Страница:
Таким образом, через квартирный вопрос, который, конечно, не одних москвичей испортил, молодожёны Лоховы как бы и попали сразу в должники Татьяне Ильиничне. В то время она жила ещё с первым мужем - то ли сербом, то ли словаком Яном, с которым познакомилась-встретилась в Московской сельхозакадемии - училась там на сельского экономиста. У них подрастала дочка с чудным для девочки именем - Ивашка. Серб или словак работал почти по специальности - агрономом в городском зеленхозе, а Татьяна сразу пошла-попёрла по комсомольско-общественной стезе: сначала в райкоме комсомола, потом в горкоме, перебралась в советскую власть - в горисполком... Между прочим, она любила, просто чрезвычайно ценила свою фамилию и при знакомстве или при любом другом удобном случае подчёркнуто произносила-представлялась: Е-ли-за-ро-ва!
Лохов знал от Ани, что её сестра ещё с отрочества попрекала родителей: зачем, дескать, они дали своим двум дочерям имена совсем наоборот. Эх, если бы она, Татьяна, была Анной Ильиничной - уж она бы это обыгрывала на полную катушку. Татьяна пыталась хотя бы отыскать себе мужа по фамилии Ульянов, дабы стать-писаться Злизаровой-Ульяновой. И ей даже чуть было это не удалось: как раз Аня и познакомила младшую сестру с молодым художником Игорем Ульяновым. Однако ж бедный Игорёк в чём-то уж совсем не удовлетворил Татьяну, не сложилась у них любовь-женитьба, и Татьяне так и не суждено было стать полной однофамилицей сестры великого вождя пролетарской революции. Что совсем не добавляло мягкости её характеру - отнюдь. Вообще Иван просто поражался разнице натур двух сестёр: Татьяна была его ровесницей, на пять лет моложе Анны, но по умению жить годилась ей в наставницы и говорила с ней командным тоном. Право, матушка сестёр явно согрешила на стороне, зачав Анну, настолько та пошла не в их - не в светлоглазую елизаровскую - породу.
Итак, к тому моменту, когда Лохов стал родственником Татьяны, ее уже перестал удовлетворять иностранец Ян - они подали заявление на развод. Словацкий Ян-Иван готовился к уезду на родину, а в их квартиру между тем уже наведывался и даже оставался ночевать новый претендент на руку Татьяны некий Борис. Фамилию он имел какую-то не запоминающуюся, во всяком случае не Годунов, не Ельцин и не Березовский. Впрочем, фамилия его никого в округе и не интересовала: во-первых, он, как выражаются-говорят в народе, вышел замуж - то есть пришёл жить в дом жены; а во-вторых, Татьяна, разумеется, и на этот раз свою ещё знаменательно-историческую в те времена фамилию менять-обменивать не собиралась, так что и Бориса этого, вечно насупленного и молчаливого, все стали называть-считать Елизаровым.
Время шло-катилось. Лохов писал-сочинял стихи, мечтал о новом сборнике и учил детей. Аня писала-рисовала элегические пейзажи и натюрморты, мечтала о персональной выставке и варила щи. Их родственники Елизаровы между тем создали-родили вместо новой Ивашки какой-то торговый кооператив, обкатывали машину-иномарку, обустраивали дачу, заложили в пригороде особняк двухэтажный... И вот когда после кровавой осени 93-го Россия окончательно размежевалась-поделилась на бедных и богатых, вдруг и выяснилось, что Елизаровы - преуспевающие буржуины, а Лоховы - самая что ни на есть распозорная голь-нищета.
Оно бы ничего: бедность, как говорится, не порок. Однако ж порой и вшивой гнилой интеллигенции кушать хотца. Зарплату издевательскую в школе напрочь зажимать-задерживать стали, пейзажи-натюрморты почти вовсе перестали покупать... Один раз Анна у сестры перехватила деньжонок, другой раз в долг попросила, третий раз подзаняла... Пошла к Елизаровым - а куда ж денешься? и опять, и снова...
Ну и, разумеется, рано или поздно, а ультимативно-деловой семейно-родственный разговор-совет должен был состояться. И он состоялся. Впрочем, говорила-выступала на этом семейном совете одна Татьяна Ильинична Боря по традиции молча угрюмо сопел в две дырочки, Иван с Аней подавленно, без возражений, внимали по сути не советам, а приказам: всё, хватит бездельничать - пора бабки заколачивать, отдавать долги и начинать самим жить по-людски. Это ж надо, даже видак до сих пор купить не могут, не говоря уж о тачке или дачном домике. Они, Елизаровы, открывают новую торговую точку с круглосуточным режимом работы и им как раз нужны-требуются два продавца. Возражения есть? Возражений нет!..
Так Иван с Аней стали торгашами.
* * *
Ух, и корчило поначалу Лохова.
Ну, ладно бы ещё - книгами торговать. А то - пиво, водка, сигареты, жвачка... Но постепенно, со временем Иван чуть уравновесился-смирился. Магазинчик-павильон с претенциозным названием "Елизаровский" стоял на бойком месте, на перекрёстке Мичуринской и Карла Маркса, неподалёку от центра. Рядом - "Детский мир", ледовый Дворец спорта, больница, микрорайон новых высоток. Народу, особенно днём, заглядывало много: скучать не приходилось, да и выручка-прибыль, а с ней и зарплатная доля скапливалась бойко глядишь, вскоре и весь долг милым родственничкам можно будет возвернуть, выкупиться на свободу. А в ночные смены и вовсе благодать - сиди, книжки хорошие читай-почитывай или стихи вволю сочиняй.
Были-случались, конечно, и всякие неприятности - в торговом бизнесе без них разве ж обойдёшься? Подсунули раза три-четыре Лохову фальшивые купюры прежде чем он научился их распознавать, да попытались как-то раз ограбить "Елизаровский" комок ночные гости незваные. Слава Богу, попались пацаны неопытные: Иван лишь только им пистолет показал, не предупредив, как учила Татьяна, что он газовый, - как те и дали стрекача... Одним словом, пустяки всё, мелочи жизни.
Вот и та катастрофа, круто изменившая жизнь-судьбу Лохова в 1996-м, опять в году Крысы, началась тихо, подкралась незаметно, произошла буквально средь бела дня и на глазах у многочисленных свидетелей...
Прилюдно!
3
Он так и сказал, словно подсмеиваясь над Иосифом Давидовичем:
- Я имею до вас интерес, чтобы вы стали моим компаньоном...
Старый еврей машинально стянул с головы парик и вытер платком мокрую лысину.
- Коль раз вы меня спрашиваете, то я бы хотел услышать подробностей.
Иосиф Давидович приладил на место парик, постарался взять себя в руки, построжеть, дабы в случае нелепого розыгрыша сохранить полное достоинство. Впрочем, чутьё всё сильнее и определённее сигнализировало Иосифу Давидовичу - дело явно пахнет деньгами. Это только нищета позорная, не умеющая жить, лохи всякие уверены-считают, будто денежки не пахнут. 0-го-го, ещё как сильно пахнут! Как вкусно, как сладко пахнут - слаще желанной женщины! Особенно - когда их много и они твои...
Парень тоже построжел, отставил напёрсток с коньяком в сторону, перестал прикладывать руку к груди, заговорил делово:
- Значит так: в особые подробности, извините, я входить не буду - это пока лишнее. Да и - вы же человек деловой, понимаете - не все подробности можно рассказать. Как говорится - коммерческая тайна. Суть же вот в чём: я, извините, изобрёл способ, как делать фальшивые деньги на таком уровне, что их практически нельзя отличить от настоящих. Впрочем, извините, мне не очень нравится слово "фальшивые", поэтому я предпочитаю говорить - "мои" или "свои". Итак, - вы следите за моей мыслью, дорогой Иосиф Давидович? - я научился делать свои деньги не хуже государственных. А теперь вот пришёл к вам с предложением: сделать-превратить мои деньги в наши. В наши с вами!..
Гость замолк, словно выложил-сказал абсолютно всё и ни капельки не сомневается: Иосиф Давидович полностью всё и вся понял, во всём разобрался, - выжидательно смотрел на хозяина "Золотой рыбки". В ярком свете хрустальной развесистой люстры с огромной мрачного колорита картины на стене сурово смотрел на него и пророк Моисей, вытянув указующий перст - то ли благословляя Иосифа Давидовича, то ли строго вопрошая: а ты чтишь ветхозаветные заповеди? Иосиф Давидович тяжко вздохнул и сделал как бы шажок навстречу.
- Это прямо смешно, но я ещё не знаю как вас зовут по фамилии!
- Извините! Лохов, Иван Иванович, - привстал посетитель и даже как бы прищёлкнул под столом стоптанными каблуками. - Отставной, так сказать, учитель-словесник и по совместительству, извините, поэт.
Иосиф Давидович на "Лохова" невольно скривил усмешку, на "учителя-словесника" поморщился, на "поэта" нахмурился. Посетитель поспешил веско разъяснить-добавить:
- Извините, вы напрасно морщитесь, любезный Иосиф Давидович! Наш великий поэт Михайло Ломоносов совершал и великие открытия в физике и математике. А вот, к примеру, итальянский гениальный художник-живописец Леонардо да Винчи изобрёл ещё в начале шестнадцатого века вертолёт, но ему, увы, не поверили, и в результате стали летать на вертолётах только триста лет спустя. Три века потеряли!.. Для изобретателя главное не профессия, а голова. Поэтам-изобретателям тоже, извините, надо верить, Иосиф Давидович.
- А я имею интерес ещё раз посмотреть ваши деньги, - попросил хозяин кабинета.
Гость выудил из кармана куртки две сторублёвки, выложил на стол. Иосиф Давидович нацепил на мясистый солидный нос очки в золотой оправе, тщательно обсмотрел купюры, общупал, обнюхал и даже лизнул. Достал мощную лупу из ящика стола, ещё раз исследовал по миллиметру, как и все прежние купюры этого Лохова. Большой театр со всеми восемью колоннами на месте, на другой стороне крупным планом верхняя часть театра - четыре вздыбленных коня, колесница, бог греческий Аполлон со своей лирой и, прости Господь Вседержитель, даже потцен у бога языческого неприлично из-под одежды, как и положено, торчит-выглядывает... Тьфу! Та-а-ак, и номера у банкнот разные, но, главное, водяные знаки-изображения - тот же Большой театр и цифра 100 на месте и тайная микроскопическая нить-строка ассигнацию, как и положено, поперек пронизывает - ЦБР 100 ЦБР 100 ЦБР 100...
- А я имею интерес ещё спросить, - глянул поверх золотых очков на гостя Иосиф Давидович. - Зачем две? Зачем это всегда только две сторублёвые красивые бумажки?
- Извините, извините! Это просто: за одну, так сказать, смену я не в состоянии больше сделать, не успеваю. Вот на эти две красивые, как вы выразились, бумажки я затратил десять часов напряжённого труда...
- Это довольно интересно, - сказал Иосиф Давидович, - но я хотел ещё спрашивать: почему не пятьсот? Вы бы сразу получали иметь целую тысячу!
- Э-э, извините, дорогой вы мой Иосиф Давидович, тут уже психология! как-то снисходительно пояснил бывший учитель. - Тут логика, здесь уже тонкий расчёт. Вы ведь тоже отлично знаете, что в нашей провинциальной глуши пятисотрублёвые ассигнации - вещь редкая. А особенно, извините, в руках вот таких, как я... скромно одетых людей. С ними жуткие проблемы всегда были бы, а особенно до 17-го августа. Ни сдачи получить, ни разменять, да ещё и боятся пятисотрублёвок продавцы, сверхтщательно проверяют. Ну вот, я и решил не рисковать и пока специализироваться на сотенных. Во-первых, я тогда, когда затевал это дело, ещё не уверен был, что достигну таких великолепных результатов. А во-вторых, я, напротив, уверен был до этого проклятущего чёрного 17-го августа, когда рубль сразу аж в три раза похудел, что мне вполне будет хватать на житьё-прожитьё и сторублёвок... Логично?
Иосиф Давидович словно не слышал вопроса, задумался глубоко, формулируя главную ещё неясную для него туманную загвоздку в этом деле. Сформулировал-слепил:
- Коль раз вы до меня пришли и рассказываете такие интересные вещи, то и я имею интерес до вас спросить: а зачем вы до меня пришли?
- Извините! Но я же сказал-объяснил уже: я предлагаю вам стать моим компаньоном. Или, если угодно по-современному, - моим спонсором. Дело в том, что я доработал-усовершенствовал свое изобретение, придумал - как механизировать процесс. Для этого надо купить-приобрести кой-какую хитроумную импортную аппаратуру-технику. Техника эта стоит довольно прилично и продаётся только за валюту. Но это не страшно - она окупится сказочно быстро, буквально за две-три недели... А вот почему я именно до вас, дорогой Иосиф Давидович, пришёл: так, во-первых, в этом доме над вашей "Золотой рыбкой" живёт моя бывшая, но любимая мною жена, а во-вторых, - вы мне симпатичны, Иосиф Давидович, извините... Вы слушайте сюда: по моим подсчётам, мы с вами будем в день - в один день! - выпускать денежной бумажной массы на сумму... десять тысяч рублей...
Гость впился в окончательно взопревшего Иосифа Давидовича победительным взглядом, добавил-придавил ещё:
- А то и больше! Извините! Наверняка больше! Причём, заметьте особо, дальновиднейший Иосиф Давидович, мы с вами сможем для безопасности изготавливать не только сотенные купюры, но и пятидесятирублёвые, и ваши любимые полутысячные, а захотим, то для куражу и - десятки...
- А баксы-доллары? - вдруг сдавленным голосом даже не спросил, а как-то квакнул Иосиф Давидович.
- Извините! Нo проблем, как говорят американцы, - весело всхохотнул Лохов. - Мы и над этим со временем пораскинем мозгами. Всё в наших руках, дорогой вы мой, драгоценнейший Иосиф Давидович. Был бы, как говорится, первоначальный капитал...
Хозяин "Золотой рыбки" снова машинально снял парик и утёрся
Господь Вседержитель!
* * *
Но Иосиф Давидович был старым опытным евреем - его за десяток фальшивых сотенных не проведёшь.
Уже наслаждаясь сладкой истомой под ложечкой от предчувствия-предвкушения громадной удачи, он всё же твердо решил про себя: суетиться и спешить - это глупство. Надо обязательно поближе познакомиться с этим Лоховым, побывать в его фальшивомонетной мастерской, своими глазами и через лупу увидеть, как он изготавливает-печатает свои денежки...
Но гость вдруг жёстко ухватил Иосифа Давидовича за горло и взялся сжимать-сдавливать, перекрывая кислород. Образно, конечно, говоря. Оказывается, завтра, 31-го декабря, это нужное оборудование ещё будет продаваться по старым ценам, а вот после Нового года оно подорожает аж на 20, а то и целых 25 процентов! Это Лохов знает точно, потому что запрос писал в ту торговую фирму московскую, где только и можно приобрести такую современную технику, и ему неделю назад пришёл ответ. Иосиф Давидович, разумеется, заимел интерес взглянуть на этот документ, но у посетителя его с собой почему-то не оказалось. Он предложил будущему компаньону заглянуть, не откладывая, к нему домой, там окончательно договориться и начать действовать. То есть, Иосиф Давидович вручит Лохову нужную сумму, тот утром сядет на машину (у него есть знакомый частник с "Газелью") и помчится в столицу... Почему не ночью? Да разве ж по такому гололёду да ещё в наши бандитские времена с большими деньгами можно ездить ночью по дорогам! Нет, рисковать не стоит, да и ни к чему. Ведь главное - оформить 31-го до 16-00 документы и внести-заплатить по ещё старым ценам деньги в кассу. А потом Лохов с водителем встретят-переждут в Москве праздник (ведь Иосиф Давидович выделит и на командировочные расходы - всё это потом окупится-возвернётся с лихвой!), затем хорошенько проверят-испытают купленную технику и привезут аккуратненько домой. И начнётся у него, Иосифа Давидовича, жизнь сказочная, как у царя Соломона.
Хозяин "Золотой рыбки" всё ещё мучительно колебался-раздумывал, но будущий компаньон доубедил-добил его мудрой притчей:
- Извините! Вы знаете, дорогой Иосиф Давидович, какую историю-диалог любят повторять деловые американцы? "Тук! Тук! - Кто там? - Это я, твой шанс! - Неправда, шанс два раза не стучит!.."
Да, да, что шанс во второй раз может не стукнуть - это Иосиф Давидович знал преотлично. Уже сколько раз в своей жизни, особенно по молодости, упускал он свой шанс, имел такое глупство - не откликаться, не реагировать на первый его стук. О-о-о, лишь один Господь Вседержитель знает-ведает, сколько пришлось натерпеться-выдержать из-за этого в жизни Иосифу Давидовичу - куда там многострадальному библейскому Иову! Вот был такой хороший сочинитель, тоже по фамилии Гроссман, - так вот, разве что только он смог бы написать-создать ещё один роман "Жизнь и судьба" - уже про Иосифа Давидовича и за его биографию. Там бы всё рассказано было. Как во времена Моисеевы мыкались-блуждали сорок лет несчастные евреи по пустыне, так и Иосиф Давидович вплоть до зрелых лет не находил выхода из пустыни бедности... Тот Гроссман, сочинитель, описал бы, как пришлось бедному Иосифу Давидовичу из родной Одессы экстренно и навсегда в чужие края бежать-подаваться, и почему у него нога покалечена, а вместо родных зубов сверкают сплошь вставные... Описал бы, зачем они с первой женой, Розой, долго детей не заводили и как почти в последний момент перед рождением избавились от первенца Венички, а когда вздумали всё же заводить-рождать наследников, уже поздновато было: вот и померла Роза, народив второго, Яшу, ставшего первым и единственным, помучилась ещё несколько лет на этом жестоком свете и отошла к Вседержителю... Поведал бы тот сочинитель-писатель Гроссман всему миру, как безутешно плакал-стенал Иосиф Давидович за дорогой покойницей и как почти целый год вдовствовал... Показал бы в книге, и как дщерь соседская Светлана-рыбонька безжалостно смеялась над ним и говорила, мол-дескать, старость жениха она ещё терпеть согласна, но вот постыдную и позорную бедность - ни за что! Так что пока Иосиф Давидович не станет новым русским, настоящим бизнесменом, а не владельцем одного жалкого комка-киоска, - она будет только смеяться ему на лицо и лучше будет продолжать жить с родителями, хотя ей уже и под тридцать...
А ещё романист-сочинитель ярко бы и описал, как однажды всё же рискнул Иосиф Давидович, не упустил свой шанс, услышал-распознал первый же его стук. Его тогда вот так же припёрли неожиданно к стенке, не дали времени на раздумья: ежели через сутки требуемую сумму не принесёшь - "Золотая рыбка" тебе не достанется, другой перекупит... Рискнул Иосиф Давидович, наплевал даже на еврейскую субботу и, хуже того, почти, можно сказать, на преступление пошёл, но добыл всего за один день - да что там, всего за несколько часов! - недостающие деньги, успел купить-приобрести вожделенную "Золотую рыбку"...
Поведал бы и дальше писатель-биограф, как пошли у Иосифа Давидовича дела в гору, как уговорил он Свету-рыбоньку стать его супругой законной, как наобещал ей золотые горы... Увы, и ещё раз, увы! Кто ж не знает, что у женщины аппетит во время еды приходит: мало стало его рыбке доходов от "Золотой рыбки". Господь Вседержитель! И "старым жидом" обзывать начала, и грозиться взялась, что-де бросит-уйдёт, а уж ребёнка зачнёт от другого - это без сомнения, ибо он, Иосиф Давидович, "старый жид", не только деньги большие зарабатывать не умеет, но и детей уже делать-строгать не в состоянии...
Да и самому Иосифу Давидовичу, если честно, доходов тоже давно стало не хватать. Сына Яшу надо уже готовить отправлять в Америку учиться, - а как же, не лох же он какой-нибудь, а Гроссман! Рэкетиры эти доморощенные, баи-боровы вонючие уже окончательно достали. Цены на продукты каждый день скачут-повышаются, - где ж тут большой прибыли нагребёшь? Не-е-ет, надо ноги всей семьёй делать из этой страны и как можно дальше. Ближе к земле обетованной. Но, конечно, не в Израиль, а - в Германию или ещё лучше сразу за океан, в благословенную Америку-Евреику. А там без нескольких миллионов даже и правоверному еврею делать нечего, не то, что выкресту...
И вот: "Тук! Это я, твой шанс!.." Иосифу Давидовичу уже шестьдесят, и это раздался, без сомнения, последний в его жизни-судьбе стук персонального шанса. На-и-пос-лед-ней-ший! Но, может быть, и даже притча почти Соломонова не так подействовала на Иосифа Давидовича, как заверение Лохова, что он даст-оставит ему очень важные гарантии, каковые находятся там же, у него дома.
- Ну, ладно! За то, что я хочу накормить двоих голодных птенчиков пусть меня накажет Бог! - сказал Иосиф Давидович. - Но я не хочу погибать через глупость. Я иду сейчас без денег. Я иду смотреть подробностей и гарантий своими глазами. Я имею этот интерес!
Гость облегчённо перевёл дух и чуть было тоже не сдёрнул парик, чтобы утереться. Но удержался, схватил поспешно рюмку, жадно хлебнул-заглотил праздничный коньяк, в виде тоста выдохнув:
- Ну, вот и славненько!
* * *
О-го-го! Господь Вседержитель!
У этого странного Лохова оказалась солидная трёхкомнатная квартира на улице Энгельса, считай в центре - с мебелью, пушистой рыжей кошкой и собакой-таксой.
Иосиф Давидович, дабы не мучиться подозрениями, без обиняков заявил, что имеет интерес узнать-увидеть своими глазами за прописку. Хозяин квартиры охотно достал паспорт, Иосиф Давидович осмотрел через лупу: Лохов Иван Иванович, русский, разведён, детей нет, фото на месте, штамп прописочный чёткий - Энгельса, 8, кв. 31.
Хозяин между тем выставил из пакета на стол в большой комнате бутылку коньяка, бутылку мартини, свёрток с бутербродами, упаковку замороженных креветок, связку бананов, коробку конфет... Стоимость всего этого намного превышала сумму в двести рэ, оставшиеся в кабинете Иосифа Давидовича, ну да пусть - что ж теперь считаться: уже как бы складчина компаньонов-подельников получилась.
- Извините! Драгоценнейший Иосиф Давидович, давайте-ка по рюмашке для сугреву, по нашему русскому обычаю, - энергично потёр руки Лохов.
Он как-то возбуждался всё больше, словно пьянел. Видно, ещё до прихода в "Золотую рыбку" приложился... Впрочем, под столом стоял недопитый огнетушитель портвейна "Агдам". Иосифу Давидовичу это чрезвычайно не нравилось. Он незаметно ощупал бумажник на пояснице, в потайном кармане, брюзгливо осмотрелся. Со стен на него сурово, как Моисей в его собственном кабинете-офисе, взирали-смотрели каких-то два мрачных господина. Хозяин, заметив интерес дорогого гостя, всхохотнул, распушил бороду.
- Извините, это наши свидетели будут. Слева, вон тот - Станиславский Константин Сергеевич, известный реформатор театра. Это как раз он всё время восклицал: "Не верю!" Помните? А вон тот, справа, - Островский Александр Николаевич, знаменитый сочинитель пиес про толстосумов-мироедов и купчин-жидовин всяких... Уважаемые люди! Я имею в виду, извините, Станиславского и Островского. Спасибо, Иосиф Давидович! Извините! Давайте и за них выпьем!..
Иосифу Давидовичу теперь уже явно услышалась насмешка.
- Бросьте этих глупостей! - скривился он. - Вы только и думаете об выпить. Давайте дела делать, а потом уж и будем думать об выпить...
Но Лохов всё же хряпнул единолично рюмашку стограммовую и сжевал бутерброд с сервелатом, извиняясь и оправдываясь, что-де у него во рту с самого утра маковой росинки не было. Он также выделил пару бутербродов таксе, а коту, истошно требующему своей доли, покрошил в его чашку колбаски. И только после этих забот о колбасе насущной приступили к коммерции.
Для начала Лохов чуть больше приоткрыл завесу над своим эпохальным изобретением и процессом кустарного производства денег. В нише, в глухой кладовочке он продемонстрировал Иосифу Давидовичу фотоувеличитель "Нева", мощный театральный софит-осветитель с фиолетовой лампой, какой-то амперметр, реостат и прочие электрофизические приборы, целую батарею склянок с химическими реактивами, стопу нарезанной по формату сторублёвок какой-то велюровой, что ли, бумаги... Но главное, будущий компаньон показал гостю уже почти готовый образчик-экземпляр продукции - сотенную купюру, одна сторона которой, с конями и потценом, уже совсем и полностью была чёткой, готовой, а другая - ещё совершенно бледная, туманная, недопроявленная: словно травленная кислотой...
- Извините, самое трудное, - пояснил убедительно Лохов, - нанести и закрепить водяные знаки, потайную нить-строчку, а также обновлять каждый раз номер купюры. Приходится одну и ту же стадию - электролизную, ионизирующую, купажную или фотопроекционную - повторять многократно...
Впрочем, дальше вдаваться в подробности этот новоявленный алхимик не стал, пояснил лишь ещё, что при машинном производстве процесс ускорится в сотни раз, а может, и в тысячи...
Тут же был предъявлен и ответ из Москвы: почтовые штемпели, обратный адрес - всё даже и через лупу выглядит солидно, достоверно. Внутри пакета фирменный бланк на атласной бумаге с грифом АО "Бертольт-Брюдер": "Уважаемый г. Лохов И. И.! По Вашей просьбе высылаем Вам проспекты и прайс-лист. Рады Вас видеть в числе наших клиентов. Напоминаем, что, по независящим от нас причинам, с января 1999 г. цена на наши товары будут повышены как минимум на 20%. Спешите сделать покупку! 31-го декабря мы работаем до 16-00, I, 2, 3 и 4 января - выходные дни. Наш адрес: 123609, Москва, Красная Пресня, 12, офис 13".
Лохов взялся подсовывать Иосифу Давидовичу проспекты, тыкать-указывать пальцам в красочные фотокартинки.
- Вот, извините, офсетная настольная печатная машина "Линотипе-Хелль". Она в пять цветов одновременно может печатать. Это - чудо! Но мы с вами, дорогой Иосиф Давидович, извините, скорей всего, остановим выбор вот на этом чуде: гляньте - формная копировально-множительная машина с компьютерным управлением МISOМЕХ SR 70... Вы понимаете - Эм И Эс 0 Эм Е Икс Эс Эр семьдесят?!..
Лохов уже почти вопил в каком-то ёрническом экстазе. Иосиф Давидович, в свою очередь, уже ошалел от этой тарабарщины.
- Сколько? - плаксивым голосом спросил он, - Я имею интерес спросить: сколько это стоит?
- Спасибо, спасибо! Извините, сейчас уточним, - отвернулся к свету, приподнял на лоб тёмные очки и склонился над листом с ценами компаньон. Тэ-э-эк-с, вот у нас расценочки, находим наш "Мисомекс"... Ага! Тринадцать тысяч у. е. То есть - условных единиц, а проще говоря, - баксов... Ну и, извините, на специальную бумагу, за машину, командировочные... Круглым счётом, извините, пятнадцать тысяч долларов. Спасибо!
Лохов знал от Ани, что её сестра ещё с отрочества попрекала родителей: зачем, дескать, они дали своим двум дочерям имена совсем наоборот. Эх, если бы она, Татьяна, была Анной Ильиничной - уж она бы это обыгрывала на полную катушку. Татьяна пыталась хотя бы отыскать себе мужа по фамилии Ульянов, дабы стать-писаться Злизаровой-Ульяновой. И ей даже чуть было это не удалось: как раз Аня и познакомила младшую сестру с молодым художником Игорем Ульяновым. Однако ж бедный Игорёк в чём-то уж совсем не удовлетворил Татьяну, не сложилась у них любовь-женитьба, и Татьяне так и не суждено было стать полной однофамилицей сестры великого вождя пролетарской революции. Что совсем не добавляло мягкости её характеру - отнюдь. Вообще Иван просто поражался разнице натур двух сестёр: Татьяна была его ровесницей, на пять лет моложе Анны, но по умению жить годилась ей в наставницы и говорила с ней командным тоном. Право, матушка сестёр явно согрешила на стороне, зачав Анну, настолько та пошла не в их - не в светлоглазую елизаровскую - породу.
Итак, к тому моменту, когда Лохов стал родственником Татьяны, ее уже перестал удовлетворять иностранец Ян - они подали заявление на развод. Словацкий Ян-Иван готовился к уезду на родину, а в их квартиру между тем уже наведывался и даже оставался ночевать новый претендент на руку Татьяны некий Борис. Фамилию он имел какую-то не запоминающуюся, во всяком случае не Годунов, не Ельцин и не Березовский. Впрочем, фамилия его никого в округе и не интересовала: во-первых, он, как выражаются-говорят в народе, вышел замуж - то есть пришёл жить в дом жены; а во-вторых, Татьяна, разумеется, и на этот раз свою ещё знаменательно-историческую в те времена фамилию менять-обменивать не собиралась, так что и Бориса этого, вечно насупленного и молчаливого, все стали называть-считать Елизаровым.
Время шло-катилось. Лохов писал-сочинял стихи, мечтал о новом сборнике и учил детей. Аня писала-рисовала элегические пейзажи и натюрморты, мечтала о персональной выставке и варила щи. Их родственники Елизаровы между тем создали-родили вместо новой Ивашки какой-то торговый кооператив, обкатывали машину-иномарку, обустраивали дачу, заложили в пригороде особняк двухэтажный... И вот когда после кровавой осени 93-го Россия окончательно размежевалась-поделилась на бедных и богатых, вдруг и выяснилось, что Елизаровы - преуспевающие буржуины, а Лоховы - самая что ни на есть распозорная голь-нищета.
Оно бы ничего: бедность, как говорится, не порок. Однако ж порой и вшивой гнилой интеллигенции кушать хотца. Зарплату издевательскую в школе напрочь зажимать-задерживать стали, пейзажи-натюрморты почти вовсе перестали покупать... Один раз Анна у сестры перехватила деньжонок, другой раз в долг попросила, третий раз подзаняла... Пошла к Елизаровым - а куда ж денешься? и опять, и снова...
Ну и, разумеется, рано или поздно, а ультимативно-деловой семейно-родственный разговор-совет должен был состояться. И он состоялся. Впрочем, говорила-выступала на этом семейном совете одна Татьяна Ильинична Боря по традиции молча угрюмо сопел в две дырочки, Иван с Аней подавленно, без возражений, внимали по сути не советам, а приказам: всё, хватит бездельничать - пора бабки заколачивать, отдавать долги и начинать самим жить по-людски. Это ж надо, даже видак до сих пор купить не могут, не говоря уж о тачке или дачном домике. Они, Елизаровы, открывают новую торговую точку с круглосуточным режимом работы и им как раз нужны-требуются два продавца. Возражения есть? Возражений нет!..
Так Иван с Аней стали торгашами.
* * *
Ух, и корчило поначалу Лохова.
Ну, ладно бы ещё - книгами торговать. А то - пиво, водка, сигареты, жвачка... Но постепенно, со временем Иван чуть уравновесился-смирился. Магазинчик-павильон с претенциозным названием "Елизаровский" стоял на бойком месте, на перекрёстке Мичуринской и Карла Маркса, неподалёку от центра. Рядом - "Детский мир", ледовый Дворец спорта, больница, микрорайон новых высоток. Народу, особенно днём, заглядывало много: скучать не приходилось, да и выручка-прибыль, а с ней и зарплатная доля скапливалась бойко глядишь, вскоре и весь долг милым родственничкам можно будет возвернуть, выкупиться на свободу. А в ночные смены и вовсе благодать - сиди, книжки хорошие читай-почитывай или стихи вволю сочиняй.
Были-случались, конечно, и всякие неприятности - в торговом бизнесе без них разве ж обойдёшься? Подсунули раза три-четыре Лохову фальшивые купюры прежде чем он научился их распознавать, да попытались как-то раз ограбить "Елизаровский" комок ночные гости незваные. Слава Богу, попались пацаны неопытные: Иван лишь только им пистолет показал, не предупредив, как учила Татьяна, что он газовый, - как те и дали стрекача... Одним словом, пустяки всё, мелочи жизни.
Вот и та катастрофа, круто изменившая жизнь-судьбу Лохова в 1996-м, опять в году Крысы, началась тихо, подкралась незаметно, произошла буквально средь бела дня и на глазах у многочисленных свидетелей...
Прилюдно!
3
Он так и сказал, словно подсмеиваясь над Иосифом Давидовичем:
- Я имею до вас интерес, чтобы вы стали моим компаньоном...
Старый еврей машинально стянул с головы парик и вытер платком мокрую лысину.
- Коль раз вы меня спрашиваете, то я бы хотел услышать подробностей.
Иосиф Давидович приладил на место парик, постарался взять себя в руки, построжеть, дабы в случае нелепого розыгрыша сохранить полное достоинство. Впрочем, чутьё всё сильнее и определённее сигнализировало Иосифу Давидовичу - дело явно пахнет деньгами. Это только нищета позорная, не умеющая жить, лохи всякие уверены-считают, будто денежки не пахнут. 0-го-го, ещё как сильно пахнут! Как вкусно, как сладко пахнут - слаще желанной женщины! Особенно - когда их много и они твои...
Парень тоже построжел, отставил напёрсток с коньяком в сторону, перестал прикладывать руку к груди, заговорил делово:
- Значит так: в особые подробности, извините, я входить не буду - это пока лишнее. Да и - вы же человек деловой, понимаете - не все подробности можно рассказать. Как говорится - коммерческая тайна. Суть же вот в чём: я, извините, изобрёл способ, как делать фальшивые деньги на таком уровне, что их практически нельзя отличить от настоящих. Впрочем, извините, мне не очень нравится слово "фальшивые", поэтому я предпочитаю говорить - "мои" или "свои". Итак, - вы следите за моей мыслью, дорогой Иосиф Давидович? - я научился делать свои деньги не хуже государственных. А теперь вот пришёл к вам с предложением: сделать-превратить мои деньги в наши. В наши с вами!..
Гость замолк, словно выложил-сказал абсолютно всё и ни капельки не сомневается: Иосиф Давидович полностью всё и вся понял, во всём разобрался, - выжидательно смотрел на хозяина "Золотой рыбки". В ярком свете хрустальной развесистой люстры с огромной мрачного колорита картины на стене сурово смотрел на него и пророк Моисей, вытянув указующий перст - то ли благословляя Иосифа Давидовича, то ли строго вопрошая: а ты чтишь ветхозаветные заповеди? Иосиф Давидович тяжко вздохнул и сделал как бы шажок навстречу.
- Это прямо смешно, но я ещё не знаю как вас зовут по фамилии!
- Извините! Лохов, Иван Иванович, - привстал посетитель и даже как бы прищёлкнул под столом стоптанными каблуками. - Отставной, так сказать, учитель-словесник и по совместительству, извините, поэт.
Иосиф Давидович на "Лохова" невольно скривил усмешку, на "учителя-словесника" поморщился, на "поэта" нахмурился. Посетитель поспешил веско разъяснить-добавить:
- Извините, вы напрасно морщитесь, любезный Иосиф Давидович! Наш великий поэт Михайло Ломоносов совершал и великие открытия в физике и математике. А вот, к примеру, итальянский гениальный художник-живописец Леонардо да Винчи изобрёл ещё в начале шестнадцатого века вертолёт, но ему, увы, не поверили, и в результате стали летать на вертолётах только триста лет спустя. Три века потеряли!.. Для изобретателя главное не профессия, а голова. Поэтам-изобретателям тоже, извините, надо верить, Иосиф Давидович.
- А я имею интерес ещё раз посмотреть ваши деньги, - попросил хозяин кабинета.
Гость выудил из кармана куртки две сторублёвки, выложил на стол. Иосиф Давидович нацепил на мясистый солидный нос очки в золотой оправе, тщательно обсмотрел купюры, общупал, обнюхал и даже лизнул. Достал мощную лупу из ящика стола, ещё раз исследовал по миллиметру, как и все прежние купюры этого Лохова. Большой театр со всеми восемью колоннами на месте, на другой стороне крупным планом верхняя часть театра - четыре вздыбленных коня, колесница, бог греческий Аполлон со своей лирой и, прости Господь Вседержитель, даже потцен у бога языческого неприлично из-под одежды, как и положено, торчит-выглядывает... Тьфу! Та-а-ак, и номера у банкнот разные, но, главное, водяные знаки-изображения - тот же Большой театр и цифра 100 на месте и тайная микроскопическая нить-строка ассигнацию, как и положено, поперек пронизывает - ЦБР 100 ЦБР 100 ЦБР 100...
- А я имею интерес ещё спросить, - глянул поверх золотых очков на гостя Иосиф Давидович. - Зачем две? Зачем это всегда только две сторублёвые красивые бумажки?
- Извините, извините! Это просто: за одну, так сказать, смену я не в состоянии больше сделать, не успеваю. Вот на эти две красивые, как вы выразились, бумажки я затратил десять часов напряжённого труда...
- Это довольно интересно, - сказал Иосиф Давидович, - но я хотел ещё спрашивать: почему не пятьсот? Вы бы сразу получали иметь целую тысячу!
- Э-э, извините, дорогой вы мой Иосиф Давидович, тут уже психология! как-то снисходительно пояснил бывший учитель. - Тут логика, здесь уже тонкий расчёт. Вы ведь тоже отлично знаете, что в нашей провинциальной глуши пятисотрублёвые ассигнации - вещь редкая. А особенно, извините, в руках вот таких, как я... скромно одетых людей. С ними жуткие проблемы всегда были бы, а особенно до 17-го августа. Ни сдачи получить, ни разменять, да ещё и боятся пятисотрублёвок продавцы, сверхтщательно проверяют. Ну вот, я и решил не рисковать и пока специализироваться на сотенных. Во-первых, я тогда, когда затевал это дело, ещё не уверен был, что достигну таких великолепных результатов. А во-вторых, я, напротив, уверен был до этого проклятущего чёрного 17-го августа, когда рубль сразу аж в три раза похудел, что мне вполне будет хватать на житьё-прожитьё и сторублёвок... Логично?
Иосиф Давидович словно не слышал вопроса, задумался глубоко, формулируя главную ещё неясную для него туманную загвоздку в этом деле. Сформулировал-слепил:
- Коль раз вы до меня пришли и рассказываете такие интересные вещи, то и я имею интерес до вас спросить: а зачем вы до меня пришли?
- Извините! Но я же сказал-объяснил уже: я предлагаю вам стать моим компаньоном. Или, если угодно по-современному, - моим спонсором. Дело в том, что я доработал-усовершенствовал свое изобретение, придумал - как механизировать процесс. Для этого надо купить-приобрести кой-какую хитроумную импортную аппаратуру-технику. Техника эта стоит довольно прилично и продаётся только за валюту. Но это не страшно - она окупится сказочно быстро, буквально за две-три недели... А вот почему я именно до вас, дорогой Иосиф Давидович, пришёл: так, во-первых, в этом доме над вашей "Золотой рыбкой" живёт моя бывшая, но любимая мною жена, а во-вторых, - вы мне симпатичны, Иосиф Давидович, извините... Вы слушайте сюда: по моим подсчётам, мы с вами будем в день - в один день! - выпускать денежной бумажной массы на сумму... десять тысяч рублей...
Гость впился в окончательно взопревшего Иосифа Давидовича победительным взглядом, добавил-придавил ещё:
- А то и больше! Извините! Наверняка больше! Причём, заметьте особо, дальновиднейший Иосиф Давидович, мы с вами сможем для безопасности изготавливать не только сотенные купюры, но и пятидесятирублёвые, и ваши любимые полутысячные, а захотим, то для куражу и - десятки...
- А баксы-доллары? - вдруг сдавленным голосом даже не спросил, а как-то квакнул Иосиф Давидович.
- Извините! Нo проблем, как говорят американцы, - весело всхохотнул Лохов. - Мы и над этим со временем пораскинем мозгами. Всё в наших руках, дорогой вы мой, драгоценнейший Иосиф Давидович. Был бы, как говорится, первоначальный капитал...
Хозяин "Золотой рыбки" снова машинально снял парик и утёрся
Господь Вседержитель!
* * *
Но Иосиф Давидович был старым опытным евреем - его за десяток фальшивых сотенных не проведёшь.
Уже наслаждаясь сладкой истомой под ложечкой от предчувствия-предвкушения громадной удачи, он всё же твердо решил про себя: суетиться и спешить - это глупство. Надо обязательно поближе познакомиться с этим Лоховым, побывать в его фальшивомонетной мастерской, своими глазами и через лупу увидеть, как он изготавливает-печатает свои денежки...
Но гость вдруг жёстко ухватил Иосифа Давидовича за горло и взялся сжимать-сдавливать, перекрывая кислород. Образно, конечно, говоря. Оказывается, завтра, 31-го декабря, это нужное оборудование ещё будет продаваться по старым ценам, а вот после Нового года оно подорожает аж на 20, а то и целых 25 процентов! Это Лохов знает точно, потому что запрос писал в ту торговую фирму московскую, где только и можно приобрести такую современную технику, и ему неделю назад пришёл ответ. Иосиф Давидович, разумеется, заимел интерес взглянуть на этот документ, но у посетителя его с собой почему-то не оказалось. Он предложил будущему компаньону заглянуть, не откладывая, к нему домой, там окончательно договориться и начать действовать. То есть, Иосиф Давидович вручит Лохову нужную сумму, тот утром сядет на машину (у него есть знакомый частник с "Газелью") и помчится в столицу... Почему не ночью? Да разве ж по такому гололёду да ещё в наши бандитские времена с большими деньгами можно ездить ночью по дорогам! Нет, рисковать не стоит, да и ни к чему. Ведь главное - оформить 31-го до 16-00 документы и внести-заплатить по ещё старым ценам деньги в кассу. А потом Лохов с водителем встретят-переждут в Москве праздник (ведь Иосиф Давидович выделит и на командировочные расходы - всё это потом окупится-возвернётся с лихвой!), затем хорошенько проверят-испытают купленную технику и привезут аккуратненько домой. И начнётся у него, Иосифа Давидовича, жизнь сказочная, как у царя Соломона.
Хозяин "Золотой рыбки" всё ещё мучительно колебался-раздумывал, но будущий компаньон доубедил-добил его мудрой притчей:
- Извините! Вы знаете, дорогой Иосиф Давидович, какую историю-диалог любят повторять деловые американцы? "Тук! Тук! - Кто там? - Это я, твой шанс! - Неправда, шанс два раза не стучит!.."
Да, да, что шанс во второй раз может не стукнуть - это Иосиф Давидович знал преотлично. Уже сколько раз в своей жизни, особенно по молодости, упускал он свой шанс, имел такое глупство - не откликаться, не реагировать на первый его стук. О-о-о, лишь один Господь Вседержитель знает-ведает, сколько пришлось натерпеться-выдержать из-за этого в жизни Иосифу Давидовичу - куда там многострадальному библейскому Иову! Вот был такой хороший сочинитель, тоже по фамилии Гроссман, - так вот, разве что только он смог бы написать-создать ещё один роман "Жизнь и судьба" - уже про Иосифа Давидовича и за его биографию. Там бы всё рассказано было. Как во времена Моисеевы мыкались-блуждали сорок лет несчастные евреи по пустыне, так и Иосиф Давидович вплоть до зрелых лет не находил выхода из пустыни бедности... Тот Гроссман, сочинитель, описал бы, как пришлось бедному Иосифу Давидовичу из родной Одессы экстренно и навсегда в чужие края бежать-подаваться, и почему у него нога покалечена, а вместо родных зубов сверкают сплошь вставные... Описал бы, зачем они с первой женой, Розой, долго детей не заводили и как почти в последний момент перед рождением избавились от первенца Венички, а когда вздумали всё же заводить-рождать наследников, уже поздновато было: вот и померла Роза, народив второго, Яшу, ставшего первым и единственным, помучилась ещё несколько лет на этом жестоком свете и отошла к Вседержителю... Поведал бы тот сочинитель-писатель Гроссман всему миру, как безутешно плакал-стенал Иосиф Давидович за дорогой покойницей и как почти целый год вдовствовал... Показал бы в книге, и как дщерь соседская Светлана-рыбонька безжалостно смеялась над ним и говорила, мол-дескать, старость жениха она ещё терпеть согласна, но вот постыдную и позорную бедность - ни за что! Так что пока Иосиф Давидович не станет новым русским, настоящим бизнесменом, а не владельцем одного жалкого комка-киоска, - она будет только смеяться ему на лицо и лучше будет продолжать жить с родителями, хотя ей уже и под тридцать...
А ещё романист-сочинитель ярко бы и описал, как однажды всё же рискнул Иосиф Давидович, не упустил свой шанс, услышал-распознал первый же его стук. Его тогда вот так же припёрли неожиданно к стенке, не дали времени на раздумья: ежели через сутки требуемую сумму не принесёшь - "Золотая рыбка" тебе не достанется, другой перекупит... Рискнул Иосиф Давидович, наплевал даже на еврейскую субботу и, хуже того, почти, можно сказать, на преступление пошёл, но добыл всего за один день - да что там, всего за несколько часов! - недостающие деньги, успел купить-приобрести вожделенную "Золотую рыбку"...
Поведал бы и дальше писатель-биограф, как пошли у Иосифа Давидовича дела в гору, как уговорил он Свету-рыбоньку стать его супругой законной, как наобещал ей золотые горы... Увы, и ещё раз, увы! Кто ж не знает, что у женщины аппетит во время еды приходит: мало стало его рыбке доходов от "Золотой рыбки". Господь Вседержитель! И "старым жидом" обзывать начала, и грозиться взялась, что-де бросит-уйдёт, а уж ребёнка зачнёт от другого - это без сомнения, ибо он, Иосиф Давидович, "старый жид", не только деньги большие зарабатывать не умеет, но и детей уже делать-строгать не в состоянии...
Да и самому Иосифу Давидовичу, если честно, доходов тоже давно стало не хватать. Сына Яшу надо уже готовить отправлять в Америку учиться, - а как же, не лох же он какой-нибудь, а Гроссман! Рэкетиры эти доморощенные, баи-боровы вонючие уже окончательно достали. Цены на продукты каждый день скачут-повышаются, - где ж тут большой прибыли нагребёшь? Не-е-ет, надо ноги всей семьёй делать из этой страны и как можно дальше. Ближе к земле обетованной. Но, конечно, не в Израиль, а - в Германию или ещё лучше сразу за океан, в благословенную Америку-Евреику. А там без нескольких миллионов даже и правоверному еврею делать нечего, не то, что выкресту...
И вот: "Тук! Это я, твой шанс!.." Иосифу Давидовичу уже шестьдесят, и это раздался, без сомнения, последний в его жизни-судьбе стук персонального шанса. На-и-пос-лед-ней-ший! Но, может быть, и даже притча почти Соломонова не так подействовала на Иосифа Давидовича, как заверение Лохова, что он даст-оставит ему очень важные гарантии, каковые находятся там же, у него дома.
- Ну, ладно! За то, что я хочу накормить двоих голодных птенчиков пусть меня накажет Бог! - сказал Иосиф Давидович. - Но я не хочу погибать через глупость. Я иду сейчас без денег. Я иду смотреть подробностей и гарантий своими глазами. Я имею этот интерес!
Гость облегчённо перевёл дух и чуть было тоже не сдёрнул парик, чтобы утереться. Но удержался, схватил поспешно рюмку, жадно хлебнул-заглотил праздничный коньяк, в виде тоста выдохнув:
- Ну, вот и славненько!
* * *
О-го-го! Господь Вседержитель!
У этого странного Лохова оказалась солидная трёхкомнатная квартира на улице Энгельса, считай в центре - с мебелью, пушистой рыжей кошкой и собакой-таксой.
Иосиф Давидович, дабы не мучиться подозрениями, без обиняков заявил, что имеет интерес узнать-увидеть своими глазами за прописку. Хозяин квартиры охотно достал паспорт, Иосиф Давидович осмотрел через лупу: Лохов Иван Иванович, русский, разведён, детей нет, фото на месте, штамп прописочный чёткий - Энгельса, 8, кв. 31.
Хозяин между тем выставил из пакета на стол в большой комнате бутылку коньяка, бутылку мартини, свёрток с бутербродами, упаковку замороженных креветок, связку бананов, коробку конфет... Стоимость всего этого намного превышала сумму в двести рэ, оставшиеся в кабинете Иосифа Давидовича, ну да пусть - что ж теперь считаться: уже как бы складчина компаньонов-подельников получилась.
- Извините! Драгоценнейший Иосиф Давидович, давайте-ка по рюмашке для сугреву, по нашему русскому обычаю, - энергично потёр руки Лохов.
Он как-то возбуждался всё больше, словно пьянел. Видно, ещё до прихода в "Золотую рыбку" приложился... Впрочем, под столом стоял недопитый огнетушитель портвейна "Агдам". Иосифу Давидовичу это чрезвычайно не нравилось. Он незаметно ощупал бумажник на пояснице, в потайном кармане, брюзгливо осмотрелся. Со стен на него сурово, как Моисей в его собственном кабинете-офисе, взирали-смотрели каких-то два мрачных господина. Хозяин, заметив интерес дорогого гостя, всхохотнул, распушил бороду.
- Извините, это наши свидетели будут. Слева, вон тот - Станиславский Константин Сергеевич, известный реформатор театра. Это как раз он всё время восклицал: "Не верю!" Помните? А вон тот, справа, - Островский Александр Николаевич, знаменитый сочинитель пиес про толстосумов-мироедов и купчин-жидовин всяких... Уважаемые люди! Я имею в виду, извините, Станиславского и Островского. Спасибо, Иосиф Давидович! Извините! Давайте и за них выпьем!..
Иосифу Давидовичу теперь уже явно услышалась насмешка.
- Бросьте этих глупостей! - скривился он. - Вы только и думаете об выпить. Давайте дела делать, а потом уж и будем думать об выпить...
Но Лохов всё же хряпнул единолично рюмашку стограммовую и сжевал бутерброд с сервелатом, извиняясь и оправдываясь, что-де у него во рту с самого утра маковой росинки не было. Он также выделил пару бутербродов таксе, а коту, истошно требующему своей доли, покрошил в его чашку колбаски. И только после этих забот о колбасе насущной приступили к коммерции.
Для начала Лохов чуть больше приоткрыл завесу над своим эпохальным изобретением и процессом кустарного производства денег. В нише, в глухой кладовочке он продемонстрировал Иосифу Давидовичу фотоувеличитель "Нева", мощный театральный софит-осветитель с фиолетовой лампой, какой-то амперметр, реостат и прочие электрофизические приборы, целую батарею склянок с химическими реактивами, стопу нарезанной по формату сторублёвок какой-то велюровой, что ли, бумаги... Но главное, будущий компаньон показал гостю уже почти готовый образчик-экземпляр продукции - сотенную купюру, одна сторона которой, с конями и потценом, уже совсем и полностью была чёткой, готовой, а другая - ещё совершенно бледная, туманная, недопроявленная: словно травленная кислотой...
- Извините, самое трудное, - пояснил убедительно Лохов, - нанести и закрепить водяные знаки, потайную нить-строчку, а также обновлять каждый раз номер купюры. Приходится одну и ту же стадию - электролизную, ионизирующую, купажную или фотопроекционную - повторять многократно...
Впрочем, дальше вдаваться в подробности этот новоявленный алхимик не стал, пояснил лишь ещё, что при машинном производстве процесс ускорится в сотни раз, а может, и в тысячи...
Тут же был предъявлен и ответ из Москвы: почтовые штемпели, обратный адрес - всё даже и через лупу выглядит солидно, достоверно. Внутри пакета фирменный бланк на атласной бумаге с грифом АО "Бертольт-Брюдер": "Уважаемый г. Лохов И. И.! По Вашей просьбе высылаем Вам проспекты и прайс-лист. Рады Вас видеть в числе наших клиентов. Напоминаем, что, по независящим от нас причинам, с января 1999 г. цена на наши товары будут повышены как минимум на 20%. Спешите сделать покупку! 31-го декабря мы работаем до 16-00, I, 2, 3 и 4 января - выходные дни. Наш адрес: 123609, Москва, Красная Пресня, 12, офис 13".
Лохов взялся подсовывать Иосифу Давидовичу проспекты, тыкать-указывать пальцам в красочные фотокартинки.
- Вот, извините, офсетная настольная печатная машина "Линотипе-Хелль". Она в пять цветов одновременно может печатать. Это - чудо! Но мы с вами, дорогой Иосиф Давидович, извините, скорей всего, остановим выбор вот на этом чуде: гляньте - формная копировально-множительная машина с компьютерным управлением МISOМЕХ SR 70... Вы понимаете - Эм И Эс 0 Эм Е Икс Эс Эр семьдесят?!..
Лохов уже почти вопил в каком-то ёрническом экстазе. Иосиф Давидович, в свою очередь, уже ошалел от этой тарабарщины.
- Сколько? - плаксивым голосом спросил он, - Я имею интерес спросить: сколько это стоит?
- Спасибо, спасибо! Извините, сейчас уточним, - отвернулся к свету, приподнял на лоб тёмные очки и склонился над листом с ценами компаньон. Тэ-э-эк-с, вот у нас расценочки, находим наш "Мисомекс"... Ага! Тринадцать тысяч у. е. То есть - условных единиц, а проще говоря, - баксов... Ну и, извините, на специальную бумагу, за машину, командировочные... Круглым счётом, извините, пятнадцать тысяч долларов. Спасибо!