не могу сказать, что все они были в моем вкусе. Мы подошли к двери, на которой была нарисована огромная цифра «8», и Шоу, коснувшись ее, приказал:
   — Откройся!
   Дверная панель скользнула вверх и исчезла в потолке.
   — К сожалению, мы не можем предоставить каждому отдельные апартаменты. Поэтому вам придется селиться по двое. В комнатах вы найдете все необходимое; связаться друг с другом можете по телефону. До встречи, господа.
   Он вышел, дверь опустилась за его спиной. Я тут же положил на нее ладонь и скомандовал:
   — Откройся!
   Как я и ожидал, ничего не произошло. Дверь «узнавала» руку и голос Шоу! Определенно, это был город технических чудес!
   Обсудив положение и проверив двери и окна, мы убедились, что сбежать отсюда не так-то просто.
   — Будет лучше, если одну комнату разделим мы с вами, — заметил Гевара, похлопав меня по плечу. — А Юна и капитан Корженевский займут соседнюю.
   — Что поделаешь… — недружелюбно ответил я.
   В нашей комнате было две кровати, письменный стол, гардероб, комоды, полки с книгами, в том числе художественными, телефонный аппарат. На стене был прикреплен непонятный голубоватый прибор овальной формы. В окнах, выходящих в розовый сад, были пуленепробиваемые стекла, но фрамуги открывались достаточно широко, чтобы свежий воздух и запах цветов проникал вовнутрь. На кроватях лежали голубые пижамы.
   Рудольфо Гевара прямо в одежде упал на застеленную кровать и мрачно ухмыльнулся.
   — Ну, Бастейбл, вот вы и встретились с настоящими, закоренелыми революционерами. Согласитесь, рядом с ними я выгляжу бледновато.
   — Все вы одним мирром мазаны, — вздохнул я, садясь на краешек постели и стаскивая тесные сапоги. — Просто Шоу еще безумнее, чем вы… и его безумие в тысячу раз опаснее. Вы, по крайней мере, осознаете, что ваши возможности не безграничны. Он же замахнулся на недосягаемое!
   — Хотел бы я разделять вашу уверенность, — серьезно проговорил Гевара. — Однако… Город-на-Заре заметно разросся с тех пор, как я последний раз был здесь. И кто бы поверил, что Шоу может украсть такой огромный лайнер, как «Лох-Итайв»! Да и его научные открытия, судя по этим апартаментам, обогнали мир… — Он нахмурился. — Интересно, что такое Проект БРА?
   — Черт его знает, — сказал я. — Меня это не интересует. Единственное, чего я хочу — вернуться в нормальный, цивилизованный мир, где люди ведут себя разумно и благопристойно!
   Снисходительно улыбнувшись, Гевара сел и потянулся.
   — Бог мой, ну и проголодался же я! Как вы думаете, поесть нам дадут?
   «Поесть», — послышался незнакомый голос.
   Я оглянулся и обомлел: на голубом овале появилось лицо молоденькой китаянки! Девушка улыбнулась.
   — Какую кухню предпочитаете, господа? Китайскую или европейскую?
   — Разумеется, китайскую, — ответил Гевара за нас обоих. — Я от нее восторге. А что у вас есть?
   — Мы пошлем вам самые лучшие блюда. — Девушка исчезла.
   Несколько секунд спустя, пока мы приходили в себя от изумления, в стене открылась ниша с подносом, уставленным разнообразными китайскими яствами. Гевара в нетерпении вскочил, схватил поднос и поставил на стол.
   Запах, от которого текли слюнки, заставил меня позабыть обо всем на свете. Я принялся за еду, в который раз удивляясь, сколь отчетлив и ярок мой сон, навеянный наркотическим дурманом Шаран Канга.

Глава IV
ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ УЛЬЯНОВ

   Поев, я умылся, переоделся в пижаму и забрался под одеяло.
   Никогда еще мне не доводилось лежать в столь мягкой и удобной постели! Вскоре я погрузился в глубокий сон.
   Проспал я остаток дня и всю ночь, а наутро почувствовал небывалый прилив сил и поэтому смог взглянуть на события последних дней с философской точки зрения. Удивительно, но, несмотря на то, что Корженевский, Гевара, Шоу и остальные анархисты по-прежнему казались фанатиками, ослепленными своими идеями, я вынужден был признать, что они не похожи на кровожадных людоедов — ведь они искренне верят, что борются за свободу «угнетенных» народов…
   Давно я не чувствовал себя таким отдохнувшим — в мою душу даже закралось подозрение, не подсыпали ли нам в пищу наркотик. Однако, взглянув на Гевару, я понял, что граф за всю ночь так и не сомкнул глаз — по-прежнему в дорожном платье, он лежал на спине, закинув руки за голову, и мрачно разглядывал потолок.
   — Похоже, граф, вы не очень довольны своим положением, — заметил я, направляясь в ванную.
   — А чему радоваться, мистер Бастейбл? — Он раздраженно хмыкнул. — Я сижу взаперти, когда должен быть в Брунее и выполнять свой долг… Меня раздражает шутовская маска революционера, которую напялил на себя Шоу. Настоящий революционер скрытен и неприметен…
   — В таком случае, роль подпольщика явно не для вас. — Я вздрогнул, потому что из крана неожиданно потек кипяток. — Газеты пестрят вашими фотографиями, и книги ваши, я слышал, широко известны.
   — Я другое имел в виду. — Он посмотрел на меня красными от недосыпания глазами и прикрыл веки, словно не желая больше мириться с моим присутствием.
   Меня позабавил своего рода дух соперничества, царящий между анархистами… или социалистами… или коммунистами… или как там они себя называют. Каждый из них, казалось, знал, как изменить мир к лучшему, и каждый отвергал идеи другого. Если бы они реально взглянули на вещи, думаю, их борьба стала бы во сто крат эффективнее.
   Вытирая лицо полотенцем, я посмотрел в окно. Да, Шоу достиг немалого.
   Вставало солнце. В розовом садике играли и смеялись дети — разного возраста, разных национальное гей. По тропинкам, непринужденно беседуя, прогуливались мужчины и женщины. Многие из них наверняка состояли в смешанных браках… Как ни странно, меня ото не удивляло. Напротив, казалось естественным. Помнится, Шоу назвал эго поселение Городом на Заре Демократии, Городом Равенства… Однако возможно ли подобное равенство в остальном мире? Не зиждется ли Город лишь на беспочвенных мечтаниях генерала Шоу? Я поделился этой мыслью с Геварой и прибавил:
   — Вокруг так. мирно и спокойно… Но вам не кажется, что тот город построен на пиратстве и убийствах, точно так же, как и Лондон, до вашим словам, построен на несправедливости?
   Товара приоткрыл глаза и пожал плечами.
   — Мне нет до этого дела — Он помолчал. — Но, честно говоря, у меня такое впечатление, что Город-на-Заре — это начало. Фундамент грядущего. А Лондон — это финал. Последний оплот мертвой идеологии.
   — В каком смысле?
   — Европе больше не к чему стремиться. У нее нет будущего… Будущее рождается здесь, в Китае, который еще умеет мечтать. Рождается в Африке, в Индии, в Средней Азии, на Дальнем Востоке… наверное, и в Южной Америке… А Европа умирает. Признаться, мне жаль. Однако перед смертью она покажет обесчещенным ею народам, каких высот те могут достигнуть.
   — Значит, мы катимся в пропасть?
   — Этого я не говорил. Понимаете, как хотите.
   Я не мог уследить за ходом его мысли и поэтому промолчал.