Не сыщешь на земле ещё такое странное животное! Скелет у него снаружи, мускулы - внутри. Это сплющенный, утыканный иглами шар. Снизу у него пять рядов ножек-присосок. Куда бы ни пополз ёж на своих прозрачных тоненьких ножках, он ползёт вперёд.
   Такие, как ёж, иглокожие - очень древние животные. В те времена, когда ничего живого ещё не было на суше, по дну моря, ртом вниз, уже переползали морские ежи.
   Я отпихнул своего ежа подальше от камня, на котором уселась Майя. Хотел про себя скомандовать ему вслед: "Налево кругом - удирай!" - но вспомнил, что эта морская диковина не различает, где правая, где левая сторона, и переменил команду: "Катись на все четыре стороны!"
   Следовало бы ещё покопаться в песке, но Майя остановила меня. Нетрудно было догадаться, что она хочет сказать: "Хватит! Перестань. Все бродячие дома распугаешь". Бродячими домами мы называли одностворчатые морские ракушки. Моллюск, хозяин такой ракушки, одновременно и домовладелец и домовоз. Куда бы моллюск ни двинулся, хотя бы просто пообедать, он должен тащить на спине свой собственный дом.
   Примостившись на камне возле Майи, я наблюдал за переездами таких бродячих домов. Большинство переползало очень медленно, но бродячий дом моллюска морское ушко прямо-таки пронёсся мимо нас. Морское ушко можно считать чемпионом по скорости среди улиток. Метр в секунду - совсем неплохо! Ведь это пробег на брюхе, да ещё с домом на спине!
   Не меньше, чем морское ушко, удивил нас и другой моллюск - морской гребешок. У него дом-раковина из двух створок. Двери дома - створки всегда на запоре. И нигде нет щели, в которую мог бы высунуться хозяин, чтобы потащить на себе дом.
   Мы с Майей были уверены, что у морских гребешков дома не бродячие, а лежачие и они не трогаются с места всю жизнь.
   И вдруг мы услышали резкий выхлоп. Подпрыгнул и далеко отскочил в сторону один гребешок. За ним заскакали другие. Вот так зрелище! Скакал, хлопая дверями-створками, целый квартал подводных домов!
   Я не утерпел и погнался за гребешком-скакуном. Секрет его был прост: хлопая створками, он с силой выбрасывал воду и сам отлетал в противоположную сторону. Наконец гребешок утомился, упал на бок и затих.
   Наклонившись, я ожидал, может, опять подскочит? Однако вместо хлопанья створок я услышал позади себя плеск. Майя отчаянно била по воде руками и ластами. С испугу она даже крикнула в дыхательную трубку:
   - Гусеница... Огромная!
   Всем в нашем классе было известно, что Майя не переносит мокриц и гусениц. Злые языки даже говорили, что Майя потому и записалась в морской кружок, что в море не встретишь мокриц и гусениц. Где ж могла померещиться Майе гусеница?
   Тут я заметил, что по песку ползёт голотурия, или, как её называют ещё по-другому, трепанг, морской огурец. Так вот кто показался Майе огромной гусеницей: безобидное иглокожее с длинным, как огурец, телом на ножках-присосках! Китаец обрадовался бы такой находке. В Китае трепанг лакомое блюдо.
   Я подплыл к Майе и тихонько похлопал её по плечу:
   "Поплыли дальше".
   Она затрясла головой:
   "Хочу домой".
   Странный народ девчонки! Никак их не пойму. Осьминога не испугалась, а от "гусеницы" скисла.
   Ну что ж, домой так домой.
   ...На обратном пути я всё же успел настрелять кое-каких рыб. Неудобно было возвращаться с подводной охоты с пустыми руками.
   - Ничего... - снисходительно сказал Славка, осмотрев мои охотничьи трофеи. - Но у Кати и Молчуна побольше.
   - Очень рад. А знаешь что, капитан? Не так уж глуп твой лоцман. Когда смотришь под водой на "Моревизор", ну до чего ж он похож на рыбу!..
   - А иначе подводная лодка не могла бы плыть так быстро, - откликнулась Майя, снимавшая с себя лягушечьи ласты.
   Не могла бы плыть быстро, если бы... Почему мне это раньше не приходило в голову? Вот он где, ключ к разгадке одной из загадок Невидимки!
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   Знак человека
   (ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА)
   НЕВИДИМКА НЕ МОЖЕТ ЖДАТЬ ДОЛГО
   Невидимка был терпелив. Он не торопил нас с ответом. Но мы понимали сами: сколько же можно ждать?
   Мы уже плыли по Охотскому морю. Ребята окрестили его Лососёвым: в нём самые большие уловы нерки, горбуши, чавычи и кеты - рыб из семейства лососёвых.
   "Моревизор" часто всплывал на поверхность. Нам хотелось увидать птичий базар - скалу, на которой бок о бок, по всем уступам, сидят тысячи кайр и каждая высиживает своё единственное яйцо.
   Но берег не показывался.
   Иной раз даже волн не было видно из-за густого тумана. Недаром мы выбрали дымчатый флаг - это хмурое море и в летнюю пору окутано туманом.
   Девочки просили, чтобы я изобразил на флаге лосося и скалу птичьего базара. А капитан хотел, чтобы под скалой был нарисован "котиковый пляж".
   Есть в Охотском море безлюдный остров, берег которого прямо-таки чёрен от лежащих на нём котиков. Их здесь больше, чем в солнечный день купальщиков на пляже.
   Заказов мне дали много. А вот попробуй их выполнить! И я пыхтел над флагом под визг пилы Молчуна. Что делать? Молчун не любил одиночества, да и пилил он не для себя.
   Мне не давали покоя сказанные Майей слова о том, что подводная лодка не могла бы плыть быстро, если бы не была похожа на рыбу. Так это или не так?
   Я посвятил в свои планы Молчуна, и с тех пор он неутомимо выпиливал из дерева различные фигурки. Иногда мне даже становилось невтерпёж:
   - Брось, Валерка, устал, хватит!
   Но Молчун весело улыбался и, не отвечая, продолжал пилить.
   Тогда я удирал к девочкам. Их можно было застать или в библиотеке, за книгами, или в лаборатории, где они возились с рыбами, добытыми во время подводной охоты.
   - Ну, как дела? - спрашивал я. - О чём может рассказать рыбий хвост?
   - Погоди, скоро узнаем.
   И вот наконец девочки заявили, что они заставили "говорить" хвосты рыб. Хорошо! И мы с Молчуном" уже закончили свои испытания. Мы проверили, какая из деревянных фигурок быстрее плавает: рыбка, квадратик, звёздочка, палочка, диск или шарик. Оказалось: рыбка.
   Можете это проверить сами. А если хотите знать почему, прочитайте в приложении 1 нашу морскую газету "Кто как плавает". Там написано и про морскую змею и про рыбьи хвосты. Это и есть наш ответ Невидимке.
   ПТИЧЬЯ ЛОЦИЯ
   Не прошло и часа, как к нашей газете была приколота записка. Невидимка сообщал, что ответами доволен. Похвалил газету и Антон Петрович. Всё было бы хорошо, если б нас не подвёл капитан. Он один не ответил Невидимке.
   А почему? Майя уверяла, что капитан хворает. Он стал очень странный: бормочет какие-то непонятные слова. Катя считала, что капитан болтун и бездельник и его надо сменить.
   - Выясним, - сказал я и пошёл к капитану.
   Я застал его за очень странным занятием. Вымарав на карте название "Новая Зеландия", он тщательно вывел: "Кукушечий остров". Мог ли я смотреть на подобные фокусы равнодушно?
   - Зачем портишь карту? А ещё капитан!
   - Не порчу, а исправляю несправедливость.
   - Балуешься? На это есть время, а чтобы ответить Невидимке, времени нет? Ну, так знай: на корабле бунт. Команда требует сменить капитана.
   Славка покраснел, потом побледнел и после долгого молчания наконец выговорил:
   - Подождите, ребята, до берега. Тогда появятся мои помощники - птицы, и я вам всё объясню.
   Майя была права. С капитаном творилось что-то неладное. И мне от души стало его жаль.
   - Слава, - сказал я ласково, - ты приляг, отдохни. Мы тебе температурку измерим. Ничего, не волнуйся, поправишься. Только выбрось этих птичек из головы.
   - Птичек? - круто повернулся ко мне Славка. - Островитяне открыли Новую Зеландию, следя за перелётом длиннохвостой таитянской кукушки! Великий Крузенштерн отметил на карте место, где слышал в тумане голоса множества птиц. Через три года на этом месте был открыт остров и назван именем Крузенштерна. А ты советуешь: выбрось из головы... Невежество!
   Теперь мне стало понятно, почему Славка написал "Кукушечий остров". Но какова благодарность! Я пожалел капитана - он меня обругал.
   - Ты не очень, - предостерёг я Славку. - Подумаешь, учёный! Невидимке ответить не мог!
   - Ответ уже готов. Морские птицы и рыбы - вот кто помощники капитана в воздухе и в воде. Наблюдая за ними, можно узнать, близко ли берег. Так написано в старых лоциях - руководствах для мореплавателей. Вот, например, рыба-лоцман исчезает с приближением берега. А птицы... ты можешь прочитать о них в составленной мной птичьей лоции.
   - Ну покажи, прочту.
   - Её ещё переписать надо. Лучше я тебе пока на словах объясню. Давай играть: ты будешь вахтенный. Докладывай мне, капитану, про птиц, которых ты будто бы видишь в воздухе или на воде. Понятно? Ну, начинай.
   Я приложил руку к глазам, словно всматриваясь в даль, и крикнул первое, что мне пришло в голову:
   - Вижу альбатроса!
   - Это птица открытого моря. Полный вперёд!
   - Вижу чайку! - помедлив, придумал я.
   - Чайку? - Капитан встрепенулся. - Она кричит?
   - Нет. Летит молча.
   - Тогда это моевка, единственная чайка, которая залетает далеко в море и молчит в полёте. Другие чайки не отлетают дальше ста миль от берега, и крик их служит сигналом земли. Раз это моевка - курс прежний. Так держать!
   - Вижу... Гм! - Мне очень понравилась новая игра, но я уже не знал, что придумать. - Гм!.. Что-то яркое в воде за левым бортом...
   - Значит, мы плывём в тропиках, - не растерялся капитан. - Там появление ярко окрашенных змей предвещает близость берега. Лево руля. Курс на змею. Тихий ход. Так держать.
   - Есть так держать! - весело откликнулся я. - Вижу...
   - ...что на часах без четверти два, - неожиданно перебил меня капитан, - а в два часа у тебя разговор с Балтикой. Видишь? Так почему ты не в радиорубке?
   Тьфу! И кто это придумал, что у капитана голова не в порядке: он помнил то, что забыл я сам!
   МЫ СЛЫШИМ ГОЛОС БАЛТИКИ
   - Я - "Моревизор"! Я - "Моревизор"!
   Вокруг меня, в радиорубке, собрался весь экипаж. Нет только капитана. Молчун не забыл принести флаг янтарного цвета, заранее нарисованный мной в честь сегодняшнего разговора с Балтикой.
   Ведь "Моревизор", плывущий по дальневосточным морям, только флагман нашего 5-го класса "А". И по другим морям - Балтийскому и Чёрному, - правда, уже поодиночке, путешествуют наши ребята. Договорились, что обо всём интересном они будут передавать по радио на флагман. Если они передают на "волне дружбы", мы издалёка-далека услышим их голоса.
   Сегодня у нас должен состояться разговор с Мишей, который остался на берегах Балтики. Балтийское море - одно из самых юных наших морей: ему всего тринадцать тысяч лет. Оно не раз меняло свои очертания и своё имя. Когда-то его звали "Янтарным". Столько в нём было янтаря, что янтарём печи топили. Может, Миша расскажет об исчезнувших янтарных островах? Может, Миша расскажет о рюмке балтийской воды? В ней микроскоп обнаружил тысячу крохотных водорослей. Если море так богато планктоном, оно богато и рыбой. Самая вкусная из них - салака - нарисована мною на янтарном флаге.
   - Балтика! Слышишь меня, Балтика? Перехожу на приём.
   И наконец я услышал голос Миши:
   - Мама отправила меня в пионерский лагерь. Место, скажу вам, было не первый сорт. От моря километра два, но река близко. Мы с одним мальчиком, Борей, повадились ходить к рыбакам. И как-то старый рыбак подарил нам угря: такую длинную рыбу вроде змеи. И предупредил нас:
   "Глядите не упустите. Угорь издалека море чует. Брось его наземь - тут же повернётся к морю мордой и поползёт. Да так, что не догонишь".
   Мы усмехнулись: угря не догнать! Но на всякий случай прикрыли ведро с водой, в котором сидел наш пленник, тряпкой.
   Ведро мы несли по очереди. Сперва я, потом Боря. Потом хотел снова нести я, но он не дал. Я потянул к себе, он - к себе. Мы оба упали, и угорь выскользнул на траву. Тут бы его и схватить, да мне помешал Боря.
   - Угорь, - говорит, - от нас не уйдёт. Зато мы по-научному проверим, верно ли сказал рыбак.
   Ну и что ж... по-научному упустили. Удрал наш угорь, поминай как звали. Мы только успели заметить, что он скользил по траве на запад, как раз в сторону моря.
   Пришлось нам опять идти к рыбакам. Мы решили не быть нахальными и попросили всего-навсего маленького угрёночка.
   "Чего? - переспросил рыбак. - Ещё птичьего молока попросите. За сорок лет я всякой рыбы переловил, а вот ни угрят, ни угриной икры не видал. Хотите верьте, хотите нет".
   И мы не поверили. Все рыбы мечут икру, из икры выводятся мальки. Что ж, угорь в особом положении? Но, когда, уже в Ленинграде, мы, зайдя в магазин, спросили угриную икру, продавщица назвала нас озорниками и бездельниками.
   Я решил, что с меня хватит. Но Борю заело. "Пойдём, - говорит, - в Зоомузей, там нам объяснят по-научному".
   Ладно, пошли. И вот что мы узнали.
   ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ УГРЯ
   (Продолжение рассказа Миши)
   С давних пор жили в европейских реках угри, но поймать угрёнка не удавалось ни одному рыбаку. В Древней Греции даже думали, что угри родятся из ила.
   Если никто не видал угря маленьким, то в Атлантическом океане встречалась рыбка, которую никто никогда не видал взрослой. Эту прозрачную, как стекло, рыбку-недомерка учёные назвали "лептоцефалом" и причислили к особому роду лептоцефалов.
   И только лет шестьдесят назад пришлось лишить рыбку её особого звания. Один итальянский учёный сосчитал позвонки в спинном хребте у длинного угря и у коротышки лептоцефала: одинаково! Это неспроста! Учёный посадил лептоцефала в аквариум. И что ж? Коротышкино тело вытянулось, стеклянная спина потемнела, и превратилась рыбка-недомерок... в обыкновенного угря.
   Но это была решена только половина задачи. Для того чтобы дознаться, где бывший лептоцефал, личинка угря, выводится из икры, надо было поймать рыбку-бусину, малюточку среди малюток. Попробуй такую поймай!
   Пять лет охотился за стекляшками-коротышками датский учёный Иоганн Шмидт. Только на шестой год он изловил рыбку-коротышку меньше обычной, на седьмой год - ещё меньше. И каждая новая рыбка-малютка уводила учёного все дальше в океан.
   О подводные рифы разбился корабль Шмидта. Но на новом корабле упрямый учёный снова поплыл в океан: искать родину угря. На пятнадцатый год поисков Шмидту и его помощникам удалось поймать рыбок-бисеринок, только что вылупившихся из икры. И все эти малявки были пойманы в одном и том же районе Атлантического океана - в Саргассовом море, море без берегов.
   Тёплое течение служит ему границей, а вокруг Саргассова моря шумит океан. Издали можно подумать, что здесь не бездонная пучина, а земля скопище островов. Но это не острова, а плавучие водоросли - саргассы. Когда-то они обманули Колумба. Глядя на них, он решил, что Индия близко.
   Здесь, на глубине трёхсот метров, в тихой тёплой воде, в чаще плавучих водорослей, угри мечут икру, а потом погибают. Нянькой вылупившихся из икры личинок становится подводное течение. Оно уносит их в океан, в сторону Европы.
   За три года странствований по океану стекляшка-коротышка превращается в молодого угря. Он заплывёт в реку, будет там жить. И ничто - ни осока на берегу, ни ветка ивы над тихой заводью - не напомнит угрю его далёкую родину.
   Но пройдёт десять, пятнадцать, а то и двадцать лет, и начнёт старый угорь спускаться вниз по реке. Он отправился в своё последнее путешествие на родину. Жить угорь может в любой реке, но метать икру будет только там, где он сам впервые увидел солнечный свет, - в море без берегов.
   Где он сейчас, наш угорь? Мы с Борей часто говорим о нём.
   "Сегодня ночью луны не было и лил дождь, - звонит мне по телефону Боря. - В такую ночь под шум ветра угри штурмуют шлюзы. Должно быть, и наш беглец переправился через шлюз".
   "А когда он доберётся до своей родины?"
   "Не скоро. Американский угорь, его путь короче, - через год, европейский - через три года. Мы тогда будем уже в восьмом классе".
   "А как он знает, куда плыть?"
   Телефонная трубка об этом ни гугу. И я не знаю. А знать хочется. Может быть, вы поможете?..
   Так закончил свой рассказ Миша. Он просил помочь, но Антона Петровича с нами не было. А сами мы знали о рыбьих путешествиях не больше, чем Миша и Боря.
   - Может, Невидимка что-нибудь посоветует? - сказала Майя.
   - Сейчас мы его пригласим, - пошутил я и с поклоном распахнул дверь: Заходите...
   - Ай! - взвизгнула храбрая Катя.
   На пороге стояла белая фигура. Только это был не Невидимка, а капитан. Заикаясь от волнения, он произнёс:
   - Рыба-лоцман исчезла... Земля!..
   Мы поднялись на палубу всплывшего "Моревизора". Но густой туман мешал нам узнать, близок ли на самом деле берег. Возле меня тяжело сопел капитан. Ещё бы - он волновался! Где же его помощники-птицы, на которых он так надеялся?
   Но чу! В тумане послышались крики чаек. Я приложил руки ко рту и протрубил:
   - Берег близко! Слышу голоса чаек!
   - Держать на чаек! - повеселел капитан.
   Когда туман рассеялся, мы увидели берег, поросший лесом. Но нас ждал и другой сюрприз. Видно, Невидимка под прикрытием тумана побывал на корабле, подслушал наш разговор и оставил записку:
   Кто хочет узнать о подводных дорогах, пусть ищет рыбу с кольцом.
   Невидимка
   Да это прямо как в сказке про Ивана-царевича: сыщи в море кольцо.
   РЫБИЙ ТАНЕЦ
   И вот мы шагаем с Молчуном по морскому берегу, идём разыскивать рыбье кольцо. В рыбачьем посёлке на берегу Охотского моря, где мы остановились, собрались люди со всех окрестностей. Они ожидали косяков горбуши, которая приходит из моря нереститься в реки.
   У многих рыбаков я спрашивал, не попадалось ли им рыбье кольцо. Мне рассказали, что, бывает, попадаются в сети рыбы с пластинкой-кольцом. А зачем надевают на рыбу кольца, лучше всего объяснят учёные с рыбоводной станции, которым эти кольца сдают. Идти к станции надо тропкой по берегу, а потом вверх по реке.
   - Пойдём? - спросил я Молчуна. (Девочки увлеклись осмотром рыболовных снастей. )
   Он улыбнулся и кивнул головой. Мы взяли хлеб, ведёрко, сачок и пошли.
   Шли, шли до вечера. Молчун потянул носом: запахло речной водой. Но откуда этот глухой, странный шум? Казалось, что за кустами, в просветы которых блеснула речная синь, без дыма, без огня кипит-бурлит огромный котёл. Мы подошли ближе, раздвинули ветви и тут даже Молчун не выдержал:
   - Рыбы танцуют, гляди!
   Река дыбилась рыбой. Против течения двигались несметные полчища прибывших из моря горбуш. Запрудив реку, они теснили друг друга. Иных выпирало на берег, а тем, кого затёрло на середине реки, - приходилось "танцевать".
   То одна, то другая рыба в фейерверке брызг выбрасывалась из воды и, сверкнув чешуёй на солнце, падала обратно в реку. Рыбий танец сопровождала диковинная музыка: бульканье, шум, плеск, свист рассекающих воду тысяч горбатых спин, шорох трущихся друг о друга плавников.
   Конечно, бывают давки и похуже. Лет сто назад в Балаклавскую бухту привалило столько хамсы, что воды не было видно из-за рыбы. Залив казался серебряным. Хамса и сама задохлась, и всю другую рыбу передушила. Только раки спаслись: успели удрать на берег.
   Но о балаклавской давке я только слышал от дедушки, который перерассказывал эту историю со слов прадедушки, а здесь мне посчастливилось своими глазами увидеть "танец" рыб. И до чего же странно выглядели эти танцоры! Я просто не узнавал горбуш, которых раньше видел на рисунках. Что стало с ними за время путешествия! Спина поднялась горбом, морда загнулась, как клюв; теперь рыба уже не могла закрывать рот.
   Мы без труда изловили парочку этих чудищ. Их можно было глушить палкой, хватать руками. У одной из горбуш к тому же ещё оказались куцые грудные плавники. Положив в ведёрко улов, мы зашагали дальше.
   Идём по-над берегом. Тайга шумит, и река шумит, а человеческого голоса не слышно. Хоть бы встретился охотник или рыбак, чтобы расспросить, правильно ли мы идём! И вдруг в кустах, у реки, шевельнулась тёмная фигура. Должно быть, вроде нас рыболов: ловит рыбу руками. Я крикнул:
   - Дяденька-а!
   Рыболов вздрогнул и, ломая кусты, бросился наутёк, а мы с Молчуном присели от страха. Знаете, кого я назвал "дяденькой"? Медведя!
   Когда гул от топота "дяденьки" стих, мы осмелели и спустились к воде взглянуть на медвежью рыбалку. В траве трепетали измятые когтями рыбы, которым косолапый рыболов ещё не успел отгрызть головы. И в лучах заходящего солнца на чешуе одной из рыб словно сверкнул огонёк. Я наклонился и увидел пластинку на серебряной проволоке. Вот оно, кольцо, плывущее по морям!
   На радостях мы с Молчуном исполнили дикий танец, подпрыгивая не хуже танцоров-горбуш.
   Уже в сумерках мы добрались до рыбоводной станции и постучались в ближайший домик.
   - Кто стучит? - отозвался мужской голос.
   - Стучит рыбье кольцо!
   Нам открыл человек в очках и белом халате. Поздоровались. Учёный позвал нас в комнату и стал рассматривать наши находки.
   - Эта горбуша - воспитанница наших рыбьих яслей, - сказал он про чудище с плавниками-культяпками. - А что касается другой путешественницы, мы сделаем запись в книге, а её паспорт, - он показал на пластинку-кольцо, отправим по месту прописки.
   - Только без выкупа мы кольцо не отдадим, - неожиданно выпалил Молчун.
   Ох уж этот Молчун! Молчит, молчит, а потом как брякнет!
   - Без выкупа? - Учёный нахмурился. - Вам нужны деньги?
   - Н-нет, - затряс головой Молчун, - не деньги - рассказ.
   - Про подводные дороги... Про... как вы сказали?.. про рыбьи ясли... про рыбью прописку... - наперебой стали выкладывать мы с Молчуном.
   - Ничего не поделаешь, - уже с улыбкой сказал учёный. - Придётся выкупать кольцо.
   ДОРОЖНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ ИВАСИ
   - Знаете рыбу иваси? Это наши дальневосточные сардины. Лет тридцать назад валом валила сардина к нашим берегам, была главной рыбой промысла. И вдруг пропали иваси. В тех же местах, где подымали туго набитый невод, плеснут хвостом лишь две-три сардины. Что за наваждение!
   И наконец допытались учёные, в чём дело: испортилась подводная дорога, по которой ходили к нам иваси. Случись на шоссе авария - приедут дорожные бригады, починят: пожалуйста, следуйте дальше. А вот подводную дорогу человек починить не в силах.
   Бывает: плывёшь по реке, и вдруг... полоснёт по груди холодом. Проплыл дальше - вода словно парное молоко. Тут и поймёшь, испытав на своей коже, что есть в реке разные подводные дороги: тёплые и холодные течения.
   А в океане они куда могучей. В Атлантическом океане самое важное тёплое течение Гольфстрим. Начинается эта синяя теплоцентраль двух континентов у берегов Мексики, потом идёт поток воды на север, вдоль берегов Америки. Здесь дуют западные ветры, они уносят тёплые воды к Европе. Так Атлантическое течение достигает Европы. Благодаря ему не замерзает наш Мурманский порт. Дальневосточные берега Азии омывает другое тёплое течение Куросиво. Изменились ветры, Куросиво ослабело, и пересекла Японское море стометровая толща холодной воды. Дошли до неё иваси - и стоп! Как в стену уткнулись.
   Мы различаем дорогу глазами. А у рыб свои путеводные знаки. Это: тепло, холод, большая или меньшая солёность воды. Для теплолюбивых рыб холодная вода - всё равно что опущенный шлагбаум: дальше дороги нет.
   Вот какая история случилась с иваси. Но пройдёт время, изменится ветер, исправит подводную дорогу, потеплеет море, и опять станут ходить к нам по старой памяти иваси.
   Крепка рыбья память на невидимые глазу дороги, потому что распознаёт их рыба особым, шестым чувством - всем своим существом.
   Когда весной на реках взломает лёд и хлынут в море потоки пресной воды, рыба их чует за тысячи километров. Для неё эта пресная струйка - вестник весны. Это зов, против которого не устоять. Пора отправляться в далёкое путешествие.
   Есть люди, которые думают, что рыба не заботится о потомстве. Не то что птица. Птица гнездо вьёт, птенцов кормит. Так-то оно так, но у самой многодетной птицы, куропатки, двадцать четыре птенца, а лосось мечет сорок тысяч икринок, рыба-луна - триста миллионов. Может ли лосось свить гнездо на сорок тысяч лососят, а рыба-луна прокормить триста миллионов детёнышей?
   И рыбья забота в том, чтобы поместить икру в такое место, где бы лучше всего - и теплей и сытней - жилось малькам, А где ж всего лучше, как не на родине!
   Путь на родину может быть очень далёк. Чавыче из моря в реку и дальше вверх по реке нужно проплыть четыре тысячи километров, угрю из реки в океан - восемь тысяч километров. Но они плывут.
   Путь на родину может быть очень труден. Что делает нерка, если, подымаясь вверх по реке, она наткнётся на водопад? Прижав плавники к бокам, нерка взвивается в прыжке и берёт барьер в метр высотой. А горбуши? Ведь на мели им приходится чуть ли не на брюхе ползти. И они ползут, тащатся волоком, вцепившись зубами в хвосты идущих впереди. Как бы ни был труден путь, никто не повернёт назад.
   Путь на родину может быть последним. Если сельди придут с нереста с рубцами от голода на чешуе, то лососи и угри уже не вернутся. За время пути изменилась не только наружность лосося - горбуши, ставшей чудищем, изменился весь организм. Рыба уже не может переваривать пищу. "Снёнка" зовут рыбаки выметавшую икру горбушу. У неё нет больше сил, она засыпает на воде.
   Но своё дело "снёнка" сделала. Последним усилием она забросала песком ямку на дне, где выметала икру. И вырос этот песчаный бугорок на дне той же самой реки, в том же самом протоке, где когда-то сама "снёнка" вывелась из икры, на её подводной родине.
   ЗНАК ЧЕЛОВЕКА
   Но как же о рыбьих дорогах узнал человек? Да так же, как он узнал о птичьих дорогах. Ведь было время, когда люди думали, что кукушка на зиму превращается в ястреба, а ласточки по-лягушечьи закапываются в ил.