Наталья Миронова. В ожидании Айвенго

   Она вдруг поймала себя на мысли, точившей ее уже давно, пожалуй, задолго до расставания с Леваном, но только теперь отчетливо оформившейся. Это была мысль о том, что она не любит свой дом. Дом огромен, и пересечь его из конца в конец – уже немалый труд. А чего ей стоило эти хоромы обставить, чтобы они выглядели как жилой дом, а не как ресторан «Метрополь» или зал ожидания на вокзале! Этери не любила холод так называемого минималистского стиля, как не любила и манерно-игрушечные интерьеры Марата Ка^[6]. Но ей претила и буржуазная обстановка: мещанские «кружавчики», резные завитушки (она называла их пылесборниками), теснота, пошлость лопающихся от набивки диванов и кресел.
   Пришлось пустить в ход всю свою изобретательность, чтобы придать уют и оригинальность этим непропорционально огромным комнатам. А теперь, выходит, нужно все начинать заново. Может, продать его ко всем чертям, этот дом, когда все закончится? Сделать косметический ремонт и продать. А что? Дом принадлежит ей. Можно продать его, а себе подобрать что-то менее помпезное. Вот только дети… Никушка два месяца назад в школу пошел, неужели переводить?
   Этери отогнала от себя эти мысли. Инспектор Кригер и старший расчета Поздняков следовали за ней. Ноябрьский вечер был непроглядно темен, она повсюду включала электричество.
   – Давайте поднимемся на чердак, – предложил инспектор Кригер. – Вы можете с нами не ходить, мы сами.
   – Нет, я тоже хочу посмотреть, – возразила Этери. – Я не буду вам мешать.
   – Простите, пожалуйста, а можно спросить? – робея, как школьник, начал по дороге наверх Анатолий Поздняков. – А вы откуда нашего министра знаете?
   – Я выставку оформляла к юбилею МЧС, – ответила Этери. – И в Общественном совете состою, имею официальное звание консультанта. У меня и «корочки» есть. Я же специалист по выставкам, а там пожарная безопасность – первое дело. И для людей, и для экспонатов.
   – Дом застрахован? – отрывисто спросил Кригер.
   – Конечно.
   – Вы на нашего старшого не обижайтесь, – вновь вступил в разговор Поздняков. – Он мужик, в общем-то, неплохой, но таких, как вы… не любит.
   – А таких, как я, это каких? – насмешливо осведомилась Этери. – Богатых? Приезжих?
   – И тех, и тех, – смутился Поздняков.
   – Передайте своему старшому, что я родилась в Москве.
   – У него жену борсеточники ограбили, гастролеры с юга, вот он и лютует, – примирительно заметил Поздняков.
   – Понимаю и сочувствую, но нельзя же винить всех чохом!
   – Мы пришли, – строго заговорил Кригер, – включаю запись, прошу посторонние разговоры прекратить.
   Этери и Анатолий Поздняков послушно замолкли.
 
   Этери наивно полагала, что огонь уничтожает все на своем пути. Оказалось, что далеко не все.
   – Что вы держите на чердаке? – спросил ее Кригер.
   – Сезонную одежду и разные запасы. Мелочи по хозяйству.
   Она огляделась по сторонам. С сезонной одеждой можно было попрощаться навсегда. Ну и черт с ней, новую купим. Хорошо, что Леван все свое вывез. Совсем недавно они с Валентиной Петровной и Богданой Нерадько, всюду стрелявшей воровскими глазками, паковали его вещи: сам-то Леван, конечно, не снизошел.
   Ей тогда вспомнилось, как хоронили дедушку, ее любимого дедушку Александра Георгиевича Элиаву, народного художника. Складывали костюмы, которые он носил еще до войны в Париже (с тех пор ничуть не поправился), его военную форму и китайский прорезиненный плащ «Дружба», в котором он вернулся из лагеря… Сандро Элиава почему-то не захотел расставаться с этим плащом, хранил на память. Все это, кроме формы истребительного авиаполка «Нормандия – Неман», где он служил переводчиком (в ней похоронили), отдали «Армии спасения».
   Упаковывая вещи Левана, Этери подумала, что это хуже, чем хоронить.
   Пожарные между тем осмотрели чердак и нашли точку возгорания. Точкой возгорания оказался громадный медведь-панда, когда-то подаренный Леваном старшему сыну. Медведь многие годы украшал комнату Сандрика, Этери запихнула его на чердак, чтобы сдать в чистку: он был так огромен, что в домашнюю стиральную машину не влезал. Но тут произошел разрыв с мужем, и она забыла про медведя.
   Бедного панду подожгли от зажигалки. Зажигалок у Этери была куча. Она не увлекалась роскошными золотыми изделиями «Картье», «Ронсон» или «Данхилл», считая это пижонством, покупала свои любимые сигариллы «Даннеман» блоками, и продавцы всовывали в пакет разовую зажигалку как сувенир оптовому покупателю. Этери их вечно теряла, забывала, поэтому специально рассовала по всем сумкам, и дома они были раскиданы повсюду.
   Одна такая зажигалка, некогда ярко-желтая, а теперь оплавившаяся почти до неузнаваемости, лежала рядом с тем, что осталось от медведя.
   – Ваше? – спросил Кригер, аккуратно поднимая зажигалку щипчиками вроде дамского пинцета, только побольше, и пряча ее в герметично закрывающийся полиэтиленовый пакет.
   – Возможно, – уклончиво ответила Этери. – Теперь уже не узнать, у меня зажигалок много.
   – А это? – Кригер указал на останки кремированного медведя.
   – Да.
   – Что «да»? – нахмурился он. – Это ваша игрушка?
   Ужасно не хотелось признаваться, что это игрушка ее сына, но Этери не смогла солгать.
   – Этого медведя мой бывший муж подарил старшему сыну. Я хотела отдать его в чистку, но закрутилась и оставила на чердаке.
   – Кто-то, – Кригер выражался очень осторожно, – поджег медведя, открыл чердачное окно – возможно, в обратном порядке – и ушел, не закрыв дверь. Получилась отличная тяга… с одной стороны, а с другой – дымоуловители среагировали быстро, как только повалил дым. Вы обычно держите дверь чердака закрытой?
   – И даже запертой, – мрачно подтвердила Этери.
   – А ключи где хранятся?
   – Нигде, торчат в замке снаружи.
   – Позвольте… – Кригер прошел к выходу, заглянул за дверь и увидел торчащий в замке ключ. Он осторожно вынул ключ, держа его за ребро головки, и тоже упаковал в полиэтиленовый пакет. – Я дам вам расписку и ключ верну после экспертизы.
   – Не нужно, – отказалась Этери. – Все равно я тут ремонт сделаю, и дверь сменю, и ключ. Не нужно экспертизы, я не хочу, чтобы у моего сына брали отпечатки пальцев.
   – Вы подтверждаете, что это он?
   – Я еще ничего не знаю, меня не было дома. Позвольте мне с ним поговорить.
   – Нельзя, я должен сам. Сколько ему лет?
   – Девять. Пожалуйста, я вас очень прошу, позвольте мне, – повторила Этери.
   – По протоколу мне полагается проводить опрос. Но вы можете присутствовать. Толя, ты подтверждаешь, что возгорание ликвидировано?
   – Под протокол, – кивнул Анатолий Поздняков.
   – Идемте вниз.

Глава 4

   Стоило им выйти из дома, как прямо к Этери бросился длинноволосый, потасканного вида парень с камерой.
   – Улыбочку! Два слова для прессы! Это был поджог? Кто мог поджечь ваш дом? А этот синяк? Вас избил муж? Это правда? – При этом он непрерывно щелкал камерой.
   Этери замерла. От гостевого домика к ней уже бежал охранник-водитель Игорь, а от ворот – второй охранник, Аслан. Аслан успел первым.
   – Заберите у него камеру, – холодно приказала Этери. – Как он сюда попал? Кто его впустил?
   – Извините, Этери Авессаломовна. – Дагестанец Аслан, мастер спорта по вольной борьбе, ловким борцовским приемом скрутил длинноволосого, а подбежавший Игорь отнял у него камеру. – Тот пожарный впустил. – Аслан мотнул головой в сторону начальника пожарной бригады. – Он же его и вызвал, я слышал.
   – Мы должны сотрудничать с прессой! Нас начальство обязывает! – ехидно заявил начальник пожарной бригады.
   – Ладно. – Улыбка Этери напоминала лезвие бритвы. – Я вам покажу сотрудничество с прессой. Выговора мало? Устрою неполное служебное соответствие.
   – Да ты, б…
   – Отстранение на месяц, – опередила его Этери, не дав выговорить ругательство. – Еще слово – и будет два.
   Он заткнулся.
   – Вы свою работу закончили? Уходите, это частная территория.
   Пожарные торопливо сворачивали оборудование. Анатолий Поздняков на прощание кивнул Этери, и она улыбнулась ему в ответ.
   – Игорь, дайте мне камеру, пожалуйста.
   – Камера казенная! – надрывался патлатый, тщетно пытаясь высвободиться из двойного захвата, которым его держал Аслан.
   – А на какое издание вы работаете? – невозмутимо спросила Этери.
   – Я… я стрингер.
   – То есть продаете тому, кто купит. Это называется «папарацци». Камеру я вам верну, только уничтожу снимки.
   – Эй, там архив! – завопил папарацци.
   Но Этери мстительно выбрала опцию «стереть все» и нажала на кнопку.
   – Нечего тут шакалить. Аслан, Игорь, – приказала она, передавая охраннику камеру, – выведите его за ограду и отдайте камеру только на дороге. Проводите пожарных, проследите, чтоб никого не осталось. А сами сразу назад и заприте ворота. Еще раз увижу, – предупредила она фотографа, – ток по ограде пропущу. Идемте в дом, – пригласила Этери Кригера, но оказалось, что это еще не конец. Шоу продолжилось.
   У ворот послышалась какая-то возня, шум, и на подъездной дорожке показалась женщина. Она бежала к дому, а следом за ней бежал Игорь. Впрочем, он уже не пытался ее остановить, и Этери поняла – почему. Даже одним глазом при свете фонаря она узнала свою соседку по поселку.
   – Извините, Этери Авессаломовна, – проговорил запыхавшийся охранник. – Проскочила мимо меня, пока мы фотографа выпроваживали.
   – Ничего, вы не виноваты, – простила Этери и повернулась к соседке: – Я вас слушаю, Жанна Федоровна. Только поскорее, меня человек ждет.
   – Так больше продолжаться не может! – выпалила Жанна Федоровна. – От вас одно беспокойство. То муж вас бьет, то вот теперь пожар, журналисты понаехали, не поселок, а проходной двор!
   – И что вы предлагаете? – холодно спросила Этери.
   – Мы соберем собрание и поставим вопрос о выселении, – авторитетно заявила Жанна Федоровна.
   – А-а… Ну-ну, – с напускным спокойствием протянула Этери, хотя внутри у нее вот-вот грозила лопнуть натянутая струна. – Что ж, собирайте собрание. – Она нарочно подчеркнула голосом тавтологию. – Только не забудьте, что это частное владение. И не стоит одного прощелыгу называть «журналистами».
   – Одного… – Слово «прощелыга» явно оказалось не по зубам Жанне Федоровне. – Да вы поглядите, что у вас за воротами творится! С телевидения приехали! Уже просились на наш участок, чтоб оттуда снимать!
   – Ну пойдите дайте им интервью, – все так же вежливо предложила Этери, чувствуя, как в душе закипает бесшабашное веселье. – Жанна Федоровна, мы с вами до сих пор жили вполне мирно…
   – Да, пока вы с мужем не разводились, – огрызнулась Жанна Федоровна.
   – Но если не хотите по-хорошему, – плавно продолжила Этери, – я могу выйти к журналистам и рассказать, что это ваш муж поставлял ГИБДД муляжи вместо камер наблюдения.
   Владимир Андрианович Кригер был всего лишь пожарным инспектором, но, как ни назови, в душе он был следователем. Он весь подобрался при этих словах Этери и стал похож на гончую, почуявшую лисицу. Жанна Федоровна заметила, как он насторожился, повернулась, взмахнув полами элегантной короткой дубленки, и двинулась обратным ходом к воротам.
   – Проводите ее, Игорь, – распорядилась Этери. – Больше никого не впускать. Возвращайтесь в дом и Аслану скажите, чтоб не маячил у ворот. Отбой. Хватит с нас приключений на сегодня. Пожарные уехали?
   – Так точно.
   – Отключите, пожалуй, домофон, а то журналюги трезвонить начнут.
   – Есть, – браво отозвался Игорь.
 
   Этери и Кригер вместе прошли к гостевому коттеджу.
   – Извините, вы точно знаете… насчет муляжей? – поинтересовался Кригер.
   Этери на ходу стащила с головы надоевший платок-тюрбан. Все равно он ни черта не маскировал.
   – Вы же видели, как она побежала? Конечно, ее муж действовал не один, это была большая афера…
   – Но дело быстро замяли, – вставил Кригер.
   – Да, потому что замешаны влиятельные лица. Решили спустить на тормозах, а то полетело бы много голов. И все они живут здесь, – добавила Этери. – Вы не знали? – спросила она, перехватив его удивленный взгляд. – Это легенда – будто на Рублевке живут бизнесмены. На Рублевке живут в основном чиновники.
   – Честно говоря, я здесь в первый раз, – признался Кригер. – Здесь пожаров не бывает. Но ваш муж был бизнесменом, – уточнил он.
   – Почему «был»? Он и сейчас бизнесмен. Только он мне больше не муж.
   Они добрались до гостевого домика, тоже представлявшего собой внушительное строение, и вошли внутрь.
   Практически весь первый этаж гостевого дома занимала так называемая «жилая комната»: загибающаяся под прямым углом комбинация гостиной и столовой со встроенной кухней. Именно эту столовую-гостиную Катя Лобанова в прошлом году по просьбе Этери оформила шторами вишневого бархата и ситцевыми чехлами на диванах и креслах, бордовыми в цветочек. Стены были оклеены фактурными обоями, напоминающими джутовую мешковину, светильники стилизованы под керосиновые лампы, кухонная секция отделана натуральной древесиной золотистого цвета. Получилось веселое и уютное помещение в стиле «кантри».
   Здесь Этери и собрала «подозреваемых», как она мысленно их окрестила.
   Кригер дотошно опросил всех: экономку Валентину Петровну, величественную, плохо говорившую по-русски грузинскую повариху Дареджан Ираклиевну, вторую горничную Мадину и обоих охранников, хотя Игорь весь день возил хозяйку и видеть ничего не мог.
   Валентина Петровна и горничная показали, что когда включились детекторы дыма, они обе первым делом побежали на кухню, думали, там горит. Но Дареджан Ираклиевна сказала, что в кухне все в порядке, зато в холле они почувствовали сквозняк и увидели дым. Вызвали пожарных. Нет, на чердак не поднимались, видели, что дым валит оттуда. Побежали двери закрывать на первом и на втором этаже, детей уводить подальше. На чердак в этот день вообще не поднимались, незачем было. Когда в последний раз? Женщины переглянулись. Когда Левану Лаврентьевичу вещи собирали, то есть недели три назад. Да, медведь-панда был там, на месте.
   – А сегодня, когда загорелось, где были дети? – спросил Кригер.
   Опять экономка и горничная переглянулись.
   – На улице оба были, с собаками играли.
   – Мне нужно поговорить с вашим старшим сыном, – решительно заявил Кригер, обращаясь к Этери.
   – Идите к себе, – отпустила Этери экономку, повариху, горничную и охранников. – Спасибо вам за все. Подождите минутку, – попросила она Кригера, а сама заглянула в единственную на первом этаже спальню, где сидели, дожидаясь своей очереди, Сандро и Нико. Младший сын играл во что-то на нетбуке, старший, подавленный и мрачный, просто смотрел в пол.
   – Сандрик, выйди на минутку, мне нужно с тобой поговорить.
   Он вышел, по-прежнему изучая носки красных с белым кроссовочек, словно это было бог весть какое чудо.
   – Это ты поджег медведя? – спросила Этери.
   Сандрик не ответил. Любопытный Никушка оставил нетбук и пришел послушать, но остановился в дверях гостиной.
   – Зачем ты это сделал? – продолжала Этери. – Зачем ты поджег своего любимого мишку? Зачем ты устроил пожар?
   По щеке Сандрика заскользила слеза. За ней другая.
   – Я не хотел… Я только хотел, чтобы папа вернулся.
   – Позвольте мне, – попросил Кригер неожиданно мягко. – Александр, да? Можно я буду звать тебя Сашей? Ты пошел на чердак, Саша. Зачем?
   – Хотел взять моего мишку. Я соскучился.
   – А где ты взял зажигалку?
   – Прямо там, на чердаке. Она там лежала.
   – Значит, когда ты шел на чердак, ты еще не думал об огне?
   – Нет. Я хотел взять моего мишку. А потом увидел зажигалку. На подоконнике. Подоконник узкий, там кроме зажигалки ничего и не поместится…
   – Понятно. Ты взял зажигалку и открыл окно. Зачем ты открыл окно?
   – Не знаю. Просто так.
   – Сандрик, говори правду, – строго велела Этери.
   – Мам, я правда не знаю! Просто открыл, и все. Я думал… огонь скорее заметят.
   – Ты увидел зажигалку и решил поджечь медведя, так?
   – Я не думал, что будет так страшно, – всхлипнул Сандрик. – Я только хотел, чтобы папа вернулся. А потом испугался и убежал. Вы меня в тюрьму посадите?
   Этери решительно притянула сына к себе.
   – Никто тебя в тюрьму не посадит, ты еще маленький. Но я на тебя ужасно сержусь, так и знай. Ты о брате подумал? О Валентине Петровне? О Леди и Лорде? Ты хотел, чтобы они все сгорели?
   – Нет! Нет! Никушка с Леди и Лордом во дворе гулял, я его в окно видел. Я тоже побежал на двор.
   – Но никому ничего не сказал.
   – Я испугался.
   Сандрик разревелся всерьез. Этери тихонько укачивала его, как маленького, гладила по голове, перебирая густые черные волосы.
   – Не надо, сынок. Не надо плакать. Мне тоже больно, но смотри, я же не плачу! Надо привыкать. Запомни: так ты папу не вернешь.
   Он оторвался от нее, заглянул ей в лицо зареванными черными глазищами.
   – А как?
   – Не знаю. Надо ждать. Может, ему надоест та другая тетя, и он к нам вернется.
   «Только не знаю, захочу ли я его принять», – добавила Этери мысленно. Ей казалось, что нет, уже не захочет. Разве что ради детей…
   – Простите, – обратилась она к Кригеру, – вы закончили свое расследование? Мне нужно покормить детей и уложить спать.
   – Вам следует показать ребенка психиатру.
   Этери гневно выпрямилась, но заговорила внешне спокойно:
   – Сандрик, иди поиграй с Никушкой. – Когда за мальчиками закрылась дверь, она повернулась к Кригеру. – Мой сын – не сумасшедший и не поджигатель. Просто у него сейчас трудный период. Вы же слышали, его отец нас бросил. А ему всего девять лет.
   – И все-таки я бы вам очень советовал.
   Этери поднялась, давая понять, что разговор окончен. Кригер остался сидеть.
   – Откуда на чердаке могла взяться зажигалка? Вы там курили?
   Этери тоже пришлось сесть. Она вымоталась за этот нескончаемый день, ее ноги не держали. Да и разговаривать легче, когда смотришь в глаза собеседнику.
   – Нет, не курила. Могла закурить на пороге, уже спускаясь. Могла просто случайно зажигалку обронить: мы ж вещи носили, а на полу ковролин. Она упала, а я и не услышала. А может, она выпала даже не в тот раз. Я могла ее и раньше уронить, когда летнюю одежду прятала на чердаке.
   – Но зажигалка, согласно показаниям вашего сына, лежала на подоконнике. Это далеко от двери, другой конец чердака.
   – Значит, ее кто-то нашел, Валентина Петровна или Дана… Богдана Нерадько. Мы несколько ходок делали. – Этери стала вспоминать. – Скорее всего, Богдана. Валентина Петровна отдала бы мне. А почему это так важно?
   – А вы представьте себе картину: сбитый с толку мальчик, тоскующий по отцу, поднимается на чердак за своей игрушкой. А на подоконнике лежит ярко-желтая зажигалка. По-моему, это прямое приглашение.
   – Ну тогда это моя вина. Это я курю, это я потеряла зажигалку. Мне бы очень хотелось обвинить во всем Богдану Нерадько, но…
   – Она действовала неумышленно, – подсказал Кригер.
   – Верно.
   Этери вспомнила, как накануне выгнала Дану со словами: «Ей волю дай, она, того гляди, дом подожжет». А Сандрик стоял в дверях. Выходит, она же сама ему и подсказала… Мысль заронила… Рассказать Кригеру? Нет, какой в этом смысл? Он еще, не дай бог, уверится, что ее сын и впрямь злостный поджигатель! Хотя дядька вроде неплохой…
   Кригер между тем задал следующий вопрос:
   – Ваш дом застрахован?
   – Разумеется.
   – Простите, я уже спрашивал, – спохватился Кригер. – А в какой компании?
   Этери назвала компанию.
   – Вы не сможете получить страховку, это не страховой случай.
   – Я не буду просить страховку.
   – Где ваш полис? Я должен написать отчет и послать в компанию.
   – Я не могу сейчас искать полис, он остался в доме. Извините, у меня просто нет сил еще раз туда идти. Оставьте мне свои координаты, я перешлю вам номер полиса. Только завтра, хорошо?
   – Хорошо. Все-таки послушайтесь моего совета: покажите сына врачу.
   Этери промолчала.
 
   Она проводила Кригера до выхода, приказала охранникам выпустить его, запереть ворота и отключить домофон. Надо пойти покормить и уложить детей. Ее так и тянуло присесть, а еще лучше прилечь на диван хоть на минутку, но она знала: стоит ей лечь, и она уже не встанет до утра.
   Подал голос ее сотовый. Неужели опять эта стерва Жанна Федоровна или еще кто-то из соседей? Этери взглянула на определитель. Катя.
   – Да, Катюня.
   – Фира, что у тебя случилось? Почему домофон не работает?
   – Я его отключила. А ты где? – насторожилась Этери.
   – Я тут, за воротами.
   Этери хотела сказать, что у нее нет сил, что голова раскалывается… Нет, Катя – это хорошо. На Катю всегда можно положиться. Она и поддержит, и развеселит, и головную боль снимет лучше любой таблетки.
   – Сейчас открою. Там кроме тебя никого нет?
   – Да нет, тут полно всяких, но милиция всех разгоняет.
   – Милиция? Это хорошо, – обрадовалась Этери. – Сейчас, погоди минутку.
   Она вызвала охранников и велела открыть Кате Лобановой, но больше никого не пропускать, а Катю провести прямо в гостевой коттедж.
   И вскоре Катя появилась. За ней шел водитель, груженый, как караван верблюдов.
   – Что это? – растерялась Этери.
   – Я пирогов напекла и притаранила танкер мороженого. Думала, будем себя жалеть. А что у тебя случилось?
   – Долго рассказывать. Давай сперва поедим. У меня еще звери не кормлены. Эй, братва! – позвала Этери. – А ну руки мыть!
   – У вас бульона не найдется? – спросила Катя, пока водитель сгружал сумки в столовой.
   – Сейчас узнаем. – Этери деловито набрала номер пристройки, которую в шутку называла «хозблоком». – Валентина Петровна, мальчиков давно пора кормить…
   – Уже несу, – хлопотливо ответила Валентина Петровна, не дав хозяйке договорить.
   – А у нас бульона нет? Катя приехала, пирогов привезла.
   – Как не быть? – Экономка даже как будто обиделась. – Мадина, захвати бульону.
   – Так, мороженое пока в морозильник, – распорядилась Катя. – Пироги не трогать, они в термосумке, пусть будут горяченькие.
   Мальчишки окружили ее. Там, где тетя Катя, там всегда вкусно и весело.
   – А с чем пироги?
   – С мясом, с капустой, с грибами и с рыбой. Весь набор.
   – Я с рыбой не люблю, – насупился Сандрик.
   – Ну и не ешь, нам больше останется.
   Пришли Валентина Петровна с Мадиной, принесли ужин.
   – Где бы нам раздобыть больших чашек для бульона? – спросила Катя.
   – Сейчас не до чашек, – покачала головой Этери. – У нас ведь пожар был…
   – Ну и ладно, поедим из тарелок, – беспечно отмахнулась Катя. – Валентина Петровна, водителя моего покормите, пожалуйста.
   – Все сделаю, Катенька, не беспокойтесь. Как хорошо, что вы приехали, – шепнула ей Валентина Петровна. – Побудьте с ней. Ой, а на десерт у нас ничего нет!
   – Я мороженое привезла, – успокоила ее Катя. – Хотите, вам тоже дам? Там на всех хватит.
   – Спасибо, нам не надо. Побудьте с ней, – повторила Валентина Петровна и ушла вместе с Мадиной.
   – Руки все вымыли? – с шутливой грозностью спросила Катя.
   – Я еще не вымыла, – отозвалась Этери. – Да и ты сама, если на то пошло.
   – Давай ты первая. А я могу и здесь, в кухне.
   Катя все знала в этой кухне, которую по просьбе Этери спроектировала сама. Она вымыла руки, нашла тарелки и приборы, накрыла на стол. На плите тем временем подогрелся бульон. Из ванной вернулась Этери.
   – Я суп не хочу, – закапризничал Никушка. – Суп на ужин не едят.
   – Это не суп, – тут же нашлась Катя. – Это называется «консоме с пирожком». Может, ты и пирожка не хочешь? – прищурилась она лукаво.
   – Пирожка хочу.
   – Тогда ешь с консоме.
   Катя открыла термосумку, вытащила пироги – четыре огромные, лоснящиеся тюленьими боками кулебяки – и принялась нарезать их щедрыми ломтями.
   – Вот у меня так не получается, – вздохнула Этери. – Сколько раз пыталась по твоему рецепту – не выходит.
   – Мы как-нибудь вместе испечем, – примирительно предложила Катя. – Дело ж не только в том, сколько чего класть. Может, ты не вымешиваешь, как надо… Может, ты миксером, а тесто любит теплую человеческую руку. Это моя мама всегда так говорит. Вот я попробовала испечь мамины эклеры – так у меня в первый раз ничего не вышло. Мама все меня стращала, чтоб я тесто не передержала на огне. В результате я недодержала. Вбухала десяток яиц, а оно все равно жидкое. Ревела белугой. Хотела, называется, маме сюрприз сделать.
   Этери понимающе улыбнулась. Катина мама была великой кулинаркой, как, впрочем, и мама самой Этери. Обе принадлежали еще к тому поколению женщин, которые умеют солить грибы, вымачивать бруснику, делать фаршированную рыбу, печь настоящую сдобу, знают, зачем отделять белок от желтка и многие другие секреты домашней кухни. Дочери старались по мере сил перенимать у них эти секреты.
 
   Впервые за долгое время Этери поела с аппетитом. Мальчишки уписывали пироги за обе щеки, Сандрик забыл, что он не любит с рыбой. Съели и «консоме с пирожком», и приготовленного Дареджан Ираклиевной цыпленка, и салат, и лобио.
   – А какое мороженое? – спросила Этери.
   – Я же знаю, ты сливочное не любишь, – засмеялась Катя. – Есть шоколадное, есть банановый десерт, есть фисташковое.