- Ну, знаешь! - фыркнула Данка. - Ты порядочная эгоистка!
- Что? - растерялась Цеся.
- Девочки, это вы? - крикнула мама из кухни. - Мойте руки и садитесь за стол. Сегодня у нас потрясающий обед!
- Кристина постаралась, - сказала Юлия, выходя из своей комнаты, к груди она прижимала сверточек с Иренкой, что неожиданно оказалось ей очень к лицу. Войтек вернулся, блудный муж.
В самом деле, усатый Войтек, загорелый и довольный, гладил в ванной пеленки, вкладывая в это занятие всю душу. На нем была рубашка с закатанными рукавами, на ногах - новые шлепанцы Жачека, и вообще он так хорошо вписывался в домашнюю обстановку, что Цеся ощутила легкое беспокойство. Как выяснилось за обедом, не без оснований.
- Войтек временно поживет у нас, - объявила за столом мама, - Нельзя, чтобы молодая семья вечно жила в разлуке из-за такой дурацкой причины, как отсутствие квартиры, это никуда не годится!
Мама не стала добавлять, что Кристина с Войтеком не далее чем сегодня хотели перебраться в комнату, которую сняли в пригороде, и что не кто иной, как она, еще недавно возражавшая против того, чтобы Кристина поселилась у них в доме, предложила молодым супругам комнату, раньше принадлежавшую девочкам, хотя бы до каникул. Она скрывала даже от себя самой, что без памяти полюбила маленькую Иренку и не может представить, как расстанется с этим крошечным существом.
- Тебе, Цеся, мы выделим уголок в моей комнате, - добавила она, - Я только выброшу несколько скульптур, все равно там давно пора навести порядок.
- Уж лучше я переселюсь в башенку, - смиренно сказала Цеся, в уме прикидывая, не может ли случиться еще какое-нибудь ЧП, когда для нее и в башне не останется места. Она не знала, что будущее и в самом деле готовит ей такой сюрприз.
- Кристина сварила фантастический обед, - расхваливала Иренкину маму Ирена-старшая.
- Действительно, - подтвердил ублаготворенный Жачек. - Одно это заставляет меня примириться с постепенным разрастанием нашего семейства. Обед великолепный - не только вкусный, но и питательный. - Покончив с ароматным супом, он отодвинул тарелку и деловито полил соусом картошку. Потом отведал печенку. - Чудо! - воскликнул он. - Крыся, надеюсь, твоя любовь к мужу будет крепнуть изо дня в день и соответственно ты будешь готовить столь же хорошо, сколь регулярно.
Бобик ел с аппетитом.
- А гномик - он какой? - спросил он неожиданно. - С бактерию?
- Чуть побольше, - ответила тетя Веся, - А что?
- А бактерия какая?
- Чуть поменьше гномика, - объяснил Жачек. - А что?
- У меня тут что-то такое на тарелке.
- Наверно, витамин, - предположил Жачек.
- Нет, это перец, - возразил дедушка.
Измученная жизнью Цеся могла поспорить на миллион, что знает, какой за этим последует вопрос.
- В перце есть витамины? - спросил Бобик.
- Масса. Масса витаминов, - успокоил его Жачек.
- А зачем бог создал бактерии?
Наступило неловкое молчание.
- Уж он-то знал, зачем, - нашелся дедушка.
- Новаковский говорит, бог создал хорошие бактерии, чтобы квасить капусту, а плохие - чтобы люди болели. Я думаю, плохие не нужны.
- Нужны, - сказала тетя Веся.
- А зачем? - не сдавался Бобик. - Зачем?
Взрослые задумались. В самом деле, за каким чертом?
- Болезни способствуют естественному отбору, - объяснила Целестина. Слабые, менее стойкие особи гибнут.
- Отличное мясо, к слову о естественном отборе, - заметил Жачек, перемешивая с соусом салат из сырой капусты и подкладывая себе печенки.
- Это я жарил, - похвастался Кристинин муж.
- Ах, не может быть! - единодушно восхитились сидящие за столом, не подозревая, что их ожидает в следующую минуту.
А Бобик прокашлялся, сел поудобнее на стуле и пустил в ход тяжелую артиллерию:
- А зачем бог создал человека? - спросил он.
7
Итак, в желтом доме на улице Словацкого по-новому складывалась семейная жизнь. Цеся думала об этом без раздражения, скорее с некоей покорностью судьбе. Было ясно, что ее место - в башне. С этим она примирилась легко. Зато страшновато становилось при мысли о том, каково будет по утрам попадать в ванную.
Кроме того, возникла немаловажная проблема мытья посуды, поскольку за стол теперь постоянно садилось восемь, а то и девять человек, количество грязной посуды катастрофически возросло, и, что самое скверное, никто не рвался ее мыть.
Однако была в этом доме одна самоотверженная, сознательная и даже способная порой смотреть на вещи трезво особа. Каждый сеанс у раковины отнимал у нее около двух часов. Чтоб не так было скучно, Целестина за работой размышляла о том о сем и в результате дала себе обет никогда не выходить замуж. Это означало, что, когда она станет взрослой и уйдет из дому, ей никогда не придется заниматься такой мерзостью, как мытье кастрюль.
У той же раковины она вспоминала - неизвестно, в какой связи, - про Гайдука, у которого оказались красивые светлые глаза и рассеянный взгляд такой взгляд бывает только у незаурядных личностей. Конечно, он невоспитанный сопляк и грубиян, мальчишка, совершенно не умеющий сдерживать свои щенячьи порывы. В самом деле, ну разве не постыдное зрелище - гогочущий Гайдук, похлопывающий по спине Павелека и выкрикивающий: "Классно он его обвел, скажи нет, и раз - в левый угол!" Вообще вся эта орава молокососов вокруг Гайдука чрезвычайно раздражала Целестину. Они совершенно ему не подходили. Насколько лучше выглядел Гайдук одинокий и хмурый, со взглядом, как бы блуждающим по просторам безлюдной Вселенной в поисках родственной души.
- Ты что, оглохла? - спросила Данка, подходя к раковине. - Я уже второй раз спрашиваю, который час, а ты хоть бы хны, бормочешь чего-то себе под нос...
Цеся вздрогнула и закрутила кран.
- Ну, так что, сегодня не занимаемся? - спросила Данка с надеждой в голосе.
- Нет, нет, занимаемся, - очнулась Цеся. - Пошли. Берем манатки - и на башню!
Прихватив по яблоку, девочки отправились в свое убежище. Внизу в квартире темнота уже затягивала углы, а здесь, высоко в башне, еще полно было солнечного блеска. За оконцами виднелись обнаженные макушки деревьев и желтое небо, усеянное мелкими сверкающими облачками. В башенке, в общем, было чертовски уютно. Цеся включила рефлектор, со вздохом растянулась на матрасе и сбросила туфли. Ей отчаянно не хотелось садиться за уроки. Она не стала возражать, когда Данка поставила пластинку с какой-то тихой, нежной музыкой. Лежала,
поглядывая то на небо, то на пришпиленные к узким простенкам яркие плакаты, и чувствовала странную сладкую грусть и смутную тоску. Скоро весна... что она принесет?
- Мне бы хотелось влюбиться, - вдруг сказала вслух Цеся и вздрогнула, испугавшись. Она совсем забыла про Данку.
Подруга посмотрела на нее снисходительно.
- Кому не хочется, - сказала она, флегматично грызя яблоко и одновременно записывая что-то в лежащей на коленях тетради. ? Честно говоря, я тоже только об этом и мечтаю.
- Как это? - с любопытством спросила Цеся и приподнялась в локте. - Я думала, ты влюблена в Павла.
- Что ты! - сказала Данка. - Он меня не понимает. Совершенно. Я влюблюсь только в человека, который сумеет понять все тайны мое личности.
- О господи! - взволнованно произнесла Цеся.
- Да, лапочка. Но, боюсь, это будет не так-то легко. Погляди вокруг. Ты видишь хоть одного интересного парня?
Цеся поглядела вокруг и увидела только плакаты с кинорекламой. Потом она дала некоторую волю воображению и увидела худое лицо с большим носом, впалыми щеками и светлыми глазами в длинных ресницах.
- Нет, не вижу, - решительно сказала она. - Ни одного.
- Вот именно. - Данка закрыла тетрадь и быстро догрызла яблоко до конца. Где его, такого, найдешь - и чтоб интересный был, и чтоб в то же время тебя понимал?
- Я бы не стала так много требовать, - сказала Цеся мечтательно. - Вовсе не обязательно, чтоб он меня понимал.
- Ну конечно, - буркнула Данка. - Когда и понимать-то особенно нечего...
- Что? - рассеянно переспросила Цеся.
- Ничего.
- Знаешь что?
- Пока нет.
- Я бы могла влюбиться без взаимности, - призналась Цеся. - Если хорошенько разобраться в своих чувствах, можно прийти к выводу, что неважно, любят ли меня, - важно только, люблю ли я.
- Ты что!
- Серьезно,
- Ну, а твой бородач? - полюбопытствовала Данка. - Он ведь довольно интересный, нет?
- Не-ет, - сказала Цеся. - Нисколечко.
- Хорошо одевается...
- Дурак он.
- Почему дурак?
- Спорил, что "Кориолана" написал Верди.
- А не он написал?
- Нет.
- Действительно. Зачем спорить?
Цеся перевернула пластинку на другую сторону и снова плюхнулась на матрас.
- Здорово здесь, - сказала она. - Ничегошеньки делать не хочется.
- И мне! - обрадовалась Данка. - Знаешь что? Не будем сегодня заниматься!
- О нет!!! - неожиданно крикнула Цеся и вскочила как ужаленная. - За работу!
На нее вдруг навалилось гнетущее ощущение случившейся беды. Ведь сегодня Данка получила двойку по физике, а она, вместо того чтобы спасать положение, вместо того чтобы восполнять свои упущения на ниве просвещения, еще потворствует этой лентяйке.
Чего только весна не делает с человеком...
8
Спустя несколько дней Данка схватила очередную двойку, причем - о ужас! у Дмухавеца. Урок польского подходил к концу, и учитель не успел до звонка израсходовать весь запас язвительности, каковым его наделила матушка-природа. Поэтому он поймал Целестину на перемене и, презрительно фыркая, задал ей вопрос, который угодил прямо в цель:
- Что, Жак, подводим?
Испуганная Цеся смиренно стояла перед классным руководителем. Робость, эта проклятая болезнь, смешалась с чувством вины в такой трудноперевариваемый коктейль, что бедная Телятинка не могла выдавить ни слова.
- Я тебя просил, Жак, - куражился Дмухавец, - вытянуть за уши эту бездельницу Филипяк. Но ты не только этого не сделала - ты сама покатилась вниз. Что означает несчастная тройка с минусом, которую тебе поставил биолог? А?
Цеся молила проведение, чтобы Дмухавец вдруг потерял голос. Спектакль привлек уже нескольких любопытных, а под соседним филодендроном стоял ее одноклассник Ежи Гайдук, со всегдашним своим высокомерным видом погрузившись в чтение ежедневной газеты.
- О, сколь жестоко ошибается человек, одаряя доверием ближних! - зычно воскликнул Дмухавец. Проходившая по коридору завуч смерила Цесю взглядом, выражающим осуждение и безоговорочную солидарность с учителем. - В чем дело, скажи, пожалуйста! - рявкнул классный руководитель. - У тебя неприятности? Ты плохо себя чувствуешь и не справляешься? Ты влюбилась?
Цеся обрела дар речи.
- Нет!!! - крикнула она. Не хватало только, чтобы клеветнические измышления Дмухавеца были услышаны под филодендроном и неправильно истолкованы.
- Что же с тобой, в таком случае? - спросил Дмухавец неожиданно тихо и ласково. Одновременно взмахом руки он разогнал зевак.
- Я постараюсь... - простонала Цеся.
- Хотелось бы в это поверить, - с сомнением сказал Дмухавец и внимательно присмотрелся к Цесе. - Ты плохо выглядишь. К тому же отмечается некоторая вялость ума. Как будто ты регулярно не высыпаешься.
"Так оно и есть", - подумала Цеся не без иронии. Иренка по-прежнему подымала дикий крик в два часа ночи. Войтек и Кристина, не зная, как справиться с ребенком, однажды ночью, придя в крайнее отчаяние, разбудили сладко спавшую в башне Цесю, и с той поры это вошло в обычай, ибо одна Телятинка умела вместо молока напоить дитя чаем из травок, приготовленным особым способом, - так, чтобы Иренка даже не заподозрила обмана. Кроме того, Цеся придумала гениальный способ, как перехитрить ребенка: во время ночного кормления Иренку не брали на руки, а только слегка приподымали изголовье кроватки. Когда малышка опорожняла бутылочку, следовало с превеликой осторожностью и очень медленно опустить постельку в прежнее положение, чтобы насосавшийся, как пиявка, младенец ничего не почувствовал и не открыл закрывшиеся в процессе еды глазки.
Затем надлежало в течение двух секунд на цыпочках выйти из комнаты, и тогда можно было надеяться, что Иренка заснет хотя бы часа на три.
- Ты как будто отупела, - продолжал Дмухавец. - Скажи, что ты прочла за последнее время?
- "Болезни детского возраста", - не задумавшись, ответила Цеся.
- Что?! - оторопел Дмухавец.
- Ну... это такой учебник... - смутилась Целестина.
- Сдается мне, ты читаешь не те учебники, - ехидно заметил Дмухавец и подскочил, потому что в эту секунду над самой его головой оглушительно зазвенел звонок.
Перемена окончилась. Целестина могла возвращаться в класс. В дверях образовалась пробка, ,так как все стремились войти в класс одновременно. Цеся, чтобы не толкаться, отошла в сторонку.
- Чего он от тебя хотел? - спросила Данка, неожиданно вырастая у нее за спиной.
- Отстань, - буркнула Цеся.
- Обо мне что-нибудь говорил?
- Отстань.
- Ну скажи!
- Говорил.
- Что?
- Что я во всем виновата, и что мне нельзя доверять, и что он во мне обманулся, раз я не сумела тебя вытянуть, - выпалила Цеся, глядя подруге в глаза.
- Да? - усмехнулась Данка, отводя взгляд. - Ну-ну... Надеюсь, ты не очень огорчена?
- Очень, - отрезала Цеся. - Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
- Хо-хо ! И когда же?
- После обеда... - рассеянно произнесла Цеся.
Гайдук стоял напротив, по другую сторону осаждающей дверь толпы. Под мышкой у него торчала сложенная газета. Посвистывая сквозь зубы, он, не замечая Цеси, высматривал кого-то в глубине коридора. Высокий, прямой, с большим гордым носом и глазами, светящимися внутренним светом. "Ежик", мелькнуло у Цеси в голове, и она поймала себя на том, что загляделась на Гайдука. Продолжалось это от силы минуту, но ей было достаточно, чтобы вспыхнуть при одной мысли, что кто-то может перехватить ее взгляд. Резко повернувшись, Цеся вклинилась в гущу толпы и пролезла в класс.
9
Был ясный теплый день. Мартовский воздух пах свежестью и солнцем. Окна квартиры на третьем этаже дома с башенкой по улице Словацкого были широко распахнуты. Посторонний наблюдатель, если б ему удалось подняться на такую высоту и заглянуть в квартиру, увидел бы, что в захламленных, по обыкновению, комнатах царит лихорадочная суета. Цеся и Данка, которые, не на шутку разругавшись, притащились из школы унылые и мрачные, естественно, не могли снаружи увидеть, что происходит в доме, и потому, едва переступив порог, остановились, охваченные чувством надвигающейся катастрофы.
- Что случилось?! - крикнула Цеся, увидев своих родственников, суетливо бегающих по коридору.
- Трагедия! Трагедия! - воскликнула мама Жак, хватаясь за голову. - Цеся! Дануся! Спасите!
- Что все-таки случилось?! - рявкнула Цеся.
Но мама Жак, нервно подпрыгивая, уже удалялась в направлении кухни.
- Катаклизм, - меланхолически произнес отец, стоявший, скрестив руки, посреди большой комнаты. - Катаклизм. Право, не знаю, чем я так разгневал судьбу. А ведь говорил, просил, умолял: я хочу иметь сыновей. Нет, мне, разумеется, навязали дочерей. И вот вам плоды этого рокового легкомыслия. - И, мрачно качая головой, ушел в свой кабинет.
Из кухни выскочила тетя Веся.
- Где Бобик? Где мой ребенок?! - кричала она.
- Что случилось?! - Цеся больше не владела собой.
- Бобик в песочнице, - сообщил дедушка, шлепая по коридору. - Строит с Новаковским двухэтажный замок для мышей. И слава богу - хоть этих не будет, когда они придут.
- Кто придет? - гаркнула Цеся.
Дедушка посмотрел на нее, как на бесноватую.
- Чего ты кричишь? - с упреком сказал он. - Пришла из школы, того-этого, и нет чтобы поздороваться - с ходу начинает орать. И на кого? На престарелого больного пенсионера. У меня мог начаться сердечный приступ, того-этого.
Цеся застонала. "Чистое безумие!" - в бессильном отчаянии подумала она.
- Папа, что происходит? - кротко спросила Цеся, входя в комнату отца.
Жачек сидел на диване, глядя в пространство остекленевшим взором, и остервенело чистил на себе башмаки.
- Папа, ты можешь в двух словах объяснить, что опять стряслось?
- Я тебе сказал: катаклизм. Минуту назад позвонила твоя сестра. Они с Толеком и его родители вышли погулять, и им взбрело в голову нанести нам маленький визит.
- О боги! - цепенея, прошептала Цеся.
- Вот так-то, - сказал Жачек. - Через пятнадцать минут они будут здесь, голубушка.
- Мы с Данкой идем на башню, - заявила Цеся.
- О нет! - крикнула мама, врываясь в комнату и ныряя в бельевой шкаф. Никуда вы не пойдете, нужно прибраться. Ради бога, где кремовая скатерка?
- В стирке, - сказала разумница Цеся. - Я вчера погладила другую, в клеточку.
- В клеточку! - воскликнула мама, ломая пальцы. - Придет графиня и этот... как его... лорд, который читает французских просветителей, а ты мне клеточку предлагаешь! Дануся, вот деньги, сбегай в кондитерскую за пирожными. Выбери какие-нибудь понеобыкновеннее!
- А может, лучше торт? - предложила Данка, беря у мамы Жак кошелек и застегивая пальто.
- Да, торт, пожалуй, лучше, - согласилась мама. - А ты, Цеся, тащи щетку, надо тут хотя бы подмести!
- Все равно ничто уже не поможет, - уныло заметил Жачек.
Цеся сбросила сапожки, подвязала фартук и принялась за уборку. Тетя Веся тем временем торопливо мыла посуду, мама побежала вниз к Новаковским одолжить фарфоровый кофейный сервиз, отец продолжал чистить башмаки, и даже дедушка, дабы не отстать от других, ковырялся в своей трубке. Когда через двадцать минут раздался звонок в дверь, все было более или менее разложено по местам, начищено и выковыряно. Более или менее - внимательный наблюдатель без труда заметил бы выглядывающие из-под шкафа заляпанные грязью резиновые сапоги Бобика, пыль на телевизоре, потрескавшиеся от старости стены и потертый ковер. Звонок прозвенел во второй раз.
- Здравствуйте, - лучезарно улыбаясь, сказала мама Жак, открывая дверь. Какая приятная неожиданность!
У Юлии были испуганные глаза и лицо белее мела. Толек, тоже взволнованный, держал под руку худую элегантную даму с породистым профилем, в костюмчике с меховым воротником, сшитом по последней парижской моде. На запястьях у нее позвякивали старинные серебряные браслеты.
- Здравствуйте, - сказала дама великосветским тоном.
Оробевший Жачек тем временем тряс руку сухонькому светловолосому джентльмену, который, несмотря на оттопыренные розовые уши, действительно смахивал на лорда.
- Очень приятно, очень приятно, - наперебой твердили оба.
В кухне тетя Веся лихорадочно перетирала фарфор Новаковских. Данка и Цеся вынули из коробки торт и положили его на красивую тарелку.
- Я туда не пойду, - заявила тетя Веся. - Нет, нет, с такой прической... я неделю не была в парикмахерской.
- Тетя! Ты должна! - шепотом воскликнула Цеся. - Вот я точно не пойду, ни за какие коврижки!
- Пойдешь, пойдешь, - сказала тетя. - Меня не уговоришь. Кроме того, погляди - я в домашнем платье.
- Я иду наверх, - сообщила Данка. - Позанимаюсь немножко.
Цеся вздохнула, налила воды в чайник и поставила его на газ. Потом
пошла в ванную - причесаться и привести себя в порядок. Ситуация была более чем серьезная, следовало пустить в ход все козыри. "Бедная Юлька", подумала Целестина и щедрой рукой наложила на веки голубые тени.
10
- А вот и Цеся! - сказала мама.
Человек, не знакомый с мамой Жак, глядя на нее, никогда бы не подумал, что эта красивая полная дама со спокойными движениями и милой материнской улыбкой взволнована до последней степени. Зато у домашних не было сомнений, отчего дрожит ее голос и трепещут черные ресницы.
- Садись, дорогая, - ободрила Цесю мама и взяла у нее из рук поднос с фарфором Новаковских.
Пока величественная дама и ее лордоподобный супруг оглядывали Цесю с головы до ног, Толек дружески подмигнул ей со своего места.
- Славная барышня, - наконец вынесла свой приговор дама. - А какой смелый грим.
В самом деле, Цеся, дабы не упасть в грязь лицом перед высокими гостями, использовала все возможные средства из своего и Юлиного арсеналов. Судя по вытянувшейся физиономии отца, она, пожалуй, перестаралась.
- Молодо-зелено, того-этого, - сказал дедушка и смущенно закашлялся, почувствовав на себе панические взгляды родственников, как будто он выдал позорную семейную тайну.
- Юлия, разумеется, гораздо серьезнее, - поспешил заверить гостей отец.
Юлия судорожно улыбнулась и облизнула пересохшие губы.
- Мы очень любим Юлечку, кхе-кхе, - заявил вдруг лорд, покашливая. - Она такая нежная. Как цветочек.
- Кому кофе?! - молниеносно вмешалась Цеся, молясь в душе, чтобы никому из родных не захотелось оспорить это мнение.
К счастью, беседа свернула на гастрономические темы, и Жаки позволили себе немного расслабиться.
- Прелестный фарфор, - восхитилась изысканная Толекина мама, беря двумя пальцами хрупкую чашечку с кофе. - Именно такие мелочи, семейные реликвии, переходящие из поколения в поколение, создают атмосферу дома.
Никто ей не возразил. Разве она была не права?
Цеся резала торт, стараясь, чтобы треугольнички получались идеально ровными и аккуратными. Дедушка неожиданно нашел общий язык с отцом Толека: разговор у них зашел относительно "Опыта о нравах и духе народов" Вольтера. Тема была нейтральная, и Юлия вздохнула с облегчением. Пока все шло более или менее гладко. Жачек развлекал Толекину мать, популярно объясняя ей основы квантовой механики. Мама Жак взяла в свои руки бразды правления и руководила беседой, вставляя то деликатное замечание по поводу квантов, то глубокомысленный комментарий к Вольтеру. Было в самом деле очень мило. Но идиллия продолжалась недолго.
Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Бобик зареванный, с грязными дорожками от слез на щеках.
- Новаковский его замуровал! Новаковский его замуровал! - едва выговорил он, рыдая. - Живьем! Живьем!
- Кого?! - крикнула мама Жак.
- Моего мыша! Моего мыша! - всхлипывал поглощенный своим горем Бобик, ничего не замечая вокруг. - Посмотрите! Посмотрите! - сказал он, кладя на стол безжизненное мягкое тельце с безволосым хвостиком. - Он, наверно, умер! Умер!
Юлия в мгновение ока позеленела.
- Забери это со стола, - простонала она.
- Дядя, сделай ему искусственное дыхание! Сделай ему искусственное дыхание! - причитал Бобик.
Мышка неподвижно лежала среди дивной красоты фарфоровых чашек и аппетитных кусочков орехового торта, а желтые нарциссы в темно-синей вазе скорбно склоняли над ней свои анемичные головки. Жачек отнесся к делу серьезно.
- Принеси нашатырный спирт, - сказал он. - Попытаемся привести ее в чувство. - И коснулся мыши пальцем. - Еще теплая, - проговорил он задумчиво.
- Папа!!! - сдавленным голосом сказала Юлия.
- Он умер от разрыва сердца? - плакал Бобик.
- Не говорят "он", говорят "она", - машинально поправила его мама Жак.
- Почему? - спросил Бобик.
- Мама!!! - сказала Юлия сдавленным голосом.
Но было уже поздно. Машина пришла в движение.
- Потому что мышь женского рода, - объяснила мама.
- Всякая? - заинтересовался Бобик: даже рыдания перестали срываться с его серых от пыли губ.
- Всякая. Говорят не "этот мыш", а "эта мышь".
- А самцы тоже женского рода? - пожелал узнать Бобик.
- Гм... самцы. Нет, не женского.
- Это очень интересно, - отметил Бобик, уже окончательно успокоившись и готовый задавать дальнейшие глубокие вопросы.
Мышка на столе пошевелилась, и немного желтого песка ссыпалось с ее шубки. Мать Толека сидела, как загипнотизированная, и глядела на подергивающее лапками существо так, словно перед ней была бомба замедленного действия.
- Жив! Жив! - завопил Бобик. - Дайте ему торта, дайте ему торта! Просиявший ребенок недолго думая вскарабкался на колени к гостье и, поерзав, устроился, как ему было удобно.
Элегантная дама сидела не шевелясь. Она была удивлена, но не подавала виду.
- Какой милый мальчуган, - заметила она из-за взлохмаченной головки Бобика, стараясь не прикасаться к его запыленной курточке.
- За-бе-ри-те э-ту мышь, - с трудом пролепетала Юлия, близкая к обмороку.
- Ах, в самом деле, - спохватилась вдруг мама Жак и, помогая себе ложечкой, положила мышь на тарелку. - Жачек, унеси эту несчастную тварь. Извините нас, ради бога. У Бобика бывают такие заскоки.
- Ничего, ничего, - поспешили успокоить маму гости.
Мышь была унесена. Цеся сманила Бобика с колен величественной дамы, положив на тарелочку большущий кусок торта и поставив эту приманку на противоположный конец стола. Дедушка ловко свернул разговор на Вольтера, отец возвратился к квантам, Юлия постепенно начала обретать нормальный цвет лица. Однако родные ошибались, полагая, что Бобик позволит заткнуть себе рот тортом. Проглотив, чудом не подавившись, огромный кусище, он слизал крем с пальцев и заметил:
- О, что я вижу? Сервиз Новаковского!
- Вкусный тортик? - надрывно вскричала мама Жак.
- Замечательный, - немедленно откликнулась гостья.
- Замечательный, кхе-кхе!
- Я по голубым рисуночкам узнал, - похвастался Бобик. - У меня глаз наметанный. Мама Новаковского говорила, что они за него заплатили в антикварном...
- Бобик! - сказала Юлия.
11
И все-таки, несмотря ни на что, прием прошел удачно. После кошмарной промашки Бобика ничего худшего случиться уже не могло. Сознание этого принесло всем членам семьи Жак острое чувство облегчения: лед внезапно был сломан, и общая атмосфера заметно потеплела. Вторая часть встречи прошла в приятной беседе без перебоев.
Выяснилось, что родители Толека, по сути дела, просто счастливы: наконец-то им удалось попасть в круг людей, близких по духу, людей, с которыми можно потолковать о неслыханно увлекательных вещах - таких, как современные проблемы квантовой механики или качество керамической глины отечественного производства. Не говоря уж об обоюдном интересе к знаменитым французским просветителям, который обнаружился у дедушки и Толекиного папы. Правда, дедушка со cвойственной ему чистосердечностью несколько нарушил общую гармонию сообщив, что о Руссо сказать пока ничего не может, поскольку еще его не прорабатывал - он добрался только до буквы "Д", - однако в задушевной обстановке, которая сложилась к тому времени, его заявление прошло незамеченным.
- Что? - растерялась Цеся.
- Девочки, это вы? - крикнула мама из кухни. - Мойте руки и садитесь за стол. Сегодня у нас потрясающий обед!
- Кристина постаралась, - сказала Юлия, выходя из своей комнаты, к груди она прижимала сверточек с Иренкой, что неожиданно оказалось ей очень к лицу. Войтек вернулся, блудный муж.
В самом деле, усатый Войтек, загорелый и довольный, гладил в ванной пеленки, вкладывая в это занятие всю душу. На нем была рубашка с закатанными рукавами, на ногах - новые шлепанцы Жачека, и вообще он так хорошо вписывался в домашнюю обстановку, что Цеся ощутила легкое беспокойство. Как выяснилось за обедом, не без оснований.
- Войтек временно поживет у нас, - объявила за столом мама, - Нельзя, чтобы молодая семья вечно жила в разлуке из-за такой дурацкой причины, как отсутствие квартиры, это никуда не годится!
Мама не стала добавлять, что Кристина с Войтеком не далее чем сегодня хотели перебраться в комнату, которую сняли в пригороде, и что не кто иной, как она, еще недавно возражавшая против того, чтобы Кристина поселилась у них в доме, предложила молодым супругам комнату, раньше принадлежавшую девочкам, хотя бы до каникул. Она скрывала даже от себя самой, что без памяти полюбила маленькую Иренку и не может представить, как расстанется с этим крошечным существом.
- Тебе, Цеся, мы выделим уголок в моей комнате, - добавила она, - Я только выброшу несколько скульптур, все равно там давно пора навести порядок.
- Уж лучше я переселюсь в башенку, - смиренно сказала Цеся, в уме прикидывая, не может ли случиться еще какое-нибудь ЧП, когда для нее и в башне не останется места. Она не знала, что будущее и в самом деле готовит ей такой сюрприз.
- Кристина сварила фантастический обед, - расхваливала Иренкину маму Ирена-старшая.
- Действительно, - подтвердил ублаготворенный Жачек. - Одно это заставляет меня примириться с постепенным разрастанием нашего семейства. Обед великолепный - не только вкусный, но и питательный. - Покончив с ароматным супом, он отодвинул тарелку и деловито полил соусом картошку. Потом отведал печенку. - Чудо! - воскликнул он. - Крыся, надеюсь, твоя любовь к мужу будет крепнуть изо дня в день и соответственно ты будешь готовить столь же хорошо, сколь регулярно.
Бобик ел с аппетитом.
- А гномик - он какой? - спросил он неожиданно. - С бактерию?
- Чуть побольше, - ответила тетя Веся, - А что?
- А бактерия какая?
- Чуть поменьше гномика, - объяснил Жачек. - А что?
- У меня тут что-то такое на тарелке.
- Наверно, витамин, - предположил Жачек.
- Нет, это перец, - возразил дедушка.
Измученная жизнью Цеся могла поспорить на миллион, что знает, какой за этим последует вопрос.
- В перце есть витамины? - спросил Бобик.
- Масса. Масса витаминов, - успокоил его Жачек.
- А зачем бог создал бактерии?
Наступило неловкое молчание.
- Уж он-то знал, зачем, - нашелся дедушка.
- Новаковский говорит, бог создал хорошие бактерии, чтобы квасить капусту, а плохие - чтобы люди болели. Я думаю, плохие не нужны.
- Нужны, - сказала тетя Веся.
- А зачем? - не сдавался Бобик. - Зачем?
Взрослые задумались. В самом деле, за каким чертом?
- Болезни способствуют естественному отбору, - объяснила Целестина. Слабые, менее стойкие особи гибнут.
- Отличное мясо, к слову о естественном отборе, - заметил Жачек, перемешивая с соусом салат из сырой капусты и подкладывая себе печенки.
- Это я жарил, - похвастался Кристинин муж.
- Ах, не может быть! - единодушно восхитились сидящие за столом, не подозревая, что их ожидает в следующую минуту.
А Бобик прокашлялся, сел поудобнее на стуле и пустил в ход тяжелую артиллерию:
- А зачем бог создал человека? - спросил он.
7
Итак, в желтом доме на улице Словацкого по-новому складывалась семейная жизнь. Цеся думала об этом без раздражения, скорее с некоей покорностью судьбе. Было ясно, что ее место - в башне. С этим она примирилась легко. Зато страшновато становилось при мысли о том, каково будет по утрам попадать в ванную.
Кроме того, возникла немаловажная проблема мытья посуды, поскольку за стол теперь постоянно садилось восемь, а то и девять человек, количество грязной посуды катастрофически возросло, и, что самое скверное, никто не рвался ее мыть.
Однако была в этом доме одна самоотверженная, сознательная и даже способная порой смотреть на вещи трезво особа. Каждый сеанс у раковины отнимал у нее около двух часов. Чтоб не так было скучно, Целестина за работой размышляла о том о сем и в результате дала себе обет никогда не выходить замуж. Это означало, что, когда она станет взрослой и уйдет из дому, ей никогда не придется заниматься такой мерзостью, как мытье кастрюль.
У той же раковины она вспоминала - неизвестно, в какой связи, - про Гайдука, у которого оказались красивые светлые глаза и рассеянный взгляд такой взгляд бывает только у незаурядных личностей. Конечно, он невоспитанный сопляк и грубиян, мальчишка, совершенно не умеющий сдерживать свои щенячьи порывы. В самом деле, ну разве не постыдное зрелище - гогочущий Гайдук, похлопывающий по спине Павелека и выкрикивающий: "Классно он его обвел, скажи нет, и раз - в левый угол!" Вообще вся эта орава молокососов вокруг Гайдука чрезвычайно раздражала Целестину. Они совершенно ему не подходили. Насколько лучше выглядел Гайдук одинокий и хмурый, со взглядом, как бы блуждающим по просторам безлюдной Вселенной в поисках родственной души.
- Ты что, оглохла? - спросила Данка, подходя к раковине. - Я уже второй раз спрашиваю, который час, а ты хоть бы хны, бормочешь чего-то себе под нос...
Цеся вздрогнула и закрутила кран.
- Ну, так что, сегодня не занимаемся? - спросила Данка с надеждой в голосе.
- Нет, нет, занимаемся, - очнулась Цеся. - Пошли. Берем манатки - и на башню!
Прихватив по яблоку, девочки отправились в свое убежище. Внизу в квартире темнота уже затягивала углы, а здесь, высоко в башне, еще полно было солнечного блеска. За оконцами виднелись обнаженные макушки деревьев и желтое небо, усеянное мелкими сверкающими облачками. В башенке, в общем, было чертовски уютно. Цеся включила рефлектор, со вздохом растянулась на матрасе и сбросила туфли. Ей отчаянно не хотелось садиться за уроки. Она не стала возражать, когда Данка поставила пластинку с какой-то тихой, нежной музыкой. Лежала,
поглядывая то на небо, то на пришпиленные к узким простенкам яркие плакаты, и чувствовала странную сладкую грусть и смутную тоску. Скоро весна... что она принесет?
- Мне бы хотелось влюбиться, - вдруг сказала вслух Цеся и вздрогнула, испугавшись. Она совсем забыла про Данку.
Подруга посмотрела на нее снисходительно.
- Кому не хочется, - сказала она, флегматично грызя яблоко и одновременно записывая что-то в лежащей на коленях тетради. ? Честно говоря, я тоже только об этом и мечтаю.
- Как это? - с любопытством спросила Цеся и приподнялась в локте. - Я думала, ты влюблена в Павла.
- Что ты! - сказала Данка. - Он меня не понимает. Совершенно. Я влюблюсь только в человека, который сумеет понять все тайны мое личности.
- О господи! - взволнованно произнесла Цеся.
- Да, лапочка. Но, боюсь, это будет не так-то легко. Погляди вокруг. Ты видишь хоть одного интересного парня?
Цеся поглядела вокруг и увидела только плакаты с кинорекламой. Потом она дала некоторую волю воображению и увидела худое лицо с большим носом, впалыми щеками и светлыми глазами в длинных ресницах.
- Нет, не вижу, - решительно сказала она. - Ни одного.
- Вот именно. - Данка закрыла тетрадь и быстро догрызла яблоко до конца. Где его, такого, найдешь - и чтоб интересный был, и чтоб в то же время тебя понимал?
- Я бы не стала так много требовать, - сказала Цеся мечтательно. - Вовсе не обязательно, чтоб он меня понимал.
- Ну конечно, - буркнула Данка. - Когда и понимать-то особенно нечего...
- Что? - рассеянно переспросила Цеся.
- Ничего.
- Знаешь что?
- Пока нет.
- Я бы могла влюбиться без взаимности, - призналась Цеся. - Если хорошенько разобраться в своих чувствах, можно прийти к выводу, что неважно, любят ли меня, - важно только, люблю ли я.
- Ты что!
- Серьезно,
- Ну, а твой бородач? - полюбопытствовала Данка. - Он ведь довольно интересный, нет?
- Не-ет, - сказала Цеся. - Нисколечко.
- Хорошо одевается...
- Дурак он.
- Почему дурак?
- Спорил, что "Кориолана" написал Верди.
- А не он написал?
- Нет.
- Действительно. Зачем спорить?
Цеся перевернула пластинку на другую сторону и снова плюхнулась на матрас.
- Здорово здесь, - сказала она. - Ничегошеньки делать не хочется.
- И мне! - обрадовалась Данка. - Знаешь что? Не будем сегодня заниматься!
- О нет!!! - неожиданно крикнула Цеся и вскочила как ужаленная. - За работу!
На нее вдруг навалилось гнетущее ощущение случившейся беды. Ведь сегодня Данка получила двойку по физике, а она, вместо того чтобы спасать положение, вместо того чтобы восполнять свои упущения на ниве просвещения, еще потворствует этой лентяйке.
Чего только весна не делает с человеком...
8
Спустя несколько дней Данка схватила очередную двойку, причем - о ужас! у Дмухавеца. Урок польского подходил к концу, и учитель не успел до звонка израсходовать весь запас язвительности, каковым его наделила матушка-природа. Поэтому он поймал Целестину на перемене и, презрительно фыркая, задал ей вопрос, который угодил прямо в цель:
- Что, Жак, подводим?
Испуганная Цеся смиренно стояла перед классным руководителем. Робость, эта проклятая болезнь, смешалась с чувством вины в такой трудноперевариваемый коктейль, что бедная Телятинка не могла выдавить ни слова.
- Я тебя просил, Жак, - куражился Дмухавец, - вытянуть за уши эту бездельницу Филипяк. Но ты не только этого не сделала - ты сама покатилась вниз. Что означает несчастная тройка с минусом, которую тебе поставил биолог? А?
Цеся молила проведение, чтобы Дмухавец вдруг потерял голос. Спектакль привлек уже нескольких любопытных, а под соседним филодендроном стоял ее одноклассник Ежи Гайдук, со всегдашним своим высокомерным видом погрузившись в чтение ежедневной газеты.
- О, сколь жестоко ошибается человек, одаряя доверием ближних! - зычно воскликнул Дмухавец. Проходившая по коридору завуч смерила Цесю взглядом, выражающим осуждение и безоговорочную солидарность с учителем. - В чем дело, скажи, пожалуйста! - рявкнул классный руководитель. - У тебя неприятности? Ты плохо себя чувствуешь и не справляешься? Ты влюбилась?
Цеся обрела дар речи.
- Нет!!! - крикнула она. Не хватало только, чтобы клеветнические измышления Дмухавеца были услышаны под филодендроном и неправильно истолкованы.
- Что же с тобой, в таком случае? - спросил Дмухавец неожиданно тихо и ласково. Одновременно взмахом руки он разогнал зевак.
- Я постараюсь... - простонала Цеся.
- Хотелось бы в это поверить, - с сомнением сказал Дмухавец и внимательно присмотрелся к Цесе. - Ты плохо выглядишь. К тому же отмечается некоторая вялость ума. Как будто ты регулярно не высыпаешься.
"Так оно и есть", - подумала Цеся не без иронии. Иренка по-прежнему подымала дикий крик в два часа ночи. Войтек и Кристина, не зная, как справиться с ребенком, однажды ночью, придя в крайнее отчаяние, разбудили сладко спавшую в башне Цесю, и с той поры это вошло в обычай, ибо одна Телятинка умела вместо молока напоить дитя чаем из травок, приготовленным особым способом, - так, чтобы Иренка даже не заподозрила обмана. Кроме того, Цеся придумала гениальный способ, как перехитрить ребенка: во время ночного кормления Иренку не брали на руки, а только слегка приподымали изголовье кроватки. Когда малышка опорожняла бутылочку, следовало с превеликой осторожностью и очень медленно опустить постельку в прежнее положение, чтобы насосавшийся, как пиявка, младенец ничего не почувствовал и не открыл закрывшиеся в процессе еды глазки.
Затем надлежало в течение двух секунд на цыпочках выйти из комнаты, и тогда можно было надеяться, что Иренка заснет хотя бы часа на три.
- Ты как будто отупела, - продолжал Дмухавец. - Скажи, что ты прочла за последнее время?
- "Болезни детского возраста", - не задумавшись, ответила Цеся.
- Что?! - оторопел Дмухавец.
- Ну... это такой учебник... - смутилась Целестина.
- Сдается мне, ты читаешь не те учебники, - ехидно заметил Дмухавец и подскочил, потому что в эту секунду над самой его головой оглушительно зазвенел звонок.
Перемена окончилась. Целестина могла возвращаться в класс. В дверях образовалась пробка, ,так как все стремились войти в класс одновременно. Цеся, чтобы не толкаться, отошла в сторонку.
- Чего он от тебя хотел? - спросила Данка, неожиданно вырастая у нее за спиной.
- Отстань, - буркнула Цеся.
- Обо мне что-нибудь говорил?
- Отстань.
- Ну скажи!
- Говорил.
- Что?
- Что я во всем виновата, и что мне нельзя доверять, и что он во мне обманулся, раз я не сумела тебя вытянуть, - выпалила Цеся, глядя подруге в глаза.
- Да? - усмехнулась Данка, отводя взгляд. - Ну-ну... Надеюсь, ты не очень огорчена?
- Очень, - отрезала Цеся. - Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
- Хо-хо ! И когда же?
- После обеда... - рассеянно произнесла Цеся.
Гайдук стоял напротив, по другую сторону осаждающей дверь толпы. Под мышкой у него торчала сложенная газета. Посвистывая сквозь зубы, он, не замечая Цеси, высматривал кого-то в глубине коридора. Высокий, прямой, с большим гордым носом и глазами, светящимися внутренним светом. "Ежик", мелькнуло у Цеси в голове, и она поймала себя на том, что загляделась на Гайдука. Продолжалось это от силы минуту, но ей было достаточно, чтобы вспыхнуть при одной мысли, что кто-то может перехватить ее взгляд. Резко повернувшись, Цеся вклинилась в гущу толпы и пролезла в класс.
9
Был ясный теплый день. Мартовский воздух пах свежестью и солнцем. Окна квартиры на третьем этаже дома с башенкой по улице Словацкого были широко распахнуты. Посторонний наблюдатель, если б ему удалось подняться на такую высоту и заглянуть в квартиру, увидел бы, что в захламленных, по обыкновению, комнатах царит лихорадочная суета. Цеся и Данка, которые, не на шутку разругавшись, притащились из школы унылые и мрачные, естественно, не могли снаружи увидеть, что происходит в доме, и потому, едва переступив порог, остановились, охваченные чувством надвигающейся катастрофы.
- Что случилось?! - крикнула Цеся, увидев своих родственников, суетливо бегающих по коридору.
- Трагедия! Трагедия! - воскликнула мама Жак, хватаясь за голову. - Цеся! Дануся! Спасите!
- Что все-таки случилось?! - рявкнула Цеся.
Но мама Жак, нервно подпрыгивая, уже удалялась в направлении кухни.
- Катаклизм, - меланхолически произнес отец, стоявший, скрестив руки, посреди большой комнаты. - Катаклизм. Право, не знаю, чем я так разгневал судьбу. А ведь говорил, просил, умолял: я хочу иметь сыновей. Нет, мне, разумеется, навязали дочерей. И вот вам плоды этого рокового легкомыслия. - И, мрачно качая головой, ушел в свой кабинет.
Из кухни выскочила тетя Веся.
- Где Бобик? Где мой ребенок?! - кричала она.
- Что случилось?! - Цеся больше не владела собой.
- Бобик в песочнице, - сообщил дедушка, шлепая по коридору. - Строит с Новаковским двухэтажный замок для мышей. И слава богу - хоть этих не будет, когда они придут.
- Кто придет? - гаркнула Цеся.
Дедушка посмотрел на нее, как на бесноватую.
- Чего ты кричишь? - с упреком сказал он. - Пришла из школы, того-этого, и нет чтобы поздороваться - с ходу начинает орать. И на кого? На престарелого больного пенсионера. У меня мог начаться сердечный приступ, того-этого.
Цеся застонала. "Чистое безумие!" - в бессильном отчаянии подумала она.
- Папа, что происходит? - кротко спросила Цеся, входя в комнату отца.
Жачек сидел на диване, глядя в пространство остекленевшим взором, и остервенело чистил на себе башмаки.
- Папа, ты можешь в двух словах объяснить, что опять стряслось?
- Я тебе сказал: катаклизм. Минуту назад позвонила твоя сестра. Они с Толеком и его родители вышли погулять, и им взбрело в голову нанести нам маленький визит.
- О боги! - цепенея, прошептала Цеся.
- Вот так-то, - сказал Жачек. - Через пятнадцать минут они будут здесь, голубушка.
- Мы с Данкой идем на башню, - заявила Цеся.
- О нет! - крикнула мама, врываясь в комнату и ныряя в бельевой шкаф. Никуда вы не пойдете, нужно прибраться. Ради бога, где кремовая скатерка?
- В стирке, - сказала разумница Цеся. - Я вчера погладила другую, в клеточку.
- В клеточку! - воскликнула мама, ломая пальцы. - Придет графиня и этот... как его... лорд, который читает французских просветителей, а ты мне клеточку предлагаешь! Дануся, вот деньги, сбегай в кондитерскую за пирожными. Выбери какие-нибудь понеобыкновеннее!
- А может, лучше торт? - предложила Данка, беря у мамы Жак кошелек и застегивая пальто.
- Да, торт, пожалуй, лучше, - согласилась мама. - А ты, Цеся, тащи щетку, надо тут хотя бы подмести!
- Все равно ничто уже не поможет, - уныло заметил Жачек.
Цеся сбросила сапожки, подвязала фартук и принялась за уборку. Тетя Веся тем временем торопливо мыла посуду, мама побежала вниз к Новаковским одолжить фарфоровый кофейный сервиз, отец продолжал чистить башмаки, и даже дедушка, дабы не отстать от других, ковырялся в своей трубке. Когда через двадцать минут раздался звонок в дверь, все было более или менее разложено по местам, начищено и выковыряно. Более или менее - внимательный наблюдатель без труда заметил бы выглядывающие из-под шкафа заляпанные грязью резиновые сапоги Бобика, пыль на телевизоре, потрескавшиеся от старости стены и потертый ковер. Звонок прозвенел во второй раз.
- Здравствуйте, - лучезарно улыбаясь, сказала мама Жак, открывая дверь. Какая приятная неожиданность!
У Юлии были испуганные глаза и лицо белее мела. Толек, тоже взволнованный, держал под руку худую элегантную даму с породистым профилем, в костюмчике с меховым воротником, сшитом по последней парижской моде. На запястьях у нее позвякивали старинные серебряные браслеты.
- Здравствуйте, - сказала дама великосветским тоном.
Оробевший Жачек тем временем тряс руку сухонькому светловолосому джентльмену, который, несмотря на оттопыренные розовые уши, действительно смахивал на лорда.
- Очень приятно, очень приятно, - наперебой твердили оба.
В кухне тетя Веся лихорадочно перетирала фарфор Новаковских. Данка и Цеся вынули из коробки торт и положили его на красивую тарелку.
- Я туда не пойду, - заявила тетя Веся. - Нет, нет, с такой прической... я неделю не была в парикмахерской.
- Тетя! Ты должна! - шепотом воскликнула Цеся. - Вот я точно не пойду, ни за какие коврижки!
- Пойдешь, пойдешь, - сказала тетя. - Меня не уговоришь. Кроме того, погляди - я в домашнем платье.
- Я иду наверх, - сообщила Данка. - Позанимаюсь немножко.
Цеся вздохнула, налила воды в чайник и поставила его на газ. Потом
пошла в ванную - причесаться и привести себя в порядок. Ситуация была более чем серьезная, следовало пустить в ход все козыри. "Бедная Юлька", подумала Целестина и щедрой рукой наложила на веки голубые тени.
10
- А вот и Цеся! - сказала мама.
Человек, не знакомый с мамой Жак, глядя на нее, никогда бы не подумал, что эта красивая полная дама со спокойными движениями и милой материнской улыбкой взволнована до последней степени. Зато у домашних не было сомнений, отчего дрожит ее голос и трепещут черные ресницы.
- Садись, дорогая, - ободрила Цесю мама и взяла у нее из рук поднос с фарфором Новаковских.
Пока величественная дама и ее лордоподобный супруг оглядывали Цесю с головы до ног, Толек дружески подмигнул ей со своего места.
- Славная барышня, - наконец вынесла свой приговор дама. - А какой смелый грим.
В самом деле, Цеся, дабы не упасть в грязь лицом перед высокими гостями, использовала все возможные средства из своего и Юлиного арсеналов. Судя по вытянувшейся физиономии отца, она, пожалуй, перестаралась.
- Молодо-зелено, того-этого, - сказал дедушка и смущенно закашлялся, почувствовав на себе панические взгляды родственников, как будто он выдал позорную семейную тайну.
- Юлия, разумеется, гораздо серьезнее, - поспешил заверить гостей отец.
Юлия судорожно улыбнулась и облизнула пересохшие губы.
- Мы очень любим Юлечку, кхе-кхе, - заявил вдруг лорд, покашливая. - Она такая нежная. Как цветочек.
- Кому кофе?! - молниеносно вмешалась Цеся, молясь в душе, чтобы никому из родных не захотелось оспорить это мнение.
К счастью, беседа свернула на гастрономические темы, и Жаки позволили себе немного расслабиться.
- Прелестный фарфор, - восхитилась изысканная Толекина мама, беря двумя пальцами хрупкую чашечку с кофе. - Именно такие мелочи, семейные реликвии, переходящие из поколения в поколение, создают атмосферу дома.
Никто ей не возразил. Разве она была не права?
Цеся резала торт, стараясь, чтобы треугольнички получались идеально ровными и аккуратными. Дедушка неожиданно нашел общий язык с отцом Толека: разговор у них зашел относительно "Опыта о нравах и духе народов" Вольтера. Тема была нейтральная, и Юлия вздохнула с облегчением. Пока все шло более или менее гладко. Жачек развлекал Толекину мать, популярно объясняя ей основы квантовой механики. Мама Жак взяла в свои руки бразды правления и руководила беседой, вставляя то деликатное замечание по поводу квантов, то глубокомысленный комментарий к Вольтеру. Было в самом деле очень мило. Но идиллия продолжалась недолго.
Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Бобик зареванный, с грязными дорожками от слез на щеках.
- Новаковский его замуровал! Новаковский его замуровал! - едва выговорил он, рыдая. - Живьем! Живьем!
- Кого?! - крикнула мама Жак.
- Моего мыша! Моего мыша! - всхлипывал поглощенный своим горем Бобик, ничего не замечая вокруг. - Посмотрите! Посмотрите! - сказал он, кладя на стол безжизненное мягкое тельце с безволосым хвостиком. - Он, наверно, умер! Умер!
Юлия в мгновение ока позеленела.
- Забери это со стола, - простонала она.
- Дядя, сделай ему искусственное дыхание! Сделай ему искусственное дыхание! - причитал Бобик.
Мышка неподвижно лежала среди дивной красоты фарфоровых чашек и аппетитных кусочков орехового торта, а желтые нарциссы в темно-синей вазе скорбно склоняли над ней свои анемичные головки. Жачек отнесся к делу серьезно.
- Принеси нашатырный спирт, - сказал он. - Попытаемся привести ее в чувство. - И коснулся мыши пальцем. - Еще теплая, - проговорил он задумчиво.
- Папа!!! - сдавленным голосом сказала Юлия.
- Он умер от разрыва сердца? - плакал Бобик.
- Не говорят "он", говорят "она", - машинально поправила его мама Жак.
- Почему? - спросил Бобик.
- Мама!!! - сказала Юлия сдавленным голосом.
Но было уже поздно. Машина пришла в движение.
- Потому что мышь женского рода, - объяснила мама.
- Всякая? - заинтересовался Бобик: даже рыдания перестали срываться с его серых от пыли губ.
- Всякая. Говорят не "этот мыш", а "эта мышь".
- А самцы тоже женского рода? - пожелал узнать Бобик.
- Гм... самцы. Нет, не женского.
- Это очень интересно, - отметил Бобик, уже окончательно успокоившись и готовый задавать дальнейшие глубокие вопросы.
Мышка на столе пошевелилась, и немного желтого песка ссыпалось с ее шубки. Мать Толека сидела, как загипнотизированная, и глядела на подергивающее лапками существо так, словно перед ней была бомба замедленного действия.
- Жив! Жив! - завопил Бобик. - Дайте ему торта, дайте ему торта! Просиявший ребенок недолго думая вскарабкался на колени к гостье и, поерзав, устроился, как ему было удобно.
Элегантная дама сидела не шевелясь. Она была удивлена, но не подавала виду.
- Какой милый мальчуган, - заметила она из-за взлохмаченной головки Бобика, стараясь не прикасаться к его запыленной курточке.
- За-бе-ри-те э-ту мышь, - с трудом пролепетала Юлия, близкая к обмороку.
- Ах, в самом деле, - спохватилась вдруг мама Жак и, помогая себе ложечкой, положила мышь на тарелку. - Жачек, унеси эту несчастную тварь. Извините нас, ради бога. У Бобика бывают такие заскоки.
- Ничего, ничего, - поспешили успокоить маму гости.
Мышь была унесена. Цеся сманила Бобика с колен величественной дамы, положив на тарелочку большущий кусок торта и поставив эту приманку на противоположный конец стола. Дедушка ловко свернул разговор на Вольтера, отец возвратился к квантам, Юлия постепенно начала обретать нормальный цвет лица. Однако родные ошибались, полагая, что Бобик позволит заткнуть себе рот тортом. Проглотив, чудом не подавившись, огромный кусище, он слизал крем с пальцев и заметил:
- О, что я вижу? Сервиз Новаковского!
- Вкусный тортик? - надрывно вскричала мама Жак.
- Замечательный, - немедленно откликнулась гостья.
- Замечательный, кхе-кхе!
- Я по голубым рисуночкам узнал, - похвастался Бобик. - У меня глаз наметанный. Мама Новаковского говорила, что они за него заплатили в антикварном...
- Бобик! - сказала Юлия.
11
И все-таки, несмотря ни на что, прием прошел удачно. После кошмарной промашки Бобика ничего худшего случиться уже не могло. Сознание этого принесло всем членам семьи Жак острое чувство облегчения: лед внезапно был сломан, и общая атмосфера заметно потеплела. Вторая часть встречи прошла в приятной беседе без перебоев.
Выяснилось, что родители Толека, по сути дела, просто счастливы: наконец-то им удалось попасть в круг людей, близких по духу, людей, с которыми можно потолковать о неслыханно увлекательных вещах - таких, как современные проблемы квантовой механики или качество керамической глины отечественного производства. Не говоря уж об обоюдном интересе к знаменитым французским просветителям, который обнаружился у дедушки и Толекиного папы. Правда, дедушка со cвойственной ему чистосердечностью несколько нарушил общую гармонию сообщив, что о Руссо сказать пока ничего не может, поскольку еще его не прорабатывал - он добрался только до буквы "Д", - однако в задушевной обстановке, которая сложилась к тому времени, его заявление прошло незамеченным.