Мусский Игорь Анатольевич. 100 великих отечественных кинофильмов

 
   «Баллада о солдате» Григория Чухрая — один из лучших советских фильмов о войне. Обошедший экраны мира, отмеченный многочисленными премиями и наградами, он стал классикой киноискусства.
   Герой картины — юный солдат Алёша Скворцов, отпущенный на краткую побывку домой, успевает лишь обнять свою мать, так как тратит все своё время в пути на помощь и поддержку людей, ему доселе незнакомых.
   Режиссёр Григорий Чухрай — фронтовик. Он защищал Сталинград, был несколько раз ранен. «По всем дорогам войны, — говорил он, — осталось много дорогих моему сердцу людей. Это были мои сверстники, которые тоже прямо со школьной скамьи пошли воевать, но им не суждено было вернуться домой. Естественно, что во мне все эти годы зрело неодолимое желание рассказать об этих людях, об их короткой, но славной судьбе».
   После войны Чухрай окончил ВГИК, снял фильм «Сорок первый» по рассказу Б. Лавренёва. Однако студенческая мечта поставить картину об отпускном солдате не оставляла его.
   Счастливый случай свёл Чухрая с Валентином Ежовым, человеком с интересной и сложной судьбой. Общий язык нашёлся у них сразу. Ежов, как и Чухрай, ушёл на фронт после школьной скамьи. Служил в морской авиации, а после войны окончил сценарный факультет ВГИКа (класс А. Довженко).
   «И ему и мне хотелось рассказать о нашем сверстнике, герое — солдате, отдавшем жизнь за Родину, — без громких фраз, просто, грустно и честно, — подчёркивал Чухрай. — Мы не стремились воздвигать ему монумент. Мы хотели рассказать о нём простыми человеческими словами, ибо сам он был человеком скромным и не любил громких фраз. Оба мы были в этой войне солдатами и знали, что победили в ней не сверхчеловеки, а люди. В этом мы видели величие нашей победы. Таких героев, как Скворцов, мы встречали на фронте. Им так же, как другим, было страшно, больно и трудно, но, вопреки всему этому, они выполнили свой долг, ибо чувство человеческого достоинства, чувство любви к людям оказалось в них сильнее страха и самой смерти».
   Работали Чухрай с Ежовым так. Сперва оговаривались сцены и эпизоды. Затем каждый выбирал себе то, что ему нравилось. Эпизод, написанный Ежовым, передавался для правки Чухраю. И наоборот.
   Первоначально много внимания уделялось теме героического советского тыла. Действие переносилось в новый, выстроенный перед войною цех завода, его не успели остеклить, подвести под крышу; дуют ветры, с неба валит снег, но станки гудят. Голодные, иззябшие женщины и подростки бессонно работают.
   Скворцову встречались и счастливые, и терпящие бедствия, он помогал людям, но и люди не раз выручали его из беды. Алёша и Шура ещё не сознавали своего чувства, окружающие догадывались об этом быстрее и старались помочь юной трогательной любви, зародившейся в столь тяжёлое время.
   Первоначально Шурка погибала в разбомблённом городе. Заменивший его позже эпизод расставания Алёши с девушкой на перроне получился менее эффектным, но для сценария он представлял большую ценность. Шурка оставалась жива, а с ней сохранялась, продолжала жить и память об Алёше.
   Однако первый вариант сценария, написанный Валентином Ежовым на основе заявки, не удовлетворил студию.
   Новый вариант, представленный на рассмотрение в середине января 1958 года (на титульном листе помечено: «режиссёрская консультация Г.Н. Чухрая»), означал серьёзный шаг вперёд. Появились сцены и отдельные подробности, составившие украшение фильма. Но ко многому, придуманному на этой стадии, авторы вскоре охладели. Предполагалось, например, что фильм будет обрамлён песней о комсомольской юности, которая совпала с войной, и завершится кадрами поднявшихся в атаку солдат — среди них мелькнёт в последний раз Алёша… Тематический состав сценария в значительной степени определялся словами героя картины: «Нет, я злой! Я ненавижу всех, кто приносит горе. С ними надо бороться. И не только с фашистами, а со всеми, кто обижает людей».
   Но и на этот раз у художественного совета студии нашлись замечания.
   Только после новых двукратных переделок и перекомпоновки всего материала Чухрай смог в середине июня 1958 года приступить к написанию режиссёрского сценария, а в августе фильм запустили в производство. На главные роли были выбраны Олег Стриженов и Лилия Алешникова.
   На третий день съёмок, работая над эпизодом, где Алексей мечется по шоссе, пытаясь остановить какой-нибудь грузовик, Григорий Чухрай был сбит машиной и с тяжёлым множественным переломом костей четыре месяца пролежал в гипсе. За это время актёры разбрелись по другим картинам. Чухраю хотелось бросить все и заняться чем-нибудь другим. Но, выйдя из больницы, он стал сколачивать новый коллектив, и нашёл других, гораздо более достоверных исполнителей на две главные роли.
   Чухрай признавался, что процесс подбора актёров проходил для него мучительно трудно. «Мы просмотрели множество актёров, среди которых были люди очень талантливые, но ни на одном из них я не мог остановиться — не складывался ансамбль. Каждый день я составлял новые комбинации, „проигрывал“ весь фильм с начала до конца. Коллеги открыто выражали недовольство моей нерешительностью: срывался план запуска фильма в производство. Но я ничего не мог с собой поделать. Положение, казалось, было безвыходным».
   Сомневались в актёрах, и прежде всего в Жанне Прохоренко (Шура) и Володе Ивашове (Алёша). Справятся ли они со своими ролями? Ведь ни Ивашов, ни Прохоренко тогда ещё не были артистами.
   Володя — москвич, учился на втором курсе ВГИКа в актёрской мастерской Григория Михайловича Козинцева. Ему пришлось прервать учёбу, взять академический отпуск.
   Жанна была студенткой театрального училища МХАТ и пришла на «Мосфильм» пробоваться на небольшую роль в картоне «Песня о Кольцове». Её не утвердили. Но её фотопробы увидел Чухрай.
   У Ивашова и Прохоренко не было ни опыта, ни мастерства, а играть им предстояло очень большие и сложные роли. Но произойти чудо: молодые артисты принесли с собой на экран обаяние юности и красоты и настолько «вписались» в фильм — русская девочка с распущенной косой и родниковыми глазами и долговязый паренёк с по-детски припухшими губами, — что представить себе «Балладу» с другими исполнителями просто невозможно.
   Володя Ивашов войны не знал и от фашистского танка, преследовавшего безоружного мальчишку-связиста, не бегал. Но в те дни он буквально жил Алёшей Скворцовым — его тревогами и радостями, встречами и расставаниями, надеждами и болью.
   Работал Володя много, напряжённо, репетировал с режиссёром даже по выходным, когда на студии оставались лишь сторожа да пожарники. Ивашов безгранично верил советам Григория Чухрая, внимательно вслушивался в его рассказы о войне, пытаясь вновь и вновь «примерить на себя» судьбу и характер своего ровесника с передовой. Это был тяжкий, но счастливый труд души, абсолютное вживание в образ. Потому, наверное, Ивашов и назвал своего первенца в честь героя «Баллады…» — Алёшей.
   У Шурочки — Прохоренко мало слов. Она в основном молчит. Паузы, молчаливые крупные планы Жанны — лучшее, что она продемонстрировала в этой работе. Внимательно смотрит, копит впечатления, вбирает их в свою душу и, при сдержанности выражений, передаёт огромную и страстную доброту своей героини. Жанна Прохоренко с удивительной силой раскрывает стремление Шурки навстречу неведомому чувству любви.
   Незабываемый образ создал в этом фильме и Евгений Урбанский, сыгравший роль инвалида. Актёр поднялся в этой роли до больших трагедийных высот, потрясая глубиной человеческого переживания.
   Сомневались, что Урбанский согласится сыграть инвалида. После того как он блестяще справился с главной ролью Губанова в «Коммунисте», ему предлагали второстепенную роль, почти эпизод. К тому же было ощущение, что эпизод этот в сценарии не совсем удался. Ежов и Чухрай переделывали его много раз. К счастью, Урбанский сказал: «По-моему, это моя работа. Только, пожалуйста, если можно, без проб».
   …Снималась сцена на привокзальной почте, куда инвалид зашёл, чтобы послать телеграмму домой. Володя Ивашов и актриса Нина Меньшикова, играющая телеграфистку, были уже на месте, им поправляли грим. В глубине павильона Урбанский с помощью костюмера и ассистента надевал на согнутую в колене ногу специальное приспособление. Ему надо было играть одноногого.
   Приступили к репетиции. Волнение Урбанского сразу передалось Ивашову, в репликах которого появились правдивые нотки. Тонкая актриса Нина Меньшикова поддалась этому чувству, и вот уже она с полными слёз глазами кричит инвалиду, протянувшему ей телеграмму: «Это подло! Подло!» — и плачет, закрыв лицо руками. Начинаются съёмки. Один дубль, второй, третий… Урбанский увлечён: «Пожалуйста, ещё один дубль!.. У меня реплика не получилась. Её надо говорить не так…»
   Многие образы людей в «Балладе о солдате» воспринимаются как частица большого целого, всего народа, предстают как штрих в большом коллективном портрете.
   Строгий уставший генерал, каким его играет Н. Крючков, — пожилой, немногословный человек, с доброй и горькой отцовской улыбкой, ненавидящий войну и вынужденный воевать. Улыбчивый солдат (Г. Юхтин), душа фронта, парень, чем-то похожий на Васю Тёркина. Женщина на телеграфе (Н. Меньшикова) — одна из тысяч и тысяч, ждавших своих мужей, веривших в их возвращение и, может быть, спасавших их своей верой. Женщина-шофёр (В. Телегина). Измученная, не спавшая двое суток, она ещё находит ласковое слово для Алёши. Она из тех женщин, что вынесли на своих плечах всю тяжесть разлуки с сыновьями, всю тяжесть тыла.
   Что касается образа матери Алёши (А. Максимова), то он гораздо более других несёт в себе элемент обобщения, становится символом матери. Катерина — русская крестьянка, успевшая лишь на минуту увидеть и обнять сына-солдата, прибывшего в свой пятиминутный отпуск. Увидеть, обнять и потерять навсегда. Мы не узнаем о Катерине подробностей, но узнаем про её жизнь самое главное, что это мать, отдавшая войне сына.
   Она успокаивает сына: «Ты не думай, я все выдержу, все перенесу… а тебя дождусь… отца не дождалась, а тебя дождусь». Грузовик с Алёшей удаляется по бесконечной, беспощадной дороге. Мать смотрит вслед полными слёз и боли глазами…
   Эпизод прощания Алёши с матерью получился как-то сразу, легко и хорошо. Чухрай вспоминал: «Едва артистка Антонина Максимова появилась на съёмочной площадке, я сразу почувствовал, что она так тонко и глубоко понимает роль, что моя задача — не мешать ей, не нарушать её представление об образе. В этих сценах я главное внимание уделял её партнёру. Должен сказать, что волнение артистки передавалось всем окружающим».
   Сейчас это кажется удивительным, но «Баллада о солдате» на всём своём пути, от зарождения замысла до выпуска в свет, встречала немало противников. «Наш фильм, — заметил однажды Чухрай, — рождался не под аплодисменты…» Сценарий, а затем фильм объявляли то пессимистическим, то мелкотемным, то очернительским и даже подрывающим авторитет и славу Советской армии.
   Съёмки неоднократно приостанавливались. Многие на студии вообще сомневались в успехе картины. История Алёши и Шуры казалась незначащей, сомневались в необходимости ряда сцен. Например, стоит ли показывать неверную жену или Алёшу, бьющего по лицу вымогателя Гаврилина? Не скажется ли это отрицательно на воспитании молодёжи?
   Некоторые товарищи требовали переделки финала. «У вас такой хороший герой, — говорили они, — зритель его полюбил и желает ему счастья, а вы его убиваете… Зачем вам понадобилось убивать положительного героя? И зачем вам нужно печалить наших советских людей?»
   Это потом напишут, что несмотря на трагический конец «Баллада о солдате» — удивительно светлый фильм. Алёша Скворцов отдаёт жизнь за свой народ — и в этом величайший оптимизм, ибо народ, родивший такого героя, бессмертен.
   В конце 1959 года, после ряда поправок и сокращений, картина вышла на экран. «Баллада о солдате», сперва недооценённая прокатчиками, постепенно дошла до миллионов зрителей, получила широкое признание. Валентину Ежову и Григорию Чухраю была присуждена Ленинская премия.
   За пределами страны «Баллада о солдате» была показана на Каннском фестивале в мае 1960 года, где разделила с «Дамой с собачкой» И. Хейфица специальную премию жюри — «За высокий гуманизм и превосходное художественное качество».
   Английский режиссёр Тони Ричардсон отметил: «Такие произведения, как „Баллада о солдате“, это именно то, что я называю поэзией». Французский актёр Бурвиль причислил картину Чухрая к лучшему, что он видел на экране.
   Совершив триумфальное шествие по экранам мира, «Баллада о солдате» завоевала 100 международных наград: премию за режиссуру на кинофестивале в Сан-Франциско; приз «Давид Донателло» за лучший иностранный фильм в Италии; главный приз Лондонского фестиваля. В. Ежов и Г. Чухрай удостоились номинации на премию «Оскар» по категории «Лучший оригинальный сценарий».

«СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА»

   «Мосфильм», 1959 г. Сценарий Ю. Лукина и Ф. Шахмагонова по рассказу М. Шолохова. Режиссёр С. Бондарчук. Оператор В. Монахов. Художники И. Новодережкин и С. Воронков. Композитор В. Баснер. В ролях: С. Бондарчук, З. Кириенко, Павлик Борискин, П. Волков, Ю. Аверин, К. Алексеев.
 
   Настоящим откровением стала первая режиссёрская работа Сергея Бондарчука «Судьба человека», поставленная по рассказу Михаила Шолохова.
   Рассказ этот был опубликован в двух номерах газеты «Правда»: в последний день 1956 года и в первый день 1957-го. Бондарчук, прославившийся исполнением ролей Тараса Шевченко, Валько в «Молодой гвардии», доктора Дымова в «Попрыгунье», Отелло, предложил перенести «Судьбу человека» на большой экран. Упорно отстаивая эту идею, он сам взялся за постановку картины. Шолохов, хоть и не сразу, всё же согласился на экранизацию. Так увлечённость шолоховским материалом привела Бондарчука к режиссуре.
   На киностудии «Мосфильм» не сразу включили картину в производственный план, посчитав, что рассказ не даёт основы для большого фильма. Он написан в повествовательной манере, от первого лица, без драматургической разработки эпизодов. «Три части, может, и получились бы, — утверждали мастера экрана. — Полнометражный фильм — никогда».
   Не дожидаясь окончательного решения вопроса с постановкой картины. Бондарчук приступил к углублённой проработке шолоховской прозы. Сценарий писали Ю. Лукин и Ф. Шахмагонов.
   «Рассказ я знал почти наизусть, — говорил позже Сергей Фёдорович, — но этого мне оказалось мало. Чтобы быть готовым к фильму всесторонне, мне потребовалось не просто прочитать — изучить все произведения Михаила Александровича Шолохова».
   Как участник Великой Отечественной войны, знавший в лицо многих из тех, кто, подобно герою рассказа Андрею Соколову, прошёл трагическими дорогами испытаний, Бондарчук уже представлял себе будущий фильм — почти каждый кадр был прорисован на отдельных листах бумаги.
   Сценаристы Ю. Лукин и Ф. Шахмагонов решили преобразить прямой монолог Соколова во внутренний. Таким образом, зритель видел события глазами основного героя. Но кому рассказывает Соколов о своей жизни — Шолохову, вообще какому-то писателю, шофёру или неведомому собеседнику? Остановились на случайном встречном.
   Через несколько дней Бондарчук представил режиссёрский сценарий, который без замечаний был принят к производству.
   Шолохов не сразу поверил в Бондарчука — исполнителя роли Соколова. Во время одной из встреч писатель долго рассматривал его руки и наконец произнёс: «У Соколова руки-то другие…» Затем пригласил Бондарчука на свою родину: «Обязательно побывай в Вешенской, поживи там подольше, это поможет».
   Замечание Шолохова встревожило Бондарчука. Он поехал в Вешенскую, общался там с земляками писателя. Позднее Бондарчук писал: «Позже, уже находясь со съёмочной группой в станице, я, одетый в костюм Соколова, постучался в калитку шолоховского дома. Он не сразу узнал меня. А когда узнал, улыбнулся и про руки больше не говорил». Вскоре так же, как и Шолохов, признали его вешенские казаки и казачки. «Андрей-то наш на работу пошёл», — говорили они, видя, как Бондарчук идёт на съёмку Там, среди людей, окружающих Шолохова, он окончательно понял и узнал своего Андрея Соколова.
   Творческим единомышленником Бондарчука стал оператор Владимир Монахов — большой, интересный мастер, в прошлом тоже участник войны.
   Съёмка фильма началась до завершения режиссёрского сценария. Надо было захватить уходящую весеннюю натуру. Её выбрали по совету Шолохова в двадцати километрах от станины Вешенской на берегу Дона, у хутора Куликовского. Здесь снималась встреча Соколова с собеседником.
   В «Судьбе человека» авторам хотелось, чтобы открывающий фильм пейзаж давал картину пробуждения жизни. Для этого хорошо было бы запечатлеть расцветающие яблони, окружённые водой.
   Однако группа чуточку запоздала. Половодье пошло на убыль. Пришлось «подправить» пейзаж. В разлившийся Дон поставили срубленную дикую яблоню. Её ветки украсили бумажными лепестками. Она так естественно вписалась в пейзаж, что даже приехавший на съёмки Шолохов не сразу обнаружил подмену. Эта яблоня «по колено» в воде и вошла в фильм.
   Затем началась съёмка первого актёрского кадра. Вдали, ни степной дороге, показались два пешехода. Они приближаются. Все явственнее входят в кадр сутуловатый средних лет мужчина в ватнике и мальчик.
   В этом проходе участвовали не два, а четыре человека. На общем дальнем плане, когда видны лишь силуэты пешеходов, снимались дублёры. Бондарчук с мальчиком, игравшим Ванюшку, скрывались за стогом сена. На ближнем плане они выходили на дорогу, а дублёры прятались в канаве. Делалось это для того, чтобы не переутомлять мальчика.
   Исполнял роль Ванюшки пятилетний Павлик Борискин. Его очень берегли и осторожно подготавливали к съёмкам. Бондарчук запретил на съёмочной площадке называть Павлика собственным именем. Он был для всех Ваней.
   На хуторе Куликовском воссоздали только сцену встречи Соколова с собеседником. Работу здесь закончили 20 мая 1958 года и тотчас вернулись в Москву, чтобы завершить режиссёрский сценарий и подготовку к основным съёмкам.
   На «Мосфильме» задержались недолго. Спешили, чтобы не пропустить летнюю натуру. И пока Бондарчук заканчивал режиссёрский сценарий, его ближайшие помощники — художники И. Новодережкин, С. Воронков, звукооператор Ю. Михайлов, художник по костюмам О. Верейский, художник-гримёр Н. Печенцев и другие — готовили группу к длительной поездке.
   Большая часть съёмок проводилась в экспедиции, которая продолжалась около пяти месяцев.
   Во вступительной сцене, снятой на Дону, Соколов говорит: «Поначалу жизнь моя была обыкновенная. Сам я уроженец Воронежской губернии…»
   На родину героя в конце июня и направилась съёмочная группа. Здесь, на Тамбовской улице, в Воронеже была сооружена декорация, в которой снимались натурные эпизоды, относящиеся к жизни молодого Андрея, его невесты, а потом жены Ирины.
   С новой силой раскрылся в картине драматический дар Зинаиды Кириенко. Обаятельный облик Ирины, сцену её прощания с мужем у отходящего на фронт эшелона — трудно забыть.
   С момента отъезда Соколова на фронт в его судьбе происходит крутой поворот. Иной ритм — нарастающий, подчас лихорадочный, связывает воедино отдельные кадры.
   …Над дорогой прямо на машину несётся вражеский самолёт. Соколов вырывается вперёд. Разрыв бомбы остаётся позади. Атаку самолёта и его пикирование снимали с вертолёта, Это позволило увидеть грузовик глазами гитлеровского лётчика. А чтобы показать атаку через восприятие Соколова, съёмку провели непосредственно с машины.
   По сценарию Соколов попадает в госпиталь. Но Бондарчук приходит к выводу, что госпитальная сцена затянет картину, затормозит её ритм. В фильме контуженный Андрей вываливается из машины и оказывается в плену.
   Съёмки кадров концлагеря проводились в Ростовской области. Там в одном из карьеров добывался камень для строительства Волгоградской ГЭС. Карьер приспособили для сцены в каменоломне. В рассказе об этой жуткой странице жизни Соколова написано: «Все работали на каменном карьере, вручную долбили, резали, крошили немецкий камень. Норма — четыре кубометра в день на душу…» В фильме Бондарчук выстроил большой, исполненный глубокого драматизма эпизод. Каменоломня — один из кругов ада.
   Пришлось потрудиться над созданием декорации лагеря. Но главное, что тревожило Бондарчука во время работы в Ростовской области, — это нехватка актёров. Он выехал в экспедицию с очень ограниченным игровым коллективом. Пришлось прибегнуть к «внутренним резервам». Приведём несколько эпизодов, в которых участвуют «резервисты».
   …По крутой тропинке тяжело движется цепочка измождённых людей. Надрываясь, они тащат камни. Сразу за Соколовым передвигается со своей ношей безымянный военнопленный. Его играл художник-гримёр съёмочной группы Н. Печенцев. Он оказался способным актёром — и в фильме исполнил ряд эпизодических ролей.
   В сцене расстрела военнопленных у церкви в образе эсэсовского офицера предстал консультант фильма В. Лоренц.
   Для звукооператора Ю. Михайлова «Судьба человека» — первая самостоятельная работа. Но и ему Бондарчук давал актёрские нагрузки. На каменоломне Михайлов несёт камни, а в сцене на вокзале изображает пленного, подвешенного за руки.
   Был случай, когда для заполнения рядов колонны использовали женский состав группы. Их одели в мужское военное обмундирование и включили в массовку. Подмена осталась незамеченной.
   Эпизод расстрела пленных снимался на рассвете. Но и в этот ранний час у съёмочной площадки собралось много зрителей. Раздался залп. И одновременно артисты услышали душераздирающий вопль. Закричала стоящая среди зрителей пожилая женщина. Оказалось, что на этом самом месте гитлеровцы расстреляли её сына. Так правда жизни совпала с правдой искусства…
   Кульминация фильма — сцена в комендантской. Здесь жизнь и смерть оказались в одном кадре.
   Лагерное начальство празднует выход своих войск к Волге. Пьют шнапс, развлекаются. Комендант Мюллер (Ю. Аверин) приказывает доставить к нему строптивого заключённого Соколова, приговорённого к расстрелу. Но прежде он хочет уничтожить русского морально.
   В этом психологическом поединке Соколов одерживает верх. Он выпивает в два глотка стакан водки за свою погибель, но от закуски отказывается: «Я после первого стакана не закусываю».
   Лишь после третьего стакана Соколов откусил маленький кусочек хлеба, остаток положил на стол. «Захотелось мне им, проклятым, — говорит рассказчик у Шолохова, — показать, что хоть я и с голода пропадаю, но давиться ихней подачкой не собираюсь, что у меня есть своё, русское достоинство и гордость, и что в скотину они меня не превратили, как ни старались».
   Этим эпизодом не заканчиваются лагерные и другие испытания Соколова. Но будучи кульминационным в картине, он становится переломным в ходе повествования. Выдержав самые страшные пытки голодом и близкой смертью, Соколов сумел остаться человеком и сохранить силу духа и желание свободы.
   Шолохов завершает рассказ встречей своего героя с потерявшим родителей Ванюшкой. До глубины души потрясает сцена в автомобиле, когда Соколов называет себя его отцом. То, с какой полнотой чувств и психологической глубиной, с каким могучим внутренним темпераментом сыграна эта роль Бондарчуком, ставит этот образ на одно из первых мест в творчестве артиста.
   Бондарчук заканчивает картину шолоховскими словами, впечатанными в последние кадры фильма: «…и хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своём пути, если к этому позовёт его Родина».
   «Судьба человека», снятая всего лишь за 78 рабочих дней, встала в ряд выдающихся произведений мирового кино. Картина была высоко оценена на родине, в год выхода её просмотрело более тридцати миллионов человек. Фильм завоевал главный приз на Международном кинофестивале в Москве. Его создатели — С. Бондарчук и В. Монахов — были удостоены Ленинской премии.
   «Судьба человека» с успехом прошла по экранам многих стран мира. Картина получила премию польских кинематографистов за лучшую первую постановку фильма, премию «Голова ацтека» на фестивале фестивалей в Акапулько…

«ДАМА С СОБАЧКОЙ»

   «Ленфильм», 1960 г. Сценарий И. Хейфица по одноимённому рассказу А.П. Чехова. Режиссёр И. Хейфиц. Операторы А. Москвин, Д. Месхиев. Художники Б. Маневич, И. Каплан. Композитор Н. Симонян. В ролях: А. Баталов, И. Саввина, Н. Алисова, П. Крымов, Ю. Медведев, В. Эренберг и др.
 
   Чеховская «Дама с собачкой» — проба Хейфица в классике. «Этот фильм не знаменует отход от современной темы, — возражал режиссёр. — Каждому постановщику хочется перенести на экран одно из самых дорогих ему бессмертных творений русских писателей. А у меня есть ещё особые обстоятельства. Чехов видел в обычном необычное. Эта черта его творчества близка и понятна мне. Поэтому я и решил к юбилею писателя поставить „Даму с собачкой“, которую Горький считал вершиной чеховского реализма. Кроме того, в этом рассказе выражены нестареющие призывы к красоте человеческих отношений. И думается мне, что они и сейчас могут прозвучать вполне современно. Чехов — наш союзник в борьбе с остатками пошлости…»