- Найдешь, найдешь! - закричали мальчишки, которым очень понравилось Санькино предложение. - Мы видели, где он упал: у изгороди, в левом углу.
   Девяткин начал отговариваться: на участок, конечно, пробраться дело нехитрое, но это лучше сделать в сумерки или вечером.
   - А мяч с фонарем искать будешь? - спросил его Строкин.
   - Тогда завтра утром... Встану пораньше и найду.
   - Видали такого! - вспыхнул Санька. - Как за ягодами, так он готов хоть сейчас. А тут и хвост намок. Ладно, сиди, Девяткин. Один пойду.
   - Ты? - Петька уставился на Саньку и вдруг ухмыльнулся. Ясно же, что Санька не против полакомиться ягодами, только он ищет подходящий повод. - Да вдвоем я куда угодно, хоть на край света...
   Санька с Девяткиным подобрались к участку с той стороны, где у изгороди росла раскидистая черемуха. Санька забрался по стволу вверх, сел верхом на толстый сук и, протянув вниз конец палки, помог вскарабкаться на черемуху Петьке. Минуты две они сидели не шевелясь, потом Санька начал передвигаться по черемуховому суку, что свешивался через изгородь. Чем дальше он удалялся от ствола дерева, тем сильнее выгибался упругий, пружинистый сук и наконец коснулся земли.
   Тем же способом начал переправляться и Девяткин. Но тут произошла заминка.
   - Чего ты? - шепотом спросил Санька.
   - Хорошо тебе... Ты, как перышко, легкий...
   - Выдержит... это же черемуха.
   Петька осторожно начал продвигаться дальше. Вдруг он, как мешок с зерном, тяжело свалился на Саньку и испуганно зашептал:
   - Там ребята с учителем ходят... И Векшин с ними.
   - Тебя заметили?
   - Возможное дело... Знаешь, у Маши глаза какие.. - Сквозь землю видят.
   На всякий случай мальчишки забрались в густой малинник около изгороди и прислушались.
   На участке было тихо.
   Решив, что Девяткину просто померещилось, Санька пополз в глубь участка. Полз он, тесно прижимаясь к земле, поочередно вынося вперед то правую руку, то левую. Иногда останавливался и поджидал Петьку. Тот часто вставал на четвереньки. Санька толкал его кулаком, и переползание продолжалось по всем правилам.
   Не продвинулись они и десятка метров, как услышали за кустами голоса, а потом увидели деда Захара с ребятами и среди них Андрея Иваныча.
   - Говорил я тебе! - зашептал Петька. - Накрылись теперь. Это они нас ищут.
   Мальчишки вновь забрались в малинник. Но люди на участке, как вскоре понял Санька, никого не разыскивали. Они спокойно ходили по дорожкам, осматривали посевы и о чем-то разговаривали.
   "Векшин свое хозяйство учителю показывает", - догадался Санька.
   Наконец все ушли с участка. Санька переждал еще немного и, кивнув Девяткину, вновь пополз по траве. Вдруг он заметил, что Петька начал забирать в сторону.
   - Ты куда?
   - Так грядки-то с ягодами вон где, - показал Петька, - я-то лучше тебя знаю.
   - А при чем ягоды?
   - Ну-ну, - подморгнул Девяткин, - так уж тебе очень мячик нужен. И хитер ты, Коншак!..
   Санька вскочил, кинулся к Петьке, но потом, вспомнив, где он находится, опять упал в траву.
   - За мной!.. За мной ползи! - яростным шепотом приказал он Девяткину.
   Тот уныло повернул за Санькой.
   Трава вскоре кончилась, и мальчишки попали в частые всходы овса. Потом пошли делянки с ячменем, с рожью, пшеницей.
   Наконец Санька с Девяткиным добрались до левого угла участка (по всем приметам мячик упал именно здесь) и принялись шарить в посевах. Искали долго, колени и локти у них стали зелеными от раздавленных стеблей, но мячик не находился.
   Петька часто высовывал голову и прислушивался.
   - Пустая затея, Коншак, - заныл он. - Иголку в сене ищем. А знаешь, что будет, если поймают нас? Дед Векшин в штаны крапивы напихает да еще в правление стащит, матерей вызовет. Уберемся подобру-поздорову, пока не поздно.
   - Ищи, ищи! - зло посмотрел на него Санька. - Любишь кататься, люби и саночки возить...
   Неожиданно за кустами забренчали банки и обручи. Санька теснее прижался к земле, а Девяткин на выдержал и дал задний ход.
   Санька погрозил ему кулаком, но тот уже раздвинул тычинник в изгороди и выбрался с участка.
   Санька взял чуть левее и вновь принялся за поиски. Наконец он нащупал упругий резиновый шарик. Облегченно вздохнув, быстро засунул мячик поглубже в карман и тем же путем, что и Петька, юркнул за изгородь.
   Глава 26. САРАНЧА
   Этот день для Андрея Иваныча был полон встреч. Заходили соседи, бывшие ученики, колхозницы. Прибежала Лена Одинцова с подругами и потащила было учителя в поле - смотреть делянку с пшеницей.
   - Увольте... и так школьники целое утро водили повсюду, - взмолился Андрей Иваныч.
   После обеда Татьяна Родионовна созвала колхозников на собрание.
   Женщины разместились перед правлением на бревнах, в тени тополей и раскидистых ив.
   Здесь же были мальчишки - без них в Стожарах не обходилось ни одно собрание.
   Петька Девяткин, не обращая внимания на недоброжелательные взгляды колхозниц, закурил козью ножку величиной с пастуший рожок.
   - Брось цигарку, брось! - вдруг испуганно зашептал Тимка. - Учитель идет.
   Девяткин невозмутимо выпустил дым через ноздри:
   - Мы ему не подначальные...
   - Кому сказано! - Санька вырвал цигарку и затоптал ее ногой.
   Андрей Иваныч подошел к бревнам и - наверное, впервые с того дня, как ушел на фронт, - не козырнул, а приподнял пилотку над головой и поклонился. Колхозницы потеснились и освободили ему место на бревнах.
   - Опять к нам, Андрей Иваныч?
   - Неужто лучше наших Стожар и места не нашли?
   - Ребят построжите. Без отцов совсем от рук отбились...
   - Слово нам твердое скажите. Скоро ль по домам наши вернутся?
   Подошла Катерина Коншакова. Увидев учителя, она замерла от волнения. Захотелось подбежать к нему, заговорить о Егоре, рассказать о своих опасениях, Андрей Иваныч поднялся Катерине навстречу.
   - Знаю про вашу тревогу, знаю, - шепнул он. - Но вы сердцу не поддавайтесь, Катерина Васильевна, - оно и обмануть может. - Учитель усадил Катерину рядом с собой. - Рассказывают, не забываете Егорово дело. Сегодня вашу делянку с посевами видел. Отличная делянка.
   - Какая же оценка будет, Андрей Иваныч? - встрепенулась Катерина.
   - Добрый хлеб растет. Крепко, видно, поработали.
   - Помощники у меня славные: и девчата-комсомолки и школьники. За посевами во все глаза следят.
   - А колхоз все еще не на первом счету в районе - потерял славу свою довоенную.
   - Ваша правда, Андрей Иваныч, - вздохнула Катерина. - Мы вот на большое дело собираемся размахнуться - всю Старую Пустошь поднять. Земли там много.
   Колхозницы заговорили о Старой Пустоши - осилят ли они такое дело без мужиков, хватит ли у них пахарей, тягла.
   - А что Андрей Иваныч скажет? - обратились они к учителю.
   - Дело стоящее, - поднялся учитель. - Народ наш фашистов не только пулей да снарядом бьет, но и зерном. Урожаи надо поднимать, новые сорта выращивать.
   - Был у нас добрый сорт, - вздохнула Катерина, - сама погубила.
   - Погубили, да не совсем. - Андрей Иваныч достал из кармана колосок пшеницы. - Узнаете?
   Бережно держа его в ладонях, словно робко затеплившийся огонек, она долго смотрела на него, потом позвала Саньку:
   - Саня, посмотри: отцов колосок, в точности. Чудо-то какое! Откуда он у вас, Андрей Иваныч? Кто сберег его?
   - Нашлись такие люди.
   Учитель рассказал собранию о том, что увидел сегодня на опытном ребячьем участке и что узнал от деда Векшина. Потом заметил на бревнах Степу, Семушкина, Зину Колесову и позвал их к себе.
   - Да вот они и сами. Ну-ка, покажитесь людям...
   Все обернулись к ребятам. Те спрятались за ствол старой ивы и зашептались.
   - Все на свет выходите, все! Чего там, как грибы, под кустом хоронитесь! - засмеялся учитель. - А где же дедушка ваш? А Маша с Федей?
   - Они на участке дежурят, - ответил Семушкин.
   - Видали, как дело поставлено! - подмигнул Андрей Иваныч колхозницам.
   - Андрей Иваныч, - сказала Катерина, - пока до собрания на участок бы сходить... Как она там выглядит, пшеничка-то...
   - А это как молодые хозяева допустят, - улыбнулся учитель: - у них там строго.
   - Теперь можно, - сказал Семушкин.
   Не успели колхозницы подняться с бревен, как из проулка показался Захар Векшин. Был он бос, усы его грозно топорщились. Федя и Маша еле поспевали за ним.
   Федя держал дедову можжевеловую клюшку, а Маша все совала старику в руки подшитые обгорелые валенки:
   - Дедушка, да обуйся же! Дедушка!
   Захар не слушал ее. Он растолкал колхозниц, подошел к Татьяне Родионовне:
   - Вот, всегда говорил: саранча! Все погубят, все истребят...
   - Какая саранча? - не поняла председательница.
   Старик обвел взглядом мальчишек Большого конца, толпившихся среди взрослых, и вдруг вырвал из рук Маши валенки.
   - Я вас, саранча бескрылая, приведу в чувствие! - закричал он, размахивая валенками.
   Но мальчишки увиливали в стороны, прятались за спины взрослых, и удары сыпались куда попало.
   Санька с Петькой поспешно забрались на старую раскидистую иву.
   - Да уймитесь вы, богатырь с палицей! - остановил Захара Андрей Иваныч. - Что случилось? Расскажите толком!
   - У нас, Андрей Иваныч, пшеницу вытоптали, - тихо признался Федя. Как вы ушли, мы с дедушкой пообедали - и опять на участок. Смотрим, а пшеница на пятой клетке помята, спутана.
   - Погоди, Федя! - оторопел учитель. - Это как же так? Надо разобраться.
   Семушкин в два прыжка очутился около Феди:
   - Кто дежурный сегодня?
   - Ну, я дежурный и не уходил почти никуда. Только пообедать на четверть часика...
   - Ну вот... А калитку, поди, не закрыл - свиньи и набежали.
   - Закрыл, закрыл и колом припер, хорошо помню! - защищался Федя.
   - Чрезвычайное событие, Захар Митрич! - Учитель обернулся к Захару. Свиньи не забегали, града не было, а пшеница помята...
   - Дело ясное... мальчишки погубили, - сказал Захар.
   - Зачем же им хлеб вытаптывать? - удивился учитель. - Ну, я понимаю, груши, яблоки оборвать, ягодами полакомиться - это они могут. А вот пшеницу губить - в толк не возьму. Чтобы наши ребята зла колхозу желали - быть того не может!
   - Избаловались за войну, извольничались, - безнадежно махнул рукой Захар, - им теперь все нипочем...
   Захара поддержала бригадир Погосова. Она сказала, что мальчишки и в самом деле отбились от рук - дерзят взрослым, по вечерам горланят песни под гармошку, на днях затеяли скачки на лошадях. Бабка Манефа пожаловалась, что ребята утащили у нее половинку ворот от двора и спустили на пруд вместо плота. Пелагея Колечкина сообщила, что у нее оборвали всю малину на огороде, и не обидно - спелую, а то зеленую, жесткую, прямо с ветками.
   Мальчишки растерянно переглядывались, ежились, точно на улице внезапно похолодало.
   Санька, не шелохнувшись, сидел верхом на суку ивы. Ему казалось, что все смотрят на него сквозь листву и понимают, кто именно забрался на векшинский участок, помял пшеницу на пятой клетке.
   - А все ты, Тимкин жалельщик! - шепнул Петька. - Говорил: не надо искать этот мячик... Пропади он пропадом!
   - По отдельности допросить надо, - сказала Погосова, - дознаться, кто у них первый закоперщик. А заупрямится - родителям препоручить. Те наведут следствие.
   Учитель потер бритую щеку:
   - А мне так думается: если уж кто набедокурил, он и сам скажет, честно и прямо.
   - Несусветное это дело, Андрей Иваныч, - хмыкнул Захар, -не такие у нас мальчишки в селе. Нашкодить, да и в кусты - это они могут, а ответ держать - духом слабы.
   - А я верю, что скажут. Ребята у нас не из трусливых, за других прятаться не будут. - Учитель медленно обвел взглядом мальчишек, остановился на Саньке.
   Тот невольно подался назад. И тут ему показалось, что Федя Черкашин, так же как и учитель, старается высмотреть его среди листьев ивы.
   "А он бы не молчал, сразу признался", - почему-то пришло Саньке в голову.
   - А как Саня Коншаков думает? - вдруг спросил учитель.
   У Саньки перехватило дыхание. Он побледнел, неловко спустился с дерева и тихо сказал:
   - Я во всем виноватый... Мальчишки и не знают ничего... Я пшеницу помял.
   Глава 27. ПО РЫБКУ
   От такого признания дед Захар вскочил, точно от укуса пчелы.
   - А-а-а... попался саранчук! - торжествуя, завопил он, выхватил у Феди свою можжевеловую клюшку и бросился к иве.
   Саньке вновь пришлось вскарабкаться на дерево. Дед просунул загогулину клюшки сквозь ветки и попытался зацепить мальчика за штанину:
   - Сходи на землю, бес лукавый, сходи!
   Санька понял, что деда сейчас ничто не остановит и не миновать ему отведать Захаровой клюшки. Недолго думая он перескочил на другой сук, закрыл глаза и прыгнул вниз, едва не угодив на бабку Манефу.
   - Держи его, оборотня! - завопила перепуганная насмерть бабка.
   Саньке показалось, что все собрание - и женщины, и счетовод со счетами, и председательница, и даже Андрей Иваныч бросились за ним в погоню.
   Он перескочил через изгородь, юркнул в проулок, где обычно ссыпали щебень, битое стекло, всякий мусор, и пробежал по нему так стремительно, что даже не поранил босых ног. Остановился Санька далеко за усадьбами, около старой риги. Оглянулся. Его никто не преследовал. Только Петька Девяткин в своих тяжелых башмаках топал сзади.
   Санька поморщился. Как же глупо все получилось! Сам во всем признался, а тут испугался дедовой клюшки и удрал, как заяц.
   Санька прилег около риги. Какая-то букашка, забравшись в чашечку желтого влажного цветка, никак не могла выбраться наружу - крылья ее намокли, тоненькие, как ресницы, лапки скользили по эмалированным лепесткам. Санька посадил букашку на палец, дал ей обсушиться на солнце - и она, расправив крылышки, улетела.
   Прихрамывая и пыхтя, к риге подбежал Девяткин. Он был сердит. С таким приятелем, как Санька, наживешь беды. Кто его просил выскакивать с этим признанием! Теперь пойдут разговоры по всему колхозу, прохода на улице не будет. Вот и ногу повредил, когда прыгал с дерева. А кто виноват? Опять Санька.
   Неожиданно Петька толкнул приятеля в плечо:
   - Смотри... ищут!
   Санька поднял голову.
   В проулке стояли Андрей Иваныч и Катерина. Они осматривали усадьбы, заглядывали во все дворы, сараи.
   Санька схватил Девяткина за руку и потянул за собой в полутемную ригу, пахнущую сырой землей, мышами, гнилой соломой.
   Лучше ему провалиться сквозь землю, чем показаться сейчас на глаза матери и учителю.
   - Подумаешь, какой честный, благородный! - продолжал ругаться Петька. - "Я виноватый, держите меня, судите меня". Дергали тебя за язык! Молчал бы себе в тряпочку. Ищи там свищи, кто виноватый... Простота ты святая, лопух зеленый!
   И тут Саньку точно подбросило. Он вскочил и с силой ткнул кулаком во что-то мягкое - не то в нос Петьке, не то в подбородок.
   - Из-за тебя все... из-за тебя, сума переметная!
   Ожидая, что Петька обязательно даст ему сдачи, Санька заранее распалился и решил, что сейчас повалит его на солому и за все отведет душу.
   Но Петька сдачи не дал, а сразу осел на землю, закрыл голову руками и заскулил:
   - Права не имеешь физически, права не имеешь!..
   Санька плюнул с досады и отвернулся. Потом осторожно выглянул из риги. Ни учителя, ни матери на усадьбе уже не было.
   Петька все еще хныкал, тер подбородок и бубнил о том, какие неблагодарные теперь пошли друзья-приятели. Он для Саньки готов на все, даже в сапожники один не уходит, ждет, когда Коншак соберется, а от него получает только тычки да насмешки.
   - Замолчи! - толкнул его Санька. - Тебя бы еще не так надо...
   Он кинул взгляд на поля, на синеющую вдали зубчатую гряду леса, на скошенный луг, где паслись лошади. тихонько вздохнул и долго молчал. Потом, не глядя на Девяткина, глухо спросил:
   - Ты когда в город собираешься?
   - Мать говорит, что в воскресенье можно поехать.
   - Нет, завтра же! - упрямо заявил Санька. - Я здесь ни дня не останусь. А не хочешь завтра - один уеду.
   - Ага, приперло к стенке! - торжествуя, сказал Петька. - Ну что ж, можно и завтра. Пойдем к матери, скажем ей.
   Сборы были недолги.
   Евдокия заверила, что дядя Яков встретит ребят, как родных, и первые дни они поживут у него. Потом он устроит их в общежитие.
   Санька положил в вещевой мешок каравай хлеба, немного вареной картошки, белье, полотенце. Потом порылся в фанерном ящике, где были сложены отцовы вещи. Отец был мастер на все руки - он мог подшить сапоги, запаять кастрюлю, починить ведро, и ящик был полон разного инструмента. Санька вытащил пару сапожных колодок, молоток и шило. Кто знает, может, и пригодится все это в городе, в мастерской.
   Но как быть с матерью? Объявить сразу, что он уходит в сапожники? Не оберешься разговоров. Может, еще и не отпустит. Лучше он скажет, что уходит с Петькой на Дальнее озеро ловить рыбу, а потом из города напишет письмо и все объяснит.
   Хорошо бы на прощание повидать Андрея Иваныча, Машу с Федей. Объяснить им... Он же не хотел ничего плохого своему колхозу. Но разве ему теперь поверят!
   Фени и матери дома не было, и Санькиным сборам никто не мешал. Только когда он засовывал в мешок молоток и колодки, в избу вбежал Никитка:
   - Ты куда, Саня?
   - Не видишь! На озеро, рыбу ловить.
   - А молоток зачем?
   - Какой молоток? Ах, этот... Вместо грузила пойдет.
   - Ну да! - не поверил Никитка.
   - Кого хочешь спроси. Теперь все мальчишки рыбу так ловят.
   - А живую рыбу принесешь?
   - Принесу... две принесу.
   Это успокоило Никитку, и он даже вызвался накопать Саньке червей.
   Чтобы не встречаться с матерью, Санька лег спать пораньше, не забыв завести свой "будильник".
   Катерина вернулась домой поздно вечером, попыталась поднять Саньку ужинать, а заодно и поговорить с ним, но он сделал вид, что спит мертвым сном.
   Мать села за стол вдвоем с Феней. Ужинали молча, и только один раз Санька услышал, как она ответила на какой-то вопрос дочери:
   - О чем и говорить, дочка... осрамил он нас, Коншаковых.
   Санька судорожно сжался и засунул голову под подушку.
   Утром, разбуженный "будильником", он незаметно выскользнул из дому и побежал к Девяткиным.
   Евдокия набивала Петькину котомку горячими лепешками. Затем задами усадеб она проводила Петьку и . Саньку за деревню.
   Вид у них был, как у заправских рыбаков. За плечами - котомки, в руках - удочки, банка с червяками.
   На прощание Евдокия сказала ребятам, что теперь у дяди Якова они заживут, как у Христа за пазухой, и через годок заявятся в колхоз на побывку такими кавалерами, что приятели лопнут от зависти. - А насчет мачехи не сумлевайся, - пообещала Евдокия Саньке: - я ей тут все обтолкую. Благодарить еще будет, что я тебя на торную дорогу вывела.
   Мимо прошла конюх Седельникова, поздоровалась с Евдокией, мельком оглядела ребят:
   - По рыбку собрались?
   - Рыбка не простая, рыбка золотая, - засмеялась Евдокия и лукаво подморгнула ребятам: - Ну, шагайте, счастливого вам улова!
   Мальчишки направились к большаку. Но не прошли они и сотни шагов, как Санька повернул налево, к лугу, где паслись лошади.
   - Куда? - удивился Петька.
   - Надо же с конями попрощаться... может, последний разок видимся.
   Петька особенно не возражал, времени в запасе у них было много.
   - Иди, иди! Расцелуйся со своим Муромцем.
   Санька подошел к табуну.
   Лошади с мерным хрустом жевали влажную траву, точно зубрили урок.
   Недалеко два палевых голенастых сосунка, вздрагивая и суча ногами, торопливо сосали мать.
   Лиска, по обыкновению, ходила в стороне от других лошадей и косила глазом в поле, прикидывая, как бы незаметно улизнуть поближе к хлебам.
   Санька отыскал Муромца и потрепал его по вздрагивающей бугристой шее.
   Тот, не отрываясь от травы, лениво повел лиловым прозрачным глазом, словно хотел сказать: "Видишь, завтракаю... И не мешай, сделай милость".
   Но Санька не обиделся. Ведь это на нем Санька впервые обучался ездить верхом. Бывало, упадет с него на всем скаку, а Муромец стоит и ждет, когда Санька отлежится и вновь взберется на его спину.
   А сколько возов сена, снопов хлеба, картошки перевезли они с Муромцем для колхоза!
   Санька развязал вещевой мешок, отломил полкаравая хлеба и положил перед Муромцем.
   Затем его потянуло к кузнице. Петька поморщился и посмотрел на солнце.
   Милая старая кузница! Как Санька любил старого Евсеича, который, казалось, всю жизнь стучал у наковальни, любил вздохи твоего горна, звонкий перестук молотов, запах угля, окалины.
   От кузницы Санька пошел в поле.
   - Смеешься, Коншак! - вышел из себя Петька. - Мы же так к поезду опоздаем.
   Но как не посмотреть последний раз на хлеба! Вот и материна делянка. Пшеница поднялась сизой, почти вороненой стеной. Она закрывала узкую тропу, и Санька. как волнорез, разрезал гладь поля, оставляя за собой зыбкий, быстро утихающий след.
   "Пожалуй, сам-десят придет, а то и больше", - подумал он про хлеб.
   И вдруг его точно обожгло. Что же он делает? Если бы отец был жив... если бы он знал... Мальчик долго перебирал колосья. В хлебах что-то зашуршало.
   На земле сидела серенькая мышь-полевка и старательно перегрызала стебелек пшеницы. Вот стебелек наклонился, мышь ловко подтянула к себе колос и принялась лакомиться зернами. Санька, как копьем, нацелился удочкой, метнул в полевку, но та как ни в чем не бывало юркнула в нору.
   - Вот вредина! - выругался Санька и принялся тыкать удочкой в землю.
   - Защитим колхозный урожай! - засмеялся Петька.
   - Смотри, сколько хлеба загубила! - кивнул Санька.
   Петька оглядел кучки обгрызенных колосков:
   - Да-а... разделано под орех. Почище, чем мы с тобой вчера.
   Санька нахмурился. Вчерашний день! Лучше бы его и не было. И зачем только они затеяли эту игру в лапту!
   Санька поднял удочку, вылез из хлебов.
   Теперь он нигде больше не останавливался, никуда не заглядывал.
   Глава 28. БОЙ С ПЕТУШКОМ
   До большака было совсем недалеко. Оставалось только обойти стороной "хозяйство Векшина".
   Чтобы, не ровен час, не встретить кого-нибудь из ребят или самого деда Захара, Санька свернул в кустарник, примыкавший к участку.
   В кустарнике паслось стадо коров.
   Неожиданно кусты затрещали, словно сквозь них продирался сам леший, и на дорогу вышел холеный, черный, как воронье крыло, бык Петушок с белым пятном на лбу. В ноздри ему было продето железное кольцо, на лбу курчавились мелкие завитки. За быком следовало несколько коров, как видно отбившихся от стада.
   Девяткин потянул Саньку в кусты:
   - Замри! Лучше быку дорогу не переходить!
   Но Петушок не заметил мальчишек.
   Он степенно обогнул пруд, затянутый ряской, точно зеленым чесаным одеялом, подошел к изгороди участка. Удивляясь, как это ему посмели перегородить путь, бык уперся своим чугунным лбом в старенькую изгородь; та крякнула и повалилась на землю. Петушок перемахнул через нее и, скосив на коров глаза, протяжно замычал, словно приглашая всех зайти на участок.
   Коровы - рыжие, черные, палевые - неуклюже перепрыгнули через поваленную изгородь, разбрелись по грядкам. Они с хрустом разгрызали зеленые вилки капусты, губами выдергивали за ботву розовые хвостики моркови, надкусывали огурцы, недоверчиво обнюхивали помидоры.
   Петушок же, как и полагается хлебосольному хозяину, сам ни к чему не притрагивался, а важно шагал через гряды все дальше, в глубь участка.
   - Я коров задержу... А ты за пастухом беги. Быстро! - Санька сбросил с плеч вещевой мешок.
   Глаза у него сузились, весь он подался вперед и напружился. Так с Санькой бывало всегда, когда он собирался ринуться в драку или навстречу какой-нибудь опасности.
   Петька схватил приятеля за гимнастерку:
   - Куда?! Там же Петушок!
   - Кому говорю! - прикрикнул Санька. - Коровы тут весь огород пожрут. Зови пастуха!
   Но Петька крепко держал Саньку за плечи и не трогался с места.
   - С ума сошел! Закатает тебя Петушок, на рога поднимет. Помнишь, как деда Векшина... Два ребра ему переломил. Не связывайся, Саня! Нам же на станцию пора...
   Неожиданно мальчишки услыхали знакомый голос:
   - Ах, окаянные, ах, обжоры! Вот я вас!
   Из дальнего угла участка, перепрыгивая через гряды и размахивая пустой лейкой, мчалась Маша.
   Она врезалась в коровье стадо. Но коровы не обратили на нее никакого внимания.
   Санька вырвался от Петьки и побежал девочке на помощь. Маша кричала, как в барабан била кулаком в жестяную лейку. Санька пронзительно свистел, улюлюкал, хлестал коров ореховым удилищем, пока оно не превратилось в короткую расщепленную палку.
   От такого энергичного натиска коровы смешались и отступили за изгородь.
   И вдруг трубный рев оглушил Саньку и Машу. Они оглянулись. На них двигался Петушок. С губ его тянулась стеклянная слюна, глаза горели. Он низко опустил голову, и ноздри, как мехи, выдували из земли две струйки пыли. Бык словно предлагал помериться силами.
   - Бежим скорее! - испуганно вскрикнула Маша.
   Но бежать было поздно: бык находился всего в нескольких шагах. Санька заслонил девочку своей спиной и, грозя Петушку обломком удилища, начал медленно отступать назад.
   Из-за кустов вынырнули Степа с Федей.
   Через участок стремглав бежала Маша, а огромный черный Петушок, как танк, надвигался на Саньку. Мальчик пятился назад, не сводил глаз с быка, грозил ему обломком удилища и все продолжал уговаривать - то строго, то просительно, как уговаривают злую цепную собаку:
   - Ну-ну, Петушок, цыц, назад!.. Не сметь!
   "Главное, не спускать с него глаз... главное, не бежать", - вертелось у него в голове. Но Петушка, как видно, мало трогали Санькины уговоры, и он подступал все ближе.
   Санька нагнулся, схватил горсть земли и швырнул быку в глаза. Потом сделал резкий скачок в сторону и бросился бежать. Петушок на мгновение приостановился, потряс головой и вдруг с неожиданной резвостью кинулся в погоню.