Страница:
– Мне – банановое, – выскочил вперед Никушка.
– Получай. – Катя собрала тарелки со стола, сунула их в посудомоечную машину, расставила десертные. – А тебе какого, Сандрик?
– Мне с орехами.
– Как скажешь. – Катя положила ему фисташкового мороженого. – И я с тобой за компанию.
– А почему оно зеленое? – спросил Никушка.
– Что ты понимаешь, малышня! – накинулся на него старший брат.
– А ну-ка тихо! – прикрикнула на них Этери. – А то никто ничего не получит. Кроме трепки.
Мальчики тотчас же уткнулись носами в тарелки и заработали ложками.
Этери позвонила Валентине Петровне.
– Можете найти мальчикам смену одежды? Я уложу их здесь. Да, и ранцы захватите, пожалуйста, завтра же в школу… И собачий корм, и миски. Сейчас я вас покормлю, ребятки, – обратилась Этери к черным островам, тотчас же ожившим в ожидании еды.
Валентина Петровна опять пришла вместе с Мадиной.
– Поели? Вот и хорошо, – обрадовалась она. – Я сама их уложу, Этери Авессаломовна. Искупаю и уложу. Ой, а уроки-то на завтра?
– Да уж какие теперь уроки, – криво усмехнулась Этери. – Ничего, на первый раз прощается, а второго, надеюсь, не будет.
– Сандро, Нико, идемте со мной, – позвала Валентина Петровна и увела мальчиков наверх.
– Мам? – оглянулся по дороге Сандрик.
– Иди, милый, ложись, слушайся Валентину Петровну, я потом поднимусь, пожелаю вам обоим спокойной ночи.
– Ну рассказывай, – попросила Катя, когда подруги остались одни.
– Сперва ты мне скажи: что тебя надоумило вот так вдруг приехать? Да еще с пирогами? – Этери положила себе на блюдце любимого шоколадного мороженого. – Как ты узнала про пожар?
– Я не знала про пожар. Я утром что-то смотрела по Интернету, увидела баннер: «Леван Джавахадзе избил жену». Кликнула…
– Можешь не продолжать, – мрачно перебила Этери. – Это все моя бывшая горничная, Дана. Надо было раньше ее уволить, она вечно шпионила и сплетничала.
– А что все-таки случилось? – спросила Катя. – Ты у врача была?
– Нет еще, не до того было. Я заставила Левана сказать мальчикам, что он уходит. Он разозлился, мы с ним ругались, и он задел меня по лицу, когда одевался. А Дана увидела и…
– Задел? – переспросила Катя. – Ты уверена, что он не нарочно?
– Ни в чем я не уверена! Но… он никогда меня раньше не бил.
– Сходи к Софье Михайловне, поговори с ней, – посоветовала Катя.
– Я что, так и буду каждый день к ней шастать? Из-за каждого чиха? – рассердилась Этери.
– Это не чих. Это серьезное дело. Давай ей позвоним. Давай я сама позвоню.
– Не надо, – отказалась Этери. – Я и так чувствую себя полной дурой.
– Фирочка, ты вовсе не дура. И ты ни в чем не виновата. Давай с ней посоветуемся.
– Ничего уже не исправишь, – упрямилась Этери. – О чем советоваться?
– Она точно скажет, нарочно или не нарочно.
– Ну, допустим, нарочно. Ну и что? Дальше что?
– Фира, ты что, не понимаешь? Тогда тебе нельзя с ним больше встречаться! Мало ли что ему еще в голову взбредет? Да, а дети? Детей же надо беречь!
Этери задумалась.
– Тут бояться нечего. Он сам не рвется встречаться с детьми. Только и думает, что о своей золотуське.
– Ты говорила, это она зовет его золотуськой.
– А не один ли хрен? – скривилась Этери. – Я хотела ему про пожар рассказать, а теперь не буду.
– Расскажи мне.
– Пошли покурим, – предложила Этери.
– Ладно.
Катя покорно поднялась из-за стола. Ей хотелось сказать, что Этери слишком много курит, но она это уже говорила и теперь решила промолчать. Они вышли на крыльцо. В большом доме были отапливаемые веранды и балконы, а вот в гостевом не было. Пришлось одеться.
Этери рассказала, как Сандрик устроил пожар, как бригадир ей назло заливал дом водой и как она позвонила министру.
– Ну, Фирка, ты даешь! – восхитилась Катя. – От тебя умереть можно.
– Ловим кайф, где можем, – мрачно пошутила Этери. – Вот только не знаю, говорить Левану или нет.
– Ты же хотела не говорить…
– А вдруг это против меня обернется? – неожиданно зло ответила Этери. – Вдруг он потом меня попрекнет, что я ему вовремя не сказала? Я тут знаешь о чем подумала? Попрошу адвоката. Я сегодня у него была, доверенность оформила. Он мне ужасно понравился. Ты его знаешь, это Понизовский.
– Да, я его знаю. Он был душеприказчиком Голощапова, помогал Герману в права наследства вступить. Он очень толковый и знающий, – подтвердила Катя. – И что ты придумала?
– Я его попрошу. Ну, сказать Левану про пожар. Завтра же суд, они там встретятся. Пусть он скажет.
– Это мысль, – одобрила Катя. – Позвони ему.
– Сейчас позвоню. Я еще кое о чем попросить хочу. Он мне предлагал больше денег с Левана стребовать за этот фингал, а я отказалась.
– А теперь передумала?
– А теперь передумала. Пусть платит, раз он больше ни на что не годен. Мне пожарный инспектор сказал, что я страховку не получу, потому что Сандрик поджег. Скажу тебе честно… – Этери глубоко вздохнула и затушила сигариллу. – Пошли в дом. Да, так вот. Скажу тебе честно, я этот дом не люблю. И никогда не любила, только сама себе не признавалась. Я его, конечно, отремонтирую, но мне хотелось бы его продать. Он слишком велик. У меня сил нет бродить по этим хоромам.
– Это потому, что ни черта не ешь, – вставила Катя.
– Как это я не ем? А пироги? Кстати, я еще мороженого хочу.
– Ну это запросто. Но сначала позвони Понизовскому. А я пока тарелки достану.
Этери позвонила.
– Павел Михайлович, прошу прощения за беспокойство. Это Этери Элиава. Вы мне советовали взять с мужа денег побольше…
– Но вы отказались. А теперь передумали?
– Да, передумала. Я от вас приехала, а в доме пожар. Мой сын поджег, чтобы папа вернулся. Вы можете ему завтра передать?
– Конечно.
– Просто скажите, что так и так… Хочу, чтобы он был в курсе. Чтобы ко мне никаких претензий, – продолжала Этери. – Но сама я звонить ему не хочу. Страховку за дом я не получу, это не страховой случай…
– Я могу это оспорить, – предложил Понизовский. – Ваш сын недееспособен. Ему сколько лет?
– Девять. Но у меня сил нет – судиться еще и со страховой компанией, я лучше возьму эти деньги с Левана. Он отдал мне семнадцать процентов акций, а я хочу двадцать пять. Пусть у меня будет блокирующий пакет. Скажите ему, что я доверенность выдам, пусть управляет, я вмешиваться не буду, но деньги пусть мне идут.
– Безотзывную доверенность? – быстро спросил адвокат.
Этери впервые слышала, что доверенности бывают безотзывными, но сразу поняла, что это такое.
– Нет. Вы ему просто не говорите, не уточняйте. Скорее всего, он сам и не спросит. Ему не до того, у него свадьба на носу, а еще развод не оформлен. Время поджимает, понимаете?
– Я понимаю, но, Этери, он в суде будет не один, наверняка с адвокатом, а уж адвокат сразу смекнет, что доверенность может стать оружием в ваших руках. Ладно, я понял, сделаю что смогу.
– Просто пригрозите ему, что иначе я не дам развода и будем мы потом сто лет тахту пилить. Он пойдет на сделку.
Понизовский тихонько рассмеялся: похоже, его позабавило, что клиентка дает ему советы.
– Хорошо, я постараюсь. Держитесь. Вам есть где жить?
– Да, у нас гостевой дом есть. Спасибо. Ну вот, дело сделано, – объявила Этери, отключив связь.
– Теперь позвони Софье Михайловне.
– Вот пристала! Нет, теперь я мороженого поем.
Со второго этажа спустилась экономка.
– Легли? – спросила Этери.
– Легли, – подтвердила Валентина Петровна.
– Сейчас я к ним поднимусь. Катюнь, поставь пока мою порцию в холодильник.
Глава 5
– Получай. – Катя собрала тарелки со стола, сунула их в посудомоечную машину, расставила десертные. – А тебе какого, Сандрик?
– Мне с орехами.
– Как скажешь. – Катя положила ему фисташкового мороженого. – И я с тобой за компанию.
– А почему оно зеленое? – спросил Никушка.
– Что ты понимаешь, малышня! – накинулся на него старший брат.
– А ну-ка тихо! – прикрикнула на них Этери. – А то никто ничего не получит. Кроме трепки.
Мальчики тотчас же уткнулись носами в тарелки и заработали ложками.
Этери позвонила Валентине Петровне.
– Можете найти мальчикам смену одежды? Я уложу их здесь. Да, и ранцы захватите, пожалуйста, завтра же в школу… И собачий корм, и миски. Сейчас я вас покормлю, ребятки, – обратилась Этери к черным островам, тотчас же ожившим в ожидании еды.
Валентина Петровна опять пришла вместе с Мадиной.
– Поели? Вот и хорошо, – обрадовалась она. – Я сама их уложу, Этери Авессаломовна. Искупаю и уложу. Ой, а уроки-то на завтра?
– Да уж какие теперь уроки, – криво усмехнулась Этери. – Ничего, на первый раз прощается, а второго, надеюсь, не будет.
– Сандро, Нико, идемте со мной, – позвала Валентина Петровна и увела мальчиков наверх.
– Мам? – оглянулся по дороге Сандрик.
– Иди, милый, ложись, слушайся Валентину Петровну, я потом поднимусь, пожелаю вам обоим спокойной ночи.
– Ну рассказывай, – попросила Катя, когда подруги остались одни.
– Сперва ты мне скажи: что тебя надоумило вот так вдруг приехать? Да еще с пирогами? – Этери положила себе на блюдце любимого шоколадного мороженого. – Как ты узнала про пожар?
– Я не знала про пожар. Я утром что-то смотрела по Интернету, увидела баннер: «Леван Джавахадзе избил жену». Кликнула…
– Можешь не продолжать, – мрачно перебила Этери. – Это все моя бывшая горничная, Дана. Надо было раньше ее уволить, она вечно шпионила и сплетничала.
– А что все-таки случилось? – спросила Катя. – Ты у врача была?
– Нет еще, не до того было. Я заставила Левана сказать мальчикам, что он уходит. Он разозлился, мы с ним ругались, и он задел меня по лицу, когда одевался. А Дана увидела и…
– Задел? – переспросила Катя. – Ты уверена, что он не нарочно?
– Ни в чем я не уверена! Но… он никогда меня раньше не бил.
– Сходи к Софье Михайловне, поговори с ней, – посоветовала Катя.
– Я что, так и буду каждый день к ней шастать? Из-за каждого чиха? – рассердилась Этери.
– Это не чих. Это серьезное дело. Давай ей позвоним. Давай я сама позвоню.
– Не надо, – отказалась Этери. – Я и так чувствую себя полной дурой.
– Фирочка, ты вовсе не дура. И ты ни в чем не виновата. Давай с ней посоветуемся.
– Ничего уже не исправишь, – упрямилась Этери. – О чем советоваться?
– Она точно скажет, нарочно или не нарочно.
– Ну, допустим, нарочно. Ну и что? Дальше что?
– Фира, ты что, не понимаешь? Тогда тебе нельзя с ним больше встречаться! Мало ли что ему еще в голову взбредет? Да, а дети? Детей же надо беречь!
Этери задумалась.
– Тут бояться нечего. Он сам не рвется встречаться с детьми. Только и думает, что о своей золотуське.
– Ты говорила, это она зовет его золотуськой.
– А не один ли хрен? – скривилась Этери. – Я хотела ему про пожар рассказать, а теперь не буду.
– Расскажи мне.
– Пошли покурим, – предложила Этери.
– Ладно.
Катя покорно поднялась из-за стола. Ей хотелось сказать, что Этери слишком много курит, но она это уже говорила и теперь решила промолчать. Они вышли на крыльцо. В большом доме были отапливаемые веранды и балконы, а вот в гостевом не было. Пришлось одеться.
Этери рассказала, как Сандрик устроил пожар, как бригадир ей назло заливал дом водой и как она позвонила министру.
– Ну, Фирка, ты даешь! – восхитилась Катя. – От тебя умереть можно.
– Ловим кайф, где можем, – мрачно пошутила Этери. – Вот только не знаю, говорить Левану или нет.
– Ты же хотела не говорить…
– А вдруг это против меня обернется? – неожиданно зло ответила Этери. – Вдруг он потом меня попрекнет, что я ему вовремя не сказала? Я тут знаешь о чем подумала? Попрошу адвоката. Я сегодня у него была, доверенность оформила. Он мне ужасно понравился. Ты его знаешь, это Понизовский.
– Да, я его знаю. Он был душеприказчиком Голощапова, помогал Герману в права наследства вступить. Он очень толковый и знающий, – подтвердила Катя. – И что ты придумала?
– Я его попрошу. Ну, сказать Левану про пожар. Завтра же суд, они там встретятся. Пусть он скажет.
– Это мысль, – одобрила Катя. – Позвони ему.
– Сейчас позвоню. Я еще кое о чем попросить хочу. Он мне предлагал больше денег с Левана стребовать за этот фингал, а я отказалась.
– А теперь передумала?
– А теперь передумала. Пусть платит, раз он больше ни на что не годен. Мне пожарный инспектор сказал, что я страховку не получу, потому что Сандрик поджег. Скажу тебе честно… – Этери глубоко вздохнула и затушила сигариллу. – Пошли в дом. Да, так вот. Скажу тебе честно, я этот дом не люблю. И никогда не любила, только сама себе не признавалась. Я его, конечно, отремонтирую, но мне хотелось бы его продать. Он слишком велик. У меня сил нет бродить по этим хоромам.
– Это потому, что ни черта не ешь, – вставила Катя.
– Как это я не ем? А пироги? Кстати, я еще мороженого хочу.
– Ну это запросто. Но сначала позвони Понизовскому. А я пока тарелки достану.
Этери позвонила.
– Павел Михайлович, прошу прощения за беспокойство. Это Этери Элиава. Вы мне советовали взять с мужа денег побольше…
– Но вы отказались. А теперь передумали?
– Да, передумала. Я от вас приехала, а в доме пожар. Мой сын поджег, чтобы папа вернулся. Вы можете ему завтра передать?
– Конечно.
– Просто скажите, что так и так… Хочу, чтобы он был в курсе. Чтобы ко мне никаких претензий, – продолжала Этери. – Но сама я звонить ему не хочу. Страховку за дом я не получу, это не страховой случай…
– Я могу это оспорить, – предложил Понизовский. – Ваш сын недееспособен. Ему сколько лет?
– Девять. Но у меня сил нет – судиться еще и со страховой компанией, я лучше возьму эти деньги с Левана. Он отдал мне семнадцать процентов акций, а я хочу двадцать пять. Пусть у меня будет блокирующий пакет. Скажите ему, что я доверенность выдам, пусть управляет, я вмешиваться не буду, но деньги пусть мне идут.
– Безотзывную доверенность? – быстро спросил адвокат.
Этери впервые слышала, что доверенности бывают безотзывными, но сразу поняла, что это такое.
– Нет. Вы ему просто не говорите, не уточняйте. Скорее всего, он сам и не спросит. Ему не до того, у него свадьба на носу, а еще развод не оформлен. Время поджимает, понимаете?
– Я понимаю, но, Этери, он в суде будет не один, наверняка с адвокатом, а уж адвокат сразу смекнет, что доверенность может стать оружием в ваших руках. Ладно, я понял, сделаю что смогу.
– Просто пригрозите ему, что иначе я не дам развода и будем мы потом сто лет тахту пилить. Он пойдет на сделку.
Понизовский тихонько рассмеялся: похоже, его позабавило, что клиентка дает ему советы.
– Хорошо, я постараюсь. Держитесь. Вам есть где жить?
– Да, у нас гостевой дом есть. Спасибо. Ну вот, дело сделано, – объявила Этери, отключив связь.
– Теперь позвони Софье Михайловне.
– Вот пристала! Нет, теперь я мороженого поем.
Со второго этажа спустилась экономка.
– Легли? – спросила Этери.
– Легли, – подтвердила Валентина Петровна.
– Сейчас я к ним поднимусь. Катюнь, поставь пока мою порцию в холодильник.
Глава 5
Этери поднялась попрощаться с сыновьями. Зашла сперва к Никушке, зная, что с Сандриком придется объясняться. Поцеловала сына, перекрестила…
– Спи, мой родной. Тебе тут удобно? Не холодно?
– Нет… Мам, а что теперь будет? Мы здесь будем жить?
– Это ненадолго, Никушенька, мы себе другой дом найдем. Уютный, веселый…
– А наш дом?
– Его ремонтировать надо. Спи. Завтра в школу.
Она вышла, ступая легко и бесшумно, и заглянула к Сандрику. Как и накануне, он плакал.
– Мам, прости меня.
Этери присела на кровать и обняла его.
– Все хорошо, Сандрик, все хорошо.
– Ты не сердишься?
– Нет, больше не сержусь.
– Я уроки не сделал.
– Ничего, я тебе записку в школу дам, что у нас пожар был. Спи. Но никогда больше так не делай, договорились?
– Я больше не буду. Я только хотел, чтобы папа вернулся.
– Запомни, Сандрик: так ты его не вернешь.
– А как? А если я заболею жутко-жутко?
– Нет, ты лучше будь здоровым, хорошо? Если ты заболеешь жутко-жутко, кто будет мне помогать? Кто будет меня защищать? Думаешь, можно заболеть жутко-жутко, а когда папа вернется, сразу поправиться? Так не бывает. Не шути такими вещами.
И его тоже Этери укрыла поплотнее, поцеловала и перекрестила.
– Будь умницей. Будь моим хорошим мальчиком. Спи.
Она тихонько вышла из спальни и спустилась вниз. Катя упаковывала для Валентины Петровны остатки пирогов.
– Они уже остыли, но можно в микроволновке разогреть.
– Хорошо. Я вам сумку обратно принесу, – пообещала на прощание экономка.
– Отдайте водителю. Как там мальчики, Фира?
– Надеюсь, спят.
Этери села и машинально потянулась за куревом.
– Ты же хотела мороженого!
– Ладно, давай его сюда.
– Я тебе музыкальный презент привезла, – объявила Катя. – Но отдам, только когда позвонишь Софье Михайловне.
– Во вредина! – вздохнула Этери. Она доела мороженое и набрала номер. – Говори сама, я не знаю, что говорить. – И она протянула айфон Кате.
– Софья Михайловна, добрый вечер! Это Катя Лобанова. Извините за беспокойство. Софья Михайловна, я опять по поводу Этери, помните ее? Вчера муж ее ударил. Она говорит, нечаянно, но я не верю. А сегодня ее сын устроил пожар. Папу хотел вернуть. Софья Михайловна, мне кажется, ей надо с вами посоветоваться. Да, даю трубку.
И Катя вернула телефон Этери.
– Софья Михайловна, я прошу прощения, – заговорила Этери, – но это может подождать до следующего четверга. Не хочу лишний раз показываться на людях с синяком под глазом.
– Приходите ко мне завтра, – предложила Софья Михайловна. – Но не в приемную, а в женский приют. Я там три раза в неделю бываю, и завтра – как раз такой день.
– Женский приют? – переспросила Этери.
– Да, есть такой приют для жертв домашнего насилия – «Не верь, не бойся, не прощай». Я там консультирую, веду групповую терапию. Приезжайте смело, там никого не удивит синяк под глазом. К полудню сможете?
Этери кинулась было объяснять, что у нее был пожар в доме, куча дел, надо картины вывезти, надо ремонтников найти, но осеклась на полуслове. Вывезти картины она успеет. Найти ремонтников – тоже не вопрос. Если уж эта женщина отнеслась к ней с таким вниманием и принимает ее проблемы близко к сердцу, надо быть благодарной. Что ж, можно считать, теперь она тоже жертва домашнего насилия.
– Я приеду, – сказала она в трубку.
– Я вам адрес перешлю эсэмэской, хорошо?
Этери вспомнила уютную кругленькую старушку и улыбнулась. Ее собственная мать лет на пятнадцать моложе, но терпеть не может всякую современную технику, боится компьютеров и сотовых телефонов, всего, что с кнопками. Любимая присказка: «Дай мне умереть в двадцатом веке!» А Софья Михайловна… надо же, какая продвинутая!
– Хорошо, спасибо. Я буду к полудню. – Отключив связь, Этери повернулась к Кате. – Ну где там твой музыкальный презент? Только я курить хочу.
– Пошли во двор, – покорно согласилась Катя, доставая миниатюрный плеер.
Опять пришлось одеться. На крыльце подруги взяли по наушнику. Этери закурила, а Катя включила плеер. Первой шла песня Рэя Чарльза «Пошел вон, Джек». Этери прыснула со смеху, услышав, как женщина выпроваживает своего никчемного дружка, а он умоляет его не прогонять.
– Класс! – сказала она, отсмеявшись. – А дальше?
– Сейчас услышишь.
Вторым номером композиции был суперхит Глории Гейнор «Я выживу». Опять женщина прогоняет неверного возлюбленного, вздумавшего было заглянуть на огонек по старой памяти. Опять в десятку.
– Ну, Катька, ну спасибо!
– Погоди, есть еще и третий номер.
Третьим номером была песня Эрты Китт «Я все еще здесь». Женщина, прошедшая огонь и воду, рассказывает, как она выстояла.
– Вмастила! – кивнула Этери, выслушав песню. – Я только сегодня вспоминала Эрту Китт.
– В какой связи? – заинтересовалась Катя.
– Слушай, мне надо в дом сходить, посмотреть, как там дела, и вещи взять. Пойдешь со мной?
– Конечно, пойду!
– А я по дороге расскажу. Нет, давай сперва еще разок послушаем.
– Давай.
И женщины направились к дому, приплясывая на ходу, как школьницы, раскачиваясь в такт и азартно подпевая Рэю Чарльзу:
Они прошлись по дому. В холле еще чувствовалась сырость, хотя пожарные откачали воду. Но дым и копоть стояли повсюду, в горле першило. Этери начала открывать окна, устраивать сквозняки. Поднялась на второй этаж, взяла себе чистую одежду, обувь, косметику. Катя помогла ей все упаковать в большую дорожную сумку.
– Послушай, – начала она нерешительно, – ты не хочешь на время переехать с детьми в дом Голощапова?
Голощапов, покойный тесть ее мужа Германа Ланге, скончался скоропостижно, но перед смертью успел отписать зятю все свое имущество, включая дом.
– Я думала, вы его продали, – удивленно обернулась к ней Этери.
– Нет, еще не продали. Столько возни было с этим наследством, да и в силу оно вступило только через полгода… И потом, ты же знаешь, Германа подозревали в убийстве Фраермана…
– Ничего глупее придумать невозможно! – взорвалась Этери.
Депутат Госдумы Леонид Яковлевич Фраерман начинал когда-то правой рукой Голощапова. Долгое время они были компаньонами в бизнесе. Потом между ними пробежала кошка, а вскоре после смерти Голощапова кто-то всадил пулю в голову Фраерману. Случилось это в так называемом катране – подпольном казино. Стреляли с глушителем, никто ничего не слышал и не видел, камер наблюдения в катране, понятное дело, нет. Убийство явно заказное. Германа Ланге таскали на допросы, а он из благородства молчал, хотя был уверен, что это дело рук его покойного тестя. К счастью, следователи сами разобрались, что он непричастен, но крови попортили изрядно.
Фраерман многим дорогу перешел, нажил немало врагов и помимо Германа. С таким же успехом можно было подозревать кого угодно. Следствие переключилось на других фигурантов, но шло не слишком активно: все поняли, что это глухой висяк, концов не найти. Голощапов обеспечил себе самое надежное в мире алиби: ушел в мир иной незадолго до убийства.
– Потом Лизочка родилась, не до того было, – продолжала Катя. – Да мы и не спешили, это же не горит… Ой, прости.
– Ничего, – улыбнулась Этери. – Нечаянные каламбуры, они, знаешь, самые смешные. Спасибо тебе, но мы, пожалуй, здесь останемся, в гостевом домике поживем. А этот дом… У меня к нему душа не лежит. Я его отремонтирую и продам.
– А жить где будешь?
Этери отмахнулась.
– Новое что-нибудь подыщу или построю. Но придется здесь, на Рублевке, мальчики здесь в школу ходят, я не хочу их дергать. Ничего, я что-нибудь найду. Идем.
И они двинулись в обратный путь под ту же веселую и ритмичную песенку Рэя Чарльза.
– Как здорово, – заметила Этери. – Мне до смерти надоело разыгрывать «Богатые тоже плачут». Так хотелось почувствовать себя нормально! Спасибо, Катька!
– Не за что.
Подруги оставили сумку, которую несли вместе, держа каждая за одну ручку, в столовой-гостиной, после чего Этери опять взялась за сигариллы.
– Не делай такое лицо. Знаешь, как курить хочется!
– Да я молчу, – вздохнула Катя. – Мне, пожалуй, пора.
– Слушай, переночуй у меня, – предложила Этери. – Места полно. Куда переться на ночь глядя?
– Ничего, водитель отвезет.
– Да, – спохватилась Этери уже на крыльце, – а чего ты с водителем? Ты же сама водишь!
Когда-то, еще при первом муже, Катя получила права, и Алик купил ей «Жигули», но их угнали в первую же ночь. С тех пор Кате так и не довелось сесть за руль. Выйдя замуж за Германа, она вновь сдала на права, у нее теперь была своя машина, причем отнюдь не «Жигули».
– Понимаешь, я… временно беременна, а Герман совсем с ума сошел. Ему дай волю, он бы меня в портшезе носил.
– Запряженном шестью симпатичными мулатами, – понимающе кивнула Этери. – А ты не поторопилась?
– У меня все нормально, цикл восстановился, – ответила Катя. – Я даже рада, что они будут погодками. Ужасно хочется родить Герману сына.
– А если опять будет дочка? – хитро прищурилась Этери.
– Герман на все согласен.
– Ты УЗИ уже делала?
– Нет, рано, еще не разглядишь этот черепаший хвостик. Если он там есть.
– Ой, у тебя черепаший хвостик, а я курю! – спохватилась Этери. – Что ж ты молчала?
– Ничего, я с наветренной стороны, – пошутила Катя. – И мне правда пора, честное слово.
– Давай еще разок послушаем.
– Лучше я тебе плеер оставлю, слушай, сколько влезет. Позвони мне завтра, как вернешься от Софьи Михайловны.
– А ты мне – сегодня, как домой приедешь.
– Ну зачем? – покачала головой Катя. – А вдруг ты уже спать ляжешь?
– Я устала, – призналась Этери. – Но ты все-таки позвони. Не одному же Герману с ума сходить!
– Ладно. – Катя вернулась в дом за сумочкой, вызвала из хозяйственной пристройки водителя и расцеловала Этери на прощанье. – Держись, Фирка. Позвони обязательно!
Оставшись одна, Этери первым долгом еще раз заглянула к детям. Оба спали. Она спустилась вниз и приняла ванну. После такого долгого и трудного дня хотелось отмокнуть в горячей воде с душистой пеной. Лежа в ванне, она опять включила плеер и прослушала Катин подарок. У нее больше не было настроения слушать бодрящего и ритмичного Рэя Чарльза, она перелистала прямо к «Я выживу».
Слушая страстный, темпераментный, почти истеричный голос Глории Гейнор, Этери вдруг подумала, что все последнее время идет по туго натянутой струне. Струна немилосердно режет ступни, но сойти нельзя, даже свалиться она не имеет права. Надо держать баланс хотя бы ради детей. Не она устанавливала эти правила, а теперь почему-то должна им следовать.
«Четыре четверти пути», – вспомнился ей Высоцкий. Только неизвестно, когда они закончатся, эти четыре четверти. Путь вытягивался перед ней в бесконечность, как перед Ахиллом в апории Зенона. Как и Ахиллу, ей никогда не догнать ползущую впереди черепаху. «Это так унизительно для Ахилла, – подумала Этери, – вечно плестись вслед за черепахой… И зачем только Зенон втиснул сюда именно Ахилла? Мог взять любого зверя, оленя например…»
Этери чувствовала, как разгорается в груди яростный ахиллесов гнев. Она поднялась в ванне и смыла с себя пену. Правила для нее установил Леван, сам того не зная и даже особо не задумываясь. А орудием послужили дети. Ради детей надо терпеть. Надо делать вид, что у них по-прежнему есть папа, который их любит. Но быстроногого Ахилла не заставишь делать шажки все короче и короче, приноравливаясь к ходу черепахи. Да он обгонит ее одним махом и не заметит!
Вот только Этери не может разрешить свою проблему одним махом. Ей приходится семенить. Лгать детям, терять друзей… Ну, с друзьями она разберется, это не так страшно. Многие подружки в последнее время перестали звонить. В глазах так называемого «общества» – искусственного, замкнутого, манерного и стервозного рублевского мирка – она теперь изгой. Брошенная жена. Почти падшая женщина. Их жадный интерес теперь устремлен на золотуську. Она взяла приз, поймала золотой мяч удачи.
Ну и черт с ними, Этери и без них прекрасно проживет. «Заблокировать в телефоне номера необязательных подружек»… Даже блокировать ничего не надо, они сами отпадут. Что и доказала сегодня Жанна Федоровна. Вот и отлично. Больше не ходить на их безвкусные и вульгарные тусовки…
Этери часто бывала на этих тусовках с мужем. Многие богачи придумывали шарады, «хеппенинги», живые картины… Придумывали не сами, им писали сценарии авторы эстрадных скетчей и «поэты-песенники» (не путать с поэтами), эстрадные комики работали у них «аниматорами», или, по-русски говоря, массовиками-затейниками.
Впрочем, некоторые и сами баловались сочинительством. Во многих богатых людях с обретением заветной круглой суммы просыпались не перебродившие в подростковом возрасте творческие амбиции. Одни писали пьесы, сценарии, кое у кого хватало денег ставить по этим сценариям фильмы и финансировать прокат. Другие – таких было больше – писали песни, одному даже хватило денег купить себе фигуриста, который вышел на показательное выступление под вопли:
Эх, Россия!
РОССИЯ!
РОССИЮШКА!
– в авторском исполнении.
Хорошо, что Леван не такой, признавала Этери. Не писал песен, не сочинял шарад и сценариев поиска сокровищ. И других не приглашал для него сочинять. Но он соблюдал правила и присутствовал, пусть и в качестве пассивного наблюдателя, на игрищах, устроенных другими.
Многим толстосумам нравилось унижать гостей. Устраивать соревнования по влезанию на столб за магнумом шампанского, поиски сокровищ с перекапыванием земли настоящими лопатами или доение чучела верблюда, у которого из причинного места вытекало пиво. Этери категорически отказывалась принимать участие в этом натужном веселье с шутками ниже плинтуса. Просто сидела и пережидала, мечтая скорей попасть домой.
– Что мы здесь делаем? – спрашивала она Левана. – Зачем мы все это терпим?
– Это крупный заказчик, – отвечал он с важностью.
Или просто: «Нужный человек».
Она терпела. Как-то раз на одном таком сборище невысокая, полненькая молодая женщина, дочь стального короля Пассека, как потом выяснила Этери, демонстративно встала и ушла. За ней поспешил ее спутник, которого Этери тем более не знала. Он пытался ее удержать, успокоить, уговаривал вернуться… Она вырвала у него руку и все-таки ушла. А известный массовик-затейник, работавший аниматором на этом сборище, кинулся за ней с криком:
– Девушка, ну куда же вы? – И тут же на весь зал: – Вы только посмотрите, какой у нее развал колес! Девушка, не уходите!
– Я тоже хочу уйти, – шепнула тогда Этери Левану.
– Да брось, ну неудачно пошутил человек, с кем не бывает? Мне еще нужно кое с кем переговорить.
Этери не стала спорить, хотя ей было противно и стыдно. А главное, она не понимала: почему нельзя пригласить нужных людей в ресторан или домой и переговорить в спокойной деловой обстановке? Сама Этери как раз славилась умением устраивать небольшие изысканные вечеринки, званые обеды и ужины без ярмарочных аттракционов, без полуголых девиц, вылезающих из торта, без «музона» и пошлых шуток.
Что ж, теперь она ото всего этого избавлена. И слава богу. У нее есть настоящие друзья. Есть Катя, Нина Нестерова. Вера Нелюбина[7]. Вера – женщина-банкир, очень строгая, замкнутая, пожалуй, даже чопорная, но это для тех, кто ее не знает. Этери консультировала ее банк по поводу покупки картин, и они с Верой подружились.
Они ее не бросят. А больше ей никто не нужен.
Этери сполоснулась, вытерлась, расчесала роскошные длинные волосы, заплела их на ночь в две свободные косы и вышла из ванной в спальню на первом этаже, где стояла большая двуспальная кровать.
Зазвонил ее сотовый: Катя. Этери ответила.
– Ну все, добралась до дому в целости и сохранности. Ты как?
– Да вроде пока жива. – Этери хотела пошутить, но сама почувствовала, что шутка вышла чересчур мрачной. – Прости, Катюха, я не то хотела сказать. Спасибо тебе. Я давно так классно не веселилась.
– Ложись спать.
– Уже, – заверила подругу Этери.
– Я тебя разбудила? – испугалась Катя.
– Нет, я только-только из ванной. Что-то я сегодня малость подустала.
– Странно, – иронически хмыкнула Катя, – вроде весь день ничего не делала. Ладно, позвони мне завтра, как от Софьи Михайловны вернешься. А может, заедешь?
– Нет, у меня дел невпроворот, я лучше позвоню.
– Ладно, спи.
Сон не шел к ней. Вроде устала как собака, а уснуть не получается. Может, оттого, что на новом месте? Ей вспомнилась детская присказка:
Чтобы не думать о непрошеном, Этери заставила себя думать о нужном. Надо прямо с утра позвонить в реставрационные мастерские, пусть приедут и заберут картины. Но договориться на послеобеденный час. А лучше на послезавтра: еще неизвестно, когда она из Москвы вернется. Да-да, лучше на послезавтра. Хорошо, что самые ценные дедушкины картины хранятся в банковском сейфе у Веры Нелюбиной! Пожар их не затронул.
– Спи, мой родной. Тебе тут удобно? Не холодно?
– Нет… Мам, а что теперь будет? Мы здесь будем жить?
– Это ненадолго, Никушенька, мы себе другой дом найдем. Уютный, веселый…
– А наш дом?
– Его ремонтировать надо. Спи. Завтра в школу.
Она вышла, ступая легко и бесшумно, и заглянула к Сандрику. Как и накануне, он плакал.
– Мам, прости меня.
Этери присела на кровать и обняла его.
– Все хорошо, Сандрик, все хорошо.
– Ты не сердишься?
– Нет, больше не сержусь.
– Я уроки не сделал.
– Ничего, я тебе записку в школу дам, что у нас пожар был. Спи. Но никогда больше так не делай, договорились?
– Я больше не буду. Я только хотел, чтобы папа вернулся.
– Запомни, Сандрик: так ты его не вернешь.
– А как? А если я заболею жутко-жутко?
– Нет, ты лучше будь здоровым, хорошо? Если ты заболеешь жутко-жутко, кто будет мне помогать? Кто будет меня защищать? Думаешь, можно заболеть жутко-жутко, а когда папа вернется, сразу поправиться? Так не бывает. Не шути такими вещами.
И его тоже Этери укрыла поплотнее, поцеловала и перекрестила.
– Будь умницей. Будь моим хорошим мальчиком. Спи.
Она тихонько вышла из спальни и спустилась вниз. Катя упаковывала для Валентины Петровны остатки пирогов.
– Они уже остыли, но можно в микроволновке разогреть.
– Хорошо. Я вам сумку обратно принесу, – пообещала на прощание экономка.
– Отдайте водителю. Как там мальчики, Фира?
– Надеюсь, спят.
Этери села и машинально потянулась за куревом.
– Ты же хотела мороженого!
– Ладно, давай его сюда.
– Я тебе музыкальный презент привезла, – объявила Катя. – Но отдам, только когда позвонишь Софье Михайловне.
– Во вредина! – вздохнула Этери. Она доела мороженое и набрала номер. – Говори сама, я не знаю, что говорить. – И она протянула айфон Кате.
– Софья Михайловна, добрый вечер! Это Катя Лобанова. Извините за беспокойство. Софья Михайловна, я опять по поводу Этери, помните ее? Вчера муж ее ударил. Она говорит, нечаянно, но я не верю. А сегодня ее сын устроил пожар. Папу хотел вернуть. Софья Михайловна, мне кажется, ей надо с вами посоветоваться. Да, даю трубку.
И Катя вернула телефон Этери.
– Софья Михайловна, я прошу прощения, – заговорила Этери, – но это может подождать до следующего четверга. Не хочу лишний раз показываться на людях с синяком под глазом.
– Приходите ко мне завтра, – предложила Софья Михайловна. – Но не в приемную, а в женский приют. Я там три раза в неделю бываю, и завтра – как раз такой день.
– Женский приют? – переспросила Этери.
– Да, есть такой приют для жертв домашнего насилия – «Не верь, не бойся, не прощай». Я там консультирую, веду групповую терапию. Приезжайте смело, там никого не удивит синяк под глазом. К полудню сможете?
Этери кинулась было объяснять, что у нее был пожар в доме, куча дел, надо картины вывезти, надо ремонтников найти, но осеклась на полуслове. Вывезти картины она успеет. Найти ремонтников – тоже не вопрос. Если уж эта женщина отнеслась к ней с таким вниманием и принимает ее проблемы близко к сердцу, надо быть благодарной. Что ж, можно считать, теперь она тоже жертва домашнего насилия.
– Я приеду, – сказала она в трубку.
– Я вам адрес перешлю эсэмэской, хорошо?
Этери вспомнила уютную кругленькую старушку и улыбнулась. Ее собственная мать лет на пятнадцать моложе, но терпеть не может всякую современную технику, боится компьютеров и сотовых телефонов, всего, что с кнопками. Любимая присказка: «Дай мне умереть в двадцатом веке!» А Софья Михайловна… надо же, какая продвинутая!
– Хорошо, спасибо. Я буду к полудню. – Отключив связь, Этери повернулась к Кате. – Ну где там твой музыкальный презент? Только я курить хочу.
– Пошли во двор, – покорно согласилась Катя, доставая миниатюрный плеер.
Опять пришлось одеться. На крыльце подруги взяли по наушнику. Этери закурила, а Катя включила плеер. Первой шла песня Рэя Чарльза «Пошел вон, Джек». Этери прыснула со смеху, услышав, как женщина выпроваживает своего никчемного дружка, а он умоляет его не прогонять.
– Класс! – сказала она, отсмеявшись. – А дальше?
– Сейчас услышишь.
Вторым номером композиции был суперхит Глории Гейнор «Я выживу». Опять женщина прогоняет неверного возлюбленного, вздумавшего было заглянуть на огонек по старой памяти. Опять в десятку.
– Ну, Катька, ну спасибо!
– Погоди, есть еще и третий номер.
Третьим номером была песня Эрты Китт «Я все еще здесь». Женщина, прошедшая огонь и воду, рассказывает, как она выстояла.
– Вмастила! – кивнула Этери, выслушав песню. – Я только сегодня вспоминала Эрту Китт.
– В какой связи? – заинтересовалась Катя.
– Слушай, мне надо в дом сходить, посмотреть, как там дела, и вещи взять. Пойдешь со мной?
– Конечно, пойду!
– А я по дороге расскажу. Нет, давай сперва еще разок послушаем.
– Давай.
И женщины направились к дому, приплясывая на ходу, как школьницы, раскачиваясь в такт и азартно подпевая Рэю Чарльзу:
– Супер! – Этери с трудом перевела дух. – А Эрту Китт я вспомнила, потому что она в аварию попала как раз перед премьерой. Здорово долбанулась и глаз повредила. Но не растерялась, напялила тюрбан, да так, чтоб глаз прикрывал. Вот и я так сегодня проездила целый день.
Пошел вон, Джек,
И больше сюда ни ногой.
Ни ногой, ни ногой, ни ногой, ни ногой!
Пошел вон, Джек,
И больше сюда ни ногой.
Они прошлись по дому. В холле еще чувствовалась сырость, хотя пожарные откачали воду. Но дым и копоть стояли повсюду, в горле першило. Этери начала открывать окна, устраивать сквозняки. Поднялась на второй этаж, взяла себе чистую одежду, обувь, косметику. Катя помогла ей все упаковать в большую дорожную сумку.
– Послушай, – начала она нерешительно, – ты не хочешь на время переехать с детьми в дом Голощапова?
Голощапов, покойный тесть ее мужа Германа Ланге, скончался скоропостижно, но перед смертью успел отписать зятю все свое имущество, включая дом.
– Я думала, вы его продали, – удивленно обернулась к ней Этери.
– Нет, еще не продали. Столько возни было с этим наследством, да и в силу оно вступило только через полгода… И потом, ты же знаешь, Германа подозревали в убийстве Фраермана…
– Ничего глупее придумать невозможно! – взорвалась Этери.
Депутат Госдумы Леонид Яковлевич Фраерман начинал когда-то правой рукой Голощапова. Долгое время они были компаньонами в бизнесе. Потом между ними пробежала кошка, а вскоре после смерти Голощапова кто-то всадил пулю в голову Фраерману. Случилось это в так называемом катране – подпольном казино. Стреляли с глушителем, никто ничего не слышал и не видел, камер наблюдения в катране, понятное дело, нет. Убийство явно заказное. Германа Ланге таскали на допросы, а он из благородства молчал, хотя был уверен, что это дело рук его покойного тестя. К счастью, следователи сами разобрались, что он непричастен, но крови попортили изрядно.
Фраерман многим дорогу перешел, нажил немало врагов и помимо Германа. С таким же успехом можно было подозревать кого угодно. Следствие переключилось на других фигурантов, но шло не слишком активно: все поняли, что это глухой висяк, концов не найти. Голощапов обеспечил себе самое надежное в мире алиби: ушел в мир иной незадолго до убийства.
– Потом Лизочка родилась, не до того было, – продолжала Катя. – Да мы и не спешили, это же не горит… Ой, прости.
– Ничего, – улыбнулась Этери. – Нечаянные каламбуры, они, знаешь, самые смешные. Спасибо тебе, но мы, пожалуй, здесь останемся, в гостевом домике поживем. А этот дом… У меня к нему душа не лежит. Я его отремонтирую и продам.
– А жить где будешь?
Этери отмахнулась.
– Новое что-нибудь подыщу или построю. Но придется здесь, на Рублевке, мальчики здесь в школу ходят, я не хочу их дергать. Ничего, я что-нибудь найду. Идем.
И они двинулись в обратный путь под ту же веселую и ритмичную песенку Рэя Чарльза.
– Как здорово, – заметила Этери. – Мне до смерти надоело разыгрывать «Богатые тоже плачут». Так хотелось почувствовать себя нормально! Спасибо, Катька!
– Не за что.
Подруги оставили сумку, которую несли вместе, держа каждая за одну ручку, в столовой-гостиной, после чего Этери опять взялась за сигариллы.
– Не делай такое лицо. Знаешь, как курить хочется!
– Да я молчу, – вздохнула Катя. – Мне, пожалуй, пора.
– Слушай, переночуй у меня, – предложила Этери. – Места полно. Куда переться на ночь глядя?
– Ничего, водитель отвезет.
– Да, – спохватилась Этери уже на крыльце, – а чего ты с водителем? Ты же сама водишь!
Когда-то, еще при первом муже, Катя получила права, и Алик купил ей «Жигули», но их угнали в первую же ночь. С тех пор Кате так и не довелось сесть за руль. Выйдя замуж за Германа, она вновь сдала на права, у нее теперь была своя машина, причем отнюдь не «Жигули».
– Понимаешь, я… временно беременна, а Герман совсем с ума сошел. Ему дай волю, он бы меня в портшезе носил.
– Запряженном шестью симпатичными мулатами, – понимающе кивнула Этери. – А ты не поторопилась?
– У меня все нормально, цикл восстановился, – ответила Катя. – Я даже рада, что они будут погодками. Ужасно хочется родить Герману сына.
– А если опять будет дочка? – хитро прищурилась Этери.
– Герман на все согласен.
– Ты УЗИ уже делала?
– Нет, рано, еще не разглядишь этот черепаший хвостик. Если он там есть.
– Ой, у тебя черепаший хвостик, а я курю! – спохватилась Этери. – Что ж ты молчала?
– Ничего, я с наветренной стороны, – пошутила Катя. – И мне правда пора, честное слово.
– Давай еще разок послушаем.
– Лучше я тебе плеер оставлю, слушай, сколько влезет. Позвони мне завтра, как вернешься от Софьи Михайловны.
– А ты мне – сегодня, как домой приедешь.
– Ну зачем? – покачала головой Катя. – А вдруг ты уже спать ляжешь?
– Я устала, – призналась Этери. – Но ты все-таки позвони. Не одному же Герману с ума сходить!
– Ладно. – Катя вернулась в дом за сумочкой, вызвала из хозяйственной пристройки водителя и расцеловала Этери на прощанье. – Держись, Фирка. Позвони обязательно!
Оставшись одна, Этери первым долгом еще раз заглянула к детям. Оба спали. Она спустилась вниз и приняла ванну. После такого долгого и трудного дня хотелось отмокнуть в горячей воде с душистой пеной. Лежа в ванне, она опять включила плеер и прослушала Катин подарок. У нее больше не было настроения слушать бодрящего и ритмичного Рэя Чарльза, она перелистала прямо к «Я выживу».
Слушая страстный, темпераментный, почти истеричный голос Глории Гейнор, Этери вдруг подумала, что все последнее время идет по туго натянутой струне. Струна немилосердно режет ступни, но сойти нельзя, даже свалиться она не имеет права. Надо держать баланс хотя бы ради детей. Не она устанавливала эти правила, а теперь почему-то должна им следовать.
«Четыре четверти пути», – вспомнился ей Высоцкий. Только неизвестно, когда они закончатся, эти четыре четверти. Путь вытягивался перед ней в бесконечность, как перед Ахиллом в апории Зенона. Как и Ахиллу, ей никогда не догнать ползущую впереди черепаху. «Это так унизительно для Ахилла, – подумала Этери, – вечно плестись вслед за черепахой… И зачем только Зенон втиснул сюда именно Ахилла? Мог взять любого зверя, оленя например…»
Этери чувствовала, как разгорается в груди яростный ахиллесов гнев. Она поднялась в ванне и смыла с себя пену. Правила для нее установил Леван, сам того не зная и даже особо не задумываясь. А орудием послужили дети. Ради детей надо терпеть. Надо делать вид, что у них по-прежнему есть папа, который их любит. Но быстроногого Ахилла не заставишь делать шажки все короче и короче, приноравливаясь к ходу черепахи. Да он обгонит ее одним махом и не заметит!
Вот только Этери не может разрешить свою проблему одним махом. Ей приходится семенить. Лгать детям, терять друзей… Ну, с друзьями она разберется, это не так страшно. Многие подружки в последнее время перестали звонить. В глазах так называемого «общества» – искусственного, замкнутого, манерного и стервозного рублевского мирка – она теперь изгой. Брошенная жена. Почти падшая женщина. Их жадный интерес теперь устремлен на золотуську. Она взяла приз, поймала золотой мяч удачи.
Ну и черт с ними, Этери и без них прекрасно проживет. «Заблокировать в телефоне номера необязательных подружек»… Даже блокировать ничего не надо, они сами отпадут. Что и доказала сегодня Жанна Федоровна. Вот и отлично. Больше не ходить на их безвкусные и вульгарные тусовки…
Этери часто бывала на этих тусовках с мужем. Многие богачи придумывали шарады, «хеппенинги», живые картины… Придумывали не сами, им писали сценарии авторы эстрадных скетчей и «поэты-песенники» (не путать с поэтами), эстрадные комики работали у них «аниматорами», или, по-русски говоря, массовиками-затейниками.
Впрочем, некоторые и сами баловались сочинительством. Во многих богатых людях с обретением заветной круглой суммы просыпались не перебродившие в подростковом возрасте творческие амбиции. Одни писали пьесы, сценарии, кое у кого хватало денег ставить по этим сценариям фильмы и финансировать прокат. Другие – таких было больше – писали песни, одному даже хватило денег купить себе фигуриста, который вышел на показательное выступление под вопли:
Эх, Россия!
РОССИЯ!
РОССИЮШКА!
– в авторском исполнении.
Хорошо, что Леван не такой, признавала Этери. Не писал песен, не сочинял шарад и сценариев поиска сокровищ. И других не приглашал для него сочинять. Но он соблюдал правила и присутствовал, пусть и в качестве пассивного наблюдателя, на игрищах, устроенных другими.
Многим толстосумам нравилось унижать гостей. Устраивать соревнования по влезанию на столб за магнумом шампанского, поиски сокровищ с перекапыванием земли настоящими лопатами или доение чучела верблюда, у которого из причинного места вытекало пиво. Этери категорически отказывалась принимать участие в этом натужном веселье с шутками ниже плинтуса. Просто сидела и пережидала, мечтая скорей попасть домой.
– Что мы здесь делаем? – спрашивала она Левана. – Зачем мы все это терпим?
– Это крупный заказчик, – отвечал он с важностью.
Или просто: «Нужный человек».
Она терпела. Как-то раз на одном таком сборище невысокая, полненькая молодая женщина, дочь стального короля Пассека, как потом выяснила Этери, демонстративно встала и ушла. За ней поспешил ее спутник, которого Этери тем более не знала. Он пытался ее удержать, успокоить, уговаривал вернуться… Она вырвала у него руку и все-таки ушла. А известный массовик-затейник, работавший аниматором на этом сборище, кинулся за ней с криком:
– Девушка, ну куда же вы? – И тут же на весь зал: – Вы только посмотрите, какой у нее развал колес! Девушка, не уходите!
– Я тоже хочу уйти, – шепнула тогда Этери Левану.
– Да брось, ну неудачно пошутил человек, с кем не бывает? Мне еще нужно кое с кем переговорить.
Этери не стала спорить, хотя ей было противно и стыдно. А главное, она не понимала: почему нельзя пригласить нужных людей в ресторан или домой и переговорить в спокойной деловой обстановке? Сама Этери как раз славилась умением устраивать небольшие изысканные вечеринки, званые обеды и ужины без ярмарочных аттракционов, без полуголых девиц, вылезающих из торта, без «музона» и пошлых шуток.
Что ж, теперь она ото всего этого избавлена. И слава богу. У нее есть настоящие друзья. Есть Катя, Нина Нестерова. Вера Нелюбина[7]. Вера – женщина-банкир, очень строгая, замкнутая, пожалуй, даже чопорная, но это для тех, кто ее не знает. Этери консультировала ее банк по поводу покупки картин, и они с Верой подружились.
Они ее не бросят. А больше ей никто не нужен.
Этери сполоснулась, вытерлась, расчесала роскошные длинные волосы, заплела их на ночь в две свободные косы и вышла из ванной в спальню на первом этаже, где стояла большая двуспальная кровать.
Зазвонил ее сотовый: Катя. Этери ответила.
– Ну все, добралась до дому в целости и сохранности. Ты как?
– Да вроде пока жива. – Этери хотела пошутить, но сама почувствовала, что шутка вышла чересчур мрачной. – Прости, Катюха, я не то хотела сказать. Спасибо тебе. Я давно так классно не веселилась.
– Ложись спать.
– Уже, – заверила подругу Этери.
– Я тебя разбудила? – испугалась Катя.
– Нет, я только-только из ванной. Что-то я сегодня малость подустала.
– Странно, – иронически хмыкнула Катя, – вроде весь день ничего не делала. Ладно, позвони мне завтра, как от Софьи Михайловны вернешься. А может, заедешь?
– Нет, у меня дел невпроворот, я лучше позвоню.
– Ладно, спи.
Сон не шел к ней. Вроде устала как собака, а уснуть не получается. Может, оттого, что на новом месте? Ей вспомнилась детская присказка:
Кажется, полагается расческу под подушку положить… Вздор. Не нужен ей жених! Надо спать, завтра трудный день, опять в Москву ехать… Мысли мешают. Мысли назойливые, неотвязные, как мухи, так и лезут в голову.
Сплю на новом месте,
Приснись жених невесте.
Чтобы не думать о непрошеном, Этери заставила себя думать о нужном. Надо прямо с утра позвонить в реставрационные мастерские, пусть приедут и заберут картины. Но договориться на послеобеденный час. А лучше на послезавтра: еще неизвестно, когда она из Москвы вернется. Да-да, лучше на послезавтра. Хорошо, что самые ценные дедушкины картины хранятся в банковском сейфе у Веры Нелюбиной! Пожар их не затронул.