Наталья Миронова. В ожидании Айвенго

   Этери посоветовала приятельнице не показывать эти тетрадки мужу, не унижаться, хотя та с маниакальным упорством порывалась их ему предъявить. «Нет, пусть прочтет, подлец! Пусть знает, какой он подлец!» Этери ее тогда еле отговорила. Но вышло еще хуже. Однажды эта приятельница столкнулась с бывшим мужем и его новой женой в ресторане. Этери при сем присутствовала. Брошенная жена устроила громкую публичную сцену. В кратком варианте пересказала подлецу содержание всех трех общих тетрадей. Даже драться пробовала, ее еле оттащили. А бывший муж холодно обронил:
   – Если кому-то еще было неясно, почему я с тобой развелся, то теперь уж весь белый свет в курсе.
   Словом, она унизила только себя. У нее началась истерика, и Этери выпало сомнительное счастье отвозить ее домой. Провести вечер в ресторане, в компании близких и приятных ей людей, в тот раз так и не довелось. Потом эта женщина узнала, что Этери поддерживает отношения с ее бывшим мужем. Не интимные отношения, боже упаси, просто приятельские, но ей и этого хватило. Она позвонила Этери с воплем: как ты могла?! Я считала тебя подругой!!!
   После этого случая Этери перестала с ней общаться, хотя та еще много раз звонила, жаловалась на судьбу и одиночество. А теперь Этери чувствовала, что сама на грани такого же унижения. Правда, та бывшая приятельница через пару лет снова вышла замуж и даже уехала с новым мужем за границу, но Этери считала, что ей такая судьба не грозит. Никому она не нужна…
 
   Но ей понравилась встретившая ее женщина. Этери не знала и никогда особенно не задумывалась, как должен выглядеть психиатр, но Софья Михайловна уж точно не походила на психиатра. У нее не было демонических черт и сверлящего взгляда. Маленькая, кругленькая, уютная старушка. Добрая бабушка. И кушетки – непременного атрибута работы психоаналитика – у нее в кабинете не было.
   – Здравствуйте, – сказала она приветливо, – садитесь. Я вас слушаю.
   Этери растерялась.
   – Я не знаю, что говорить, – призналась она. – От меня муж ушел. Что я еще могу сказать?
   – Вам тяжело, – подсказала Софья Михайловна. – Вы чувствуете себя униженной, незаслуженно обиженной.
   – Ну… да.
   – Что ж, случай весьма распространенный.
   – Зачем вы мне это говорите? – обиделась Этери. – Думаете, мне легче оттого, что мой случай – не единственный?
   – Нет, я прекрасно знаю: всем хочется, чтобы их случай оказался уникальным. Но я говорю правду. Таких случаев много.
   – У вас такое было? – спросила Этери. – У вас же есть внук, мне Катя сказала. Значит, есть сын или дочь. Значит, есть муж. Или…
   – У меня был муж, – со спокойным достоинством ответила Софья Михайловна. – Он умер пять лет назад. И у меня был сын. Он погиб вместе с женой и ее родителями под Чернобылем. – И Софья Михайловна повернула к Этери стоявшую на столе фотографию в рамке. – Остался только внук.
   – Простите, – пролепетала убитая стыдом Этери. – Я не знала…
   – Ничего, не извиняйтесь. Конечно, вы не могли знать. Но я не ответила на ваш вопрос. Ответ: нет, у меня такого не было. Вот мой случай, пожалуй, редкий. – Софья Михайловна повернула к Этери другую фотографию. – Мой муж был удивительным человеком. Никогда бы он не унизил себя и меня изменой. Полюбил бы другую, сказал бы прямо. Но он всю жизнь любил только меня. Мы с ним были… Он шутил, что мы с ним похожи на сказочный зачин: «Долго ли, коротко…» Он высокий, я низенькая. Извините, мы отвлеклись. Давайте поговорим о вашем муже. Вы его любите?
   – Я не знаю, – тяжело вздохнула Этери. – Думала, что люблю, но когда люди расходятся, говорят, всегда виноваты оба.
   – Совсем не обязательно. Вы хотите его вернуть?
   – Не знаю, – повторила Этери. – Когда это случилось… несколько недель назад. Так вот, когда это случилось, мне казалось, я все отдам, только бы он вернулся, только бы все забыть, как страшный сон. А теперь я уже ни в чем не уверена. Я даже не знаю, любила ли я его когда-нибудь. Я… принимала как должное. Мне казалось, я за ним как за каменной стеной, и со мной никогда ничего не случится. Наверно, я виновата. Не надо было быть такой самоуверенной…
   Софья Михайловна смотрела на нее спокойно и доброжелательно, ничем не выдавая своих чувств и мыслей.
   – Расскажите мне, что произошло.
   – Он встретил другую женщину. Совсем не похожую на меня. Увлекся… Она красивая…
   – Вы тоже красивая.
   Этери безнадежно покачала головой.
   – Она гораздо красивее меня. Женственнее. Моложе Я всю жизнь работаю, а она просто украшает собой пространство… Я галеристка, – пояснила Этери. – Разрываюсь между двумя галереями, их очень трудно держать на плаву. Да, и дети… У меня двое детей. Но я была ему хорошей женой! – Софья Михайловна с удовлетворением отметила, что Этери наконец-то перешла от униженного самобичевания к гневу. – Всегда его поддерживала в делах, вела дом, не роптала, ездила на его скучные корпоративы, на презентации, водила знакомство с его партнерами по бизнесу, приглашала их к себе… Мне кажется… Нет, мне не кажется, – решительно тряхнула головой Этери, – я точно знаю: я помогала ему в бизнесе. А он этого даже не замечал.
   – Как это? – заинтересовалась Софья Михайловна. – Расскажите подробнее.
   – Мой муж – бизнесмен от бога. У него чутье на выгоду прямо звериное. Он прекрасно знает, как устроен бизнес, знает все рычаги и механизмы, знает, на что нажать, чтоб заработало. Но он… – Этери задумалась, подыскивая нужное слово. – Он человек не красноречивый, мягко говоря. Словом, первоначальный контакт налаживала я. Не всегда, но… часто. У нас часто бизнесмены бывали в гостях. И я видела, как Левану – это мой муж – трудно объясняться на первом этапе. Я ему помогала.
   – А его новая пассия, очевидно, этого не делает, – вставила Софья Михайловна.
   – Куда ей, – усмехнулась Этери. – Ее дело – деньги тратить. А я, между прочим, никогда у него денег не просила на мои дела…
   – А он вас в этом упрекает?
   – Ни в чем он меня не упрекает, – помрачнела Этери. – Но он хочет, чтобы я отошла в сторону и не мешала ему быть счастливым. Я никогда не думала, что он может быть таким жестоким. Говорить мне прямо в глаза, что он не жил до сих пор… И чтоб я ему не мешала… Как будто я…
   Этери смешалась и замолчала, чувствуя, что подступают слезы.
   – Сколько вам лет? – задала Софья Михайловна следующий вопрос.
   – Двадцать девять.
   – А вашему мужу сколько лет?
   – Пятьдесят два.
   – Опасный возраст для мужчины, – заметила Софья Михайловна. – Многим начинает казаться, что уже старость подступает, пенсия не за горами, а они еще не все успели урвать от жизни.
   – И если он не переспит вон с той блондинкой, у него начнется кризис личности, – с презрением закончила за нее Этери.
   – Примерно так, – улыбнулась Софья Михайловна. – Скажите, он вам раньше изменял?
   – Не знаю, – с тоской ответила Этери, – я уже ничего не знаю. Может, и изменял. Но если бы он и дальше изменял мне втихую, гулял бы налево, но так, чтобы я не знала… Знаете, как говорят? «Здоровый левак укрепляет брак». Так вот, если бы он изменял мне по-тихому, я бы слова не сказала. Мне кажется, когда мужик изменяет тайком, значит, щадит и уважает жену. А может, я не права? – встрепенулась она. – Может, надо было за ним следить? Может, я сама упустила… Принимала все как должное, вот и нарвалась.
   – Думаете, вы жили бы счастливо, если бы не доверяли мужу, шпионили за ним? Мне кажется, ваш брак распался бы гораздо скорее.
   – Я уже ничего не знаю, – повторила Этери с упрямой безнадежностью. – Может, было бы лучше, если бы наш брак распался раньше? Может, было бы не так больно? Вот только дети… У меня двое сыновей. Муж любил их… гордился ими… Так мне казалось. И не только мне. Все мои подруги считали его образцовым отцом. А теперь…
   Этери рассказала, как Леван забыл о дне рождения сына.
   – Он от меня деньгами откупается, – добавила она. – И вот опять же: я не знала, что он такой. Что он может так себя вести и… так верить в деньги. Оказывается, я десять лет прожила с чужаком.
   – А вы не думаете, что деньгами он пытается вас контролировать?
   – Контролировать? – переспросила Этери. – Нет, мне даже в голову не приходило. Значит, он знает меня еще меньше, чем я его.
   – Ваш муж – человек состоятельный?
   – Скажите уж прямо: богатый, – мрачно усмехнулась Этери. – Группа компаний «Мартэкс».
   – Мужчины часто верят, что деньги могут все уладить, – вздохнула Софья Михайловна.
   – Женщины тоже, – угрюмо добавила Этери. – Эта его новая пассия – типичная золотоискательница… Не понимаю, как он может быть так слеп.
   – Ну, значит, она его еще порадует, – уверенно спрогнозировала Софья Михайловна. – И что вы сделаете? Если он вернется?
   – Не знаю. Сейчас я его убить готова.
   – Это не выход. Знаете, как китайцы говорят? Хочешь мстить – рой сразу две могилы.
   – Да я понимаю… Что ж вы думаете, я не понимаю? Мне детей жалко. Он даже не хочет с ними поговорить, сказать им честно, что уходит к другой. Хочет, чтобы я сама им все объяснила. А он потом сможет меня обвинить, что я настраиваю против него детей.
   – Это он сам так сказал? – уточнила Софья Михайловна.
   – Нет, это я домысливаю, – признала Этери. – Я хочу настоять, чтобы он сам им сказал.
   – Правильно, – одобрила ее Софья Михайловна. – Но нам надо подумать, как вам дальше жить.
   – Курить очень хочется, – пожаловалась Этери.
   – Здесь курить нельзя. Потерпите, у нас не так много осталось времени, не стоит тратить его на перерыв. Могу я задать вам еще один вопрос? До ухода мужа… как у вас обстояли дела с интимной близостью?
   Надо говорить правду.
   – В последнее время постепенно сошла на нет.
   – Вас не влекло к мужу?
   Этери не знала, как отвечать на этот вопрос.
   – Я старалась не думать… Заполнила жизнь работой… Какая же я дура! Конечно, у него были любовницы! А я, как страус, прятала голову в песок.
   – Этери, – мягко прервала ее Софья Михайловна, – я не об этом спрашиваю. Вас тянуло к нему?
   – Нет, не очень. – Этери низко наклонила голову.
   – Не надо ничего стыдиться. Многие женщины находят утешение в работе. Многие всячески уклоняются от сексуальных контактов с мужьями. Вам я посоветую то же, что советую всем: составьте план и живите по нему.
   – Не понимаю.
   – Ваш день должен быть забит так, чтобы малейшего просвета не осталось. Лучше откажитесь от одной из галерей, продайте ее или закройте на время. Или сдайте в аренду. Заблокируйте в телефоне номера необязательных приятельниц. Займитесь благотворительностью. Волонтерской работой.
   – Я занимаюсь благотворительностью, – отозвалась на это Этери. – Работаю в фонде Чулпан Хаматовой. «Детские сердца».
   – Прекрасно. Это благородная и нужная работа, – одобрила Софья Михайловна. – Но это фандрейзинг – сбор денег. А я вам предлагаю поработать в больнице с реальными больными.
   – Думаете, мне станет легче, если я увижу, как плохо другим? – скептически поджала губы Этери. – Думаете, я с жиру бешусь?
   – Конечно, нет! Вам нанесли тяжелую психическую травму. Вам больно, вы растерянны…
   – Это точно, – кивнула Этери. – Я привыкла, что у меня всегда все под контролем. А теперь… Я впервые попала в ситуацию, когда нельзя просто переключить машину на нейтраль, если вы меня понимаете.
   – Я не вожу машину, но догадываюсь, что вы имеете в виду. Волонтерская работа помогла бы вам отвлечься и забыть. Понимаю, сейчас вам не хочется забывать. Вам хочется без конца бередить рану и упиваться горем. Только так вы чувствуете себя живой.
   Этери глянула на нее со страхом.
   – Откуда вы знаете?
   – Работа у меня такая! – добродушно рассмеялась Софья Михайловна.
   – Хорошо, я пойду в больницу.
   – Вот и отлично. Я вам запишу несколько адресов и телефонов. И ко мне прошу… – Софья Михайловна перелистала ежедневник. – Через неделю. – Она бросила взгляд на часы. – Говорят, счастье – лучшая месть. Хотите поквитаться с мужем? Будьте счастливы.
   – Это легко сказать…
   – Мы с вами должны найти дорогу к счастью. Кстати, счастье обычно познается задним числом. Живешь полной жизнью с кучей проблем и неприятностей, справляешься с ними, как можешь… Оглядываешься назад – ба, да я, оказывается, был счастлив. Только не надо путать счастье с сиюминутным торжеством. Вот, я вам талончик выписала. В следующий четверг прошу ко мне. И вот вам моя карточка с телефоном. Если будет что-то экстренное, звоните.
 
   Выйдя на улицу, Этери позвонила мужу.
   – У нас суд назначен на шестнадцатое. – Шестнадцатого ноября должно было слушаться их дело о разводе. – Если ты не приедешь поговорить с детьми, я не дам тебе кончить дело миром. Понятно?
   – Ты что, сама не можешь? – недовольно протянул Леван.
   – Это твои дети. И это ты уходишь из дому, а не я.
   – Ну сколько можно попрекать! Я уже устал извиняться. Любила бы меня хоть чуть-чуть, ты бы за меня порадовалась. Я не могу переносить суд, пойми ты, у меня свадьба на носу!
   – Я не прошу переносить суд, – холодно отозвалась Этери. – Я прошу приехать и поговорить с детьми. Можешь прямо сегодня. Но никто за тебя этого не сделает, даже не надейся.
   – Сегодня я занят, мне надо на стройку…
   Этери поняла, что Леван имеет в виду дворец в диснеевском духе на Новорижском шоссе, о котором она говорила Кате.
   – Меня это не волнует, – холодно перебила она мужа. – Найди время. Прямо сегодня. Только помни: в девять они ложатся спать.
 
   Он приехал. Ужасно недовольный, виноватый, не знающий, что говорить.
   Семилетний Никушка обрадовался, с разбегу бросился к папе, а насупленный Сандрик остановился в дверях, Этери пришлось мягко подтолкнуть его, чтобы вошел в комнату.
   Все это происходило в малой гостиной их дома на Рублевке, который Леван, уходя, оставил жене.
   – Сандро, Нико, я должен вам что-то сказать.
   – А где ты был? – ничего не слушая, спрашивал младший сын. – А почему тебя не было?
   – Нико, помолчи, послушай папу, – приказала Этери.
   Леван беспомощно взглянул на нее. Ему так хотелось, чтобы она взяла все на себя! Ну почему они не могут просто его отпустить? Оставить в покое?
   Все молчали. Говорить пришлось ему.
   – Сандро, Нико, нам с вашей мамой придется расстаться. Так… так надо. Так получилось. Я буду жить в другом месте… Но я буду вас навещать. Я… буду вас любить.
   В эту минуту он их всех ненавидел. Но больше всех – Этери. Из-за нее он чувствовал себя нашкодившим школьником.
   – Звоните мне, – выдавил из себя Леван. – Я вам всегда рад. Ведите себя хорошо, слушайтесь маму.
   Никушка так ничего и не понял.
   – А почему ты не можешь жить с нами, пап? Почему?
   – Ну… так получилось, – беспомощно повторил Леван.
   – А когда ты вернешься? – не отставал младший сын.
   – Я… я не знаю. Я буду приезжать! – нашелся Леван. – Да, я буду приезжать в гости!
   – А почему мы не можем жить с тобой? – продолжал малолетний мучитель.
   – Потому что я теперь буду жить в другом месте. – Леван чувствовал, что его терпение на исходе. – У меня теперь другая семья. – Даже в его собственных ушах это прозвучало нестерпимо фальшиво, аж зубы заломило. Он рывком поднялся с дивана. – Тебе мама все объяснит.
   Он вышел из гостиной, пересек короткий коридорчик и попал в просторный холл. Этери вышла следом за ним, приказав мальчикам оставаться в комнате.
   – Ну что, довольна? – проговорил он в бешенстве. – Заставила меня унижаться, время терять…
   – Если общаться с детьми для тебя – время терять, значит, я не за того вышла замуж.
   – Да уж, похоже на то. Надеюсь, теперь ты явишься в суд.
   – Явлюсь, не беспокойся. Можешь больше не приходить. Моим сыновьям такой отец не нужен.
   Они стояли у стенного шкафа, Леван нервными, дергаными движениями одевался. Замотал шею шарфом, накинул дубленку… Но при этих словах он резко повернулся к Этери, одновременно всовывая руки в рукава дубленки, и задел ее по лицу. Удар оказался так силен, что она чуть не упала, оперлась одной рукой о стену, а другой схватилась за вспыхнувший болью глаз.
   Леван перепугался, бросился к ней.
   – Прости, я нечаянно… Я не хотел… Ты сама подставилась…
   – Ну конечно. Я все сама. Уходи, а? Сам сказал: ты тут больше не живешь. Вот и уходи.
   – Ты придешь в суд?
   – Тебя только это волнует? Приду, не бойся. Да не одна, а с фингалом.
   Этери подошла к зеркалу, взглянула на мгновенно заплывший глаз.
   – Я же не нарочно… Я же извинился… – бубнил Леван у нее за спиной.
   – Уходи, Левушка. – Этери машинально, по привычке, назвала его ласковым именем, которым называла, когда они любили друг друга. – Просто уходи. Ты уже сегодня сделал все, что мог. Я не знаю, как детям на глаза показаться.
   – Ты сама виновата. Нечего было меня сюда тягать.
   Этери повернулась к нему.
   – Убирайся, а то охрану позову. Это теперь мой дом.
   Он ушел.
   Зажимая ладонью полыхающий болью глаз, Этери подошла к переговорному устройству на стене, чтобы вызвать экономку, и вдруг заметила в дверях коридора горничную Дану, переминающуюся с ноги на ногу.
   – Ой, это Леван Лаврентьевич вас так? – спросила Дана.
   Ее глаза горели жадным любопытством.
   Этери терпеть не могла эту «украиньску дивчину». Дана была лентяйкой и сплетницей, набивалась хозяйке в подруги и конфидентки, хотя в ее обязанности входила только уборка помещений. Этери вдруг пришло в голову, что это Дана снабжает соседей и скандальных репортеров пикантной информацией об их с Леваном распавшемся браке, и мысленно дала себе слово завтра же ее уволить.
   – Не ваше дело, – бросила она. – Позовите Валентину Петровну.
   Дана (уменьшительное от «Богдана», правда, за что бог дал ей такую радость, Этери не знала) даже с места не сдвинулась.
   – Сырое мясо надо приложить, – посоветовала она.
   – Я дала вам поручение, – сухо напомнила Этери. – Хватит на меня пялиться.
   Но Дана все не спешила выполнять распоряжение. Уж больно интересно было глазеть на хозяйку.
   – Дана, я вас уволю, – пригрозила Этери. – Завтра же с утра.
   – А я что, я ничего… – забормотала Дана.
   Больше не обращая на нее внимания, Этери все-таки включила устройство.
   – Валентина Петровна, выйдите, пожалуйста, в холл.
   Вот с Валентиной Петровной у Этери всегда было полное взаимопонимание. Но и она, увидев, что хозяйка прижимает руку к глазу, ахнула и подбежала с криком «Что случилось?»
   – Тише, – поморщилась Этери, – я не хочу, чтобы дети слышали. Ничего не случилось, ударилась.
   – Надо сырое мясо приложить, – повторила следом за Даной Валентина Петровна.
   – Валентина Петровна, – заговорила Этери ледяным тоном, – я не спрашиваю у вас советов. Уложите, пожалуйста, мальчиков, а потом рассчитайте девушку. – Этери кивком указала на не богом данную Богдану, и опять голова взорвалась болью. – Выдайте ей двухмесячную зарплату, и чтобы сегодня же ноги ее здесь не было. Рекомендаций я ей не дам.
   – Как? – взвизгнула Дана. – А куда ж я пойду? Зима на дворе, мне и ночевать-то негде!
   – Меня это не волнует, – отрезала Этери. – У меня тут не постоялый двор.
   – Я что, виновата, что Леван Лаврентьевич ушел?
   – Вы меня слышали, Валентина Петровна. – Этери обращалась исключительно к экономке. – Уложите мальчиков и рассчитайте ее. Попросите Игоря отвезти ее в город. Я не хочу, чтобы она хоть на минуту здесь задержалась. Ей волю дай, она, того гляди, дом подожжет.
   И зачем она это сказала? Промолчала бы, может, ничего бы и не было… Одним глазом Этери не сразу увидела, что в холл вышли ее сыновья.
   Никушка бросился к ней.
   – Мама, что это?
   – Ничего, сынок. Я стукнулась нечаянно. Вам пора спать, завтра в школу. Идите с Валентиной Петровной, она вас уложит. А мне еще работать надо. Я потом приду пожелать вам спокойной ночи.
   – Идем, Никушенька, – позвала Валентина Петровна, – идем. Маму надо слушать.
   Сандрик так ничего и не сказал, молча ушел за экономкой, но выражение его лица Этери очень не понравилось. Она дала себе слово поговорить со старшим сыном.
   А пока она пошла на кухню, отыскала в холодильнике кусок говяжьей вырезки, нарезала его круглыми медальонами и приложила первый к глазу. До послезавтра не пройдет. Ехать в суд с таким «фонарем»? Лучше позвонить адвокату, написать доверенность, и пусть он там… представляет ее интересы. Но их семейный адвокат завербован Леваном. Этери подумала-подумала да и набрала на сотовом номер Нины Нестеровой^[4].
   С Ниной Нестеровой, модельером женской одежды и женой хозяина компании «РосИнтел» Никиты Скалона, Этери была знакома всего ничего, каких-то года три или четыре, с тех пор как она стала Никитиной женой, но они подружились. Этери знала, что на Нину можно положиться.
   – Привет, – раздалось в трубке.
   – И тебе привет, – откликнулась Этери. – Нина, мне нужен адвокат-цивилист, я развожусь. У Никиты вроде был кто-то.
   – Наш друг Павел. – Нина помолчала. – Я видела новости в Интернете, но надеялась, что это неправда.
   – Это правда.
   – Ладно, держись. Я дам тебе номер Павла, но сначала попрошу Никиту с ним поговорить.
   – Спасибо. Мне надо срочно: суд послезавтра, а сама я не смогу пойти. Стукнулась, под глазом жуткий синяк. – Этери переменила мясную примочку.
   – Стукнулась? – переспросила Нина. – Лицом? Прости, что лезу не в свое дело, но ты, часом, не об Левана стукнулась?
   – Быстро схватываешь, – усмехнулась Этери и тут же поморщилась от боли. – Но это не то, что ты думаешь. Он меня не бил. Случайно вышло.
   – Ты уверена?
   – Нина, я уже ни в чем на этом белом свете не уверена, но… Нет, он меня не бил. Правда, болит все равно как чертова мать.
   – Надо сырое мясо приложить.
   – Еще раз услышу про сырое мясо, и я кого-нибудь покусаю. Меня уже все задолбали с этим сырым мясом.
   – Хочешь, я приеду? – предложила Нина.
   – Нет, спасибо, ты лучше мне друга Павла мобилизуй. Как там Лизочка поживает? – спохватилась Этери.
   У Нины была своя Лизочка, родившаяся на несколько месяцев раньше Катиной. Но это была не Луиза, а полновесная Елизавета, названная в честь покойной бабушки ее мужа Никиты.
   – Ничего, тьфу-тьфу-тьфу. Ползает, лазает… Кусачая стала. Зубы лезут, и она ими все кусает. Но ты же все это проходила. Мы позвоним Павлу, – перешла к делу Нина, – и потом я тебе перезвоню. Или лучше он сам перезвонит. Я дам ему твой телефон, хорошо?
   – Хорошо. Спасибо. Жду звонка.
   Дожидаясь звонка, Этери опять переменила примочку и закурила. Ничего, на кухне вытяжка, тут можно.
   Послышался цокот когтей по полу, и в кухню вплыли два громадных острова черной шерсти. Ньюфы – Леди и Лорд. Мясо унюхали, поняла Этери. Одной рукой придерживая нашлепку на глазу, она другой погладила шелковистые морды, легшие ей на колени.
 
   Этери купила Леди, когда ее старшему сыну было пять, а младшему – три. Она специально выбрала ньюфаундленда – самую добрую, умную и терпеливую собаку, начисто лишенную агрессии. Дети полюбили Леди, ездили на ней верхом, а она стоически их возила. А три года назад Этери повезла собаку на случку, и Леди принесла четырех щенков. Трех раздали по знакомым, а четвертого как-то не успели. Так он и остался в доме. Разумеется, ему дали кличку Лорд. Дети были в восторге. Сама Этери тоже.
   – Идите спать, ребятки, – тихонько скомандовала она, когда запел ее мобильник. – Место! – Черные острова послушно убрались, дробно цокая когтями. – Алло, – сказала Этери в трубку.
   – Этери Авессаломовна? – послышался мужской голос в трубке.
   – Просто Этери. А вы – Павел?
   – Я Павел, – подтвердил голос. – Я вас слушаю.
   Этери вкратце описала ему ситуацию.
   – Хорошо, я возьмусь за это дело. Но вам придется завтра приехать ко мне в контору и подписать доверенность. К трем сможете?
   – Смогу.
   Он продиктовал ей адрес. В центре города, на Делегатской улице. Этери записала, поблагодарила и пошла желать сыновьям спокойной ночи. По пути на второй этаж ей встретилась экономка.
   – Легли? – спросила Этери.
   – Легли. Этери Авессаломовна, а как же ужин? Вам бы покушать.
   – Я не хочу, Валентина Петровна. Кусок в горло не лезет.
   – Вам уже который день кусок в горло не лезет, – проворчала экономка. – Я на стол соберу, попрощайтесь с мальчиками и поешьте. А то я удивляюсь, как вы ноги таскаете.
   Этери ничего не ответила, поднялась по лестнице и вошла в спальню Никушки. Тихонько поцеловала его. Он уже засыпал. Бесшумно ступая, Этери заглянула к Сандрику и сразу поняла, что он не спит: затаил дыхание, когда она вошла.
   – Я знаю, что ты не спишь, – прошептала Этери, склонившись над кроватью, и тихонько поцеловала его в щеку. И почувствовала, что он плачет. – Не надо плакать, сынок.
   – Это папа тебя ударил? – спросил Сандрик тоже шепотом. В темноте почему-то хотелось разговаривать шепотом.
   – Ну что ты, малыш, конечно, нет! Это нечаянно получилось. Он одевался, а я рядом стояла. Он меня просто задел. Извинялся, прощения просил… Забудь.