Наталья Баринова. Гость из прошлого

   Открыв записную книжку, нашла номер телефона Прохорова. Оказывается, она не забыла его. Решительно нажимая кнопки, не боясь попасть на его жену. Мама успела рассказать, что она давно живет в своей квартире, а Дмитрий Ильич – в своей. Правда, это в одном доме, через подъезд, но все же не вместе. Сложные отношения. Райского гнездышка не получилось, так что семья существовала фиктивно. Два дома, две судьбы, которые связывал единственный сын. Теперь какое-то время они будут общаться по инерции, связанные одним горем, пытаясь заглушить неуемную боль утраты. Потом либо снова будут жить вместе, либо разъедутся, мечтая больше никогда не видеться.
   – Слушаю вас, говорите. Алло!.. – Александра едва узнала его голос. Раньше она говорила, что отличит его из тысячи, что никогда не забудет этот необычный тембр, проникающий в тебя и вызывающий безотчетное доверие.
   Первый раз, когда Дмитрий Ильич обратился к ней, она растерялась, потеряла дар речи. Это было неожиданное потрясение, в котором так нуждалась Саша. Она ждала события, которое затмит неприятные впечатления от ее взросления. Она мечтала, чтобы появился некто, способный ее остановить. Сначала Будинцев, потом Гриша и Слава, этот список рос с невообразимой быстротой. Однако из чувства противоречия, не желая подчиняться доводам рассудка, она знакомилась с новыми молодыми людьми, кокетничала, давала повод надеяться.
   Один из тех, на кого обратила внимание, – Роман Муромов, Мурик. Он учился в параллельной группе и с первых дней учебы бросал на Сашу влюбленные взгляды. Не заметить их было невозможно. Как это обычно бывает, о взаимности не могло быть и речи. Высокий, худощавый, сутулившийся, он почти каждый день умудрялся поджидать ее у институтского крыльца. Чаще он ничего не говорил. Казалось, ему достаточно видеть ее, слышать ее смех, голос, а она откровенно издевалась над ним. Чувства этого парня Александра не воспринимала серьезно, поэтому была с ним жестока и резка.
   – Совсем Мурик голову потерял, – смеялись однокурсницы, обращаясь к Саше. – Ты бы помягче с парнем, а то на него смотреть жалко.
   – Выходи за меня… – однажды предложил он, глядя на Александру взглядом, полным обожания. Тогда она впервые поняла, что ему не до шуток. – Я давно хотел тебе это предложить, но не решался.
   – Мы разговаривали несколько раз, как ты можешь? – удивилась Саша. – Замуж – это ведь на всю жизнь. Во всяком случае, я хочу один раз и навсегда!
   – Я тоже!
   – Мы совсем не знаем друг друга. Мы не можем даже говорить ни о чем подобном.
   – Я знаю о тебе все, что мне нужно, а ты можешь спросить о чем угодно. У меня от тебя секретов нет!
   – Не нужно, Рома. Спасибо тебе. Ты хороший, ты очень хороший.
   – Не отказывай сразу. Я буду ждать.
   Рома никак не подходил под параметры того, о ком грезила Александра. Юноша проявлял завидное постоянство – с первых дней знакомства он смотрел на нее с восхищением. Сашу не раздражала его преданность, не более того. Чем больше доказательств искренности чувств Муромова получала Лескова, тем меньший ответный интерес он вызывал в ней. Именно в это время в ее жизни появился Прохоров. То есть сначала Римма Григорьевна вернулась с курорта и сообщила, что познакомилась с великолепным человеком, Аркадием Стрельниковым, а потом он пришел к ним в гости. Пришел с другом.
   Они были такие разные: спокойный и рассудительный Дмитрий Ильич и ершистый, непоседливый Аркадий Семенович. Но Саше не было дела до Стрельникова. Она находилась под впечатлением от голоса, внешности и манер Прохорова. Он был сама уверенность, само совершенство, к тому же обладал превосходным чувством юмора. Саша оценила это в первую очередь, добавив его, как бонус, к обаятельной улыбке, дерзким глазам.
   Она тоже понравилась ему с первого взгляда. Это было очевидно. Даже Римма Григорьевна, озабоченная собственными любовными перипетиями, не преминула заметить:
   – Шурка, а Дмитрий в тебя влюбился.
   – Мам, ты со своим Аркадием разбирайся, а я как-нибудь сама, – Саша ершилась по инерции.
   – Ну, извини, дорогая. Просто я старше и в жизни повидала немало, – улыбнулась Римма Григорьевна и шепнула дочери на ухо: – Он в нокдауне, воспользуйся этим.
   – Что еще скажешь?!
   – Отличная партия. Он перспективный врач. Если попадет в хорошие руки – карьера обеспечена. Прислушайся, Шура! Ты же знаешь, я нечасто пристаю к тебе с советами.
   Это была сущая правда. Обычно Римму Григорьевну абсолютно не интересовала личная жизнь дочери. Саша успела привыкнуть к этому и поэтому не нуждалась в комментариях, пожеланиях. Она знала, что в состоянии самостоятельно разобраться с возникшей ситуацией. Взрослый мужчина, робеющий в ее присутствии как мальчишка, – это было нечто новое, гарантирующее острые ощущения. Тогда ему не стоило большого труда привлечь ее внимание. Он был ей интересен одной сумасшедшей разницей в возрасте – пятнадцать лет. Саше льстило его внимание, его застенчивость, когда она пыталась вести себя раскованно. Но вот парадокс: очень скоро все то, что влекло Александру к Прохорову, с еще большей силой отвернуло ее от него. Ничего серьезного так и не получилось. Она поняла, что не сможет быть с этим мужчиной и в горе, и в радости. Открытие поначалу выбило ее из колеи, вызвало саднящее чувство вины, а потом переросло в равнодушное созерцание его паники, его разочарования.
   С высоты прожитых лет можно было попытаться понять причину столь резкой перемены в ее настроении, но Саша не делала этого никогда. Тогда она сказала себе, что есть два варианта. Первый – никто не виноват в произошедшем. Второй – виноваты оба. Философское умозаключение, совершенно неконкретное, безликое, удовлетворяло Лескову все эти годы. Разбираясь в судьбах своих клиентов, Саша умело отметала любые намеки периодически пробуждающейся совести высветить темные пятна своей судьбы. Она не хотела увеличивать количество своих промахов. А сейчас убеждала себя, что звонок Прохорову после стольких лет молчания, после всего, что их связывало, не станет еще одним звеном в цепи непоправимых ошибок.
   – Алло! Вас не слышно… – устало произнес Дмитрий Ильич, но Лескова молчала, закрыв микрофон ладонью.
   Она не могла заговорить. Ведь это очень важно, какими будут ее первые слова. После их встречи на похоронах прошло всего два дня. Мужчина, которому она выражала соболезнования, был ей не знаком. Он не имел ничего общего с дерзким, в меру самоуверенным Дмитрием Прохоровым, каким она запомнила его. Этого постаревшего, располневшего мужчину с пустыми, потухшими глазами она не знала. Он вызывал не восхищение, а жалость. Разрушительное чувство. Под его воздействием все поступки обречены на неудачу и напрасно надеяться на что-то созидательное.